Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

оказалась отброшенной назад, были временем сравнительного прогресса
Центральной Азии к востоку от Китая.
Из-за благоприятных климатических изменений азиатская цивилизация в то
время переживала период развития и утонченности. В Берлине можно видеть
коллекцию фресок из Туркестана того периода, на которых изображены костюмы и
утварь, предвосхищающие самым удивительным образом одежду и утварь Франции и
Германии XIII в. (то есть шести столетий спустя). Также на этих картинах
можно увидеть знакомые фигурку и символы королей, королев и валетов из
карточной колоды. Культурная жизнь этого региона в VI--VII вв. сравнима с
расцве-
том европейского средневековья. На сценах, представленных на этих
картинах, светловолосые и темноволосые люди соседствуют с множеством
рыжеволосых, что говорит о межрасовом смешении.
Западная миграция к северу от Каспия гуннских народов, которых теперь
называли татарами и тюрками, все еще продолжалась в VI в., но теперь ее
следует воспринимать скорее как отток избыточного населения, чем переселение
целых народов. Мир от Дуная до китайских границ был по-прежнему
преимущественно кочевым, и города, большие и малые, вырастали лишь на
основных торговых путях.
Мы уже упоминали о том, как юэчжи переселились в Индию, подобно
индоскифам (индопарфянам) во II столетии. Остатки этих юэчжей кочевали в
Центральной Азии, становясь все более многочисленными в степях Туркестана.
Теперь их знали как эфталитов, или белых гуннов. После того как они три века
оставались постоянной угрозой для персов, эфталиты начади вторгаться в Индию
по следам своих сородичей -- примерно в 470 г., менее чем через четверть
столетия после смерти Аттилы. Они не мигрировали в Индию, а лишь совершали
периодические набеги, оставляя после себя разграбленные города и села, и
возвращались с добычей в свою степную родину. Так и гунны, обосновавшись на
просторной Дунайской равнине, опустошали оттуда Европу.
На Индию этих семи столетий, которые мы сейчас рассматриваем, огромное
влияние оказали вторжения юэчжей и индо-скифов, которые, как мы уже
говорили, стерли последние следы греческого правления, а также эфталитов. До
индоскифов еще одна волна снявшихся со своих мест кочевников, саков,
нахлынула на Индию. Таким образом, Индия пережила три волны варварских
вторжений: в I в. до н. э., в начале II в. н. э. и около 470 г. Но только
второе из этих вторжений представляло собой постоянное завоевание и
заселение захваченных земель. Индоскифы осели возле северо-западной границы
и дали начало Кушанской династии, которая правила большей частью Северной
Индии, вплоть до Бенареса на востоке.
Наиболее заметным среди кушанских монархов был Каниш-ка (датировка
неизвестна, вероятно, начало II в.), который присоединил к Северной Индии
Кашгар, Яркенд и Хотан. Как и Ашока, Канишка был ревностным буддистом и
одним из величайших покровителей буддизма. Канишка способствовал
распространению буддизма, и Кушанская империя на севере Индии, должно быть,
привела Индию к более тесным и частым контактам с Китаем и Тибетом.
О последующих дроблениях и слияниях государств в Индии сложно
рассказать в нескольких словах. Временами Индия похо-
дила на лоскутное одеяло, распадаясь на множество мелких владений. А
иногда империи, подобные империи Гуптов, распространялись на значительные
территории. Империя Гуптов достигла расцвета в IV--VI вв., под ее
покровительством возник современный индуизм. Этот период отмечен также
значительной литературной активностью. Но все это мало сказывалось на
повседневной жизни индийских народов. Брахманизм уживался с буддизмом, две
религии процветали бок о бок. Основная масса населения жила тогда во многом,
как и сейчас: одевались, возделывали землю и строили дома почти так же, как
и в наши дни.
Вторжение эфталитов запомнилось не столько своими долговременными
последствиями, сколько жестокостями, которые они совершали. Эти эфталиты
очень напоминали гуннов Аттилы в своем варварстве. Они просто разоряли и
грабили и не создали ничего, подобного Кушанской монархии. Их вожди после
набегов возвращались на свои стойбища в Западном Туркестане. Михиракулу, их
наиболее заметного предводителя, даже называли Аттилой Индии. Одно из его
любимых развлечений, как говорит предание, было не из дешевых -- он
приказывал сбрасывать с кручи слонов, чтобы наблюдать затем за их мучениями.
Эти зверства довели его данников -- индийских князей до восстания, и
Михиракула был изгнан из Индии (528).
Но конец набегам эфталитов в Индию положили не индийцы, а тюрки,
которых поддержали персы. Они разорили главное становище эфталитов на реке
Оке (Амударья) в 565 г., и после этого разгрома эфталиты полностью и очень
быстро растворились в окружающем населении, как и европейские гунны после
смерти Аттилы столетием раньше. Кочевники без своих пастбищ должны
рассеяться, иначе и быть не может.
Мы не сможем проследить здесь, как выглядело развитие индийского
искусства от дней Александра до пришествия ислама. Эллинистическое влияние
на индийскую скульптуру и архитектуру было значительным, мастера, и в
особенности художники, постоянно перемещались между Персией, Центральной
Азией и Индией. Буддийскому искусству присущи заметные эллинистические
черты, и когда во II и последующих столетиях нашей эры буддизм, как мы уже
говорили, распространялся в Китае, изящество и неповторимые особенности
греческой скульптуры сказались и на китайских изображениях Будды, и на
китайском религиозном искусстве в целом. Но индийский климат оказался
прямо-таки губительным для произведений искусства, оказавшихся в забвении,--
династии, теперь почти совершенно забытые, жили прекрасной и утонченной
жизнью, но мало что дошло до нас от всей их красоты.
Один из совершенно завораживающих памятников того времени, который
дошел до нас,-- пещерная живопись Аджанты недалеко от Хайдарабада. Со II по
VII вв. н. э. там находился буддийский монастырь, с величественными залами и
галереями, вырубленными прямо в скалах. За этот период, главным образом
в V и VI вв., эти пещеры были украшены фресками, созданными на
пожертвования монархов и состоятельных людей несколькими умелыми
художниками.
Сегодня мы с изумлением взираем на эти свидетельства, настолько
красноречиво они передают пышную, блистательную и чувственную жизнь при
дворе, которая в противном случае совершенно бы стерлась из памяти людей. О
том, что именно изображено на многих из них, в наши дни нет однозначного
мнения. На одних представлены сцены из жизни Будды и преданий, связанных с
ним. Другие, похоже, посвящены богу Индре, а на некоторых просто показана
повседневная жизнь при дворе индийских правителей. Одна сцена, как считают,
изображает прием послов от Хосрова II. Эти пещеры посетил во времена
Мухаммеда Сюань-Цзан, китайский путешественник, о котором мы подробнее
поговорим чуть позже.
Эти семь столетий, которые увидели начало и конец императоров в Риме и
полный распад и перестройку общественной, экономической, политической и
религиозной жизни Западной Европы, были также свидетелями глубоких перемен в
китайском мире. Слишком часто китайские, японские и европейские историки
высказывают предположение, что династия Хань, с которой начинается этот
период в истории Китая, и династия Тан, которая его завершает, были
образованиями одного типа, контролировавшими одну и ту же империю, и что
четыре столетия между концом династии Хань (220) и началом периода Тан (618)
были столетиями скорее волнений и беспорядка, чем существенных перемен.
Введенные в заблуждение тем фактом, что в конце, как и в начале этих четырех
столетий, Китай занимал примерно то же самое положение в Азии и был все тем
же узнаваемым Китаем, с единой культурой, письменностью, общественными
представлениями, ученые упускают существенные разрывы и реконструкции,
которые произошли в этот период и которые являют собой параллели с
европейским опытом в истории Китая.
Действительно общественное крушение в Китае никогда не было настолько
полным, как в европейском мире. На протяжении всего этого периода
сохранялись значительные области, в которых продолжалось развитие и
совершенствование общественных отношений. Не было столь полного упадка в
художественной и литературной продукции, что мы отмечаем на Западе, не было
и настолько глубокого отказа от поиска красоты и удовольствия. В мире
появился чай, который начал распространяться из Китая. Некоторые китайские
поэты в изящном стиле воспевали свои ощущения от первой чашки чая, второй и
так далее. Китай продолжал
создавать прекрасные картины и много веков спустя после падения Хань.
Во II--IV вв. были нарисованы одни из самых замечательных пейзажей, которые
когда-либо изображала рука мастера. Продолжалось обширное производство
прекрасных ваз и резных изделий. Строились и отделывались прекрасные дома.
Примерно в одно время с появлением чая началось печатание текстов с помощью
деревянных досок, а в VII в. наступило заметное оживление поэзии.
Существенные различия между великими империями Запада и Востока
благоприятно отразились на стабильности последних. В Китае не было общей
монетной системы. Денежная и кредитная система западного типа, эффективная и
уязвимая одновременно, не напрягала его экономическую жизнь. И дело не в
том, что Китай не был знаком с идеей денег. Для мелких сделок различные
провинции использовали "наличность" из цинка и бронзы, своеобразные
китайские монеты с отверстием посередине, но для крупных операций
использовали только проштампованные слитки серебра. Эта великая империя
продолжала вести большинство своих дел на основе натурального обмена,
подобно тому, как это было в Вавилоне во времена арамейских торговцев. И так
продолжалось до начала XII столетия.
Мы видели, как в Римской республике экономический и общественный
порядок был разрушен слишком большой текучестью собственности, к которой
привели деньги. Деньги стали абстрактной величиной и потеряли связь с
подлинными ценностями, которые они должны были символизировать. Люди и
общины непостижимым образом увязли в долгах, а во главе общественной системы
стал класс богачей-кредиторов, которые не управляли и не распоряжались
каким-либо вещественным богатством, но обладали властью привлекать и
накапливать деньги.
Никакого подобного развития "финансов" не произошло в Китае. Богатство
в Китае оставалось подлинным и ощутимым. Поэтому Китай не нуждался ни в
аналоге Лициниевых законов, ни в Тиберии Гракхе. Представление о
собственности в Китае не выходило за рамки того, что можно было пощупать. Не
было ни рабского труда, ни массового использования труда пленников на особо
тяжелых физических работах. Были девушки, которые выполняли домашнюю работы,
и женщины, которых продавали и покупали, но это едва выходило за рамки
обычного подчиненного положения женщин в условиях домостроя.
Тот, кто занимал и обрабатывал земельный участок, в большинстве случаев
был и его владельцем, платившим только земельный налог. Среди
землевладельцев выделялись крупные и мелкие, но не было огромных поместий и
соответственно влиятельного класса помещиков. Безземельные люди превращались
в поденщиков, и свою плату они получали почти исключительно натурой, как и в
Древнем Вавилоне.
Все это способствовало стабильности, а географическое положение Китая
-- единству. Тем не менее могущественная династия Хань постепенно клонилась
к упадку, вероятно, ослабленная роскошью, и когда в конце II столетия
мировая эпидемия чумы ударила по системе -- той же чумы, что увенчала
столетие беспорядков в Римской империи,-- эта династия пала, как истлевшее
дерево под ураганным ветром. И снова мы встречаем тенденцию распадаться
после потрясений на несколько враждующих государств и те же варварские
вторжения -- на Востоке, как и на Западе.
Г-н Фу* приписывает значительную роль в этом политическом бессилии
Китая своего рода китайскому эпикурейству, восходящему, как он считает, к
скептическому индивидуализму Лао-цзы. Эта фаза разделения известна в
истории, как "Период Троецарствия". IV в. стал свидетелем династии
более-менее цивилизованных гуннов, подчинивших себе провинцию Шэньси. Это
гуннское царство включало в себя не только север Китая, но и значительные
области Сибири. Их династия впитала китайскую цивилизацию, и благодаря ее
влиянию китайская торговля и китайское знание достигли почти полярного
круга. Г-н Фу сравнивает эту сибирскую монархию с империей Карла Великого в
Европе, о которой у нас пойдет речь впоследствии. Это были "китаизированные"
варвары,-- так и Карл Великий был варваром, испытавшим влияние романизации.
Из сплава этих сибирских и коренных северокитайских элементов возникла
династия Суй, которая покорила себе и юг Китая. Династия Суй отмечает начало
возрождения Китая. Наступил также период значительной литературной
активности. Увеличилось количество томов в императорской библиотеке до 54
тысяч, как нам говорят. Начало VII в. увидело начало великой династии Тан,
которая просуществовала три столетия.
Возрождение Китая, которое началось с Суй и достигло расцвета в эпоху
Тан, было на деле, как утверждает г-н Фу, новым рождением. "Его дух,-- пишет
он,-- был совершенно новым. Он отмечает цивилизацию Тан совершенно новыми
отличительными чертами. Четыре основных фактора соединились и сплавились в
ней воедино: а) китайская либеральная культура; б) китайская классика; в)
индийский буддизм; г) северная воинственность.
"Родился новый Китай. Провинциальная система, центральное
администрирование и военная организация Тан были совершенно иными, чем у ее
предшественников. Искусства испытали оживляющее индийское и
центрально-азиатское влияния. Литература была чем-то совершенно новым, а не
простым продолжением старой. Религиозные и философские
* Янь Фу (1853--1921) -- китайский ученый, поэт и общественный деятель.
школы буддизма таюке отличались самобытными чертами. Это был период
существенных перемен".
"Интересно сравнить это становление нового Китая с последними днями
Римской империи. Так же, как римский мир был разделен на восточные и
западные половины, так и китайский мир был поделен на южную и северную. И
Рим, и Китай одинаково пережили варварские вторжения. Они породили
государства примерно одного типа. Империю Карла Великого можно сопоставить с
Сибирской династией (поздняя Вэй); временное возвращение Западной империи
Юстинианом можно сравнить с завоеванием севера Ли Юанем. Династии
византийских императоров схожи с южнокитайскими. Но с этой точки два мира
начинают расходиться. Китай восстановил свое единство. Европе еще предстоит
это сделать".
Владения императора Тайцзуна (627), второго танского правителя,
протянулись на юг до Вьетнама и на запад до Каспийского моря. В этом
направлении его южные границы подходили к персидским. Северная граница
пролегала от киргизской степи вдоль Алтая к северу от пустыни Гоби. Корея
была завоевана и превращена в данника его сыном. Династия Тан цивилизовала
на китайский манер и включила в состав китайской нации все проживавшие на
юге народы, и как китайцы севера называют себя "людьми Хань", так китайцы
юга называют себя "людьми Тан". Были составлены новые уложения законов,
реформирована образовательная система, издано полное и точное собрание всех
классических китайских произведений.
Ко двору Тайцзуна прибыло посольство из Византии; и, что еще более
значимо, из Персии прибыла группа миссионеров-несториан (635). Этих
последних Тайизун принял с великими почестями. Он выслушал, как они изложили
основные положения своей веры, и приказал перевести христианские писания на
китайский, чтобы он мог познакомиться с ними более детально.
В 638 г. он объявил, что нашел новую религию вполне удовлетворительной
и что ее можно проповедовать в пределах его империи. Он также позволил
построить церковь и заложить монастырь. В Сиане в наши дни существует
каменная стела (памятник китайского несторианства), датируемая примерно 781
г., на которой вырезано по-китайски описание всех этих события.
Еще более примечательное посольство прибыло ко двору Тайцзуна в 628г.,
на семь лет раньше, чем несториане. Оно состояло частично из арабов, которые
прибыли по морю в Кантон на торговом корабле из Янбу, порта в Аравии
недалеко от Медины (корабли уже активно использовались в восточной и
западной торговле того времени). Этих арабов направил все тот же Мухаммед,
величавший себя "Пророком Бога", и послание, которое они доставили Тайцзуну,
было, вероятно, идентично тем, которые получили в том же году византийский
император Ираклий и Кавад в Ктесифоне.
Китайский правитель не проигнорировал это послание, как поступил
Ираклий, но и не стал оскорблять послов, подобно отцеубийце Каваду. Он
принял их хорошо, выказал глубокую заинтересованность их теологическими
воззрениями и даже помог им, как говорят, построить мечеть для арабских
торговцев в Кантоне -- мечеть, которая сохранилась до наших дней. Это одна
из старейших мечетей в мире.

8

Городская жизнь, культура и могущество Китая при ранних танских
правителях представляют собой такой яркий контраст с упадком, беспорядками и
развалом в Западном мире, что сразу же встает один из самых любопытных
вопросов в истории цивилизации. Почему Китай не сохранил это мировое
лидерство, которое он обрел благодаря своему быстрому возвращению к единству
и порядку? Почему он и по сей день не доминирует в мире культурно и
политически?
Какое-то время Китай, бесспорно, сохранял свое лидерство. Мы можем с
уверенностью сказать, что только через тысячу лет, в XVI и XVII вв., с
открытием Америки, распространением книгопечатания и образования на Западе и
с зарождением современного научного подхода западный мир снова начал
обгонять Китай. При правителях Тан, в его величайший период, и далее, при
утонченной, но несколько упадочной династии Сун (960--1279), в период
правления просвещенных Мин (1368--1644) Китай являл собой зрелище
процветания, счастья и творческой активности, значительно превосходя любое
современное государство. И раз он добился столь многого, почему он не достиг
еще больше? Перед китайскими кораблями были открыты просторы морей. В то
время уже существовала значительная заморская торговля. Так почему же не
китайцы открыли Америку или Австралию?
Существуют древние бушменские наскальные изображения, которые,
возможно, указывают на то, что отдельные китайские корабли достигали Южной
Африки в некое точно не установленное время. Говорят, что в Мексике также
прослеживаются следы побывавших там китайцев и что китайские наскальные
изображения есть в Новой Зеландии. Но если это и так, все эти случайные
открытия получили не большее продолжение, чем плавание вокруг Африки
карфагенян или первые посещения скандинавами Америки. Необходимо нечто
большее, чем индивидуальный гений и личная инициатива, чтобы сделать эти
открытия достоянием общества, чтобы они принесли плоды и воплотились в
установившееся и пригодное для употребления знание. Само общество должно
быть готово к этому.
В Китае, конечно же, как и в других частях света, не было недостатка в
личной наблюдательности и изобретательности. Ки-
тайцы знали о порохе в VI в., они использовали местное отопление на
газе и угле за столетия до того, как этому научились в Европе. Они
превосходно строили мосты, на высоте была их гидравлика, знание минералов,
которое демонстрируют их антикварные изделия, было очень велико. Почему же
они так и не смогли организовать систему совместного исследования и
фиксирования полученных в результате исследований знаний, которую дала миру
современная наука? И почему, несмотря на их прекрасную подготовку в хороших
манерах и самообладании, интеллектуальное образование так и не пошло в
широкие массы населения?
Интеллектуальная инициатива, свободное предпринимательство, склонность
к эксперименту, которые, как предполагается, характеризуют западное
сознание, совершенно очевидно проявляются в истории этого сознания только во
время особых периодов и при особых обстоятельствах. Во всем остальном
Западный мир демонстрирует тот же традиционализм и консерватизм, что и
Китай. С другой стороны, китайский ум, когда для этого есть стимулы,
проявляет себя столь же гибким и изобретательным, как и европейский, и даже
в большей степени, чем близкое ему японское сознание.
Возьмем для примера греков. Весь период их интеллектуального расцвета
попадает на период между VI столетием до н. э. и упадком александрийского
Мусея при поздних Птолемеях во II в. до н. э. Греки были и до, и после этого
времени, но история тысячи лет Византийской империи демонстрирует нам
греческий мир, по меньшей мере, в таком же интеллектуальном застое, что и
Китай. Мы уже обращали внимание на сравнительную бесплодность итальянского
ума на протяжении римского периода и его обильное плодоношение во времена
Возрождения учености. Англичане отличались непревзойденной ученостью в VI и
VII вв. н. э., но далее ничем не смогли отличиться вплоть до XV в. Снова же
арабская цивилизация, как мы впоследствии расскажем, словно звезда,
вспыхнула и светила на протяжении десяти -- пятнадцати поколений с момента
появления ислама, при этом не отличаясь ничем более-менее значимым ни до, ни
после этого.
Китай же демонстрировал стабильную, пусть и разрозненную
изобретательность; и прогресс китайского искусства свидетельствует о
постоянных новых течениях и мощных инновациях. Мы слишком преувеличиваем
благоговение китайцев перед их отцами -- отцеубийство было гораздо более
распространенным преступлением среди китайских императоров, чем даже среди
правителей Персии. Более того, Китай знал несколько либеральных движений и
восстаний против "путей древности".
В дни Тан, Сун и Мин Китай, должно быть, не знал недостатка в
обеспеченных людях, представлявших примерно тот же класс, что и молодежь,
которая наполняла Академию в Афинах, или деятели Возрождения в Италии. И все
же Китай в эти благоприятные периоды не сумел создать сколько-нибудь
значительных систем из зафиксированных и проанализированных фактов.
Если мы отбрасываем всякое представление о том, что существуют глубокие
расовые различия между Китаем и Западом, которые делают китайца по природе
консервативным, а европейца -- прогрессивным, мы вынуждены будем искать
истинную причину этой разницы в другом направлении. Многие склонны находить
эту причину, которая, несмотря на все ее первоначальные преимущества, так
тормозила Китай на протяжении последних четырех или пяти столетий, в
скованности китайского ума образным мышлением и неповторимой китайской
письменностью, настолько усложненной и запутанной, что умственная энергия
этой страны уходит значительным образом на то, чтобы овладеть ею. Эта точка
зрения заслуживает более внимательного рассмотрения.
Мы уже рассказывали об отличительных особенностях китайского письма и
китайского языка. Японская письменность произошла от китайской, но состоит
из системы знаков, отличающихся более быстрым написанием. Значительная часть
этих знаков -- идеограммы, взятые из китайского и применяемые таким же
образом, как и китайские идеограммы, но с прибавлением ряда знаков,
обозначающих слоги. Существует также японская слоговая азбука на манер
шумерской слоговой азбуки, которую мы уже описывали в одной из ранних глав.
Японское письмо остается довольно неуклюжей системой, такой же неуклюжей,
как и клинопись, хотя и не настолько, как китайское. В Японии даже было
движение за то, чтобы перенять западный алфавит. Корея уже давно сделала шаг
вперед и создала подлинный алфавит на основе все тех же китайских
иероглифов.
Все остальные значительные системы письма, которыми сейчас пользуются в
мире, основаны на средиземноморских алфавитах, учить их и пользоваться ими
несравненно легче, чем китайским. Это означает, что в то время, как другие
народы учат сравнительно простой и доступный метод излагать свои мысли на
языке, который им знаком, китайцу приходится овладевать огромным множеством
сложных слов-знаков и слов-групп. Он должен не просто выучить знаки, но
также принятое группирование этих знаков для выражения различных значений.
Китаец должен познакомиться для этого с определенным числом показательных
классических произведений. Как следствие в Китае хоть и можно найти огромное
количество людей, которым знакомо значение наиболее часто встречающихся
иероглифов, далеко не все обладают достаточно обширными знаниями, чтобы
понять значение газетной статьи, и еще меньше тех, кому доступны
стилистические тонкости и редкие оттенки значений. В меньшей степени это
справедливо в отношении Японии.
Нет сомнения, что читатели-европейцы, особенно таких богатых лексически
языков, как английский или русский, во многом также отличаются тем,