Страница:
– Они решили, что это Сергей. У всех остальных алиби. Разве еще у тебя…
Пока утренний вестник излагал эти страшные новости, потрясенный юноша втащил его в свою комнату, усадил на диван и стал расспрашивать, как можно быстрее одеваясь.
– Но я же был все время у костра! Это же все подтвердят. И Сергей… её? Бред какой– то. Послушай, – он взял Евгения за плечи. – Ты ведь тоже помнишь, что он был, как всегда. Ну не мог он убить и быть таким, а? А тем более – Светку. Постой… Светку убили? – он опустился на диван рядом, начиная осознавать реальность происходящего.
– Я же тебе толкую. Я тоже сначала не поверил… То есть не понял. Но нашли ее утром. Возле нашего места. Понимаешь? Кто знал? Только мы и знали. И не шатался вроде никто вокруг.
– В темноте не видно.
– Но в лесу в темноте и не шатаются. Была бы еще компания, развели бы костер.
– Пойдем Серого выручать! Он отлучался на пару минут всего. А потом был с нами. Мы вместе ушли. Пойдем скажем?
– Я "за", но…
– Ну, говори, я пока хоть слегка сполоснусь.
– У тебя есть кому подтвердить, когда ты пришел домой?
– Ты что, на меня? Ты меня…
– Да не я, – отмахнулся Женька. – Я всем нашим верю. А эти – всех трясти будут…
– Пошли-пошли, не бойся. Хотя… Пошли на место, а?
– Там еще не пустят. Осматривают. Говорят, – Патрик прогнал дурноту, – говорят, и она ещё там. Ждут шишек из области.
– А Серого уже зацапали? Лихо! Тем более пошли, а еще лучше – поехали, – и Максим метнулся за велосипедом.
– Подождешь!? – бросился за своим Евгений.
– Послушай, а с ней еще … что-нибудь делали, не знаешь?
Ехали они молча. Патрик явно боялся встречи со смертью. Максим все еще пытался осознать происшедшее. Вчера они отпраздновали в леске окончание учебного года. Вообще-то это называется "турпоход", хотя какое там. Дурачились, танцевали, пили кто что (но в большинстве – пиво), жарили, пока не спалили, шашлыки, время от времени уединялись по интересам. Хотя старомодная закваска офицерских семей давала о себе знать, – дольше нескольких минут и дальше шальных поцелуев не доходило. Боялись разговоров и сплетен, быстро достигающих родительских ушей. Поэтому, не сговариваясь, оставили всё личное и нежное на потом – не для всеобщего обозрения. Действительно ждали Светку – красивую, рано сформировавшуюся одноклассницу, с которой последнее время "ходил" Сергей. По его прозрачным намекам можно было понять, что не только "ходил", но Максим уже по собственному опыту понял, – трепятся, когда ничего, или почти ничего, не было. Цену набивают. А когда случится… В каждом мужчине просыпаются тогда и джентльмен и трус. И – догадывайся сам. Вот, судя по всему, и не было ничего у Серого. И настроился он хоть на что-то необязательное вчера вечером. Но девушка, уехавшая в областной центр, задерживалась. Сергей пел под гитару, попытался продемонстрировать балетное па, в очередь рассказывал анекдоты, но заметно мрачнел. Когда понял, что подходит последняя электричка, решил идти встречать ("поздно уже, мало ли что?"). "Сколько он отсутствовал?" – вспоминал Максим, налегая на педали. "Когда он вернулся, сказал, что она, видимо, не приехала, так как дошел до вокзала и не встретил. Дошел до вокзала. Даже если бегом бежал, то быстро… Почему помню, что быстро? Когда он уходил, сказал что последняя электричка… вот-вот. Да! Юрка или Ванятка спросил, успеет ли? Так как оставалось… Да! Оставалось пятнадцать минут. Он сказал, что если бегом… нет, сказал, "если перебежками", то успеет. А когда вернулся, спросили, почему запыхался. Сказал, что на вокзале не встретил, думал, что разминулись, пытался догнать. Да, отсюда мысль, что быстро. Кто-то сказал: "Пол часа в два конца –круто". Не мог он за пол часа убить и вернуться. Да что за глупости –просто не мог! Не он это. Зачем? Да причем здесь "Зачем"? Просто не мог".
– Нет, не знаю, – с содроганием ответил поэт.
– Что же с тобой случилось? Что? И кто? – Максим подошел вплотную к импровизированному ограждению и остановил взгляд на, казалось, скорбно улыбающейся девушке. Он посылал в сторону тела мысленный, полный отчаяния, словно у тонущего крик, но он возвращался мертвым эхом. Да она была мертва. И вскоре юноша своим загадочным зрением увидел даже отвратительных червей, уже копошащихся внутри еще вчера прелестного молодого тела. Одной гневной вспышкой он убил эту мерзость и продолжил свои попытки. Теперь Максим понял – не поднять. Не оживить. Даже если отдать всего себя. Слишком все разрушено. Но слабое свечение, почти невидимая даже для него аура от еще не погибших клеток всё-таки начала отзываться на его призывы. Осторожно, словно боясь расплескать драгоценную влагу, он начал будить память клеток – последнее, что остается до самого окончательного распада. Он присоединился к этой угасающей волне, ободрил ее добром и сочувствием, попросил о последнем – показать. И постепенно, все явственнее и явственнее увидел, услышал, ощутил. Погибающая жизнь не просто поделилась – сполна отдала память о последней своей ночи. Юношу скрутило и отбросило от протянутой веревки. Затем вырвало вчерашним шашлыком. В это же время завизжала какая-то из одноклассниц, и следователь с ментом в форме капитана спохватились – прикрыли тело уже принесенной простыней. Затем капитан многозначительно показал глазами на сидевшего на траве, вытирающегося подростка.
Когда они приехали, место преступления найти было нетрудно – вокруг обтянутого бечевой участка леса собирался народ. Внутри огороженной зоны средних лет лобастый мужичок (конечно, следователь!) что-то записывал, сидя на пеньке и положив папку с бумагой на колено. И никаких тебе ноутбуков. Это было совсем недалеко от их поляны – метров сто по прямой. Даже по вон той дорожке. Девушка лежала у куста, опершись о тонкое ореховое деревце, опустив голову. Была она абсолютно голой, только колготки, перехватывающие горло, немного прикрывали одну из девичьих грудей. А одежда вон лежит. И вон. И вон. Разбросана. А дальше –сумочка. Словно бежала и выбрасывала всё.
– Пошли, поговорим, – предложил капитан.
Когда привезли мать Светланы и она жутким голосом завыла, Максим зажал уши, и, покачиваясь, пошел прочь – по той самой лесной дорожке. Когда в одном месте он остановился, приглядываясь к кустам, на его плечо легла тяжелая ладонь.
– Зеленая краска, – показал Максим на куст.
– Да. Глазастый. Вот и поговорим. – Подъехал неизменный и незаменимый в таких случаях "козлик", и мент довольно настойчиво подтолкнул подростка под локоть.
– Ну вот здесь и поговорим. Я – заместитель начальника уголовного розыска капитан Холеровский. Для всех зечар здесь – Холера. Для тебя… пока, – сделал он многозначительную паузу, – товарищ капитан. Как величать тебя?
В отделе милиции они зашли, точнее, новый собеседник завел его в прокуренный до вонючести кабинет. Погруженный в сопереживание ужаса юноша лишь мельком оглядел комнату. Решетки на окнах. Шкаф. Сейф. Два стола. Старинный шифоньер с какими-то бланками и желтыми бумагами на полках. Еще какая-то не заслуживающая внимания ерунда.
– Белый Максим, – начал подросток.
– Отец, значит, тот самый Белый? – уточнил "товарищ капитан" и его глаза зло– торжествующе сверкнули. – Как же, как же, наслышаны. Только не о нем речь, правда?
– Да, конечно, – согласился Макс.
– Во, мы понимаем друг друга. Рассказывай.
– Сергей здесь ни при чем. Я тоже сначала не мог понять, – сбивчиво начал Макс. – Но потом, когда увидел… – он осекся, пытаясь найти правдоподобное объяснение своего знания.
– Потом, когда ты увидел, ты ужаснулся, – подбодрил подростка розыскник.
– Ну да, конечно.
– А потом тебя вырвало…
– Вы и это заметили?
– Работа такая. Но не отвлекайся. Ты ужаснулся, тебя даже вырвало и ты решился рассказать все, как было.
– Да, верно. Только вот не знаю, как объяснить. Не знаю, поймете ли…
– Милый мой, я на своем веку столько всего этого видел, что если не прощу, то вполне пойму. Так что валяй. Были пьяные, захотелось попробовать. Но убивать сразу не хотели, – подсказывал, сочувственно улыбаясь, мент. Так?
– Почти. То есть не совсем. Мысль убить была сразу.
– Ну-ну, а у кого же?
– Этого я не знаю… Лица вижу, но кто они – не знаю.
– Нет… Это ты… Ты погоди… Что значит – не знаешь? На такие дела с незнакомыми не ходят.
– Да знакомые они между собой. По крайней мере, двое. И водила тоже сидел.
– Подожди, – глубоко вздохнул розыскник. – Ты о ком говоришь?
– Об этих… убийцах и насильниках.
– Нет, братец. Стоп. Мы с чего начали? С того, что ты осознал и раскаялся, глядя на дело рук своих.
– Своих? – ошарашенно переспросил подросток. – Как это – "своих"?
– Ну, не своих лично. Я же не говорю, что это ты колготы затягивал… А кто? – резко выкрикнул милиционер, наклоняясь к лицу побледневшего юноши.
– Да я же говорю – четверо их было на зеленом "Москвиче".
– На каком еще "Москвиче", мальчик? – начал заводиться Холера. – Быстро рассказывай, как было! – стукнул он кулаком по столу.
– Да я же рассказываю, – торопясь, вновь начал Максим. – Их было…
– Я тебе сейчас устрою "их", – прорычал сыщик. – "Нас! На-а-ас!" – проревел он. – "Нас было"! Живо рассказывай, недоносок, кто из в-а-а-а-с что делал и кто убил. Если хочешь дожить здоровеньким до суда, говори быстро и правду. Ну! – рявкнул он.
– Вы это что же, меня подозреваете? – изумленно уточнил он.
Теперь Максим наконец допетрил, кого подозревает мент и почему проявил такую заботу.
– Не подозреваю! Уверен! Твоих рук дело, дрянь! А если Холера, уверен – всё. Ну, быстро – кто, кто и кто. Ну, говори! – заорал он во всю глотку.
– А ведь не брешут про вас, мусоров, – сдерживая себя констатировал подросток. – Я думал – это только в фильмах
Холодная ярость поднялась в юноше.
– Говори, сволочь! Не то измордую, и папочка не поможет.
– А что вы кричите? Кстати, на меня и мой отец не кричит, хоть и старше вас и по званию и по возрасту.
– Да я твоего отца… – и разошедшийся Холера, уже не стесняясь в выражениях рассказал, что он якобы делает и еще сделает с отцом Максима.
– А вот это уже зря, – срывающимся баском прорычал юноша, и как недавно у псины, стиснул ледяным холодом бурно бьющееся сердце зарвавшегося сыщика. Но полегче, не до остановки. Тем не менее, только что бывший багровым мужик разом побледнел, и, схватившись за левую половину груди, стал оседать на пол. Максим подскочил и заботливо подставил стул.
– Вот так, – заглянул в помертвевшие глаза буйного розыскника подозреваемый.
– Ну как, расколол? – ворвался на тишину в кабинете более моложавый, но такой же мордастик в штатском.
– У товарища капитана плохо с сердцем. Быстро вызовите врача, – ответил парнишка. Штатский пожал плечами, но, взглянув на бледное лицо начальства, метнулся куда-то из кабинета вон.
– Пока врача нет, слушайте. Каждый раз… Я говорю – каждый, когда вы будете орать, у вас будет прихватывать сердце – вот так, – он сжал бьющееся сердце посильнее. – Каждый раз, когда вы будете кого-то оскорблять, будет ещё больнее, – он добавил боли. – А когда будете м-м-м-м творить беззаконие, – нашел он выражение, – ваше сердце будет просто разрываться от несправедливости, – он стиснул кровяной насос почти до полной остановки. – И вы быстро умрете. Или станете никому не страшным и не нужным парализованным калекой. Вам все ясно? – Не дождавшись ответа из чуть шевелящихся фиолетовых губ, он отпустил, наконец, капитанское сердце и снял боль. Мужчина тяжело дышал, не мигая глядя на устроившего ему такую пытку пацана. Затем он набрался сил вытереть холодный пот, а когда в кабинет ввалились с врачом, попытался послать всех матом, но застонал, вновь схватившись за сердце. Максим укоризненно (я, мол, не шутил), покачал головой.
– Григорий Григорьевич, вы не совсем здоровы. Может, я закончу?
– Пошел ты… – начал было начальник, но, вздрогнув, прервал привычную фразу, и покосившись на подростка, добавил – в баню.
– Д-а-а, – неопределенно протянул Холера, когда они опять остались одни. – Это же надо – впервые сердце прихватило. И так круто… Задело меня это убийство. За само сердце и зацепило. Совсем молодая девчонка. Красавица… была. А тут еще ты со своей реакцией. "Папенькин сынок – золотая наглая молодежь". Я закурю, ладно? Ну, рассказывай, что ты там начинал про зеленый Москвич?
– Серого отпустите… пожалуйста.
– И мы останемся без подозреваемых?
– Ну не он это. Не он!
– Рассказывай, что знаешь, и забирай своего дружка.
– Их было четверо. На зеленом "Москвиче". Как я понимаю, знакомые между собой. У одного нет верхних передних зубов – под Шуру. У одного из них особая примета – "шары". И кроме того, – они ее укололи.
– Чем?
– Не знаю, какой-то крутой дурью. И задушили – не там. Всё это – место происшествия, разбросанные вещи – для лохов.
– Ну а где?
– Она была в полубредовом состоянии, очень плохо ориентировалась, – пытался воссоздать увиденное Максим. – Какая-то полутемная комната. Пол… с ковром. Или… В общем, что-то зеленое на полу. Нет, туман. Лица-то хорошо вижу… У вас, наверняка, есть картотека?
– Фильмов насмотрелся? Ну, есть, – ответил сыщик все также пуская колечки дыма и с прищуром, словно сквозь прицел рассматривая странного экстрасенса. – А где гарантия, что ты всё это не наплел для того, чтобы вытащить своего дружка? И как мне объяснять твою осведомленность? Эх, запереть бы тебя! Шучу, шучу, – тут же спохватился он, потирая грудь. – Ладно. Пошли. Что начальству-то говорить?
– Скажите, что я вчера вечером видел зеленый "Москвич" с подо… с неприятными мордами. А на кусте, помните, – зеленая краска.
– Ну, это мы видели и без тебя. Пошли в фильмотеку. Потом я туда твоего дружка пришлю.
– Нет, туда не надо. Пусть домой движется.
– Ну, как хочешь. Вот, – они зашли в длинный полутемный кабинет. – Здесь – фотографии наших клиентов. Садись и любуйся. Если найдешь – скажешь. Я пошел отбрехиваться.
– Ну?
Он нашел одного в этих фотожурналах среди сотен других гадких морд. Конечно, если бы всё это было в компе, сколько времени бы сэкономили! Но, чем богаты, тем и рады. Когда в кабинет ворвался Холера, Максим уже все обдумал.
– Один очень похож. Вероятнее всего – он.
– Показываешь, и мы тут же его закрываем. Кстати, твоего дружка уже выпустили и домой завезли. И матери "спасибо" сказали, мол, здорово помог. А теперь скажи, всё-таки – откуда знаешь? Я грешным делом подумал – плетешь, чтобы дружка выгородить. Потом, что и себя выгораживаешь. А теперь…
– Что теперь?
– Кто-то тебе трепанулся. Из тех. Или из очевидцев. А назвать боишься. Ну, начистоту, быстро!
– А что случилось теперь?
– Эксперт. Убили ее ближе к утру. И действительно не там. И действительно укололи. Это, если бы я не поинтересовался, и эксперт сразу не выяснил бы. И повреждения такие, что действительно, "шары" были. Да и вообще все телесные повреждения… и вообще все… прочее…подтверждает вроде, что была жуткая групповуха – как в порнушках или как у перебравших зечар. Поэтому, рассказывай.
– Я… просто все это представил, когда там стоял и на нее смотрел.
– Не очень-то я верю в такие россказни… Но что поделаешь, – он осторожно потер область сердца. – Алиби у тебя. Подтвердила твоя подружка ночную прогулку под луной. Но хватит. Ну, показывай.
– Вот, – отлистал Максим назад альбом, показав участника драмы.
– Эээ, брат… – протянул капитан. – Этого так просто не закинешь в работу. Придется тебе всё-таки признаваться, откуда что знаешь.
– Но почему?
– Не твоего ума дело, вьюноша.
– Если я скажу, что видел его на зеленом "Москвиче", скажем, вчера вечером?
– Не пойдет… И не то дело, по которому можно врать.
– Значит…
– Значит, не все так быстро! Но за наводку спасибо.
– Может, подскажете, кто этот? Вдруг еще что всплывет?
– Этот? Ну что же. Прохоренко, он же "Прохор", он же "Прошка". Мелкая дрянь, но дрянь. Судим трижды, но реально сидел один раз. Живет на Залинейке, не работает, крышует его… знаешь такое понятие?
– Ну, читаю, смотрю…
– Крышует его евоный-же братец. Николай, или по аналогии с последним царем именуемый Ники.
– Царем?
– Да. Ты правильно подумал.
– Поэтому, выходит, что с ним вот так как со мной или с Серым, нельзя?
– Но-но-но! – полушутя погрозил пальцем сыщик. – Никто ничего с вами ужасного не сделал. И кто старое помянет… – Но, вздохнув, согласился: – Нельзя. И не во мне дело! Хватает заступников повыше. Ладно, если что выяснишь или надумаешь, приходи. Ко мне. Буду рад любым деталям, любым мелочам. Особенно – ощутимым.
– Это типа вещественных доказательств?
– Типа этого.
– Если бы найти ту комнату… Где убили… Или ту машину…
– А что в машине?
– Когда посадили… Её билет остался… На электричку. И еще… Они её прямо там и укололи. Шприц должен остаться.
– Но чья машина? Где найти? Номер?
– Не знаю. Она, когда садилась, внимания не обращала. А потом уже не в том состоянии была.
– Она?!
– Ну да…
– Как бы мне хотелось поговорить с тобой серьёзно. Ну да ладно… Хоть какая зацепка, а?
– Что толку, если руки коротки?
– Не говори так. Не надо. Если найдем убедительные доказательства, то закроем.
– Хорошо. Если что … вспомню, свяжусь с Вами.
– И если что узнаешь. В своем кругу люди говорят больше, чем нам.
– До свидания.
– Будь здоров.
– Ну, что? Ну, как? Почему так долго? Ты знаешь, что Серого выпустили? Я уж подумал, что тебя – вместо него, – волновался дружок.
Когда Максим вышел из милиции, часы на башне костела отзванивали полдень. В скверике, в конце похожей на тоннель улицы, его поджидал Евгений с велосипедом.
– Да нет, расспрашивали про вечер. Про тех, кто ушел раньше… или надолго отлучался, – покосился на поэта реабилитированный.
– А что я? Я… Да, я… ушел раньше. Но не один.
– Ай да тихоня! – восхитился Максим, хлопнув друга по плечу. Тихоня покраснел и подвинул велосипед. – Куда теперь?
– Ты дуй домой, собирай наших, а я к Серому.
– Видел? – коротко спросил Серый.
Глава 15
Сергей встретил его угрюмо. Они молча устроились на вечном, с детских пор известном обоим диване.
– Да, – также кратко ответил друг.
– Знаешь, что на меня повесить пытались?
– Холера?
– Он самый. А что, и на тебя тоже?
– Ну, мы же с тобой всё-таки корешуем. Это всем известно.
– Знаешь, почему от нас отстали?
– Время. Холера сказал – ранним утром.
– И всё-таки, кто? Кто этот гад?! Кто эти … – Сергей вдруг начал матерно кричать.
– Что делать? – откричавшись, спохватился он.
– Может, пойдем к её родителям? Хоть как-то…
– Что "хоть как-то", что? Успокоишь? Посочувствуешь? Там уже родственники, я заглядывал. Косятся… Выпить хошь?
– Нет, ты что? Нет, – удивленно отказался Макс.
– А я дерну немного, – он полез в холодильник и достал начатую бутылку вина.
– А маман?
– Что маман? Пусть только буркнет! Такую девчонку! – Серый налил стакан вина и начал неумело, редкими большими глотками, отпивать.
– А ты знаешь, – вдруг зашептал он. – У нас с ней ничего и не было. Это я так, трепался. А на самом деле я… то есть мы… так… Только целовались. Да и то, – он махнул рукой. Тут Максим заметил, что Серега пьян и с каждой минутой пьянеет всё больше.
– Я даже поцеловать ее стеснялся, – представляешь, я! – и стеснялся. Боялся ее обидеть. А они… ты же знаешь, что они с ней сделали? – Сергей вдруг взахлеб разревелся.
– Бедная, бедная, бедная, – пьяно повторял он, уткнувшись в диванную подушку.
– Вечером надо будет ее проведать. Надо быть в нормальном состоянии, – сказал он, поднимаясь. – Мой тебе совет, – продолжил он, словно машинально коснувшись плеча. – Тебе надо поспать. Поспать… Спать! Ты до семи часов вечера хорошо отдохнешь, протрезвеешь, и тебе совсем не захочется этим вечером спиртного.
Максим понял, что новых подробностей сейчас не узнает.
– Вот что, ребята, – начала хозяйка, когда одноклассники угнездились в просторной гостиной – кто на диване, кто в креслах, кто на ковре. – Нам надо что-то делать. Надо помочь найти этих подонков. Прокуратура и ментовка вначале грешили на Серого.
С этим напутствием юноша вышел из квартиры уснувшего друга. Несколько маленьких опытов показали ему, почему ранее его внушения не действовали, и теперь он был уверен в эффективности своих "пожеланий".
Но до самого позднего вечера молодежь оставалась ни у дел. Все скорбные заботы взял на себя полк, а заботы о родителях и других родственниках – женсовет. Что бы кто ни говорил об армии в целом и об офицерстве в частности, но войсковое братство, единение офицерских семей в трудностях и в горе, исключительная отзывчивость и взаимовыручка – явления отрадные и неистребимые.
Весь городок гудел. На скамейках возле домов кучковались различные группки – то по возрастам, то по слухам, то по грустным функциональным обязанностям. Молодежь также кучковалась, но в основном по возрастам. Какими бы то ни было обязанностями их в эти жуткие часы не загружали. Потолкавшись в этом броуновском движении, одноклассники Светланы решили собраться отдельно. Свою квартиру предложила Косточка – дочь одного находившегося в командировке командира. Постепенно собрали всех, кто был вчера в лесу. В том числе и уже проспавшегося Сергея.
– Да! – Возмутился парень. – Я с ней встречался. Ну и что? Как вы… как они могли подумать такое?
Двадцать одна пара глаз повернулись к вскочившему Сергею.
– Мы и не думали. Мы тебя все знаем. Ты не мог. Да и никто из нас просто не смог бы. А менты… Ну надо же им кого-то подозревать. Нас, наверное, всех уже как бы допросили. – Возникшая тишина подтвердила это предположение. – И там уже сложилась какая-то общая картина. Давайте и мы вместе повспоминаем. Может, что как бы подозрительное и вспомнится. И не обязательно за ту ночь. Может, удастся чем-то помочь следствию?
– Ты, Танюша, фильмов про следаков насмотрелась. Причем старых советских фильмов, где милиционерам с уставшими, но добрыми глазами помогает сознательная общественность. Даже нет, – старых детских фильмов, где плечом к плечу останавливают бандюганов участковые и пионеры, – зло возмутился Кот. – Мне больше о ментах нравится анекдот про Мойшу: "Вчера был в милиции, убедился в правоте Маркса – битие определяет сознание", – добавил он.
– Что ты предлагаешь?
– Нечего и предлагать. Без нас обойдутся. Найдут какого-нибудь бомжа и выколотят из него признание. Жаль только, что гусей выпустили – так же зло выплюнул Кот. ("Один Серый другой Белый два веселых гуся", – и так острили о Сергее с Максом).
– Подожди, – остановила рванувшегося к оратору Сергея Татьяна-Мышка, уставив на Кота свои зеленые глаза.
– Валера, скажи честно, это правда?
– Что? – уже не зло, но насупленно пробурчал подросток.
– Это правда, что тебе жаль? Что нашу подругу тебе не жаль. И даже не жаль, что всё еще не нашли этих подонков? Ты, правда, жалеешь, что твоего невиновного одноклассника, который, может, ее любил, не заставили в этом признаться? Тебе действительно имеено этого жаль?
– Ну, сейчас получит, – подумалось Максиму. Он вспомнил, как в гневе отвешивала эта девушка оплеухи ему. Но Татьяна сдержалась, ударив иначе.
– В таком случае мне тоже очень жаль… Я лучше о тебе думала…
– Ладно вам. Хотя ты, Танька, молодец. Кто еще разделяет точку зрения Кота? Ясно. Так что, скатертью дорога, Котик, мы тебя со своими глупостями как бы не задерживаем.
"А ведь за Сергея заступилась, не за меня", – вдруг обратил внимание Макс.
– Зря мы так, – вступился за своего врага Максим, когда за тем хлопнула дверь. – Ему тоже сейчас… Да вы знаете, что с его отцом…
– Одно к другому не относится. И потом… по-моему, тут как бы личные разборки, – не приняла снисходительности хозяйка. При этих словах из квартиры, также хлопнув дверью, выскочила и Мышка.
– Том и Джерри, – прокомментировал Сергей и все невольно хохотнули.
– Давайте, ребята, всё-таки повспоминаем. Может, хоть кто-то что интересное припомнит?
– Я не могу вспомнить, не знаю ничего, что могло бы помочь найти этих тварей, – однозначно промолвил Сергей, больше всех тронутый этими воспоминаниями.
Вспоминали много каких-то мелочей, каких-то забавных или грустных, но второстепенных эпизодов.
– Серый, – вдруг подал голос молчавший до этого Патрик. – Ты знаешь, с кем она встречалась до тебя?
– Ну? – повернулся к нему Сергей. – Это все знают. С Немцем из "Б". Но это не он. Точно!
Все согласно кивнули. Им была памятна эта история. "Немец" – высокий рыжий парень из параллельного класса был подающим надежды баскетболистом. И "немцем" – то он стал после того, как засветился в юниорском чемпионате в Германии. Когда Серый вдруг спохватился, что уводят их красавицу-одноклассницу, они дрались "смертным боем". Максим тогда дал своему другу несколько советов, как справиться с длинноруким соперником. Но вся вражда на этом и закончилась. К "звезде" липли и другие красавицы, так что Немец зла ни на Серого, ни на Светлану не держал.