Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

Все дома, кроме храма и дома поэта Пиндара, были снесены, а тридцать тысяч
жителей проданы в рабство. Вся Греция содрогнулась в страхе, и Александр мог
свободно начинать персидскую кампанию.
Разрушение Фив выдает склонность нового вершителя судеб мира к
приступам неконтролируемой жестокости. Слишком тяжел был этот удар, чтобы
легко от него оправиться. Совершить такой поступок мог только варвар. Если
стремление к бунту и было подавлено, то в той же степени -- и стремление к
сотрудничеству. На время греческие города занимают бездеятельную позицию, не
вмешиваясь и не помогая Александру. Они не дали ему своих кораблей, что
немало затруднило отправку его войск в Азию.
У Плутарха мы находим историю о резне в Фивах: об одном из македонских
командиров и фиванской женщине. Случившееся якобы свидетельствует в пользу
Александра, но на деле показывает, насколько конфликтовали между собой
здоровая и безумная стороны его личности. Этот воин, вместе с остальными,
предавался разграблению города. Ворвавшись в дом к одной женщине, нанеся ей
непередаваемые словами оскорбления, он, наконец, стал допытываться, не
припрятала ли она где-нибудь золота или серебра. Та отвечала, что все свои
богатства она бросила в колодец, провела его к нему, а когда солдат
нагнулся, чтобы заглянуть в колодец, внезапно толкнула его и убила, бросая
вниз тяжелые камни. Солдаты, занимавшиеся грабежом вместе со своим
предводителем, схватили и повели ее прямиком на суд к Александру.
Перед царем она держалась с не меньшим хладнокровием и достоинством. К
тому времени разрушительный импульс, который спровоцировал это массовое
злодеяние, уже ослабел, так что Александр не только освободил фиванку, но
даже вернул ей семью и имущество. Плутарх объясняет это великодушием
Александра. Но здесь все обстоит сложнее. Именно Александр потерял рассудок,
полностью ограбил и поработил Фивы. Тот недалекий македонянин, свалившийся в
колодец, лишь выполнял приказ своего царя, предаваясь грабежу и насилию. Но
разве, будучи в здравом рассудке, командир приказывает сначала творить
расправу, а затем награждает того, кто убил исполнителя этого приказа?!
Незначительный проблеск раскаяния в случае с этой женщиной, весь облик
которой, надо думать, был исполнен трагического достоинства и красоты,--
слабое оправдание уничтожения целого города.
Безумие Олимпиады сочеталось в Александре со здравым умом Филиппа и
Аристотеля. Все случившееся в Фивах, очевидно, стало серьезным потрясением
для рассудка Александра. Впоследствии, если ему приходилось встречать
фиванцев, он старался оказывать им особые почести. Нужно отдать ему должное,
призрак Фив неотступно следовал за ним.
Однако воспоминания о Фивах не спасли три других города от подобной
участи. Он приказал разрушить Тир, Газу и еще один город в Индии, где во
время штурма его в честном поединке сбили с ног и ранили. Здесь Александр не
оставил в живых ни одной Души, не пощадил даже детей. Должно быть, он очень
сильно испугался, раз решил так жестоко отомстить.
В начале войны на стороне персов было значительное преимущество -- они
были хозяевами на море. Корабли афинян и их союзников беспомощно сновали от
острова к острову. Александру, чтобы попасть в Азию, пришлось идти в обход и
переправ-
ляться через Геллеспонт. Но, слишком углубившись на территорию
Персидской империи, он рисковал оказаться полностью отрезанным от своих
тылов. Его первой задачей было, следовательно, лишить противника
превосходства на море, а это можно было сделать, пройдя вдоль побережья
Малой Азии, захватывая один за другим порты, пока морские опорные пункты
персов не оказались бы в его руках.
Если бы персы избегали сражений и пытались, насколько возможно,
растянуть его коммуникации, они, возможно, смогли бы его разгромить. Но
персы поступили иначе. Персидская армия, численно не намного превосходившая
македонскую, дала бой на берегу реки Граник (334 г. до н.э.) и была разбита.
Теперь Александр смог без помех взять Сарды, Эфес, Милет и после упорной
осады -- Галикарнас. При этом персидский флот все время угрожал ему с
правого фланга, но так и не смог ничего предпринять.
В 333 г. до н. э., продолжая свои атаки на морские базы персов,
Александр прошел вдоль малоазийского побережья, вплоть до залива, который
сейчас называется Александретта (Искендерун). Огромная персидская армия,
которой командовал сам царь Дарий III, находилась в Сирии на большой
равнине, отделенной горами от побережья, где пролегал маршрут армии
македонян. Александр успел сблизиться со своим противником, прежде чем ему
или персам стало ясно, что их войска находятся рядом. Разведка, очевидно,
была одинаково плохо поставлена как у персов, так и у греков.
Воинство персов была огромным, многолюдным, плохо организованным
сборищем солдат, вьючных животных, обоза и так далее. Дария, к примеру,
сопровождал его гарем, при нем было великое множество рабов, музыкантов,
танцовщиц и поваров. Многие из персидских военачальников везли с собой свои
семьи, чтобы те могли посмотреть, как будет идти охота на
пришельцев-македонян.
Воинов для этой армии набирали из всех провинций Персидской империи. У
них не было ни опыта совместных действий, ни единого плана. Увлекшись
замыслом отрезать Александра от Греции, Дарий двинул это несметное войско
через горы к морю. Ему посчастливилось перейти через горные проходы, не
встретив сопротивления, и он расположился лагерем на Исской равнине между
горами и берегом.
Там Александр развернул свои боевые порядки и ударил по войскам Дария
(333 г. до н. э.). Кавалерийская атака и фаланга вдребезги разнесли его
наспех сколоченное воинство, как камень разбивает бутылку. Его разгром был
полным. Дарию удалось выбраться из своей боевой колесницы -- далеко не
самого современного на тот момент военного средства -- и спасаться верхом,
оставив даже свой гарем в руках Александра.
Все, что нам известно об Александре после этой битвы, показывает его с
самой лучшей стороны. Он был сдержан и великодушен. С персидскими царевнами
он обошелся предельно учтиво. И эта победа не вскружила ему голову: он
продолжал неукоснительно следовать намеченному плану. Александр не стал
преследовать Да-рия и позволил ему бежать в Сирию, а сам продолжил свой
поход на морские базы персов -- на финикийские города Тир и Сидон.
Сидон сдался ему без боя, Тир оказал сопротивление.
Именно осада и взятие Тира более чем что-либо еще свидетельствуют о
великом полководческом таланте Александра. Македонскую армию создал его
отец, но сам Филипп никогда не был особо успешен в осаде городов. Александр
еще шестнадцатилетним юношей видел, как укрепленный город Византии на
Босфоре отразил приступ его отца. Теперь же Александр был один на один с
городом, который славился своей неприступностью и выдерживал одну осаду за
другой,-- с городом, который Навуходоносор Великий не мог взять четырнадцать
лет. В том, что касалось удерживания осад, семитские народы держали пальму
первенства.
Тир в те времена располагался на острове в километре от берега, а его
флот еще не знал поражений. Но Александр многому сумел научиться во время
взятия укреплений Галикарнаса. Он привлек к планированию и подготовке осады
механиков Кипра и Финикии. На его сторону перешел и сидонский флот. Позднее
царь Кипра прибыл к нему со ста двадцатью кораблями, которые дали ему полное
преимущество на море. В дополнение к этому великий Карфаген, то ли
рассчитывая на силы города-матери, то ли в знак неповиновения и к тому же
связанный собственной войной в Сицилии, не прислал Тиру помощи.
Александр начал с того, что соорудил насыпь от материка к острову. Эта
дамба сохранилась и до наших дней. Когда насыпь подошла вплотную к стенам
Тира, он окружил их своими осадными башнями и стенобитными орудиями.
Напротив стен стали на якорь корабли, на которых также были возведены башни
и тараны. Жители Тира пытались поджечь брандерами (судами, начиненными
взрывчаткой) корабли этой объединенной флотилии и отваживались на вылазки из
двух своих гаваней. Но во время одной из таких вылазок, намереваясь
атаковать кипрские корабли, они сами попали в ловушку и сильно пострадали.
Множество их кораблей было протаранено, одну большую галеру с пятью рядами
весел и одну с четырьмя сразу же взяли на абордаж. Наконец, в крепостной
стене удалось пробить брешь, и македоняне, высыпавшие из трюмов кораблей,
ринулись на штурм города.
Эта осада продолжалась семь месяцев. Газа продержалась два. Взятие
каждого города сопровождалось резней, грабежом и продажей тех, кто остался в
живых, в рабство. К концу 332 г. до н. э.
Александру покорился и Египет, и теперь его владычество на море было
безоговорочным. Греция, все это время колебавшаяся, какую политику ей
избрать, решила, наконец, что ее место на стороне Александра. Совет
греческих полисов в Коринфе присудил вручить своему "предводителю" золотой
венец победителя. С этого времени греки были с македонянами.
На сторону македонян стали и египтяне. Но они с самого начала были на
стороне Александра. Египет провел под персидским владычеством почти двести
лет, и приход Александра для них означал только смену хозяев; но в целом это
была перемена в лучшую сторону. Вся страна сдалась, не оказав никакого
сопротивления. Александр с величайшим почтением отнесся к верованиям
египтян. Он не стал разворачивать мумий, как Камбиз, не позволял себе
никаких вольностей с Аписом, священным быком Мемфиса. Здесь, среди
величественных храмов, Александр соприкоснулся с мистической и
иррациональной религиозностью, которая напомнила ему о таинствах его матери,
оставивших неизгладимый отпечаток на его детстве. Все четыре месяца, что он
провел в Египте, продолжались его заигрывания с религией египтян.
Не будем забывать, что он был еще очень молод и к тому же его
разделенный разум не знал покоя. Крепкое физическое здоровье, склонность к
физическим упражнениям, занятиям военным делом и рассудительность,
унаследованные им от отца, сделали его великим воином; учение Аристотеля
привило ему живой интерес и склонность к знанию. Он разрушил Тир, но в
Египте, в дельте Нила, основал Александрию -- новый город, взявший на себя
роль этого древнего торгового центра. На север от Тира, возле Исса, он
основал второй порт, Александретту (Искендерун). Оба эти города процветают и
в наши дни, а Александрия одно время, вероятно, была самым большим городом
мира. Из этого следует, что место для городов выбиралось со знанием дела.
Но Александру также была присуща впечатлительность и эмоциональная
неустойчивость его матери, и с его созидательной работой уживались самые
невероятные затеи на религиозной почве. Его разум оказался покорен богами
Египта. Александр проделал путь в четыреста миль к отдаленному оазису, где
находился оракул Амона. Ему страстно хотелось развеять свои сомнения -- кто
же в действительности был его настоящий отец? Воображение Александра
разожгли намеки и туманные речи его матери о некой тайне, с которой связано
его появление на свет. Разве мог Филипп Македонский, простой смертный, на
самом деле быть его отцом?!
На протяжении почти четырех столетий Египет оставался страной, с
политической точки зрения, ничтожной. Им правили то эфиопы, то ассирийцы с
вавилонянами и, наконец, персы.
По мере того как унижения реального мира становились все нестерпимее,
их прошлое, мир их былого величия все больше значил в глазах египтян.
Самоуверенная религиозная пропаганда, словно прорвавшийся гнойник, черпает
свои силы в подобном человеческом унижении. Побежденному всегда есть, чем
ответить торжествующему победителю: "Твои победы -- ничто перед величием
подлинных богов".
Так вышло и с сыном Филиппа Македонского, предводителем похода,
повелителем Греции. Древняя страна заставила его почувствовать собственную
незначительность перед величием гигантских храмов. Вдобавок болезненное
сочетание нормальных для каждого молодого человека амбиций бросалось в глаза
каждому, кто хотел сыграть на этом с выгодой для себя. С какой, должно быть,
благодарностью Александр открыл, что он не просто смертный, добившийся
успеха, не один из заурядных современников-греков. Нет, он древнего и
божественного происхождения, сын бога, бога-фараона, сын Амона-Ра!
Нельзя сказать, чтобы молодой человек поверил в это безоговорочно. У
него бывали и более здоровые периоды, когда все происшедшее воспринималось
почти как розыгрыш. В компании македонян и греков его божественное
происхождение казалось ему самому сомнительным. Если вдруг случалось в такой
момент услышать раскаты грома, насмешник Аристарх обычно спрашивал его: "Не
хочешь ли и ты сделать нечто подобное, о, сын Зевса?" Но эта безумная идея
все же закрепилась с той поры у него в сознании, чтобы под воздействием вина
или лести снова и снова вспыхивать с новой силой.
Следующей весной (331 г. до н. э.) он вернулся в Тир и направился в
Ассирию, оставив Сирийскую пустыню по правую сторону от себя. Возле руин
забытой Ниневии он встретил огромную персидскую армию, которая ожидала его,
восстанавливаясь после сражения при Иссе. Это снова было огромное сборище
разнородных отрядов, и главную ставку персы опять делали на использование
своего устаревшего оружия -- боевых колесниц. Их в войске Дария
насчитывалось около двух сотен. Каждая колесница была оснащена серпами,
прикрепленными к колесам, оси и корпусу колесницы. Насколько мы можем
судить, такая колесница приводилась в движение упряжкой из четырех лошадей.
Было очевидно, что колесницу легко вывести из строя, если хотя бы одна из
лошадей будет ранена дротиком или стрелой.
Против нарушенного строя пехоты или беспорядочной свалки, где каждый
сражается сам за себя, подобное оружие было бы превосходным, но Дарий начал
сражение, направив колесницы на кавалерию и легкую пехоту. Только немногим
из этих колесниц удалось дойти до рядов македонян. Те же, которым это уда-
лось, были с легкостью отброшены или опрокинуты; для того чтобы сберечь
строй, на выбранной македонянами позиции было достаточно места для маневра.
Хорошо обученные македоняне по диагонали прошли через персидские ряды, не
потеряв при этом свой порядок. Персы, следуя за этим движением на фланг,
открыли бреши в своем строю. Внезапно натренированная македонская конница
устремилась в один из этих разрывов и смела центр персидского войска.
Немедленно за этим последовала атака македонской пехоты. Центр и левое крыло
персов оказались смяты.
Какое-то время легкая кавалерия правого фланга персов успешно теснила
левый фланг Александра, но лишь для того, чтобы быть разорванной в клочья
конницей из Фессалии, которая к этому времени почти не уступала своему
македонскому образцу.
Персидское воинство утратило всякое сходство с армией. Оно превратилось
в несметное множество бегущих людей, даже не пытавшихся сгруппироваться.
Сквозь пыль и толпы спасавшихся бегством персов проносились победители, разя
направо и налево, пока ночь не остановила побоище. Дарий бежал одним из
первых.
Таким было сражение у Гавгамел. Оно произошло 1 октября 331 г. до н. э.
-- мы знаем точную дату, потому что спустя одиннадцать дней после него
прорицателей, как персов, так и греков, сильно обеспокоило случившееся
лунное затмение.
Дарий бежал на север в страну мидян. Александр вошел в Вавилон.
Древний город Хаммурапи (правившего семнадцатью веками ранее),
Навуходоносора Великого и Набонида, в отличие от Ниневии, процветал и не
утратил своего былого значения. Как и египтян, вавилонян не слишком волновал
переход власти от персов к македонянам. Храм Бела-Мардука лежал в руинах,
теперь это была каменоломня, которую разбирали по камню на новые постройки.
Но традиция халдейских жрецов все еще была жива, и Александр пообещал
отстроить здание.
Затем он направился в Сузы, когда-то главный город исчезнувших и
забытых эламитов, а теперь персидскую столицу.
Следующая остановка была в Персеполе -- там, в разгар пьяного разгула,
Александр сжег дотла огромный дворец Царя царей. Позднее он объявил, что это
была греческая месть за сожжение Афин Ксерксом.
Так начинался новый этап в истории Александра. Следующие семь лет он
странствовал с армией, состоявшей в основном из македонян, по северным и
восточным окраинам известного тог-
да мира. Поначалу это было преследованием Дария. Но чем это стало
после? Было ли это систематическим исследованием мира, который он
намеревался сплотить в один великий порядок, или это было погоней за тенью?
Его солдаты и приближенные были убеждены во втором и, наконец, остановили
этот поход -- уже за пределами Инда. Если посмотреть на карту, становится
ясно, что это была охота за тенью -- бесцельная, ведущая в никуда.
Правление Дария вскоре подошло к своему скорбному завершению. После
сражения у Гавгамел его собственные военачальники восстали против слабости и
беспомощности своего царя. Они насильно увезли его с собой, несмотря на
желание Дария сдаться на милость победителя. Своим предводителем они выбрали
Бесса, сатрапа Бактрии. Итогом стало отчаянное преследование каравана, в
котором держали плененного Царя царей.
С рассветом, после преследования, продолжавшегося всю ночь, вдалеке
показался караван. Погоня превратилась в стремительный рывок. Бесс и его
сообщники бросили поклажу и женщин; они избавились и еще от одной помехи.
Возле пруда, в стороне от дороги один из македонских солдат обнаружил
брошенную повозку, запряженную мулами. В ней лежал Дарий, со свежими
кровоточащими ранами, умирающий от потери крови. Он отказался последовать за
Бессом, отказался сесть верхом на лошадь, которую подвели ему. После этого
его приближенные пронзили его в нескольких местах копьями и так бросили
умирать. Дарий попросил у своих преследователей воды. Что еще он мог
сказать, мы не знаем. Историки сочинили за него совершенно немыслимую
предсмертную речь. Но на самом деле он, вероятно, мало что мог сказать.
Когда вскоре после рассвета подъехал Александр, Дарий был уже мертв...
Для того, кто пишет всемирную историю, маршрут походов Александра
представляет отдельный интерес, связанный не только с тем, что они проливают
свет на особенности его характера. Так же, как кампания Дария I приподняла
занавес за пределами Греции и Македонии и показала нам фрагменты того
молчаливого северного фона, на котором развивалась история ранних,
оставивших по себе память цивилизаций,-- так теперь кампания Александра
приводит нас в регионы, о которых в ту пору не существовало никаких
достоверных сведений.
Мы узнаем, что это были не пустынные регионы, а земли, где кипела своя
неповторимая жизнь.
Александр прошел до каспийских берегов, откуда затем проследовал на
восток через ту местность, которая теперь называется Западный Туркестан. Он
основал город, известный ныне как Герат; отсюда он пошел на север к Кабулу и
к нынешнему Самар-
канду, в горы Центрального Туркестана. Он возвращался по южному пути и
прошел в Индию через Хайберский перевал. В верховьях Инда он дал сражение --
ему противостоял один из индийских раджей, Пор, отличавшийся очень высоким
ростом и благородством. Македонской коннице пришлось иметь дело с армией, у
которой были боевые слоны, но и в этот раз победа была за македонянами.
Возможно, Александр так и пробивался бы все дальше на восток, через
пустыни и джунгли, к долине Ганга, но его войска отказались идти дальше.
Если бы это не произошло, Александр так бы и шел вперед, пока не затерялся
бы где-нибудь на востоке. Но его заставили повернуть обратно.
Александр построил флот и спустился к устью Инда. Там он разделил свои
силы. Основные части он повел вдоль пустынного побережья к Персидскому
заливу. На пути македоняне столкнулись со страшным зноем, голодом и жаждой:
многих людей они потеряли из-за нехватки питьевой воды. Флот следовал за
Александром по морю и воссоединился с основными силами у входа в Персидский
залив.
На протяжении этого шестилетнего похода Александр давал сражения,
покорял многие неизвестные народы и основывал города. Он увидел мертвое тело
Дария в июне 330 г. до н. э., а вернулся в Сузы в 324 г. до н. э. В империи,
которую он оставил, углубившись в Индию, воцарился хаос. Провинциальные
сатрапы собирали свои собственные армии, Бактрия и Мидия восстали, Олимпиада
сделала невозможным какое-либо действенное управление Македонией. Гарпал,
царский казначей, бежал, прихватив все, что можно было унести из царской
сокровищницы, и направился в Грецию, подкупая всех на своем пути. Говорят,
кое-что из этих денег перепало и Демосфену.
Но прежде чем мы перейдем к завершающей главе истории Александра, нужно
сказать несколько слов о тех северных регионах, через которые ему довелось
пройти. Все эти земли, от Дуная через всю Южную Россию и до
Восточно-Каспийского региона, вплоть до горного массива Памира, населяли
родственные племена и народы, находившиеся примерно на одной стадии развития
и по большей части арийские по языку и нордические по происхождению. У них
было мало городов -- в основном они вели кочевой образ жизни. Временами они
оседали и переходили к возделыванию земли. Конечно, в Центральной Азии
происходило смешение арийских племен с монголоидными, но монголоидные
племена в те времена еще не были преобладающими в этих местах.
Последние десять тысяч лет в этой части света происходил обширный
процесс пересыхания и подъема земель. До этого времени здесь, возможно,
существовал постоянный водный барьер

между бассейном Оби и Аралокаспийским регионом. По мере его пересыхания
и по мере того, как болотистая земля превращалась в лесостепь, здесь
постепенно встречались и смешивались нордические кочевники с запада и
монголоидные кочевники с востока. Очевидно, что на этих великих
пространствах скапливалось великое множество самых разных кочевых народов и
племен. Они не старались держаться тех земель, на которых кочевали. Их
жилищем были шатры и крытые повозки, а не дома. Непродолжительный
плодородный период или приостановка межплеменных столкновений при сильном
вожде -- и эти племена значительно прибавляли в численности. Затем двух-трех
тяжелых лет бывало достаточно, чтобы вся эта масса людей снова снималась с
места в поисках пропитания.
Еще до зари письменной истории в этом регионе между Дунаем и Китаем
постоянно скапливались огромные массы людей. И с таким же постоянством, как
дождливая туча проливается дождем, из этого региона обрушивались шквалы
нашествий кочевников на запад и на восток. Словно грозовая туча над мирным
ландшафтом, этот регион постоянно грозил все новыми и новыми осадками --
нашествиями. Мы уже обращали внимание, как упорно, словно моросящий дождь,
кельтские племена пробивались на запад, как италийцы, греки и их сородичи --
фригийцы и македоняне переселялись на юг. Мы видели также и киммерийцев,
которые, как неожиданный ураган, обрушились на Малую Азию; как скифы, мидяне
и персы хлынули на юг; мы видели и арийское наводнение в Индии. Примерно за
столетие до Александра произошло новое вторжение кельтских племен в Италию,
которые осели в долине реки По.
Эти различные народы вышли из тени своей северной прародины на свет
истории, а степной резервуар тем временем продолжал копить силы для новых
осадков.
Поход Александра в Центральную Азию открыл для нас новые, прежде не
встречавшиеся нам имена: парфян, народ всадников, вооруженных луками,
которым суждено было сыграть важную роль в истории через столетие-другое, и
бактрийцев, разводивших верблюдов в своей пустынной стране. Повсюду войскам
Александра встречались арийские народы. О существовании диких монголоидных
племен к северо-востоку они даже не подозревали. Никто и вообразить не мог,
что существует еще одна подобная "туча" за землями скифов и их сородичей,
которая в свое время принесет новую грозу -- новые набеги кочевников на
запад и на юг, которые увлекут за собой встретившихся на их пути скифов с
родственными им народами. О существовании гуннов знали только китайцы; ни в
западном Туркестане, ни где-либо еще в Центральной Азии не было ни тюрков,
ни татар.
Этот взгляд на положение дел в западном Туркестане IV в. до н. э. --
один из наиболее интересных результатов похода Александра. Другой -- это его
рейд через Пенджаб. С точки зрения рассказчика историй, любопытно
предположить, что бы произошло, если бы он вошел в долину Ганга. Как
следствие в нашем распоряжении были бы независимые сведения греческих
авторов о том, как выглядела жизнь в древней Бенгалии. Впрочем, на эту тему
существует значительная литература на различных языках Индии, которая
повествует об индийской истории и жизни индийского общества, ее только нужно
сделать доступной европейскому читателю.
Шесть лет продолжалось бесспорное владычество Александра над Персидским
царством. Ему уже исполнился тридцать один год. За эти шесть лет им было
создано очень мало нового. Александр особенно не вмешивался в управление