Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

"государей". В самом центре европейской системы возникла небольшая
конфедерация свободных республик -- Швейцарская конфедерация, которая после
нескольких веков номинального вхождения в состав Священной Римской империи
стала в 1499 г. настоящей Республикой. Уже в начале XIII в. свободные
крестьяне трех долин вокруг Люцернского озера задумались над тем, не стоит
ли им избавиться от иноземных господ и строить далее свою жизнь по-своему.
Больше всего беспокоили их притязания знатной семьи Габсбургов. В 1248 г.
жители Швица сожгли замок Новый Габсбург, который был построен возле
Люцерна, чтобы держать их в страхе и покорности; руины этого замка и поныне
можно видеть там.
Семья Габсбургов относилась к числу тех, чьи владения и чей вес в
европейской политике становились все значительнее от поколения к поколению.
У них были земли и собственность по всей Германии, а в 1273 г., после того,
как оборвалась династия Гогенштауфенов, Рудольф Габсбургский был избран
императором Германии, и эта привилегия закрепилась за его семьей, став, по
сути, наследственной.
Тем не менее, жители кантонов Ури, Швиц и Унтервальден не желали, чтобы
ими правили какие-то Габсбурги. Они создали в 1291 г. "вечный союз" и смогли
выстоять в своей горной республике, сначала как свободные члены империи, а
затем как совершенно независимая конфедерация. Для того, чтобы рассказать
героическую легенду о Вильгельме Телле, у нас нет места, не сможем мы
проследить и то, как конфедерация постепенно выросла до своих настоящих
границ. Другие долины, жители которых говорили на французском, итальянском и
ретороманском языках, впоследствии присоединились к этому отважному союзу
маленьких республик. Швейцарский флаг с красным крестом стал с той поры
символом интернационального гуманизма среди потрясений военного времени.
Прекрасные цветущие города Швейцарии не раз давали приют вольнодумцам,
преследуемым тиранами всех мастей.

13а

Большинство выдающихся персонажей истории обязаны своему заметному
положению неким исключительным личным качествам, хорошим или плохим, чем и
выделяются из числа своих собратьев. Но в 1500 г. в бельгийском городе Генте
родился один человек, средних способностей и мизантропического темперамента,
сын душевнобольной матери, которую взяли в жены из государственных
соображений, и ему суждено было оказаться, пусть и не по своей вине, в
эпицентре долго зревшего общественного и политического взрыва в Европе.
Историк поневоле вынужден поставить его, незаслуженно, по стечению
обстоятельств, в один ряд с такими заметными личностями, как Александр
Македонский, Карл Великий и Фридрих II. Этим человеком был император Карл V.
Какое-то время о нем говорили, как о величайшем монархе Европы со времени
Карла Великого. И сам он, и его иллюзорное величие были плодами
государственного подхода к супружеству его деда, императора Максимилиана I
(1459--1519).
Некоторые семьи оружием, некоторые интригами прокладывали себе путь к
вершинам власти; Габсбурги делали это, заключая выгодные браки. Максимилиан
начал свой путь, обладая наследственными владениями Габсбургов -- Австрией,
Штирией, частью Эльзаса и другими областями. Женился он -- имя его
избранницы, пожалуй, можно опустить -- на Нидерландах и Бургундии. Большая
часть Бургундии ускользнула от него вместе со смертью его первой жены, но
Нидерланды все же остались за ним. Затем он безуспешно пытался жениться на
Британии. Вслед за своим отцом, Фридрихом III, он стал императором в 1493 г.
и женился на герцогстве Миланском. В конце концов, он женил своего сына на
слабоумной дочери Фердинанда и Изабеллы, тех самых испанских монархов,
покровителей Колумба, которые правили не только свежеиспеченным Испанским
королевством, Сардинией и королевством Обеих Сицилии, но и, в силу папского
дарения, всей Америкой западнее Бразилии. Вот так и вышло, что Карлу, его
внуку, досталась в наследство большая часть Американского континента и еще
от трети до половины того, что турки оставили от Европы. Отец Карла умер в
1506 г., и Максимилиан сделал все, чтобы императорский трон в свое время
перешел к его внуку.
Карл унаследовал Нидерланды в 1506 г.; он стал фактическим королем
испанских владений, поскольку его мать была невменяема, когда умер его дед
испанский король Фердинанд в 1516 г.; а после смерти его деда Максимилиана в
1519 г. он был избран императором в сравнительно юном возрасте -- без малого
двадцати лет.
Его соперником на выборах императора был Франциск I, молодой и
блистательный король Франции, который унаследовал французский трон в
двадцать один год, в 1515 г. Кандидатуру Франциска поддерживал Папа Лев X
(1513), который также заслуживает эпитета "блистательный". Сам этот век, как
видим, оказался веком блистательных монархов. Это был век Бабура в Индии
(1525-- 1530) и Сулеймана в Турции (1520). И Папа Лев, и Франциск опасались
сосредоточения такой огромной власти в руках одного человека, чем грозило
избрание Карла. Оставался еще один монарх, имевший вес в Европе, Генрих
VIII, который стал королем Англии в 1509 г. в возрасте восемнадцати лет. Он
также предлагал свою кандидатуру на императорство, и читатели-англичане
могут при желании пофантазировать, каковы были бы возможные последствия
такого избрания.
Этот королевский треугольник давал полный простор для дипломатии. Карл
по пути из Испании в Германию посетил Англию и заручился поддержкой Генриха
против Франциска, подкупив его министра, кардинала Уолси. Но Генрих не
скупился и на проявления дружбы с Франциском. Его посещение Франции (1520)
сопровождалось пиршествами, турнирами и прочими устаревшими проявлениями
рыцарской галантности. Рыцарство в XVI в. было лишь манерным притворством.
Императора Максимилиана I немецкие историки иногда называют "последним из
рыцарей".
Успешное избрание Карла, отметим это особо, было обеспечено
существенными денежными суммами, которые пришлось потратить на подкуп.
Среди тех, кто оказывал Карлу наибольшую поддержку и кредит, был
влиятельный немецкий торговый дом Фуггеров. Это обширное обращение денег и
кредитов, что мы называем финансами, которое исчезло из европейской
политической жизни с падением Римской империи, начинало вновь набирать силу.
Появление влиятельных финансистов, подобных семье Фуггеров, дома и дворцы
которых затмевали императорские, отмечает движение наверх тех сил, которые
стали складываться двумя-тремя столетиями ранее, во французском Кагоре, во
Флоренции и других итальянских городах. Деньги, долги и кредиторы,
общественные волнения и недовольство, вызванное долговым бременем, мы снова
видим в своей прежней роли на миниатюрной сцене этих "Очерков". Карл V был
императором не столько семьи Габсбургов, сколько семьи Фуггеров.
С самого начала правления Карла в Германии на него навалились все те
неразрешенные противоречия, которые одолевали западное христианство.
Открытое неприятие папизма, которое не прекращалось с дней Гуса и Уиклифа,
подхлестнула новая, небывалая в своем цинизме торговля индульгенциями,
затеянная ради сбора денег на завершение собора св. Петра в Риме. Один
немецкий монах по имени Мартин Лютер (1483--1546), возведен-
ный в сан священника, знаток Библии, посетил Рим по делам своего ордена
и был глубоко потрясен безбожным образом жизни и роскошью папства. Лютер
выступил против этой уловки папства -- индульгенций -- в Витгенберге (1517),
настаивая на открытом обсуждении и предложив к нему свои тезисы. Это дало
начало полемике, имевшей, как оказалось, далеко идущие последствия.
Поначалу Лютер излагал свои суждения на латыни, но затем перешел на
немецкий, и очень быстро его идеи вызвали брожение в умах. Когда Карл
вернулся из Испании в Германию, этот спор успел разгореться в полную силу.
Карл созвал рейхстаг в Вормсе на Рейне (1521). Лютеру также было ведено
явиться, где он должен был, по требованию Папы Льва X, отречься от своих
взглядов. Лютер прибыл и, совершенно в духе Гуса, отказался от отречения,
пока, заявил он, его не убедят в ошибке логическими аргументами или
авторитетом Писания. Но покровители Мартина Лютера среди немецких князей
были слишком сильны, чтобы его постигла участь Яна Гуса.
Ситуация, в которой оказался юный император, была не из легких. Есть
основания предполагать, что поначалу он был настроен поддержать Лютера в
противовес Папе. Лев X выступал против избрания Карла и был в дружественных
отношениях с его соперником Франциском I.
Но Карл V был плохим последователем Макиавелли, к тому же пребывание в
Испании отразилось на его серьезном восприятии католичества. Он принял
решение не в пользу Лютера. Но за реформатора вступились многие из немецких
князей, и в особенности курфюрст Саксонии Фридрих. Лютер укрылся в
безопасном месте, пользуясь покровительством курфюрста, оставив Карлу
решать, как заделать ту трещину, которая, как оказалось, разделила западное
христианство на два враждующие лагеря.
Одновременно и в связи с этими религиозными неурядицами по Германии
прокатилась волна крестьянских восстаний. Лютер был сильно напуган этой
вспышкой народного гнева. Он был потрясен крайностями слепого бунта, и с тех
пор Реформация, которую он утверждал своими тезисами, перестала быть
народной реформацией и стала Реформацией княжеской. Лютер, который когда-то
так мужественно отстаивал право на свободное суждение, утратил в него веру.
Тем временем Карлу становилось все очевиднее, что его обширной империи
угрожают и с запада, и с востока. На запад от него был его неугомонный
соперник Франциск I, на востоке -- турки: они напали на Венгрию, вступили в
союз с Франциском и теперь требовали, чтобы австрийские земли платили им
дань. В распоряжении Карла были испанские деньги и армия. Но крайне сложным
оказалось получить ощутимую денежную помощь из
Германии. Его дед реформировал немецкую пехоту по примеру швейцарцев,
во многом на манер, который изложил Макиавелли в своем трактате "О военном
искусстве". Но этим войскам надо было платить, и траты императора
покрывались необеспеченными займами, которые, в конечном итоге, привели его
кредиторов Фуггеров к банкротству.
В целом борьба Карла, поддержанного Генрихом VIII, с Франциском I и
турками была успешной. Большинство сражений происходило главным образом в
Северной Италии. Командование и с той и с другой стороны было бестолковым и
неповоротливым, приказ наступать или отступать отдавался, как правило, в
зависимости от прибытия подкреплений. Немецкая армия вторглась во Францию,
безуспешно осаждала Марсель, отступила в Италию, потеряла Милан и, наконец,
сама оказалась осажденной в Павии. Франциск I долго осаждал Павию, не смог
ее взять, был захвачен врасплох свежими немецкими войсками, был разгромлен,
ранен и взят в плен. Он писал своей королеве, что "все потеряно, кроме
чести", заключил унизительный мир и нарушил его, как только его
освободили,-- так что и честь удалось сберечь ненадолго.
Генрих VIII и Папа Климент VII, в полном соответствии с законами
макиавеллиевской стратегии, перешли на сторону Франции, чтобы помешать
чрезмерному усилению Карла. Немецкие части в Милане под предводительством
коннетабля Бурбона, давно не получавшие жалования, скорее повели своего
командира, чем последовали за ним, в поход на Рим. После штурма Рим оказался
в полной власти у рейтаров. Папа укрылся в крепости Сан-Анджело, пока немцы
мародерствовали и издевались над римлянами. Наконец, Папе удалось откупиться
от немцев, выплатив им четыреста тысяч дукатов. Десятилетие такой
бессмысленной и бесцельной войны истощило всю Европу, хотя Милан все-таки
остался у императора. В 1530 г. Папа короновал его в Болонье -- Карл был
последним германским императором, принявшим корону из рук Папы. Можно
представить себе, какой торжественный вид напустил на себя молодой
император, впрочем, как того и требовала, пусть и сомнительная, но почетная
церемония.
Тем временем турки расправлялись с Венгрией. Они нанесли поражение и
убили венгерского короля в 1526 г., взяли Буду и Пешт, а в 1529 г., как мы
уже говорили, Сулейман Великолепный едва не захватил Вену. Императора не на
шутку встревожило продвижение турок, и он прилагал все силы, чтобы отогнать
их как можно дальше от своих границ. Сложнее всего оказалось заставить
немецких князей объединиться -- даже пред лицом такого могущественного
противника, подступившего к самым границам империи.
С Франциском также никак не удавалось договориться. Началась новая
война с французами, но в 1538 г. Карлу все же удалось
сделать своего соперника более дружелюбным, пройдя огнем и мечом юг
Франции. Франциск и Карл договорились о союзе против турок, но немецкие
князья-протестанты, которые решительно были настроены порвать с Римом,
образовали Шмалькальденский союз (от названия городка Шмалькальден в
Гессене, где была составлена конституция союза). И вместо того, чтобы встать
во главе величественного похода христиан и отвоевать Венгрию для Европы,
Карлу пришлось заниматься давно зревшей междоусобицей в Германии. Сам он
увидел только начало этой войны. Эта борьба за первенство среди тех, кто
правил Германией, кровопролитная и противоречащая здравому смыслу, то
вспыхивала с разрушительной силой, то снова опускалась до уровня интриг и
дипломатии. Словно клубок змей, политики -- ученики Макиавелли, никак не
могли остановиться, и эта схватка продолжалась до XIX столетия, неся смерть
и запустение Центральной Европе.
Императору так и не удалось понять, какие действительные силы играли
роль приводных пружин в этом столкновении интересов. Он был, для его времени
и положения, на редкость набожным человеком и принимал религиозную вражду,
которая вот-вот должна была расколоть Европу на множество враждующих
государств, как подлинно теологические расхождения во взглядах. Он созывал
конгрессы и советы, тщетно пытаясь добиться примирения. Изучая историю
Германии, неизбежно приходится вникать в детали Нюрнбергского религиозного
мира, постановлений Рати-сбонского рейхстага, Аусбургского исповедания и т,
д.
На самом деле едва ли кто-нибудь среди европейских правителей вел свою
политику честно. Религиозный конфликт, ширившийся в Европе, стремление
простых людей к правде и социальной справедливости, знание, набиравшее в то
время силы,-- все это были ненужные помехи в представлении царственных
дипломатов. Генрих VIII начинал свою карьеру с книги, написанной против
ересей, и получил от Папы в награду титул "охранитель веры". Стремясь
развестись со своей первой бездетной женой ради юной леди Анны Болейн, желая
также выступить против императора заодно с Франциском I и присвоить немалые
богатства церкви в Англии, он в 1530 г. примкнул к королям-протестантам.
Швеция, Дания и Норвегия к тому времени уже перешли на сторону протестантов.
Религиозная война в Германии началась в 1546 г., через несколько
месяцев после смерти Мартина Лютера. Нет необходимости подробно излагать
детали этой кампании. Протестанты были наголову разбиты у Лохау. В
результате шага, который иначе как вероломством не назовешь, удалось
захватить и заточить в тюрьму Фридриха Гессенского, главного из оставшихся
противников императора. От турок удалось откупиться, пообещав ежегодно
платить дань. В 1547 г., к великому облегчению императора, умер Фран-
диск I. Тем самым Карл получил своего рода передышку и сделал последнее
усилие установить мир там, где мира уже не было.
В 1552 г. вся Германия снова было охвачена войной, и только поспешное
бегство из Инсбрука спасло Карла от пленения. С договором в Пассау наступило
еще одно непрочное перемирие. Карлу больше невмоготу было нести величие и
заботы империи. Он никогда не отличался особенно крепким здоровьем, от
природы был малоактивен и вдобавок сильно страдал от подагры. Карл V принял
решение отречься. Он передал все суверенные права на Германию своему брату
Фердинанду, а Испанию и Нидерланды отписал сыну Филиппу. Затем, с видом
непонятого и отвергнутого благородства, он удалился в монастырь св. Юста,
стоявший между холмов, покрытых каштановыми и дубовыми лесами, к северу от
долины Тахо в Испании. Там он и умер в 1558 г.
Много было написано прочувствованных слов об этом уходе от мира, о
самоотречении величественного, утомленного мирской суетой Титана, искавшего
в аскетическом уединении мира с Богом. Но его отречение не было ни
уединенным, ни аскетическим. При нем оставалось почти сто пятьдесят человек
прислуги -- оставив заботы двора, он сохранил на новом месте все удобства
дворцовой жизни; а Филипп II был послушным сыном, для которого совет отца
был равен приказу.
Что же касается аскетизма, то выслушаем свидетельство Прескотта*:
"В почти ежедневной переписке, которая шла между секретарями Карла и
министром в Вальядолиде, едва ли найдется письмо, в котором так или иначе не
говорилось бы о меню императора или его болезни. Одна из этих тем следовала
естественным порядком за другой, словно бы комментарий к ней. Едва ли
где-нибудь еще подобные темы составляли основное содержание государственной
корреспонденции. Должно быть, министру непросто было сохранять серьезный
вид, по долгу службы прочитывая эти послания, в которых политика и
гастрономия смешались столь странным образом. В обязанности курьера,
курсировавшего между Вальядолидом в Лиссабоном, входило делать крюк, чтобы
заехать в монастырь св. Юста и доставить провизию к императорскому столу. По
четвергам он должен был доставлять рыбу для пятничного поста. Форель,
которую ловили в этих местах, Карл считал мелковатой, так что следовало
присылать из Вальядолида другую, покрупнее. Он вообще был большим любителем
всякой рыбы, как и всего прочего, что по своей природе и повадкам походило
на рыбу. Угри, лягушки, устрицы занимали важное место в королевском меню. Он
отдавал должное и сельди, а особенно анчоусам, и не раз жаловался, что
следовало прихватить с собой больший запас из Нидерландов. К паштету из
угрей он был особенно неравнодушен..."**
Прескотт У. (1796--1859) -- американский историк, родоначальник
исторической науки в США.
Прескотт У. Приложение к "Истории Карла V" Робертсона,.
В 1554 г. Карл получил буллу от Папы Юлия III, даровавшего ему
освобождение от поста -- позволялось не соблюдать пост даже в утро перед
причастием.
"Карлу было небезразлично, в каком виде он будет появляться в монастыре
св. Юста: видно из того, что в его гардеробе было не менее семнадцати
бархатных и шелковых мантий, подбитых горностаевым мехом, гагачьим пухом или
мягкой шерстью горного козла. Что же касается мебели и отделки его покоев,
то не стоит полагаться на безосновательные слухи, ходившие о строгости его
жизни. Для этого достаточно бегло взглянуть на опись его имущества,
составленную вскоре после смерти их хозяина. Здесь мы находим и ковры из
Турции и Алькараса, балдахины из бархата и других тканей, драпировки из
тонкой черной ткани, которые Карл после смерти матери всегда подбирал для
своей спальни. Прочим апартаментам достались не менее двадцати пяти
гобеленов фламандской работы, богато вышитых изображениями зверей и
пейзажей...
Среди предметов утвари мы видим различные блюда и тарелки, одни -- из
чистого золота, другие отличаются особо тонкой работой. В этот век работа по
драгоценным металлам достигла небывалого совершенства, и можно не
сомневаться, что некоторые из самых замечательных образцов оказались в
собственности императора. Вес посуды из драгоценных металлов в целом был
определен в двенадцать или тринадцать тысяч унций*..."**
Карл так и не привык к чтению, но любил, чтобы ему, на манер Карла
Великого, читали за обедом, сопровождая чтение, как выразился один из
чтецов, "приятными и возвышенными замечаниями". Он проводил время,
развлекаясь с механическими игрушками, слушая музыку или церковные
проповеди, разбирая государственные дела, которые по-прежнему стекались к
нему. Смерть императрицы, с которой он был неразлучен, еще более усилила его
религиозность, которая приобрела педантичную и даже изуверскую форму; каждую
пятницу вместе с прочими монахами он предавался самобичеванию с таким
рвением, что кровь выступала из ран.
Это новое увлечение дало выход его склонности к религиозному фанатизму,
которую прежде Карл сдерживал из соображений политики. Появление
протестантского учения буквально у него под боком в Вальядолиде довело его
до бешенства. "Передайте от меня великому инквизитору и его совету, что
должно незамедлительно пресечь зло в корне, прежде чем оно успеет
распространиться..."
Он задавался вопросом, не лучше ли будет упразднить для такого
злодеяния, как ересь, обычную процедуру правосудия и позабыть о милосердии,
"чтобы преступник, получив прощение, тем самым не получил бы возможности
вновь взяться за свое". Он советовал поступать так, как было заведено им
самим в Ни-
Т. е. более 350 кг.
* Прескотт У. Приложение к "Истории Карла V Робертсона.
дерландах, "где тех, кто упорствует в своих заблуждениях, сжигали
заживо, а раскаявшихся обезглавливали".
Почти символичным для места и роли Карла в истории было его увлечение
похоронами, словно ему не давала покоя потребность собственноручно написать
"конец" чему-то, что отжило свой век. Он посещал все похороны, которые
устраивались в монастыре, заказывал службы при отсутствии умершего, ежегодно
поминал свою жену в годовщину ее смерти, наконец, побывал и на собственных
похоронах.
"Часовня была задрапирована черным, и сотни зажженных восковых свечей
не могли разогнать мрак. Одетые в черное монахи, домашние императора в
черных траурных одеяниях обступили огромный катафалк, также затянутый
черным, который установили посередине часовни. Началось отпевание, а затем
стали читать молитвы, с которыми тело покойного предают земле. Среди
скорбных стенаний монахов возносились молитвы об отошедшей душе, чтобы она
была принята в обители благословенных. Собравшиеся на службу то и дело
роняли слезу, лишь представив себе картину смерти их хозяина,-- а может
быть, их тронуло проявление слабости, и в самом деле достойное сожаления.
Карл, закутавшись в темную накидку, держа в руках зажженную свечу, смешался
со своими домашними -- зритель на собственных похоронах. Печальная церемония
завершилась тем, что он вложил свечу в руку священника, в знак того, что
предает свою душу в руки Всевышнего".
По другим рассказам, Карл, одетый в саван, лежал в гробу, оставаясь
там, пока последний из приглашенных не покинул часовню.
Два месяца спустя после этого маскарада он умер. С ним умерло и величие
Священной Римской империи. Ей удалось дотянуть до дней Наполеона, но это
была уже мертвая империя. И до сих пор ее традиции, так и оставшись без
погребения, продолжают отравлять нашу политическую атмосферу.

136

Фердинанду, брату Карла V, пришлось продолжить неудачный поиск
единства. Новый император встретился с немецкими князьями в Аусбурге в 1555
г., и они еще раз попытались установить религиозный мир. Лучше всего эти
попытки найти приемлемое решение и слепоту князей и государственных деятелей
по отношению к глубоким и масштабным процессам их эпохи характеризует та
формула, которую получило их соглашение. Признание религиозной свободы
следовало применять не к индивидуальным гражданам, а к государствам: cujus
regio ejus religio -- чья страна, того и вера: вероисповедание подданного
определяется тем, кто правит его страной.

13в

Мы уделили такое внимание в нашем "Очерке" сочинениям Макиавелли и
личности Карла V по той причине, что они помогут нам пролить свет на
противоречия последующего периода истории. В настоящей главе мы говорили о
значительном расширении человеческих горизонтов и о расширении и
распространении знания. Мы видели, как пробуждалось сознание простого
человека, как первые очертания нового и более справедливого социального
порядка начали распространяться во всех областях жизни Западной цивилизации.
Но этот процесс освобождения разума и просвещения не затронул королевские
дворы и политическую жизнь мира. Все, о чем идет речь у Макиавелли, вполне
мог написать и кто-либо из умудренных опытом секретарей при дворе Хосрова I
или Ши Хуан-ди -- или даже при Саргоне I или фараоне Пепи. В то время как во
всех остальных аспектах мир двигался вперед, в политических представлениях,
в представлениях об отношениях государства с государством и самодержца с
гражданами он оставался на месте. Скорее, даже отступал.
Великую идею о Католической церкви как о всемирном граде Божьем
разрушила в представлениях людей сама же церковь; и мечта о мировом
империализме, которая, в лице Карла V, бродила по всей Европе, в итоге
оказалась на свалке. Казалось, что в политике мир отступил к единоличной
монархии ассирийского или македонского образца.
И дело не в том, что вновь пробужденные интеллектуальные усилия
западноевропейцев были слишком поглощены религиозными переменами, научными
исследованиями, открытием неисследованных земель и развитием торговли, так