Страница:
-Я минут пятнадцать. Или полчаса… Не мешайте. Всё будет хорошо… Просто замечательно. – Он содрал и бросил на пол лохмотья от рубахи, откинулся на стуле в лунных лучах и, наконец, отрубился.
Боль не была пронзительной, как в борьбе с недугами. Подобное уже было. Золотой поток лучей стекал с рук и растворялся в спящем ребенке, а в ответ приходила, пронизывала насквозь и уходила куда-то в пол тупая ноющая боль. Журналистка, увидев свечение рук коснувшееся мальчика, рванулась, было, к постельке, но сестра молча положила руку ей на плечо и глянула с такой верой в чудо, что несчастная мать решила тоже поверить. Силы Максима начали неожиданно быстро иссякать. "Вероятно, что-то уходит и на такую защиту", – вяло подумал он, отходя от кроватки и глядя на рубашку. "При законе сохранения энергии…" –путались мысли. "Надо к свету". Он молча поволок стул на открытый балкон. Надо было набираться лунных лучей. Он еще не всё сделал за сегодня. И чувствовал – надо, надо, надо. Пока есть возможность восстановить. Всё. Полностью. Потом… Потом тоже можно, но долго… А время… –мысли путались.
-Ты что-нибудь понимаешь? – шепотом спросила старшая сестра младшую.
-Не-а, –также шёпотом ответила та, продолжая смотреть на спящего юношу.
-Ты посмотри… Идём в комнату, что-то покажу, – журналистка потрясала перед девушкой рубашкой гостя. Сестра, с видимым усилием оторвав взгляд от спящего, пошла в комнату.
-Этот парень… Тут всё из-за него. Это он…
-Это он пел и дал компру? – вспомнила девушка слова сестры. –Такой молодой?
-Его сегодня расстреляли. Киллеры. Вот входные отверстия, а вот – выходные. А на нем – ничего. Как будем понимать? Какой-то фокус? Но у меня на глазах.
-А с Алешей –тоже фокус? И тоже у тебя на глазах. И у меня. Это какая-то уж очень крутая афера. Возможно, –начала развивать свою догадку Татьяна, –они все заодно. Подъехали, пальнули холостыми, он упал, а когда ты уже ушла, расстреляли рубашку.
-Глупо! Уж проще было сказать, что промахнулись. Вот спрошу его о рубашке, что ответит? И зачем все это?
-Чтобы ты раскрутила очередного афериста – экстрасенса. И пули его не берут, и детей исцеляет, и песенки поет.
-Информация была очень серьезной. И люди за этим стоят очень серьезные, Танюша. И вообще, если он хоть чем-то поможет Алеше…
-Только бы не навредил!
-Ты ему не веришь? – Забеспокоилась старшая сестра. –Тогда давай скажем, что не надо? Когда проснется?
-Решай сама.
-Тогда… тогда пускай продолжает. Я видела его глаза. Не однажды. Они вообще-то добрые. Он добрый мальчик.
-Мальчик! – фыркнула младшая.
-Конечно, мальчик, твой ровесник, наверное…
-Ну, что скаже…те? – поинтересовалась также всю ночь не сомкнувшая глаз мать.
Этот тревожный шепот был прерван вошедшим с балкона "мальчиком". Он был бодр и сосредоточен. Пожав мимоходом плечами в знак то ли извинения, то ли объяснения за свой оголенный торс и за свою рубашку, он прошел в детскую и вновь склонился над ребенком.
Уже к рассвету вновь изнемогший от боли и слабости юноша прекратил свою загадочную терапию и вышел на балкон встречать солнечные лучи.
-Надо продолжать. Ну, хотя бы еще пару ночей. Боль я снял. И некоторые мелкие повреждения. А с позвоночником… Только сегодня вечером можно начинать. Он у вас был очень уже слабенький. От боли… и от всего. Потом надо будет…
-Давайте не будем о "потом". Вот то, что сейчас, это не опасно? И что это такое?
-Я не знаю… Не могу объяснить… Какое– то поле…
-А если не знаешь, то как ты можешь вот так, запросто, на чужих детях? – по праву ровесницы, более откровенно выразила свои сомнения девушка.
-Таня, ну что ты, перестань, –как-то неубедительно прервала ее журналистка.
-Нет, пусть все объяснит. И эту клоунаду тоже, – Татьяна ткнула пальцем в голый, покрытый первым юношеским пушком живот Максима. – Мы всё-таки не на болоте живем, чтобы всяким шарлатанам верить…
-Извините, –прервал обличительницу юноша, одел на голое тело свою джинсовую куртку и кинулся к двери. Просительный вскрик хозяйки его не остановил.
-Прикалываешься? Или отъезжаешь? – поинтересовался грубый голос. Макс отвел взгляд от поднимающегося светила и увидел двух неприятных милиционеров. Из тех, в честь которых и пошли клички "мусора" и "волки позорные". Сытые, самоуверенные до наглости, в лихо заломленных на стриженных затылках беретах, с откормленными холками, эти менты создавали эффект поддержания правопорядка, прохаживаясь утром по маршруту проезда высших должностных лиц. А вот вечерами их здесь – в месте тусовки наркоманов и прочей шушеры –нельзя было даже учуять.
"Вот так", –по-детски всхлипывая, думал Максим, бредя по еще пустынным улицам. "Я к ним со всей душой. Она меня продала, я спасаю ее ребенка, а она… А они…"
По большому счету, его, конечно, обидело недоверие сестры журналистки – нового объекта воздыханий. Кроме того, он не успел восстановиться и находился в подавленном состоянии. Но вот выглянуло Солнышко, подвернулся "нонстоповый" бутик, Макс купил себе рубаху, уселся на скамейке скверика и, уставившись на восходящее солнце, стал наслаждаться вливающейся в него энергией. Но "подзарядка" была прервана самым бесцеремонным образом.
-Отдыхаю, –односложно ответил тотчас же озлившийся юноша.
-Отдыхать надо дома. Живо марш отсюда.
-А что здесь тогда делают?
-Объясним. Сейчас. В другом месте. А ну встал! – рявкнул старший, протягивая к воротнику Максимовой куртки здоровенную волосатую лапищу. Еще совсем недавно Макс стал бы оправдываться перед этими власти предержащими хамами, но теперь он слишком много повидал, чтобы кого бы то ни было бояться и был расстроен для того, чтобы оставить это хамство безнаказанным. Уже через минуту оба шкафа, что-то гундося и подвывая сидели на той же скамейке, а юноша шел к ближайшему метро – следовало поторапливаться на олимпиаду. (Через пару дней обоих держиморд отпустило – вернулись и гибкость членов и речь, но пережитый страх сказался – оба уволились из органов).
-Ну как? – поинтересовалась одна из финалисток, пухленькая вундеркиндша из престижной столичной школы.
Глава 42
Задачи в финале были действительно трудными. Не восстановившийся из-за блюстителей порядка Максим с трудом сосредотачивался на некоторое время, списывал с "бегущей строки", затем рассеянно разглядывал финалистов, пока в мозгах вновь не появлялись преобразования. Задач было почему-то не четыре, а пять. Не решив, как договаривались, первую, Макс застрял и на последней. Не понимая, в чем дело, он закрыл глаза и заставил себя полностью отрешиться от других проблем. Постепенно это удалось и бегущая, точнее, сейчас – "ползущая", строка, начала медленно приводить странные и неожиданные преобразования. Списав это решение, юноша вдруг понял, что он уже просто и не сможет физически решить первую задачку – настолько он был опустошен. Вскоре и время истекло. Собрав работы, жюри торжественно объявило, что оглашение итогов и награждение победителей состоится завтра, в актовом зале университета, в пятнадцать часов.
-Не решил. Первую, –односложно ответил Максим.
-Ты хочешь сказать, последнюю? – уточнила девушка.
-Да нет. Первую. Просто на последней немного замкнуло, вот времени на первую и не хватило.
-Ну ты даешь, – прыснула коллега по финалу. –Ребята, вы слышали? – обратилась она к остальным финалистам. – Макс утверждает, что как бы решил последнюю задачу! Ну, ты приколист!
-Не, ребята, не понял. Во-первых, не как бы, а решил. А потом… что, никто другой не решил?
-Ты всерьез ее пытался решить? – уточнил "первый претендент на трон".
-Я же говорю, что решил! А ты что, нет?
-Это ты всерьез такая тундра? – изумился парнишка. –Да это же всем известное уравнение. Его шутки ради написали. За его решение установлена специальная премия. За сто с лишним лет уже за миллион баксов зашкаливает! А ты – "решил". Это как на олимпиаде по физике расчет вечного двигателя сделать.
-Но я решил!
-Ну, тогда премия за тобой. И первое место, естественно. Поедешь запад учить уму разуму. Может, покажешь решение?
-Не помню, устал. Может, потом? – не уловил иронии Максим.
-Ну, тогда после вердикта жюри, –согласился подросток, пряча ехидную улыбку.
-Может, удастся вырваться – пообещал отец.
Пожав плечами и махнув на всё рукой, Максим двинулся в гостиницу – место, где можно было спокойно отдохнуть и, не вызывая вопросов, наконец-то зарядиться по полной программе. Он проспал почти до вечера и, проснувшись, удивился обилию пропущенных им вызовов.
Звонил отец, и Максим, перезвонив, сухо рассказал о результатах, о завтрашнем мероприятии.
-Если не будет других мероприятий?
-Именно так, –отрезал отец. Мандатная комиссия. С утра.
-Так ты всё-таки прошел всех? Молодец! Я же говорил! – не смог таки скрыть своей радости подросток.
-Ну-ну, режут и на мандатной, –осторожничал Белый-старший.
-Как пройдешь, обязательно позвони.
– Вы где? Говорить можете? Почему не отвечали? Я уж думала, с Вами что опять… – быстро и очень виновато затараторила журналистка. И после паузы, не ожидаясь ответов добавила: "Вы нас с Танькой простите? Да? Ну ведь правда "да"! Приходите, приезжайте немедленно!"
Затем звонила Лорка. Максим решил не набирать. Был обижен и, кажется, уже серьёзно влюбился в другую. На которую, впрочем, был обижен еще больше. Звонила Элен. Ну, не сегодня. Звонила… Да, звонила Синичка. Макс нетерпеливо нажал клавишу вызова.
– Что случилось? – забеспокоился Максим, уже одеваясь.
– Случилось… Но Вы же сами говорили, что надо продолжать?
– Но Вы, столичные штучки, в шарлатанов не верите?
– Мы же договорились, что Вы прощаете. Или перед Вами надо на колени встать? Я встану!
– Уже еду, – устыдился Максим.
– Вы знаете, он давно таким не был. Такой радостный, светлый, как утреннее солнышко. Я смотрю-смотрю, что не так? Потом поняла и ахнула – косоглазие пропало! И весь день, весь день, как заводной. И говорит, говорит. То молчун был… Сейчас уже спит. Умаялся, – рассказывала Синичка, проводя юношу на кухню. – Если это не помешает, давайте поужинаем.
Еще в пути его настигла СМС-ка Ларисы "Как дела?" и звонок самого ректора. Странным срывающимся голосом он попросил Макса прийти завтра пораньше "часиков так в двенадцать" и заглянуть к нему в кабинет. Девушке он не ответил, приглашение ученого принял.
– Ну, не верит, не верит она пока Вам. Вы уж ее простите, она по жизни ещё тот скептик.
Макс вдруг вспомнил, что давно не ел и согласился. Про себя отметил, что ест всё реже. Но, видимо, тело, в отличие от духа, требовало не только солнечной, но иногда и пищевой подзарядки. Стол был накрыт на троих, но Татьяна не появилась. На вопрос о сестричке журналистка сказала, что та, разругавшись, ушла со своим кавалером на служение.
– Я буду, как вчера, выходить на балкон. Мне надо м-м-м отдыхать под лунным светом, – нашелся он. – И, ну как вчера, без рубашки.
Настроение испортилось. Даже не из-за такого "воинствующего недоверия", а вследствие упоминания про "своего кавалера". "Впрочем", – мысленно пожал плечами Макс, Что тут такого? У такой симпатяги должен быть кавалер. И не один. И не на танцы же, на "служение" какое-то". Вздохнув, он наскоро перекусил и направился в детскую.
– Пожалуйста-пожалуйста, – согласилась Синичка. – Вид мальчикового торса меня не шокирует. Это Татьяне непривычно.
– Ну что же, начнём, – вздохнул он.
Максим хотел было обидеться на "мальчикового", но решил, что не время мелочиться и сосредоточился на пациенте. Через несколько мгновений он своим вторым зрением уже с радостью рассматривал результаты вчерашних трудов. Весь организм мальчика светился радостным розовым цветом. Теперь оставалось соединить черные разрывы спинного мозга и поправить атрофированные окончания ниточек-нервов на ногах… И вообще в нижней части. И здесь, в мозгах, пройтись по вот этим тёмным областям – наверное, отвечают за ноги, вот от безделья и потемнели… Вчера я убрал здесь, здесь и здесь. У Хомы тоже было здесь потемнение и у него тоже прошло косоглазие. Запомним. На всякий случай…
– Видела иллюминацию, не хотела отвлекать, ждала, пока погаснет, – объяснилась Татьяна, врываясь в квартиру. – Здрасть, – коротко бросила она отдыхающему юноше. – Угадай, что соседи подумают, а? Но не про меня. У тебя какая-то цветомузыка, а время от времени на балкон выбирается передохнуть вот этот.
Елена Петровна тихонько сидела в кресле в самом дальнем уголке детской и со всё возрастающей надеждой смотрела, как из рук этого удивительного юноши вновь появились лучи – на этот раз не золотые, а ярко-голубые, похожие не то на застывшие молнии, не то на пламя газосварочного аппарата.
Здесь она была права. Максим действительно сваривал, сращивал и восстанавливал оборванные или потрепанные нервные окончания. В отличие от прежних пациентов – тех, что в больнице, – здесь травма была уж очень задавненная, и все его манипуляции вызывали у мальчика острую боль. Её приходилось снимать и проводить через себя. Время от времени Макс, не сдерживаясь, тихо стонал. От напряжения стали светиться, словно две яркие лампы, ладони рук. Осветилась странным, каким-то нереальным светом и вся комната.
Когда Максим прервался и поплелся на балкон, раздался звонок в дверь.
– Помолчи!
– Еще чего!
– Она помолчит, – поймав взгляд этих красивых, но сейчас вздорных глаз, прекратил полемику юноша. – До моего ухода помолчит. Слова не скажет. И вообще сейчас завалится спать до утра. Спать! – не ожидая реакции, Максим вновь подставил лицо лунному свету.
– Гипноз? – возвратившись, поинтересовалась Синичка.
Девушка явно хотела сдерзить, но зевнула, уже на ходу раздеваясь, ушла в другую комнату и, как убедилась старшая сестра, тут же завалилась спать.
– Не знаю, – вздохнул Макс. – Понимаете, на меня всё это так неожиданно свалилось и всё так вскачь несется, что нет времени самому себе что-то объяснить. А когда появляется время, чаще всего по вечерам, я начинаю думать и тут же засыпаю. Это вы обещались объяснить.
– Но я о тебе ничего не знаю, добрый мальчик, – вновь перейдя на "ты" возразила журналистка. – Я за сегодняшний день перерыла всю прессу, но никаких упоминаний об неожиданно одаренных юношах не нашла. Только вскользь о той вечеринке. Да и то переврали. Читал?
– Да нет. Некогда было. Да и… вообще.
– Я тебе потом покажу. Но чтобы что-то объяснить, нужно что-то проанализировать. Вот расскажешь поподробнее.
– Хорошо. Потом. Продолжим, – прервал беседу Макс и со вздохом направился к кроватке.
– И еще, – положила руку на его голое плечо Синичка. – Ты все время вздыхаешь и даже стонешь. Что, с Алешей так плохо? Только честно.
– Что Вы! Все идет хорошо. Просто больно.
– Алеше?!
– Да нет же. Мне. Немного. Но всё-всё. Не мешайте.
– Неплохо было бы ещё один сеанс. Общеукрепляющий. Именно по всем этим новым соединениям пройтись, – туманно объяснял он, собираясь. – Но у меня сегодня в три церемония подведения итогов, а потом из гостиницы наверняка выселят. Ехать надо.
Накануне Макс не растрачивал силы на другие чудеса, поэтому целительство давалось проще. Ну, не проще, а просто сил было побольше. Реже приходилось отдыхать, эффективнее было воздействие на организм ребёнка, легче переносилась боль. К утру он практически всё закончил.
– Тебе что, оплатить гостиницу? И вообще, можешь остаться здесь, сколько надо.
– Ну да, сестричка Ваша загрызет.
– Тебя загрызешь! Не прибедняйся. И потом, я ее знаю. Она дерзит тем, кто ей понравился. Этакая рефлекторная самозащита.
– Ясно, – расцвел сразу Максим. – В общем, если сегодня начнет ходить, много не давайте. Ножки слабенькие, не тренированные. И кости еще хрупкие. Поэтому очень осторожно. А потом…
– Что ты сказал? Нет, что ты сказал? – начала вдруг трясти Макса за куртку журналистка.
– А что я сказал? – испугался такой реакции юноша.
– Повтори, что ты сказал, – с ненормальной настойчивостью повторила молодая женщина.
– Я говорю…что пока надо очень осторожно. Ножки слабые… хрупкие. Поэтому, когда он сегодня пойдет…
– Вот! Ты действительно это сказал! Пойдет. Сегодня пойдет! Госспоодии, –протянула, чуть ли не причитая, Синичка. –Если это случится… Если это случится! Всё отдам. Душу свою отдам!
– Да пойдет, пойдет, – обнимая разрыдавшуюся женщину и осторожно вытирая ей слезы, уверил Максим. – Если не лентяй, конечно.
– Он? Лентяй? – уже улыбнулась журналистка. – Да за ним, когда он ползает, не угонишься.
– Доброе утро, Алексей, – увидел Максим открытые глаза ребёнка. – Сегодня начнёшь ходить. Только потихоньку. Не бегать, не прыгать, не скакать. Всё это успеешь.
– Это дядя Макс, Алёша. Он тебя лечит, – пояснила, всё ещё находясь в объятиях юноши, счастливая мать.
– Та-а-ак! Ну, я что-то такое подозревала! – прокомментировала увиденное Татьяна. – А ты еще спрашивала: "Зачем ему это, зачем ему это?". Вот, оказывается зачем!
– Молчать! Пока. Не пойдет Алексей. Молчать! – скомадовал обличительнице Максим. – До свидания! – обратился он уже к журналистке. И как случиться – сразу позвоните.
– До вечера! Обязательно позвоню!
– Свершилось! Свершилось! Свершилось! – шептала та, сжимая сына в объятиях и давясь слезами.
Татьяна не прощалась, озабоченно ощупывая губы, подбородок и щёки.
А Максим, выйдя на еще пустынную улицу и вновь присев на знакомой скамье скверика, вдруг почувствовал прилив счастья. Такого светлого и пронзительного, что аж зажмурился, словно от вспышки. Вспоминая радостно-изумленный взгляд несчастной матери, ее светлые слезы, Макс еще раз убедился, что всё-таки лечить радостнее и светлее, чем убивать и калечить. Хотя и почему-то больнее. Но стоит, стоит, стоит. Даже ради вот таких ослепляющих мгновений счастья стоит. Он перевел дух, сполна насладился своей радостью, затем, пошатываясь, побрел к метро. Следовало отоспаться перед всеми этими беседами и церемониями.
Журналистка сегодня в редакцию не пошла. Ждала чуда и шастала по Интернету – искала сведения о предстоящих сегодня в три часа церемониях. Когда проснулся Алешка, она прервала это занятие, привычно посадила подвижного, как ртуть, ребенка на пол и с трепетом стала ждать. Видя и чувствуя напряженно-нервное состояние сестры, села рядом и обняла ее Татьяна. Мальчик озадаченно посмотрел на почему-то молча глазеющих на него родных людей, по привычке ползком направился к ним, но затем вдруг встал, сделал пять – шесть робких, но быстрых шажков. Плюхнувшись на мягкое место, Алеша переосмыслил происшедшее и возобновил передвижение новым способом, добравшись на этот раз до матери.
– Звони. Звони немедленно, – прорезался голос у тоже всхлипывающей Татьяны. Глядя на рюмзающих взрослых, скривился, собираясь заплакать, и ребенок.
– Ну-ну, Лешок! – всё хорошо! – подхватилась и бросилась к телефону журналистка. – Не отвечает. Пошлю сообщение. Так и напишу: "Свершилось!".
– Он еще сегодня придет?
– Да, обещал. Надо будет закрепить. Только давай смотреть. Он сказал, чтобы Лешка не усердствовал пока.
– "Он", – кисло усмехнулась девушка. – Скоро с большой буквы будешь говорить – "ОН". Как о святом.
-Не ерепенься, –ответила старшая сестра, счастливыми глазами наблюдая за следующей попыткой ребенка по освоению нового способа передвижения. – Ты сама уже видишь, что не права, что плохо думала о человеке и что просто его оскорбила. А "он" – потому, что знаю только имя. Давай лучше потеребим в Интернет. Может, найдем что? Где-то что-то в три часа. Какая-то церемония.
-Ну, одну я сама знаю. Сегодня подведение итогов математической олимпиады. Это всем известно. Призы шикарные. Ну, это не про твоего героя. Судя по всему, он у тебя больше гуманитарий. И вообще, судя по поведению, он хлопчик продвинутый. Поёт, танцует, компру достает, лечит, обнимает…, –бурчала девушка, вытаскивая, тем не менее, на своём компе сайт университета.
-Среди финалистов один Максим. Некий Белый, –вскоре сообщила она. Но кто он и откуда – ничего. Только фамилии.
-Белый… Белый… Что-то было… Даже у нас. Не по моему профилю, но… Да, вот. Летчик. Герой. Вот его фото.
-Совсем не он, – фыркнула девушка.
-Но что-то похожее есть. Может, отец? – наметанным взглядом догадалась журналистка. Посмотрим биографию. Так… Откуда? Т-а-а-к. А если областную прессу? Ну конечно! Вот –победитель областных соревнований … по боксу. Странно… И вот, ну конечно, он! Победитель областной математической олимпиады. Он. Белый Максим. Покопаюсь я пока еще. Ты посматривай за Лешкой, чтобы не переусердствовал.
– Всё это, как мы и договаривались, вопросы решенные. Месяц отдыха в Испании со всеми оплачиваемыми приложениями мы тебе устраиваем. Теперь вот о чем… Ты привел решение последней задачи… Ты ее что, вот так, впервые увидел и решил?
Татьяна, что-то надумав, покорилась и взялась приструнивать непоседу, явно старавшегося наверстать упущенное. На некоторое время эту активность удалось нейтрализовать путем кормления. Да и то, пережевывая бутерброд, непоседа беспрестанно болтал ногами и по-новому осматривал комнату, явно прокладывая в уме новые маршруты. В это время напряженный журналистский поиск давал все новые результаты. Синичка раскопала публикации о чудесах медицины в областной больнице, об убийстве девушки в том самом городке, о страшных бандитских разборках в районном и областном центрах, перечитала столичную хронику о конце банды Червеня. Что еще аномального? Да, неслыханное увлечение меценатством – значительные анонимные пожертвования детским домам в том же областном центре. "Личный гость Ираклия", – вспомнила она рекомендацию. Что-то было и в ресторане. Ну конечно – же эти чудеса! При Президенте, и на именинах, и даже в последний раз. И еще –что видела собственными глазами. И эта убийственная компра… Значит… значит… –напряженно думала журналистка. Действительно, объяснить трудно. "Пусть уляжется", – решила она и радостно окунулась в новые родительские заботы. Татьяна же, освободившись от надзорных обязанностей, тихонько собралась и исчезла.
Глава 43
Всласть отоспавшись, Максим прочитал СМС-ку, остался доволен и взялся за свой внешний вид. За время столичных приключений он еще больше похудел. Больше стали выдаваться скулы. Ранее кругленький подбородок стал овальным, удлиняющим, а не округляющим лицо. Исстрадавшийся от полноты и "немужественных" округлостей подросток остался доволен своей внешностью. Но презентованный Ираклием прикид был слишком крутым, а ежедневная джинсовка – слишком обыденной. Вздохнув, Максим выбрался в очередной бутик, чтобы приобрести приличный, но не навороченный костюм. После того, как в парикмахерской за немыслимую сумму ему соорудили обычную короткую прическу, он почти бегом направился на встречу к ректору.
Ученый встретил юношу как-то испуганно. Протянул руку, усадил в кресло, поблагодарил за то, что тот сдержал слово. Пообещал сдержать и свое, поинтересовался, надумал ли Максим перебираться к нему. Ответы юноши слушал рассеяно. Когда же принесли кофе, маститый профессор приступил, как понял Макс, к главному.
– Да, но было трудно…
– Еще бы… Ты хоть знаешь, что ты решил?
– Да, более продвинутые ребята меня посвятили. И насчет премии тоже. Это всё правда?
– Правда, юноша, правда. Только вот что… Когда сумма премии перевалила за миллион, комитет перестал принимать к рассмотрению решения от посторонних лиц. Ну, от кого попало. Слишком много случайных желающих. Или просто психов. И от тебя заявки…скорее всего…просто не примут, – выдавливал из себя ректор. – А решение… когда оно есть…то его довольно часто находят почти одновременно. Поэтому…чтобы побыстрее застолбить приоритет… Как ты насчет соавторства?
– Это с кем? С вашим протеже что ли?
– Ну что ты, что ты! Он тоже в мире математиков пока никакого веса. Нужен авторитетный ученый… Со мной, а? – решился, наконец, ректор. – А премия, честное слово, – тебе. Разве что… процентов десять за проталкивание? Или даже пять? И мы сразу объявляем сегодня – и в работу! – Самое неприятное было сказано, и профессор перевел дух. Всё-таки предлагать такое, напрашиваться в соавторство всегда стыдновато, а тем более к юнцу… Но стыд глаза не выест. Да и больше для державы. Своей славы уже и так хватает, –лукавил сам перед собой ректор, ожидая ответа юноши. Тот вдруг взглянул на ученого мужа таким пронизывающим, таким понимающим взглядом, что профессор отвел глаза и даже поежился.
– Если Вы считаете, что нужно именно так, то конечно… И, знаете, давайте, может, не делиться, а отдадим эту премию в какой-нибудь детский дом инвалидов. Ну, за исключением какой-то доли на расходы, – добавил Максим, увидев пробежавшую по лицу ректора тень.
– Идея интересная… А почему не на науку?