Дюма Александр. Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1

   — Клянусь вам, ничего.
   — Неужели она не скрывает намерения увидеться с каким-нибудь юным герцогом, маркизом или виконтом?
   — Не думаю, — сказала графиня.
   — А что на это скажет Шон?
   — Мы так не думаем, сир.
   — Надо бы выслушать полицейский рапорт.
   — Рапорт господина де Сартина или мой?
   — Господина де Сартина.
   — Сколько вы готовы ему заплатить?
   — Если он мне сообщит что-нибудь любопытное, я не стану торговаться.
   — Тогда вам лучше довериться моим сыщикам и принять мой рапорт. Я вам готова услужить.., по-королевски.
   — Вы готовы себя продать?
   — А почему бы нет, если цена подходящая?
   — Ну что же, пусть будет так. Послушаем ваш рапорт. Но предупреждаю: не лгите.
   — Государь! Вы меня оскорбляете.
   — Я хотел сказать: не отвлекайтесь.
   — Хорошо! Сир! Готовьте кошелек: вот мой рапорт.
   — Я готов, — отвечал король, зазвенев золотыми в кармане.
   — Итак, графиню Дю Барри видели сегодня в Париже около двух часов пополудни.
   — Дальше, дальше, это мне известно — На улице Валуа.
   — А что ж тут такого?
   — Около шести к ней прибыл Замор — В этом тоже нет ничего невозможного. А что делала графиня Дю Барри на улице Валуа?
   — Она приехала к себе домой.
   — Это понятно. Но зачем она туда приехала?
   — Она должна была там встретиться со своей поручительницей.
   — С крестной матерью? — переспросил король с недовольным выражением, которое ему не удалось скрыть. — Разве графиня Дю Барри собирается креститься?
   — Да, сир, в большой купели, зовущейся Версалем.
   — Клянусь честью, она не права: язычество так ей к лицу!
   — Ничего не поделаешь, сир! Вы же знаете поговорку:
   «Запретный плод сладок»!
   — Так запретный плод — это крестная мать, которую вы во что бы то ни стало желаете найти?
   — Мы ее нашли, сир.
   Король вздрогнул и пожал плечами.
   — Мне очень нравится, что вы пожимаете плечами, сир. Это доказывает, что вы, ваше величество, были бы в отчаянии, если бы оказались свидетелем поражения всяких там Граммон, Гемене и прочих придворных ханжей.
   — Вы так думаете?
   — Ну конечно! Вы со всеми с ними в сговоре!
   — Я — в сговоре?.. Графиня! Запомните раз навсегда: король может вступать в сговор только с королями.
   — Это верно. Но дело в том, что все ваши короли дружны с господином де Шуазелем.
   — Однако вернемся к крестной матери.
   — С удовольствием, сир.
   — Так вам удалось состряпать поручительницу?
   — Я нашла ее в готовом виде, да еще какую! Это некая графиня де Беарн из семьи царствовавших принцев, ни больше, ни меньше! Надеюсь, она достойна свойственницы союзников Стюартов?
   — Графиня де Беарн? — удивленно переспросил король. — Я знаю только одну Беарн, она живет где-то около Верчена.
   — Это она и есть, она срочно прибыла в Париж.
   — Она готова протянуть вам руку?
   — Обе!
   — Когда же?
   — Завтра в одиннадцать утра она будет иметь честь получить у меня тайную аудиенцию; в это же время, если вопрос не кажется вам нескромным, она будет просить короля назначить день, и вы его назначите как можно раньше, не так ли, государь?
   Король рассмеялся, но как-то не очень искренно.
   — Разумеется, разумеется, — отвечал он, целуя графине ручку.
   Вдруг он вскричал:
   — Завтра в одиннадцать часов?
   — Ну да, за завтраком.
   — Это невозможно, дорогая.
   — Почему невозможно?
   — Я не буду здесь завтракать — я должен немедленно вас покинуть.
   — Что случилось? — спросила Дю Барри, почувствовав, как у нее похолодело сердце. — Почему вы хотите ехать ?
   — Я обязательно должен быть в Марли, дорогая графиня, у меня назначена встреча с Сартином: нас ждут неотложные дела.
   — Как угодно, сир. Но вы по крайней мере поужинаете с нами, я надеюсь?
   — Да, поужинаю. Может быть… Да, я голоден, я буду ужинать.
   — Прикажи подавать на стол, Шон, — обратилась графиня к сестре, подавая ей условный знак, о котором, вероятно, они заранее условились.
   Шон вышла.
   Король перехватил поданный графиней знак в зеркале и хотя не понял его значения, но почуял западню.
   — Да нет, — сказал он, — нет, не могу даже поужинать… Я должен ехать сию же минуту. Мне надо подписывать бумаги, ведь сегодня суббота!
   — Как вам будет угодно. Я прикажу подавать лошадей.
   — Да, дорогая!
   — Шон! Возвратилась Шон.
   — Лошадей его величества! — приказала графиня.
   — Слушаюсь, — с улыбкой отвечала Шон. Она снова вышла.
   В следующее мгновение в приемной послышался ее голос:
   — Лошадей его величества!

Глава 33. КОРОЛЬ РАЗВЛЕКАЕТСЯ

   Король был доволен тем, что проявил силу воли и наказал графиню за то, что она заставила его ждать, и в то же время избавил себя от неприятностей, связанных с ее представлением. Он направился к выходу.
   В эту минуту возвратилась Шон.
   — Где мои слуги?
   — В передней никого нет, ваше величество. Король подошел к двери.
   — Слуги короля! — крикнул он. Никто не отвечал: можно было подумать, что все во дворце замерло, даже эхо не ответило ему.
   — Трудно поверить, — возвращаясь в гостиную, проговорил король, — что я — внук короля, сказавшего когда-то: «Мне чуть было не пришлось ждать!»
   Он подошел к окну и распахнул его.
   Площадка перед дворцом была так же безлюдна, как и передняя: ни лошадей, ни курьеров, ни охраны. Взгляд тонул в ночной мгле, все было спокойно и величаво; в неверном лунном свете колыхались вдали верхушки деревьев парка Шату да переливались мириадами звездочек воды Сены, извивавшейся подобно гигантской ленивой змее и видимой на протяжении приблизительно пяти миль, то есть от Буживаля до Мезон.
   Невидимый соловей выводил в ночи свою чарующую песнь, какую можно услышать только в мае, как будто его радостные трели могли звучать лишь посреди достойной для них природы в недолгие весенние дни.
   Людовик XV не был ни мечтателем, ни поэтом, ему было не понять всей этой гармонии, он был материалист до мозга костей.
   — Графиня! — с досадой проговорил он. — Прикажите прекратить это безобразие, умоляю вас! Какого черта! Пора положить конец этой дурацкой комедии!
   — Сир! — отвечала графиня, надувая очаровательные губки, что почти всегда действовало на короля безотказно, — здесь распоряжаюсь не я.
   — Ну уж, во всяком случае, и не я! — воскликнул Людовик XV. — Вы только посмотрите, как мне здесь повинуются!..
   — Да, сир, вас слушаются не больше, чем меня.
   — Так кто же здесь командует? Может быть, вы, Шон?
   — Я сама повинуюсь с большим трудом, сир, а уж распоряжаться другими мне еще тяжелее, — отвечала она с другого конца гостиной, сидя в кресле рядом с графиней.
   — Так кто же здесь хозяин?
   — Разумеется, господин дворецкий, сир.
   — Господин Замор?
   — Да.
   — Верно. Позовите кого-нибудь.
   Графиня с очаровательной непринужденностью протянула руку к шелковому шнуру с жемчужной кисточкой на конце и позвонила.
   Лакей, наученный, по всей видимости, заранее, ожидал в передней. Он явился на звонок.
   — Где дворецкий? — спросил король.
   — Совершает обход.
   — Обход? — переспросил король.
   — Да, и с ним четверо офицеров, — отвечал лакей.
   — В точности, как господин де Мальборо! — воскликнула графиня.
   Король не смог удержать улыбки.
   — Да, странно, — проговорил он. — Впрочем, что вам мешает запрячь моих лошадей?
   — Сир! Господин дворецкий приказал запереть конюшни, опасаясь, как бы туда не забрался злоумышленник.
   — Где мои курьеры?
   — На кухне, сир.
   — Что они там делают?
   — Спят.
   — То есть как — спят?
   — Согласно приказанию.
   — Чьему приказанию?
   — Приказанию дворецкого.
   — А что двери? — спросил король.
   — Какие двери, сир?
   — Двери замка.
   — Заперты, сир.
   — Хорошо, пусть так, но ведь можно сходить за ключами!
   — Сир! Все ключи висят на поясе дворецкого.
   — Какой образцовый порядок! — воскликнул король. — Черт побери! Какой порядок!
   Видя, что король исчерпал вопросы, лакей вышел. Откинувшись в кресле, графиня покусывала белую розу, рядом с которой ее губы казались коралловыми.
   — Мне жалко вас, ваше величество, — сказала королю графиня, улыбнувшись так томно, как умела она одна, — дайте вашу руку, и отправимся на поиски. Шон, посвети нам!
   Шон шла впереди, готовясь устранить любые непредвиденные обстоятельства, которые могли возникнуть на ее пути.
   Стоило им свернуть по коридору, как короля стал Дразнить аромат, способный пробудить аппетит самого тонкого гурмана.
   — Ах, ах! — останавливаясь, воскликнул король. — Чем здесь пахнет, графиня?
   — Сир, да ведь это ужин! Я полагала, что король окажет мне честь и поужинает в Люсьенн, вот я и подготовилась.
   Людовик XV несколько раз вдохнул соблазнительный аромат, размышляя о том, что его желудок уже некоторое время напоминал о себе. Он подумал, что ему понадобится по меньшей мере полчаса на то, чтобы, подняв шум, разбудить курьеров, около четверти часа на то, чтобы оседлали лошадей, десять минут, чтобы доехать до Марли. А в Марли его не ждут, значит, он не найдет там на ужин ничего, кроме дежурной закуски. Он еще раз втянул в себя вкусно пахнувший воздух и, подведя графиню к двери в столовую, остановился На ярко освещенном и великолепно сервированном столе были приготовлены два прибора.
   — Черт побери! — воскликнул король. — У вас искусный повар, графиня.
   — Сир! Сегодня как раз день, когда я его решила испытать, бедняга старался изо всех сил, чтобы угодить вашему величеству. Если вам не понравится, он способен перезать себе горло, как несчастный Ватель.
   — Вы и впрямь так полагаете? — спросил Людовик XV.
   — Да. Особенно ему удается омлет из фазаньих яиц, на который он очень рассчитывал…
   — Омлет из фазаньих яиц! Я обожаю это блюдо!
   — Видите, как не везет моему повару?
   — Так и быть, графиня, не будем его огорчать, — со смехом сказал король, — надеюсь, пока мы будем ужинать, господин Замор вернется с обхода.
   — Ах, сир, это блестящая идея! — воскликнула графиня, испытывая удовлетворение оттого, что выиграла первый тур. — Входите, сир, входите.
   — Кто же нам будет подавать? — спросил король, не видя ни одного лакея.
   — Сир! Неужели кофе покажется вам менее вкусным, если его налью вам я?
   — Нет, графиня, я ничего не буду иметь против, даже если вы его и приготовите сами.
   — Ну так идемте, сир.
   — Почему только два прибора? — спросил король. — Разве Шон поужинала?
   — Сир! Кто же мог без приказания вашего величества…
   — Иди, иди к нам, Шон, дорогая, — проговорил король и сам достал и горки тарелку и прибор, — садись напротив.
   — О, сир… — пролепетала Шон.
   — Не притворяйся покорной и смиренной подданной, лицемерка! Садитесь рядом со мной, графиня. Какой у вас прелестный профиль!
   — Вы только сегодня это заметили, государь?
   — А как бы я заметил?! Я привык смотреть вам в глаза, графиня. Ваш повар и в самом деле большой мастер. Какой суп из раков!
   — Так я была права, прогнав его предшественника?
   — Совершенно правы.
   — В таком случае, сир, следуйте моему примеру, и вы только выиграете.
   — Я вас не понимаю.
   — Я прогнала своего Шуазеля, гоните и вы своего!
   — Не надо политики, графиня. Дайте мне мадеры. Король протянул стакан. Графиня взялась за графин с узким горлышком и стала наливать королю вина.
   Пальчики у очаровательного виночерпия от напряжения побелели, а ноготки покраснели.
   — Лейте не торопясь, графиня, — сказал король.
   — Чтобы не взболтнуть вино?
   — Нет, чтобы я успел полюбоваться вашей ручкой.
   — Ах, ваше величество! — со смехом отвечала графиня. — Вы сегодня делаете открытие за открытием.
   — Клянусь честью, да! — воскликнул король, приходя постепенно вновь в хорошее расположение духа. — Мне кажется, я готов открыть…
   — Новый мир? — спросила графиня.
   — Нет, нет, это было бы слишком честолюбиво, с меня довольно и одного королевства. А я имею в виду остров, маленький клочок земли, живописную гору, дворец, в котором одна моя знакомая будет Армидой, а безобразные чудовища будут охранять вход, когда мне захочется забыться…
   — Сир! — заговорила графиня, протягивая королю графин с охлажденным шампанским (совсем новое по тем временам изобретение), — вот как раз вода из Леты.
   — Из реки Леты, графиня? Вы в этом уверены?
   — Да, сир, его доставил бедный Жан из самой преисподней, откуда он едва выбрался.
   — Графиня, — произнес король, поднимая свой бокал, — давайте выпьем за его счастливое воскрешение! И не надо политики, прошу вас!
   — Ну, тогда уж я и не знаю, о чем говорить, сир! Может быть, ваше величество расскажет какую-нибудь историю?
   — Нет, я вам прочту стихи.
   — Стихи? — воскликнула Дю Барри.
   — Да, стихи… Что вас удивляет?
   — Ваше величество их ненавидит!
   — Черт возьми, еще бы! Из сотни тысяч стихов девяносто девять тысяч нацарапаны против меня.
   — А те, что вы собираетесь прочесть, выбраны, вероятно, из оставшихся десяти тысяч? И разве они не могут заставить вас простить остальные девяносто тысяч?
   — Вы не то имеете в виду, графиня. Те стихи, что я собираюсь вам прочесть, посвящены вам.
   — Мне?
   — Вам.
   — Кто же их автор?
   — Господин де Вольтер.
   — И он поручил вашему величеству.
   — Нет, он посвятил их непосредственно вашему высочеству.
   — То есть как? Не сопроводив письмом?
   — Нет, почему же? Есть и прелестное письмо.
   — А, понимаю: ваше величество потрудились сегодня вместе с начальником почты.
   — Совершенно верно.
   — Читайте, сир, читайте стихи господина де Вольтера Людовик XV развернул листок и прочел:
   Харит благая мать, богиня наслаждений, На кипрские пиры любви и красоты Зачем приводишь ты сомнении мрачных тени?
   Героя мудрого за что терзаешь ты?
   Улисс необходим своей отчизне мирной И Агамемнону опорой служит он.
   Талант политика и ум его обширный Способны победить надменный Илион.
   Пусть боги власть любви признают высшей властью!
   Пусть поклоняются все красоте твоей!
   Сплетая лавр побед и розы сладострастья, Улыбкой светлою нас одари скорей!
   Без милости твоей покоя нет и счастья Для неспокойного властителя морей.
   Зачем же смертного, кого боится Троя, Преследует твой гнев? Улиссу страшен плен.
   Ведь перед красотой нет бога, нет героя, Который бы, смирясь, не преклонил колен.
   — Знаете, сир, — проговорила графиня, скорее задетая, нежели польщенная поэтическим посланием, — мне кажется, господин де Вольтер хочет с вами помириться.
   — Напрасный труд, — заметил Людовик XV. — Этот разбойник все разгромит, если возвратится в Париж Пускай отправляется к своему другу — моему кузену Фридриху Второму. С нас довольно и Руссо. А вы возьмите эти стихи, графиня, и подумайте над ними на досуге Графиня взяла листок, свернула его в трубочку и положила рядом со своей тарелкой.
   Король не спускал с нее глаз.
   — Сир! — заговорила Шон. — Не хотите ли глоток токайского?
   — Его прислали из погребов его величества императора Австрии, — сообщила графиня, — можете мне поверить, сир.
   — Из погребов императора… — проговорил король. — Настоящие винные погреба есть только у меня.
   — А я получаю вино и от вашего эконома.
   — Как! Вам удалось его обольстить?
   — Нет, я приказала…
   — Прекрасный ответ, графиня. Король сказал глупость — Однако государь…
   — Государь по крайней мере в одном прав: он любит вас всей душой.
   — Ах, сир, ну почему вы и в самом деле не хозяин в своем королевстве?
   — Графиня, не надо политики!
   — Не желает ли король кофе? — спросила Шон.
   — С удовольствием.
   — Его величество будет подогревать кофе сам, как обычно? — спросила графиня.
   — Да, если хозяйка ничего не будет иметь против. Графиня встала.
   — Почему вы встали?
   — Я хочу за вами поухаживать, сир.
   — Я вижу, что лучшее, что я могу сделать, — это не мешать вам, графиня, — отвечал король, развалившись на стуле после сытного ужина, который привел его в состояние душевного равновесия.
   Графиня внесла серебряную спиртовку, на которой стоял небольшой кофейник с кипящим кофе. Она поставила перед королем чашку с блюдцем из позолоченного серебра и графинчик богемского стекла. Рядом с блюдцем она положила свернутый в трубочку лист бумаги.
   С напряженным вниманием, с каким обыкновенно король это проделывал, он отсчитал сахар, отмерил кофе и аккуратно налил спирту так, чтобы он плавал на поверхности. Потом взял бумажную трубочку, подержал ее над свечой, поджег содержимое чашки и бросил бумажный фитиль на спиртовку — там фитиль и догорел.
   Через пять минут король, как истинный гурман, уже наслаждался кофе.
   Графиня дождалась, пока он выпьет все до последней капли.
   — Ах, сир, — вскричала она, — вы подожгли кофе стихами господина де Вольтера! Это принесет несчастье Шуазелям.
   — Я ошибался, — со смехом отвечал король, — вы не фея, вы — демон. Графиня встала.
   — Сир! — проговорила она. — Не желает ли ваше величество взглянуть, вернулся ли господин дворецкий?
   — А! Замор! А зачем?
   — Чтобы вернуться сегодня в Марли, сир.
   — Да, верно, — согласился король, делая над собой усилие, чтобы выйти из блаженного состояния, в котором он пребывал, — пойдемте посмотрим, графиня, пойдемте. Графиня Дю Барри подала знак Шон, и та исчезла. Король опять было взялся за расследование, но совсем в другом расположении духа, чем вначале. Философы отмечали, что взгляд человека на мир — мрачный или сквозь розовые очки — зависит почти всецело от его желудка.
   А у королей точно такой желудок, как у простых смертных, правда, похуже, как правило, чем у подданных, но он совершенно одинаково способен приводить весь организм в состояние блаженства или, напротив, уныния. Вот почему король был после ужина в прекрасном расположении духа.
   Не прошли они по коридору и десяти шагов, как новый аромат настиг короля.
   Распахнулась дверь в прелестную спаленку, двери которой были обтянуты белым атласом с рисунком из живых цветов. Комната была таинственно освещена, взгляд привлекал к себе альков, к которому вот уже два часа заманивала короля юная обольстительница.
   — Сир! Мне кажется, Замор еще не появлялся, — проговорила она. — Мы по-прежнему заключены в замке, нам остается бежать через окно.
   — При помощи простыней? — спросил король.
   — Сир! — с очаровательной улыбкой проговорила графиня. — Ну зачем же так?
   Король со смехом заключил ее в свои объятия, графиня уронила белую розу, и цветок покатился по полу, роняя лепестки.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1. ВОЛЬТЕР И РУССО

   Мы уже говорили, что спальня замка Люсьенн, как с архитектурной точки зрения, так и по своему убранству, представляла настоящее чудо.
   Расположенная в восточной части замка, она была так надежно защищена позолоченными ставнями и шелковыми занавесями, что дневной свет проникал в нее лишь когда, подобно королевскому придворному, получал на это и официальное и неофициальное разрешение.
   Летом скрытые вентиляторы освежали здесь очищенный воздух, будто бы навеянный тысячью вееров.
   Когда король вышел из голубой спальни, было десять часов.
   На этот раз королевские экипажи уже с девяти часов стояли наготове у парадного подъезда.
   Замор, скрестив на груди руки, отдавал, или делал вид, что отдает, распоряжения.
   Король выглянул из окна и увидел приготовления к отъезду.
   — Что это значит, графиня? — спросил он. — Разве мы не будем завтракать? Видно, вы собираетесь выпроводить меня голодным.
   — Господь с вами, сир, — ответила графиня, — но мне казалось, что у вашего величества назначена встреча в Марли с господином де Сартином.
   — Черт побери! — сказал король. — Я думаю, что можно было бы сказать Сартину, чтобы он приехал ко мне сюда. Это так близко!
   — Ваше величество окажет мне честь, вспомнив, что не ему первому пришла в голову эта мысль.
   — К тому же сегодня слишком прекрасное утро для работы. Давайте завтракать.
   — Сир, вам нужно будет подписать для меня бумаги.
   — По поводу графини де Беарн?
   — Совершенно верно. И потом, необходимо назначить день.
   — Какой день?
   — И час.
   — Какой час?
   — День и час моего представления ко двору.
   — Ну что ж, — сказал король, — вы действительно заслужили быть представленной ко двору, графиня. Назначьте день сами.
   — Ближайший, сир.
   — Значит, у вас все готово?
   — Да.
   — Вы научились делать все три реверанса?
   — Еще бы: я упражняюсь вот уже целый год.
   — А платьев — Его можно сшить за два дня.
   — У вас есть крестная?
   — Через час она будет здесь.
   — В таком случае, графиня, предлагаю вам договор.
   — Какой?
   — Вы больше не будете напоминать мне об этой истории виконта Жана с бароном де Таверне?
   — Значит, мы приносим в жертву бедного виконта?
   — Вот именно.
   — Ну что ж! Не будем больше говорить об этом, сир! День представления?
   — Послезавтра.
   — Час?
   — Десять часов вечера, как обычно.
   — Обещаете, сир?
   — Обещаю.
   — Слово короля?
   — Слово дворянина.
   — По рукам, государь!
   Графиня Дю Барри протянула королю свою изящную ручку — Людовик XV коснулся ее В это утро весь замок почувствовал хорошее расположение духа своего господина: ему пришлось уступить там, где он давно уже и сам решил уступить, но зато выиграть в другом: значит, победа за ним. Он даст сто тысяч ливров Жану — с условием, что тот отправится проигрывать их на воды, в Пиренеи или в Овернь. Это будет выглядеть как ссылка в глазах Шуазеля. Бедняки получили луидоры, карпам досталось печенье, а росписям Буше — комплименты.
   Хотя король плотно поужинал накануне, завтрак он съел с большим аппетитом.
   Между тем пробило одиннадцать. Подавая королю, графиня поглядывала на часы, которые, как ей казалось, шли слишком медленно.
   Король соблаговолил приказать, чтобы графиню де Беарн, когда та приедет, проводили прямо в столовую Кофе уже был подан, выпит, а графиня де Беарн все еще не появлялась.
   В четверть двенадцатого во дворе раздался стук копыт пущенной в галоп лошади.
   Дю Барри встала и выглянула в окно.
   Со взмыленной лошади соскочил курьер Жана Дю Барри.
   Графиня вздрогнула, но, так как она никоим образом не должна была выказывать волнения, боясь перемен в расположении духа у короля, она отошла от окна и села рядом с королем.
   Вошла Шон с запиской в руке.
   Отступать было некуда, нужно было прочесть записку.
   — Что это у вас, милая Шон? Любовное послание? — спросил король.
   — Разумеется, сир!
   — От кого же?
   — От бедного виконта.
   — Вы в этом уверены?
   — Убедитесь сами, сир.
   Король узнал почерк и, подумав, что в записке может идти речь о приключении в Ла Шоссе, сказал, отводя руку с запиской:
   — Хорошо, хорошо. Мне этого достаточно. Графиня сидела, как на иголках.
   — Записка адресована мне? — спросила она — Да, графиня.
   — Король позволит мне?..
   — Конечно, черт побери! А в это время Шон расскажет мне «Ворону и Лисицу».
   Он притянул к себе Шон, напевая самым фальшивым, по словам Жан-Жака, голосом во всем королевстве:
   Над милым слугою утратила власть я, Меня покидают веселье и счастье..
   Графиня отошла к окну и прочитала:
   «Не ждите старую злодейку, она говорит, что обожгла вчера вечером ногу и не выходит из комнаты. Можете поблагодарить Шон за ее столь своевременное появление вчера: именно ей мы всем этим обязаны: старая ведьма ее узнала, и весь наш спектакль провалился.
   Пусть этот маленький оборванец Жильбер, который всему причиной, благодарит Бога за то, что ему удалось сбежать, не то я свернул бы ему шею. Впрочем, пусть не отчаивается: когда я его отыщу, еще не поздно будет сделать это Итак, подводим итоги. Вы должны немедленно выехать в Париж, и там мы начнем все сначала.
   Жан».
   — Что-нибудь случилось? — спросил король, заметив внезапную бледность графини.
   — Ничего, сир. Это известие о здоровье моего шурина.
   — Надеюсь, наш дорогой виконт поправляется?
   — Ему лучше, сир, благодарю вас, — ответила графиня. — А вот и карета въезжает во двор.
   — Это, конечно, карета графини?
   — Нет, сир, господина де Сартина.
   — Куда же вы? — спросил король, видя, что Дю Барри направляется к двери.
   — Я оставляю вас одних и займусь своим туалетом, — ответила Дю Барри.
   — А как же графиня де Беарн?
   — Когда она приедет, сир, я буду иметь честь предупредить об этом ваше величество, — сказала графиня, судорожно сжав записку в кармане пеньюара.
   — Итак, вы покидаете меня, графиня, — сказал, тяжело вздохнув, король.
   — Сир! Сегодня воскресенье: бумаги, подписи, бумаги…
   Приблизившись к королю, она подставила ему свои свежие щечки, и на каждой из них он запечатлел звонкий поцелуй, после чего она вышла из комнаты.
   — К черту подписи! — сказал король — И тех, кому они нужны. Кто только выдумал министров, портфели, бумаги?
   Едва король договорил, в дверях, противоположных той, через которую вышла графиня, появились и министр, и портфель.
   Король издал еще один вздох, гораздо более тяжелый, чем предыдущий.