Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

доброжелательные отношения ислама и христианства. Они взяли Иерусалим и
преградили христианам доступ к гробу Господню. По другую сторону от
уменьшавшихся владений Аббасидов было шиитское царство в Персии. Главным
завоеванием сарацин IX в. была Сицилия. Но не в пример старым добрым
временам, она не отдалась сама в руки мусульман за год-другой, ее пришлось
упорно покорять целое столетие, неоднократно терпя при этом неудачи.
Испанские сарацины спорили за Сицилию с сарацинами из Африки. В самой
Испании сарацин
начинали теснить возрожденные силы христиан. Тем не менее контроль
Византийской империи и западных христианских стран над Средиземноморьем был
настолько слаб, что сарацинские пираты из Северной Африки могли почти
беспрепятственно совершать набеги на побережье Южной Италии и острова
Греческого архипелага.
Но со временем в Средиземноморье все заметнее становилась новая сила.
Мы уже говорили о том, что Римская империя так и не дошла до берегов
Балтийского моря, ей даже не хватило сил проникнуть в Данию. Нордические
арийские народы этих краев многому научились у империи, которая оказалась не
в силах подчинить их. Они научились строить корабли и стали бесстрашными
мореплавателями. Они вышли Северным морем в западную Атлантику, а через
Балтику и русские реки -- к самому сердцу нынешней России. Одним из самых
ранних поселений, которые они основали в России, был Великий Новгород.
Эти северяне для историка -- такая же проблема, как и скифы античных
времен или тюркские гуннские народы Восточной и Центральной Азии. Они
появляются под самыми разными именами, смешиваются и меняют друг друга. К
примеру, возьмем Британию. Англы, саксы и юты завоевали большую часть того,
что теперь называется Англией, в V и VI вв. Вторая волна, по сути, того же
народа -- датчане -- последовала в VIII и IX вв. А в 1016 г. Англией правил
датский король, Канут Великий, а также Данией и Норвегией. Его подданные
плавали в Исландию, Гренландию и, возможно, на Американский континент.
Какое-то время при Кануте и его сыновьях казалось, что может установиться
обширная конфедерация норманнских народов.
Затем в 1066 г. Англия была накрыта третьей волной северных народов из
"норманнского" государства во Франции, где норманны осели при Роллоне (911)
и переняли французский язык. Вильгельм, герцог Нормандии, стал Вильгельмом
Завоевателем (1066--1087) английской истории.
Населения Южной Шотландии, Англии, Восточной Ирландии, Нидерландов,
Нормандии и России имеют больше общих элементов, чем это обычно признают.
Все это в основе готские и нордические народы. Даже в мерах веса и
расстояния можно заметить родство русских и англичан. Эти "русские" норманны
осуществляли свои походы в летнее время по рекам, в которых нет недостатка в
России. Они тащили волоком свои ладьи от рек, текущих на север, до тех,
которые впадают в южные моря. На Каспии и на Черном море их знали как
пиратов, разбойников и торговцев. Арабские летописцы отмечают их набеги на
побережья Каспийского моря, уже привычно называя норманнов руссами. Они
вторгались в Персию и не раз угрожали Константинополю огромным флотом своих
небольших челнов (в 866, 907, 911, 941, 944 и 971 гг.).
Один из этих норманнов, Рюрик (ок. 862 г.) стал правителем в Новгороде,
а его наследник князь Олег взял Киев и заложил основания современной России.
Боевые качества русских викингов вскоре оценили по достоинству в
Константинополе. Греки называли их варягами; из них была образована
варяжская стража императора. После завоевания Англии норманнами (1066)
кое-кому из датской и английской знати пришлось бежать, и они присоединились
к этим русским варягам. Очевидно, что они почти беспрепятственно могли
общаться со своими собратьями на Руси, мало чем отличаясь от них в языке и
обычаях.
В то же время норманны из Нормандии искали свой путь в Средиземноморье
с запада. Поначалу они появлялись там как наемники, а позднее сами
становились захватчиками, и приходили они, обратим внимание, не по морю, но
разрозненными сухопутными отрядами: в Италию, например, они шли через
рейнские земли. Нужно отметить также, что IX и X вв. стали свидетелями
значительного подъема паломничества к святым местам.
Эти норманны, становясь могущественнее, показали себя такими
ненасытными и неугомонными грабителями, что заставили восточного императора
и Папу пойти на союз против них (1053), оказавшийся, впрочем, шатким и
неэффективным. Норманны разгромили папские войска, захватили Папу и, получив
от него прощение, отпустили его. Они обосновались в Калабрии и Южной Италии,
а в 1060--1090 гг. отвоевали Сицилию у арабов. Под предводительством Роберта
Гвискара, который появился в Италии как пилигрим и начинал как разбойник в
Калабрии, норманны угрожали самой Византийской империи (1081). Их армия, в
которую входил и отряд сицилийских мусульман, переправилась из Бриндизи в
Эпир -- в обратном направлении, если вспомнить царя Пирра (273 г. до н. э.),
и осадила византийскую крепость Дураццо (Драч).
Роберт Гвискар захватил Дураццо, но неотложные дела потребовали его
возвращения в Италию. Так завершился первый штурм Византийской империи
норманнами, что освободило путь к власти сравнительно энергичной династии
Комнинов (1081-1204).
В Италии он оказался в самом центре конфликтов, слишком сложных, чтобы
описывать их здесь. Роберту Гвискару выпало также осадить и разграбить Рим
(1084), и антихристианин Гиббон с удовлетворением отмечает и присутствие все
того же отряда сицилийских мусульман среди грабителей. В XII в. было еще три
норманнских нападения на Восточную империю, одно из которых предпринял сын
Роберта Гвискара, а два других -- из Сицилии морем
Но ни сарацины, ни норманны не оказывали на древнюю Византийскую
империю или на Священную Римскую империю Запада давления, сопоставимого по
силе с двойным ударом, направленным из центров тюркских народов в Восточной
Европе и Средней Азии. О нем теперь и пойдет речь.
Мы уже обращали внимание на продвижение на запад тюрок-аваров и
угров-мадьяр, которые пошли по их следам. Начиная со времен Пипина,
Франкское государство и его преемники в Германии вдоль всей протяженности
своих восточных границ конфликтовали с этими пришельцами с Востока. Карл
Великий остановил и покарал их. Но с ослаблением Франкской державы, которое
последовало за его смертью, эти народы, более-менее смешавшиеся и известные
в хрониках под именем венгров и ведомые мадьярами, полностью вернули себе
былую свободу и каждый год совершали набеги, зачастую до самого Рейна.
Наиболее активные их набеги выпали на период между 900 и 950 гг. В 938-- 939
гг. они осуществили свой самый масштабный поход: через всю Германию во
Францию, затем через Альпы в Северную Италию, а оттуда домой. Известные
своими грабительскими набегами, эти люди обладали значительной свободой у
себя дома. Говорят, что уже в X в. они имели конституцию традиционного типа.
Все эти потрясения и те, о которых мы поговорим в дальнейшем, вынудили
болгар двинуться на юг -- они, как мы уже отмечали, под предводительством
Крума осели между Дунаем и Константинополем. Болгары, изначально тюркский
народ, ко времени своего появления на Балканах, при многократном смешении,
стали почти совершенно славянами, в том числе и по языку. Какое-то время
после того, как они обосновались в Болгарии, они оставались язычниками. Их
царь Борис (852--888) с почетом принял мусульманских послов и уже склонялся
к обращению в ислам, но в итоге женился на византийской царевне и вручил
себя и свой народ христианской вере.
Венгров заставили проникнуться уважением к западной цивилизации Генрих
Птицелов и Отгон I, первый саксонец-император, в X в. Но венгры не решались
принять христианство вплоть до 1000 г. После крещения они сохранили свой
тюркско-финский язык (венгерский) и сохраняют его до сего дня. Они сохранили
также значительные свободы при монархии, которую их заставили принять. Их
конституция, "Золотая булла", датируется 1222 г. и является восточным
аналогом английской Великой хартии вольностей в своих ограничениях
абсолютной власти короля. Король Стефан (997--1038), первый король венгров,
настоял на том, когда формально принимал христианство, что Венгрия, в
отличие от Чехии и Польши, не будет включена в состав Священной Римской
империи.
Но болгары и венгры -- это еще не все народы, появление которых
предваряло нашествие монголо-татар через южную Россию. За венграми и
болгарами шли хазары, тюркский народ, с которым смешалась значительная часть
евреев, изгнанных из Константинополя, в результате чего хазары приняли
иудаизм. За хазарами, и через их земли, шли печенеги, дикий тюркский народ,
о котором впервые узнали в IX в. и которому предстояло раствориться и
исчезнуть в окружающих народах, как родственным им гуннам за пять столетий
до того.
Не следует забывать, говоря о современном населении этих южнорусских
регионов, что между Балтикой и Черным морем постоянно появлялись
многочисленные отряды норманнов, которые не могли не смешиваться с тюркскими
переселенцами. Там было и значительное славянское население, потомки и
наследники скифов и сарматов, осевшее в этих неспокойных, беззаконных, но
плодородных землях. Все эти расы и народы смешивались и воздействовали друг
на друга. Всеобщее преобладание славянских языков, за исключением Венгрии,
указывает на то, что население этих краев по большей части было славянским.
А там, где теперь находится Румыния, несмотря на все переселения народов и
завоевания, традиции римских провинций Дакии и Малой Мезии сберегли
латинскую по происхождению речь и память о римском прошлом.

10

Мы уже говорили об атаке норманнов на Византийскую империю с запада, о
сражении за Дураццо (1081); мы также отмечали, что в Константинополе свежи
были воспоминания о русских морских набегах. Правда, Болгария была уже
укрощена и приняла христианство, но не прекращалась упорная, затяжная война
с печенегами, исход которой был еще далеко не ясен. И на севере, и на западе
у византийского императора руки были заняты. И вот, в довершение всего,
новая страшная угроза с востока. Быстрый захват турками земель, которые
столь долго оставались неоспоримо византийскими, должно быть, воспринимался
как предвестник крушения империи. Византийский император Михаил VII, под
давлением стольких одновременных опасностей, пошел на шаг, который,
вероятно, и он сам, и Рим воспринимали как исключительно значимый
политически. Греческий мир повернулся лицом к своему возрождавшемуся
латинскому собрату. Император Михаил VII обратился к Папе Григорию VII с
призывом о помощи. Этот призыв еще более настойчиво повторил его преемник
Алексей Комнин по отношению к Папе Урбану II.
Несомненно, римская верхушка посчитала, что это великолепная
возможность утвердить верховенство Папы над всем христианским миром.
В нашей истории мы уже прослеживали то, как складывалось и развивалось
представление о религиозном правлении христианскими странами -- и через их
посредство всем человечеством. Мы показали, как естественно и неизбежно,
из-за сохранившейся традиции мировой империи, центром этой идеи стал Рим.
Папа был единственным патриархом Запада, он был религиозным главой обширного
региона, где преобладающим языком был латинский. Другие патриархи, патриархи
православной церкви, говорили по-гречески, и поэтому их голос не был слышен
в его владениях. Двумя словами filio que, прибавленными к Символу Веры, Рим
отгородился от византийских христиан одним из тех неуловимых пунктов
доктрины, в которых обычно уступки невозможны (окончательный разрыв двух
церквей произошел в 1054 г.).
Жизнь Латерана качественно менялась с каждым новым обладателем престола
св. Петра. Иногда папский Рим превращался в логово коррупции и моральной
нечистоты, как это было в дни Иоанна XII; иногда же первенство в Риме
принадлежало благородным и широко мыслящим людям. Но за каждым Папой всегда
находилось собрание кардиналов, священников и великое множество
высокообразованных чиновников, которые никогда, даже в худшие дни папства,
не упускали из виду той величественной идеи божественного правления на
земле, вселенского мира Христова, которую обрисовал св. Августин. На
протяжении всего средневековья эта идея оставалась движущей и направляющей
силой в Риме. Временами бывало так, что в Риме господствовали низкие нравы,
и тогда в мировой политике Рим играл роль жадной, лживой и безумно коварной
старухи; но эти времена сменялись периодом мужественной и мудрой
рассудительности или же периодом воодушевления и смелых инициатив. Случались
и промежуточные этапы, когда господствовали фанатизм и педантизм, когда все
внимание уделялось точности соблюдения доктрины. Случался и моральный
коллапс, когда престол в Латеране доставался сластолюбивому деспоту,
готовому торговать почетом и славой, которые могла дать Церковь, ради
удовольствий или показного великолепия.
В этот период, к которому мы теперь подошли, период XI в., власть в
Риме какое-то время принадлежала великому государственному мужу,
Гильдебранду, который занимал различные посты при разных Папах и в итоге сам
стал Папой под именем Григория VII (1073--1085). Его усилиями порок,
праздность и продажность были выметены из церкви, была реформирована
процедура выборов Папы. Началась также масштабная борьба
с императором в жизненно важном вопросе "инвеституры", права на
пожалования должности. Суть противостояния заключалась в том, кто именно --
Папа или светская власть должна иметь решающий голос в назначении епископов
в соответствующих владениях. Насколько важным был этот вопрос, мы сможем
лучше понять, если вспомним, что во многих королевствах более четверти
земель находилось в церковной собственности. До этого времени священник
римской церкви имел право жениться; но теперь, чтобы еще больше отгородить
его от мира и сделать более действенным орудием Церкви, для всех священников
обязательным стал целибат -- обет безбрачия.
Борьба за инвеституру помешала Григорию VII дать определенный ответ на
первое обращение из Византии. Но он оставил после себя достойного преемника
-- Папу Урбана II (1088--1099). Получив послание императора Алексея, тот
сразу же понял те возможности, которые открывало предложение византийского
императора -- собрать все силы и помыслы Европы в едином порыве. Этим он мог
завершить ту войну всех против всех, которая не утихала в Европе, и найти
достойный выход для неисчерпаемой энергии норманнов. От него не укрылись
также перспективы, потеснив Византию и ее церковь, расширить влияние
латинской церкви на Сирию, Палестину и Египет.
Послов Алексея заслушали на церковном соборе, поспешно созванном в
Пьяченце. В следующем году (1095) в Клермоне Урбан собрал второй великий
собор, на котором все медленно копившиеся силы Церкви были направлены на
призыв к вселенской войне с мусульманами. Все войны между христианами
следовало прекратить, пока иноверцы не будут изгнаны из Святой Земли, а гроб
Господень не окажется снова в руках христиан.
То рвение, которое вызвал этот призыв, помогает понять, насколько
велика была созидательная работа, проделанная Церковью в Западной Европе за
предшествующие пять столетий. В начале VII в. мы видим Западную Европу как
хаотическое смешение общественных и политических осколков, без объединяющих
идей и ожиданий, как систему, которая оказалась раздроблена почти до
мельчайших частиц -- индивидуумов, преследующих собственные интересы.
Теперь, под занавес XI столетия, повсюду перед нами общая убежденность,
связующая идея, которой люди могут посвятить себя и ради которой могут
вместе сотрудничать во всеобщем предприятии. И несмотря на свою значительную
слабость, интеллектуальные и моральные изъяны, в этом аспекте христианская
церковь оказалась вполне дееспособной. Нет сомнения, что по всему
христианскому миру было много ленивых, злых и недалеких священнослужителей,
но совершенно очевидно, что задачу просвещения и совместного действия могло
осуществить только великое множество священников, монахов и монахинь, чья
жизнь было образцом праведности. Новая большая амфиктиония, амфиктиония
христианских стран появилась в мире, и создали ее тысячи подобных жизней,
стремившихся не к славе, а преданному служению Церкви.
Этот ответ на призыв Урбана II не сводился только к тем, кого мы можем
назвать образованными людьми. Не только рыцари и государи вызвались
отправиться в этот крестовый поход. Рядом с фигурой Урбана нам следует
поставить и фигуру Петра Отшельника (Амьенского), достаточно новый тип для
Европы, в чем-то напоминающий ветхозаветных пророков. Этот человек появлялся
в самых разных местах, проповедуя крестовый поход простым людям. Он
рассказывал им историю -- правдивую или нет, не столь важно в этой связи --
о своем паломничестве в Иерусалим, о безжалостном разорении гроба Господня
турками-сельджуками, которые захватили его примерно в 1075 г. (хронология
этого периода по-прежнему остается очень туманной). Говорил он о поборах,
издевательствах и беспричинной жестокости, которые претерпевали христиане --
паломники по Святым местам. Босой, в рубище, верхом на осле и с огромным
крестом в руках этот человек странствовал по Германии и Франции, и повсюду
его страстные слова собирали огромные массы слушателей в церквях, на улице и
рыночных площадях.
Впервые мы видим, как вся Европа с воодушевлением откликнулась на общий
призыв. Повсюду при слове о том, что где-то далеко царит зло, мы видим
всеобщее негодование, одинаково быстрое понимание общей задачи и бедными, и
богатыми. Невозможно представить, чтобы нечто подобное произошло в империи
Цезаря Августа или любом другом из предшествовавших государств мировой
истории. Нечто подобное могло произойти, и в гораздо меньшей степени, разве
что в Элладе V века до н. э. или в Аравии до ислама. Это движение охватило
нации, королевства, разные языки и народы. Очевидно, что перед нами -- нечто
совершенно новое в мире, новая ясная связь общего интереса с самосознанием
простого человека.

11

С самого начала к этому пламенному воодушевлению оказались примешаны и
более низменные элементы. Здесь был и холодный, расчетливый план амбициозной
римской церкви подчинить и вытеснить византийскую церковь. Грабительские
инстинкты норманнов, в эти времена буквально рвавших Италию на части, также
не замедлили откликнуться на призыв идти на новые и более богатые для
грабежа страны. Была в этих массах, которые обратили свои лица на восток, и
ненависть, рожденная страхом, которую с успехом раздували несдержанные
призывы тех, кто агитировал за войну, преувеличенные картины зверств и
ужасов, чинимых иноверцами.
Свою роль сыграли и другие силы: нетерпимость Сельджукидов и Фатимидов
воздвигла непреодолимый барьер на пути восточной торговли Генуи и Венеции,
которая прежде свободным потоком текла через Багдад и Алеппо или через
Египет. Торговым итальянским республикам необходимо было силой открыть эти
закрывшиеся каналы, пока вся торговля с Востоком не пошла исключительно по
константинопольскому и черноморскому маршрутам. Более того, в 1094--95 гг.
от Шельды до Богемии прокатилась эпидемия чумы, за которой последовал
всеобщий голод, сказавшийся на значительной общественной дезорганизации.
"Не удивительно,-- пишет Эрнст Баркер,-- что поток переселенцев
направился на Восток, как в современные времена люди двинулись бы к только
что открытым золотоносным месторождениям. Поток, который нес в своих мутных
водах множество всякого рода отбросов общества: бродяг и нищих, всевозможных
маркитанток, перекупщиков, бродячих монахов и беглых крепостных. Все это
пестрое сборище было отмечено той же самой лихорадочной жизнедеятельностью,
теми же перепадами богатства и бедности, которые вызывает золотая лихорадка
в наши дни".
Но все это были второстепенные, добавочные причины. Фактом наибольшего
интереса для историка является эта единая воля к крестовому походу, внезапно
открывшаяся как новая способность масс в человеческом обществе.
Первыми силами, двинувшимися на восток, были огромные толпы
неорганизованных людей, а не армии. Они выбрали направление вдоль Дунайской
долины, а затем на юг, к Константинополю. Это был "народный поход" (поход
бедноты). Никогда за всю историю мира не было зрелища, подобного этим массам
практически неуправляемых людей, движимых одной идеей. Причем эта идея
оказалась совершенно незрелой. Когда они оказались среди иноземцев, они,
похоже, не поняли, что они еще не среди иноверцев. Две огромные толпы,
авангард этой экспедиции, появившись в Венгрии, где язык был совершенно
непонятен для них, занялись настоящим разбоем, так что спровоцировали
венгров на ответные крайние меры. Этих "крестоносцев" полностью истребили.
Третье подобное воинство начало с массового погрома евреев в Рейнской
области -- у христиан закипела кровь -- и в конечном итоге тоже рассеялось в
Венгрии.
Два других сборища под предводительством Петра Отшельника все-таки
добрались до Константинополя, к изумлению и испугу императора Алексея. По
пути они не переставали грабить и творить насилие, и в конце концов
император переправил их через Босфор, где сельджуки скорее вырезали, чем
разгромили их (1096).
За этим неудачным походом сил "народа" последовали в 1097 г.
организованные силы Первого крестового похода. Они шли несколькими путями из
Франции, Нормандии, Фландрии, Англии,
Южной Италии и Сицилии, их движущей и направляющей силой были норманны.
Они переправились через Босфор и штурмом взяли Никею, которую Алексей
перехватил у них прежде, чем они успели ее разграбить.
Затем они двинулись почти тем же путем, что и Александр Великий, через
Киликийские ворота, оставив турок Иконии непокоренными, мимо прежнего поля
сражения у Исса, и так оказались у Антиохии, которую они взяли после едва ли
не годичной осады. Затем они разгромили огромную армию, которая пришла на
выручку мусульманам из Мосула.
Значительная часть крестоносцев осталась в Антиохии, а меньшие силы под
предводительством Готфрида Бульонского направились на Иерусалим.
"После осады, длившейся чуть более месяца, город был захвачен (15 июля
1099 г.). Резня была ужасная; кровь побежденных текла по улицам, всадникам и
пешим, оказавшимся на улицах города, приходилось брести в крови. Когда
стемнело, крестоносцы, словно виноградари от винного пресса, сошлись к гробу
Господню. "Рыдая от избытка радости", они сложили обагренные кровью руки в
молитве. Так, в этот июльский день, завершился Первый крестовый поход"*.
Власть у Иерусалимского патриарха сразу же была отнята римским
духовенством, следовавшим за экспедицией, и православные христиане
обнаружили, что их положение оказалось даже хуже при римском правлении, чем
при турках. Латинские королевства были образованы в Антиохии и Эдессе, за
чем последовала борьба за власть между различными дворами и королями, а
также безуспешная попытка сделать Иерусалим собственностью Папы. Мы не
станем вникать в эти сложности.
Давайте, однако, процитируем вполне характерный отрывок из Гиббона:
"В стиле менее серьезном, чем тот, каким принято писать историю, я бы
сравнил императора Алексея с шакалом, который, как говорят, следует за львом
и подбирает остатки его добычи. Каковы бы ни были его труды и его опасения,
связанные с проходом Первого крестового в его владениях, они с избытком
возместились последующими выгодами, которые он извлек из подвигов франков.
Бдительность и проворство помогли ему прибрать к рукам их первое завоевание
-- Никею, и турки, перед лицом непосредственной угрозы, были вынуждены
покинуть окрестности Константинополя.
Пока крестоносцы в своем слепом бесстрашии продвигались все дальше в
глубь Азии, император греков в полной мере воспользовался благоприятной для
него ситуацией, когда эмиры побережья были отозваны под знамена султана.
Турок выгнали с островов Родос и Хиос; города Эфес и Смирна, Сарды,
Филадельфия и Лаодикея были возвращены империи, вплоть до скалистых
побережий Памфилии. Церкви были восстановлены в былом величии, отстраивались
и украшались города. Опустевший край
Баркер Э. Энциклопедия Британника, ст. "Крестовые походы".
обживался колониями христиан, которых заботливо отселяли из более
отдаленных и небезопасных приграничных земель.
За эту отеческую опеку Алексей заслуживает всяческой похвалы. Но в
глазах латинян на нем лежало клеймо позорного обвинения в измене и
дезертирстве. Они присягнули на верность его престолу, но разве он не обещал
лично выступить с ними или же, по крайней мере, поддержать их своими
войсками и средствами? Его бесчестное отступление освободило их от
обязательств, и меч, который был орудием их победы, был и залогом
независимости их завоеваний. По-видимому, император не пытался возобновить
свои былые притязания на Иерусалимское королевство, но границы Киликии и
Сирии еще недавно находились в его власти и были вполне доступны для его
войск. Доблестная армия крестоносцев была разгромлена или же рассеяна,