Страница:
– Но я же лучше, Максим, – наивно, полудетски протянула невеста, чем еще больше купила подростка. Хотя, честно говоря, Макс уже раньше смирился, где-то одобрял такой выбор (ай да батька!), и только какая-то тоска время от времени холодной иголкой колола сердце. "Мама" – вдруг понял он, и на глазах навернулись слёзы. Скрывая их, юноша отвернулся от парочки и все-таки не сдержался, расплакался. И офицер, и его избранница ожидали всего, но не этого. Не зная, что же это с сыном, Белый стоял, пожимая плечами. Но девушка порывисто кинулась к давящемуся рыданиями подростку, обняла, прижала к себе, как малыша.
– Ну что ты, ну что ты, – шептала она. – Ну, не надо так… Ну не будем, если это вот так… тяжело. Ну, честное слово, ну успокойся, ну, пожалуйста, – начала всхлипывать и она.
– Нет… я… я так… Не поэтому… Не от этого… Вспомнил…их вдвоем… Жалко…
– Понимаю, понимаю… тогда не выплакался, да? Жалко, конечно…У меня тоже, когда отец… – созревала для рёва и девушка.
– Всё-всё-всё, – глубоко вздохнул, успокаиваясь, юноша. – И Вы тоже… Ладно. Женитесь! Что я…
– Нет, без твоего согласия… – продолжила невеста.
– Ай ну перестаньте Вы. "Согласия"! Может, еще на колени станете за благословением?
– Размечтался, – подал, наконец, голос отец.
– Ладно тебе хорохориться, – оборвала его Светлана. – Дрожал перед разговором, как осиновый лист, – продала она его сыну.
– Ну, вы столкуетесь! Как ради такого дела шампанского?
– Давай, папа, только с условием. Расскажи, наконец, как всё получилось?
– Всё? – брови отца поднялись вверх, а девушка вдруг стала густо краснеть.
– Ну, вы только друг о друге и думаете, – улыбнулся недоразумению Максим. – Я про ту катастрофу. Ты же обещал.
– Да, и мне обещал, – подхватила потенциальная мачеха.
– Ладно, – согласился довольный исходом лётчик, разливая пенистый напиток…
– Вот так бы подпрыгнуть и, обнявшись, полететь. Как птицы. А? – первой поинтересовалась Мышка, взяв за локоть Кота и потянув его ближе бездне.
С Лысой горы открывалась поразительная панорама. Сама гора, или, скорее, высоченный, метров в двести, утёс, обрывался вниз, в бурлящую воду горной реки. Справа и слева от него горы были покрыты зеленью. Но этот, словно голова лысого великана, был гол и выдавался вперед перед начинавшимися отрогами гор. Поэтому обзору вперёд с высоты птичьего полёта ничто не мешало. Лишь бы хватило смелости пройти несколько десятков метров по голой скале и заглянуть вниз. Ну, этого добра, а если не смелости, то бравады, хватало у всех, и вскоре ребята оказались на темени гигантского черепа.
От увиденного захватывало дух. Внизу бурлила, зажатая скалами река, а дальше расстилался пейзаж предгорий – летнее буйство зелёных красок различных оттенков. Вдоль реки, повторяя её изгибы, лентами тянулись миниатюрная авто и железная дороги. С высоты всё казалось столь чистым, светлым, радостным, что восторг не мог не опьянить юные души. И – началось.
– Ну, где ты видела полёты в обнимку? – пробурчал Кот.
– Правильно, – подзудил Пенчо. – Тем более, что есть летучие мыши и нет летучих котов!
– Давай, Котик, пошли, полетаем, – шутя, но более сильно попыталась она подтолкнуть своего напарника. Но тот повернулся к Пенчо ответить что-то колкое и девушка, не встретив сопротивления, по инерции проделала три роковых шага.
Эта осторожная рассудительность Кота с соответствующими комментариями очень не понравились девушке.
– Пусти, – простонал Максим. И только теперь вихрь мыслей пронёсся в голове. "Вот и всё? Вот так? Но я же только начал! Но я же еще не всё сделал! Я же еще нужен! Я могу спасти…"
Они кинулись оба, но Макс успел первым. Почти успел, схватив сползавшую по краю бездны Татьяну за руку. Вторым успел Кот, уже схватив за другую руку Макса. Втроём они ухнули на несколько метров вниз и теперь каждый за что-то цеплялся свободной рукой и ногами, понимая, что катастрофа всё-таки неминуема. Труднее всех приходилось Коту, державшему на руке вес двух одноклассников, страшнее всех – заглядывающей в ад девушке. Собрав все свои необычные силы, Максим вдруг одним рывком закинул Татьяну куда-то далеко вверх – к свету и жизни. И тут же, по изменяющемуся цвету глаз Кота понял – ВСЁ. Ужас неизбежного расширил зрачки подростка так, что голубые глаза превратились в чёрные. Нет, хватка рук не ослабела. Начала слабеть вторая рука, которой Кот держался черт его знает за что – не то за камень, не то за корень.
– Пусти – прорычал он вновь. "А отец? Он же не переживёт! Жить! Почему я? Почему вот так? Скольких я могу ещё спасти! Одного? Одного!!!"
– Живи, Котище, – прошептал он и разжал руку.
– Он сам… Сказал: "Живи!" и… Он сам… Сказал: "Живи" и… – У подростка хлынули слёзы и он, размазывая их по щекам повторял одно и то же…
Одного Котова, вцепившегося в скалу, одноклассники вытащили довольно быстро. Он остался сидеть там, где его посадили, – на бревне возле также неподвижно сидящей Татьяны. После судорожных спасательных метаний наступил ступор и страшная тишина. Первым пришёл в себя Пенчо, имевший навыки альпинизма и вытащивший Кота. Шатающимися шагами, Юрка дошел до рюкзака, вытащил бутылку вина и отбив о скалу пробку, сделал несколько гигантских глотков. Затем подошёл к Коту и протянул бутылку ему. Спасённый, не понимая, некоторое время разглядывал бутылку, потом словно измученный жаждой, захлёбываясь и проливая, жадно выпил весь остаток.
– "Он са-а-ам!" – раздался вдруг пронзительный истерический визг. С криком смертельно раненного зверёныша Кнопка кинулась к Татьяне, коготками располосовала ей лицо и вцепилась в шею.
– Он сам! – визжала она. – Задушу! Загрызу, сучка – и она впрямь вцепилась в шею одноклассницы не только руками, но и зубами.
– Вы! Вы!!! Вы оба его мизинца не стоите! Завистники! Он к тебе! Да другая бы Бога молила…! А ты!!! Сука! "Он сам!" Что он вам сделал плохого? Что? Завистники! Мелкие душонки!!! Подстроили! А теперь "Он сам"? Да пустите меня – отбивалась маленькая девушка от оттянувших её одноклассников. Пустите, я их поубиваю!
– Ты что же, не веришь, что он сам? – уточнил он обвинение, отмахнувшись от остальной шелухи. – Ты думаешь, я отпустил руку? – сделал он ударение на "я". – И вы? Вы все тоже так думаете? – обратился он к одноклассникам и, не дождавшись ответа, направился к пропасти.
Теперь медленно дошло до Котова. И так бледный, он побледнел ещё больше, до страшного неестественного цвета. Встав, он подошёл к обличительнице.
– Да держите же вы и этого психа, – кинулся к Коту Пенчо. – Слушай. Слушай же! – уговаривал он юношу, оттягивая от бездны. – Я видел. Всё видел. Меня уже к вам ребята спускали. Это сделал он. Сам. Потому, что иначе бы загремели вместе. Так? – Так, – опять всхлипывая, подтвердил Кот. – А чего она? – Она же не видела. И потом, сам понимаешь, что у кого… Опять! Два оттяните же! Кнопка, ну, без истерик! – попросил он, когда девушку вновь оттянули от неподвижной и безответной Татьяны. За два нападения мстительница серьёзно исполосовала лицо девушки, но та пока ничего не замечала и даже не вытирала сочащуюся из глубоких царапин кровь.
– Пока что все марш отсюда, а не то, точно ещё что случится. На нашу поляну. Там обмозгуем, – скомандовал Пенчо. Становилось понятно, что теперь, после Сергея и … после Макса, заводилой будет это парень.
– Ребята, сейчас идём вниз… искать. И сообщим в милицию. Пока не пошли, договоримся, – он заглянул вниз и поскользнулся. Чтобы потом вопросов не было. Ни к Таньке, ни к Коту.
На поляне немедленно начали пить, – самым доступным методом снимать стресс.
– Он меня вытащил, – впервые подала голос Татьяна. – Он. Меня. Вытащил. А мог бы и отпустить… Одного Кот тогда ещё удержал бы. А ты теперь… Нет, Пенчо. Он… Он… – запнулась девушка. Вероятно, от совсем свежих переживаний её начало трясти. Завыла Кнопка, начали реветь и другие девушки.
– Ну вот, началось. Пойдём, ребята… Да кому там неймётся?! – включил он, наконец, разрывающийся сотовик.
– Что?.. Ребята, – прошептал он через несколько секунд, а ещё через несколько заорал: Рееебяяятаааа!!!
– Вот это да! – вновь захватило дух, но на этот раз от восхищения, у юноши. Он вдруг ощутил, что не упал и не падает, не летит и не парит – просто находится где-то на полпути от вершины Лысой горы к земле. Он взглянул вверх, на небо. – Да какое же оно голубое? И облака, разве они белые? – ему захотелось подняться к ним поближе и это желание исполнилось. Восхитительное чувство свободы охватило Максима. Это не полёт, – это просто движение по небу. Как рыба в воде? Нет, наверное, как вода в воде – искал он сравнение этой свободе. Или как облака? Но они могут лететь только по ветру. А я? Решив развернуться, Максим попытался, словно пловец, "подгрести" одной из рук – и не увидел руки. Затем не увидел ничего – только легко светящейся шар.
Глава 48
Когда медленно, словно в замедленной съемке руки всё-таки разжались, у Максима захватило дух. Он знал – это от падения. Отец рассказывал, да и начитался он о прыжках с парашютом. Знал и сколько падать – на выдох уже не хватит. Знал даже, что получается из тех, кто вот так падает. Внешне без повреждений, а внутри – фарш. Отец и это рассказывал. О тех, кому не повезло с парашютами.
Но здесь случилось иное. Максим увидел, а может быть почувствовал яркую вспышку – и весь мир изменился.
"Вот так умирают", – решил он. Но не было ни потёмок, ни забвения. Наоборот, мир заиграл удивительными, невиданными красками. Уже ушедшее от зенита Солнце одаривало мир целым букетом цветов – от яростных ультра, до спокойных инфра. Земля отражала эти лучи, награждая их всевозможными, немыслимыми оттенками. При этом каждый кустик, каждый камешек, каждая травинка старались по-своему.
– Это что? Это я? Значит, правда? Это душа такая? И сейчас куда-то вверх? Но не хочу! Ещё рано! Назад! На землю! – в панике подумал он. И земля тотчас начала приближаться, точнее – он начал приближаться к месту, на которое смотрел, – небольшую полянку рядом с основанием злосчастной горы. Там не было его изломанного тела, но лежали кроссовки, майка, даже трусы. Рядом, зацепившись за нижнюю ветвь сосны, висели брюки. Максим, почувствовав этим странным светящимся телом тепло и биотоки поверхности, остановился. Его самого, то есть оболочки, не было. "Хочу тело, хочу тело, хочу тело", – в отчаянии думал юноша (или уже не юноша?). И тогда началось. Он увидел, как этот светящийся шар начал изменяться – вытянулся, уплотнился, побледнел. Затем появились абрисы рук, ног, туловища. Вначале прозрачные, они уплотнялись, стали видны очертания костей, затем мускулов, артерий. С появлением или проявлением нервов пришла боль. Жуткая, нестерпимая. Видимо, каждый из них сигнализировал о своей работоспособности. Максим обвёл взглядом уже "проявившихся" глаз полянку – никого не было. И тогда, не в силах сдерживаться, громко закричал. К счастью, это длилось недолго – минуты три. Больше Максим, наверное, и не выдержал бы. По крайней мере, он так считал. Откричавшись и откачавшись по земле, Макс вытер холодный пот и сел, внимательно себя рассматривая. Это был он – опять во плоти.
– Невероятно, невероятно, мистика какая-то, – бормотал он, оглядываясь вокруг. Но всё было реально, обыденно, шло своим путём. Зелёная травка мягко щекотала голое тело, ветерок пошатывал ели и обдувал липкую от пота кожу. Макс попытался встать и сделал это без труда. Быстро одел трусы и майку. Какой-то палкой содрал с еловой лапы джинсы. Не пострадал даже сотовик. "Надо позвонить ребятам. Успокоить. А то сейчас отцу сообщат. Дров наломают", – набирал он номер Юрки Пенчо и выслушивая длинные гудки… Потом надо одеть кроссовки и искать крест, – он машинально коснулся груди и оторопел. Крест был на месте, то есть – на шее.
– Постой-постой. Это как? Он что же, как и я? А ведь правда! И раньше, когда сквозь стены, а? Одежда оставалась, а крест – всегда со мной. Это как понимать? Чертовщина какая-то всё это!
– Да! – подтвердил голос из мобильника.
– Да нет, что-то не так, – машинально-растерянно возразил Макс.
– Что? !!!
– Это я не тебе. Всё в норме. Жив здоров. За ель штанами зацепился. Скоро приду.
– Живой! – констатировал он, получив такой же тумак в ответ.
Было слышно, каким потрясённым и радостным голосом заорал Пенчо: "Ребята!".
Затем, пока он поднимался, сотовик работал непрерывно. Просто физически ощущалось, как рвут одноклассники друг и друга телефон, как хотят односложными выкриками выразить свою радость. Макс не прошёл ещё и трети тропы, когда сверху визжащим вихрем свалилась на него Кнопка, беззастенчиво и столь же бесхитростно расцеловав и, конечно, "оросив слезами". Затем появился Кот. Он протянул руку, а когда Макс ответил, резко потянул на себя и крепко обнял. Затем, застеснявшись такой, нехарактерной для мужиков нежности, полушутя толкнул в бок кулаком.
– Размечтался! Я тебе ещё кровушки попорчу! – отшутился Макс.
– Нет! Нет!!! Завязано! Навек! Мы теперь с тобой вот так, правда? – он тесно сжал два пальца. – Ты только подтверди…что … тогда… – вспомнив пережитое парень стал запинаться, – сам… разжал…
– А что, не верят? – изумился Макс.
– Ну, не все, – покосился Котов на рядом идущую Кнопку, но некоторые…
– Ты что же, серьёзно думаешь, что я потащил бы за собой и Кота? Что я такой трус и подлюга?
– Нет! Что ты! Да не так! Не так же! Все же видели, как ты… Я о том, что он… А не ты… – начала было объяснять девушка, не поняв полушутливого тона, затем, разобиженная несправедливым упрёком своего воскресшего героя, вновь кинулась вверх, к поляне.
– Она Татьяне всю физию расцарапала, – пояснил Кот.
– А как она?
– Сидит, не шевелится.
– Шок. Придём, будем снимать.
– Послушай, Макс, а ты? Ты же ненастоящий, а? После такого… Хотя я видел твой взгляд. Чёрный. Зрачки от страха – с тарелку. Во всё лицо…
– У тебя было тоже самое.
– Но я не упал. А ты сейчас, словно ничего не случилось, а?
– Ну да. Вы не слышали, как я там, на полянке орал? Нет? И знаешь, наверное, больше всего –от пережитого. Может, от страха, а может, такой отходняк был. Так что…
– Всё нормально, ну, всё нормально, – односложно повторял он на такие же односложные вопросы: "Ну как, ну как"?
Они вышли на полянку, где уже организованные Ваняткой ребята встретили обоих героев тушем на губах, и конечно, затем гурьбой бросились к Максиму.
– Я же говорю. Падаю, какая-то вспышка, и меня относит на ель. И уже по ней, как на санках с горки. Точнее, как без санок с горки, – бессовестно врал Максим. – И давайте о чем другом. Я вот что думаю. Мы разъезжаемся. Когда уже встретимся. Может, скажем все по очереди тост?
Звякнули кружками в честь такого события. Выпили кто сколько мог и кто сколько хотел. Уставший от потрясений и от боли Макс выпил почти полную армейскую кружку терпкого вина и вдруг почувствовал, что опьянел. То ли его странный организм еще не перестроился, то ли взяли верх его обычные, человеческие корни, но с алкоголем он бороться на этот раз не захотел. По телу разлилось приятное тепло, мысли начали неспешное движение только по приятным темам. Юноша, глядя в уже начинавший разгораться костёр, с умилением рассматривал своих друзей, вот таких добрых, хороших красивых. Рядом сидела Кнопка. Сразу, как только Макс устроился на этом бревне, она незаметно и ненавязчиво, как кошка к хозяину, пристроилась к нему и теперь не собиралась без боя уступать это место никому. Об этом красноречиво свидетельствовали ее поблескивающие в свете костра глаза. Воспитанная девчушка позволяла себе лишь иногда коснуться своего героя то плечиком, то рукой, но и этого ей хватало для счастья, и уж его она бы не уступила никому.
Правда, никому оно и не надо было. Так уж получалось. Косточка обсуждала случившееся с Пенчо, Кот пытался расшевелить все еще пребывавшую в ступоре Мышку, среди других девчат их ватаги "серьезного интереса" никто к Максу не проявлял. Ну, большего, по мнению Кнопки, чем она.
– Упьёмся!
– Можно и не до дна. Только пригубить. Но послушать каждого? Запомнить? Разве плохо?
– А ведь, ребята, мы тогда у Макса и не спросили…ну, когда как бы прощались… Что это было? – задала вопрос настырная Косточка.
С этим согласились, и началось. К счастью, вокруг струилась удивительная ночь. То, что не мог осветить костер, освещала Луна. На небе высыпали неправдоподобно яркие звезды. Ребята и девушки были молоды и немного пьяны. Поэтому митинговщины не случилось. Тосты говорили как-то между песнями, между перекурами, между вдруг вспыхивавшими спорами по различным вопросам. Грустинки нагнал Женька-Патрик. Осмелев от вина, он прочитал свой стих на смерть одноклассницы.
А в том месте, где ты умерла
Мы цветы положили – розы.
И сидели всю ночь до утра.Пили водку. Глотали слезы, – закончил он.
Кто-то попробовал аплодировать, кто-то всхлипнул.
– Да, действительно. Как-то неспокойно… Недоговорено… Объясни, Макс, – поддержал девушку Пенчо.
– Но я не знаю, – попытался рассказать правду Максим. – Это как поле какое-то. Ну, вроде электромагнитного. Оно еще сохраняется после… смерти некоторое время. А потом вроде как растворяется среди других полей. Ну как…как рафинад в чае. И здесь остался и уже нет его, как куска. Ну, не знаю, не могу объяснить по-другому… Вот… И пока не растворилось, до него, этого поля, можно иногда … ну, докричаться. Вот у меня и получилось.
– А… все эти…поля… растворяются?
– Н-н-не знаю… – протянул Максим. – Но думаю, что не все…
– То есть, существует таки бессмертие?
– Думаю, что да. Да! – утвердительно вырвалось у него. Он сам почувствовал – ДА! Но вместе с осознанием этого вдруг навалилась какая-то тоска и вновь откуда-то из бессмертия послышался тоскливый вой одинокого хищника.
– Спасибо, успокоил. Значит, за бессмертие! – поднял свою кружку Погорельцев.
– Ну, конечно, с таким ростом, – комментировали его успехи и зарубежные поездки злопыхатели. И ведь не изменился Немец, не зазнался (ну, чуть-чуть и поначалу), но вот так воспринимаются успехи ближних. Девчат это, конечно, не касалось – липли к знаменитости, что не добавляло ему популярности у ребят. "И со мной тоже", вздохнул Максим и повернулся с каким-то вопросом к Кнопке. Но та давно ждала его внимания и опередила своим вопросом.
Беседа то разваливалась на мелкие частички, то вновь объединялась. Но Макс заметил, что он перестал быть их центром. Где-то на уровне подсознания он ощущал – ребята перестали считать его своим. Слишком много произошло с их товарищем странного, выдающегося, а вот теперь – и героического. Всё правильно. Максим вспомнил, как начали завистливо сторониться год назад Немца из соседнего класса – вдруг вытянувшегося к двум метрам и начавшего выступать за юношеские клуб и республиканскую сборную по баскетболу.
– Мы, может, нескоро встретимся… Признайся, с Пушкаревой и её мамой – это ты?
– Разболтали-таки.
– Скажи, а почему – их? Подвернулись под руку или очень просили?
– Зачем ты так? В больнице, когда увидел умирающую, просто не мог…нет, ну, получилось так. Впервые, понимаешь? А её мать…ну да, просили. А что тут такого?
– Нет… просто… вон, к примеру, Наташка. Красивая девушка, а эта губа… Вот и несчастье на всю жизнь. Или наша Анастасия. И умница и красавица. А жизни из-за ноги нет. И не с нами, и не на танцы, и вообще…даже в школе. Ты ведь мог бы…а? Ведь уедешь и всё… Пока здесь, а? – Кнопка умоляюще смотрела на своего кумира большими, полными мольбы и надежды глазами. Максим отвел свой взгляд и отыскал глазами Наташку. Шустрая девчонка, участница всех детских игр и проказ, однажды, перелезая через забор, сорвалась и зацепилась верхней губой за торчащий гвоздь. Рванувшись от страха и боли изо всех сил, она сорвалась с него, но губу изуродовала. Наложенные швы этого увечья особенно не скрасили. С тех пор Наташка воспринималась ребятами, как верный друг и не больше. Даже напарника у нее не было. Вот и сейчас, когда опьяневшая молодежь начинала кучковаться, девушка осталась одна, сидя у костра и тихо перебирая гитарные струны.
– Понимаешь… Это им надо объяснять… И согласятся ли они? Поверят? И потом… больно это.
Максим вновь посмотрел на Кнопку.
– Потерпят.
– Мне. Мне больно! И я еще не отошел…Вот недавно…, – он осекся. – Ладно, –поднялся он и пошел к Наталье.
– Наташ, есть разговор.
– Садись, – улыбнулась она.
– Нет, давай прямо к делу. Я могу тебе помочь… Ну, с губой, – искал он слова.
– Если можешь, помоги, – просто ответила она.
Встала, отложив гитару, и девушка.
– Понимаешь, у меня…ну, как-то получается, что…
– Максимка, да весь гарнизон уже знает, что у тебя "что-то получается". Что от меня надо?
– Ничего, только …где? И когда?
– А давай сейчас, в палатке? – предложила та.
– Не боишься, что подумают?
– Не-а. Это ты бойся, что Кнопка подумает.
– Она же и подсказала.
– Золотое сердечко! Ну, тогда пойдем.
– Через полчасика начнем, – пообещал он подружке, выходя из палатки.
Макс все-таки подошел к маленькой поклоннице, сказал, что пойдет "попробует". Кнопка искренне прошептала: "Спасибо!". Видимо, не считала свою протеже соперницей.
В палатке юноша своим вторым зрением рассмотрел лицо девушки. Затем облегченно вздохнул. По сравнению с исцелением изъеденной кислотой плоти, этот случай был для него почти мелочным. Почти. Но времени было мало. И мешал гуляющий в крови алкоголь.
– Тоже любуешься, – прервал его медитацию Патрик, без приглашений присаживаясь рядом.
Максим обошел поляну и по залитой лунным светом тропинке вернулся к Лысой горе. Пейзаж был фантастический. Сосны на окружающих горах в зависимости от освещенности их лунным светом казались и черными, и серыми, и голубыми, и зелеными. Россыпи звезд украшали безоблачное небо. А внизу, под скалой, в темноту спокойной воды вливалось серебро воды перекатной.
Юноша снял майку и, купаясь в лунных лучах, сосредоточился на выведении из себя алкоголя. Он вспомнил, как выходила из него боль обожженной кислотой девушки, и представил, что также капает с его пальцев опьянение. Уже через несколько минут он почувствовал себя в "полной боевой форме", как говаривал его тренер Син. Как он там, кстати?
– Да, красиво. Но знаешь, – вдруг посчитал необходимым рассказать Максим. – Это так себе. Нам природа приоткрыла во-о-от такусенькую щелочку в этот мир. Мы же не видим ни инфра, ни ультра, ни магнитных полей, ни электрических. Ты не представляешь, что это за феерия!
– Ты видел, правда? Знаешь, сегодня, когда ты упал, я думал, что … если сегодня должно кончиться, то именно так. Падение, вспышка и всё. Но, видимо, еще не всё, правда?
– Наверное, если я живой.
– И всё же, кто ты? Люден?
– Нет. Наверное, нет…Не знаю. У Стругацких как-то проще. Или сложнее, не знаю. Но как только узнаю, тебе по секрету расскажу. Ну а сейчас пойдем. Ты чего здесь один, кстати? Чего Валюшу кинул?
– Ай, чего пристает:"Прочитай еще да прочитай еще?" Как попка какой, все читаю и читаю.
– Ну, а если ты ничего другого не предпринимаешь!
– Ты что, она не такая…
– Приведи сюда, покажи эту красоту и хотя бы обними. Может, и найдутся другие темы.
– Знаток! А если по фейсу в ответ?
– Ну, это как в том анекдоте: "Иногда случается и по мордасам".
– Ну, до утра справимся, – обнадежил Макс девушку, выходя на "подзарядку" и отдых. – Если хочешь, можешь заснуть – мне не помешает.
В палатке Максим решительно взялся за дело. Очень скоро его лучи стали пронзительно-яркими. Но лечил он сейчас небольшой участок девичьего лица, поэтому всё остальное в палатке оставалось в полумраке, ну, словно кто-то светил фонариком в одну точку. И боль исцеления была не столь обширной, не достававшей до мозгов – остро жгло пальцы и до локтей ломило руки.
– Придумал! Я и сейчас с тобой…
– Нет, побудь здесь. Надо спокойствие. Пусть закрепляется…
– Ну что? Ну как? – шепотом поинтересовалась она.
Конечно, он соврал. Просто не хотел. Да и чувствовал, знал – у входа сидела Кнопка.
– Всё путем, – также шепотом сообщил Максим, вновь направляясь скале.
– Так что, уже всё? – семенила рядом девушка.
– Нет, сейчас передохну и – опять. До утра. Но вылечу.
– Совсем-совсем?
– Ну да. Только оно как сказать…ну, совсем разгладится, еще денька через два. Нерву привыкнуть надо будет, чтобы не тянул.
– Мне надо немного "подзарядится". Извини, – стянул с себя майку Максим и закрыл глаза.
На скале, обнявшись сидела парочка, вставшая и двинувшаяся им навстречу. По сконфуженно-ликующему взгляду Патрика Макс понял, что его шутливый совет пошел на пользу.
– Нет, ничего, что я тебя раньше… – и вдруг замолчала девушка.
– Макс, скажи, ты помнишь ту нашу прогулку?
Уже когда он поднялся, кнопка задала неожиданный вопрос.
– А, "танец цветов"? Конечно.
– А потом?
– Потом я убил пса, – помрачнел юноша. А что?
– А потом?