Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

Григорию XI все-таки удалось вернуться в Рим, чтобы вскоре умереть там, но
французские кардиналы отделились от прочих, когда пришло время выбирать его
преемника. Были избраны два Папы, один в Авиньоне и один в Риме. Этот
"Великий раскол" продолжался с 1378 по 1417 г. Один Папа подвергал другого
проклятию и отлучал от церкви тех, кто его поддерживал. В таком состоянии
находилось христианство, и такими были хранители учения Иисуса из Назарета.
Вся Азия была, словно поле, готовое для жатвы, но не было никого, кто
потрудился бы собрать урожай.
Когда же наконец церковь вернула утраченное единство, и с основанием
ордена иезуитов вернулось энергичное миссионерство, благоприятные для
распространения христианства дни миновали. Возможности нравственного
объединения Востока и Запада в христианстве, возможности мирового масштаба
-- были упущены. Монголы в Китае и Центральной Азии обратились к буддизму; в
Южной России, Западном Туркестане и империи Хулагуидов они сделали выбор в
пользу ислама.
Ко времени Хубилая монголы в Китае уже успели впитать в себя китайскую
культуру. После 1280 г. китайские хроники говорят о Хубилае не иначе как о
китайском императоре, основателе династии Юань (1280--1368). Эту монгольскую
династию в конечном итоге свергло китайское националистическое движение,
которое возвело на трон династию Мин (1368--1644), династию утонченных и
высокообразованных императоров. Мин правили до тех пор, пока
северяне-маньчжуры, потомки основателей государства Цзинь, которое покорил
Чингисхан, не завоевали Китай, установив маньчжурскую династию Цин, которую
сменило только китайское республиканское правительство в 1912 г.
Именно маньчжуры принудили китайцев носить косичку, как знак покорности
завоевателям. Китаец с косичкой -- явление относительно недавнее в истории.
С наступлением республики ношение косы перестало быть обязательным, и очень
скоро большинство китайцев отказались от него.
Эти политические перемены на Востоке, которые мы по необходимости
отмечаем вкратце, затронули только поверхность духовной жизни многолюдной
цивилизации. Китайское искусство всегда предпочитало хрупкие и недолговечные
средства. Мы не имеем настолько богатого и объемного материала по сравнению
с гораздо менее развитым искусством Европы того времени, чтобы оценить
художественные достижения периода династий Сун и Юань. Но и того, что есть в
нашем распоряжении, достаточно, чтобы убедиться, что художественная жизнь не
замирала в ту эпоху. Несмотря на то, что династия Сун отмечает период
политического упадка Китая под давлением киданей, государств Цзинь и Си-Ся,
это был период значительной творческой активности. В эпоху Южной Сун
китайская живопись, как принято считать, поднялась на свой наивысший
уровень.
Художественный импульс Сун без каких-либо существенных изменений
сохранил свою силу и на протяжении династии Юань. Но с началом правления Мин
появились признаки ослабления и тяги к внешней декоративности. С воцарением
Мин мы подходим к периоду, который оставил огромное количество памятников.
Сохранились многочисленные образцы резьбы по дереву и кости, чаши, резные
изделия из нефрита и горного хрусталя и множество прекрасных бронзовых
изделий. Хорошо известны широкие дороги с колоссальными каменными изваяниями
по обеим сторонам, которые ведут к усыпальницам императоров Мин, хотя их ни
в коей мере нельзя считать лучшими образцами китайской скульптуры.
Постепенно показная пышность и утонченность проникла и в китайскую резьбу,
которая едва не задох-
нулась под обилием всевозможных драконов, цветов и символических фигур.
Наиболее ранний сохранившийся китайский фарфор датируется периодом Сун.
Фарфор вместе с шелком отправился в свое путешествие на запад. С
наступлением эпохи Мин производство керамики получило новый стимул,
оказавшись под прямым покровительством императора, и стало развиваться
необычайно энергично и успешно. Начали применять окрашивание, и к XV в.
китайские мастера достигли невиданного совершенства в изготовлении
прекрасного бело-голубого фарфора. Невероятно тонкий фарфор, костяной
фарфор, и замечательная подглазурная роспись -- величайшие достижения этого
неповторимого периода китайской керамики.
В Памирском регионе, на значительной части Восточного и Западного
Туркестана, а также к северу монголы вскоре вернулись к тому состоянию, из
которого их вывел Чингисхан: к скоплению отдельных кочевых племен.
Могущество ставших независимыми младших ханов постепенно угасало. Ойраты и
калмыки в XVII и XVIII вв. основали значительную империю (Ойратское
ханство), но династические неурядицы подорвали ее силы, прежд, чем она
смогла выйти за пределы Центральной Азии. Китайцы отобрали у них Восточный
Туркестан примерно после 1757 г.
Все более прочные и тесные отношения связывали теперь Китай с Тибетом,
который стал одним из величайших центров буддизма и буддийского монашества.
На большей части регионов Центральной Азии, Персии и Ирака древнее
разделение кочевого и оседлого населения сохраняется и по сей день. Горожане
презирают и обманывают кочевников, а те в свою очередь не менее презрительно
и грубо относятся к горожанам.

8

Монголы великой Золотой Орды оставались кочевниками и продолжали пасти
свои стада на обширных равнинах южной Руси и Западной Азии, примыкающих
непосредственно к русским землям. Они стали мусульманами, хоть и не слишком
усердствовали в своей новой вере, сохраняя многие традиции шаманизма
варварских времен. Верховным ханом, которому они под-
чинялись, был хан Золотой Орды. Западнее их, на обширных степных
просторах, и в частности на тех землях, которые сейчас известны как Украина,
славяне с монгольской примесью вернулись к подобной же кочевой жизни. Эти
христиане-кочевники, или казаки, стали словно спасительная преграда на пути
татар. Их свободная, полная приключений жизнь казалась столь привлекательной
польским и литовским крестьянам, что пришлось принимать суровые меры для
предотвращения их массового бегства из земледельческих областей в степь.
Помещики-крепостники Польши с нескрываемой враждебностью относились к
казакам, и эта враждебность зачастую выливалась в войны польского рыцарства
и казаков, не менее ожесточенные, чем их войны с татарами.
В Золотой Орде, пока кочевники странствовали по бескрайним равнинам,
оседлое население продолжало жить и трудиться в городах и земледельческих
регионах, платя дань кочевнику-хану. Продолжалась домонгольская,
христианская городская жизнь в таких городах, как Киев, Москва и другие, при
татарских наместниках или русских князьях, которые собирали дань для хана
Золотой Орды. Великому князю Московскому удалось завоевать доверие хана и
постепенно, под покровительством ордынцев, добиться главенствующего
положения над многими из таких же русских князей -- данников Орды. В XV
столетии, когда в Москве правил великий князь Иван III, или Иван Великий
(1462--1505), Москва открыто выступила против татар и отказалась впредь
платить им дань (1480). В Константинополе к тому времени уже не правили
наследники Константина, и Иван присвоил в качестве герба византийского
двуглавого орла. Он обосновывал право быть наследником Византии своей
женитьбой на Софье Палеолог (1472), из византийской императорской династии.
Стремясь к расширению своих владений, Московское княжество напало на
древнюю норманнскую Новгородскую республику, один из крупнейших европейских
торговых центров, и включило ее в свой состав. Это северное завоевание стало
основой для последующей Российской империи, а также помогло установить связь
России с торговой жизнью Балтики. Иван III, претендовавший на то, чтобы
считаться наследником христианских правителей Константинополя, не зашел,
однако, настолько далеко, чтобы принять и императорский титул. Этот шаг
сделал его внук, Иван IV (Иван Грозный, получивший это прозвище из-за
безумных в своей жестокости поступков; 1533--1584). Несмотря на то, что
правитель Московии с этой поры стал именоваться царем (то есть цезарем), его
традиция во многих аспектах была больше татарская, чем европейская. Ему
принадлежала неограниченная власть на азиатский манер, и форма христианства,
которой цари отдавали предпочтение, была восточная "ортодоксальная", или
право-
славная, где решающей была воля светского правителя. Восточное
христианство достигло России задолго до монгольского завоевания вместе с
миссионерами-болгарами из Византии.
В Польше -- на запад от владений ордынцев, вне досягаемости правления
монголов -- в X и XI вв. образовался второй центр сплочения славянских
племен. Монгольская волна прокатилась и по Польше, но она осталась
непокоренной. По своей религии Польша была не православной, но
римско-католической, поляки всегда пользовались латинским алфавитом, а не
причудливыми русскими буквами, и ее монарх никогда не обладал полной
независимостью от императора Священной Римской империи. Польша по сути от
самых своих истоков была форпостом западного христианства и Священной
империи. Россия же никогда не была чем-то подобным.
Происхождение и развитие империи Хулагуидов в Персии, Месопотамии и
Сирии, возможно, представляет наибольший интерес из всей истории государств,
созданных монголами. Причина прежде всего в том, что в этом регионе
кочевники постарались на практике, причем в значительной степени преуспели в
этом, стереть оседлую цивилизационную систему с лица земли. Когда Чингисхан
впервые вторгся в Китай, между монгольскими вождями всерьез обсуждалось
предложение, не стоит ли сровнять в землей все города и истребить все
оседлое население. Этим неискушенным поклонникам жизни на открытом воздухе
жизнь в городах представлялась скученной и порочной, а оседлое население --
испорченным, изнеженным, опасным сорняком на поле, где могли бы быть хорошие
пастбища.
Города кочевникам-монголам были ни к чему. Франки раннего Средневековья
и англосаксы, завоеватели Южной Британии, должно быть, питали во многом те
же чувства в отношении городских жителей. Но лишь при Хулагу в Месопотамии
эти замыслы, насколько можно судить, были воплощены в целенаправленную
политику. Там монголы не только жгли и убивали; они разрушили ирригационную
систему, которая сохранялась по меньшей мере шесть тысяч лет, и тем самым
погубили цивилизацию -- прародительницу всего Западного мира. От дней
царей-жрецов Шумера не прекращалось непрерывное земледелие в этих
плодородных регионах, накопление традиций, множилось население, сменяли друг
друга оживленные города -- Эре-ду, Ниппур, Вавилон, Ниневия, Ктесифон и
Багдад. Теперь с плодородием было покончено. Месопотамия стала краем раз-
валин и запустения, пустыней, по которой несли свои воды великие реки,
разливаясь лишь для того, чтобы образовать малярийные болота вдоль берегов.
В дальнейшем Мосулу и Багдаду все же удалось возродиться, чтобы превратиться
в захудалые незначительные города...
И если бы не поражение и гибель в Палестине военачальника Кетбоги
(1260), военачальника монголов при Хулагу, та же судьба могла постигнуть и
Египет. Но Египет теперь был тюркским султанатом; главенствующая роль в нем
принадлежала гвардии -- мамелюкам, ряды которых, как и их подражателей --
янычар Османской империи, пополнялись и оставались боеспособными за счет
покупки и обучения новобранцев, мальчиков-рабов. Эти солдаты согласны были
подчиняться деятельному султану; слабого же или порочного они сами и
смещали. Под их управлением Египет оставался независимым государством до
1517 г., когда он оказался в руках у турок-османов.
Первый разрушительный импульс монголов Хулагу вскоре ослабел, но в XV
столетии номадизм Западного Туркестана породил еще один, уже последний, но
от этого не менее разрушительный ураган. В этот раз кочевников вел некий
Тимур-Хромец, или Тамерлан (1336--1405). По женской линии он происходил от
Чингисхана. Сделав своей столицей Самарканд, он распространил свою власть на
Золотую Орду (от Туркестана до Южной Руси), Сибирь и на юг до самой Индии. В
1369 г. он стал называть себя Великим ханом. Это уже был даже не кочевник, а
настоящий дикарь, его империя выжженной землей протянулась от Северной Индии
до Сирии. Архитектурной достопримечательностью этой империи, более прочих
сохранившей для потомков имя Тамерлана, были пирамиды из черепов. После
взятия Исфахана он повелел сложить одну такую из семидесяти тысяч черепов.
Тамерлан претендовал на то, чтоб восстановить империю Чингисхана в том
виде, в каком она ему представлялась, но эта задача оказалась ему совершенно
не по силам. Повсюду, где только мог, он сеял разрушение и смерть.
Турки-османы (это было еще до взятия Константинополя и дней их величия), а
также Египет платили ему дань. Он опустошил Пенджаб, а жители Дели предпочли
добровольно сдаться ему, что, впрочем, не спасло их от ужасной резни после
сдачи города. После его смерти мало осталось свидетельств о его власти,
кроме самого имени Тамерлана, с которым связаны ужас, разрушение и
опустошенные страны. Персия, которую он сделал центром своей державы,
превратилась в обнищавшую и сократившуюся в своих размерах страну.
Династия, основанная Тимуром в Персии, была уничтожена еще одной
тюркской ордой сто лет спустя.

10

В 1505 г. незначительный тюркский вождь Бабур, потомок Тимура, а
следовательно, и Чингисхана, был вынужден после нескольких лет непрерывной
войны и некоторых недолговечных успехов -- какое-то время он удерживал
Самарканд -- бежать вместе со своими немногочисленными сторонниками через
Гиндукуш в Афганистан. Там его отряд увеличился, и он смог завладеть
Кабулом. Бабур собрал армию, обзавелся значительным количеством пушек и
объявил о своих претензиях на Пенджаб на том основании, что Тимур завоевал
его сто семь лет назад.
Успех, однако, ему сопутствовал не только в Пенджабе. Индия находилась
в стадии разделения и была готова приветствовать любого способного
завоевателя, который мог принести с собой мир и порядок. После колебаний
фортуны Бабур встретился с армией делийского султана возле Панипата (1526).
Хотя в распоряжении Бабура было всего 25 тысяч человек войска, оснащенного,
правда, пушками, против тысячи слонов и в четыре раза превосходящего числа
людей султана, он одержал полную победу. Бабур больше не называл себя царем
Кабула и принял титул императора Хиндустана. "Это,-- отмечал он в своих
записках,-- совершенно иной мир, чем наши страны". Этот мир был лучше,
значительно плодороднее и несравненно богаче.
Бабур продвинул свои завоевания вплоть до Бенгалии, но его
преждевременная смерть в 1530 г. задержала волну монгольских завоеваний на
четверть столетия, и лишь с воцарением его внука Акбара они продолжились с
новой силой. Акбар покорил всю Индию до самого Берара, а его правнук
Аурангзеб был практически хозяином всего полуострова. Эта великая династия
-- Бабур (1526--1530), Хумаюн (1530--1556), Акбар (1556-- 1605), Джахангир
(1605--1627), Шах-Джахан (1628--1658) и Аурангзеб (1658--1707), где сын
наследовал отцу на протяжении шести поколений, эта династия Моголов (го есть
монголов) отмечает наиболее величественную эпоху из всех, которые переживала
Индия. Акбар, сравнимый разве что с Ашокой, был одним из величайших
индийских правителей и одним из немногих правителей, о котором с полным
правом можно говорить, как о великом человеке.
Об Акбаре необходимо рассказать отдельно, уделив ему такое же внимание,
как и Шарлеманю или Константину Великому. Акбара вполне можно считать одной
из ключевых фигур мировой истории. Его труды по объединению и налаживанию
центрального управления в Индии приносят плоды и по сей день. Британцы,
когда они сменили императоров династии Великих Моголов, переняли и
продолжили то, чего удалось добиться императору Акбару.
Все другие большие государственные образования потомков Чингисхана в
России, по всей Западной и Центральной Азии и в Китае уже давно исчезли и
сменились другими формами прав-
ления. В действительности правление монголов было не более чем, говоря
современным языком, налоговое управление, системой собирания дани, которая
шла на содержание "коренной орды" монгольского правителя, подобно Золотой
Орде в Южной России или ханских дворов Каракорума или Пекина. Монголы не
касались основ духовной жизни, не вмешивались в то, как и чем жили
покоренные народы до тех пор, пока те продолжали платить. Поэтому и
получилось так, что после столетий зависимости христианские Киев и Москва,
шиитская Персия и становившийся все более националистическим Китай смогли
восстать и сбросить иго монголов. Но Акбар создал новую Индию. Он дал
правителям индийских княжеств и правящим классам Индии некое представление
об общем интересе. Если Индия в настоящее время представляет собой нечто
большее, чем лоскутное одеяло разрозненных государств, рас и народов, то
наибольшая заслуга в этом принадлежит императору монгольской династии
Акбару.
Его отличала открытость ума. Он стремился к тому, чтобы каждый
способный человек в Индии, к какому бы народу или религии он ни принадлежал,
мог раскрыться в общественной службе на пользу всей Индии. Он был движим
инстинктивным желанием объединять различные интересы, что выдавало в нем
подлинного государственного мужа. По его замыслам, его империя не должна
была стать мусульманской или монгольской, как и раджпутской, арийской или
дравидской,-- она должна была быть индийской.
"Сын императора-беглеца,-- пишет д-р Эмиль Шмит,-- рожденный в пустыне,
воспитанный едва ли не в заточении, он с самой молодости был знаком с
изнанкой жизни. Судьба подарила ему крепкое сложение, которое он развивал,
чтобы выдержать крайности напряженных трудов. Физические упражнения были его
страстью; он находил огромное удовольствие в охоте, и в особенности в ловле
диких лошадей и слонов или поединке с тигром. В сражениях он являл собой
образец храбрости. Он лично вел свои войска в самые опасные периоды
кампании, оставляя своим полководцам более легкую задачу окончания войны. С
каждой победой он проявлял человечность к побежденным и решительно
противился любой жестокости. Свободный от всех предубеждений, которые
разделяют общество и служат почвой для недовольства, терпимый к людям других
верований, справедливый к людям других народов, будь то индусы или дравиды,
он определенно был предназначен сплотить враждовавшие элементы его царства в
крепкое и процветающее целое.
Со всей серьезностью он взялся за установление мира. Сдержанный во всех
удовольствиях, обходившийся самым кратковременным сном и привычный
распределять свое время с предельной аккуратностью, он находил удовольствие
в том, что посвящал себя наукам и искусствам, после того как исполнены были
его державные обязанности. Выдающиеся личности, ученые, которые украшали
собой его столицу Фатхпур-Сикри, были его друзьями; каждый четверг по
вечерам они собирались, чтобы предаться интеллектуальной беседе и
философским спорам. Его ближайшими друзьями были два необыкновенно одаренных
брата: Файзи и Абул Фазл, сыновья ученого вольнодумца. Старший из них был
знаменитым ученым, знатоком
индийской литературы. С его помощью и под его руководством Акбару
перевели на персидский язык наиболее значительные из санскритских трудов.
Фазл, особенно близкий Акбару, был полководцем и государственным мужем, и в
основном ему царство Акбара было обязано прочностью своего внутреннего
устройства"*.
Как Карл Великий и Тайцзун, Акбар проявлял неподдельный интерес к
религии и подолгу беседовал с миссионерами-иезуитами, которые сохранили в
своих донесениях содержания этих бесед.
Акбар, как и все люди, великие или ничтожные, жил в ограничениях своего
времени и его представлений. Ему, тюрку, правившему в Индии, неведомо было
многое из того, чему Европа болезненно училась на протяжении тысячи лет.
Он не знал ничего о росте народного самосознания в Европе и почти
ничего или очень немногое -- о широких просветительских возможностях,
которые стали возможны на Западе упорными трудами церкви. Для этого
понадобилось бы нечто большее, чем эпизодические беседы и споры с
христианским миссионером. Ислам, в котором он был воспитан, и его природный
гений помогли ему со всей ясностью осознать, что великая нация Индии может
быть сцементирована лишь общими представлениями на религиозной основе. Но
знание того, как подобная солидарность может быть создана и поддержана
повсеместными школами, дешевыми книгами и системой университетов, к которым
даже некоторые современные государства только нащупывают свой путь, было
совершенно невозможно для него, как и знание о пароходах и самолетах. Та
разновидность ислама, которая была знакома ему лучше всего, была
ограниченной и нетерпимой верой турок-суннитов. Мусульмане, к тому же,
составляли меньшинство населения.
Основополагающий фактор в организации жизнеспособного государства,-- и
мир начинает постепенно понимать это,-- система образования. Этого Акбар так
и не смог понять. В его стране также не было того общественного класса,
который мог бы подсказать ему такую идею или помочь претворить ее в жизнь.
Учителя-мусульмане в Индии были не столько учителями, сколько
консерваторами, ограниченными фанатиками. Им не нужен был общий разум в
Индии, лишь общая нетерпимость в пользу ислама. Что же касается брахманов,
обладавших монополией на знание в индуистской среде, то наследственные
привилегии сделали их кичливыми и безвольными. И все же, несмотря на то, что
у Акбара не было единого просветительского плана для Индии, он основал
несколько мусульманских и индийских школ.
* Д-р Шмит, во "Всемирной истории" Гельмольта. ,
Памятники эпохи Моголов, художественные и архитектурные, по-прежнему
очень многочисленны, и когда говорят об индийском искусстве вообще, не
уточняя, что именно подразумевается, как правило, речь идет об этом великом
периоде.
В архитектуре Индия всегда стремилась заимствовать развитые методы
чужеземцев и в дальнейшем развивать и усложнять их в собственной стилистике.
Каменные строения стали преобладающими только после греческого вторжения, и
многочисленные ступы, памятные колонны и прочие сооружения, которые в
великом множестве стали появляться при Ашоке, выдают присутствие персидских
и греческих мастеров. Буддийское искусство, которое оставило по себе столь
значительные памятники на северо-западе Индии в Гандхаре*, датируемые первым
столетием нашей эры, также несут на себе сильный эллинистический отпечаток.
Невозможно не обратить внимания на их фасады, украшенные типично коринфскими
колоннами.
Только при династии Гуптов, в Уи VI столетиях н. э., архитектура и
скульптура Индии приобрели неповторимо индийский характер, со своими
собственными отличительными чертами и достоинствами. Дравидское влияние с
юга ограничило преобладание вертикальных линий и уравновесило постройки
горизонтальной лепкой и пирамидальным расположением этажей построек. Черная
Пирамида (храм бога Сурья) Конарака -- один из наиболее типичных и
прекрасных индуистских храмов домусульманского периода.
С мусульманским завоеванием были привнесены и основные формы
сарацинского стиля -- минарет, стрельчатая арка; на этой новой основе Индия
создала свою неповторимо изящную резьбу, ажурные переплетения окон и ширм.
Самый выдающийся образец архитектуры эпохи Великих Моголов -- великолепный
Тадж-Махал, мавзолей, построенный для жены Шах-Джахана (1627-- 1658). Над
созданием этого изящного дворца вместе с индийцами трудились также
итальянские архитекторы и мастера.

11

Волнения, связанные с позднейшим периодом нестабильности XVв., вершиной
которого был Тамерлан, стали причиной своеобразного побочного результата,
появления в Европе кочующих таборов странного восточного народа -- цыган.
Они появились ближе к концу XIV и началу XV в. в Греции и были, по всеобще-
Современный Пакистан.
му убеждению, египтянами (отсюда английское gipsy -- цыган); это
ставшее повсеместным убеждение они сами принимали и разносили. Их
предводители, однако, именовали себя "князьями малоазийскими".
По всей видимости, цыгане переходили в Западной Азии с места на место
на протяжении нескольких столетий, пока массовые истребления при Тамерлане
не привели их к Геллеспонту. Свою же исконную родину их мог заставить
покинуть, как и турок-османов, один из социальных катаклизмов, связанных с
именем Чингисхана, или даже ранее. Несколько столетий они провели в
скитаниях, опять же, как и турки-османы, но судьба была к ним не так
благосклонна. Они медленно распространялись на запад, в Европу -- диковинные
осколки номадизма в мире плуга и города; согнанные со своих исконных земель
в бактрийских степях или на индийских плоскогорьях, они были вынуждены
искать пристанище на пустошах вокруг европейских городов, на диких лугах и
проселках. Немцы называли их "венграми" и "татарами", французы --