Страница:
— А зачем на них нападать мертвецам? — воскликнул Ярнир. Он не очень хорошо понимал, где есть угроза родовой чести, и на всякий случай встревал везде, где она только могла быть. — И откуда там взялись мертвецы? Расскажи об этом, если ты все так хорошо знаешь!
— Кто-то из вас обидел мертвецов! — Модвид кольнул взглядом Вигмара, которого не любил за слишком независимый, не по роду и заслугам, нрав. — Вот они и отомстили вам!
— Если бы я знал, что возникнут такие сомнения, то не стал бы жечь свои старые сапоги, а принес бы их сюда! — насмешливо ответил Вигмар. — На них оставались следы чужой крови. У мертвецов ее не бывает.
Рагна-Гейда отвернулась, пряча усмешку: она живо представила, как Модвид, Логмунд, Атли и другие изумленно разглядывают старые сапоги Вигмара. Кое-кто в гриднице засмеялся тоже, радуясь, что заносчивый Модвид получил достойный ответ, простодушный Ярнир заржал не хуже жеребца. А Гейр вспомнил того фьялля, которому отрубил руку. Тот так и умер на берегу, истек кровью, и огромное черное пятно впитавшейся в песок крови с лежащим на нем телом до сих пор стояло у Гейра перед глазами. Нет, мертвецом тот человек стал только к концу битвы. Раньше он был живым. Был…
— Да и тебе дорого обошлась та схватка! — крикнул Скъёльд, средний сын Кольбьёрна. Он смотрел на Вигмара и вроде бы широко улыбался, но оскал его белых зубов выглядел недобрым и глаза оставались холодны. Братья Стролинги не любили Вигмара. — Где же твое знаменитое хвостатое копье? Если на вас снова нападут мертвецы или фьялли, чем же ты будешь защищаться? А фьялльские мечи, как видно, не очень-то остры, если вы так легко победили целое войско!
Вигмар напрягся — утратой оружия гордиться нечего и здесь смехом не отделаешься. Но не зря он считал залогом своей удачи умение быстро собираться и с силами, и с мыслями. Помедлив лишь несколько мгновений, он ответил, глядя в глаза Скъёльду:
— О ком ты говоришь, Вигмар сын Хроара? — подчеркнуто четко осведомился он. — Уж не думаешь ли ты, что в этом доме у кого-то трепетное сердце кобылы?
— Почему ты так решил, Скъёльд сын Кольбьёрна? — вежливо ответил Вигмар. Увидев, что стрела достигла цели, он сразу повеселел. Его желтые глаза смеялись, и Скъёльд отлично это видел. — Неужели у тебя есть причины думать, что кто-то сочтет твое сердце… излишне трепетным?
— Чем точить языки друг об друга, лучше подумайте, что все это значит! — подал голос Хальм. Кузнец был двоюродным братом самого Кольбьёрна, и от всех Стролингов его отличало то, что длинные золотистые волосы у него не вились мелкими волнами, а висели прямо, как солома. Борода делала вытянутое лицо еще длиннее, за что его иногда звали Ланг-Хёвид — Длинная Голова. — Мне что-то не верится, что это были мертвецы. Скорее это действительно были фьялли. Мне сдается, Вигмар, я знаю того человека с золотой пряжкой на животе, который кричал с корабля твоему противнику. Это Модольв Золотая Пряжка, ярл* и родич Торбранда Тролля. Я встречался с ним в Эльвенэсе и видел его в Аскрфьорде. Модольва не зовут разбойником. И если уж он взялся отбирать корабли у мирных людей, значит, дело серьезное. И без самого Торбранда конунга не обошлось.
Гридница невнятно забормотала. Хальма все уважали за ум и проницательность, а шутить он не умел. Раз он сказал, что дело серьезное, значит, так оно и есть. А нападение фьяллей на людей с Квиттинского Севера касалось здесь всех.
— И потеря копья — очень серьезная потеря! — неумело изображая озабоченность, сказал Атли. Знатному хёльду было обидно, что про него забыли и слушают какого-то Лисицу-С-Границы, которому даже одеться на пир толком не во что. — С чем же ты будешь воевать, Вигмар? Даже когда я остался один против всей дружины уладов и скрывался в лесу, я сберег свой меч!
Атли Моховой Плащ горделиво поднял голову: своим прозвищем он был обязан давнему случаю, когда в походе на уладов был разбит тамошним вождем-ригом и вынужден прятаться в лесу подо мхом. Он гордился этим случаем, как примером своей удачи и находчивости, а Вигмара так и подмывало спросить: да как же ты, троллячий хвост, умудрился потерять и погубить всех своих людей?
— Да, с тех пор у тебя плащи получше! — ответил Вигмар, не показывая вида, что уязвлен. «Больше-то у тебя не бывает случаев проявить свою доблесть!» — хотел он сказать, но Атли, как видно, не понял.
— Это что! — воскликнул со своего места Модвид Весло. — Когда я встречался с фьяллями в море, их было пять кораблей против моего одного! И все равно мы вступили в бой! Так что тридцать человек на войско — это еще не самое удивительное. Да и сколько его было, того войска? Вы же в темноте не считали!
При этом Модвид бросил взгляд туда же, куда и Атли перед этим — к женскому столу, на йомфру Рагну-Гейду. А она молчала, переводя смеющийся взгляд с одного героя на другого, и тихо забавлялась. Ну, чем не бой коней? [7]
Вигмар тоже посмотрел на нее и вдруг разозлился. Эти герои, значит, будут хвастаться перед ней своими подвигами, а он будет вроде как точило для мечей их доблести! Суши весла! Глядя на Рагну-Гейду, Вигмар прищурился, словно хотел коснуться ее взгляда острием своего, и произнес:
— Чем разбирать подвиги того или другого, вы бы лучше подумали, что теперь делать вам всем! — среди общего гула сказала фру Арнхильд, жена Кольбьёрна. Она приходилась матерью Рагне-Гейде, Гейру, Скъёльду и отсутствующему Эггбранду, а кроме того славилась умом и колдовской мудростью. — Ведь мы потеряли корабль и товар, — продолжала она. — И если мы ничего не сделаем, то этот обильный пир будет последним на несколько лет. У нас нет ни хлеба, ни железа, чтобы его выменять. Я уж не говорю про мед, хороший лен и прочее, без чего можно кое-как прожить. А вот без хлеба нам будет плохо. Этой зимой нам всем придется жевать мох — и свободным, и рабам! Мы потеряли много, и Хроар потерял третью часть от нашего. Так что кончайте перебирать ваши подвиги, дробители злата [8], и подумайте, что делать.
Сначала ей никто не ответил. Потом подал голос Вигмар.
— Если бы я был хозяином этой земли, я бы недолго думал, где мне взять золота, — сказал он. — Ведь это у вас стоит поблизости курган Гаммаль-Хьёрта. А Старый Олень был жаден и забрал с собой в Хель все, что у него было. Его курган наполовину состоит из золота и только наполовину из земли. Или это лживые саги?
— По-твоему, взять его будет легко? — закричал Ярнир и от возбуждения даже вскочил с места. Гаммаль-Хьёрт и его сокровища, оборотень с оленьей головой, еще в Века Асов побежденный Старым Стролем, был любимым предметом увлекательных разговоров у зимнего очага по всей округе. — По-твоему, Старый Олень только и ждет, как бы отдать нам свое золото?
Гридница разом зашумела: об этом всякому было что сказать.
— Я вовсе не говорю, что это будет сделать легко! — повысив голос, ответил Вигмар. Ему стало весело: неплохую задачу он задал этим Стролингам! — Но от легкого дела и чести немного. Довольно тому золоту лежать в земле, где от него никому нет никакого прока! К тому же, храбрее Стролингов нет людей по всему Квиттинскому Северу, не так ли? Твои братья, Ярнир, снова доказали это той самой ночью. Когда все боялись, что на нас нападут мертвецы, Гейр и Книв сами вызвались посидеть на страже. Мы с ними даже побились об заклад…
— Да, и где же наш заклад? — закричал Книв с дальнего конца стола. Опозорившись во время битвы, он теперь вел себя тихо и мечтал исправиться, но такого случая не мог пропустить. — Ты должен отдать нам амулет! Ты обещал! Мы же отсидели стражу!
Вигмар повернул к нему голову, нашел парня глазами и немного помолчал. Книв вдруг устыдился и ощутил желание залезть под стол. Сейчас ка-ак скажет… что трусу и сыну рабыни место в свинарнике, а не в гриднице среди доблестных мужей… Так что помалкивай, Книв-Из-Под-Хвороста.
Гейр тоже заёрзал на месте, даже бросил тревожный взгляд Рагне-Гейде, как будто она могла каким-то чудесным способом помешать Вигмару ответить.
— Си-детьможет и петух на насесте! — подчеркивая первое слово, ответил наконец Вигмар. — А кто первым услышал фьяллей? Вы или я?
Книв и Гейр промолчали.
— А что за заклад? — спросила любопытная фру Гродис, жена Хальма.
— У него амулет с фьялльскими рунами! — сказал Скейв кормчий. — Не надо было ему его брать!
— От золота на дне моря не больше пользы, чем от золота в земле! — весело крикнул кто-то из молодых парней.
— Наследство мертвецов до добра не доводит! — настаивал Скейв.
— Всякое наследство остается после мертвецов! — мудро заметил Грим Опушка. — Наследство живых называется грабежом!
— Ему самому пригодятся фьялльские руны! — сказал Скъёльд, злобно глядя на Вигмара. Ему все казалось, что он еще не рассчитался за насмешки. Впрочем, это чувство наполняло его при каждой встрече с Вигмаром Лисицей. — Ведь и он, мне сдается, занимается колдовством!
Вигмар быстро встал на ноги, рука его выразительно скользнула к рукояти фьялльского меча. Колдовство — женское дело, обвинять в нем мужчину — оскорбление.
Рагна-Гейда перестала улыбаться. Это уже было не забавно.
— Прекрати, сын! — с напором сказал Кольбьёрн и опять оперся руками о стол, что у него служило признаком серьезности намерений. Он не слишком любил Вигмара, но на пиру положено соблюдать мир и не наносить оскорблений своим недругам, раз уж ты сел с ними за один стол.
— Я видел, как он сидел посреди пустоши возле костра и бормотал что-то! — продолжал Скъёльд, бросив на отца быстрый взгляд. Это была правда, а не клевета, а правду, по его мнению, можно было говорить за чьим угодно столом, и тем более за своим собственным. — Пусть он скажет, что это не колдовство!
— Если ты хочешь, я именно так и скажу! — ответил Вигмар. Он старался быть спокойным, но его лицо напряглось и побледнело, белизна кожи ярче проступила рядом с рыжими волосами, и что-то неуловимо звериное в острых чертах проявилось яснее. — Я не знаю, о каком дне ты говоришь, но после охоты я всегда приношу жертвы моему покровителю, Грюле. Приносить жертвы — не значит колдовать. Спроси хотя бы у своей матери, если не веришь мне.
— А что это были за фьялльские руны? — торопливо спросила Рагна-Гейда, стремясь взять разговор на себя и перевести на другое, пока братья опять чего-нибудь не придумали. Вигмар-то за себя постоит, но драка на пиру позорит в первую голову хозяев дома.
Вигмар повернулся к ней, потом сел на место. По ее лицу и голосу было заметно, что она тревожится. А о чем тревожиться дочери Кольбьёрна? У нее так много братьев, что одним больше, одним меньше…
— Что за амулет ты нашел? — обратилась к нему Рагна-Гейда.
— Я нашел очень занятную вещь! — сказал Вигмар и вынул из-под рубахи золотой полумесяц на ремешке. — Твои братья решили, что тебе, йомфру, будет любопытно на него взглянуть. Она была закладом в нашем споре, просидят они две полуночные стражи или не просидят. А поскольку они их именно просидели, то амулет остается у меня. По-моему, и сам Форсети* не рассудил бы лучше.
— Но ты мог бы дать мне его хотя бы посмотреть! — Рагна-Гейда снова улыбнулась, в глазах ее заблестело скрытое лукавство. В глубине души она подозревала, что даже для такого норовистого коня, как Вигмар сын Хроара, можно подобрать узду.
Но смысл ее взглядов оставался скрытым от всех, кроме самого Вигмара. Иногда ему казалось, что они слишком уж хорошо понимают друг друга, даже когда не хотят быть понятыми. И в такие мгновения, как сейчас, набитая людьми гридница делалась пустой — он видел одну только Рагну-Гейду и знал, что она видит только его.
— Да, я мог бы дать тебе его посмотреть, йомфру! — нарочито простодушно ответил Вигмар и подвигал бровями, как дурачок, который не может подобрать подходящих слов. — Но не задаром. За плату.
— Что он там такое бормочет? — с досадой выкрикнул Атли, о котором снова забыли. Дочь Кольбьёрна уж слишком много внимания уделяет недостойным людям!
А Вигмар бросил короткий взгляд на Атли, заметил недовольное лицо Модвида — его-то не так дотошно расспрашивают о подвигах! Стролинги сидели с настороженными лицами: ждали подвоха. Умники, правильно ждали!
— Чего же ты хочешь? — понизив голос, как будто дразня, спросила Рагна-Гейда.
— Поцелуй! — тоже понизив голос, сказал Вигмар, уже ловя слухом тот всплеск общего негодования, который непременно должен последовать.
Конечно, он не ждал согласия, а ждал именно этого всплеска. О котором и будут рассказывать, вспоминая этот пир, еще долго-долго. А вовсе не о красном плаще Атли сына Логмунда.
— Придержи язык! Ты кто такой! Ты с кем говоришь! — закричали, конечно, со всех сторон, и Атли с Модвидом старались постоять за честь хозяйской дочери не меньше, чем ее родня. Хотя им-то, собственно, какое дело?
Скъёльд и Ярнир опять вскочили, сжимая кулаки, но Вигмар теперь не тронулся с места и сидел с таким довольным видом, словно ему тут пели хвалебные песни. Хозяева не вызовут гостя на поединок прямо из-за стола, да и повод слишком ничтожен, чтобы затевать серьезный раздор. А что рассердятся — так любви и не водилось, терять нечего. А сама Рагна-Гейда…
А Рагна-Гейда смеялась. Тихо, уголками губ, так что и соседки по столу не слышали, но смеялись ее глаза, устремленные на Вигмара. Он ведь не хотел обидеть ее, и она это знала. Это был тот случай, когда Вигмар был рад их пониманию.
Вигмар спокойно сидел на своем месте, ожидая, пока буря над его бесстыжей головой стихнет, и большинство гостей постепенно начало ухмыляться, посмеиваться, хохотать. Фру Арнхильд тоже сидела спокойно и чуть-чуть усмехалась. Она отлично понимала, отчего Атли и Модвид так разгорячились: каждый из них рад был бы посвататься к Рагне-Гейде, но не уверен в благоприятном ответе. А она и рада позабавиться, заигрывая у всех на глазах с человеком, который заведомо не годится ей в женихи. Сама фру Арнхильд в юности была точно такой же и сейчас думала, что понимает свою дочь.
Оглянувшись на жену, Кольбьёрн понял, что бушевать из-за такой глупости не стоит, и принялся унимать сыновей. Фру Арнхильд была очень мудрой женщиной и никогда не ошибалась.
— Теперь я вижу, почему вы одолели войско фьялльских мертвецов! — сказала фру Арнхильд, когда общий шум поутих. — Ведь среди вас были одни храбрецы. И я не удивлюсь, если и правда найдутся охотники поглядеть, так ли велики сокровища Старого Оленя, как о них рассказывают.
Все в гриднице вертели головами, глядя то на Вигмара, то на братьев Стролингов. Кто первым ответит и что ответит? А Рагна-Гейда вдруг сказала, с насмешкой в глазах глядя на Вигмара:
Вигмар хотел бы ответить, но не мог, простые слова не шли на ум. Виса Рагны-Гейды взволновала его гораздо больше, чем враждебные слова и гневные крики мужчин. Она поймала строки его собственных стихов, произнесенных здесь же чуть раньше, как иной удалец в битве ловит вражеское копье, чтобы тут же метнуть его назад. И только глупый великан не поймет, в кого она метила этим копьем. Славным воином можно назвать любого мужчину, но Рагна-Гейда вплела в свой стих его имя. [10]И это был очень меткий бросок! Только она одна, Рагна-Гейда, из всего рода Стролингов была для него достойным противником.
— Уж конечно, мы не будем сидеть сложа руки и ждать, что подскажут сны! — Ярнир первым не выдержал и взвился над столом, как будто собирался бежать прямо сейчас. — Мы пойдем пошарим в закромах Старого Оленя, да?
С птичьим проворством он завертел длинной шеей, оглядывая братьев.
— А что же молчит славный Победитель Мертвецов? — язвительно спросил Скъёльд. — Ты, Вигмар, не хочешь пойти с нами?
— Я уступаю вам честь быть первыми, — великодушно сказал Вигмар. Но все Стролинги готовы были дать руку на отсеченье, что Лисица опять задумал какой-то подвох. — Ведь это ваш предок когда-то одолел Старого Оленя, вам и повторить его подвиг. А я уж потом… Если сами не справитесь…
Пока Стролинги на много голосов уверяли, что справятся без помощников, Рагна-Гейда снова улыбнулась.
— И если не поцелуй, то рог с медом я обещаю поднести тому, кто принесет и положит на этот стол лучшее из сокровищ Гаммаль-Хьёрта! — сказала она, с вызовом поглядывая на Вигмара.
Вечером, когда большинство гостей уже укладывалось спать и только самые стойкие воины еще сидели в гриднице вокруг последнего котла с пивом и нестройными голосами тянули восемнадцатую за этот вечер круговую, Вигмар столкнулся в пустых темных сенях с Рагной-Гейдой. Лишь бледный луч света упал через выпустившую ее кухонную дверь, но он узнал ее, не мог не узнать. При ее появлении какое-то свежее чувство толкало его изнутри, и весь мир изменялся, так что даже запахи делались резче и очертания предметов ярче. Сам воздух становился другим, когда она появлялась поблизости — все его жизненные ощущение обострялись и оттого жизнь делалось сладкой, как никогда. Дверь из кухни закрылась, но Вигмар продолжал видеть в темноте эту стройную фигуру, каждое движение которой было так легко и плавно, овеянную мягким рассеянным светом, как будто она сама излучает его, точно светлый альв*.
Никто их тут не видел. Вигмар мгновенно взял Рагну-Гейду за плечи и задвинул в самый темный угол. Никто ему не давал такого права, он сам его присвоил.
— Это ты, Гроза Мертвецов! И как я только терплю твое нахальство? — шепотом изумилась Рагна-Гейда.
— А ты и не терпишь! — утешил ее Вигмар, не снимая ладоней с ее плеч, но и не предпринимая никаких дальнейших шагов: здесь был предел ее терпению, и он об этом знал. — Ты бурно возмущена, просто как валькирия*, нашедшая в котле с медом дохлую крысу.
— В Асгарде* не водятся крысы! — фыркнула Рагна-Гейда. Если Вигмар хотел ее рассмешить, то она при всем желании не могла удержаться от смеха. — Вот, кстати, об Асгарде: я просто ужасно тебя боюсь. Тебя же, говорят, убили!
— Ты так думаешь? — шепнул Вигмар и придвинулся к ней еще ближе.
Между ними дышал могучий теплый поток какой-то силы, упрямо тянувшей их друг к другу. Но если Вигмару это нравилось, то Рагна-Гейда испытывала нечто вроде жути: они уже больше трех лет играли в эту непонятную игру, а сейчас игра вдруг стала оборачиваться какой-то грозной и неодолимой правдой. Она поняла это, когда слушала рассказ Гейра о схватке Вигмара с рябым фьяллем. Кто он для нее, этот Вигмар Лисица? Да никто, даже в женихи не годится. Но если бы он не вернулся, ее мир непоправимо опустел бы. И Рагна-Гейда испугалась, когда поняла это.
— Зачем ты так сказал? Там, на пиру? — зашептала Рагна-Гейда, торопясь выяснить самое важное. Это случайное затишье в сенях дома, битком набитого гостями, не могло быть долгим. — Про поцелуй? Ты это нарочно — громко и при всех?
— Да, да, я это нарочно, громко и при всех! — заверил Вигмар, склоняясь к ней и почти касаясь губами ее лба. — Я хотел посмотреть, как они все возмутятся и закричат. Все эти герои, которые думают, что стоит им вырядиться в красный плащ, так все женщины их полюбят…
— А заодно и мои родичи! — с укором перебила его Рагна-Гейда, быстро обшаривая взглядом его лицо, как будто думала хотя бы сейчас, вблизи, в его чертах разглядеть ответ на те сомнения, которые не давали ей покоя. Она тоже не знала, искренне ли Вигмар предпочитает ее всем девушкам округи или просто нашел хороший способ досадить Стролингам. Много она отдала бы, чтобы это узнать! — Меня бранят целый день! Так что Гейр даже вступился: что вы, говорит, к ней привязались, ведь это Вигмар просил у нее поцелуй, а не она у него!
— Уж если бы ты попросила у меня поцелуй, то я тебе не отказал бы! — перебил ее Вигмар, кожей чувствуя, что кто-то идет и у них остались считанные мгновения.
— А разве я тебе отказала? — Рагна-Гейда лукаво и значительно подняла брови и попыталась улыбнуться. Но улыбки не вышло: она была слишком взволнована. Никакого ответа она не могла найти в его лице, только сильнее удивлялась, почему же ее так тянет именно к нему. — Ты же не отказался показать мне твой чудесный амулет!
— Неужели ты считаешь меня таким скрягой? — Вигмар тоже поднял брови, передразнивая ее. — Мы ведь не на торгу в Эльвенэсе! Посмотри, если тебе любопытно.
— Покажешь? — Рагна-Гейда изобразила изумление.
— Покажу! — с видом скромного благородства заверил Вигмар. — Только возьми сама. Ты же видела, где он.
Рагна-Гейда немного помедлила, потом подняла руку и коснулась тонкого черного ремешка, видного на груди Вигмара в разрезе рубашки. Ей было жарко, дыхание перехватывало, мысли разбегались. Сейчас она ни одной руны не отличила бы от другой. Вигмар ждал, и Рагна-Гейда ощущала, что он дышит чаще обычного. Да что же это такое, богиня Фригг*! Откуда это берется? И что с этим со всем делать?
Наружная дверь скрипнула. Рагна-Гейда метнулась к противоположной двери в кухню, а Вигмар шагнул следом, спиной заслоняя девушку от глаз входящего. Она исчезла; Ульв Тресковый Хвост, в десятый раз за вечер посетивший задний двор, прошел через сени, слегка покачиваясь, и благодушно похлопал Вигмара по плечу: дескать, прости, друг, что помешал, еще успеешь. Девушку Ульв не разглядел, да и какая разница? Все они одинаковы.
— Я едва поверила своим ушам, когда услышала, что ты пропускаешь их вперед! — говорила Эльдис Вигмару на следующий день, по дороге от усадьбы Хьёртлунд домой. — Что с тобой случилось? Ты никого и никогда не пропускал вперед! Или ты думаешь, что Старый Олень съест их всех?
— Я их пропускаю вперед, потому что ничего у них не получится! — весело отвечал Вигмар. Он был в прекрасном расположении духа, оставшись доволен этой поездкой, как и не ждал. — А когда у них ничего не получится и они как следует опозорятся, тогда я пойду следом и заберу всю честь себе! Так что не бойся, мышка!
Вигмар стукнул указательным пальцем по носу Эльдис, и она рассмеялась, глядя на Вигмара обожающими глазами. Она была на десять лет младше Вигмара и просто боготворила брата. Эльдис не была дочерью Хроара-С-Границы. Однажды хозяину пришлось больше года, четырнадцать месяцев, пробыть в отлучке, и она родилась за это время. Десятилетний Вигмар, как единственный тогда мужчина в семье, сам взял ее на руки, окропил водой и дал ей имя. Хроар хёльд, вскоре вернувшийся, распорядился было выбросить в лес неизвестно чью дочь, но Вигмар сказал, что вместе с ребенком его матери придется выбросить и его. И Хроар смирился, но все пятнадцать лет почти не замечал Эльдис, уделяя ей внимания не больше, чем собаке или кошке. Их мать он с тех пор не признавал своей женой, и она ночевала в женском покое до самой своей смерти пять лет назад. После этого случая в нем и зародилась неутолимая неприязнь к Стролингам, хотя Вигмар, уже взрослым размышляя над этим, не мог и вообразить, чтобы отцом Эльдис оказался Кольбьёрн, Фримунд, Хальм или еще кто-то из старших Стролингов. Но какая-то связь тут была, и какой-то вины Хроар не мог им простить. С провинившейся женой он не развелся, потому что уже не мог вернуть ее приданого, но от измены очень страдал и сразу после ее смерти женился снова. Мачехой Вигмара и Эльдис стала Хлода, тихая и незлая женщина. Пасынка она побаивалась, с Эльдис обходилась ровно и ласково — перед ней-то девочка была ни в чем не виновата. Своих детей у Хлоды не было.
— Кто-то из вас обидел мертвецов! — Модвид кольнул взглядом Вигмара, которого не любил за слишком независимый, не по роду и заслугам, нрав. — Вот они и отомстили вам!
— Если бы я знал, что возникнут такие сомнения, то не стал бы жечь свои старые сапоги, а принес бы их сюда! — насмешливо ответил Вигмар. — На них оставались следы чужой крови. У мертвецов ее не бывает.
Рагна-Гейда отвернулась, пряча усмешку: она живо представила, как Модвид, Логмунд, Атли и другие изумленно разглядывают старые сапоги Вигмара. Кое-кто в гриднице засмеялся тоже, радуясь, что заносчивый Модвид получил достойный ответ, простодушный Ярнир заржал не хуже жеребца. А Гейр вспомнил того фьялля, которому отрубил руку. Тот так и умер на берегу, истек кровью, и огромное черное пятно впитавшейся в песок крови с лежащим на нем телом до сих пор стояло у Гейра перед глазами. Нет, мертвецом тот человек стал только к концу битвы. Раньше он был живым. Был…
— Да и тебе дорого обошлась та схватка! — крикнул Скъёльд, средний сын Кольбьёрна. Он смотрел на Вигмара и вроде бы широко улыбался, но оскал его белых зубов выглядел недобрым и глаза оставались холодны. Братья Стролинги не любили Вигмара. — Где же твое знаменитое хвостатое копье? Если на вас снова нападут мертвецы или фьялли, чем же ты будешь защищаться? А фьялльские мечи, как видно, не очень-то остры, если вы так легко победили целое войско!
Вигмар напрягся — утратой оружия гордиться нечего и здесь смехом не отделаешься. Но не зря он считал залогом своей удачи умение быстро собираться и с силами, и с мыслями. Помедлив лишь несколько мгновений, он ответил, глядя в глаза Скъёльду:
По гриднице пробежал ропот, челюсти задвигались медленнее, руки с зажатыми костями и хлебом опустились, чтобы еда не мешала слушать. Скъёльд перестал улыбаться, изменился в лице, так что кожа на скулах натянулась и глаза стали злыми.
Ясень сечи смелый мечет
Меч тупой — ступил к победе!
Свидур стрел с душой кобылы
В страхе Грам уронит сразу. [6]
— О ком ты говоришь, Вигмар сын Хроара? — подчеркнуто четко осведомился он. — Уж не думаешь ли ты, что в этом доме у кого-то трепетное сердце кобылы?
— Почему ты так решил, Скъёльд сын Кольбьёрна? — вежливо ответил Вигмар. Увидев, что стрела достигла цели, он сразу повеселел. Его желтые глаза смеялись, и Скъёльд отлично это видел. — Неужели у тебя есть причины думать, что кто-то сочтет твое сердце… излишне трепетным?
— Чем точить языки друг об друга, лучше подумайте, что все это значит! — подал голос Хальм. Кузнец был двоюродным братом самого Кольбьёрна, и от всех Стролингов его отличало то, что длинные золотистые волосы у него не вились мелкими волнами, а висели прямо, как солома. Борода делала вытянутое лицо еще длиннее, за что его иногда звали Ланг-Хёвид — Длинная Голова. — Мне что-то не верится, что это были мертвецы. Скорее это действительно были фьялли. Мне сдается, Вигмар, я знаю того человека с золотой пряжкой на животе, который кричал с корабля твоему противнику. Это Модольв Золотая Пряжка, ярл* и родич Торбранда Тролля. Я встречался с ним в Эльвенэсе и видел его в Аскрфьорде. Модольва не зовут разбойником. И если уж он взялся отбирать корабли у мирных людей, значит, дело серьезное. И без самого Торбранда конунга не обошлось.
Гридница невнятно забормотала. Хальма все уважали за ум и проницательность, а шутить он не умел. Раз он сказал, что дело серьезное, значит, так оно и есть. А нападение фьяллей на людей с Квиттинского Севера касалось здесь всех.
— И потеря копья — очень серьезная потеря! — неумело изображая озабоченность, сказал Атли. Знатному хёльду было обидно, что про него забыли и слушают какого-то Лисицу-С-Границы, которому даже одеться на пир толком не во что. — С чем же ты будешь воевать, Вигмар? Даже когда я остался один против всей дружины уладов и скрывался в лесу, я сберег свой меч!
Атли Моховой Плащ горделиво поднял голову: своим прозвищем он был обязан давнему случаю, когда в походе на уладов был разбит тамошним вождем-ригом и вынужден прятаться в лесу подо мхом. Он гордился этим случаем, как примером своей удачи и находчивости, а Вигмара так и подмывало спросить: да как же ты, троллячий хвост, умудрился потерять и погубить всех своих людей?
— Да, с тех пор у тебя плащи получше! — ответил Вигмар, не показывая вида, что уязвлен. «Больше-то у тебя не бывает случаев проявить свою доблесть!» — хотел он сказать, но Атли, как видно, не понял.
— Это что! — воскликнул со своего места Модвид Весло. — Когда я встречался с фьяллями в море, их было пять кораблей против моего одного! И все равно мы вступили в бой! Так что тридцать человек на войско — это еще не самое удивительное. Да и сколько его было, того войска? Вы же в темноте не считали!
При этом Модвид бросил взгляд туда же, куда и Атли перед этим — к женскому столу, на йомфру Рагну-Гейду. А она молчала, переводя смеющийся взгляд с одного героя на другого, и тихо забавлялась. Ну, чем не бой коней? [7]
Вигмар тоже посмотрел на нее и вдруг разозлился. Эти герои, значит, будут хвастаться перед ней своими подвигами, а он будет вроде как точило для мечей их доблести! Суши весла! Глядя на Рагну-Гейду, Вигмар прищурился, словно хотел коснуться ее взгляда острием своего, и произнес:
Тут уже переменились в лице все: и Стролинги, и Атли, и Модвид, и родичи обоих героев. Кольбьёрн нахмурился, оперся ладонями о стол, напрягся, как будто готовясь встать.
В поле воин виден ясно —
верно ль брани рад отважный?
Всяк в дому болтун умеет
смелой речью сечь прославить.
— Чем разбирать подвиги того или другого, вы бы лучше подумали, что теперь делать вам всем! — среди общего гула сказала фру Арнхильд, жена Кольбьёрна. Она приходилась матерью Рагне-Гейде, Гейру, Скъёльду и отсутствующему Эггбранду, а кроме того славилась умом и колдовской мудростью. — Ведь мы потеряли корабль и товар, — продолжала она. — И если мы ничего не сделаем, то этот обильный пир будет последним на несколько лет. У нас нет ни хлеба, ни железа, чтобы его выменять. Я уж не говорю про мед, хороший лен и прочее, без чего можно кое-как прожить. А вот без хлеба нам будет плохо. Этой зимой нам всем придется жевать мох — и свободным, и рабам! Мы потеряли много, и Хроар потерял третью часть от нашего. Так что кончайте перебирать ваши подвиги, дробители злата [8], и подумайте, что делать.
Сначала ей никто не ответил. Потом подал голос Вигмар.
— Если бы я был хозяином этой земли, я бы недолго думал, где мне взять золота, — сказал он. — Ведь это у вас стоит поблизости курган Гаммаль-Хьёрта. А Старый Олень был жаден и забрал с собой в Хель все, что у него было. Его курган наполовину состоит из золота и только наполовину из земли. Или это лживые саги?
— По-твоему, взять его будет легко? — закричал Ярнир и от возбуждения даже вскочил с места. Гаммаль-Хьёрт и его сокровища, оборотень с оленьей головой, еще в Века Асов побежденный Старым Стролем, был любимым предметом увлекательных разговоров у зимнего очага по всей округе. — По-твоему, Старый Олень только и ждет, как бы отдать нам свое золото?
Гридница разом зашумела: об этом всякому было что сказать.
— Я вовсе не говорю, что это будет сделать легко! — повысив голос, ответил Вигмар. Ему стало весело: неплохую задачу он задал этим Стролингам! — Но от легкого дела и чести немного. Довольно тому золоту лежать в земле, где от него никому нет никакого прока! К тому же, храбрее Стролингов нет людей по всему Квиттинскому Северу, не так ли? Твои братья, Ярнир, снова доказали это той самой ночью. Когда все боялись, что на нас нападут мертвецы, Гейр и Книв сами вызвались посидеть на страже. Мы с ними даже побились об заклад…
— Да, и где же наш заклад? — закричал Книв с дальнего конца стола. Опозорившись во время битвы, он теперь вел себя тихо и мечтал исправиться, но такого случая не мог пропустить. — Ты должен отдать нам амулет! Ты обещал! Мы же отсидели стражу!
Вигмар повернул к нему голову, нашел парня глазами и немного помолчал. Книв вдруг устыдился и ощутил желание залезть под стол. Сейчас ка-ак скажет… что трусу и сыну рабыни место в свинарнике, а не в гриднице среди доблестных мужей… Так что помалкивай, Книв-Из-Под-Хвороста.
Гейр тоже заёрзал на месте, даже бросил тревожный взгляд Рагне-Гейде, как будто она могла каким-то чудесным способом помешать Вигмару ответить.
— Си-детьможет и петух на насесте! — подчеркивая первое слово, ответил наконец Вигмар. — А кто первым услышал фьяллей? Вы или я?
Книв и Гейр промолчали.
— А что за заклад? — спросила любопытная фру Гродис, жена Хальма.
— У него амулет с фьялльскими рунами! — сказал Скейв кормчий. — Не надо было ему его брать!
— От золота на дне моря не больше пользы, чем от золота в земле! — весело крикнул кто-то из молодых парней.
— Наследство мертвецов до добра не доводит! — настаивал Скейв.
— Всякое наследство остается после мертвецов! — мудро заметил Грим Опушка. — Наследство живых называется грабежом!
— Ему самому пригодятся фьялльские руны! — сказал Скъёльд, злобно глядя на Вигмара. Ему все казалось, что он еще не рассчитался за насмешки. Впрочем, это чувство наполняло его при каждой встрече с Вигмаром Лисицей. — Ведь и он, мне сдается, занимается колдовством!
Вигмар быстро встал на ноги, рука его выразительно скользнула к рукояти фьялльского меча. Колдовство — женское дело, обвинять в нем мужчину — оскорбление.
Рагна-Гейда перестала улыбаться. Это уже было не забавно.
— Прекрати, сын! — с напором сказал Кольбьёрн и опять оперся руками о стол, что у него служило признаком серьезности намерений. Он не слишком любил Вигмара, но на пиру положено соблюдать мир и не наносить оскорблений своим недругам, раз уж ты сел с ними за один стол.
— Я видел, как он сидел посреди пустоши возле костра и бормотал что-то! — продолжал Скъёльд, бросив на отца быстрый взгляд. Это была правда, а не клевета, а правду, по его мнению, можно было говорить за чьим угодно столом, и тем более за своим собственным. — Пусть он скажет, что это не колдовство!
— Если ты хочешь, я именно так и скажу! — ответил Вигмар. Он старался быть спокойным, но его лицо напряглось и побледнело, белизна кожи ярче проступила рядом с рыжими волосами, и что-то неуловимо звериное в острых чертах проявилось яснее. — Я не знаю, о каком дне ты говоришь, но после охоты я всегда приношу жертвы моему покровителю, Грюле. Приносить жертвы — не значит колдовать. Спроси хотя бы у своей матери, если не веришь мне.
— А что это были за фьялльские руны? — торопливо спросила Рагна-Гейда, стремясь взять разговор на себя и перевести на другое, пока братья опять чего-нибудь не придумали. Вигмар-то за себя постоит, но драка на пиру позорит в первую голову хозяев дома.
Вигмар повернулся к ней, потом сел на место. По ее лицу и голосу было заметно, что она тревожится. А о чем тревожиться дочери Кольбьёрна? У нее так много братьев, что одним больше, одним меньше…
— Что за амулет ты нашел? — обратилась к нему Рагна-Гейда.
— Я нашел очень занятную вещь! — сказал Вигмар и вынул из-под рубахи золотой полумесяц на ремешке. — Твои братья решили, что тебе, йомфру, будет любопытно на него взглянуть. Она была закладом в нашем споре, просидят они две полуночные стражи или не просидят. А поскольку они их именно просидели, то амулет остается у меня. По-моему, и сам Форсети* не рассудил бы лучше.
— Но ты мог бы дать мне его хотя бы посмотреть! — Рагна-Гейда снова улыбнулась, в глазах ее заблестело скрытое лукавство. В глубине души она подозревала, что даже для такого норовистого коня, как Вигмар сын Хроара, можно подобрать узду.
Но смысл ее взглядов оставался скрытым от всех, кроме самого Вигмара. Иногда ему казалось, что они слишком уж хорошо понимают друг друга, даже когда не хотят быть понятыми. И в такие мгновения, как сейчас, набитая людьми гридница делалась пустой — он видел одну только Рагну-Гейду и знал, что она видит только его.
— Да, я мог бы дать тебе его посмотреть, йомфру! — нарочито простодушно ответил Вигмар и подвигал бровями, как дурачок, который не может подобрать подходящих слов. — Но не задаром. За плату.
— Что он там такое бормочет? — с досадой выкрикнул Атли, о котором снова забыли. Дочь Кольбьёрна уж слишком много внимания уделяет недостойным людям!
А Вигмар бросил короткий взгляд на Атли, заметил недовольное лицо Модвида — его-то не так дотошно расспрашивают о подвигах! Стролинги сидели с настороженными лицами: ждали подвоха. Умники, правильно ждали!
— Чего же ты хочешь? — понизив голос, как будто дразня, спросила Рагна-Гейда.
— Поцелуй! — тоже понизив голос, сказал Вигмар, уже ловя слухом тот всплеск общего негодования, который непременно должен последовать.
Конечно, он не ждал согласия, а ждал именно этого всплеска. О котором и будут рассказывать, вспоминая этот пир, еще долго-долго. А вовсе не о красном плаще Атли сына Логмунда.
— Придержи язык! Ты кто такой! Ты с кем говоришь! — закричали, конечно, со всех сторон, и Атли с Модвидом старались постоять за честь хозяйской дочери не меньше, чем ее родня. Хотя им-то, собственно, какое дело?
Скъёльд и Ярнир опять вскочили, сжимая кулаки, но Вигмар теперь не тронулся с места и сидел с таким довольным видом, словно ему тут пели хвалебные песни. Хозяева не вызовут гостя на поединок прямо из-за стола, да и повод слишком ничтожен, чтобы затевать серьезный раздор. А что рассердятся — так любви и не водилось, терять нечего. А сама Рагна-Гейда…
А Рагна-Гейда смеялась. Тихо, уголками губ, так что и соседки по столу не слышали, но смеялись ее глаза, устремленные на Вигмара. Он ведь не хотел обидеть ее, и она это знала. Это был тот случай, когда Вигмар был рад их пониманию.
Вигмар спокойно сидел на своем месте, ожидая, пока буря над его бесстыжей головой стихнет, и большинство гостей постепенно начало ухмыляться, посмеиваться, хохотать. Фру Арнхильд тоже сидела спокойно и чуть-чуть усмехалась. Она отлично понимала, отчего Атли и Модвид так разгорячились: каждый из них рад был бы посвататься к Рагне-Гейде, но не уверен в благоприятном ответе. А она и рада позабавиться, заигрывая у всех на глазах с человеком, который заведомо не годится ей в женихи. Сама фру Арнхильд в юности была точно такой же и сейчас думала, что понимает свою дочь.
Оглянувшись на жену, Кольбьёрн понял, что бушевать из-за такой глупости не стоит, и принялся унимать сыновей. Фру Арнхильд была очень мудрой женщиной и никогда не ошибалась.
— Теперь я вижу, почему вы одолели войско фьялльских мертвецов! — сказала фру Арнхильд, когда общий шум поутих. — Ведь среди вас были одни храбрецы. И я не удивлюсь, если и правда найдутся охотники поглядеть, так ли велики сокровища Старого Оленя, как о них рассказывают.
Все в гриднице вертели головами, глядя то на Вигмара, то на братьев Стролингов. Кто первым ответит и что ответит? А Рагна-Гейда вдруг сказала, с насмешкой в глазах глядя на Вигмара:
Муж иной хвалиться ловок —
слух недаром слово ловит —
воин славный делом доблесть
деве явит в плеске лезвий. [9]
Вигмар хотел бы ответить, но не мог, простые слова не шли на ум. Виса Рагны-Гейды взволновала его гораздо больше, чем враждебные слова и гневные крики мужчин. Она поймала строки его собственных стихов, произнесенных здесь же чуть раньше, как иной удалец в битве ловит вражеское копье, чтобы тут же метнуть его назад. И только глупый великан не поймет, в кого она метила этим копьем. Славным воином можно назвать любого мужчину, но Рагна-Гейда вплела в свой стих его имя. [10]И это был очень меткий бросок! Только она одна, Рагна-Гейда, из всего рода Стролингов была для него достойным противником.
— Уж конечно, мы не будем сидеть сложа руки и ждать, что подскажут сны! — Ярнир первым не выдержал и взвился над столом, как будто собирался бежать прямо сейчас. — Мы пойдем пошарим в закромах Старого Оленя, да?
С птичьим проворством он завертел длинной шеей, оглядывая братьев.
— А что же молчит славный Победитель Мертвецов? — язвительно спросил Скъёльд. — Ты, Вигмар, не хочешь пойти с нами?
— Я уступаю вам честь быть первыми, — великодушно сказал Вигмар. Но все Стролинги готовы были дать руку на отсеченье, что Лисица опять задумал какой-то подвох. — Ведь это ваш предок когда-то одолел Старого Оленя, вам и повторить его подвиг. А я уж потом… Если сами не справитесь…
Пока Стролинги на много голосов уверяли, что справятся без помощников, Рагна-Гейда снова улыбнулась.
— И если не поцелуй, то рог с медом я обещаю поднести тому, кто принесет и положит на этот стол лучшее из сокровищ Гаммаль-Хьёрта! — сказала она, с вызовом поглядывая на Вигмара.
— мгновенно ответил Вигмар, как будто давно приготовил эту вису и держал на языке. На самом деле она складывалась уже тогда, когда он начал говорить, но получилось так хорошо, что он сам восхитился своим мастерством. Но удивительного в этом ничего не было: когда он видел Рагну-Гейду, все его силы вскипали, как горячие подземные ключи, и не было такого дела, на которое он не ощущал бы себя способным. И единственное, что в такие мгновения смущало его мучительными сомнениями: по искреннему ли движению сердца она так открыто выделяет его из всех или нарочно подзадоривает вечного соперника своих братьев, чтобы иметь случай посмеяться над ним?
Блеска леса быстрой сельди
Больше мертвому не мерить!
Пред очами Вёр веретен
Выкуп выдры скоро будет! [11]
Вечером, когда большинство гостей уже укладывалось спать и только самые стойкие воины еще сидели в гриднице вокруг последнего котла с пивом и нестройными голосами тянули восемнадцатую за этот вечер круговую, Вигмар столкнулся в пустых темных сенях с Рагной-Гейдой. Лишь бледный луч света упал через выпустившую ее кухонную дверь, но он узнал ее, не мог не узнать. При ее появлении какое-то свежее чувство толкало его изнутри, и весь мир изменялся, так что даже запахи делались резче и очертания предметов ярче. Сам воздух становился другим, когда она появлялась поблизости — все его жизненные ощущение обострялись и оттого жизнь делалось сладкой, как никогда. Дверь из кухни закрылась, но Вигмар продолжал видеть в темноте эту стройную фигуру, каждое движение которой было так легко и плавно, овеянную мягким рассеянным светом, как будто она сама излучает его, точно светлый альв*.
Никто их тут не видел. Вигмар мгновенно взял Рагну-Гейду за плечи и задвинул в самый темный угол. Никто ему не давал такого права, он сам его присвоил.
— Это ты, Гроза Мертвецов! И как я только терплю твое нахальство? — шепотом изумилась Рагна-Гейда.
— А ты и не терпишь! — утешил ее Вигмар, не снимая ладоней с ее плеч, но и не предпринимая никаких дальнейших шагов: здесь был предел ее терпению, и он об этом знал. — Ты бурно возмущена, просто как валькирия*, нашедшая в котле с медом дохлую крысу.
— В Асгарде* не водятся крысы! — фыркнула Рагна-Гейда. Если Вигмар хотел ее рассмешить, то она при всем желании не могла удержаться от смеха. — Вот, кстати, об Асгарде: я просто ужасно тебя боюсь. Тебя же, говорят, убили!
— Ты так думаешь? — шепнул Вигмар и придвинулся к ней еще ближе.
Между ними дышал могучий теплый поток какой-то силы, упрямо тянувшей их друг к другу. Но если Вигмару это нравилось, то Рагна-Гейда испытывала нечто вроде жути: они уже больше трех лет играли в эту непонятную игру, а сейчас игра вдруг стала оборачиваться какой-то грозной и неодолимой правдой. Она поняла это, когда слушала рассказ Гейра о схватке Вигмара с рябым фьяллем. Кто он для нее, этот Вигмар Лисица? Да никто, даже в женихи не годится. Но если бы он не вернулся, ее мир непоправимо опустел бы. И Рагна-Гейда испугалась, когда поняла это.
— Зачем ты так сказал? Там, на пиру? — зашептала Рагна-Гейда, торопясь выяснить самое важное. Это случайное затишье в сенях дома, битком набитого гостями, не могло быть долгим. — Про поцелуй? Ты это нарочно — громко и при всех?
— Да, да, я это нарочно, громко и при всех! — заверил Вигмар, склоняясь к ней и почти касаясь губами ее лба. — Я хотел посмотреть, как они все возмутятся и закричат. Все эти герои, которые думают, что стоит им вырядиться в красный плащ, так все женщины их полюбят…
— А заодно и мои родичи! — с укором перебила его Рагна-Гейда, быстро обшаривая взглядом его лицо, как будто думала хотя бы сейчас, вблизи, в его чертах разглядеть ответ на те сомнения, которые не давали ей покоя. Она тоже не знала, искренне ли Вигмар предпочитает ее всем девушкам округи или просто нашел хороший способ досадить Стролингам. Много она отдала бы, чтобы это узнать! — Меня бранят целый день! Так что Гейр даже вступился: что вы, говорит, к ней привязались, ведь это Вигмар просил у нее поцелуй, а не она у него!
— Уж если бы ты попросила у меня поцелуй, то я тебе не отказал бы! — перебил ее Вигмар, кожей чувствуя, что кто-то идет и у них остались считанные мгновения.
— А разве я тебе отказала? — Рагна-Гейда лукаво и значительно подняла брови и попыталась улыбнуться. Но улыбки не вышло: она была слишком взволнована. Никакого ответа она не могла найти в его лице, только сильнее удивлялась, почему же ее так тянет именно к нему. — Ты же не отказался показать мне твой чудесный амулет!
— Неужели ты считаешь меня таким скрягой? — Вигмар тоже поднял брови, передразнивая ее. — Мы ведь не на торгу в Эльвенэсе! Посмотри, если тебе любопытно.
— Покажешь? — Рагна-Гейда изобразила изумление.
— Покажу! — с видом скромного благородства заверил Вигмар. — Только возьми сама. Ты же видела, где он.
Рагна-Гейда немного помедлила, потом подняла руку и коснулась тонкого черного ремешка, видного на груди Вигмара в разрезе рубашки. Ей было жарко, дыхание перехватывало, мысли разбегались. Сейчас она ни одной руны не отличила бы от другой. Вигмар ждал, и Рагна-Гейда ощущала, что он дышит чаще обычного. Да что же это такое, богиня Фригг*! Откуда это берется? И что с этим со всем делать?
Наружная дверь скрипнула. Рагна-Гейда метнулась к противоположной двери в кухню, а Вигмар шагнул следом, спиной заслоняя девушку от глаз входящего. Она исчезла; Ульв Тресковый Хвост, в десятый раз за вечер посетивший задний двор, прошел через сени, слегка покачиваясь, и благодушно похлопал Вигмара по плечу: дескать, прости, друг, что помешал, еще успеешь. Девушку Ульв не разглядел, да и какая разница? Все они одинаковы.
— Я едва поверила своим ушам, когда услышала, что ты пропускаешь их вперед! — говорила Эльдис Вигмару на следующий день, по дороге от усадьбы Хьёртлунд домой. — Что с тобой случилось? Ты никого и никогда не пропускал вперед! Или ты думаешь, что Старый Олень съест их всех?
— Я их пропускаю вперед, потому что ничего у них не получится! — весело отвечал Вигмар. Он был в прекрасном расположении духа, оставшись доволен этой поездкой, как и не ждал. — А когда у них ничего не получится и они как следует опозорятся, тогда я пойду следом и заберу всю честь себе! Так что не бойся, мышка!
Вигмар стукнул указательным пальцем по носу Эльдис, и она рассмеялась, глядя на Вигмара обожающими глазами. Она была на десять лет младше Вигмара и просто боготворила брата. Эльдис не была дочерью Хроара-С-Границы. Однажды хозяину пришлось больше года, четырнадцать месяцев, пробыть в отлучке, и она родилась за это время. Десятилетний Вигмар, как единственный тогда мужчина в семье, сам взял ее на руки, окропил водой и дал ей имя. Хроар хёльд, вскоре вернувшийся, распорядился было выбросить в лес неизвестно чью дочь, но Вигмар сказал, что вместе с ребенком его матери придется выбросить и его. И Хроар смирился, но все пятнадцать лет почти не замечал Эльдис, уделяя ей внимания не больше, чем собаке или кошке. Их мать он с тех пор не признавал своей женой, и она ночевала в женском покое до самой своей смерти пять лет назад. После этого случая в нем и зародилась неутолимая неприязнь к Стролингам, хотя Вигмар, уже взрослым размышляя над этим, не мог и вообразить, чтобы отцом Эльдис оказался Кольбьёрн, Фримунд, Хальм или еще кто-то из старших Стролингов. Но какая-то связь тут была, и какой-то вины Хроар не мог им простить. С провинившейся женой он не развелся, потому что уже не мог вернуть ее приданого, но от измены очень страдал и сразу после ее смерти женился снова. Мачехой Вигмара и Эльдис стала Хлода, тихая и незлая женщина. Пасынка она побаивалась, с Эльдис обходилась ровно и ласково — перед ней-то девочка была ни в чем не виновата. Своих детей у Хлоды не было.