Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга первая. Максим

   – Никаких комментариев, – сказала она в камеру.
   – Оставьте нас хоть теперь в покое – дополнил Александр.

 
Затем было журналистское резюме. Некая таинственная сила исцелила неизлечимых детей и искалеченную девушку. Судя по историям болезней, это действительно не лечение, а исцеление. К примеру, у детишек от рождения не хватало одного или двух позвонков. Теперь они есть. Раньше это называли чудом. Но сегодня это – факт, который нуждается в объяснении. Журналистское расследование будет продолжаться.
После передачи начались звонки. Синичка вновь подтвердила, что не имеет к этому никакого отношения. Иначе, как он понимает, информация была бы полнее. Сообщила, что сейчас с ребёнком и Холерой "на морях".
 

   – Как Алёша сейчас наслаждается жизнью, ты не представляешь! Носится, как ракета. Плавает, загорает. Я, кстати, тоже… Раньше-то не могла. Ну, ты знаешь. Кстати, посылаю фото. Мы твои вечные должники… Пока.

 
На табло высветилось изображение ладной миниатюрной женщины и явно только на мгновение замершего ребёнка на фоне моря.
 

   – Мне бы тоже на море… С папулей, – вздохнул Максим, разглядывая фото. Наверняка, Холера снимал. И ведь ничего о нём не сказала… Наверное, неспроста. И чувство какой-то ревности, нет даже не ревности, а жалости к самому себе охватило подростка.
   – Всё, всё, всё. Ещё одно дельце – и домой, решил он, набирая номер Алекса. Договорившись о встрече, Макс быстренько привёл себя в порядок и пошел вниз, выписываться. Забрав из камеры хранения свой кейс, он в укромном уголке переложил из него в карман несколько пачек, подумал, пробормотал: "А моральный вред?" и добавил ещё. Затем купил в книжном магазине книжку стихов Патрика. Судя по всему, редактор был прав – не до стихов сейчас.

 
Как и договаривались, Алекс в скверике был один.
 

   – Они сейчас больше Людку пасут, –сообщил парень о журналистах. – Во племя лихое! Когда это случилось, отбою не было. Потом, когда…ни одна сволочь не показывалась. Затем, когда этого прихватили, когда следствие шло, вновь тут как тут. Потом два года – никого. Теперь – снова. А, ну их!
   – Вот эту книжку надо перевести на все языки, какие знаешь. Но это стихи. Это, конечно, труднее. Поэтому не торопись. Заказчик не спешит. Вот здесь пятьдесят тысяч.
   – Таких гонораров не бывает, – быстро отреагировал переводчик.
   – Как видишь, бывает. И мне можно верить, правда?
   – Но я не беру ни подачек, ни милостыни!
   – Это заказ! Отработаешь. И потом, надо Людмилу отвезти отдохнуть. Ведь сколько пережила! Ты можешь за свои?
   – Нет. Конечно нет… Но столько…
   – Алекс, у меня много дел. Давай выход на этого, и я пошёл.
   – Стой-стой. А расписку?
   – Ты же у меня расписку не требовал, когда Людку доверил?
   – Ладно… Держи, – он протянул Максу дискету, затем стиснул руку. – Нужна будет моя помощь, моя кровь, моя жизнь – только свистни!
   – Договорились. Привет Людмиле. И не жадничай с деньгами. Ей сейчас необходимо оттянуться по полной программе. Тебе, кстати, тоже.
   – Ну, это мы уже как-нибудь устроим. Ребята разжали рукопожатие и разошлись.

 
В ближайшем компьютерном кафе Максим из переданного диска узнал адрес и номера телефонов исполнителя. Потом вгляделся в его фотографию. Морда как морда. В меру наглая, в меру откормленная. Выродок, как выродок. Ничего такого, от чего бы шевельнулась жалость. Вот только светиться больше в столице не хотелось. А с этим без пальбы не обойдется. Тоже, небось, в сигнализации всё. Юноша вспомнил первый опыт телефонной казни бильярдного королька и решил попробовать усовершенствовать этот способ возмездия. Выйдя на улицу, он набрал из таксофона домашний номер киллера.
 

   – Только бы, только бы, только бы, – повторял он. И его желание исполнилось.
   – Ну? – раздалось в трубке.
   – Извините, я туда попал? Мне Потапов нужен, – завязывал разговор Максим, мысленно двигаясь по соединившему его с абонентом кабелю.
   – И зачем он тебе?
   – Разговор пойдёт о ста тысячах баксов, – продолжал Макс, пытаясь затянуть диалог.
   – О таких вещах по телефону не трепятся.
   – Ну да, ну да, просто… Ну, понимаете, встретится надо… – юноша уже выдел всю длинную пульсирующую ленту, на обратном конце которой находилось ухо Потапова.
   – И что ты мне расскажешь про сто тысяч при встрече?
   – Вообще-то… – настроился Макс. – Вообще-то получи за Людмилу! – он пустил по этой ленте волну ненависти, волну, разъедающую плоть, волну такой же боли, которую впитал в себя и растворил затем, исцеляя искалеченную этим подонком девушку. Он еще увидел, как эта жуткая черная волна обдала лицо киллера, услышал его рёв, после чего связь прервалась.
   – Ну, вот и все дела. Пора домой, – вздохнул юноша, вешая трубку.
 
 
 

 
Глава 46
 
 
На вокзале он купил билет в мягкий вагон (ну не ездил никогда раньше, надо попробовать!) и, ожидая отправления, двинулся по книжным киоскам. Максим приобрел толстенный том космических изысканий и уже предвкушал приятность этого чтива в пути, когда кто-то осторожно тронул его за рукав.
 

   – Надо всё же поговорить.
   – Да? Хорошо. Поехали со мной. В дороге и поговорим.
   – Но…
   – Ты же собиралась за мной как там… следовать?
   – Не я. Мы…
   – Ну, "я" "мы". Едешь? Имей в виду – ни на минуту не останусь. Домой хочу. Надоело. Устал.
   – Поехали, – решилась Татьяна. – Только я не готова. И с деньгами у меня как бы напряженка.
   – Да ладно тебе, – оглядел девушку Максим. Та была одета в нормальную джинсовку, подходящую и на диско, и в дорогу. Что-то лежало в рюкзаке, что-то в сумочке. Максим рванулся к кассам и вскоре докупил билет на второе место этого же купе.
   – Всё остальное тоже докупим, – успокоил он девушку. – А своих предупреди. Это ненадолго. Хотя… как захочешь. Места у нас замечательные…
   – Я не затем согласилась. Пойдём, скажем Ване и Володе. Они тут, недалеко.
   – Ага, а там скрутите и ещё куда повезёте?
   – Нет… Хотя, хорошо бы…
   – Всё. Я пошел к вагону, а ты объясняйся сама.

 
Неизвестно, что и как объяснила Татьяна своим единоверцам, но провожать они под окна вагона не пришли, а девушка явилась насупившаяся.
 

   – Кто взревновал? Или оба?
   – Глупости! У нас другие отношения.
   – Ну, конечно! Этакая духовная, платоническая любовь!
   – Не веришь, не надо, спорить не буду.

 
Они замолчали, провожая глазами перрон, затем – какие-то депо и новостройки. Когда понимающая по-своему проводница принесла постели и предложила широкий выбор вин и шампанского, девушка страшно покраснела, всё отвергнув, даже чай.
 

   – Нет, почему же, чай принесите, – поправил её Максим, забавляясь таким смущением.
   – Ты понимаешь, что она о нас подумала? – зашипела Татьяна, когда проводница вышла.
   – Ну и что? – пожал плечами попутчик. – А что будут думать, если ты будешь за мной повсюду волочиться, как намеревалась?
   – Не я, а мы, я уже говорила! И потом, я не имела в виду мягкие вагоны!
   – А что ты имела в виду? Что я буду бродить пешком с посохом в руках по всяким палестинам? Ну, вы начитались святых книг!
   – А ты? Ты читал? Ты хоть Библию-то, хоть мельком просмотрел?
   – Нет… – перешёл на серьёзный тон подросток. – Как-то в запале после одного фильма взялся, но быстро бросил. Нудновато.
   – Конечно! Книгу, которой десятки тысяч лет, читать "нудновато". А вот похабщину разную, это – занимательно! Мудрость Божью познавать – нудно! А всякую…
   – Ну-ну. Не обижай. Вот, к примеру, книжка стихов моего друга. Хочешь, прочту? А вот эту я купил только что. О всяческих тайнах других планет и миров. А еще у меня отец собирает мемуары лётчиков. Или, к примеру…
   – Но я тоже не фанатичка! Одно другому не должно мешать. Пойми же, Максим, нельзя обкрадывать себя! Может, почитаешь? – она вытащила из рюкзака компактное издание Евангелия. – Может, поймешь, кто ты?
   – Ты же уже прочла? Изучила? Так скажи ты мне, кто я?
   – Ты почитай, хотя бы немного, а потом поговорим. Вот отсюда…
   – Ну, хорошо. А ты почитай эти стихи. Вот отсюда, – передразнил девушку Максим, и они на некоторое время замолчали.
   – Но я же просила читать, а не листать! Это тебе не комиксы! – с негодованием вскричала Татьяна, когда попутчик, закрыв, отложил её книгу.
   – Уже всё! – ответил юноша. – Ты не злись, у меня способности такие. Проверь!
   – С тебя станется. Ну, хорошо. О родословии Иисуса Христа? От Матфея?
   – "Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова…" – начал процитировать наизусть юноша, а Татьяна, схватив книгу и соответствующий текст, начала сверять с тем, что говорил Макс.
   – "… и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов". Уф, всё!
   – Ты что, всю её только что… наизусть?
   – Ну да.
   – Не может быть! А на выборку? Что в пункте 36 от Луки?
   – "Итак, будьте милосердны, как и Отец Ваш милосерден".
   – Д-а-а – протянула девушка, во все глаза глядя не Макса. – У тебя действительно дар Божий!
   – Но, Танюша, это же смешно! То, что, я вылечил деток, это тебя не поражает, что твою сестру и её сына, – не удивляет, что… да ладно…
   – А что ещё, чего я не знаю? – затаив дыхание, подалась вперёд девушка.
   – Да ладно, мало ли что! А вот, что я цитирую наизусть библию, тебя потрясло.
   – Но ты не понимаешь! Вот ты взял и поехал домой! По папочке соскучился! А ты знаешь, что там в том приюте творится?
   – Ну, видел, журналист там… телевидение.
   – А до, а после этого? Там сейчас не протолкнуться! Со всей страны детей напривозили изувеченных! Чуда ждут! Исцеления! А ты: "устал"! "Соскучился"! Да я бы на твоём месте! Да если бы я могла! А ты! Мы думали, ты… А потом, когда ты полез… И потом, когда ушёл…
   – Я не ушёл! – чуть не всхлипнул от несправедливого обвинения подросток. – Вы хоть новости слушаете? Что после было, а? Слышали? Ай, знаешь, иначе бы не встретила меня вот так "случайно" на вокзале. Думаешь, облитую кислотой девушку легко вылечить? Всю ихнюю боль через себя пропускаешь! Через себя! Не видела разве? Когда там, в приюте? Да, она проходит, но когда? Вот, у Людмилы…ну, у этой девушки, которой кислотой лицо, глаз и кожи почти не было… представляешь, как это болело? А мне – через себя! А теперь какая– то соплячка упрекает!

 
От острой обиды у подростка перехватило горло и он, махнув рукой, замолчал, открыл купленную книжку и будто бы погрузился в чтение.
Татьяна, некоторое время сидела молча – переваривала сказанное, в том числе и "соплячку". Затем легонько, словно дыханием, коснулась своей лапкой руки Максима.
 

   – Не дуйся, тебе не идёт. Когда ты лечишь, когда ты мучаешься от боли, даже когда…пристаёшь, – покраснела она, – ты гораздо интереснее. А сейчас, как надутый обиженный индюк.

 
В "обиженном надутом индюке" было что-то комичное и Максим, не сдержавшись, фыркнул.
 

   – Ты хоть индюка в жизни видела?
   – Вообще-то нет. В столице они не водятся. А у вас, что, прямо по дворам и гуляют?
   – Нет, но у дальних родственников в деревне…

 
Дальше разговор пошел о всякой всячине, но был прерван бесцеремонным вторжением.
 

   – Вот с кем! – радостно возопил пьяный мужик средних лет. Это был типичный представитель "среднего класса" – уже ушедший от пролетариата, но ещё не дотянувшийся до крупных воротил предприниматель. Именно такие, неудовлетворенные собой и своим положением мужланы становятся головной болью во всех поездах, самолетах, автобусных турах и всевозможных круизах. Страстное желание прыгнуть выше своего статуса реализуется у них во хмелю в этакую удаль русского купчины – приставание к обслуживающему персоналу на уровне: "Эй, человек", и к соседям с никчемными, но кажущимися ему значительными разговорами. Свою значительность такие хамы подчеркивают эпатажем – криками и нецензурщиной. Трезвые они еще ничего. Но не нажраться в дорогу, а тем более – в дороге они просто не могут. В большинстве своём эти люди не злые, и даже не храбрые – просто дураки. Правда, окружающим от этого не легче.
   – А я вот сижу-сижу один… Контракт как бы заключил… На сто тысяч. Да, такие дела, – плюхнулся он на мягкий купейный диван. – А попутчика нет. А один пить не привык. У меня как бы коньячок здесь. А это икра какая-то. И лимончик. Как царь – батюшка. Эй, официантка! То есть, стюардесса! Тьфу!.. – выругался он. – Всё перемешалось. Это был недавно в Дубаях. Пока летел, стюардесса достала. В бизнес классе летел, а они обнаглели, – ноль внимания! За что бабки… А, вот и ты! Долго движешься. Вот что… Нам как бы рюмочки, там, что из напитков… И быстро!

 
Проводница ушла, а гость начал рассказывать о своём деле. Получалось плохо и путано. Кроме того, он постоянно срывался на матюки.
 

   – Да ты не корчись, не корчись, пацанка, – вдруг рассвирепел он, увидев презрительную мину на лице Татьяны. – Я тебе как бы в отцы гожусь!
   – Нет! – твёрдо возразила девушка.
   – Что нет? – не понял незванный гость.
   – Не годитесь вы мне в отцы.
   – Ха-ха-ха, молодец, сострила! – пьяно захохотал он. – Люблю таких – молодых да ранних, – полез к Татьяне с объятиями предприниматель.

 
Это переполнило чашу терпения Макса. Гость вдруг согнулся пополам и, страшно побледнев, покрылся холодным потом.
 

   – Сердце… врача, – синеющими губами прошептал он.
   – Танюша, позови проводницу, – попросил Макс, укладывая незадачливого посетителя на полку. Та пулей рванулась к купе проводницы и, сообщив новость, той же пулей примчалась обратно. Ковровая дорожка приглушала её шаги и, приблизившись к своему купе, она услышала:
   – Каждый раз, как нажрёшься, будет тебе вот так. Всякий раз, как нахамишь, будет вот так. Всякий раз, как заматеришься, будет вот так!
   – Но я сдохну! Я после армии по-другому как бы не могу! Ты сопляк! Пройдешь с моё! – уже начал хорохориться хворый.
   – Да ты не понял! – удивился Максим. – Понюхай ещё и задумайся, герой! А не сможешь по-людски, так, действительно, сдохнешь! – И предпринимателя вновь скрутило от боли.

 
Через пару мгновений примчалась проводница и участливо попросила держаться – через несколько минут на станции будет ждать "Скорая".
 

   – С поезда снимут? Да ты понимаешь … – подхватился, было, больной, но вновь ахнул и закатил глаза.

 
Когда на станции в вагон ворвались люди с носилками и при толпе перронных зевак вынесли и загрузили болящего, проводница облегчённо вздохнула и заулыбалась.
 

   – Ненавижу это хамло, – сообщила она ребятам. – Но приходится терпеть.
   – Заберите всё это, – кивнул Макс на расставленное на столике угощение. Мы не пьем, а этот…господин уже, наверняка, не спохватится.

 
Когда вновь оставшиеся наедине подростки отхлёбывали чай, Татьяна поинтересовалась, давно ли Макс вот так дрессирует хамов.
 

   – Ну, просто вот таких – нет, первый… А вообще-то приходится. Ты видела? – вдруг спохватился он.
   – Видела и слышала. Это жестоко. Он задыхался от боли!
   – Это – жестоко? Это – как условный рефлекс. Только отрицательный. Тронул провод – ударило током. Так и здесь. Человеком станет.
   – А если нет?
   – Тогда пусть не портит жизнь другим.
   – Пусть умрет, да ? Подохнет, как ты ему сказал?
   – Пускай. И это он сам про себя так сказал.
   – Не много ли ты на себя берешь?
   – Может, и много, но кому-то же надо, наконец…
   – Надо? Тебе Бог дал дар исцелять.
   – Но мне Он же дал и дар убивать! – в запале вырвалось у подростка. Мстить! Мне отмщение и аз воздам, так что ли?
   – И ты…убивал? – отшатнулась от него Татьяна.
   – Приходилось. Но ты не ахай так. Ты выслушай

 
Дорога была долгой, никто Максима не прерывал, и он, подробно осмысливая происходящее с ним и вокруг него, рассказал всё. Ну, почти всё, конечно. О личностных взаимоотношениях с девушками он распространяться не стал
 

   – Вот такая фишка. Ну, что скажешь? – поздно ночью прервался, наконец, он. – Так кто же я?
   – Илия?
   – Или ты? – изумился подросток.
   – Да нет же. Был такой пророк. А может, Елисей? По жестокости ближе к тебе. Того дети дразнили плешивым, и он натравил на них медведей. Сорок два ребёнка разорвали.
   – Но я же, наоборот, спасаю детей! А эти… Они ещё не то заслужили!
   – А чем они теперь занимаются?
   – Кто?
   – Ну, все эти слепые, хромые, однорукие, парализованные и прочие тобой изувеченные?
   – Н-н-не знаю, – озадаченно ответил Макс. – Не задумывался.
   – Они же живые люди. Им хочется и есть, и пить, по крайней мере. Ну, потратят, что накрали, а дальше?
   – Но это их проблемы. Раньше надо было думать.
   – Кто воровал по карманам, будут теперь, как это… стоять на шухере, кто ослеп, будет какой-нибудь притон держать, эти, безногие… ну тоже на что-нибудь сгодятся. А самые подлые и хитрые будут планировать преступления. Ты же их этим не исправил.
   – Да, ты права. Надо их всех убивать. Сразу. Как бешеных псов.
   – Но ты же говорил, что тебе было жаль того бешеного пса! Или наврал?
   – Нет. Было жаль. Но убил же. Чтобы девушку не порвал! И этих, буду жалеть, но убивать. Всё равно всех этих, как ты говоришь, мной изувеченных их же дружки, наверное, угробили. За ненадобностью. Это уже неизлечимые.
   – Лучше бы ты исцелял! Чем на такое время тратить!
   – Исцелял? Даже вот с детками, по конвейерному методу, где-то по одному в день в среднем получилось. За год, значит, триста шестьдесят пять? Ну, четыреста. Но я без отдыха сдохну!
   – А я бы за счастье посчитала, – исцелить триста детей и за это умереть. И не только я.
   – А сколько их всего? Сколько такими рождаются? Сколько калечится?
   – Ну, всех же не обязательно. То есть… ну, не всех сразу. Надо самых… нуждающихся, – осторожно подбирала слова девушка.
   – А кто будет решать? Вы? Ваша церковь? – догадался он по вспыхнувшему лицу попутчицы.
   – Ну, мы могли бы изучать, помогать тебе определять самых…
   – Достойных? И по каким критериям?
   – Ну, хотя бы по талантам. Или… – запнулась она.
   – Или что?
   – Ничего. Ты мне скажи, принимаешь наше предложение? Что нам говорить этим новым паломникам?
 
   – Мне надо отдохнуть. Танюш, но я на самом деле устал. От всего устал. И от бандюганов, которых калечу, и от калек, которых лечу. У меня своих проблем по горло. Вот, отец, наверняка, надумал жениться. Твоя сестричка…
   – Что "моя сестричка"? – напряглась девушка.
   – Да так…
   – Что у тебя с ней?
   – Да ты что?
   – Но я же видела!
   – Да ну тебя! Я ей наоборот, одного достойного кавалера сосватал!
   – Ладно… Давай утром. Спать хочется, – соврала девушка, прерывая разговор.
   – Ну, зачем мне старшая, когда младшая такая красавица, – обнял её Максим. Та не вырывалась, пытливо вглядываясь в лицо попутчика.
   – Так ты… с нами?
   – Только если ты будешь Марией Магдалиной, – потянулся к её губам юноша.
   – Нет… пусти… хватит! Ну хватит же, прошу… – через какое-то время прошептала, переводя дух, Татьяна. – Ты… Я… Не сегодня… Я… Ну перестань же… Не могу я так… Я… Ну не надо, прошу, – прошептала уже со слезами на глазах девушка. Потом вдруг замолчала, прекратив всякое сопротивление.

 
"Действительно, не надо. В жертву себя приносит. На алтарь своей церкви", – понял Максим и тут же прекратил свой штурм. Стало даже как-то гадковато. Словно урод какой своей властью пользуется. И обидно – это она его за такого принимает?
 

   – Ты права. Не будем. Но это… это для меня не просто так… Я сразу, как тебя увидел… Ничего, время будет, поверишь. И, может, тоже… Извини, конечно. Обидеть не хотел. Действительно, давай спатиньки.

 
Максим, забравшись на верхнюю полку, очень скоро уснул, – хроническая усталость всё равно давала о себе знать. А попутчица долго рассматривала его спокойное во сне лицо, затем, на ночной станции быстро собрала свой немудрёный скарб и вышла. Вернулась, потрясла головой, чтобы отогнать наваждение, но не удержалась. Тихонько, боясь разбудить, прикоснулась губами к губам юноши и уже после этого быстро выскочила из вагона. Проводив поезд, она набрала по сотовику короткое сообщение и пошла к кассам за билетом в обратном направлении.
 

   – И где она сошла? – допытывался утром у проводницы Максим.
   – Еще ночью. В Бобрах. Есть такая станция.
   – Она ничего не сказала?
   – Нет. Да я ни не спрашивала. Думала, так и надо. Дело молодое… А что?
   – Нет, ничего, – вздохнул Максим. Наконец, он додумался взглянуть в мобилу. В СМС от девушки было одно слово: "Прощай".
   – Ну вот, – неопределённо констатировал Максим и стал собираться, – поезд приближался к конечной станции. На столике Татьяна, наверняка, намеренно оставила Евангелие, и Макс прочитал отмеченное место.
   – Это уже чересчур, – усмехнулся он.
 
 
 

 
Глава 47
 

   – Кстати, уж коли ты там. Через три дня в известном тебе ресторане, в парке сходка шакалят с авторитетами. Будут делить зоны влияния. Зная норов… эээ… коллег, обе стороны берут с собой самых крутых боевиков. Сходка закрытая, из посторонних – никого. Даже обслугой будут заниматься быки с обоих сторон. Наши ребята здесь бессильны, уж очень солидные силы эту мразь крышуют. Это тебе так, для информации. Кто конкретно будет, хочешь знать?
   – Нет. Мне это неинтересно. Пока. Но, конечно, спасибо.
   – Пожалуйста-пожалуйста. Понимаю, не твой уже масштаб.
   – Неправильно поняли, – вздохнул Максим. В действительности ему было неинтересны личности. А сам факт такого сборища… Посмотрим, посмотрим. Раздумывая об услышанном, Максим прогулочным шагом направился в знакомую квартиру Косточки. Обое они уезжали из гарнизона, поэтому, созвонившись, решили обсудить "прощальный банкетаж".
   – Может, скооперируемся? И проще, и вообще… И где-нибудь на природе. Погода вроде ничего… С ночёвкой? У костра попоём. Всё-таки, кто его знает, когда опять сюда попадём, – предложил Макс.
   – Боюсь, что после… того уже не отпустят.
   – Но это же не там! Не с нами!
   – Не отпустят.
   – Ну, тогда на день. А потом – к тебе или ко мне. Мой старик тоже отходную друзьям устраивает в ресторане. С этой своей…Так что, без помех и без проблем. – Да-а, – не то соглашаясь, не то раздумывая, протянула девушка, глядя на зеленеющие на горизонте горы.
   – Я вот думаю, – и ругались, и обижались, а уезжать, прощаться, как бы всё равно тоскливо, правда? Ты бы к Кнопке зашел, она совсем извелась.
   – Это еще почему, – заволновался Максим. – Заболела?
   – Да. И давно… А теперь обострение, когда узнала, что ты уезжаешь. как бы влюблена она в тебя, Максуля.
   – Да ладно тебе…
   – Загляни-загляни. Она девушка как бы честная, чистая. Не то, что я, а?
   – Да ладно тебе, – вновь повторил Макс. – Не напрашивайся на откровенность. А то, знаешь, в тихом омуте…
   – Это ты, тихий омут? Не щекочи мои пятки!
   – Ну вот. Так что? Всё-таки у меня?
   – Нет, всё-таки в горы! Будем как бы уламывать предков, – решила Косточка.

 
Максиму "уламывать предков" не пришлось. После того, как отец встретил его на вокзале вместе со своей Светланой, Макс понял – скоро. И не ошибся. Разговор начался сейчас, после его прихода от Косточки.
 

   – Есть разговор, Макс, – начал отец, входя на кухню вместе с девушкой.
   – Угу, – согласился сын, мысленно гладя сидящего рядом хомку. Тот уже привык к таким бесконтактным ласкам, не пугался, как раньше и с удовольствием подставлял свое жирненькое брюшцо. Взволнованная пара пока не обращала внимания на эти телепатические извращения.
   – Понимаешь, нам… надо определиться. И мне и вот… Да и для удочерения… В общем, мы решили пожениться, – выпалил, наконец, несчастный отец.
   – Угу, – согласился Максим, продолжая щекотать хомяка, который уже лег на спину и зажмурился от удовольствия.
   – В конце концов мы взрослые люди… Да и новое положение обязывает… Сам понимаешь, там, анкеты, пресса… Да отстань ты, наконец, от хомяка!
   – Да я ничего… Ты думаешь, писать в анкете "вдовец" стыдно? В наши дни не поймут? Немодно?
   – Ну, я не об этом, – смутился Белый-старший.
   – Понимаешь, Максим, мы просто любим друг друга, а без официальной регистрации не поймут. Именно это хотел сказать … твой папа, – пришла на помощь невеста.
   – "Любим"? – деланно удивился Макс. – Это так быстро? Ну, батька, ладно, он здесь в гарнизоне безвылазно, вот вырвался и… А Вы? Вы что в нем нашли? Он же Вам в отцы годится! Посмешище строите?
   – Не смей! Не смей так говорить об отце! – искренне негодуя, закричала девушка. – Он у тебя добрый, умный, мужественный. Он у тебя святой – столько лет! Один тебя вырастил!
   – Да знаю я, какой он. Лучше Вас знаю. Был. До Вас. А Вы …– смущенно пробормотал Макс.
   – Не пара? А кто ему пара? Было бы лучше, чтобы он домой здоровенную старую тётку привел, типа Спиридоновны?

 
Максим не сдержался и фыркнул. Сравнение было уморительное. Спиридоновна –их соседка по подъезду –была многопудовой неопрятной клушей с большим трудом поднимающейся иногда на свой третий этаж. Представить такую мачеху…