Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

обнаружили, что мост частично разрушен, а его северный конец уничтожен ...
В такие драматические моменты далекие столетия словно оживают для нас.
Мы видим, как персы в отчаянии сгрудились вокруг своего повелителя на берегу
бурного течения. Перед нашими глазами -- голодные, измученные тяжелым
походом люди. Потрепанные колонны вытянулись до самого горизонта, на котором
в любой момент может появиться авангард преследователей, несомненно, уже
пустившихся вдогонку. Шума не слышно, несмотря на огромное скопление людей;
все затаили дыхание, надеясь на счастливую звезду своего вождя. А прямо
перед ними, словно причал, выступает с противоположного берега великой реки
остаток понтонного моста.
Мы не можем рассмотреть, есть ли на этом мосту люди. Корабли ионийских
греков, похоже, все еще стоят у другого берега, но до него все же очень и
очень далеко. "Но был в стане у Дария один человек, египтянин, имевший голос
более зычный, чем у кого бы то ни было на всем свете. И этому человеку Дарий
приказал стать на берегу Истра (Дуная) и звать Гистиея из Милета".
Наконец, этот самый Гистией -- придет день, как мы узнаем позднее, и
его отсеченную голову отправят Дарию в Сузы -- медленно подплывает к ним на
лодке.
Греки решились на переговоры, и мы понимаем, что положение Дария не так
уж безнадежно. Гистией начинает свое долгое и путаное объяснение. Они
увидели каких-то скифов, которые появились и затем снова исчезли. Вероятно,
это была разведка.
Не обошлось и без переговоров между греками и скифами. Мост необходимо
разрушить, настаивали скифы, тогда они приложат все силы, чтобы покончить с
персидским войском. А это, говорили они, будет означать конец Дария и его
царства. Азиатские греки смогут освободить свои города.
Афинянин Мильтиад был за то, чтобы принять это предложение. Но Гистией
решил действовать более уклончиво. Хотелось бы, сказал он, воочию увидеть
гибель персов до того, как греки скажут свое окончательное слово. Не лучше
ли скифам вернуться и покончить с персами, пока греки будут разбирать мост?
Грекам было ясно: чью бы сторону они не заняли, будет разумнее
разобрать северную часть моста, пока сами скифы не ворвались на него. Само
собой, еще не успели закончиться переговоры, а греки уже стали поспешно
уничтожать тот край моста, который соединял их со скифами.
Скифы же умчались на поиски персов, оставив греков дожидаться, чья
возьмет) В любом случае им ничто не угрожало. Если Дарию удастся уйти от
погони, они по-прежнему его союзники. Если же его ожидает поражение, скифам
тоже не на что будет жаловаться.
Однако Дарию Гистией не стал всего этого рассказывать. Ведь он сохранил
большую часть моста и все корабли. Гистией предпочел представить себя
преданным союзником Персии, а у Дария не было настроения тщательно во всем
разбираться. Немедля подошли ионийские корабли. С несказанным облегчением
беглецы-персы смотрели, как свинцовые воды Дуная все дальше отделяют их от
преследователей...
Поход в Европу больше не привлекал Дария. Он вернулся в Сузы, оставив
армию во Фракии под началом своего верного полководца Мегабаза. Тот занялся
покорением Фракии; среди прочих держав, которые с неохотой признали
владычество Персии, мы узнаем впервые и о Македонском царстве. Эту страну
населял народ, настолько близкий грекам, что сын одного из его царей
участвовал в Олимпийских играх и стал победителем.
Дарий хотел наградить Гистиея, позволив ему построить себе город во
Фракии. Но Мегабаз был иного мнения о его преданности. Он настоял на том,
чтобы царь взял его с собой в Сузы. Под видом своего советника Дарий мог
держать грека, как пленника, при своем дворе.
Гистией поначалу был польщен этим предложением, но потом понял его
истинный смысл. Персидский двор ему надоел, и он хотел вернуться обратно в
Милет. Он решил поссорить ионийских греков с персами, и ему даже удалось
подбить мало-азийские города на восстание.
Перипетии этой истории, включавшей в себя сожжение Сард ионийцами и
поражение греческого флота, слишком сложны, чтобы пересказывать их здесь.
Это темная и запутанная история, полная измен и жестокости, в которой смерть
хитреца Гистиея кажется едва ли не светлым эпизодом. Персидский наместник
Сард, через которые везли пленного Гистиея в Сузы, был такого же мнения о
нем, как и Мегабаз. Зная способность грека хитростью втираться в доверие к
Дарию, он решил не рисковать и отправил своему господину только его голову.
В конфликт, спровоцированный Гистиеем, были втянуты Кипр, греческие
острова и в конечном итоге Афины.
Дарию стало ясно, как он ошибся, повернув направо, а не налево, перейдя
Босфор. И он принял решение завоевать всю Грецию и начал с островов.
Тир и Сидон, эти два великих морских города, были подвластны Персии.
Вместе с ионийскими греками финикийцы предоставили свои корабли персидской
армии, которая один за другим подчинила себе греческие острова.

8

Первая атака на континентальную Грецию была предпринята в 490 году до
н.э. Это был штурм Афин с моря силами, долго и тщательно подбиравшимися для
этой цели. Флот был снаряжен специально построенным транспортом для
перевозки лошадей. Эта экспедиция высадилась возле Марафона в Аттике. Персов
провел к Марафону изменник-грек Гиппий, сын Писистрата, бывшего тирана Афин.
Если бы Афины пали, то, опираясь на поддержку персов, тираном должен был
стать Гиппий.
Тем временем чувство общей опасности настолько овладело греками, что из
Афин в Спарту был отправлен гонец. Невзирая на прежние распри, он должен был
сказать: "Лакедемоняне, жители Афин просят вас прийти им на помощь и не
позволить, чтобы древнейший из эллинских городов был порабощен силою
варваров. Ибо такая участь уже постигла Эретрию, и Эллада стала слабее на
один прославленный город".
Но прежде чем успело прибыть подкрепление из Спарты, две
противоборствующие силы уже сошлись на поле битвы. Афиняне первыми бросились
на врага. Для атаки они выбрали "невиданный доселе прием: они были первыми
из всех эллинов, которые стали атаковать неприятеля бегущим строем, и
первыми, кто не испугался мидийских одежд и людей, носивших их. А ведь до
этого времени эллины страшились одного имени мидян".
Фланги персов подались под этой стремительной атакой, но центру удалось
выстоять. Афиняне, однако, сражались столь же хладнокровно, сколь и
самоотверженно. Они не преследовали бегущих, а сомкнулись вокруг центра, в
то время как основная масса персидского воинства бежала, пытаясь спастись на
судах. Афинянам досталось семь кораблей, остальным удалось уйти. После
бесплодной попытки подплыть к Афинам с другой стороны и взять город прежде,
чем вернется греческая армия, персидский флот отступил к берегам Азии.
Завершим этот раздел еще одним отрывком из Геродота, из которого
явствует, какой неоспоримой репутацией пользовались индийские воины в то
время: "Лакедемонян подошло к Афинам две тысячи сразу же после полнолуния.
Шли они в великой спешке, так что прибыли в Аттику на третий день после
того, как покинули Спарту. И хотя они не успели к сражению, но им тоже не
терпелось увидеть мидян. Итак, они отправились к Марафону и смотрели там на
тела убитых. А когда отправлялись домой, то хвалили афинян и то дело,
которое они совершили".
Так Греция, на какое-то время объединенная страхом перед общим врагом,
одержала свою первую победу над Персией. Это известие пришло к Дарию
одновременно с известием о восстании в Египте. Так и не решив, в какую
сторону отправиться, он вскоре умер. Его сын и преемник Ксеркс (царь в
486--465 гг. до н. э.) сперва вернул себе Египет и посадил там персидского
сатрапа, а затем четыре года готовился к походу на Грецию. Послушаем, что
говорит об этих событиях грек-патриот Геродот, приближаясь к кульминационной
части своей "Истории":
"И какой народ не повел Ксеркс из Азии против Эллады? И какие источники
не иссякли после того, как из них напилось его воинство, за исключением
разве что самых великих рек? Ибо некоторые из народов поставили ему свои
корабли, а другим было ведено идти в пешем строю; некоторые должны были
оснастить конницу, а другие -- суда, чтобы перевозить лошадей; а самим также
присоединиться к походу; одним было велено предоставить корабли для
плавучего моста, а другим -- корабли с провиантом".
Ксеркс перешел в Европу не как Дарий, через Босфор, но через Геллеспонт
(то есть Дарданеллы). В повествовании о том, как Ксеркс набирал свое
огромное войско и о походе этого войска от Сард к Геллеспонту, поэт в
Геродоте берет верх над историком. Великое воинство появляется в тех местах,
где некогда стояла Троя. Ксеркс, будучи персом и варваром, все же был не
чужд и духу классической старины. Он решил, как повествует наш ис-
торик, свернуть в сторону и посетить крепость Приама. Через Геллеспонт
был переброшен мост и на холме был установлен мраморный трон, восседая на
котором Ксеркс мог обозревать свои выстроенные в боевом порядке войска.
"И увидев весь Геллеспонт покрытым кораблями и все берега и равнины
Абидоса полными людей, Ксеркс во всеуслышание заявил, что считает себя
счастливым человеком, но затем слезы покатились по его щекам. Артабан, его
дядя, заметив эту перемену -- а он поначалу открыто отговаривал Ксеркса от
похода на эллинов -- так вот, этот человек, заметив, что Ксеркс плачет,
спросил его: "О царь, что за различные чувства владеют тобою теперь и еще
мгновение назад! Ты назвал себя счастливым человеком, и вот уже проливаешь
слезы". Ксеркс же отвечал ему: "Да, стоило лишь мне почувствовать себя
счастливым, я тут же опечалился от мысли, как коротка жизнь человека, видя,
что из этих несметных множеств ни одного не будет в живых, не минует и сотня
лет".
Персидский флот, двигаясь от мыса к мысу, сопровождал это несметное
множество сухопутных войск во время их марша на юг. Однако пронесшийся по
морю шторм жестоко потрепал этот флот: 400 кораблей было потеряно, включая и
транспорт с фуражом.
Объединенные силы греков вышли, чтобы встретить врага возле горы Олимп,
но затем отошли назад через Фессалию и решили ждать наступающих персов в
ущелье, которое называлось Фермопилы. В те времена -- за 2400 лет это место
сильно изменилось -- там находился огромный утес, преграждавший путь из
Фессалии в Среднюю Грецию, так что свободной оставалась лишь тропа на берегу
моря, по которой едва могла проехать колесница.
Преимущество греков в узком проходе Фермопил было в том, что персы не
могли использовать здесь ни свою конницу, ни колесницы. Кроме того, сужалась
линия противостояния войск, сводя на нет огромное численное превосходство
персов. Тут им и пришлось сразиться с греками летним днем 480 г. до н. э.
В течение трех дней греки сдерживали натиск этой огромной армии и даже
нанесли персам значительный урон с небольшими потерями для себя. Затем, на
третий день, в тылу у греков показался персидский отряд, который узнал об
окольном пути через горы от одного крестьянина. Греки стали поспешно
совещаться. Некоторые высказывались в пользу отступления, другие стояли на
том, чтобы держаться до последнего.
Командовавший всеми силами греков спартанский царь Леонид был за то,
чтобы сражаться. И с ним останутся, говорил он, его 300 спартанцев.
Остальная часть греческой армии могла бы, воспользовавшись этим, отступить к
следующему ущелью, где можно было держать оборону. Отряд феспийцев,
насчитывавший 700 человек, тоже отказался оставить поле боя. Они предпочли
стоять до конца и умереть вместе со спартанцами. Также остался и отряд
фиванцев из 400 человек. Учитывая то, что Фивы
затем перешли на сторону персов, говорили, будто бы этих фиванцев
заставили сражаться против их воли. Но с военной и исторической точки зрения
это кажется маловероятным.
Эти 1400 человек остались на боевой позиции и все до единого погибли,
проявив чудеса героизма в последней схватке. Двое из спартанцев не принимали
участия в военном совете, страдая болезнью глаз. Когда до них дошла весть о
начавшемся сражении, один был слишком болен, чтобы передвигаться
самостоятельно, другой же приказал своему илоту отвести его на поле боя, где
он бился вслепую, пока не был убит. Оставшегося в живых спартанца,
Аристодема, взяли с собой отступающие войска. Вернувшись в Спарту, он не был
наказан за то, что не принял участия в сражении, однако получил прозвище
"отступник". Это прозвище, словно клеймо, отделяло его от остальных
спартанцев, но год спустя он героически сражался и погиб в битве при
Платеях.
Сутки небольшой отряд удерживал ущелье, отбивая с фронта и тыла атаки
всей персидской армии. Ему удалось обеспечить отступление основных сил
греков, нанести огромный урон неприятелю и еще больше поднять престиж
воина-грека, его превосходство над мидянами даже в сравнении с победой,
одержанной при Марафоне.
Пока персидская конница и транспорт медленно просачивались через
Фермопилы и двигались в сторону Афин, несколько сражений состоялось и на
море. Греческий флот отступил перед натиском персидских кораблей. Этот
натиск, впрочем, существенно сдерживался переменчивостью погоды и
незнакомством персов с рельефом дна возле береговой линии.
Подгоняемая своим численным превосходством, персидская армия неудержимо
стремилась вперед, к Афинам. Теперь, с утратой Фермопил, ближайшую линию
обороны можно было выставить только у Коринфского перешейка, а это означало,
что врагу придется уступить всю промежуточную территорию, включая и Афины.
Афинянам оставалось либо спасаться бегством, либо покориться персам.
Покориться решили Фивы и вся Беотия, кроме одного городка, Платеи, жители
которого бежали в Афины.
Были люди, прилагавшие все усилия, чтобы убедить афинян сдаться. Но
вместо этого жители Афин решили оставить все и уходить из города на
кораблях. Женщин и тех, кто не мог держать в руках оружие, переправили на
остров Саламин и соседние острова. В городе остались лишь те, кто был
слишком стар, чтобы идти, да небольшая кучка несогласных с этим решением.
Персы заняли Афины и сожгли их. Вернувшиеся впоследствии афиняне собрали
обгоревшие в пожаре алтари, статуи и тому подобное и захоронили их в
Акрополе. Они были извлечены из-под земли уже в наши дни, со все еще
заметными следами пожара.
Ксеркс вошел в разрушенный город и предложил сыновьям Писистрата,
которых привез с собой, принять то, что им принадлежало по праву
наследования.
Тем временем объединенный греческий флот подошел к Саламину. На военном
совете завязалась перепалка. Коринф и государства за перешейком настаивали,
чтобы флот отошел с этой позиции, оставив противнику Мегары и Эгину.
Афинский стратег Фемистокл доказывал, что сражение нужно дать в узком
Саламин-ском проливе. Однако большинство не хотело ни о чем слышать, кроме
отступления. Внезапно пришло известие, что путь к отступлению отрезан.
Персидские корабли обошли вокруг Саламина и заняли позиции в море в тылу у
греческого флота.
Эту весть принес тот самый Аристид Справедливый, об остракизме которого
мы уже рассказывали. Его красноречие и благоразумие оказались очень кстати,
и Фемистоклу удалось убедить колебавшихся предводителей греков. Эти два
человека прежде были непримиримыми антагонистами, но с великодушием, редким
в те дни, они забыли о своих разногласиях перед лицом общей опасности. На
рассвете греческие корабли вышли на боевые позиции.
Перед ними был флот, гораздо более разнородный и менее сплоченный, чем
их собственный. Однако он был почти в три раза больше. Одно крыло держали
финикийцы, другое -- ионийские греки Малой Азии и островов. Флот
союзников-греков по большей части был укомплектован свободными людьми,
готовыми любой ценой отстаивать свой родной дом. Первые несколько часов
битва больше походила на беспорядочное смешение судов. Затем стало ясно, что
персидский флот отступает, не выдерживая ожесточенного натиска греков. Это
отступление закончилось катастрофой.
Ксеркс, для которого установили трон на высоком берегу, мог видеть все
подробности развернувшегося сражения. Он видел, как греки таранили его
тяжелые галеры острыми носами своих подвижных галер, брали их на абордаж,
как под градом стрел гибли его солдаты, В те времена таран был основным
приемом морского боя. Галеры таранили суда противников, пользуясь
значительной силой удара, либо ломали им весла, лишая их маневренности и
возможности уйти от абордажной атаки.
Ксеркс видел, как некоторые из его поврежденных кораблей сдаются
грекам. На воде там и тут были видны головы греков, плывших к берегу, "но из
варваров многих поглотила пучина, поскольку те не были привычны плавать".
Неуклюжая попытка передней линии персидского флота сделать разворот привела
к неописуемой сумятице. Некоторые из кораблей были протаранены своими же,
напиравшими сзади, судами.
Западный ветер, не утихавший все время сражения, сносил многие из
поврежденных кораблей Ксеркса к берегу, где они раз-
бивались о скалы. Других греческие корабли тащили к Саламину. Способные
сопротивляться корабли отступали к побережью, занятому персами, под защиту
персидской армии. Ксеркс видел, как разбросанные по всему морю, его
беспомощные корабли пытались спастись от преследовавших их греков.
Постепенно перед Ксерксом открылась картина постигшей его катастрофы.
Еще утром Ксеркс объявил, что тех из его командиров, кто особо отличится в
бою, ожидает щедрая награда. Но с последними лучами заходящего солнца
закатилась и морская мощь Персии. Корабли Ксеркса были потоплены, разрушены,
рассеяны в море. А невредимый греческий флот, ликующий и победоносный, снова
занимал боевой порядок у Саламина, еще не веря в свою победу.
Персидская армия, словно бы в нерешительности, еще несколько дней
оставалась неподалеку от места, где произошло морское сражение, а потом
начала отступать в Фессалию. Там персы собирались перезимовать и затем
продолжать кампанию.
Но Ксеркс, как и Дарий до него, проникся отвращением к европейскому
походу. Он боялся, что может быть разрушен понтонный мост. С частью своей
армии он направился к Геллеспонту, оставив в Фессалии основные силы под
командованием Мардония. Это отступление так описано у историка:
"Где бы они ни шли, земли какого народа ни проходили, везде отбирали
урожай у этих людей, чтобы накормить свое войско. А если не находили
посевов, тогда рвали траву, росшую на земле, и сдирали кору с деревьев,
обрывали листья и поедали их, не делая различия между садовыми деревьями и
дикими, ничего не оставляя после себя. Так они поступали по причине голода.
Затем чума обрушилась на это войско, многих погубив по пути. Заболевших царь
оставлял там, где они в это время проходили, на попечение городов. Так,
некоторые из персов остались в Фессалии, некоторые в Сирии, в Пеонии,
некоторые в Македонии. Затем, пройдя Фракию, они подошли к проливу и, спеша
в Абидос, пересекли Геллеспонт на кораблях, поскольку плавучий мост уже
больше не соединял оба берега пролива, он был разрушен бурей. Задержавшись
там на некоторое время, они получили пищи в изобилии, которого не знали в
пути, и по той причине, что безудержно утоляли голод, а также от перемены
воды умерло множество из тех, кто до того времени оставался невредим. Прочие
прибыли с Ксерксом в Сарды".

10

В следующем году персидские войска, которые находились в Фессалии под
командованием Мардония, вторглись в Среднюю Грецию. Они были разгромлены --
и сам Мардоний погиб -- в кровопролитной битве при Платеях в 479 г. до н.э.
В тот же самый день сокрушительное поражение потерпели одновременно
корабли и сухопутные войска персов около мыса Микале на малоазиатском
побережье, между Эфесом и Милетом. Опасаясь греков, персы вытащили свои
корабли на берег и обнесли их стеной. Однако греки решительно атаковали и
взяли приступом это укрепление. Затем они отплыли к Геллеспонту и уничтожили
то, что еще оставалось от плавучего моста.
Персам, бежавшим из Платей, впоследствии с огромным трудом удалось
переправиться через Босфор.
Воодушевленные поражениями прежде могучей Персии, ионийские города, как
пишет Геродот, во второй раз подняли восстание против персов.
На этом завершается девятая книга "Истории" Геродота. Он родился в 484
г. до н. э., так что во время сражения при Платеях ему было девять лет.
Многое из того, что нашло отражение в его "Истории", Геродот узнал от
участников и свидетелей этих событий.
Боевые действия тянулись еще достаточно долго. Греки поддержали
восстание в Египте против персидского владычества и безуспешно пытались
взять Кипр. Можно считать, что эта война окончилась лишь около 449 г. до н.
э. К этому времени греческое побережье Малой Азии и греческие города на
Черноморском побережье в большинстве своем были освобождены, но Кипр и
Египет все еще оставались под властью персов. Геродоту, родившемуся в
персидском подданстве в ионийском городе Галикарнасе, к тому времени уже
исполнилось тридцать пять, и после заключения мира он, должно быть,
воспользовался первой же предоставившейся возможностью посетить Вавилон и
Персию. Когда он приехал в Афины около 438 г. до н.э., его книга, вероятно,
была уже написана.
Мысль о всегреческом союзе для похода на Персию не была совершенно
новой для Геродота. Некоторые его современники полагали, что Геродот взялся
за написание "Истории", чтобы заставить греков еще раз задуматься об этой
возможности. Геродот описывает, как зять Гистиея Аристагор показывает
спартанцам "бронзовую табличку, на которой была вырезана карта всей земли со
всеми морями и реками". Он вкладывает в уста Аристагора следующие слова:
"Эти варвары трусливы в бою. Вы, напротив, достигли наивысшего умения в
ведении войны. Они сражаются с помощью луков и стрел, и коротких копий, они
идут в бой, одетые в кожаные штаны и шапки. Ваше вооружение и дисциплину
можно считать безупречными. Их легко завоевать. Нет на земле народов,
которые обладали бы тем, что есть у них: золото, серебро, бронза, вышитые
ткани, животные и рабы. Все это станет вашим, если вы того пожелаете".
Это было сказано за сотню лет до того, как нашелся человек, который
смог осуществить это.
Ксеркс был убит в своем дворце около 465 г. до н. э., и с тех пор
Персия больше не предпринимала попыток продолжить завоевания в Европе. А
Греция внезапно принялась создавать свою литературу и оставила по себе
память, какой не оставил прежде нее ни один народ.
После 479 г. до н. э. выдохшаяся империя Царя царей вступила в эпоху
своего заката. На сцене появляются Артаксеркс, Ксеркс II, Дарий II; восстают
Египет и Сирия, восстают мидяне; Артаксеркс II и Кир III, его брат, борются
за престол.
Персия повторяет историю Вавилонии, Ассирии и Египта более древних
времен. Это автократия, вернувшаяся к своему естественному состоянию
дворцовых заговоров, запятнанному кровью величия и нравственного убожества.
Но эти склоки послужили причиной появления на свет одного из шедевров
греческой литературы. Кир III набрал армию из греческих наемников и повел ее
на Вавилон против своего брата, и был там убит в самый миг своей победы над
Артаксерксом II. Десять тысяч греков, лишившись своего нанимателя, отступили
к побережью (401 г. до н. э.), и это отступление было увековечено в
"Анабасисе", первых военных мемуарах, их предводителя Ксенофонта (ок.
430-355 до н.э.).
Убийства, бунты, подавление бунтов, различные бедствия, коварные союзы
и низкие измены; таков характер истории Персии тех дней.
"Артаксеркс III, как говорят, был бит Багоасом, который посадил Арса,
младшего из царских сыновей, на престол только для того, чтобы убить его,
как только он стал пытаться править самостоятельно".
История тем временем идет своим чередом. Афины, вступившие в эпоху
процветания после изгнания персов, были опустошены эпидемией чумы в 429 г.
до н. э. От эпидемии умер Перикл, величайший из их правителей. Но среди всей
этой неразберихи "десять тысяч" Ксенофонта, которые разбрелись по греческим
городам, не переставали повторять, уже из своего собственного опыта,
высказывание Аристагора о том, что Персидская держава -- это богатая
развалина, которую легко будет прибрать к рукам решительному человеку.

Глава двадцать первая. ГРЕЧЕСКАЯ МЫСЛЬ, ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО

1. Афины времен Перикла. 2. Сократ.
3. Платон и Академия. 4. Аристотель и Ликей.
5. Философия начинает рассуждать о неземном.
6. Достижения и ограниченность греческой мысли.
7. Первая художественная литература греков.
8. Греческое искусство

1

Греческую историю в сорокалетие после Платей и Микале можно считать
сравнительно спокойной и мирной. Случались и войны, но они не носили
долговременный характер. В Афинах у тех, кто не испытывал недостатка досуга
и средств, появилась возможность реализовать свои самые разнообразные
наклонности. И благодаря счастливому стечению обстоятельств, а также
исключительным свойствам характера небольшой группы людей, эти возможности и
свободное время принесли самые выдающиеся, неповторимые плоды.
Письменность, которая передавала звуки и особенности разговорной речи,