Дюма Александр. Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1

   — Будет исполнено, не беспокойтесь.
   — «Будет исполнено»! «Будет исполнено»! Опять в будущем, точно будущее принадлежит нам двоим! О, никто и никогда не поймет меня! — вскричал ученый, заметавшись в кресле и кусая кулаки. — «Не беспокойтесь»!.. И вы говорите, чтобы я не беспокоился! Да ведь если через три месяца эликсир не будет готов, все будет кончено для меня. Но уж если я переживу тот день, если я снова обрету молодость, гибкость мышц, свободу движений, тогда мне никто не будет нужен, никто мне не скажет «Я сделаю…», уж тогда я скажу: «Я сделал!»
   — Можете ли вы сказать то же по поводу нашего с вами общего великого дела? Вы уже думали о нем?
   — О, Господи, разумеется, да если бы я был так же уверен в моем эликсире, как уверен в формуле алмаза…
   — Вы действительно в ней уверены, учитель?
   — Конечно, потому что я его уже получил.
   — Получили?
   — Держите, вернее, смотрите.
   — Куда?
   — Справа от вас, вон в том небольшом стеклянном сосуде, да-да, вот в этом.
   Путешественник с жадностью схватил сосуд, на который указывал Альтотас. Это был маленький хрустальный кубок тонкой работы, дно и стенки которого покрывал мельчайший порошок.
   — Алмазная пыль! — вскричал молодой человек.
   — Точно, алмазная крошка, а что в середине? Вглядитесь хорошенько.
   — Да-да, вижу: алмаз величиной с ячменное зерно.
   — Размер не имеет значения. Мы можем собрать воедино весь порошок, из ячменного зерна получим конопляное, из конопляного — горошину. Но ради Бога, дорогой Ашарат, в обмен на уговор, который я заключаю с вами, прикажите, пожалуйста, поставить мне дымник на трубу, чтобы в нее не попадала вода, а также подыщите хорошего кучера, чтобы гроза обходила нас стороной.
   — Да-да, хорошо, не беспокойтесь.
   — Опять! Снова ваше вечное «Не беспокойтесь», что за мучение! Молодость! Безрассудная, самонадеянная молодость! — воскликнул он, мрачно усмехнувшись и открывая в улыбке беззубый рот; казалось, глаза его еще глубже ввалились.
   — Учитель! — обратился к нему Ашарат. — Огонь гаснет, тигель остывает, что там?
   — Взгляните сами.
   Молодой человек повиновался, открыл тигель и обнаружил в нем кусочек остекленевшего уголька величиной с небольшой орех.
   — Алмаз! — вскричал он. Затем добавил:
   — Да, но непрозрачный, неровный, не имеющий ценности.
   — Так ведь огонь погас, Ашарат, потому что на трубе не было дымника, понимаете?
   — Ну, простите меня, учитель, — проговорил молодой человек, так и этак поворачивая алмаз в пальцах. Камень то играл гранями, то оставался темным. — Простите меня и скушайте что-нибудь, нужно подкрепиться.
   — Пустое! Я уже выпил ложку эликсира часа два назад.
   — Ошибаетесь, учитель, это было в шесть утра.
   — Вот именно! А который теперь час?
   — Скоро половина третьего ночи.
   — Боже мой! — сложив руки на груди, вскричал ученый. — Еще один день позади, целый день потерян! Так дни стали короче? В сутках уже не двадцать четыре часа?
   — Раз вы не хотите поесть, учитель, то поспите хоть немного.
   — Ну что ж, я, пожалуй, сосну часика два. Но уж через два часа — заметьте время — через два часа вы меня разбудите.
   — Обещаю.
   — Видите ли, в чем дело, Ашарат: когда я засыпаю, — ласково проговорил старик, — я боюсь, что это уже навсегда. Так вы разбудите меня, не так ли? Не обещайте, лучше поклянитесь.
   — Клянусь, учитель.
   — Через два часа?
   — Через два часа.
   В это самое мгновение послышался топот копыт пущенной в галоп лошади. Раздался чей-то крик, выражавший беспокойство и вместе с тем удивление.
   — Что бы это значило? — распахнув дверь, вскричал путешественник. Он спрыгнул на землю, не обращая внимания на подножку.

Глава 3. ЛОРЕНЦА ФЕЛИЦИАНИ

   Пока путешественник и ученый беседовали, сидя в карете, снаружи произошло следующее.
   Удар молнии поразил лошадей, ехавших впереди, поднял на дыбы тех, что скакали сзади; дама, находившаяся в кабриолете, как мы уже сказали, потеряла сознание.
   Она оставалась несколько минут без чувств, затем мало-помалу пришла в себя, так как причиной обморока был лишь страх.
   — О Боже, — вымолвила она, — неужели все покинули меня и никто не сжалится надо мной?
   — Сударыня, — послышался робкий голос. — Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
   Услышав эти слова, которые, как ей показалось, кто-то произнес совсем рядом, молодая женщина встрепенулась и, просунув голову и руки сквозь кожаные занавеси кабриолета, оказалась лицом к лицу с молодым человеком, стоявшим на подножке.
   — Это вы сейчас говорили, сударь? — спросила она.
   — Да, сударыня, — отвечал молодой человек.
   — Вы предлагаете мне помощь?
   — Да.
   — Скажите сначала, что здесь произошло?
   — Случилось вот что, сударыня: молния почти угодила в карету, разорвав постромки лошадей, ехавших впереди. Они унесли с собой форейтора.
   Женщина огляделась, ее лицо выражало сильное беспокойство.
   — А.., тот, кто правил лошадьми, ехавшими сзади, где он? — спросила она.
   — Только что поднялся в фургон, сударыня.
   — С ним ничего не случилось?
   — Ничего.
   — Вы в этом уверены?
   — Во всяком случае, когда он спешился, он был жив и здоров.
   — Слава Богу!
   Женщина облегченно вздохнула.
   — А вы-то где были, сударь, как это вы оказались рядом так кстати и предлагаете мне помощь?
   — Сударыня! Меня захватила гроза, когда я гулял в этом мрачном месте; это не что иное, как вход в каменоломню. Вдруг я увидел, что из-за поворота показалась карета. Сначала я подумал, что лошади понесли, но потом я понял, что ими управляет крепкая рука. Вдруг со страшным треском полыхнула молния, — я даже подумал, что она угодила в меня, и это конец. Все, что я рассказываю, происходило как во сне.
   — Так, значит, вы не уверены в том, что человек, который правил лошадьми, сейчас в фургоне?
   — Напротив, сударыня. Я пришел в себя и видел ясно, как он туда поднялся.
   — Не могли бы вы убедиться в том, что он все еще там?
   — То есть как?
   — А вот как. Если он в карете, вы услышите два голоса.
   Молодой человек спрыгнул с подножки, подошел к стенке фургона и прислушался.
   — Да, сударыня, — вернувшись, сообщил молодой человек, — он там.
   Молодая женщина кивнула головой, словно желая сказать: «Хорошо!» — и несколько минут просидела неподвижно в глубоком раздумье, опустив голову на руку.
   Тем временем молодой человек успел разглядеть ее.
   Это была молодая женщина лет двадцати трех — двадцати четырех. Лицо у нее было смуглое, но того матового оттенка, который бывает ярче и красивее розового и румяного лица.
   Прекрасные голубые глаза, устремленные ввысь в немом вопросе, сияли, словно звезды. Темные волосы были не напудрены; вопреки тогдашней моде, они ниспадали черными как смоль завитками на смуглую шею.
   Будто решившись на что-то, она спросила:
   — Сударь! Где мы находимся?
   — Это дорога, ведущая из Страсбурга в Париж.
   — А какое место дороги?
   — Мы в двух милях от Пьерфита.
   — Что такое Пьерфит?
   — Предместье.
   — А что за ним?
   — Бар-ле-Дюк.
   — Это название города?
   — Да, сударыня.
   — Большой это город?
   — Кажется, четыре или пять тысяч жителей.
   — А нет ли здесь проселочной дороги, которая вела бы прямо к Бар-ле-Дюку?
   — Нет, сударыня, во всяком случае, я о такой не слыхал.
   — Peccato, — прошептала она, скрываясь в кабриолете. Молодой человек выждал некоторое время, чтобы убедиться, не хочет ли она еще о чем-нибудь спросить. Она молчала, и он собрался уходить.
   Это его движение, по-видимому, вывело ее из состояния задумчивости; она снова выглянула из кабриолета.
   — Сударь! — позвала она. Молодой человек обернулся.
   — Я слушаю, — приближаясь, сказал он.
   — Вы позволите еще один вопрос?
   — Пожалуйста.
   — К задку фургона был привязан конь, не так ли?
   — Да, сударыня.
   — Он все еще там?
   — Не совсем так, сударыня: человек, скрывшийся в фургоне, отвязал его, а затем привязал к рессорам.
   — С конем тоже ничего не случилось?
   — Думаю, что нет.
   — Это дорогая лошадь, я ее очень люблю. Я бы хотела собственными глазами убедиться, что она цела и невредима. Но как я могу пройти по такой грязи?
   — Я могу привести лошадь сюда, — предложил молодой человек.
   — Пожалуйста, — воскликнула женщина, — приведите ее! я буду вам так признательна!
   Молодой человек подошел к коню, конь поднял голову и заржал.
   — Не бойтесь, — проговорила женщина, — он добрый, как ягненок.
   Затем, понизив голос, она позвала:
   — Джерид! Джерид!
   Конь, очевидно, узнал ее голос и, признав в ней хозяйку, повел головой и трепещущими ноздрями в сторону кабриолета.
   Не теряя времени, молодой человек отвязал коня.
   Едва конь почувствовал, что повод в чужих руках, он сделал резкое движение головой и одним махом отскочил футов на двадцать от кареты.
   — Джерид! — вновь позвала женщина как могла мягче. — Ко мне, Джерид, ко мне!
   Арабский скакун встряхнул умной прекрасной головой, с шумом втянул ноздрями воздух и, пританцовывая, словно под музыку, приблизился к кабриолету.
   Женщина наполовину высунулась из кабриолета.
   — Сюда, Джерид, сюда! — позвала она.
   Конь послушно потянулся к знакомой ласковой руке.
   В это мгновение изящная ручка ухватилась за конскую гриву, и, держась другой рукой за кожаный фартук кабриолета, женщина прыгнула в седло с легкостью валькирии из немецких баллад, взлетающих на круп коня, обняв путешественника за талию.
   Молодой человек бросился к ней, но она остановила его властным жестом.
   — Послушайте, — сказала она, — хотя вы молоды, вернее, так как вы молоды, вам, должно быть, еще не чужды человеческие чувства. Не противьтесь моему отъезду. Я бегу от человека, которого люблю. Однако прежде всего я — римлянка и истинная католичка. Так вот этот человек может погубить мою душу, если я останусь с ним. Он — безбожник, некромант, которого Бог только что предупредил, послав на его голову гром и молнию. Если бы он внял предупреждению! Передайте ему все, что я вам сказала. Желаю вам счастья в благодарность за вашу помощь! Прощайте!
   С этими словами легкая, словно облачко, она исчезла, уносимая Джеридом, пущенным в галоп.
   Видя, что она уезжает, молодой человек удивленно вскрикнул.
   Крик этот достиг слуха находившихся в карете и разбудил путешественника.

Глава 4. ЖИЛЬБЕР

   Крик этот, как мы сказали, разбудил путешественника. Он поспешно вышел из фургона, тщательно прикрыв за собой дверь, и окинул местность беспокойным взглядом. Первый, кого он заметил, был перепуганный молодой человек.
   Сверкнувшая в этот миг молния позволила путешественнику рассмотреть его с ног до головы, он устремил свойственный ему пристальный взгляд на того, кто привлек его внимание.
   Перед ним стоял юноша лет шестнадцати-семнадцати, небольшого роста, худощавый, подвижный. Его черные глаза бесстрашно устремлялись на интересовавший его предмет; взгляд его, возможно, был лишен нежности, однако был полон очарования. Нос у него был крючковатый, но тонко очерченный, тонкие губы и выступающие скулы свидетельствовали о хитрости и осторожности, выпуклый округлый подбородок говорил о решительном характере.
   — Это вы сейчас кричали? — спросил путешественник.
   — Да, сударь, — отвечал молодой человек.
   — А почему вы кричали?
   — Потому что…
   Молодой человек запнулся.
   — Потому что..? — повторил путешественник.
   — Сударь! В кабриолете была дама, не так ли?
   — Да.
   Бальзамо устремил взгляд на карету, словно пытаясь заглянуть внутрь сквозь стены.
   — А конь был привязан к рессорам кареты?
   — Да, а почему вы об этом спрашиваете?
   — Сударь! Дама, сидевшая в кабриолете, ускакала на коне, которого вы привязывали к рессорам.
   Не издав ни единого звука, не произнеся ни слова, Бальзамо бросился к кабриолету, откинул кожаные занавески: полыхнувшая в этот момент молния осветила опустевший кабриолет.
   — Проклятье! — издал он вопль, подобный громовому раскату, сопровождавшему его крик.
   Он стал озираться, словно ища способ отправиться в погоню, но очень скоро был вынужден признать, что это бесполезно.
   — Пытаться нагнать Джерида на одном из этих коней так же невозможно,
   — произнес он, качая головой, — как черепахе угнаться за газелью. Впрочем, я всегда могу узнать, где она, если только…
   С озабоченным видом он поспешно сунул руку в карман куртки, достал небольшой бумажник и раскрыл его. В одном из отделений бумажника он нашел сложенный лист бумаги, из которого выпала прядь черных волос.
   При виде волос лицо путешественника просияло, он совершенно успокоился, — во всяком случае, так могло показаться.
   — Вот и славно, — проговорил он, отерев со лба пот. — А она ничего не говорила вам перед отъездом?
   — Говорила, сударь.
   — Что же она вам сказала?
   — Просила передать, что покидает вас не потому, что сердится, а потому что боится вас, будучи истинной христианкой, тогда как вы…
   Молодой человек остановился в нерешительности.
   — Тогда как я…? — подхватил путешественник.
   — Не знаю, надо ли продолжать, — произнес молодой человек.
   — Да говорите же!
   — Тогда как вы безбожник и нечестивец, которому Бог нынешней ночью послал последнее предупреждение. Она желала бы, чтобы вы вняли ему.
   — И это все? — переспросил тот.
   — Все.
   — Что же, поговорим о чем-нибудь другом. Остатки его беспокойства улетучились; казалось, путешественник совершенно успокоился.
   Молодой человек следил за всеми движениями души путешественника, отражавшимися на его лице, с любопытством, которое свидетельствовало о том, что молодой человек также не был лишен наблюдательности.
   — А теперь, — спросил путешественник, — скажите, как вас зовут, молодой человек?
   — Жильбер, сударь.
   — Просто Жильбер? Насколько я понимаю, это имя, которое вам было дано при крещении?
   — Это моя фамилия.
   — Ах вот как, дорогой Жильбер! Знаете, сама судьба мне вас послала. Вы должны мне помочь.
   — К вашим услугам, сударь, все, что от меня зависит…
   — ..вы готовы исполнить, благодарю! Да, в вашем возрасте человек готов услужить ради удовольствия услужить, мне это знакомо. Кстати, то, о чем я собирался попросить вас, совсем несложно: я всего-навсего хочу от вас услышать, где я мог бы провести эту ночь.
   — Прежде всего под этой скалой, — отвечал Жильбер, — я прятался здесь от грозы.
   — Да, да, конечно, — сказал путешественник, — однако я предпочел бы дом, где можно было бы поужинать и хорошенько выспаться.
   — Это сложнее…
   — Нет ли поблизости деревни?
   — Вы имеете в виду Пьерфит?
   — Так он называется Пьерфит?
   — Да, сударь, до него около полутора миль.
   — Полторы мили в такую ночь, в такую непогоду, имея всего двух коней,
   — да мы там будем не раньше, чем часа через два! Вот что, дружок, подумайте-ка хорошенько, неужели нет никакого жилья поближе?
   — Здесь недалеко замок Таверне. До него триста футов, не больше.
   — Что ж, прекрасно… — начал было путешественник.
   — Что вы говорите, сударь? — воскликнул молодой человек, широко раскрыв удивленные глаза.
   — Я только повторяю то, что сказали вы.
   — Да ведь замок Таверне — не постоялый двор!
   — Там живет кто-нибудь?
   — Разумеется.
   — Кто же?
   — Как это кто? Барон де Таверне!
   — Кто такой барон де Таверне?
   — Отец мадмуазель Андре, сударь.
   — Очень приятно, — с улыбкой заметил путешественник, — но я вас спрашиваю, что за человек барон де Таверне.
   — Сударь! Это пожилой господин лет шестидесяти — шестидесяти пяти, был когда-то богат, судя по тому, что о нем рассказывают.
   — Знаю, знаю, а теперь он беден — все они одинаковы. Друг мой! Проводите меня к барону де Таверне, прошу вас!
   — К барону де Таверне? — в испуге вскричал молодой человек.
   — Вы ведь не откажете мне в этой услуге?
   — Разумеется, нет, но дело в том, что…
   — Что еще?
   — Дело в том, что он не примет вас.
   — Он не примет заплутавшегося дворянина, пришедшего просить у него приюта? Так он зверь, этот ваш барон?
   — О! — воскликнул молодой человек, будто желая сказать: «Похоже на то, сударь».
   — Не важно, — произнес путешественник, — я готов рискнуть.
   — Не советую, — возразил Жильбер.
   — А! — вскричал путешественник. — Будь он трижды зверь, не проглотит же он меня живьем!
   — Нет, конечно, но он может не отпереть дверь.
   — В таком случае я ее взломаю, лишь бы вы не отказались сопровождать меня.
   — Я не отказываюсь, сударь.
   — Ну так показывайте дорогу.
   — Я готов.
   Путешественник поднялся в кабриолет и вынес оттуда небольшой фонарь.
   Фонарь не горел, но молодой человек ждал, что путешественник вернется в карету, и тогда Жильбер мог бы разглядеть через приоткрытую дверь, что находится внутри.
   Однако путешественник не подходил к двери фургона.
   Он вручил фонарь Жильберу.
   Тот повертел его в руках.
   — Что мне делать с этим фонарем, сударь? — спросил он.
   — Вы будете освещать дорогу, а я поведу коней.
   — Ведь фонарь не горит!
   — Сейчас зажжем.
   — Ну да, у вас, наверное, есть в карете огонь?
   — Ив кармане, — ответил путешественник.
   — Под таким ливнем трудно будет поджечь трут. Путешественник улыбнулся.
   — Откройте фонарь! — приказал он. Жильбер повиновался.
   — Держите шляпу над моими ладонями.
   Жильбер снова повиновался; он с нескрываемым любопытством следил за всеми этими приготовлениями. Жильбер не знал другого способа добычи огня, как высечь его при помощи огнива.
   Путешественник достал из кармана серебряный портсигар, вынул оттуда спичку, затем, открыв портсигар снизу, окунул спичку в горючую смесь: спичка мгновенно вспыхнула и продолжала гореть, чуть слышно потрескивая.
   Все произошло так стремительно и неожиданно для Жильбера, что он вздрогнул.
   Путешественник улыбнулся, заметив его изумление, вполне естественное, так как в те времена лишь немногие химики знали секрет фосфора и сохраняли его в тайне для своих опытов.
   Путешественник поднес магический огонь к свече, потом закрыл портсигар и спрятал в карман.
   Молодой человек провожал портсигар горящим от зависти взором. Было очевидно, что он много бы дал за правообладания подобным сокровищем.
   — Ну, а сейчас, когда у нас есть свет, соблаговолите проводить меня,
   — попросил путешественник.
   — Следуйте за мной, сударь, — сказал Жильбер.
   Молодой человек пошел вперед, а его спутник взял коня под уздцы и повел за собой.
   Гроза пошла на убыль, дождь почти прекратился, раскаты грома едва доносились издалека.
   Путешественник первым почувствовал необходимость нарушить молчание.
   — Мне показалось, что вы знакомы с бароном де Таверне, друг мой, — произнес он.
   — Да, сударь, я его знаю, потому что вырос у него в доме.
   — Так он ваш родственник?
   — Нет, сударь.
   — Опекун, стало быть?
   — Нет.
   — Неужели хозяин?
   При слове «хозяин» молодой человек вздрогнул, яркий румянец выступил на его обычно бледных щеках.
   — Яне слуга, сударь, — сказал он.
   — Так кто же вы в конце концов? — спросил путешественник.
   — Я сын бывшего управляющего барона, а моя мать была кормилицей мадмуазель Андре.
   — Теперь я понял. Вы живете в замке на правах молочного брата той юной особы, — ведь я полагаю, что дочь барона молода?
   — Ей шестнадцать лет, сударь.
   Жильбер ловко уклонился от вопроса, который касался лично его.
   Вероятно, путешественник, как и читатель, это заметил. Он переменил тему, продолжая задавать вопросы.
   — Как вы оказались на дороге в такую непогоду? — спросил он.
   — Я был не на дороге, сударь, я укрылся под скалой, которая идет вдоль дороги.
   — А что вы делали под скалой?
   — Читал.
   — Читали?
   — Да.
   — Что же вы читали?
   — «Общественный договор» Жан-Жака Руссо. Путешественник взглянул на него с нескрываемым удивлением.
   — Вы нашли эту книгу в библиотеке барона?
   — Нет, сударь, я купил ее.
   — Где же? В Бар-ле-Дюке?
   — Нет, сударь, здесь, у проезжего торговца. С некоторых пор у нас в деревне стали появляться торговцы, предлагающие хороший товар.
   — А кто вам сказал, что «Общественный договор» — хорошая книга?
   — Я понял это, читая ее, сударь.
   — Значит, вам приходилось читать и плохие книги, раз вы могли почувствовать разницу?
   — Приходилось.
   — Что вы называете плохими книгами?
   — «Софа, Танзай и Неадарне», например, ну и другие, вроде этой.
   — Где же вы откопали эти книжки?
   — В библиотеке барона.
   — Каким образом барон достает такие новинки, живя в дыре?
   — Ему присылают их из Парижа.
   — Если барон беден, как вы говорите, как же он может тратиться на подобный вздор?
   — Он их не покупает, а получает в подарок.
   — Ах, в подарок?
   — Да, сударь.
   — От кого?
   — От одного своего друга, знатного дворянина.
   — Знатного дворянина? А вы не знаете, как зовут этого знатного дворянина?
   — Его зовут граф де Ришелье.
   — Как? Это тот старый маршал?
   — Так точно, маршал.
   — Я надеюсь, барон не позволяет мадмуазель Андре читать подобную литературу?
   — Напротив, сударь, он оставляет книги повсюду — Мадмуазель Андре согласна с вами, что это плохие книги? — лукаво посмеиваясь, спросил путешественник.
   — Мадмуазель Андре их не читает, сударь, — сухо отвечал Жильбер.
   Путешественник ненадолго замолчал. Нетрудно было заметить, что эта необычная натура, сочетавшая в себе хорошие и дурные качества, бесстыдство и дерзость, невольно притягивала его к себе.
   — Зачем же вы читали эти книги, если знали, что они дурны?
   — Да потому что, беря их в руки, я еще не знал, чего они стоят.
   — Однако вы сразу сумели верно их оценить?
   — Да, сударь.
   — И тем не менее продолжали читать?
   — Да.
   — Зачем?
   — Я узнавал из них то, чего не знал раньше.
   — А «Общественный договор»?
   — В нем я нашел то, о чем уже догадывался.
   — Что вы имеете в виду?
   — Что все люди — братья, что общества, в которых есть крепостные или рабы, устроены неправильно и что наступит тот день, когда все будут равны.
   — Ага! — воскликнул путешественник. На минуту оба замолчали, продолжая идти. Путешественник вел коня за уздечку, Жильбер нес фонарь.
   — Вы, вероятно, хотели бы учиться, друг мой? — тихо спросил путешественник.
   — Да, сударь, это самое большое мое желание!
   — А что вы хотели бы изучать? Ну, говорите!
   — Все, — ответил молодой человек.
   — Зачем вам учиться?
   — Чтобы возвыситься.
   — До каких пределов?
   Жильбер колебался. Было видно, что он мысленно преследовал какую-то цель, но скрывал ее и не хотел о ней говорить.
   — До тех пределов, каких только может достигнуть человек, — отвечал молодой человек.
   — Так вы, по крайней мере, уже изучали что-нибудь?
   — Ничего. Как я мог что-нибудь изучать, не будучи богат и живя в Таверне?
   — Как! Вы не знаете хоть сколько-нибудь математику?
   — Нет.
   — А физику?
   — Нет.
   — Химию?
   — Нет. Я умею читать и писать, и только. Но я всему научусь.
   — Когда?
   — Когда-нибудь.
   — Каким образом?
   — Пока не знаю, но научусь.
   «Какой странный юноша!» — неслышно прошептал путешественник.
   «Ну так что же?» — подумал Жильбер.
   — Что же?
   — Да!
   — Что?
   — Ничего.
   Жильбер и путешественник, которого он сопровождал, шли уже около четверти часа. Дождь прекратился, от земли поднимался терпкий запах, как обычно весной после грозы. Казалось, Жильбер глубоко задумался.
   — Сударь! — неожиданно заговорил он. — А вы знаете, что такое гроза?
   — Вне всякого сомнения.
   — Вы?
   — Да, я.
   — Вы знаете, что такое гроза? Вы знаете, откуда берется молния?
   Путешественник улыбнулся.
   — Это бывает, когда встречаются два электрических заряда, один — в облаке, другой — с земли. Жильбер вздохнул.
   — Ничего не понимаю, — признался он.
   Возможно, путешественник объяснил бы все молодому человеку более доступно. К несчастью, в это время сквозь листву блеснул свет.
   — Ага! — воскликнул путешественник. — Мы пришли?
   — Да, это Таверне.
   — Так это здесь?
   — Вон ворота.
   — Отворите.
   — О нет, сударь, ворота замка так просто не отворишь.
   — Это что же, ваш Таверне — крепость? Стучите же! Поколебавшись, Жильбер подошел к двери и робко ударил один раз молотком.
   — Ого! — вскричал путешественник. — Да вас так никогда не услышат, мой друг. Стучите громче.
   В самом деле, ничто не указывало на, то, что стук Жильбера был услышан. Все было по-прежнему тихо.
   — Вы все берете на себя, не так ли? — спросил Жильбер.
   — Можете не сомневаться.
   Жильбер осмелел. Он отложил молоток и повис на колокольчике, так что его оглушительный звон разнесся на милю вокруг.
   — Черт побери! Если ваш барон и теперь не слышит, он просто глух! — воскликнул путешественник.