Страница:
— А тот странный человек больше вам не писал с тех пор, как вы нашли первое письмо в своем апостольнике? — спросила принцесса.
— Никогда, ваше высочество.
— Вы ни разу с ним не говорили?
— Нет, только мысленно.
— И не писали ему?
— О, никогда!
— Продолжайте. Вы рассказывали о том дне, когда должны были постричься в монахини.
— В тот день, как я уже сказала вашему высочеству, должны были закончиться мои мучения. Ведь я оставалась в душе христианкой, и для меня было неслыханной пыткой — несмотря на то, что она смягчалась под влиянием какого-то странного необъяснимого чувства — находиться во власти навязчивой мысли, постоянно видеть перед собой существо, возникавшее неожиданно, словно в насмешку, как раз в то мгновение, когда я изо всех сил пыталась с ним бороться; существо это упрямо, но пока безуспешно стремилось меня одолеть. Бывали минуты, когда я изо всех сил молила Бога, чтобы священный миг поскорее наступил. «Когда я буду принадлежать Господу, — говорила я себе, — Он сумеет меня защитить, так же как отвел от меня разбойников». Я забывала, что во время нападения разбойников Бог защищал меня с помощью этого человека.
Наступило наконец время церемонии. Я спустилась в церковь, бледная, взволнованная, но менее беспокойная, чем обыкновенно. Отец, мать, брат, соседка с виа Фраттина, навещавшая меня незадолго до того, другие друзья нашей семьи собрались в церкви; туда же сошлись жители ближайших деревень, куда дошел слух о том, что я красива; говорят, что красивая жертва более угодна Богу. Служба началась.
Я от всей души молила о том, чтобы она поскорее кончилась, потому что его не было в церкви, а я чувствовала, что, когда его нет, я способна сделать свободный выбор. Священник обратился ко мне, указывая на Христа, которому я собиралась себя посвятить, я уже тянула руки к тому единственному Спасителю, который есть у человека, как вдруг уже привычная дрожь охватила все мое существо, и я поняла, что он уже близко; я почувствовала стеснение в груди, я уже знала, что он на паперти; я против воли отвела глаза от алтаря, несмотря на все мои усилия остаться верной Христу, и устремила взгляд в противоположную сторону.
Мой преследователь стоял у кафедры и как никогда пристально на меня смотрел.
С этой минуты я всецело ему принадлежала: для меня больше не существовали ни служба, ни церемония, ни молитвы.
Мне задавали требуемые обрядом вопросы — я не отвечала. Я помню, что кто-то потянул меня за руку: она болталась, как неживая. Мне показали ножницы, зловеще блеснувшие в луче солнца: я не дрогнула. Спустя мгновение я почувствовала, как холодный металл коснулся моей шеи; я услыхала, как сталь заскрежетала у меня в волосах.
Тут силы оставили меня; мне показалось, что моя душа покинула тело и полетела к нему; я навзничь упала на каменные плиты, но не так, как теряют сознание, а словно объятая сном. Сначала я слышала ропот, а потом стала глухой, немой, бесчувственной. Церемония была прервана.
Принцесса сочувственно сложила руки.
— В этом страшном событии нетрудно усмотреть вмешательство врага Господа и всех людей, не правда ли? — вскричала Лоренца.
— Будьте осторожны, бедная женщина. Мне кажется, вы склонны приписывать чуду то, что в действительности не что иное, как человеческая слабость, — проговорила принцесса с оттенком сострадания, — увидав этого человека» вы потеряли сознание, только и всего. Продолжайте.
— Ваше высочество! Не говорите так! — вскричала Лоренца. Прошу вас по крайней мере выслушать все до конца, прежде чем выносить решение. Вы говорите, в этом нет ничего необычного? — спросила она. — Но тогда бы я пришла в себя, не правда ли? Через десять, пятнадцать минут, через час, наконец, после обморока! Я бы нашла поддержку у сестер, я бы воспрянула духом, не так ли?
— Разумеется, — согласилась принцесса Луиза, — верно, так все и произошло?
— Ваше высочество! — заговорила Лоренца глухо и скороговоркой. — Когда я пришла в чувство, была ночь. Резкие, порывистые движения, сотрясавшие все мое тело, окончательно привели меня в чувство. Спустя несколько минут я почувствовала утомление. Я подняла голову в надежде увидеть свод часовни или занавески в своей келье… Я увидала скалы, деревья, облака. Я почувствовала на своем лице чье-то дыхание и подумала, что около меня хлопочет сестра-сиделка; я хотела ее поблагодарить… Ваше высочество! Моя голова покоилась на груди мужчины, и этим мужчиной оказался мой преследователь. Я осмотрела и ощупала себя, желая убедиться в том, жива я или брежу. Из моей груди вырвался крик: я была вся в белом, а на голове был венец из белых роз, как у невесты или покойницы.
Принцесса вскрикнула, Лоренца уронила голову на руки.
— На следующий день, — продолжала, рыдая, Лоренца, — я узнала, что была среда. Значит, я трое суток пробыла без сознания и не знаю, что за это время со мной произошло.
Глава 18. ГРАФ ФЕНИКС
— Никогда, ваше высочество.
— Вы ни разу с ним не говорили?
— Нет, только мысленно.
— И не писали ему?
— О, никогда!
— Продолжайте. Вы рассказывали о том дне, когда должны были постричься в монахини.
— В тот день, как я уже сказала вашему высочеству, должны были закончиться мои мучения. Ведь я оставалась в душе христианкой, и для меня было неслыханной пыткой — несмотря на то, что она смягчалась под влиянием какого-то странного необъяснимого чувства — находиться во власти навязчивой мысли, постоянно видеть перед собой существо, возникавшее неожиданно, словно в насмешку, как раз в то мгновение, когда я изо всех сил пыталась с ним бороться; существо это упрямо, но пока безуспешно стремилось меня одолеть. Бывали минуты, когда я изо всех сил молила Бога, чтобы священный миг поскорее наступил. «Когда я буду принадлежать Господу, — говорила я себе, — Он сумеет меня защитить, так же как отвел от меня разбойников». Я забывала, что во время нападения разбойников Бог защищал меня с помощью этого человека.
Наступило наконец время церемонии. Я спустилась в церковь, бледная, взволнованная, но менее беспокойная, чем обыкновенно. Отец, мать, брат, соседка с виа Фраттина, навещавшая меня незадолго до того, другие друзья нашей семьи собрались в церкви; туда же сошлись жители ближайших деревень, куда дошел слух о том, что я красива; говорят, что красивая жертва более угодна Богу. Служба началась.
Я от всей души молила о том, чтобы она поскорее кончилась, потому что его не было в церкви, а я чувствовала, что, когда его нет, я способна сделать свободный выбор. Священник обратился ко мне, указывая на Христа, которому я собиралась себя посвятить, я уже тянула руки к тому единственному Спасителю, который есть у человека, как вдруг уже привычная дрожь охватила все мое существо, и я поняла, что он уже близко; я почувствовала стеснение в груди, я уже знала, что он на паперти; я против воли отвела глаза от алтаря, несмотря на все мои усилия остаться верной Христу, и устремила взгляд в противоположную сторону.
Мой преследователь стоял у кафедры и как никогда пристально на меня смотрел.
С этой минуты я всецело ему принадлежала: для меня больше не существовали ни служба, ни церемония, ни молитвы.
Мне задавали требуемые обрядом вопросы — я не отвечала. Я помню, что кто-то потянул меня за руку: она болталась, как неживая. Мне показали ножницы, зловеще блеснувшие в луче солнца: я не дрогнула. Спустя мгновение я почувствовала, как холодный металл коснулся моей шеи; я услыхала, как сталь заскрежетала у меня в волосах.
Тут силы оставили меня; мне показалось, что моя душа покинула тело и полетела к нему; я навзничь упала на каменные плиты, но не так, как теряют сознание, а словно объятая сном. Сначала я слышала ропот, а потом стала глухой, немой, бесчувственной. Церемония была прервана.
Принцесса сочувственно сложила руки.
— В этом страшном событии нетрудно усмотреть вмешательство врага Господа и всех людей, не правда ли? — вскричала Лоренца.
— Будьте осторожны, бедная женщина. Мне кажется, вы склонны приписывать чуду то, что в действительности не что иное, как человеческая слабость, — проговорила принцесса с оттенком сострадания, — увидав этого человека» вы потеряли сознание, только и всего. Продолжайте.
— Ваше высочество! Не говорите так! — вскричала Лоренца. Прошу вас по крайней мере выслушать все до конца, прежде чем выносить решение. Вы говорите, в этом нет ничего необычного? — спросила она. — Но тогда бы я пришла в себя, не правда ли? Через десять, пятнадцать минут, через час, наконец, после обморока! Я бы нашла поддержку у сестер, я бы воспрянула духом, не так ли?
— Разумеется, — согласилась принцесса Луиза, — верно, так все и произошло?
— Ваше высочество! — заговорила Лоренца глухо и скороговоркой. — Когда я пришла в чувство, была ночь. Резкие, порывистые движения, сотрясавшие все мое тело, окончательно привели меня в чувство. Спустя несколько минут я почувствовала утомление. Я подняла голову в надежде увидеть свод часовни или занавески в своей келье… Я увидала скалы, деревья, облака. Я почувствовала на своем лице чье-то дыхание и подумала, что около меня хлопочет сестра-сиделка; я хотела ее поблагодарить… Ваше высочество! Моя голова покоилась на груди мужчины, и этим мужчиной оказался мой преследователь. Я осмотрела и ощупала себя, желая убедиться в том, жива я или брежу. Из моей груди вырвался крик: я была вся в белом, а на голове был венец из белых роз, как у невесты или покойницы.
Принцесса вскрикнула, Лоренца уронила голову на руки.
— На следующий день, — продолжала, рыдая, Лоренца, — я узнала, что была среда. Значит, я трое суток пробыла без сознания и не знаю, что за это время со мной произошло.
Глава 18. ГРАФ ФЕНИКС
Наступило глубокое молчание. Одна из женщин предавалась мучительным размышлениям, другая была потрясена рассказом, что вполне понятно.
Принцесса Луиза первой нарушила молчание.
— А вы ничего не предпринимали для того, чтобы облегчить ему похищение?
— Ничего, ваше высочество.
— И не знаете, как вышли из монастыря?
— Не знаю.
— Да ведь монастырь запирается, охраняется, на окнах решетки, стены почти неприступны, привратница не выпускает ключи из рук. В Италии эти правила соблюдаются еще строже, чем во Франции.
— Что я могу вам ответить, ваше высочество, если с той минуты я тщетно пытаюсь пробудить свои воспоминания? Я теряюсь в догадках.
— Но вы упрекали его в похищении?
— Конечно.
— Что он вам сказал в свое оправдание?
— Что любит меня.
— Что вы ответили?
— Что я его боюсь.
— Так вы его не любили?
— О нет, что вы!
— Вы в этом были уверены?
— Ваше высочество! Я испытывала к этому господину странное чувство. Как только он оказывался рядом, я переставала быть самой собой, становилась его вторым «я»; чего хочет он, того хочу и я; он приказывает — я исполняю; моя душа обессилела, мой разум лишился воли: этот человек одним взглядом способен меня усмирить, заворожить. То он словно вкладывает в меня мысли, которые никогда не приходили мне в голову; то будто извлекает на свет то, что до тех пор было глубоко скрыто от меня самой и о чем я даже не догадывалась. Вы сами видите, ваше высочество, что здесь не обошлось без колдовства.
— Это, во всяком случае, странно, если речь не идет о чем-то сверхъестественном, — согласилась принцесса. — Но как же вы после всего случившегося жили с этим господином?
— Он был ко мне очень нежен, искренне привязался…
— Может быть, это испорченный человек?
— Я так не думаю; в его манере выражаться много благородства.
— Признайтесь, что вы его любите.
— Нет, нет, ваше высочество, — с болезненной решимостью отвечала молодая женщина, — нет, я его не люблю.
— Но тогда вы должны были бежать, обратиться к властям, связаться с родителями.
— Ваше высочество, он так за мною следил, что я не могла убежать.
— Отчего же вы не написали?
— По дороге мы всегда останавливались в домах, которые, вероятно, ему принадлежали, там все повиновались только ему. Я не раз просила подать мне бумагу, перо и чернила, однако те, к кому я обращалась с этой просьбой, были им предуведомлены: никто ни разу так мне и не ответил.
— А как вы путешествовали?
— Сначала в почтовой карете. А в Милане мы пересели в карету, напоминавшую скорее дом на колесах. В ней мы и продолжали путь.
— Неужели он никогда не оставлял вас одну?
— Случалось, он подходил ко мне и приказывал: «Спите!» Я засыпала, а просыпалась, только когда он снова был рядом.
Принцесса Луиза недоверчиво покачала головой.
— Вам самой, очевидно, не очень хотелось бежать, — проговорила она, — иначе вам бы это удалось.
— Мне кажется, вы не совсем правы, ваше высочество… Впрочем, возможно, я находилась под действием гипноза!
— Вы были зачарованы словами любви, ласками?
— Он редко говорил со мной о любви, ваше высочество; я не помню других ласк, кроме поцелуя в лоб перед сном и утром.
— Странно, в самом деле, странно! — пробормотала принцесса.
Она подозрительно взглянула на Лоренцу и приказала:
— Скажите еще раз, что не любите его!
— Повторяю, что я его не люблю, ваше высочество.
— Еще раз скажите, что вас не связывают никакие земные узы…
— Клянусь, ваше высочество, и что, если он потребует вас вернуть, у него не будет на это никакого права.
— Никакого!
— Как же вам все-таки удалось сюда прийти? — продолжала принцесса. — Я что-то никак не могу это понять.
— Ваше высочество, я воспользовалась тем, что в пути нас застигла страшная буря недалеко от города, который называется, если не ошибаюсь, Нанси. Он оставил свое обычное место рядом со мной и поднялся в другое отделение огромной кареты, чтобы побеседовать с находившимся там стариком. Я прыгнула на лошадь и была такова.
— А кто вам посоветовал отправиться во Францию? Почему вы не вернулись в Италию?
— Я подумала, что не могу вернуться в Рим, потому что там могли бы подумать, что я вступила с этим господином в сговор. Родители отвернулись бы от меня.
Вот почему я решила бежать в Париж и жить тайно, где могла бы заработать небольшой капитал, где могла бы скрыться от всех взглядов, особенно от его.
Когда я примчалась в Париж, весь город был взволнован новостью о вашем уходе в монастырь кармелиток, ваше высочество; все превозносили вашу набожность, вашу заботу о несчастных, ваше сострадание к скорбящим. Для меня это было словно озарение, ваше высочество: я была совершенно убеждена, что только вы с вашим великодушием соблаговолите меня принять, только вы с вашим могуществом можете меня защитить.
— Вы все время взываете к моему могуществу, дитя мое. Он что же, очень силен?
— Да!
— Так кто же он? Я из деликатности до сих пор вас об этом не спрашивала, однако если мне предстоит вас защищать, то надо же знать, от кого.
— Ваше высочество, в этом я не могу вам помочь. Я не знаю, кто он и что он. Мне только известно, что король не мог бы внушить большего уважения; перед Богом так не преклоняются, как превозносят этого человека те, кому он открывает свое имя.
— Его имя! Как его зовут?
— Ваше высочество! Я слышала, как его называли совершенно разными именами. Два из них сохранились у меня в памяти. Одним его называл старик, о котором я вам уже говорила, он был нашим попутчиком от самого Милана до той минуты, как я их покинула; другим именем он называл себя сам.
— Как называл его старик?
— Ашарат!.. Нехристианское имя, не правда ли, ваше высочество?
— А как он сам себя величал?
— Джузеппе Бальзамо.
— Ну и что же он собой представляет?
— Он.., знает весь мир, способен все угадать, он — современник всех времен, он жил во все века, он говорит… О, Боже мой! Простите ему богохульство! Он говорит об Александре, Цезаре, Карле Великом так, будто был с ними знаком, хотя мне кажется, что все они давно умерли. А еще он рассказывает о Каиафе, Пилате, Иисусе Христе так, словно присутствовал при его распятии.
— Это какой-нибудь шарлатан, — заметила принцесса.
— Ваше высочество, я, возможно, не очень хорошо себе представляю, что означает во Франции слово, которое вы только что произнесли, но я знаю, что это человек опасный, он просто ужасен, ему все покоряется, падает перед ним ниц, рушится. Его считают беззащитным, а он оказывается вооружен; думают, что он одинок, а он заставляет людей появляться словно из-под земли. И все это — не применяя насилия: словом, жестом.., улыбкой.
— Ну хорошо, — проговорила принцесса, — кто бы он ни был, уверяю вас, дитя мое, вы будете от него защищены.
— Вами, ваше высочество?
— Да, мною. Я буду защищать вас до тех пор, пока вы сами не пожелаете отказаться от моего покровительства.
Но не думайте больше и, главное, не пытайтесь заставить меня поверить в сверхъестественные видения, порожденные вашим больным рассудком. Во всяком случае, стены Сен-Дени надежно охранят вас от дьявольской силы, а также от еще более страшной силы, поверьте мне, — от человеческой власти. А теперь скажите, что вы намерены делать.
— Эти драгоценности принадлежат мне, ваше высочество. Я рассчитываю уплатить ими взнос для поступления в какой-нибудь монастырь, если возможно — в ваш.
Лоренца выложила на стол дорогие браслеты, бесценные кольца, великолепный брильянт и восхитительные серьги. Все это стоило около двадцати тысяч экю.
— Это ваши драгоценности? — спросила принцесса.
— Мои, ваше высочество; он подарил их мне, я отдаю их Богу. У меня есть только одно пожелание…
— Какое же? Говорите!
— Я хочу, чтобы ему вернули арабского скакуна по кличке Джерид, который помог мне спастись, если он его потребует.
— Но вы-то сами ни за что не хотите к нему возвращаться, не так ли?
— Я ему не принадлежу.
— Да, верно, вы это уже говорили. Итак, сударыня, вы по-прежнему желаете поступить в Сен-Дени и продолжить то, что начали в Субиако и что было прервано при странных обстоятельствах, о которых вы мне поведали?
— Это самое большое мое желание, ваше высочество, я на коленях умоляю вас мне помочь.
— Можете быть спокойны, дитя мое, — сказала принцесса, — с сегодняшнего дня вы будете жить среди нас, а когда докажете, что стремитесь заслужить эту милость, когда примерным поведением — я на это рассчитываю — вы ее заслужите, вы будете принадлежать всемогущему Богу, и я вам обещаю, что никто не увезет вас из Сен-Дени, пока ваша настоятельница — с вами.
Лоренца бросилась в ноги заступнице, рассыпаясь в самых нежных, самых искренних словах благодарности.
Вдруг она вскочила на одно колено, прислушалась, побледнела, затрепетала.
— Господи! — вскричала она. — Боже мой! Боже мой!
— Что такое? — спросила принцесса Луиза.
— Я трепещу! Видите? Это он! Он идет сюда!
— Кто?
— Он, он! Тот, кто поклялся меня погубить!
— Тот человек?
— Да, он! Посмотрите, как у меня дрожат руки.
— Верно!..
— Это удар в самое сердце! — вскричала она. — Он близко, совсем близко!
— Вы ошибаетесь.
— Нет! Нет, ваше высочество! Держите меня, он притягивает меня к себе, смотрите!.. Держите меня! Держите меня!
Принцесса схватила молодую женщину за руку.
— Опомнитесь, бедное дитя! — сказала она. — Даже если это он, клянусь Богом, вы здесь в безопасности.
— Он уже близко, он совсем рядом! — в ужасе вскричала Лоренца; она чувствовала себя раздавленной, глаза ее смотрели в одну точку, она протягивала руки к двери.
— Безумие! Это безумие! — проговорила принцесса. — Разве к Луизе Французской можно так просто войти? Этот господин должен по меньшей мере иметь на руках приказ короля.
— Ваше высочество, я не знаю, как он вошел! — откинувшись, вскричала Лоренца. — Но я знаю, я просто уверена, что он поднимается по лестнице.., он в десяти шагах отсюда.., вот он!
Дверь распахнулась. Принцесса отпрянула, приходя в ужас от странного совпадения. На пороге появилась монахиня.
— Кто там? — спросила принцесса. — Что вам угодно?
— Ваше высочество! В монастырь прибыл один дворянин, — отвечала монахиня, — он желает переговорить с вашим высочеством.
— Как его зовут?
— Его сиятельство Феникс.
— Это он? — спросила принцесса у Лоренцы. — Знакомо вам это имя?
— Имя мне незнакомо, но это он, ваше высочество, это он!
— Что ему угодно? — спросила принцесса монахиню.
— Он прибыл с поручением к королю Франции от его величества короля Пруссии и хотел бы, как он говорит, просить у вашего высочества аудиенции.
Принцесса Луиза на мгновение задумалась.
Повернувшись к Лоренце, она приказала:
— Ступайте в кабинет. Лоренца повиновалась.
— А вы, сестра, — продолжала принцесса, — пригласите этого дворянина.
Сестра поклонилась и вышла.
Убедившись, что дверь кабинета надежно заперта, принцесса снова села в кресло и не без волнения стала ожидать дальнейших событий.
Почти тотчас монахиня вернулась в сопровождении господина, уже виденного нами во время церемонии представления ко двору; он был представлен королю как граф Феникс.
На нем был прежний костюм прусского офицера: военный парик и сюртук строгого покроя с черным стоячим воротником. Войдя в комнату, он опустил черные большие глаза, выразив этим почтение, которым он, как простой дворянин, был обязан принцессе крови.
Однако он тотчас поднял глаза, словно опасаясь слишком унизить свое достоинство.
— Ваше высочество! Я благодарен вам за оказанную милость. Впрочем, я был в ней уверен, будучи наслышан о том, что ваше высочество великодушно поддерживает всех страждущих.
— Да, сударь, я действительно стараюсь это делать, — с достоинством вымолвила принцесса, надеясь поскорее поставить на место того, кто вздумал просить ее защиты после того, как злоупотребил своей властью.
Граф поклонился с таким видом, будто не понял двойного смысла слов принцессы.
— Чем же я могу вам помочь? — продолжала принцесса Луиза по-прежнему насмешливым тоном.
— Всем, ваше высочество.
— Я вас слушаю.
— Я не стал бы тревожить ваше высочество в вашем уединении, не имея на то важных причин. Насколько мне известно, вы, ваше высочество, предоставили приют одному лицу, чрезвычайно меня интересующему.
— О ком вы говорите, сударь?
— О Лоренце Фелициани.
— А кем она вам приходится? Она ваша свойственница? Родственница? Сестра?
— Жена.
— Жена? — возвысив голос, переспросила принцесса Луиза, надеясь быть услышанной в кабинете. — Лоренца Фелициани — графиня Феникс?
— Да, ваше высочество, Лоренца Фелициани — графиня Феникс, — невозмутимо отвечал граф.
— Но в монастыре кармелиток нет графини Феникс, сударь, — сухо возразила принцесса.
Казалось, графа это ничуть не смутило, и он продолжал:
— Может быть вы, ваше высочество, недостаточно убеждены в том, что Лоренца Фелициани и графиня Феникс — одно лицо?
— Да, вы угадали, — сказала принцесса, — я в этом т совсем убеждена.
— Вашему высочеству достаточно приказать, чтобы сюда привели Лоренцу Фелициани, и у вас не останется никаких сомнений. Я прошу у вашего высочества прощения за подобную настойчивость, но я всей душой привязан к этой молодой особе, да и она, я полагаю, сожалеет о разлуке со мной.
— Вы так думаете?
— Да, ваше высочество, я в этом совершенно уверен, сколь бы ни были малы мои достоинства.
«Лоренца была права, — подумала принцесса, — это и в самом деле опасный человек».
Граф держался спокойно и не выходил из рамок дворцового этикета.
«Попробуем его обмануть», — решила принцесса Луиза.
— Сударь! — сказала она, — я не могу выдать вам эту женщину, ее здесь нет. Я понимаю настойчивость, с какой вы ее разыскиваете, если действительно любите ее, как вы говорите. Однако если вы в самом деле хотите ее вернуть, вам следует искать ее в другом месте, поверьте мне.
Входя в комнату, граф окинул беглым взглядом всю комнату принцессы Луизы, его глаза на одно-единственное мгновение задержались на столике в темном углу, но этого времени оказалось достаточно, чтобы он разглядел на нем сверкавшие драгоценности, которые оставила там Лоренца, предложив их в качестве взноса в монастырь кармелиток. Граф Феникс узнал драгоценности.
— Если бы вы, ваше высочество, пожелали припомнить, — продолжал настаивать граф, — да простится мне моя назойливость, что Лоренца Фелициани была совсем недавно в этой комнате и оставила вон на том столе драгоценности… Переговорив с вашим высочеством, она удалилась…
Граф Феникс перехватил взгляд принцессы, брошенный в сторону кабинета.
— ..и скрылась в кабинете, — закончил он. Принцесса покраснела, граф продолжал:
— Итак, я жду согласия вашего высочества, прикажите ей выйти к нам. Она немедленно вам подчинится, у меня нет в этом ни малейших сомнений.
Принцесса вспомнила, что Лоренца заперлась изнутри, и, значит, ничто не могло заставить ее выйти помимо ее воли.
— Да, но что она должна будет сделать, если войдет сюда? — спросила принцесса, не скрывая досады оттого, что была вынуждена лгать человеку, от которого ничто не могло укрыться.
— Ничего, ваше высочество; она лишь подтвердит вашему высочеству, что, будучи моей супругой, желает последовать за мной.
Эти слова окончательно убедили принцессу в своей правоте, потому что она не забыла, как горячо Лоренца восставала именно против этого.
— Ваша супруга! — вскричала она. — Вы в этом уверены?
Было очевидно, что принцесса возмущена.
— У меня такое ощущение, будто ваше высочество мне не верит, — вежливо заметил граф, — однако что невероятного в том, что граф Феникс женился на Лоренце Фелициани и, женившись, просит вернуть ему супругу?
— Опять супруга! — нетерпеливо вскричала принцесса Луиза. — И вы смеете утверждать, что Лоренца Фелициани — ваша супруга?
— Да, ваше высочество, — вполне естественным тоном отвечал граф, — я осмеливаюсь это утверждать, потому что это правда.
— Итак, вы женаты?
— Женат.
— На Лоренце?
— На Лоренце.
— Вы сочетались законным браком?
— Разумеется, ваше высочество, и если вы настаиваете на обратном, что не может меня не оскорблять — ..то что вы собираетесь сделать?
— Я готов представить вашему высочеству составленное по всем правилам свидетельство о бракосочетании, скрепленное подписью обвенчавшего нас священника.
Принцесса дрогнула; ее уверенность разбивалась о его спокойствие.
Граф раскрыл портфель и достал сложенный вчетверо листок.
— Вот доказательство правдивости моих заявлений, ваше высочество, и прав на эту женщину; подпись — подлинная… Не желает ли ваше высочество прочесть свидетельство и сверить подпись?
— Подпись? — пробормотала принцесса с сомнением еще более оскорбительным, нежели ее гнев. — А если эта подпись?..
— Бумагу подписал кюре церкви Иоанна Крестителя в Страсбурге, хорошо известный его высочеству Людовику, кардиналу де Роану, и если бы его высокопреосвященство был здесь…
— Господин кардинал — здесь! — вскричала принцесса, не спуская с графа горящего взора. — Его высокопреосвященство не уезжал из Сен-Дени, он сейчас у соборных каноников. Нет ничего проще, как сейчас же проверить подпись, что вы нам и предлагаете.
— Для меня это большое счастье, ваше высочество, — отвечал граф, равнодушно убирая свидетельство в портфель, — надеюсь, после этой проверки рассеются все несправедливые подозрения вашего высочества.
— Да, подобная неосмотрительность меня и в самом деле возмутила бы, — заметила принцесса, тряхнув колокольчиком. — Сестра! Сестра!
Монахиня, которая несколько минут назад ввела графа Феникса, явилась на зов.
— Прикажите отправить верхового курьера с запиской к его высокопреосвященству кардиналу де Роану, — сказала принцесса, — он сейчас на соборном капитуле, пусть незамедлительно прибудет сюда, я его деду.
Произнося эти слова, принцесса поспешно написала несколько слов и вручила записку монахине.
Она ей шепнула:
— Прикажите поставить в коридоре двух стрелков охраны и чтобы никто не смел выходить без приказа. Ступайте!
Граф наблюдал за тем, как принцесса готовилась бороться с ним до конца; пока принцесса писала записку, решившись, вероятно, оспаривать у него победу, он подошел к кабинету и, пристально глядя на дверь, протянул руки и стал взмахивать ими не то чтобы нервно, а скорее размеренно; при этом он едва слышно что-то говорил.
Обернувшись, принцесса застала его за этим занятием.
— Что вы делаете, сударь? — спросила она.
— Ваше высочество! — отвечал он. — Я приглашаю Лоренцу Фелициани предстать перед вами, чтобы подтвердить, что я не обманщик, не фальсификатор. Это не противоречило бы другим доказательствам, которых потребует ваше высочество.
— Сударь!
— Лоренца Фелициани! — повелительно вскричал граф, подчиняя себе даже принцессу, лишая ее воли своим тоном. — Лоренца Фелициани! Выйдите из кабинета!
Дверь по-прежнему оставалась заперта.
— Идите сюда, я приказываю! — повторил граф. В замке заскрежетал ключ; принцесса с невыразимым ужасом смотрела, как молодая женщина выходит из кабинета, не спуская глаз с графа и не выражая ни гнева, ни ненависти.
— Что вы делаете, дитя мое, что вы делаете? — вскричала принцесса Луиза. — Зачем вы вышли к тому, кого избегаете? Здесь вы были в безопасности, я же вам говорила!..
— В моем доме ей тоже ничто не угрожает, ваше высочество, — заметил граф.
Потрясенная принцесса всплеснула руками и упала в кресло.
— Лоренца! Меня обвиняют в том, что я совершил по от ношению к вам насилие, — проговорил граф нежным голосом, в котором, однако, звучали повелительные нотки, — скажите, принуждал ли я вас к чему бы то ни было?
— Никогда, — отвечала молодая женщина ясно и недвусмысленно, однако словно находясь в оцепенении.
— Что же в таком случае означает вся эта история с похищением, которую вы мне только что рассказывали? — вскричала принцесса Луиза.
Принцесса Луиза первой нарушила молчание.
— А вы ничего не предпринимали для того, чтобы облегчить ему похищение?
— Ничего, ваше высочество.
— И не знаете, как вышли из монастыря?
— Не знаю.
— Да ведь монастырь запирается, охраняется, на окнах решетки, стены почти неприступны, привратница не выпускает ключи из рук. В Италии эти правила соблюдаются еще строже, чем во Франции.
— Что я могу вам ответить, ваше высочество, если с той минуты я тщетно пытаюсь пробудить свои воспоминания? Я теряюсь в догадках.
— Но вы упрекали его в похищении?
— Конечно.
— Что он вам сказал в свое оправдание?
— Что любит меня.
— Что вы ответили?
— Что я его боюсь.
— Так вы его не любили?
— О нет, что вы!
— Вы в этом были уверены?
— Ваше высочество! Я испытывала к этому господину странное чувство. Как только он оказывался рядом, я переставала быть самой собой, становилась его вторым «я»; чего хочет он, того хочу и я; он приказывает — я исполняю; моя душа обессилела, мой разум лишился воли: этот человек одним взглядом способен меня усмирить, заворожить. То он словно вкладывает в меня мысли, которые никогда не приходили мне в голову; то будто извлекает на свет то, что до тех пор было глубоко скрыто от меня самой и о чем я даже не догадывалась. Вы сами видите, ваше высочество, что здесь не обошлось без колдовства.
— Это, во всяком случае, странно, если речь не идет о чем-то сверхъестественном, — согласилась принцесса. — Но как же вы после всего случившегося жили с этим господином?
— Он был ко мне очень нежен, искренне привязался…
— Может быть, это испорченный человек?
— Я так не думаю; в его манере выражаться много благородства.
— Признайтесь, что вы его любите.
— Нет, нет, ваше высочество, — с болезненной решимостью отвечала молодая женщина, — нет, я его не люблю.
— Но тогда вы должны были бежать, обратиться к властям, связаться с родителями.
— Ваше высочество, он так за мною следил, что я не могла убежать.
— Отчего же вы не написали?
— По дороге мы всегда останавливались в домах, которые, вероятно, ему принадлежали, там все повиновались только ему. Я не раз просила подать мне бумагу, перо и чернила, однако те, к кому я обращалась с этой просьбой, были им предуведомлены: никто ни разу так мне и не ответил.
— А как вы путешествовали?
— Сначала в почтовой карете. А в Милане мы пересели в карету, напоминавшую скорее дом на колесах. В ней мы и продолжали путь.
— Неужели он никогда не оставлял вас одну?
— Случалось, он подходил ко мне и приказывал: «Спите!» Я засыпала, а просыпалась, только когда он снова был рядом.
Принцесса Луиза недоверчиво покачала головой.
— Вам самой, очевидно, не очень хотелось бежать, — проговорила она, — иначе вам бы это удалось.
— Мне кажется, вы не совсем правы, ваше высочество… Впрочем, возможно, я находилась под действием гипноза!
— Вы были зачарованы словами любви, ласками?
— Он редко говорил со мной о любви, ваше высочество; я не помню других ласк, кроме поцелуя в лоб перед сном и утром.
— Странно, в самом деле, странно! — пробормотала принцесса.
Она подозрительно взглянула на Лоренцу и приказала:
— Скажите еще раз, что не любите его!
— Повторяю, что я его не люблю, ваше высочество.
— Еще раз скажите, что вас не связывают никакие земные узы…
— Клянусь, ваше высочество, и что, если он потребует вас вернуть, у него не будет на это никакого права.
— Никакого!
— Как же вам все-таки удалось сюда прийти? — продолжала принцесса. — Я что-то никак не могу это понять.
— Ваше высочество, я воспользовалась тем, что в пути нас застигла страшная буря недалеко от города, который называется, если не ошибаюсь, Нанси. Он оставил свое обычное место рядом со мной и поднялся в другое отделение огромной кареты, чтобы побеседовать с находившимся там стариком. Я прыгнула на лошадь и была такова.
— А кто вам посоветовал отправиться во Францию? Почему вы не вернулись в Италию?
— Я подумала, что не могу вернуться в Рим, потому что там могли бы подумать, что я вступила с этим господином в сговор. Родители отвернулись бы от меня.
Вот почему я решила бежать в Париж и жить тайно, где могла бы заработать небольшой капитал, где могла бы скрыться от всех взглядов, особенно от его.
Когда я примчалась в Париж, весь город был взволнован новостью о вашем уходе в монастырь кармелиток, ваше высочество; все превозносили вашу набожность, вашу заботу о несчастных, ваше сострадание к скорбящим. Для меня это было словно озарение, ваше высочество: я была совершенно убеждена, что только вы с вашим великодушием соблаговолите меня принять, только вы с вашим могуществом можете меня защитить.
— Вы все время взываете к моему могуществу, дитя мое. Он что же, очень силен?
— Да!
— Так кто же он? Я из деликатности до сих пор вас об этом не спрашивала, однако если мне предстоит вас защищать, то надо же знать, от кого.
— Ваше высочество, в этом я не могу вам помочь. Я не знаю, кто он и что он. Мне только известно, что король не мог бы внушить большего уважения; перед Богом так не преклоняются, как превозносят этого человека те, кому он открывает свое имя.
— Его имя! Как его зовут?
— Ваше высочество! Я слышала, как его называли совершенно разными именами. Два из них сохранились у меня в памяти. Одним его называл старик, о котором я вам уже говорила, он был нашим попутчиком от самого Милана до той минуты, как я их покинула; другим именем он называл себя сам.
— Как называл его старик?
— Ашарат!.. Нехристианское имя, не правда ли, ваше высочество?
— А как он сам себя величал?
— Джузеппе Бальзамо.
— Ну и что же он собой представляет?
— Он.., знает весь мир, способен все угадать, он — современник всех времен, он жил во все века, он говорит… О, Боже мой! Простите ему богохульство! Он говорит об Александре, Цезаре, Карле Великом так, будто был с ними знаком, хотя мне кажется, что все они давно умерли. А еще он рассказывает о Каиафе, Пилате, Иисусе Христе так, словно присутствовал при его распятии.
— Это какой-нибудь шарлатан, — заметила принцесса.
— Ваше высочество, я, возможно, не очень хорошо себе представляю, что означает во Франции слово, которое вы только что произнесли, но я знаю, что это человек опасный, он просто ужасен, ему все покоряется, падает перед ним ниц, рушится. Его считают беззащитным, а он оказывается вооружен; думают, что он одинок, а он заставляет людей появляться словно из-под земли. И все это — не применяя насилия: словом, жестом.., улыбкой.
— Ну хорошо, — проговорила принцесса, — кто бы он ни был, уверяю вас, дитя мое, вы будете от него защищены.
— Вами, ваше высочество?
— Да, мною. Я буду защищать вас до тех пор, пока вы сами не пожелаете отказаться от моего покровительства.
Но не думайте больше и, главное, не пытайтесь заставить меня поверить в сверхъестественные видения, порожденные вашим больным рассудком. Во всяком случае, стены Сен-Дени надежно охранят вас от дьявольской силы, а также от еще более страшной силы, поверьте мне, — от человеческой власти. А теперь скажите, что вы намерены делать.
— Эти драгоценности принадлежат мне, ваше высочество. Я рассчитываю уплатить ими взнос для поступления в какой-нибудь монастырь, если возможно — в ваш.
Лоренца выложила на стол дорогие браслеты, бесценные кольца, великолепный брильянт и восхитительные серьги. Все это стоило около двадцати тысяч экю.
— Это ваши драгоценности? — спросила принцесса.
— Мои, ваше высочество; он подарил их мне, я отдаю их Богу. У меня есть только одно пожелание…
— Какое же? Говорите!
— Я хочу, чтобы ему вернули арабского скакуна по кличке Джерид, который помог мне спастись, если он его потребует.
— Но вы-то сами ни за что не хотите к нему возвращаться, не так ли?
— Я ему не принадлежу.
— Да, верно, вы это уже говорили. Итак, сударыня, вы по-прежнему желаете поступить в Сен-Дени и продолжить то, что начали в Субиако и что было прервано при странных обстоятельствах, о которых вы мне поведали?
— Это самое большое мое желание, ваше высочество, я на коленях умоляю вас мне помочь.
— Можете быть спокойны, дитя мое, — сказала принцесса, — с сегодняшнего дня вы будете жить среди нас, а когда докажете, что стремитесь заслужить эту милость, когда примерным поведением — я на это рассчитываю — вы ее заслужите, вы будете принадлежать всемогущему Богу, и я вам обещаю, что никто не увезет вас из Сен-Дени, пока ваша настоятельница — с вами.
Лоренца бросилась в ноги заступнице, рассыпаясь в самых нежных, самых искренних словах благодарности.
Вдруг она вскочила на одно колено, прислушалась, побледнела, затрепетала.
— Господи! — вскричала она. — Боже мой! Боже мой!
— Что такое? — спросила принцесса Луиза.
— Я трепещу! Видите? Это он! Он идет сюда!
— Кто?
— Он, он! Тот, кто поклялся меня погубить!
— Тот человек?
— Да, он! Посмотрите, как у меня дрожат руки.
— Верно!..
— Это удар в самое сердце! — вскричала она. — Он близко, совсем близко!
— Вы ошибаетесь.
— Нет! Нет, ваше высочество! Держите меня, он притягивает меня к себе, смотрите!.. Держите меня! Держите меня!
Принцесса схватила молодую женщину за руку.
— Опомнитесь, бедное дитя! — сказала она. — Даже если это он, клянусь Богом, вы здесь в безопасности.
— Он уже близко, он совсем рядом! — в ужасе вскричала Лоренца; она чувствовала себя раздавленной, глаза ее смотрели в одну точку, она протягивала руки к двери.
— Безумие! Это безумие! — проговорила принцесса. — Разве к Луизе Французской можно так просто войти? Этот господин должен по меньшей мере иметь на руках приказ короля.
— Ваше высочество, я не знаю, как он вошел! — откинувшись, вскричала Лоренца. — Но я знаю, я просто уверена, что он поднимается по лестнице.., он в десяти шагах отсюда.., вот он!
Дверь распахнулась. Принцесса отпрянула, приходя в ужас от странного совпадения. На пороге появилась монахиня.
— Кто там? — спросила принцесса. — Что вам угодно?
— Ваше высочество! В монастырь прибыл один дворянин, — отвечала монахиня, — он желает переговорить с вашим высочеством.
— Как его зовут?
— Его сиятельство Феникс.
— Это он? — спросила принцесса у Лоренцы. — Знакомо вам это имя?
— Имя мне незнакомо, но это он, ваше высочество, это он!
— Что ему угодно? — спросила принцесса монахиню.
— Он прибыл с поручением к королю Франции от его величества короля Пруссии и хотел бы, как он говорит, просить у вашего высочества аудиенции.
Принцесса Луиза на мгновение задумалась.
Повернувшись к Лоренце, она приказала:
— Ступайте в кабинет. Лоренца повиновалась.
— А вы, сестра, — продолжала принцесса, — пригласите этого дворянина.
Сестра поклонилась и вышла.
Убедившись, что дверь кабинета надежно заперта, принцесса снова села в кресло и не без волнения стала ожидать дальнейших событий.
Почти тотчас монахиня вернулась в сопровождении господина, уже виденного нами во время церемонии представления ко двору; он был представлен королю как граф Феникс.
На нем был прежний костюм прусского офицера: военный парик и сюртук строгого покроя с черным стоячим воротником. Войдя в комнату, он опустил черные большие глаза, выразив этим почтение, которым он, как простой дворянин, был обязан принцессе крови.
Однако он тотчас поднял глаза, словно опасаясь слишком унизить свое достоинство.
— Ваше высочество! Я благодарен вам за оказанную милость. Впрочем, я был в ней уверен, будучи наслышан о том, что ваше высочество великодушно поддерживает всех страждущих.
— Да, сударь, я действительно стараюсь это делать, — с достоинством вымолвила принцесса, надеясь поскорее поставить на место того, кто вздумал просить ее защиты после того, как злоупотребил своей властью.
Граф поклонился с таким видом, будто не понял двойного смысла слов принцессы.
— Чем же я могу вам помочь? — продолжала принцесса Луиза по-прежнему насмешливым тоном.
— Всем, ваше высочество.
— Я вас слушаю.
— Я не стал бы тревожить ваше высочество в вашем уединении, не имея на то важных причин. Насколько мне известно, вы, ваше высочество, предоставили приют одному лицу, чрезвычайно меня интересующему.
— О ком вы говорите, сударь?
— О Лоренце Фелициани.
— А кем она вам приходится? Она ваша свойственница? Родственница? Сестра?
— Жена.
— Жена? — возвысив голос, переспросила принцесса Луиза, надеясь быть услышанной в кабинете. — Лоренца Фелициани — графиня Феникс?
— Да, ваше высочество, Лоренца Фелициани — графиня Феникс, — невозмутимо отвечал граф.
— Но в монастыре кармелиток нет графини Феникс, сударь, — сухо возразила принцесса.
Казалось, графа это ничуть не смутило, и он продолжал:
— Может быть вы, ваше высочество, недостаточно убеждены в том, что Лоренца Фелициани и графиня Феникс — одно лицо?
— Да, вы угадали, — сказала принцесса, — я в этом т совсем убеждена.
— Вашему высочеству достаточно приказать, чтобы сюда привели Лоренцу Фелициани, и у вас не останется никаких сомнений. Я прошу у вашего высочества прощения за подобную настойчивость, но я всей душой привязан к этой молодой особе, да и она, я полагаю, сожалеет о разлуке со мной.
— Вы так думаете?
— Да, ваше высочество, я в этом совершенно уверен, сколь бы ни были малы мои достоинства.
«Лоренца была права, — подумала принцесса, — это и в самом деле опасный человек».
Граф держался спокойно и не выходил из рамок дворцового этикета.
«Попробуем его обмануть», — решила принцесса Луиза.
— Сударь! — сказала она, — я не могу выдать вам эту женщину, ее здесь нет. Я понимаю настойчивость, с какой вы ее разыскиваете, если действительно любите ее, как вы говорите. Однако если вы в самом деле хотите ее вернуть, вам следует искать ее в другом месте, поверьте мне.
Входя в комнату, граф окинул беглым взглядом всю комнату принцессы Луизы, его глаза на одно-единственное мгновение задержались на столике в темном углу, но этого времени оказалось достаточно, чтобы он разглядел на нем сверкавшие драгоценности, которые оставила там Лоренца, предложив их в качестве взноса в монастырь кармелиток. Граф Феникс узнал драгоценности.
— Если бы вы, ваше высочество, пожелали припомнить, — продолжал настаивать граф, — да простится мне моя назойливость, что Лоренца Фелициани была совсем недавно в этой комнате и оставила вон на том столе драгоценности… Переговорив с вашим высочеством, она удалилась…
Граф Феникс перехватил взгляд принцессы, брошенный в сторону кабинета.
— ..и скрылась в кабинете, — закончил он. Принцесса покраснела, граф продолжал:
— Итак, я жду согласия вашего высочества, прикажите ей выйти к нам. Она немедленно вам подчинится, у меня нет в этом ни малейших сомнений.
Принцесса вспомнила, что Лоренца заперлась изнутри, и, значит, ничто не могло заставить ее выйти помимо ее воли.
— Да, но что она должна будет сделать, если войдет сюда? — спросила принцесса, не скрывая досады оттого, что была вынуждена лгать человеку, от которого ничто не могло укрыться.
— Ничего, ваше высочество; она лишь подтвердит вашему высочеству, что, будучи моей супругой, желает последовать за мной.
Эти слова окончательно убедили принцессу в своей правоте, потому что она не забыла, как горячо Лоренца восставала именно против этого.
— Ваша супруга! — вскричала она. — Вы в этом уверены?
Было очевидно, что принцесса возмущена.
— У меня такое ощущение, будто ваше высочество мне не верит, — вежливо заметил граф, — однако что невероятного в том, что граф Феникс женился на Лоренце Фелициани и, женившись, просит вернуть ему супругу?
— Опять супруга! — нетерпеливо вскричала принцесса Луиза. — И вы смеете утверждать, что Лоренца Фелициани — ваша супруга?
— Да, ваше высочество, — вполне естественным тоном отвечал граф, — я осмеливаюсь это утверждать, потому что это правда.
— Итак, вы женаты?
— Женат.
— На Лоренце?
— На Лоренце.
— Вы сочетались законным браком?
— Разумеется, ваше высочество, и если вы настаиваете на обратном, что не может меня не оскорблять — ..то что вы собираетесь сделать?
— Я готов представить вашему высочеству составленное по всем правилам свидетельство о бракосочетании, скрепленное подписью обвенчавшего нас священника.
Принцесса дрогнула; ее уверенность разбивалась о его спокойствие.
Граф раскрыл портфель и достал сложенный вчетверо листок.
— Вот доказательство правдивости моих заявлений, ваше высочество, и прав на эту женщину; подпись — подлинная… Не желает ли ваше высочество прочесть свидетельство и сверить подпись?
— Подпись? — пробормотала принцесса с сомнением еще более оскорбительным, нежели ее гнев. — А если эта подпись?..
— Бумагу подписал кюре церкви Иоанна Крестителя в Страсбурге, хорошо известный его высочеству Людовику, кардиналу де Роану, и если бы его высокопреосвященство был здесь…
— Господин кардинал — здесь! — вскричала принцесса, не спуская с графа горящего взора. — Его высокопреосвященство не уезжал из Сен-Дени, он сейчас у соборных каноников. Нет ничего проще, как сейчас же проверить подпись, что вы нам и предлагаете.
— Для меня это большое счастье, ваше высочество, — отвечал граф, равнодушно убирая свидетельство в портфель, — надеюсь, после этой проверки рассеются все несправедливые подозрения вашего высочества.
— Да, подобная неосмотрительность меня и в самом деле возмутила бы, — заметила принцесса, тряхнув колокольчиком. — Сестра! Сестра!
Монахиня, которая несколько минут назад ввела графа Феникса, явилась на зов.
— Прикажите отправить верхового курьера с запиской к его высокопреосвященству кардиналу де Роану, — сказала принцесса, — он сейчас на соборном капитуле, пусть незамедлительно прибудет сюда, я его деду.
Произнося эти слова, принцесса поспешно написала несколько слов и вручила записку монахине.
Она ей шепнула:
— Прикажите поставить в коридоре двух стрелков охраны и чтобы никто не смел выходить без приказа. Ступайте!
Граф наблюдал за тем, как принцесса готовилась бороться с ним до конца; пока принцесса писала записку, решившись, вероятно, оспаривать у него победу, он подошел к кабинету и, пристально глядя на дверь, протянул руки и стал взмахивать ими не то чтобы нервно, а скорее размеренно; при этом он едва слышно что-то говорил.
Обернувшись, принцесса застала его за этим занятием.
— Что вы делаете, сударь? — спросила она.
— Ваше высочество! — отвечал он. — Я приглашаю Лоренцу Фелициани предстать перед вами, чтобы подтвердить, что я не обманщик, не фальсификатор. Это не противоречило бы другим доказательствам, которых потребует ваше высочество.
— Сударь!
— Лоренца Фелициани! — повелительно вскричал граф, подчиняя себе даже принцессу, лишая ее воли своим тоном. — Лоренца Фелициани! Выйдите из кабинета!
Дверь по-прежнему оставалась заперта.
— Идите сюда, я приказываю! — повторил граф. В замке заскрежетал ключ; принцесса с невыразимым ужасом смотрела, как молодая женщина выходит из кабинета, не спуская глаз с графа и не выражая ни гнева, ни ненависти.
— Что вы делаете, дитя мое, что вы делаете? — вскричала принцесса Луиза. — Зачем вы вышли к тому, кого избегаете? Здесь вы были в безопасности, я же вам говорила!..
— В моем доме ей тоже ничто не угрожает, ваше высочество, — заметил граф.
Потрясенная принцесса всплеснула руками и упала в кресло.
— Лоренца! Меня обвиняют в том, что я совершил по от ношению к вам насилие, — проговорил граф нежным голосом, в котором, однако, звучали повелительные нотки, — скажите, принуждал ли я вас к чему бы то ни было?
— Никогда, — отвечала молодая женщина ясно и недвусмысленно, однако словно находясь в оцепенении.
— Что же в таком случае означает вся эта история с похищением, которую вы мне только что рассказывали? — вскричала принцесса Луиза.