Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга первая. Максим

Взвыл только что ухмыляющийся, уже вскочивший на ноги убийца. Взвыл и вновь упал на колени – увидев невероятное. Вначале, как и всегда, в таких случаях, из сделанных солидным калибром дыр брызнула кровь. Но потом… И он теперь скулил, завывал в сторону ярко светящегося облака одно: "Пощади, Господи!"
 
   – Слушай сюда, – почему-то по-одесски, а не по-ангельски произнесло облако, поднимаясь с кресла. – Тебе, подонок, жить незачем.
   – Не я, не я сам… только по приказу, – плакался бандюган.
   – Некогда мне… За твою подлость… Хочешь жить?
   – Хочу, Господи!
   – Какой я тебе к черту, "Господи"! Ну да ладно. Живи…
   – Спасибо Госп… спасибо, Ваше… сиятельство, – бормотал начавший подванивать палач.
   – Только вот что, – добавило "сиятельство", принимая вновь облик пацана и одеваясь. – Живи в муках, которые ты причинил другим. Начиная с меня.

 
И бывший пленник, открыв дверь гаража, оседлал шефов мотоцикл. Взревнув мощным двигателем, он исчез в темноте.
 

   – Сейчас, сейчас, босс, – вытирая обильный пот, шептал Богдан.
   – Э, да ты нанюхался, Бодя, – удивленно-разочарованно произнес Прохор, вглядываясь в побледневшего сподвижника.
   – Нет, шеф! Ну, ты же меня знаешь, – перешел на неофициальный тон Бодя. – Я перед такими делами – никогда.
   – На меня смотреть! – крикнул шеф, включив в машине свет и вглядываясь в зрачки водителя. – Да, – через некоторое время согласился он. – Это не дурь. А что? Сердечко? – вкрадчиво поинтересовался Прохор, все еще сдерживая гнев. – Может, пора на пенсию? По инвалидности? На покой, а?
   – Нет шеф, нет, – рассеянно проводив взглядом промелькнувшего в темноте мотоциклиста отверг заботу Прохора его помощник. Что такое "на покой" он знал.
   – Вот, совсем отпустило, – радостно сообщил он.
   – Да меня… твое здоровье, – взорвался, наконец, матом Прохор. – Мы едем или нет?
   – Уже-уже, шеф. Тип-топ, нагоним, – срывая автомобиль с места пообещал Бодя, вновь вытирая пот, на этот раз выступивший от ужаса. Но он напрасно опасался неминуемой расправы. Вскоре внимание шефа переключилось на другое. Заиграл турецкий марш мобильник в автомобиле Прохора, и он, подняв трубку, услышал сначала: "Шеф!", а потом ужасный дикий крик оставшегося за старшого Миколы. Тот, видимо, уронил телефон, не выключив, и Прохор с Богданом ехали дальше под аккомпанемент холодящих душу воплей штатного палача.
   – Что это с ним, шеф? – шепотом поинтересовался водитель.
   – Не знаю, – облизнув пересохшие губы, также шепотом ответил Прохор.
   – Может, вырубим? – попросил водитель, когда завывания стали невыносимыми.
   – Молчи, идиот! Он не случайно позвонил. Может, что еще услышим. Узнаем, кто его… Ты, давай, гони,мать твою!

 
Максим едва поспевал за несшимся Прохоровым джипищем. Не то чтобы мощный агрегат, которым управлял он, был помедленнее. Просто управлять таким зверюгой ранее не приходилось. Прагматичный Максов отец приобрел когда-то по случаю солидный раритетный "МТ" с коляской, который до сих пор верой и правдой служил рыбакам и грибникам. Белый-старший с гордостью говорил, что ни один "Джи-пи" не проедет там, где пролезет или протиснется его ветеран. И в прошлом году отец разрешил (первый раз – по проселочной дороге) проехать за рулем раритета сыну. Потом пошло-поехало и теперь вождение мотоцикла ( а по секрету от ГИБДД – и отцовской "Самары") перестало быть для юноши неким таинством. Но эти славянские рабочие лошадки разительно отличались от скакуна, которым Макс пытался управлять сейчас. В отличие от тех, он все время рвался вперед и недовольно урчал, если наездник сбрасывал скорость. Общая логика конструкторов по обеспечению удобства доступа к необходимым рычагам помогла подростку быстро освоить в общем несложное управление, и только необходимость все время сдерживать рвущийся вперед болид отвлекала внимание от мчавшейся впереди машины. Свежий ночной воздух приятно обдувал вспухшие губы, потрескавшуюся в местах пыток кожу и саднящие от выстрелов дырки. Что с ним произошло, Макс пытался не думать – "Потом". Они выехали за город и промчались несколько километров, когда корма впереди идущего монстра озарилась красными огнями. Подросток тут же выключил свет и резко затормозил. Вообще-то он был никуда негодным филером, и при других обстоятельствах фара одинокого мотоцикла наверняка насторожила бы бандюганов. Но, подавленные продолжающимися криками по мобильнику Прохор и Бодя, потеряли всякую осторожность. Максим, пытаясь хоть как-то припрятать массивный мотоцикл в придорожных кустиках, увидел, что главный вражина вышел из джипа и двинулся в сторону здоровенного, овеянного преданиями (то ли Пушкин под ним ночевал, толи Мазепа сокровища зарыл) дуба. В обычных случаях его страховал Богдан. Но сейчас: "Сиди, слушай, может хоть что-то прорежется", – бросил Прохор, метнувшись из машины. Да и то, кому в это время в такой темноте по проклятым местам лазить?
Поэтому Максим, подкравшись, смог увидеть и пакет в руках босса, и дупло, в которое он этот пакет запхал и кусок коры, которым босс это дупло вновь замаскировал. А когда Прохор направился к машине, успел этот пакет вытащить. Со стороны это могло показаться глупой игрой в шпионов, но в маленьких городках такие тайники все же считаются понадежнее камер хранения, где все на виду. И если курьеры не горели желанием светиться… В общем и здесь были свои резоны.
 

   – Ну что? – поинтересовался шеф, вваливаясь в машину.
   – Орет пуще прежнего. До визга дошло, – хмуро прокомментировал Богдан услышанное. – Я думаю, шеф, пытают его.
   – Но зачем? Вопросов-то не задают! И где Лютый с Чмырем?
   – Я, думаю, шеф, они пытают его, чтобы нас заманить. Думают – примчишься выручать, а они тебя – тепленьким.
   – Но кто "они"? Разве что эти щенки? Значит, и тот – от них? Славно… – Прохор на миг задумался, криво улыбаясь. "Щенки", они же " Шакалята" – молодая да ранняя поросль криминала уже начала наступать на пятки. Эти, вообще не имеющие ничего святого зверёныши, сколачивались в отдельную группировку. Цинизм и беспредел в их нравах вызывали восхищение и отвращение даже у видавших всякие виды волчар. Сейчас они схлестнулись на наркоте. Удачно посбывав дурь в школах и на дискотеках, щенки рассудили, что перекупка у стариков – дело невыгодное. Точнее, выгодное, но не настолько. И решили эти ребятушки начать свой бизнес без "Прохора и Ко". И хотя получили жесткий отлуп (их главный шакаленыш три месяца провалялся в больнице с переломом черепа, а о рядовых и говорить нечего), но только затаили злобу и от своего не отступились. Поэтому догадка Прохора имела достаточные основания.
   – Ну что же, – принял решение шеф. – Вызывай всех.
   – Всех?
   – Да, всех, бля, всех! Немедленно. Сбор… у тебя. И чтобы тихо. Как мыши. А то начнут съезжаться, как на свадьбу. Поворачивай. Товар заберем потом.
   – Оружие?
   – Да! А Микола… пусть помучается за благое дело, – решил Прохор, откинувшись на спинку сидения. Теперь, когда всё объяснилось, страх ушел. Пришла жестокая злоба.

 
Максим успел свернуть в переулок и скрыться от развернувшегося автомобиля. Видимо, его подопечные поменяли планы и на всех парах понеслись домой. Нет, не домой – понял он, вновь увязавшись за внедорожником. На этот раз ехать было недалеко – автомобиль тормознул возле похожего на Прохоров, но более скромного особнячка. Водитель с пассажиром вошли внутрь, и твердо решившему закончить всё сегодня Максиму оставалось ждать. С сожалением, даже погладив его на прощание, он оставил в темном пролете мотоцикл и притаился, удобно устроившись на обвитой плющем или виноградом – в темноте не разберешь – скамейке. Какой-то поздний пьяница спросил прикурить, но, разглядев в свете выглянувшей на минутку Луны собеседника, всхлипнул, перекрестился и провалился в уличную темень. Максим же пересел на дальний конец скамейки – туда, где царила тьма даже для любопытного Месяца. Фосфоресцирующие стрелки показывали полвторого. "Это сколько же времени прошло"? – изумился Максим. Но события не дали развиться этому удивлению. Одна за другой в особняк стали продвигаться тени – в конце концов, наблюдатель насчитал их двадцать шесть. "Вся королевская рать", – понял юноша. Ночное совещание? Или ночной налет? Или бал у сатаны? Гадать долго не пришлось. Минут через пятнадцать вся эта свора несколькими группками двинулась к особняку Прохора, а затем – через главный, запасной ход и гараж – и в сам особняк.
"Поубивать бы их всех сейчас", – подумалось мстителю, но он тут же понял – не справится. Нет у него таких сил. Сейчас? Вообще? Неважно. Нет. А есть они на одного – Прохора. На него – уже сейчас есть. Или всё еще есть. Максим продолжал ждать финала, путаясь в своих чувствах и своих оставшихся силах. Сейчас бы хоть лунного света! Нельзя. А вот так, поливая лавку струйками крови – можно? Господи, спохватился он – кровь-то, кровь! И эти пули… Нет, юноша решительно подвинулся на скамейке и расстегнув рубашку, бесстыже подставил простреленные грудь и живот под удивленный лунный взгляд. "Впрочем, за свою вечность она и не такое видала", – успокоил себя Макс, наслаждаясь вливающимися в него серебристыми лунными лучиками.
Кодла расползлась назад по норам минут через тридцать также бесшумно, но как-то не так решительно, как ворвалась. По подсчетам подростка, в доме должны были остаться двое – Прохор со своим жлобом Богданом. И еще этот – палач Микола. Ну, этот – не в счет. Он меня боится. Или в счет? Но пора. Максим глубоко вздохнул наполненный ночным ароматом черемухи воздух и вторично направился в особняк, на этот раз через всё еще незакрытую дверь гаража.
 

   – То ли мы не успели, то ли эти засранцы быстро слиняли.
   – Это вряд ли. Разборка так разборка. Видимо, просто надоело. Замочили наших двоих, а Миколу повесили, типа: "Сколько можно ждать", – хмуро высказывал свои догадки Бодя. И хмурится было чему. Шеф-то облажался самым гадким образом. Как дешевка какая. Когда все собрались, он на полную громкость врубил свою мобилу.
   – Это пытают Миколу. В моем же доме, – прокомментировал он рвущие динамик уже охрипшие вопли. – Это "щенки". В моем доме. Пора разобраться.
   – Это давно? – поинтересовался один из лейтенантов – усатый "Гуцул".
   – Минут сорок уже.
   – Но шеф, чего базарим?
   – Гуцул со своими – через гараж. Василь, бери своих и – через черный ход. Лось – твои со мной – через вход, – скомандовал Прохор и все рванулись к выходу из гаража Богданова дома.
   – Опаньки, – прокомментировал Лось наступившую вдруг тишину сотовика. –Царствие небесное Миколе. Замордовали. И то дело – "минут сорок".
   – Всё хлопцы, бегом. Не выпускать никого. У меня это шакалье взвоет, – прорычал Прохор, бросаясь вперед. Намек на упрек явно слышался в словах Лося, и это взъярило вожака. А дальше – больше. Все три группы, проникнув с разных сторон, соединились в гараже. Не потому, что все дорожки вели именно туда. Просто он оказался единственным местом, где можно было хоть что-то увидеть. И они молча разглядывали. Два трупа у гаражных дверей – без признаков насилия. Пустое кресло (приближенные Прохора называли его пыточным) с семью дырками от пуль и расплющенные о цементный пол сами пули. Лужа крови на месте отсутствующего мотоцикла. И, наконец, Микола, висящий на крюке в петле из собственного ремня.
   – Кто-нибудь что-нибудь объяснит? – спросил, наконец, после долгого молчания все тот же Лось, разглядывая вынутого из петли, еще тепленького, но, безусловно, мёртвого штатного палача.
   – Сбежали, сволочи. Закатовали и сбежали. Падаль. Ну ничего… Отбой пока. Все по домам. Разберемся, – объяснил происшедшее Прохор.
   – Послушай, Прохор, а чем его пытали-то, а? – поинтересовался Гуцул, со знанием дела осматривая труп своего коллеги. – Ни одной ранки. Ничего. Я вначале думал, что вон тем, – он кивнул в сторону переноски, – но никаких следов.
   – Нет, это мы с одним из шакалят здесь беседовали…
   – Да-а… Есть у них, оказывается, мастер… Золотые руки. Никаких следов. И у тех двоих – словно от приступа сердца скончались. Слушай, Прохор, этого их мастера надо к нам. Ему цены нет. Вот вместо Миколы, а?
   – Разумно. Если найдем – перекупим. А пока отбой.
   – Может, пару хлопцев оставим? – поинтересовался уже на выходе Лось.
   – А ну стой! – рявкнул Прохор. – Слушай меня, – оскалил он желтые лошадиные зубы со знаменитой щербиной. – Я, может быть, сегодня и лажанулся. Но не тебе судить. Если за сявку трусливую меня надумал держать – выходи на ножах. Хоть сейчас. Ну?
   – Брось, шеф, – буркнул Лось. – Разве я что? Просто, вдруг опять навалятся?
   – Разберемся, – уже остывая, успокоил лейтенанта главарь. А этих (он кивнул на тела) убрать. И чтобы комар носа…
   – Так что это было по-твоему, а? Кто за этот базар ответит? – поинтересовался Прохор, когда они с Бодей остались одни.
   – Этот шакаленыш! Смотри, шеф, он вырвался, а Микола стал в него стрелять. Ранил. А он грохнул наших, потом замордовал Миколу, перед самым нашим приходом повесил его, а сам на твоем мотоцикле – фьють.
   – Но тогда он сам дьявол! А откуда он узнал, когда мы…
   – Но, шеф, мобила же работала.
   – Точно, бля! Я его… Где искать этого щенка?
   – Вон, – побледнев, показал холоп куда-то за спину шефа. Резко обернувшись, Прохор замер. Да, это был всё тот же щенок, но в каком виде! Бледный, даже бледнее Богдана, в залитой кровью одежде, в распахнутой рубахе, с жуткими развороченными дырками в груди… Ни шеф, ни его напарник ничего подобного живым не видали, поэтому окаменели.
   – Не ждали? – поинтересовался Максим чисто риторически. И так было видно, что нет. Он подошел к столу, взял оставленный там пистолет одного из уже унесенных охранников и направил на застывших собеседников.
   – Почему вы так любите эту систему? Ну не практичная же… Только что калибр. дыры вон какие оставляет… А толку? Так… Ты! – он ткнул стволом в сторону шефа, – марш в то кресло. Вот так. Теперь ты, – кивнул он нукеру: – Привяжи его. Покрепче, чтобы не вырвался. Ну, молодцом. Теперь присядь сам, – Максим, как мог, привязал к стулу Богдана его же ремнем и сел на табурете напротив.
   – Поздно уже. И больно, – он не без умысла показал все семь дыр на теле. – Что же вы? Я ведь к вам, как к людям пришел, – вспомнил он праведное возмущение одного из героев старинного фильма. – А вы сразу за провода. – Он взял переноску, включил ее в розетку и стал приближаться к шефу, смотревшему на него выпученными глазами.
   – Несколько вопросов и – живи. С кем и где ты был позавчера ночью. Ну? – вспомнив о теле девушки, он ткнул Прохора в жирное плечо. Тот дернулся, но промолчал. "Боится", – понял Макс. "Мои угрозы не такие страшные". А реально пытать он не смог. Он откинул переноску, вновь уселся на табуретку и тут вспомнил сюжет из того же фильма.
   – Сейчас начнет действовать, – вслух произнёс он, поглядев на часы. – Ведь я не случайно вернулся. То пиво помнишь? Сейчас оно начнет разъедать тебе внутренности. Это очень больно. Очень. Но если ты вовремя мне все расскажешь, я дам тебе противоядие.
   – Блефуешь, щенок, – просипел Прохор.
   – Ну, что же, оно начинает пощипывать, да? – Максим мысленно послал сотни тонких, словно игольные кончики, болевых лучиков по крови шефа. Тот, удивленно вытаращив глаза, прислушался к ощущениям и застонал.
   – А теперь – жжение во всем организме, – начал раздувать пожар в крови негодяя подросток. По перекосившейся физиономии бычилы было видно, что так оно и есть.
   – И это жжение с каждым ударом сердца усиливается, правда? Говори, иначе сгоришь изнутри. Ведь скоро я просто ничего не смогу услышать, кроме твоего рева. Ну?
   – Пощади… противоядие, – завыл Прохор, действительно корчась от боли.
   – С кем и где?
   – На хазе.
   – Адрес?
   – Зеленая…а…а…а… девять.
   – Кто?
   – Знаю только Игната. Двое – с ним.
   – Кто такой? Быстро! – для большей сговорчивости Максим пустил в мозг собеседника волну боли по всем нервам.
   – Игнат, это Василь Игнатенко. Он из "Водолазов". Смотрящий по области.
   – Где искать?
   – Где живет, – не знаю у..у…у…, пощади, – начал уже завывать Прохор.
   – Где искать? – повторил юноша.
   – Он по спорту интересуется. Мне на ипподроме встречу назначал. Другим, как я знаю – на разных соревнованиях. Тотализатор держит.
   – Где "Москвич", кто владелец?
   – Владелец не при делах. Я угнал, и я же вернул. Там же поставил.
   – Почему "Москвич"?
   – Чтобы села поспокойнее. Доверия больше.
   – Адрес владельца?
   – Московская, 6, частный дом.
   – И последнее: за что?
   – Я не убивал! – корчась и обливаясь потом, завизжал Прохор. – Спаси! Противоядие!
   – Он? – кивнул Макс в сторону вжавшегося в кресло Богдана.
   – Не при делах. Никто из наших. Такое условие было Игната… Это они. Я только… Я даже не знал поначалу… Только машина… И подвезти предложил…
   – Врешь! Твоя рожа всё время мелькала…
   – Ну, ну уколол её. И всё. Ну, видел, как они… её… А когда потом – я не при делах… – уже рыдая тоненьким, совсем несоответствующим габаритом туши голоском, оправдывался он. – Потом да, отвез. Выкинул… Там, где она рассказывала, её друзья ждали. Но уже мертвую! Это они, они, они! – забился в пыточном кресле Прохор.

 
"Вот как он Миколу-то", – по-своему понял происходящее Богдан. "Как-то влил свою отраву и любовался, пока тот в петлю не влез. Лихо, ох лихо пацан работает! Но о чем они базарят?" – думал он, теребя руками за спиной связавший их ремень. Связан он был очень неумело, что порождало некоторые надежды.
 

   – Быстрее отвечай, – морщась от захлебывающегося крика продолжал Максим, – кто и за что?
   – Не знаю… Богом клянусь, не знаю. Такие дела – знать себе дороже. Но Игнат сболтнул – "самому" не угодила.
   – Это кому? Ну? Последний ответ и избавление от боли. Ну?
   – Червеню.
   – Ну и молодец. А кто такой Червень?
   – Не знаешь? Червеня, Червоного не знаешь? Ржавого не знаешь?
   – Не знаю.
   – Щенок… У-у-м-м, чёрт, да противоядие же!!!
   – Помучься, тебе полезно, – Макс пошел на кухню, налил стакан воды и принес уже просто кричащему Прохору.
   – Вот. И сразу все пройдет, – напоил он измученного шефа и пока тот глотал воду, освободил нервы от воображаемой боли.

 
Почувствовав неслыханное ранее облегчение, Прохор попробовал даже заулыбаться.
 

   – Не соврал таки. Не дешевка. И на том спасибо, – пропыхтел он, косясь на своего мучителя-спасителя.
   – Давай теперь немного об этом, Ржавом, а? – предложил новую тему для беседы.
   – Не придется, – встрял в разговор Бодя. Он в отсутствие Макса успел развязаться, и теперь стоял, приткнув ствол пистолета вплотную к затылку подростка.
   – Я не Микола, кишки выпускать не буду. Выпущу сразу мозги, – пообещал он. – Только пошевелись.
   – Вяжи его, гада, Богдан. А лучше – пальни. Стой! Н-е-е-т. Теперь из него я душу достану.
   – Ты хочешь знать, кто такой Ржавый? – продолжил он после некоторой паузы, когда юноша во второй раз был накрепко спеленован. – Ну, что же, можно и поведать. Что знаю, а там – не обессудь. Богдан, принеси из холодильника пивка. И сигареты там, на столе.
   – Так вот, Прохор закурил и жадно вылакал банку пива. – Ржавый – смотрящий по республике. Живет в столице. Не нашего калибру. Мы для него – мелочь. Если не кашалот, то акула – точно. А эта девка, как я понял чем-то Ржавому на больной мозоляк наступила. Или дорожку перебежала. Они шустрые в этом возрасте, девочки-то. В них такие сучки вызревают… Вот она – под морфием-то, только посвистывала. Как в Эммануэли. Да что там, Эмма и рядом не стояла, что твоя подружка с ними троими разом выделывала.
   – Врешь, тварь, – застонал Максим.
   – Ну почему же. Рядом был, всё видел. Правда, сам не сподобился…
   – Цыц! – крикнул, пытаясь вырваться, пленник.
   – А потом Игнат на нее шейку колготки – р-раз, а те двое в разные стороны – ррраз! Сразу видно – сноровка…
   – Всё, – не выдержал больше Макс. – Всё! Ничего больше, тварь, не увидишь – и юноша мысленно факелом полоснул разошедшемуся быку по глазам. Тот мгновенно согнулся пополам и дико заорал.
   – А у тебя, холуй, руки отсохнут, – он направил мысль на потянувшуюся к "бульдогу" руку и порвал в ней нервы. Затем во второй. Тотчас страшно заорал и Богдан.
   – Теперь иди сюда, – стараясь быть спокойным обратился Макс к Богдану. – Развязывай, если хочешь жить. Зубами развязывай, а то сам в петлю полезешь.
   – Сейчас, Господи, – лепетал холуй, вгрызаясь в веревку. – Всё сделаю, Господи… Вот так… вот так… Простите, не признал поначалу.
   – Можно подумать, теперь признал, – растирая руки удивился юноша. – Ну да ладно. Имей в виду – шефу твоему хана. Думай сам. Эй ты, тварь, ты слышишь меня?

 
В ответ сквозь завывания послышалось и грязное ругательство.
 

   – Вот как? – взъярился юноша. – Еще мало? Тогда так. – Он мысленно из всех сил зажал голосовые связки шефа. Тот взвизгнул и затих.
   – Ты… Вы что, его грохнули? Как тех? Я к тому… Мне что делать?
   – Что хочешь. Но если только начнешь хоть что-то обо мне говорить, у тебя оторвется и вывалится язык.
   – Буду молчать, век воли… – начал божиться Бодя.
   – Вот вам и щенок, пробормотал он, когда страшный гость исчез в темноте. Толкнув дверь плечом, бандит выбрался на улицу и вскоре стал греметь ногами в дверь дома ближайшего из своих – Лося. После первых же сбивчивых слов лейтенант кинулся в дом шефа.
   – Фу, да ты обделался, босс, – брезгливо оттолкнул Лось шефа. – Но это не смертельно. Порешаем с последней партией, ты расскажешь… ах да… тогда покажешь, где касса, и получишь уход, поводыря… пенсион, и Гаваи. Без базаров, шеф! – предлагал лейтенант шефу новые условия совместной деятельности. Тот только завывал.
   – Ладно, ты сегодня хлебанул. Спать. В люлю, – он без былого почтения, но на всякий случай, аккуратно (вдруг вся эта немощь пройдет?) уложил Прохора в широченную постель, закрыл все входы-выходы и, схватив за шкирку Богдана, поволок его к себе домой.
   – С шефом-то давно пора – зарвался. А вот с тобой… ты ведь теперь калека, а? Потолкуем? Твое общее руководство, мое исполнение, а? Или в отставку? У нас убогих вообще-то эээ уважают, – еще на ходу предлагал новые условия Лось.
 
 
 

 
Глава 17
 
 
Выйдя из дома, Максим на секунду остановился, подумал, затем махнул рукой и пошел к брошенному мотоциклу. Ему крайне необходимы были покой и свет. Не было ни того, ни другого и юноша боялся, что до утра не добредет до дому. На двухколесном зверюге путь составил менее десяти минут. Да и то с учетом того, что мотоцикл пришлось всё же оставить не доезжая до ДОСов – у гарнизонных гаражей. Вытянув похищенный пакет, Максим похлопал скакуна по теплому боку и решительно направился к дому Косточки. Домой идти в таком виде было просто нельзя. А к ней… Ну что же. Забудет.
Заспанная девушка, увидев в глазок юношу, рывком открыла дверь, а затем рот в немом крике.
 

   – Ну ничего-ничего. Всё нормально. Успокойся, – приняв безмятежный вид и тон, прошел в квартиру поздний гость. – Так, подрались немного. Мне бы в ванную, а? – он повернулся к двери ванной, но услышал тихий вздох и шуршание ночнушки.
   – Ты что? – резко обернулся он. Но девушка, сползая по стене, только простонала: "На спине".
   – Да не обращай внимания. Это так. Царапины. Он подхватил теряющую сознание девушку, отвел ее в спальню.
   – Ты ложись. Спи. Я всё сам.

 
В ванной, напуская горячую (до кипения!) воду, Макс взглянул в зеркало. Отшатнулся. Потом тихонько вышел в прихожую, где в шкафу были вставлены зеркала в полный рост. М-да. Косточку можно понять. Рубаха и джинсы – какая-то сплошная окровавленная тряпка. Это что, столько крови вытекло? На голом пузе – две неприкрытые дырки с вывороченным мясом. Бррр. А сзади – он насколько смог повернулся, затем додумался открыть одну из дверок и посмотреться во вторую. Пистолетные пули повырывали куски из рубахи и из тела. Спина напоминала клумбу из фильма ужасов – лепестками торчащие из дыр куски мяса были похожи на красные георгинчики.
"Но не помер ведь", –поморщившись, успокоил себя юноша и вернулся в ванную, где, спратав пакет, быстро скинул с себя неприятно затвердевшую одежду и со стоном блаженства погрузился в горячую воду. Но почти сразу ее пришлось спускать – в розовой воде мыться крайне неприятно.
 

   – Надо было сразу под душ, – пробормотал Максим, отмываясь под горячими струями. Уже затем, отмокая в более или менее прозрачной воде, он тщательно осмотрел свои повреждения. Судя по всему, все ранения были смертельными. Но так как он жил, становилось ясно… что же становилось ясно? Что с ним вообще происходит? Вот, кровь уже и не идет, даже какая– то пленочка на ранках. Только слабость… слабость… к Солнцу надо, или к Луне… К лучам надо… а здесь кожа обожжена, это откуда? Да… электричество… Измученный подросток еще успел свеситься с края ванной, после чего провалился в темноту.

 
Он очнулся от прилива энергии. Так чувствуют себя утром люди, когда выпивают традиционную чашку кофе или аккумуляторы на подзарядке. Он лежал вновь в кровати Косточкиных родителей, и утреннее Солнце гладило его выглядывающие из-под одеяла конечности. Макс рывком сорвал с себя одеяло и попытался подставить лучам главную сейчас заботу – раны. И с удивлением обнаружил, что забинтован – от самого среза трусов до горла.