Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга первая. Максим

   -Я пристала? Я? К тебе? Пристала?! – по словам выкрикнула девушка и змейкой выскользнула из автобуса. Она рассчитала всё почти точно. Двери закрылись перед носом обидчика и автобус тронулся. Но у Максима уже был некоторый опыт. Через несколько мгновений движок заглох, а еще через несколько – двери безвольно открылись. –Ну, извини, ну чего ты, –догнал Макс девушку.
   -Знаешь, ты зазнайка. Много о себе мнишь. И много позволяешь. Кто ты такой?
   -Не знаю… –растерянно ответил Максим.
   -Да нет. Не в общем. Кто ты такой, чтобы вычитывать мне морали? Да и сам, если на то пошло. Нашел себе вчера. Ну, – она обдала дружка негодующим взглядом. – У тебя что, вчера с той… ну… шпенькой ничего не было? Чего прятался?
   -Я по делам…
   -Врешь, врешь, врешь. Всё. Хватит. Пока! – рванулась от Максима девушка. Он, было, кинулся за ней, но, обидевшись на несправедливость, развернулся в обратную сторону. Одно время он срывал свою обиду на мордастых собачниках, натравливая на них таких же мордастых псин. В областном центре он таким образом немного сбил спесь этих любителей четвероногих друзей человека и мало кто рисковал выводить своих откормленных чад на прогулки без намордников. Здесь же в этой части был непочатый край работы. Наблюдая за прогнозируемой гаммой чувств – от первоначальной спеси к недоумению, затем испугу, затем – первобытному ужасу человека, съедаемого хищником, Максим вспоминал вчерашний вечер. Действительно, после феерии цветов, когда улеглись восторги и вновь началась тусовка, он позволил себе пригласить на танец довольно известную тележурналистку. Маленькая, фигуркой похожая на его одноклассницу Кнопку, с мелкими чертами лица, она очень напоминала синичку. Сходство добавлял остренький носик и кругленькие черные глазки. Женщина прославилась несколькими довольно глубокими раскопами коррупции. Мелкие пакости о мелких грешках бомонда принципиально в газетах не размазывала, за что была принята в различных сферах – и высоких и широких. И хотя все эти служители искусству были не ее специальностью, эта новая, только что вспыхнувшая звездочка журналистку заинтересовала. Это пение было неожиданным, талантливым и, если хотите, просто красивым. В конце концов, и она была женщиной. Поэтому приглашение на танец она приняла с удовольствием. Правда, наблюдавшие за этой парой увидели, как нейтральная улыбка партнёрши вдруг исчезла, и журналистка вновь превратилась в синичку – птичку, которая может убить другую птицу и выдолбить у жертвы мозг.
   -Всё это сейчас у меня, –донеслось досужим наблюдателям по окончании танца.
   -Тогда давайте выйдем, подышим воздухом.

 
В самом дальнем, затемненном закутке ресторанной террасы юноша передал журналистке несколько флэшек.
 

   -Я сам не успел просмотреть, но, насколько понял, это – компромат, которым Ржавый-Червень крепко держал кого-то.
   -Я привыкла, что журналистка не должна спрашивать об источниках информации. И спрошу просто как женщина: "Кто вы, таинственный юноша?"
   -Максим… Просто Макс. Если что, звоните по мобиле, вот номер.
   -Спасибо. Не доверяете… Ничего, Максим, чувствую, что наше знакомство еще впереди. А пока я для Вас Елена Петровна. Просто Елена Петровна, – передразнила она Макса. Вот Вам мой номер. Это – для "особо приближенных".
   -Но я…
   -Будете, чувствую, наверняка, будете. А пока всё-таки, авансом – кто Вы? Я же все равно узнаю. Просто жаль времени.
   -По большому счету, я уже и сам не знаю, кто я. Когда-нибудь, может, расскажу, и Вы сами мне объясните, кто я, хорошо?
   -Да, "просто Макс", Вы талантливый провокатор. Так меня не могли заинтриговать уже давно. Не исчезайте далеко и надолго. Я Вас все равно найду, но это время, время, время.

 
Перебросившись этими словами, они вернулись в зал, а вскоре молодая парочка удалилась. Поэтому выслушивать какие-то подозрения от Лариски Максиму было обидно. Хотя, следовало бы признаться, что танцевать с журналисткой, ощущая ее удивительно гибкое тело и вдыхая умопомрачительный запах каких-то особых духов, было приятно. Но не более того. "Почти не более", – пошел на компромисс с совестью юноша. Поэтому он, махнув на все рукой, поехал на встречу своей самой первой любви – авиации.
Отец преподнес Максиму очень большой сюрприз – и прямо у входа. Рядом с ним, сияющим всеми регалиями своего геройского прикида, стояла… Светлана Афанасьевна! Да, та самая заведующая детским домом, где так жестко проводил воспитательную работу Максим, и где обреталась Наташа Белая. Пока проходило естественное изумление, все трое успели поздороваться и переброситься несколькими ничего не значащими фразами.
 

   -А ты чего один? – приступил к проблемному разговору отец. –Мы думали, ты с подружкой придешь…
   -МЫ? ДУМАЛИ? – тотчас наставил иголки юноша. – Папа, папулечка, ты же недослышал или неправильно меня понял. Я же просил тебя удочерить девочку, а не девушку.
   -Ну-ну, остряк, –смущенно усмехнулся отец, а Светлана залилась мучительной, цвета заходящего солнца краской. – Не придумывай. Просто Афанасьевна приехала сюда по делам своего интерната, вот мы и встретились… переговорить о нашем деле… ну, об удочерении.
   -Врешь, папуля, ох врешь! По глазам обоих вижу – врешь! – настаивал на своем юноша. "Афанасьевна" – передразнил он батьку. –Она для тебя такая же Афанасьевна, как я для нее Леонидович.
   -Ну хватит, не дерзи, –уже жестким, с металлическими нотками голосом прервал Белый-старший язвившего юнца. – Идешь или нет?
   -Так точно, товарищ майор! – саркастически вытянулся в струнку юноша. Посещение такого музея Максим не отложил бы даже в случае, если бы отец привел с собой целый гарем. Дальше все пошло так, как, наверное, планировал умудренный жизнью офицер. Максим увлекся техникой до такой степени, что стал даже несколько благосклонно выслушивать реплики попутчицы, вставляемые в их мужской разговор. Когда же "Афанасьевна" со знанием дела рассказала о некоторых моментах испытания одного из навечно застывших здесь крылатых красавцев, юноша поинтересовался источниками ее осведомленности.
   -Её испытывал мой отец, – просто, без рисовки, ответила девушка. – И я с детства люблю авиацию.
   -У нее двенадцать прыжков, –с ноткой какой-то гордости сообщил Белый-старший.
   -Ну, это сейчас не редкость, – тут же взревновал подросток. –Сейчас за деньги…
   -Прыгнешь, тогда поговорим.
   -Завтра же!
   -Ну, ну, не дури, – примирительно обнял его отец. –Я же в другом смысле. Просто поймешь, что за деньги смелости-то не купишь. И любви к небу – тоже.
   -Ладно, извините, – прочувствовал отцовскую правоту Максим. – Но чего же вы тогда там работаете?
   -В интернате? Ну, как вам… тебе… сказать. Кому что. Кому в небе парить, кому…вот, деток беспризорных воспитывать. Знаете… знаешь, когда меня из-за зрения признали негодной к полетам, я думала, что удавлюсь. Но отец … покойный… сказал тогда, что очень много дел и на земле. Больше, чем в небе. И мужества порой надо гораздо больше. Вот и… –запинаясь и очень трогательно смущаясь, объяснила девушка. – А вот на испытаниях этой – Светлана указала на другую стремительную птицу, – мой отец погиб.

 
Это был удар ниже пояса. Ни злиться на отцовую пассию, ни язвить в отношении ее он теперь не мог, поэтому мысленно пожал плечами и, решив разобраться во всем потом, окунулся в застывшее отражение мира авиации. Самолеты – это не просто перкаль-фанера-железо-титан. Каждый из них – произведение искусства. Наиболее удачные – красивы своей гармонией, своей стремительностью или мощью –в зависимости от цели своего появления на свет. И за каждым из них – история талантливых или гениальных творцов, мужественных испытателей, преданных своему призванию и долгу рядовых летчиков. Сколько страстей, сколько драм, сколько радости свершений или боли неудач хранит в себе каждый из отдыхающих здесь теперь экспонатов! Максим не мог удержаться и, несмотря на все запреты, тихонько касался многих из этих ветеранов. И ему казалось, что он прикасается к самой Истории, что самолеты передают ему частичку сохраненного тепла, вложенного в них многими-многими прекрасными людьми.
Юноша так увлекся, что вздрогнул, когда сотовик заулюлюкал модный мотивчик.
 

   -Это я. Привет. Просмотрела твои диски. Послушай "просто Макс", ты хоть сам понимаешь, какую бомбу ты мне передал?
   -Не-а. Но Ржавый перед смертью намекал… –Максим запнулся, поняв, что сболтнул лишнее.
   -Вот как? – Тут же подхватилась журналистка. –Да ты просто кладезь информации. Расскажешь? Ну да ладно… Скажи, а тебе эта компра не повредит?
   -Я не из их команды, – сухо ответил подросток.
   -Ну, ну, не обижайся. Смотри сегодня новости по первому. Я твой должник. Проси, требуй что хочешь.
   -Так уж и всё… Ну да ладно. Есть один человек. Бывший мент. Его поперли за расследование блатного дела. Сейчас он скрывается. Если бы вы его вытащили и смогли надежно укрыть… Деньгами он обеспечен. И у него тоже есть некоторая компра.
   -Давай телефон. Как его величать? Кстати, на кого сослаться?
   -Я ему позвоню и предупрежу. Звать его … –запнулся Максим, вспоминая имя– отчество Холеры. – Григорий Григорьевич Холеровский.
   -Ладно, загадочный юноша. Думаю, сделаем.
   -Какие-то странные у тебя разговоры, – прокомментировал отец услышанное.
   -Это у тебя странные разговоры, – вспылил подросток. –Всё это очень странно. И вы странная – кинул он Светлане. –Нашлась "сладкая парочка". А ты… про маму уже забыл? У тебя дочка такая быть могла, как эта! –Воспоминание о матери очень больно укололо сердце мальчишки, и он рванулся из музея. "Сладкая парочка" его не остановила, да и не пыталась.

 
Максим вновь остановился в каком-то небольшом уютном парке. В каменных берегах как-то спокойно, тихо текла почему-то зеленая вода, которую рассекали дикие утки. На земле и в деревьях мелькали рыжие пройдохи-белки. Тихое шуршание листвы, свежий воздух, неспешность обстановки, читающие пенсионеры –всё это умиротворяло, и юноша стал успокаиваться. Потом вновь вспомнил мать. Что помнилось? Нежные мягкие руки. Конечно, тепло. Тепло любви и нежности. Тепло заботы. Радость. Он вдруг отчетливо вспомнил, как впервые пошел. Вот сидел, ползал, а потом взял и пошел. И как ходил от отца к матери, а она, радостно улыбаясь, протягивала к нему руки. А потом вспомнилось, как горячо целовала она его тогда… в последний раз, страшно иссохшая, не похожая на себя, через силу улыбаясь и сдерживая слезы. А он… это сколько ему было? Пять? Четыре… Пятый. А он от жалости ревел, своих слез не скрывая. И несчастная, скорбная улыбка уже мертвой, когда его подвели прощаться уже там, на кладбище. Он ведь уже тогда… Да, точно, уже тогда мог чувствовать. И как в случае со Светкой, он уже тогда, малым чувствовал тоску уходящей души матери. Мама, мама. Отец тогда счернел от горя. И столько лет… столько лет… И вот теперь. Седина в бороду! И эта сучка! Лезет! Нашла себе завидного женишка! – вновь стал ожесточаться Макс.
 

   -Да, –рявкнул он в мобильник на вновь некстати ворвавшийся звонок.
   -Я уже собралась и уезжаю. Прощай, –раздался Ларискин голос.
   -Скатертью дорога! – под настроение отрезал Максим. Девушка прервала связь. "Все вы такие!" – неопределенно констатировал юноша и набрал номер Холеры.

 
После короткого разговора – предупреждения о звонке журналистки, Максим некоторое время развлекался тем, что натравливал белок на мирно пасшихся здесь же серых ворон. Было уморительно смотреть, как рыжие зверюшки, выставляя пушистыми мачтами хвосты, идут на абордаж. Более здоровые, всегда степенные вороны, не въезжая в причины агрессивности соседей, возмущенно каркая, спасались вприпрыжку, не улетая, однако, с излюбленных мест. Искусственно спровоцированный и никому не нужный конфликт прервал завибрировавший сотовик.
 

   -Да, –односложно ответил Максим, отпуская рыжее воинство восвояси.
   -Это я, "просто Макс", необходимо встретится.
   -Что-то случилось? – по какому-то омертвевшему голосу догадался юноша.
   -Эфира сегодня не будет. Об остальном – потом. Там же, где и вчера вечером.
   -Но мне надо готовиться… В общем, вечером я занят.
   -О, малыш! Обещаю, что это не займет много времени. И будем только вдвоем. Приходи.
 
 
 

 
Глава 41
 
 
Вечером они сидели в знакомой Максиму кабинке-беседке Ираклиевого заведения. Но на этот раз, словно сговорившись, и Макс, и Елена Петровна были одеты буднично – оба в вечно демократичных джинсовых костюмах
 

   – Как Вы думаете, Максим, здесь есть прослушка?
   – Ну что Вы, Ираклий Самедович человек чести и никогда не позволит себе ничего столь низкого, – выспренно вещал Макс, одновременно применяя уже имеющийся опыт. Он довольно быстро переключился и увидел новым зрением сразу три пульсирующие жилки, ведущие от беседки к целому электрическому узлу. Видимо, там, словно в центре паутины, сплетались сигналы от всех микрофонов всех беседок.
   – Вы так верите этому кавказцу? – присматриваясь к странному поведению юноши, поинтересовалась журналистка.
   – Конечно и безусловно, – подтвердил собеседник, приложив в тоже время палец к губам. Он сосредоточился на центре выявленного узла, нашел наиболее близкие соединения и не секундочку перекинул между ними мостик через изоляцию.
   – Ну вот, теперь можете говорить свободно, – сообщил он соседке, любуясь пульсирующим и разбрызгивающим электрические фонтанчики шаром, распухающим в центре прослушки.
   – Почему теперь?
   – У них там замыкание.
   – У Ржавого тоже вначале замкнуло… Только не "прослушка", а "наружка", да?
   -Не знаю… Но рассказывайте, что случилось.
   – Давай сначала выпьем, – вновь перешла на "ты" журналистка.
   – У меня завтра дела. Надо ясную голову иметь. Да и не люблю я, – отнекивался Максим.
   – Завтра? Дела? – "Синичка" залпом выпила здоровенный бокал виски и надкусила дежурный бутерброд с икрой. – Я тебе открою одну тайну… Если выпьешь, – продолжила она, вновь наливая себе и подвигая рюмку юноше. По тому, как быстро она пьянела, Макс начинал понимать – или она не умеет пить, или всё-таки…
   – Да что всё-таки такого ужасного случилось? Эфира не будет? Да черт с ним!
   – Да! – махом выпив и второй бокал, подтвердила журналистка. – Эфира не будет – это я уже тебе и по телефону сказала. – А теперь… Нет, ты не выпил. Так не пойдет. Ну, хоть третий, хоть на брудершафт. Поверь, информация того стоит. Давай, а? – И она вновь наполнила свой бокал. Вздохнув, поднял рюмку и Максим. – Ну вот и умница! – женщина вновь выпила до дна и, дождавшись, пока Макс выпил свою рюмку, крепко его поцеловала. – Поцелуй Иуды, – пьяно рассмеялась она. – Так вот, юноша. Теперь слушай. Из этих трех слов "Эфира не будет" – одно лишнее. И лишнее – "эфира". Ничего не будет. Вообще ничего. – Она, покачиваясь, приложила точеный пальчик к губам, смешно их выпятив, якобы призывая к молчанию, а потом по слогам повторила: "Ни-че-го".
   – Да-да, мой милый Простомакс. В твоих флэшках информация о делишках и людишках, то есть о делишках людишек, в общем, там замазаны ребята, пользующиеся абсолютным доверием Президента. Въехал? И… и ты этот… третий лишний. Разборок не будет. То есть – уже были. Информация у них, а тебя пришлось сдать. Ты молчи. И не смотри так! Да, пришлось! Ты мне кто? – женщина, уже не предлагая Максу, выпила еще и продолжила.
   – Меня уже давно сломали. Я боюсь. Но ты пойми, не за себя боюсь. Когда я раскопала информацию про поставки оружия… А, ты еще тогда пешком под стол ходил… тебе сколько? Впрочем, уже неважно. Почему уже? – Пытаясь сосредоточиться, журналистка закурила. – Почему уже? – ухватила она оборванную нить. – Да потому, что по выходу отсюда тебя … как тебе мягче сказать? В общем, жизнь твоя трагически оборвется. Молчи, грусть Киса, молчи! – Повторила она слова Бендера. – Время уходит, а я еще должна объяснить. Должна! – отчаянно закричала она. Но именно в это время заиграла музыка, и её крик утонул в мелодии очередного шлягера.
   – Ну, не пялься так, не пялься, – поймала журналистка пристальный взгляд приговоренного. – Думаешь, продалась дешевка? Ну и пусть. Продалась! Но цену ты знать должен. Так вот, мой таинственный юноша. Тогда, ну, во время того скандала с ракетами я была несгибаема. Убили моего мужа. Меня на восьмом месяце сбила машина. Ребенок родился калекой. Не ходит. Да и вообще… – всхлипнула она. – А вот теперь я боюсь. У Леши я да моя сестричка. Они пообещали убить нас обоих, если не сдам тебя. И тогда… дом для детей-инвалидов. Ты знаешь, что это такое? Молчи! Не знаешь! Не можешь знать! Те, кто знают, закрашивают седые волосы. Или вырывают, – пьяно уточнила она. Я не представляю, как бы он там… Поэтому… Но я не… Я не знаю, кто я "не". Но я должна была отдать флэшки. Вытащить сюда тебя и потом уйти. Такая вот цена. Но я не … В общем, мы пойдем вместе. И тогда все станет на свои места. Точнее, ляжет. А о Леше Татьяна позаботится. Так что давай на посошок. Пусть легким окажется путь! – пьяно пропела она.
   – Значит, без меня меня женили? – подал, наконец, голос Максим.
   – Ну, женить не женили, а сосватали. К костлявой. Никем нелюбимой, но всеобщей. И не говори ничего. Я тебя продала, но я с тобой. И не жалей ни о чем. Поверь. Этот мир настолько загажен, что чем раньше из него уйдешь, тем меньше замажешься.
   – А о своем сыне Вы тоже так скажете?
   – Верно, мальчик. Я продала тебя ради его. Но я это искуплю. Я иду с тобой. Разве этого мало?
   – Мне надо увидеть Вашего ребёнка.
   – Что? – откинулась в кресле журналистка. – Юноша, Вы не поняли? Сейчас мы с вами идем умирать. И ничего не поделаешь. Здесь как в мешке у пеликана – чем больше трепыхаешься, тем мучительнее умираешь.
   – Елена Петровна, Вы покажете мне Вашего ребенка, – настойчиво повторил Максим. – Идите сейчас же домой. Нет, оставьте мне адрес. И ждите меня. Если мальчик заснет, даже лучше.
   – Но я с тобой… – начала трезветь женщина от странной реакции и твердого тона собеседника.
   – Выходите, берите такси и – домой. Вы вроде так договаривались?
   – Да, но пойми же, пойми! Всё повязано. Если думаешь к ментам или этим из всяких спецслужб – бесполезно. Нет, позвонить дадут. Отсюда. Но не заявятся. Не дождёшься. А вот они – дождутся. Они очень терпеливые, эти сволочи. В прошлый раз… А! Бесполезно. Только узнают, что я… тебе…
   – Никто ничего о нашем разговоре не узнает. Езжайте домой и ждите меня. Поверьте, всё обойдется.

 
"Синичка" недоверчиво повертела клювиком, покосилась одним – другим глазом, но, всё-таки, упорхнула.
"Вот так. Продают, потом каются. Эта – готова вместе на смерть. Крутая. Но особо не настаивала", – размышлял Макс, потягивая приятно освежающий сок. В своем лихорадочном волнении журналистка не заметила, что юноша не сделал ни глотка спиртного. Зато теперь голова работала ясно, и Максим составлял план, чтобы женщину с ее ребенком оставили в покое. Всё продумав, он снял куртку и побрел к выходу, показав на всякий случай гарсону свою платиновую карту.
Журналистка, выйдя из ресторана, взяла такси, но, отъехав квартал, рассчиталась и, скрываясь в длинный вечерних тенях, вернулась, гадая, что придумал этот странный юноша. К ее ужасу оказалось – ничего. Развязка наступила почти мгновенно после его выхода. Поразмыслив о чём-то, "Простомакс" направился по стартующей от ресторана алее в самую темную её часть. Когда он отошел на расстояние, не угрожающее реноме заведения Ираклия, взревел мощный движок – к жертве рванулось чудовище мотоциклового племени. Затем Затем раздались две кашляющие очереди и освещенный фарой Максим, отбросив куртку, упал. К нему метнулась тень и еще два хлопка дополнили аккорд заказного убийства.
"Контрольные", –поняла окаменевшая от ужаса женщина и только теперь, завизжав, бросилась к месту происшествия. Киллеры, быстро справившись, уже завернули за угол и рев их мотоцикла постепенно затихал.
 

   -Что же ты? Ты же обещал… Что же ты?.. –невнятно бормотала "Синичка", переворачивая лежавшего на спине юношу и ожидая увидеть жуткие раны на растерзанном автоматными очередями теле и лице.
   – Кричите: "Убили, милиция!" и бежите отсюда, – раздался вдруг шепот Максима.
   -Как? Ты жив? Ранен? Тяжело? Скорую? – затараторила журналистка, не зная, что делать.
   -Бегите. Бегите и кричите. Я скоро к вам приду. Ну? – уже зло прошипел Макс, перекатываясь в еще более темную сторону. Не понимая ни происходящего, ни игры юноши, журналистка, тем не менее, кинулась к освещенному месту – переливающемуся неоновыми огнями входу Ираклиевого ресторана.
   -Убили, убили, убили! – Закричала она. –Звоните в милицию! Немедленно! Убили!
   -Может "Скорую"? Как он там? То есть, кого? – поинтересовался страж, хватая мобильник. – Я сейчас шефу…
   -Да, Самедовичу, конечно… Какая там "Скорая"… Но если положено…
   -Вы тоже все видели, придется остаться.
   -Нет уж, с ментами связываться, –она махнула рукой и кинулась к ближайшему такси.

 
Уже через пятнадцать минут держиморда отдувался перед опергруппой.
 

   -Какой там ложный вызов! У нас солидное заведение. Я бы не посмел. Да и женщина видела. При необходимости… –он прикусил язык. Самедович не любил без особой надобности сдавать своих клиентов. – Да что женщина. Я своими глазами видел. Он пошел вон туда. Потом мотоцикл, какие-то тени, две очереди, два отдельных выстрела. Потом туда женщина кинулась. Что делала – не знаю. Может, перевернула. Потом прибежала, милицию, говорит, надо. А скорая уже не нужна.

 
Для уже много повидавших ребят из опергруппы все это было не ново. Мотоцикл, автоматы, контрольные выстрелы, визжащие очевидцы. Только вот жертвы не было. По гильзам понятно – стреляли отсюда. По сплющенным пулям – стреляли сюда. По двум дыркам в земле – вот здесь добивали контрольными. Но тела нет. Мистификация? Прикол какой-то? Не похоже. Допустим, забрали труп дружбаны из другой банды. Бывает. Но этому мордовороту-очевидцу скрывать незачем. Или есть зачем? По тому, что на месте убийства не обнаружено крови, тело мгновенно перетащили… Ну, конечно, в ресторан!
 

   -Будем говорить с хозяином. Ну, кто его крышует?
   -Ираклий Самедович в курсе. Вам еще не звонили?

 
Именно в это время загудел сотовик майора. Выслушав краткое, но веское указание от высокого начальства, старший группы смачно плюнул и дал команду сворачиваться.
В это время Максим уже входил в квартиру журналистки. Он вовремя отшвырнул куртку и пули, порвавшие в лохмотья рубашку, ее не повредили. Откатившись в густую тень, юноша вновь оделся, застегнулся наглухо и ещё до появления толпы зевак, потихоньку удалился. Найти такси труда не доставило. Сейчас, входя в квартиру, Максим думал, как всё это объяснить и что он сможет сделать для маленькой жертвы больших разборок.
 

   -Как же ты уцелел? Это же просто чудо какое-то. Эти ублюдки не промахиваются. Разве что обкурились…
   -С них станется, –подхватил Макс такую версию случившегося. Теперь вот что… Позвоните Вашему…ну, заказчику, подтвердите, что видели меня мертвым. И что сказали об этом вышибале. Пусть думают, что меня уволокли в ресторан.
   -Да Вы действительно не по годам большой интриган, – впервые за этот вечер улыбнулась хозяйка. –Ну, проходите, знакомьтесь… – от пережитого она уже протрезвела, но не могла сосредоточиться и обращалась то на "ты", то на "Вы". – Вот, это моя младшая сестренка. Танюша.

 
Сидевшая в комнате девушка встала и неловко протянула Максиму узенькую ладошку. "Везет мне на Тань", –успел еще подумать Максим до того, как его захлестнула хмельная волна нового чувства. Затем он попросил показать ребёнка. Мальчик спал, и во сне его лицо было мягким, спокойным, светло-нежным. Только чуть опущенные уголки губ выдавали переживаемые им ежедневно страдания.
 

   -Выйдите, – решился, наконец, Максим.
   -Нет! – отвергла это предложение мать Леши. Взглянув на нее, Максим понял – не выйдут. Слишком дорог для них обоих был этот несчастный искалеченный ребенок. Но юноша не настаивал и по другой причине – из-за этих лучистых глаз Татьяны. Хотелось, чтобы она видела.
   -Пообещайте, что никогда и никому.
   -Клянусь, –вполне серьезно ответила журналистка, а сестричка согласно кивнула головой. Тогда целитель осторожно снял одеяло, протянул над ребенком руки и, сосредотачиваясь, закрыл глаза. В принципе, это было редкое для него публичное действо, что смущало. Но вот второе зрение начало проявляться, и из туманного светлого облачка, окутывающего покалеченное тельце, стали проявляться все более и более четкие очертания. Каждая клеточка организма светилась мощным розовым цветом, каждая билась и боролась за жизнь. Но цвет этот уже стал меркнуть – ребёнок устал бороться и побеждать недуги, устал даже просто от боли. Глядя на то, что делала с маленьким страдальцем медицина, юноша вдруг всхлипнул – настолько исполосована и затем стянута рубцами шрамов оказалась эта нежная плоть. Кое-что уже и удалили, но нестрашно, нарастет. Сложнее всего здесь, здесь и здесь, – вглядывался он в пропасти порванных спинных нервов. Да, это главное. Но сейчас надо, как и тогда, забрать боль и дать организму энергию для восстановления. Без нее ничего не получится. И убрать мелкие точечки в мозгу. Вот тут и тут. Ладно. Он вздохнул, и, готовясь к схватке, машинально снял куртку, кинув ее в сторону. Уже поглощенный процессом, он не обратил внимания на тихий сдавленный стон со стороны наблюдателей. Это обе сестрички одинаково ахнули, но тут же зажали себе рты, увидев изорванную выходными отверстиями рубаху. Но вопросов не осмелилась задавать ни одна из них. Какая-то загадочная мощная сила уже исходила от этого гостя.