Страница:
— Торбранд сын Тородда, конунг Фьялленланда и мой родич, а также мой отец Хравн сын Халльварда передают тебе пожелания здоровья, достатка и благополучия! — приветствовал он Бьяртмара конунга. — Торбранд конунг и мой отец рассудили, что твоя дочь йомфру Ингирид уже достаточно взрослая и больше не нуждается в заботах воспитателя.
Сама Ингирид с обычной своей самоуверенностью оглядывалась, обшаривала настырным взглядом все, что ей попадалось: от резных столбов у почетных сидений до лиц своих ближайших родичей, которых до сих пор почти не знала. На отца она лишь бросила короткий взгляд и сразу отвернулась: Бьяртмар конунг был не из тех людей, которыми хочется любоваться. Его вид мог бы разочаровать незнакомую дочь, но он ведь был конунгом, и Эрнольв знал, что ради ожидаемых почестей Ингирид смирится и с худшим. А в гриднице, увешанной ткаными коврами и дорогим оружием, заполненной нарядными гостями, было на что посмотреть и помимо хозяина. Ни следа смущения или робости не было на свеженьком личике Ингирид, и она была откровенно довольна, что столько глаз приковано к ней: такой юной, длинноногой, нарядной.
— Вот уж это они рассудили неверно, хотя люди все на редкость умные! — захихикал Бьяртмар конунг, осматривая Ингирид с отстраненным любопытством, как будто и не подозревал, что это его собственное порождение. — Как раз теперь ей и нужен строгий присмотр!
— Ты мудр, Бьяртмар конунг! — Эрнольв поклонился со счастливым чувством избавления. — Но за девушкой, годящейся в жены, должен присматривать ее отец, не так ли?
— Пожалуй, да. — Бьяртмар задумчиво кивнул, потер тонкими пальцами вялый подбородок, покрытый седым пухом, потом опять оживился. — А ведь если бы ты не назвал себя, Эрнольв сын Хравна, я едва ли узнал бы тебя! Ты так переменился…
Бьяртмар с лукавым сочувствием повел рукой, точно не находил слов. Краем глаза он посматривал, насколько сильно его слова заденут гостя. Но Эрнольв уже привык к подобным намекам.
— Теперь ты понимаешь, конунг, как сильно мне хотелось вернуться домой! — заявила Ингирид. — Там в Аскрфьорде все такие!
Бьяртмар конунг захохотал, передергивая костлявыми плечами. Кое-кто вокруг него засмеялся тоже. Эрнольву бросились в глаза лица двух давних знакомых: Ульвхедина ярла и Ульврунн, старших детей Бьяртмара конунга. Лица эти выражали немного сочувствия ему и очень много беспокойства. «О светлая Фрейя! — легко читалось в глазах йомфру Ульврунн. — Неужели эта маленькая троллиха теперь поселится у нас?» И тогда Эрнольв сам им посочувствовал.
Дружина Бальдвига Окольничьего подъезжала к Островному проливу под вечер. Последняя часть пути пролегала по берегу моря, и часто глазам открывалось серо-голубоватое пространство владений великана Эгира. Дорога шла мимо вершин фьордов, вода то скрывалась за прибрежными горками, то снова показывалась, но море не давало забыть о себе ни на миг: до слуха долетал глуховатый далекий гул, ветер нес острый запах морской солоноватой свежести, особенно заметный для Вигмара, привыкшего жить в глубине полуострова и бывавшего у моря не чаще одного раза в год.
На берегах фьордов то и дело попадались земельные и промысловые знаки: высокие камни с выбитой руной Одаль — «наследство». Пониже нее виднелись несколько рун, обозначавших имя местного хёльда. Вигмар оглядывался вокруг, посвистывая от удивления.
— Никогда в жизни не видел столько «наследств»! — делился он с Атли (зятем Старкада) в ответ на вопросительный взгляд. — У вас что, нет ни одного свободного фьорда?
— Здесь, пожалуй, нет. Тут хорошая земля, богатые рыбой фьорды, и тюленей много. И к конунгу, опять же, близко, — рассудительно отвечал Атли.
Приглядевшись к квитту, он стал держаться поближе, решив, что два таких героя должны стать друзьями. Отчасти Атли завидовал Вигмару, убившему знатного человека, а не какого-то там хирдмана, отчасти гордился своей сильной родней: ему-то не пришлось после свершения подвига бежать, как зайцу, бросив дом и родичей.
— А это хорошо — близко к конунгу? — недоверчиво спросил Вигмар.
Он сильно сомневался, что близость к конунгам, хёвдингам и прочим знатным людям может принести хоть что-то хорошее. По крайней мере, его собственный опыт говорил об обратном.
— Как сказать. — Атли пожал плечами. — Приходится подати платить каждый год, зато больше никто не грабит.
Местность становилась все более оживленной: домики, усадьбы, клочки пашен, каменные изгороди пастбищ тянулись сплошной полосой, по сторонам дороги толпились дети и пастухи, разглядывая проезжающих. То и дело на берегу попадались сушилки для рыбы, сколоченные из потемневших жердей, и над каждой возвышался вырезанный на доске знак Одаль, похожий на неусыпно стерегущий лик.
Стали встречаться землянки, обитаемые во время тинга, и многие из них уже были покрыты. Вооруженные и нарядные мужчины расхаживали по берегу и вдоль дороги, криками приветствовали друг друга, разговаривали стоя, сидели у костров и на порогах землянок. Вигмару вспомнился квиттинский тинг Острого мыса, где он не раз бывал, еще пока сохранял хорошие отношения со Стролингами и Ингстейном хёвдингом. Скоро съедется и тинг Острого мыса. И он, Вигмар сын Хроара, скоро уже будет не… Его, так сказать, совсем не будет. Потому что человек вне закона — это не человек.
— Нам ехать подальше, наша землянка за усадьбой, — прервал его мысли Атли. — Возле самого Поля Тинга. Правда, скорее всего конунг нас всех пригласит к себе в дом. Тесновато, зато почетно!
— Я предпочел бы простор, — отозвался Вигмар. После жертвоприношения в Гранитном Круге ему не казалось большим счастьем опять оказаться в тесной толпе.
Почти все удобные для стоянки места на берегу были заняты кораблями. Из любопытства Вигмар скользил взглядом по высоким штевням, резным бортам, бочкам и мешкам, сложенным возле мачты. Кое-где возле товаров уже спорили продавцы и покупатели. Вигмару вспомнился «Олень» с его железом, так глупо и не вовремя потерянный. Если бы конунгу фьяллей не понадобился чужой корабль, то, возможно, ничего бы не было: ни раскапывания кургана, ни копья, ни стихов… Ничего. И не ехал бы он сейчас среди чужих людей на суд чужого конунга. А впрочем… Вигмар подумал и решительно затряс головой. Его любовь к Рагне-Гейде все равно была бы, потому что она началась гораздо раньше, и началась бы при любых условиях, лишь бы были они двое: он и она. И все равно он оказался бы оторван от нее безнадежным раздором, и ехал бы сейчас среди чужих людей по чужой земле, сберегая в глубине души надежду когда-нибудь вернуться…
Усадьба Островной Пролив даже стойкого Вигмара поразила шумом и многолюдством. Хозяйский дом под высокой дерновой крышей, где на углу прилепилась даже небольшая стройная березка, дрожащая на верховом ветру золотыми листочками, был едва виден из-за множества пристроек, спальных покоев, кладовок и погребов. Двери четырех или пяти гостевых домов стояли нараспашку, везде ходили, говорили, бранились и смеялись люди. С заднего двора несло густым свиным духом — рауды почитали свиней как священных животных Фрейра и Фрейи и попутно обожали свинину.
Кто-то из конунговых гестов узнал приехавших и вскоре вынес им приглашение зайти в дом. Бьяртмар конунг сидел со своими людьми за столом; впрочем, во время тинга и больших годовых праздников это обычное занятие конунга, чтобы всякий приходящий мог сразу выяснить меру его милости к себе, получить свою награду или свое наказание, глядя по заслугам. Дальний конец длинной гридницы терялся в полумраке, хотя там горел свой очаг, блестело на стенах оружие, а судя по долетавшему гулу, там тоже пировали, не обращая внимание на происходящее впереди. В той половине, что ближе к дверям, было относительно просторно.
— Идите сюда, мои друзья, я рад вас видеть! — раздался голос из середины палаты.
Бальдвиг первым приблизился к почетному сидению конунга, за ним шли остальные. Вигмар глянул — и прикусил губу, чтобы не оскорбить конунга непочтительно-изумленным свистом. Не такого он ждал! До сих пор ему приходилось видеть только квиттинского конунга Стюрмира — вот это конунг так конунг! Могучий, рослый, суровый, брови нахмурены, в лице строгость, полуседые волосы ниже плеч! Метельный Великан! Словом, загляденье. А этот… Бьяртмару больше подошло бы быть конунгом в каком-нибудь из троллиных племен — ведь и троллям полагаются свои конунги. Ростом он, правда, был довольно высок, но худощав и узок в плечах, да еще и сутулился. Сколько ему лет, сказать было трудно: от пятидесяти до шестидесяти. Седые волосы с легким налетом заблудившихся в снегу темных волосков были нечесаны много дней, косичка на затылке расползлась и свалялась. Неужели нет во всей усадьбе ни одной женщины, которой он доверил бы себя расчесать? Но самым странным было лицо. Длинный и прямой нос конунга сильно выдавался вперед и первым наводил на мысль о троллях; оплывшие, отвислые щеки покрывала густая сеть красных прожилок. Кожа на нем была дряблая, нездоровая, под глазами темнели серые полукружья с тонкими густыми морщинками. Широкая верхняя губа совсем прикрывала тонкую нижнюю. Подбородок был покрыт седым пухом, заменявшим, увы, не растущую бороду. Бьяртмар конунг не выглядел жестоким или зловредным, но Вигмар внутренне содрогнулся: так сильно не хотелось ему иметь дело с этим человеком.
— А это кто с тобой? — вдруг услышал Вигмар голос Бьяртмара конунга и сразу почувствовал на себе внимательный взгляд. — Я вижу, что родом он из твоих соседей, Бальдвиг, из квиттов. Пусть он подойдет поближе, а то тут темно, я не вижу, — дряблым и слащаво-вежливым голосом попросил Бьяртмар конунг.
Вигмар сделал несколько шагов к почетному сидению.
— Да будет достаток в твоем доме, конунг, и счастье всем твоим делам! — сказал он.
Бьяртмар закивал в ответ на приветствие, склоняясь с высокого сидения и подслеповато щурясь, отчего его лицо стало еще гаже, и Вигмар с трудом удержался, чтобы не сделать шаг назад. Троллячий хвост, как же люди с ним годами живут в одном доме?
Конунг разглядывал его долго, а это служило хорошим знаком, и Бальдвиг приободрился. Зная о собственном уродстве, Бьяртмар любил окружать себя красивыми людьми. Вигмара не всякий назвал бы красавцем, но опытный Бальдвиг видел, что Вигмар приглянулся конунгу. Жизненная сила, здоровье, уверенность в себе, видные в каждом его движении и в каждой черте, любого человека сделают привлекательным.
— Лицо у него решительное, а глаза такие, что я не хотел бы сойтись с ним на узкой тропинке! — сказал наконец Бьяртмар, и его широкая верхняя губа зашлепала, как будто он хотел прожевать усмешку. — Это отличный боец по виду, но все же я бы не сказал, что он человек удачливый.
Бьяртмар конунг произнес последние слова с оттенком сожаления, но все же Вигмар не почувствовал благодарности за похвалу. Прошло совсем немного времени, а он уже хорошо понимал, почему Бальдвиг считал необходимость обращаться за помощью к собственному конунгу несчастьем.
— Ты многое подметил верно! — спокойно ответил Бальдвиг, взглядом призывая Вигмара к молчанию, хотя тот и сам не разомкнул губ. В чужом месте следует сначала оглядеться. — Этот человек действительно из квиттов, его зовут Вигмар сын Хроара. И про него не скажешь, что он боится испытывать свою удачу.
Вигмар оставался внешне спокойным, но все же слова Бьяртмара сильно задели его. «Не кажется удачливым человеком!» В последние дни Вигмар и сам сильно усомнился в своей удаче. Всю жизнь он в нее верил — однако, норн приговор у мыса узнаешь, как когда-то сказала ему шаловливая лисичка Грюла, и погибнуть в волнах можно в виду безопасного берега. Да, не каждый мог уйти живым от полчища фьяллей с племянником Торбранда Тролля во главе, не каждый добывал драгоценное копье из рук мертвого оборотня. Не каждый добивался любви лучшей невесты в округе и терял ее так нелепо и страшно! Сжав зубы, задержав дыхание, Вигмар старался пересилить душевную боль, как пережидают боль телесную, если уж с ней ничего нельзя поделать. Рука нашла и крепко сжала амулет, висевший на шее под одеждой — золотой полумесяц с пятью рунами. «Это принесет тебе удачу!» — убежденно обещала Рагна-Гейда. И вот…
— Пусть это не покажется вам праздным любопытством, — продолжал Бьяртмар, словно угадав, что Вигмару именно так и показалось. — Ведь есть поверье, что знамение богов раудам чаще всего приносят чужеземцы. Вот и мне хотелось бы знать: не несет ли приезд твоего друга какого-нибудь пророчества нам?
— На это, конунг, я могу дать тебе только один ответ, — спокойно сказал умный Бальдвиг. — Так говорили наши предки еще в Века Асов: поживем — увидим.
Большую часть приехавших с Бальдвигом конунг велел разместить в одном из отдельно стоящих гостевых домов. Но для самого Бальдвига и некоторых его людей хозяин нашел место в спальном покое хозяйского дома, где уже жили разные съехавшиеся на тинг гости. Похоже, конунга так забавляли суета и теснота в собственном жилище, что ради этого он готов был терпеть неудобства. Вернее, подвергать им других.
Ранним утром Вигмар прошелся на задний двор, а вернувшись, застал в сенях неожиданных гостей. Вернее, гостий. Две девушки увлеченно спорили о чем-то шепотом возле самых дверей покоя, подталкивая одна другую локтем. При этом они силились разглядеть что-то через щелку приоткрытой двери, и не расслышали тихих шагов Вигмара.
— Да его тут нет, тут один Бочка! — разобрал он возбужденный шепот какой-то из них. — Где он, там другим не хватит места!
— Молчи, гусыня, ты ничего не понимаешь! Я сама видела, как Глюм повел его сюда вместе с другими! Он здесь, вместе с Окольничим! Иди, зайди!
— Я боюсь! Сама зайди, если так хочешь! Тебе за это ничего не будет, а вот мне…
— Ну, хоть загляни! Надо же знать, где он!
— А я не подойду? — спросил Вигмар, которому надоело стоять и ждать, пока ему дадут пройти.
Обе девушки сильно вздрогнули и обернулись. Одна, пониже ростом и покруглее сложенная, присела в испуге, как курица, охнула и метнулась в бревенчатый переход, ведущий к девичьей. Вторая прижалась спиной к стене, как будто на нее лаяла собака, и замерла. В первые мгновения на ее лице бился такой сильный испуг, что Вигмар даже удивился: квиттинские девушки при виде него не обращались в бегство. У него же нет шести рук и кабаньих клыков, как у Старкада. Не этого, конечно, сонноглазого Бальдвигова брата, а того, что жил в Века Асов и однажды пытался обмануть ложной жертвой самого Одина.
Вигмар не знал, что его лицо с резкими чертами, истомленное бессонницей и мучительными раздумьями, темные тени под пронзительными желтыми глазами делают его больше похожим на оборотня, чем на простого человека.
— Кого ищешь, йомфру? — снова спросил Вигмар, подойдя к девушке вплотную, чтобы не убежала.
Девушка молча смотрела ему в глаза. Она уже справилась с первым испугом, на ее лице застыло надменное упрямство: хоть режьте меня на части, а ни слова не добьетесь. В санях было темно, однако Вигмар разглядел, что девушка совсем молода, лет пятнадцати, но уже достигла расцвета: она была высока ростом, лишь на несколько пальцев ниже самого Вигмара, стройна, румяна. Трудно было решить, красива ли она, но живость, какая-то тайная страстность, тлевшая в чертах ее лица даже сквозь натянутую личину надменности, делала красоту лишней.
— Вот уж не думал, что у раудов такие красивые девушки вынуждены толкаться под дверью, если им нужен кто-то из мужчин, — продолжал Вигмар, не дождавшись ответа. — У нас таким не дают скучать. У нас от тебя хозяйка гоняла бы хирдманов метлой.
— А у вас в квиттах все такие смелые? — язвительно спросила девушка.
— У нас в квиттах все смелые, но я пока не вижу, чего такого смелого я совершил, — честно ответил Вигмар. Его не удивило, что незнакомая девушка его знает: квиттинский выговор было легко отличить от речи раудов, а других квиттов на конунговой усадьбе он пока не приметил.
— А того… — медленно проговорила девушка, сузив глаза, отчего ее лицо вдруг напомнило Вигмару настороженную и хитроватую мордочку куницы. — А того… что никто из раудов не станет подходить ко мне так близко, если он в своем уме! — вдруг быстро выкрикнула она, как кошка лапой, стремительно царапнула по лицу Вигмара ногтями всех пяти пальцев правой руки и со змеиным проворством кинулась прочь.
Но она не знала, что змеи и кошки разом маловато для того, чтобы одержать верх над любимцем пятнадцатихвостой Грюлы. Неуловимо быстрым движением Вигмар поймал ее за взметнувшиеся пряди волос, сильно дернул назад, перехватил за плечо и обеими руками припечатал к прежнему месту. Девушка вскрикнула от боли, лицо ее исказилось страданием, гневом и удивлением, она забилась, силясь освободиться, но Вигмар крепко держал ее за плечи и не давал двинуться. Через несколько мгновений девушка умерила яростные порывы, поняв, в какие железные руки попала, и только из упрямства продолжала дергаться. Вигмар наклонился, приблизив лицо к самому ее лицу, и тихо сказал:
— Не так быстро, кошечка. Плохи ваши дела, если мужчины раудов позволяют так с собой обращаться. А у нас девушки, которые не хотят никого подпускать к себе близко, сидят в девичьей возле хозяйки и не толкаются на рассвете возле дверей мужских покоев. И если я тебя еще раз тут встречу, то так просто ты от меня не уйдешь. Все понятно?
Девушка молчала и только дышала порывисто и глубоко, словно сотни порывов разом терзают ее грудь и не позволяют вырваться ни одному слову. Вигмар склонился к самым ее губам, на миг замер, чувствуя, как она трепещет и прямо-таки излучает странную смесь гнева, волнения и растерянности, а потом резко отстранился и убрал руки. Девушка еще несколько мгновений стояла, как будто не веря, что вновь свободна, а потом резко метнулась в переход к девичьей и исчезла.
Вернувшись в покой, Вигмар лег на свое место. Вокруг раздавалось разнообразное сопение спящих, а торопиться ему было некуда. Вот так теперь ему и предстоит жить: ни хозяйских забот по усадьбе, ни гостей, ни свиданий, к которым он не успел привыкнуть и потому воспринимал каждое как подарок. Теперь он всем чужой и от всех забот свободен. И радости у него теперь маленькие: хотя бы то, что сегодня дружина Бальдвига никуда не едет и можно дремать, не торопясь перебираться из-под теплой овчины в жесткое седло.
Его руки еще помнили дрожь бессовестной девчонки с мордочкой куницы. Он сам не знал хорошенько, зачем ему понадобилось связываться с ней и почему он не ограничился тем, что просто прогнал бы ее от дверей. Почему бы не развлечься немного простому хирдману? Слишком тяжело жить, замкнувшись на мыслях о своих бедах.
— Что там такое? — услышал он шепот Бальдвига. Обернувшись, Вигмар увидел своего нового вожака, приподнявшегося на локте и с тревогой глядящего на него сквозь темные пряди, упавшие на лоб. — Ты с кем-то там говорил?
— Ерунда, — шепнул в ответ Вигмар. — Меня никто не трогал. Это женщина.
— Женщина?
— Ну, да. Какая-то девчонка из здешних. Сначала их было две и они кого-то здесь искали. Не знаю, кто им был нужен. Поищут, когда все поднимутся. Больше, мне думается, они не станут нас тревожить.
Бальдвиг с облегчением усмехнулся и улегся снова. Пока ему тоже было некуда спешить.
Весь день Бальдвиг ходил по Долине Тинга, искал и навещал знакомых, обменивался новостями за весь прошедший год. А зачем еще, спрашивается, люди ездят на тинг? Когда они вернулись в усадьбу конунга, там уже готовился вечерний пир.
— Конунг просил тебя прийти со всеми твоими людьми, Бальдвиг, — сказал Окольничьему один из гестов. — И с твоим рыжим квиттом тоже.
— За что мне такая честь? — быстро спросил Вигмар.
— За то, что ты не очень-то похож на других, — ответил Бальдвиг. — А наш конунг любит все необычное. Это его забавляет. Ты еще увидишь.
— А я уже увидел, — ответил Вигмар.
Но оказалось, что он увидел еще не все. В самом начале пира Вигмара поджидала неожиданность. Гридница конунга была уже полна людьми, столы были внесены, гости ели, поглядывая на конунга в ожидании кубков богам. В середине женского стола, между двумя важными женщинами с шитыми золотом покрывалами на головах, он увидел ту утреннюю девчонку. На ней была голубая шелковая рубаха с желтыми рукавами, синее платье, обшитое цветной тесьмой, скрепленное на плечах двумя серебряными застежками с позолоченным узором, огромными, с кулаки самой девчонки. Удивленный Вигмар пытался припомнить, как она была одета утром, и ему мерещились какие-то расплывчатые пятна обыкновенной серой рубахи и некрашеного шерстяного платья, в каких ходят служанки. А теперь при каждом движении ее рук звенели золотые браслеты, тонкие и витые, какие делают в землях уладов. До вскрытия кургана Гаммаль-Хьёрта даже Рагна-Гейда не имела ничего подобного…
Вигмар задержал дыхание: железная рука стиснула сердце и не давала биться. В уме мелькнула отчаянная мысль: неужели это никогда не пройдет? Поселившаяся боль обещала стать вечной. Умом Вигмар понимал, что больше никогда не увидит Рагну-Гейду, но душа отказывалась в это верить. С такой мыслью невозможно было бы жить.
Вдруг девушка с золотыми браслетами подняла глаза и скользнула по лицу Вигмара надменным, подчеркнуто небрежным взглядом.
— Кто это? — не отводя от нее глаз, Вигмар подтолкнул локтем сидящего рядом Старкада. — Вон та, в середине?
Оскорбленная таким явным любопытством девушка отвернулась, всем видом выражая равнодушную надменность, которая и служит отличным признаком внимания и обиды.
— Какая? — Старкад лениво поднял глаза и вдруг охнул: — Что ты! На нее нельзя так пялиться!
— Я тебя не спрашиваю, что можно, а что нельзя. Ты мне можешь сказать, за какие заслуги ее посадили на лучшее место?
— А куда же ее еще сажать? Ведь это йомфру Ингирид, дочь Бьяртмара конунга. Она воспитывалась у фьяллей, а теперь ее привезли домой, чтобы конунг выдал ее замуж.
— Это правильно! — протянул Вигмар, снова поглядев на девушку и посмеиваясь над нелепостью утреннего происшествия. — Ей действительно нужен муж!
Ингирид дочь Бьяртмара снова посмотрела на Вигмара. Без труда угадав суть его короткой беседы с соседом, она ожидала увидеть на лице квиттинского нахала ужас и раскаяние. Но напрасно. Он бестрепетно встретил ее взгляд, и в его желтых глазах светилась откровенная насмешка. Похоже, он думал, что утренняя встреча повредила чести йомфру гораздо сильнее, чем его собственной. То, что он сказал о скромных девушках, которые не толкаются под дверями мужских покоев, в десятикратной мере относилось и к дочерям конунгов. Вот уж кому там было нечего делать!
— Не слишком-то пяль на нее глаза, иначе это плохо кончится, — предостерег Старкад. — Вон сидит сын ее воспитателя. Не знаю, как его зовут.
Проследив за его взглядом, Вигмар охнул, а потом протяжно присвистнул. «Видал уродов! — так и отпечаталось в его мыслях. — Но таких!..» Неподалеку от конунга сидел рослый, широкоплечий мужчина с двумя светло-русыми косами над ушами, что указывало на племя фьяллей. Его лицо было покрыто сеткой мелких багровых шрамиков, какие остаются после «гнилой смерти». Один глаз был прикрыт, а второй смотрел из-под густой широкой брови так внимательно и настороженно, что становилось неуютно.
Эрнольву Одноглазому досталось место рядом со старшим (и единственным) сыном Бьяртмара конунга, Ульвхедином ярлом. Тому было лет тридцать, и ему больше подошло бы имя Бьёрнхедин [32] — он был рослым, широкоплечим, не в пример собственному отцу, с красивыми русыми волосами и бородой. Кроме того, Ульвхедин ярл был неглупым человеком и хорошим собеседником. И эту славу он подтвердил, почти сразу же заговорив о том, что больше всего занимало гостя.
— Я понимаю, что все вы рады были избавиться от Ингирид, но ведь ты приехал не только из-за нее? — начал он. — Мы живем в оживленном месте, мимо усадьбы чуть не каждый день плавают торговые корабли. А все торговцы — болтливые люди. Говорят, нашему родичу Торбранду конунгу не повезло у квиттинских берегов?
— Да, пожалуй, — несколько рассеянно отозвался Эрнольв.
Взгляд его был устремлен на рыжего квитта, который с самого начала пира обменивался с Ингирид многозначительными взглядами. Квитт был молод, но вид имел самоуверенный и даже нахальный, как раз под пару к Ингирид. Девчонка старательно притворялась, что не замечает его, но Эрнольв слишком хорошо ее знал, чтобы обмануться. Рыжий квитт со множеством длинных кос, связанных сзади в хвост, очень и очень занимал ее.
Однако, не меньше он занимал и самого Эрнольва. Едва лишь услышав вчера вечером в гриднице первые слова, произнесенные с быстрым квиттинским выговором, он внутренне вздрогнул. Квитт! Сын того самого племени, с которым у него было связано так много! Мало ли что могло привести того к Островному проливу? Но Эрнольв почему-то взволновался и рассматривал рыжего с внутренним трепетом, как подросток рассматривает девушку, впервые поразившую его воображение.
— Но не настолько же вы пострадали, чтобы есть глазами всякого квитта, какой тебе попадется! — усмехнулся Ульвхедин ярл, перехватив его взгляд. — Правда, что какое-то морское чудовище разбило у вас двадцать пять кораблей?
Сама Ингирид с обычной своей самоуверенностью оглядывалась, обшаривала настырным взглядом все, что ей попадалось: от резных столбов у почетных сидений до лиц своих ближайших родичей, которых до сих пор почти не знала. На отца она лишь бросила короткий взгляд и сразу отвернулась: Бьяртмар конунг был не из тех людей, которыми хочется любоваться. Его вид мог бы разочаровать незнакомую дочь, но он ведь был конунгом, и Эрнольв знал, что ради ожидаемых почестей Ингирид смирится и с худшим. А в гриднице, увешанной ткаными коврами и дорогим оружием, заполненной нарядными гостями, было на что посмотреть и помимо хозяина. Ни следа смущения или робости не было на свеженьком личике Ингирид, и она была откровенно довольна, что столько глаз приковано к ней: такой юной, длинноногой, нарядной.
— Вот уж это они рассудили неверно, хотя люди все на редкость умные! — захихикал Бьяртмар конунг, осматривая Ингирид с отстраненным любопытством, как будто и не подозревал, что это его собственное порождение. — Как раз теперь ей и нужен строгий присмотр!
— Ты мудр, Бьяртмар конунг! — Эрнольв поклонился со счастливым чувством избавления. — Но за девушкой, годящейся в жены, должен присматривать ее отец, не так ли?
— Пожалуй, да. — Бьяртмар задумчиво кивнул, потер тонкими пальцами вялый подбородок, покрытый седым пухом, потом опять оживился. — А ведь если бы ты не назвал себя, Эрнольв сын Хравна, я едва ли узнал бы тебя! Ты так переменился…
Бьяртмар с лукавым сочувствием повел рукой, точно не находил слов. Краем глаза он посматривал, насколько сильно его слова заденут гостя. Но Эрнольв уже привык к подобным намекам.
— Теперь ты понимаешь, конунг, как сильно мне хотелось вернуться домой! — заявила Ингирид. — Там в Аскрфьорде все такие!
Бьяртмар конунг захохотал, передергивая костлявыми плечами. Кое-кто вокруг него засмеялся тоже. Эрнольву бросились в глаза лица двух давних знакомых: Ульвхедина ярла и Ульврунн, старших детей Бьяртмара конунга. Лица эти выражали немного сочувствия ему и очень много беспокойства. «О светлая Фрейя! — легко читалось в глазах йомфру Ульврунн. — Неужели эта маленькая троллиха теперь поселится у нас?» И тогда Эрнольв сам им посочувствовал.
Дружина Бальдвига Окольничьего подъезжала к Островному проливу под вечер. Последняя часть пути пролегала по берегу моря, и часто глазам открывалось серо-голубоватое пространство владений великана Эгира. Дорога шла мимо вершин фьордов, вода то скрывалась за прибрежными горками, то снова показывалась, но море не давало забыть о себе ни на миг: до слуха долетал глуховатый далекий гул, ветер нес острый запах морской солоноватой свежести, особенно заметный для Вигмара, привыкшего жить в глубине полуострова и бывавшего у моря не чаще одного раза в год.
На берегах фьордов то и дело попадались земельные и промысловые знаки: высокие камни с выбитой руной Одаль — «наследство». Пониже нее виднелись несколько рун, обозначавших имя местного хёльда. Вигмар оглядывался вокруг, посвистывая от удивления.
— Никогда в жизни не видел столько «наследств»! — делился он с Атли (зятем Старкада) в ответ на вопросительный взгляд. — У вас что, нет ни одного свободного фьорда?
— Здесь, пожалуй, нет. Тут хорошая земля, богатые рыбой фьорды, и тюленей много. И к конунгу, опять же, близко, — рассудительно отвечал Атли.
Приглядевшись к квитту, он стал держаться поближе, решив, что два таких героя должны стать друзьями. Отчасти Атли завидовал Вигмару, убившему знатного человека, а не какого-то там хирдмана, отчасти гордился своей сильной родней: ему-то не пришлось после свершения подвига бежать, как зайцу, бросив дом и родичей.
— А это хорошо — близко к конунгу? — недоверчиво спросил Вигмар.
Он сильно сомневался, что близость к конунгам, хёвдингам и прочим знатным людям может принести хоть что-то хорошее. По крайней мере, его собственный опыт говорил об обратном.
— Как сказать. — Атли пожал плечами. — Приходится подати платить каждый год, зато больше никто не грабит.
Местность становилась все более оживленной: домики, усадьбы, клочки пашен, каменные изгороди пастбищ тянулись сплошной полосой, по сторонам дороги толпились дети и пастухи, разглядывая проезжающих. То и дело на берегу попадались сушилки для рыбы, сколоченные из потемневших жердей, и над каждой возвышался вырезанный на доске знак Одаль, похожий на неусыпно стерегущий лик.
Стали встречаться землянки, обитаемые во время тинга, и многие из них уже были покрыты. Вооруженные и нарядные мужчины расхаживали по берегу и вдоль дороги, криками приветствовали друг друга, разговаривали стоя, сидели у костров и на порогах землянок. Вигмару вспомнился квиттинский тинг Острого мыса, где он не раз бывал, еще пока сохранял хорошие отношения со Стролингами и Ингстейном хёвдингом. Скоро съедется и тинг Острого мыса. И он, Вигмар сын Хроара, скоро уже будет не… Его, так сказать, совсем не будет. Потому что человек вне закона — это не человек.
— Нам ехать подальше, наша землянка за усадьбой, — прервал его мысли Атли. — Возле самого Поля Тинга. Правда, скорее всего конунг нас всех пригласит к себе в дом. Тесновато, зато почетно!
— Я предпочел бы простор, — отозвался Вигмар. После жертвоприношения в Гранитном Круге ему не казалось большим счастьем опять оказаться в тесной толпе.
Почти все удобные для стоянки места на берегу были заняты кораблями. Из любопытства Вигмар скользил взглядом по высоким штевням, резным бортам, бочкам и мешкам, сложенным возле мачты. Кое-где возле товаров уже спорили продавцы и покупатели. Вигмару вспомнился «Олень» с его железом, так глупо и не вовремя потерянный. Если бы конунгу фьяллей не понадобился чужой корабль, то, возможно, ничего бы не было: ни раскапывания кургана, ни копья, ни стихов… Ничего. И не ехал бы он сейчас среди чужих людей на суд чужого конунга. А впрочем… Вигмар подумал и решительно затряс головой. Его любовь к Рагне-Гейде все равно была бы, потому что она началась гораздо раньше, и началась бы при любых условиях, лишь бы были они двое: он и она. И все равно он оказался бы оторван от нее безнадежным раздором, и ехал бы сейчас среди чужих людей по чужой земле, сберегая в глубине души надежду когда-нибудь вернуться…
Усадьба Островной Пролив даже стойкого Вигмара поразила шумом и многолюдством. Хозяйский дом под высокой дерновой крышей, где на углу прилепилась даже небольшая стройная березка, дрожащая на верховом ветру золотыми листочками, был едва виден из-за множества пристроек, спальных покоев, кладовок и погребов. Двери четырех или пяти гостевых домов стояли нараспашку, везде ходили, говорили, бранились и смеялись люди. С заднего двора несло густым свиным духом — рауды почитали свиней как священных животных Фрейра и Фрейи и попутно обожали свинину.
Кто-то из конунговых гестов узнал приехавших и вскоре вынес им приглашение зайти в дом. Бьяртмар конунг сидел со своими людьми за столом; впрочем, во время тинга и больших годовых праздников это обычное занятие конунга, чтобы всякий приходящий мог сразу выяснить меру его милости к себе, получить свою награду или свое наказание, глядя по заслугам. Дальний конец длинной гридницы терялся в полумраке, хотя там горел свой очаг, блестело на стенах оружие, а судя по долетавшему гулу, там тоже пировали, не обращая внимание на происходящее впереди. В той половине, что ближе к дверям, было относительно просторно.
— Идите сюда, мои друзья, я рад вас видеть! — раздался голос из середины палаты.
Бальдвиг первым приблизился к почетному сидению конунга, за ним шли остальные. Вигмар глянул — и прикусил губу, чтобы не оскорбить конунга непочтительно-изумленным свистом. Не такого он ждал! До сих пор ему приходилось видеть только квиттинского конунга Стюрмира — вот это конунг так конунг! Могучий, рослый, суровый, брови нахмурены, в лице строгость, полуседые волосы ниже плеч! Метельный Великан! Словом, загляденье. А этот… Бьяртмару больше подошло бы быть конунгом в каком-нибудь из троллиных племен — ведь и троллям полагаются свои конунги. Ростом он, правда, был довольно высок, но худощав и узок в плечах, да еще и сутулился. Сколько ему лет, сказать было трудно: от пятидесяти до шестидесяти. Седые волосы с легким налетом заблудившихся в снегу темных волосков были нечесаны много дней, косичка на затылке расползлась и свалялась. Неужели нет во всей усадьбе ни одной женщины, которой он доверил бы себя расчесать? Но самым странным было лицо. Длинный и прямой нос конунга сильно выдавался вперед и первым наводил на мысль о троллях; оплывшие, отвислые щеки покрывала густая сеть красных прожилок. Кожа на нем была дряблая, нездоровая, под глазами темнели серые полукружья с тонкими густыми морщинками. Широкая верхняя губа совсем прикрывала тонкую нижнюю. Подбородок был покрыт седым пухом, заменявшим, увы, не растущую бороду. Бьяртмар конунг не выглядел жестоким или зловредным, но Вигмар внутренне содрогнулся: так сильно не хотелось ему иметь дело с этим человеком.
— А это кто с тобой? — вдруг услышал Вигмар голос Бьяртмара конунга и сразу почувствовал на себе внимательный взгляд. — Я вижу, что родом он из твоих соседей, Бальдвиг, из квиттов. Пусть он подойдет поближе, а то тут темно, я не вижу, — дряблым и слащаво-вежливым голосом попросил Бьяртмар конунг.
Вигмар сделал несколько шагов к почетному сидению.
— Да будет достаток в твоем доме, конунг, и счастье всем твоим делам! — сказал он.
Бьяртмар закивал в ответ на приветствие, склоняясь с высокого сидения и подслеповато щурясь, отчего его лицо стало еще гаже, и Вигмар с трудом удержался, чтобы не сделать шаг назад. Троллячий хвост, как же люди с ним годами живут в одном доме?
Конунг разглядывал его долго, а это служило хорошим знаком, и Бальдвиг приободрился. Зная о собственном уродстве, Бьяртмар любил окружать себя красивыми людьми. Вигмара не всякий назвал бы красавцем, но опытный Бальдвиг видел, что Вигмар приглянулся конунгу. Жизненная сила, здоровье, уверенность в себе, видные в каждом его движении и в каждой черте, любого человека сделают привлекательным.
— Лицо у него решительное, а глаза такие, что я не хотел бы сойтись с ним на узкой тропинке! — сказал наконец Бьяртмар, и его широкая верхняя губа зашлепала, как будто он хотел прожевать усмешку. — Это отличный боец по виду, но все же я бы не сказал, что он человек удачливый.
Бьяртмар конунг произнес последние слова с оттенком сожаления, но все же Вигмар не почувствовал благодарности за похвалу. Прошло совсем немного времени, а он уже хорошо понимал, почему Бальдвиг считал необходимость обращаться за помощью к собственному конунгу несчастьем.
— Ты многое подметил верно! — спокойно ответил Бальдвиг, взглядом призывая Вигмара к молчанию, хотя тот и сам не разомкнул губ. В чужом месте следует сначала оглядеться. — Этот человек действительно из квиттов, его зовут Вигмар сын Хроара. И про него не скажешь, что он боится испытывать свою удачу.
Вигмар оставался внешне спокойным, но все же слова Бьяртмара сильно задели его. «Не кажется удачливым человеком!» В последние дни Вигмар и сам сильно усомнился в своей удаче. Всю жизнь он в нее верил — однако, норн приговор у мыса узнаешь, как когда-то сказала ему шаловливая лисичка Грюла, и погибнуть в волнах можно в виду безопасного берега. Да, не каждый мог уйти живым от полчища фьяллей с племянником Торбранда Тролля во главе, не каждый добывал драгоценное копье из рук мертвого оборотня. Не каждый добивался любви лучшей невесты в округе и терял ее так нелепо и страшно! Сжав зубы, задержав дыхание, Вигмар старался пересилить душевную боль, как пережидают боль телесную, если уж с ней ничего нельзя поделать. Рука нашла и крепко сжала амулет, висевший на шее под одеждой — золотой полумесяц с пятью рунами. «Это принесет тебе удачу!» — убежденно обещала Рагна-Гейда. И вот…
— Пусть это не покажется вам праздным любопытством, — продолжал Бьяртмар, словно угадав, что Вигмару именно так и показалось. — Ведь есть поверье, что знамение богов раудам чаще всего приносят чужеземцы. Вот и мне хотелось бы знать: не несет ли приезд твоего друга какого-нибудь пророчества нам?
— На это, конунг, я могу дать тебе только один ответ, — спокойно сказал умный Бальдвиг. — Так говорили наши предки еще в Века Асов: поживем — увидим.
Большую часть приехавших с Бальдвигом конунг велел разместить в одном из отдельно стоящих гостевых домов. Но для самого Бальдвига и некоторых его людей хозяин нашел место в спальном покое хозяйского дома, где уже жили разные съехавшиеся на тинг гости. Похоже, конунга так забавляли суета и теснота в собственном жилище, что ради этого он готов был терпеть неудобства. Вернее, подвергать им других.
Ранним утром Вигмар прошелся на задний двор, а вернувшись, застал в сенях неожиданных гостей. Вернее, гостий. Две девушки увлеченно спорили о чем-то шепотом возле самых дверей покоя, подталкивая одна другую локтем. При этом они силились разглядеть что-то через щелку приоткрытой двери, и не расслышали тихих шагов Вигмара.
— Да его тут нет, тут один Бочка! — разобрал он возбужденный шепот какой-то из них. — Где он, там другим не хватит места!
— Молчи, гусыня, ты ничего не понимаешь! Я сама видела, как Глюм повел его сюда вместе с другими! Он здесь, вместе с Окольничим! Иди, зайди!
— Я боюсь! Сама зайди, если так хочешь! Тебе за это ничего не будет, а вот мне…
— Ну, хоть загляни! Надо же знать, где он!
— А я не подойду? — спросил Вигмар, которому надоело стоять и ждать, пока ему дадут пройти.
Обе девушки сильно вздрогнули и обернулись. Одна, пониже ростом и покруглее сложенная, присела в испуге, как курица, охнула и метнулась в бревенчатый переход, ведущий к девичьей. Вторая прижалась спиной к стене, как будто на нее лаяла собака, и замерла. В первые мгновения на ее лице бился такой сильный испуг, что Вигмар даже удивился: квиттинские девушки при виде него не обращались в бегство. У него же нет шести рук и кабаньих клыков, как у Старкада. Не этого, конечно, сонноглазого Бальдвигова брата, а того, что жил в Века Асов и однажды пытался обмануть ложной жертвой самого Одина.
Вигмар не знал, что его лицо с резкими чертами, истомленное бессонницей и мучительными раздумьями, темные тени под пронзительными желтыми глазами делают его больше похожим на оборотня, чем на простого человека.
— Кого ищешь, йомфру? — снова спросил Вигмар, подойдя к девушке вплотную, чтобы не убежала.
Девушка молча смотрела ему в глаза. Она уже справилась с первым испугом, на ее лице застыло надменное упрямство: хоть режьте меня на части, а ни слова не добьетесь. В санях было темно, однако Вигмар разглядел, что девушка совсем молода, лет пятнадцати, но уже достигла расцвета: она была высока ростом, лишь на несколько пальцев ниже самого Вигмара, стройна, румяна. Трудно было решить, красива ли она, но живость, какая-то тайная страстность, тлевшая в чертах ее лица даже сквозь натянутую личину надменности, делала красоту лишней.
— Вот уж не думал, что у раудов такие красивые девушки вынуждены толкаться под дверью, если им нужен кто-то из мужчин, — продолжал Вигмар, не дождавшись ответа. — У нас таким не дают скучать. У нас от тебя хозяйка гоняла бы хирдманов метлой.
— А у вас в квиттах все такие смелые? — язвительно спросила девушка.
— У нас в квиттах все смелые, но я пока не вижу, чего такого смелого я совершил, — честно ответил Вигмар. Его не удивило, что незнакомая девушка его знает: квиттинский выговор было легко отличить от речи раудов, а других квиттов на конунговой усадьбе он пока не приметил.
— А того… — медленно проговорила девушка, сузив глаза, отчего ее лицо вдруг напомнило Вигмару настороженную и хитроватую мордочку куницы. — А того… что никто из раудов не станет подходить ко мне так близко, если он в своем уме! — вдруг быстро выкрикнула она, как кошка лапой, стремительно царапнула по лицу Вигмара ногтями всех пяти пальцев правой руки и со змеиным проворством кинулась прочь.
Но она не знала, что змеи и кошки разом маловато для того, чтобы одержать верх над любимцем пятнадцатихвостой Грюлы. Неуловимо быстрым движением Вигмар поймал ее за взметнувшиеся пряди волос, сильно дернул назад, перехватил за плечо и обеими руками припечатал к прежнему месту. Девушка вскрикнула от боли, лицо ее исказилось страданием, гневом и удивлением, она забилась, силясь освободиться, но Вигмар крепко держал ее за плечи и не давал двинуться. Через несколько мгновений девушка умерила яростные порывы, поняв, в какие железные руки попала, и только из упрямства продолжала дергаться. Вигмар наклонился, приблизив лицо к самому ее лицу, и тихо сказал:
— Не так быстро, кошечка. Плохи ваши дела, если мужчины раудов позволяют так с собой обращаться. А у нас девушки, которые не хотят никого подпускать к себе близко, сидят в девичьей возле хозяйки и не толкаются на рассвете возле дверей мужских покоев. И если я тебя еще раз тут встречу, то так просто ты от меня не уйдешь. Все понятно?
Девушка молчала и только дышала порывисто и глубоко, словно сотни порывов разом терзают ее грудь и не позволяют вырваться ни одному слову. Вигмар склонился к самым ее губам, на миг замер, чувствуя, как она трепещет и прямо-таки излучает странную смесь гнева, волнения и растерянности, а потом резко отстранился и убрал руки. Девушка еще несколько мгновений стояла, как будто не веря, что вновь свободна, а потом резко метнулась в переход к девичьей и исчезла.
Вернувшись в покой, Вигмар лег на свое место. Вокруг раздавалось разнообразное сопение спящих, а торопиться ему было некуда. Вот так теперь ему и предстоит жить: ни хозяйских забот по усадьбе, ни гостей, ни свиданий, к которым он не успел привыкнуть и потому воспринимал каждое как подарок. Теперь он всем чужой и от всех забот свободен. И радости у него теперь маленькие: хотя бы то, что сегодня дружина Бальдвига никуда не едет и можно дремать, не торопясь перебираться из-под теплой овчины в жесткое седло.
Его руки еще помнили дрожь бессовестной девчонки с мордочкой куницы. Он сам не знал хорошенько, зачем ему понадобилось связываться с ней и почему он не ограничился тем, что просто прогнал бы ее от дверей. Почему бы не развлечься немного простому хирдману? Слишком тяжело жить, замкнувшись на мыслях о своих бедах.
— Что там такое? — услышал он шепот Бальдвига. Обернувшись, Вигмар увидел своего нового вожака, приподнявшегося на локте и с тревогой глядящего на него сквозь темные пряди, упавшие на лоб. — Ты с кем-то там говорил?
— Ерунда, — шепнул в ответ Вигмар. — Меня никто не трогал. Это женщина.
— Женщина?
— Ну, да. Какая-то девчонка из здешних. Сначала их было две и они кого-то здесь искали. Не знаю, кто им был нужен. Поищут, когда все поднимутся. Больше, мне думается, они не станут нас тревожить.
Бальдвиг с облегчением усмехнулся и улегся снова. Пока ему тоже было некуда спешить.
Весь день Бальдвиг ходил по Долине Тинга, искал и навещал знакомых, обменивался новостями за весь прошедший год. А зачем еще, спрашивается, люди ездят на тинг? Когда они вернулись в усадьбу конунга, там уже готовился вечерний пир.
— Конунг просил тебя прийти со всеми твоими людьми, Бальдвиг, — сказал Окольничьему один из гестов. — И с твоим рыжим квиттом тоже.
— За что мне такая честь? — быстро спросил Вигмар.
— За то, что ты не очень-то похож на других, — ответил Бальдвиг. — А наш конунг любит все необычное. Это его забавляет. Ты еще увидишь.
— А я уже увидел, — ответил Вигмар.
Но оказалось, что он увидел еще не все. В самом начале пира Вигмара поджидала неожиданность. Гридница конунга была уже полна людьми, столы были внесены, гости ели, поглядывая на конунга в ожидании кубков богам. В середине женского стола, между двумя важными женщинами с шитыми золотом покрывалами на головах, он увидел ту утреннюю девчонку. На ней была голубая шелковая рубаха с желтыми рукавами, синее платье, обшитое цветной тесьмой, скрепленное на плечах двумя серебряными застежками с позолоченным узором, огромными, с кулаки самой девчонки. Удивленный Вигмар пытался припомнить, как она была одета утром, и ему мерещились какие-то расплывчатые пятна обыкновенной серой рубахи и некрашеного шерстяного платья, в каких ходят служанки. А теперь при каждом движении ее рук звенели золотые браслеты, тонкие и витые, какие делают в землях уладов. До вскрытия кургана Гаммаль-Хьёрта даже Рагна-Гейда не имела ничего подобного…
Вигмар задержал дыхание: железная рука стиснула сердце и не давала биться. В уме мелькнула отчаянная мысль: неужели это никогда не пройдет? Поселившаяся боль обещала стать вечной. Умом Вигмар понимал, что больше никогда не увидит Рагну-Гейду, но душа отказывалась в это верить. С такой мыслью невозможно было бы жить.
Вдруг девушка с золотыми браслетами подняла глаза и скользнула по лицу Вигмара надменным, подчеркнуто небрежным взглядом.
— Кто это? — не отводя от нее глаз, Вигмар подтолкнул локтем сидящего рядом Старкада. — Вон та, в середине?
Оскорбленная таким явным любопытством девушка отвернулась, всем видом выражая равнодушную надменность, которая и служит отличным признаком внимания и обиды.
— Какая? — Старкад лениво поднял глаза и вдруг охнул: — Что ты! На нее нельзя так пялиться!
— Я тебя не спрашиваю, что можно, а что нельзя. Ты мне можешь сказать, за какие заслуги ее посадили на лучшее место?
— А куда же ее еще сажать? Ведь это йомфру Ингирид, дочь Бьяртмара конунга. Она воспитывалась у фьяллей, а теперь ее привезли домой, чтобы конунг выдал ее замуж.
— Это правильно! — протянул Вигмар, снова поглядев на девушку и посмеиваясь над нелепостью утреннего происшествия. — Ей действительно нужен муж!
Ингирид дочь Бьяртмара снова посмотрела на Вигмара. Без труда угадав суть его короткой беседы с соседом, она ожидала увидеть на лице квиттинского нахала ужас и раскаяние. Но напрасно. Он бестрепетно встретил ее взгляд, и в его желтых глазах светилась откровенная насмешка. Похоже, он думал, что утренняя встреча повредила чести йомфру гораздо сильнее, чем его собственной. То, что он сказал о скромных девушках, которые не толкаются под дверями мужских покоев, в десятикратной мере относилось и к дочерям конунгов. Вот уж кому там было нечего делать!
— Не слишком-то пяль на нее глаза, иначе это плохо кончится, — предостерег Старкад. — Вон сидит сын ее воспитателя. Не знаю, как его зовут.
Проследив за его взглядом, Вигмар охнул, а потом протяжно присвистнул. «Видал уродов! — так и отпечаталось в его мыслях. — Но таких!..» Неподалеку от конунга сидел рослый, широкоплечий мужчина с двумя светло-русыми косами над ушами, что указывало на племя фьяллей. Его лицо было покрыто сеткой мелких багровых шрамиков, какие остаются после «гнилой смерти». Один глаз был прикрыт, а второй смотрел из-под густой широкой брови так внимательно и настороженно, что становилось неуютно.
Эрнольву Одноглазому досталось место рядом со старшим (и единственным) сыном Бьяртмара конунга, Ульвхедином ярлом. Тому было лет тридцать, и ему больше подошло бы имя Бьёрнхедин [32] — он был рослым, широкоплечим, не в пример собственному отцу, с красивыми русыми волосами и бородой. Кроме того, Ульвхедин ярл был неглупым человеком и хорошим собеседником. И эту славу он подтвердил, почти сразу же заговорив о том, что больше всего занимало гостя.
— Я понимаю, что все вы рады были избавиться от Ингирид, но ведь ты приехал не только из-за нее? — начал он. — Мы живем в оживленном месте, мимо усадьбы чуть не каждый день плавают торговые корабли. А все торговцы — болтливые люди. Говорят, нашему родичу Торбранду конунгу не повезло у квиттинских берегов?
— Да, пожалуй, — несколько рассеянно отозвался Эрнольв.
Взгляд его был устремлен на рыжего квитта, который с самого начала пира обменивался с Ингирид многозначительными взглядами. Квитт был молод, но вид имел самоуверенный и даже нахальный, как раз под пару к Ингирид. Девчонка старательно притворялась, что не замечает его, но Эрнольв слишком хорошо ее знал, чтобы обмануться. Рыжий квитт со множеством длинных кос, связанных сзади в хвост, очень и очень занимал ее.
Однако, не меньше он занимал и самого Эрнольва. Едва лишь услышав вчера вечером в гриднице первые слова, произнесенные с быстрым квиттинским выговором, он внутренне вздрогнул. Квитт! Сын того самого племени, с которым у него было связано так много! Мало ли что могло привести того к Островному проливу? Но Эрнольв почему-то взволновался и рассматривал рыжего с внутренним трепетом, как подросток рассматривает девушку, впервые поразившую его воображение.
— Но не настолько же вы пострадали, чтобы есть глазами всякого квитта, какой тебе попадется! — усмехнулся Ульвхедин ярл, перехватив его взгляд. — Правда, что какое-то морское чудовище разбило у вас двадцать пять кораблей?