Страница:
— Ничего, — небрежно бросил Вигмар, не удивляясь такой проницательности. — Я бессмертный.
Хозяева переглянулись. Видно было, что они сами не знают, верить пли нет. И на всякий случай верят.
— Однако ты — удачливый человек, — сказал Модвид. — Может быть, не во всем, но твоя удача помогла тебе избежать многих бед. Ты совершил такое, что не под силу никому — сначала одолел Старого Оленя и забрал лучшее из его сокровищ, — взгляд хозяина с завистью скользнул по сверкающему острию Поющего Жала, которое Вигмар принес с собой. — А потом еще ты убил одного из Стролингов и ушел невредимым. Признаться, раньше я не знал, что такое вообще возможно.
Вигмар пожал плечами. Что толку рассуждать: возможно, невозможно? Каждый делает то, что eму по силам.
— А мне кажется, ты не так уж нуждаешься в дружине, чтобы собирать к себе объявленных вне закона, — сказал Вигмар. — У тебя хватает людей. Будем говорить прямо: зачем я тебе нужен?
— Нужен! — фыркнула Оддборг хозяйка. При всем презрении к желтоглазому разбойнику она не могла побороть любопытства и пришла в гридницу поглядеть на него. — Другой бы благодарил: где еще объявленному вне закона дадут приют?
—У меня был приют, — спокойно заметил Bигмар. — Я мог бы остаться в дружине Бьартмара, конунга рартов .И Бальдвиг меня не гнал. Не я искал вас, а вы искали меня. Значит…
— Я не буду тебя обманывать, — прямо ответил Модвид, которому неприятны были хитрости и уловки, — Мне нужна твоя удача, а ее можно принести только добровольно. Я расскажу тебе все. Ты сам знаешь, что между мною и Стролингами никогда не было особой дружбы. Они нанесли мне немало обид, и последней, из них ты сам был свидетелем. Ты ведь был в Гранитном Круге, когда они отказались отдать за меня свою дочь?
Вигмар кивнул. Он чувствовал, как мускулы его лица натягиваются и застывают. Модвид ничего не знает о их отношениях с Рагной-Гейдой, просто не может знать.
— И теперь пришло хорошее время отплатить им за все! — горячо продолжал Модвид. Как видно, он много рассуждал об этом наедине с собой и всегда был рад случаю высказаться вслух. — Сейчас, когда у всех на yме одни фьялли… Знаешь, как говорят: кто помогает вовремя, тот помогает вдвойне? Так и здесь: кто нападает вовремя, тот нападает вдвое сильнее! И это буду я! Хёвдинг будет очень рад услышать, что я собрал неплохое войско — шесть десятков человек! Но ему уже не так понравится узнать, что все Стролинги перебиты!
— И ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? — невыразительно спросил Вигмар. Ему вспомнился Гаммаль-Хьёрт, заунывно выкликающий на бой Старого Строля, умершего пять веков назад. Пылающий жаждой крови Модвид казался ничуть не лучше. И присоединяться к нему не хотелось совсем.
— А ты разве не хочешь? — Модвид был достаточно проницателен, чтобы заметить темное облачко на лице гостя. — Тебе ведь это нужно не меньше, чем мне. Гораздо больше! Или ты легко обменял одного на двоих? Неудачная сделка, я бы сказал!
— Ты о чем? — Вигмар поднял на него глаза, — Какие два на одного?
— А ты не знаешь?
Модвид помолчал, удивленно глядя в лицо Вигмару. Все в гриднице тоже молчали. И Вигмар вдруг понял, какие.два у него были.
— Ведь Стролинги разорили твою усадьбу и сожгли твоего отца в доме, — сказал наконец Модвид. — А твою сестру принесли в жертву свартальвам на кургане Эггбранда. У них есгь такой обычай. Она, я помню, побочная, но ты везде брал ее с собой, и я подумал, что она тоже была тебе дорога…
Модвид не стал продолжать, поняв, что собеседник его уже не слышит. Вигмар смотрел прямо перед собой, но не видел ничего. Ему вдруг стало пусто, как будто невидимый топор с коротким свистом обрубил Пространство вокруг него и оставил ему тесный клочок, на котором он едва помещался, во тьме, без воздуха, без выхода. У него не было ни одной ясной мысли, ни одного побуждения, а только серое, давящее, душащее чувство беспросветного и бесконечного одиночества. Отныне он один во всем мире, таком огромном, что ему даже нет названия. Та огромная дыра, дующая стылыми ветрами, которую он ощущал рядом с собой после убийства Эггбранда, снова распахнула свою бездонную пасть. И теперь она была гораздо ближе.
Оддборг хозяйка поджимала губы, Модвид бровями делал ей знаки молчать. Он понял, что больше ему не придется тратить слова на уговоры гостя.
В последний день перед отъездом на свадьбу Рагна-Гейда проснулась до рассвета и долго лежала, глядя в темноту и вспоминая свой сон. Он стоял у нее перед глазами, как наяву. Вчера ей не сразу удалось заснуть: едва лишь накатывалась дрёма, как начинало мерещипъся, что где-то рядом стоит огромный серый тролль, туманно-расплывчатых очертаний и без лица, и протягивает руки, чтобы схватить ее, как только она заснет. Но Рагне-Гейде было не страшно, а только тоскливо, так же, как и все последние дни. Поэтому она не сопротивлялась дрёме и заснула. И серый тролль исчез — наверное, он не успел, неповоротливый и вялый, проскользнуть в ее сон вслед за ней.
А Рагна-Гейда оказалась в густом лесу, где деревья были такими огромными, что люди перед ними казались всего лишь букашками. Между исполинскими толстыми стволами тянулась узенькая, едва заметная тропинка, густо усеянная палыми листьями. Груди упругой листвы глушили звуки шагов, и человеческие ноги ступали бесшумно, как мохнатые лапы лесных троллей.
Впереди шел Вигмар и вел ее за руку куда-то в глубь леса по этой призрачной дорожке. Он не оборачивался, не говорил ей ни слова, и ей тоже не хотелось разговаривать. Им было нечего сказать друг другу, а Рагна-Гейда вообще ни о чем не думала. Откуда-то у нее было твердое убеждение, что вот так идти вдвоем через лес — это единственное, что им осталось. Исполинский лес составлял весь мир, а больше ничего не было.
Они дошли до какой-то крошечной избушки под крышей, густо поросшей мхом. Вигмар оставил Рагну-Гейду под огромным деревом и велел ждать его, а сам ушел в избушку. «Не нужно, чтобы кто-то тебя видел, — сказал он ей. — Я скоро вернусь». Дверь избушки открылась с противным скрипом, Вигмар шагнул внутрь, низко наклоняясь под притолокой, и дверь закрылась. Рагна-Гейда осталась ждать его, и чувствовала, что умирает, потому что осталась совсем одна, а одной на свете жить невозможно, как невозможно деревцу жить без земли. Замшелая дверь избушки, за которой скрылся Вигмар, увела его в какой-то другой мир. Рагна-Гейда ждала, вернее, просто сидела в гуще остановившегося времени, и не знала, давно ли он ушел, когда же наступит это «скоро», или оно давно прошло… Вокруг было тихо, и только ветви огромного дерева смутно и загадочно шептали что-то на недостижимой высоте.
А больше она ничего не помнила. Сон оставил тяжелое, тоскливое впечатление, но и пробуждение не порадовало Рагну-Гейду. Там, во сне, она все же была рядом с Вигмаром. Он вернется из этой замшелой избушки, больше похожей на кочку, непременно вернется. Разве не это ей обещала руна «тьюр»? Во сне у нее была надежда. А здесь, наяву, она в последний раз в жизни проснулась в женском покое усадьбы Оленья Роща, откуда ей сегодня предстоит ехать к Атли сыну Логмунда, чтобы стать его женой.
Стараясь никого не разбудить, Рагна-Гейда оделась и тихонько выбралась из душного покоя на воздух. При взгляде на каждую вещь тоска в сердце крепла: лучше бы их совсем не было, этих «последних»: последнего вечера дома, последнего утра, последнего умывания, последнего взгляда. Сгорело бы все в один миг… с ней самой вместе!
Рагна-Гейда не знала, кончился сон или продолжается. Темнота была такой тягучей, тоска висела в воздухе, разум молчал, а душа не верила. На сердце Рагны-Гейды не было отчаяния, ей не хотелось плакать и взывать к богам — у нее просто не было на это сил. Она только знала, что теплое лето ее любви, радости, призрачной надежды на счастье миновало, наступила осень; она засыпала, убаюканная прохладой, как засыпают травы и деревья, и зима подошла к самому порогу. Рагна-Гейда просто не верила, что завтра тоже будет какая-то жизнь.
Отворив дверь сеней на двор, Рагна-Гейда обнаружила, что не ей одной захотелось подышать. Гейр стоял возле угла дружинного дома и с угрюмой сосредоточенностью пинал носком сапога бочку с водой.
— Ты чего? — вполголоса окликнула его Рагна-Гейда. — Чего не спишь? Ещо рано.
— А ты чего? — отозвался Гейр, хмуро глянул на нее. — Тебе бы поспать подольше — потом уж…
Он не договорил и снова пнул бочку. Такое поведение больше подошло бы раздосадованному мальчику лет тринадцати, а не взрослому парню, которому к Празднику Дис сравняется девятнадцать,
— Мне какая-то дрянь снилась, — чуть погодя снова заговорил Гейр.
«И тебе?» — хотела спросить Рагна-Гейда, но не спросила. Прислонившись спиной к промерзшей двери, ,она молча смотрела на брата: больше ей никогда не придется выйти на рассвете из дома и увидеть его. Hикогда-никогда.
— Как-то мне мерзко, — угрюмо продолжал Гейр. Даже и при желании он не смог бы выразиться яснее. — —Когда мы там, на побережье летом, мертвеца нашли, а потом на нас фьялли накинулись — вот тогда мне вечером так же мерзко было. Вот как сейчас.
— Значит, это у тебя предчувствие, — равнодушно обронила Рагна-Гейда. Сейчас ее ничто не могло оживить.
— Да ну, где мне! — буркнул Гейр. Он не верил, что сам может оказаться таким мудрецом, чтобы иметь верные предчувствия и немного предсказывать будущее. Просто — мерзко.
Рагна-Гейда молча кивнула. Ей тоже было просто —мерзко.
В сумерках из ворот усадьбы Ореховый Куст выехал довольно большой отряд — шестьдесят семь хирдмонов, не считая вождей. Сам Модвид Весло ехал впереди со своими родичами Сэг-Гельмиром и Хаки, которого звали просто Скалли — Лысый. «Самое важное — чтобы никто нас не увидел раньше времени, — так сказал Модвид вчера своим хирдманам. — Поэтому мы будем ехать всю ночь, денъ проведем в Осиновом Логу, а как стемнеет, подберемся к самой усадьбе».
Вигмар екал в середине строя, чувствуя за плечом привычную тяжесть копья. Плотный строй дружины нес его, как волны щепку, а ему самому не надо было ни о чем думать и ничего решать. Нечто похожее с ним уже было, когда он месяц назад ехал с Бальдвигом на тинг. Но тогда он только вступил в серое море отчуждения, а сейчас провалится в него с головой. Его родные погибли, и прежде всего ему нужно отомстить за них. А все остальное потом. Раньше он думал, что может решать сам за себя и жить так, как хочется. Боги научили его уму-разуму, как щенка учат палкой. Напрасно он думал, что уносит с собой свою вину. Она осталась, накрыла отца и сестру, ее невозможно было оторвать от них, как нельзя унести с собой землю и воздух родины. Теперь ему нужно выполнить долг — отомстить. А потом думать, как жить дольше, Если получится.
Когда он выходил из дружинного дома, Поющее Жало задело за косяк и зазвенело так ,что люди по всему двору обернулись. «Это значит, что мое копье нанесет сегодня славный удар!» — пояснил Вигмар. Он надеялся, что угостит свое оружие кровью еще кого-нибудь из рода Стролингов. И Модвид остался чрезвычайно доволен знамением.
«Хотела бы я знать, что ты собираешься делать потом? — спрашивала у сына Оддборг хозяйка, когда мужчины принимались обсуждать свои будущие действия. — Найдутся охотники отомстить тебе за Стролингов. Хотя бы тот же хёвдинг». «Я никого не боюсь! — уверенно отвечал Модвид. — Хёвдингу и всем прочим будет не до меня. Фьялли вот-вот начнут наступать. И Торбранд конунг будет рад любому другу, который у него найдется в этих землях. Если я буду ему другом, то без труда снова стану хёвдингом. И уж тогда никто не помешает мне оставаться им до самой смерти!.»
Вигмар слушал, не пытаясь поделиться с хозяином тем, что сам знал. Что наступать здесь будут не фьялли, а рауды, что раудам нужна земля, поэтому следующим хёвдингом Квиттинского Севера станет кто-нибудь из племени Фрейра. Или даже славный Эрнольв ярл, муж йомфру Ингирид… Даже сидя в седле, Вигмар чувствовал ее так близко, как будто она пристроилась у него за спиной. Девчонка неумна, но горяча и мстительна — с нее станется попробовать навести на него порчу издалека. Но Вигмар не боялся. Ему было все равно.
«А почему ты собираешься напасть на них в усадьбе Логмунда, а не в Оленьей Роще?» — спросил он только, когда Модвид рассказывал хирдманам о своем замысле, «Потому что они возьмут в гости только полотну дружины и одолеть их будет легче, — ответил Модвид. — А Логмунд уже почти их родич. Ты, верно, не знаешь, что они выдают дочь за Атли. Я позабочусь, чтобы некому было мне мстить за них».
Больше Вигмар ничего не спросил, не желая наводить разговор на Рагну-Гейду. Он запретил себе думать о ней, и теперь это получалось. Боль от смерти родичей, в которой был виноват он сам, убила его душу и выжгла все прежние чувства. Даже любви там больше не было. Вигмар не помнил, как это было, когда он любил Рагну-Гейду. Больше этого не будет. Между ними уже легли три мертвых тела, а завтра их будет гораздо больше. Все связи между ними порваны, они теперь в разных мирах. И лучшее, что они могут сделать — просто не думать друг о друге. И Вигмар не думал.
Гридница усадьбы Кротовое Поле была полна гостей. Рагна-Гейда сидела в середине женского стола и обеими руками сжимала маленький мешочек с рунами, лежащий на коленях. Все было кончено: обеты произнесены, она обменялась подарками с Ормтруд, сестрой Атли, и вошла в их род. У нее не оставалось никаких надежд, она ничего не ждала и даже ясно не желала. Голова казалась тяжелой, на душе было пусто, а руки сами собой сжимали мешочек с рунами. Она уже не помнила, что ей обещали руны, но где-то в уголке сознания жило чувство, что они — последняя призрачная дорожка к чему-то… Как та тропинка, устланная палыми листьями, которую она вчера видела во сне…
Атли, нарядный, пьяный и довольный, опять сполз со своего места, держа в руке меч с надетым на клинок серебряным обручьем. Громко хохоча, он пошел через палату к Кольбьёрну, сидевшему напротив, на втором почетном сидении. Кольбьёрн тоже встал к пошел к нему навстречу, вытянув вперед меч. У Рагны-Гейды вдруг тревожно и сладко дрогнуло сердце: отец и Атли, идущие друг ка друга с мечами — что может быть лучше? Отчего бы Атли сейчас не споткнуться и не упасть прямо на клинок? Рагно-Гейда представила это так ярко, что сама испугалась.
По ничего такого ке произошло: на середине палаты Атли и Кольбьёрн встретились, Кольбьёрн над пламенем очага продол конец своего меча в обручье, снял его с меча Атли и под одобрительный хохот гостей направился назад ка место. Атли щедро одарил всю новую родню, не считая вена: по обручью получили все родичи Рагны-Гейды, кто приехал на свадьбу. А здесь не было только двоих.: Хальма, который остался присматривать за усадьбой, и Гейра. Почему Гейр не поехал, Рагна-Гейда не спрашивала: ему было мерзко.
Кольбьёрн и Атли вернулись на свои места, убрали мечи и снова принялись пить, пир катился своей дорогой, но Рагна-Гейда не успокоилась. В ней словно проснулся и забурлил какой-то новый родник; вскипели непонятные, тревожные и манящие предчувствия. Казалось бы, все — она поймана и уперлась лбом в стену, надеяться не на что. Она и не надеялась. Просто ее вдруг стала пробпрать беспокойная дрожь, так, что было трудно усидеть на месте.
— Ничего, ничего! — Ормтруд хихикнула, бросив на нее многозначительный взгляд. — Я думаю, мой брат тоже не захочет слишком долго засиживаться за столом на собственной свадьбе…
Рагна-Гейда едва ее услышала и не успела вникнуть в слова. В переходе вдруг грохнула дверь, словно в нее ломился великан, какой-то хирдман ворвался в гридницу и закричал:
— Там идет войско! Войско! К оружию!
Его дикий крик покрыл шум пира и повис, давя на уши. Мигом смех и говор умолкли, гости и хозяева трясли головами, с пьяным недоумением поглядывая друг на друга.
— К оружию! — повторил хирдман. — Войско человек в сто! Мы закрыли ворота, но… Скорее, мужчины!
В наступившей тишине были слышны крики со двора. Опомнившись, все повскакали с мест, и гридница опять ожила: мужчины срывали со стен оружие, разбирали щиты, нахлобучивали шлемы; женщины выбирались из-за стола, жались по углам, чтобы не попасться под ноги; веселый шум сменился тревожными криками, отрывистыми приказаниями, женским плачем:
— Это фьялли! Фьялли!
— Да какие фьялли — сто человзк! У них сто тысяч!
— Хадгард, возьми людей и бегом к задней стене!
— Ключи! Где ключи от оружейной! К троллям замок!
— Огня побольше! Гда факелы! Грьотмунд! Где факелы, великаний сын!
— Кто же это? Мы никому не делали зла!
— Тролли их знают! Но мы их встретим достойно!
— Может, передовой отряд?
Рагна-Гейда вскочила с места и прижалась к стене стиснув в руках мешочек с рунами. Она не испугалась: в каждой ее жилке дрожало какое-то возбуждение, так что хотелось кричать от тревоги и от радости. Сотни порывов рвали ее на части, она закусила губу и безумными глазами скользила с одного лица на другое. Почему-то она сразу поверила, что это не ошибка и не шутка, что надвигаются грозные события. Фьялли это или не фьялли, но прошлое кончается этим вечером и ничто уже не будет как было.
— Давайте бревно! Бревно, чтоб вас тролли драли! Скалли! — орал Модвид, первым подскакавший к воротам.
Как он ни старался подвести свою дружину незамеченной к самой усадьба, там все же нашлось несколько трезвых хирдманов, которые ее заметили и подняли тревогу. Ворота успели закрыть, но на такой случай Модвид распорядился в Осиновом Логу вырубить хорошее крепкое бревно (там росли не только осины).
Сзг-Гельмир со своими людьми поскакал в обход усадьбы, и вскоре вся она была окружена. Со двора слышался шум — там тоже готовились к битве. Но Модвид был прав: кто нападает внезапно, нападает вдвое сильнее. Раздался первый удар бревна в ворота, разнесшийся по темной равнине как гром; еще удар и еще — и ворота затрещали, провал створка перекосилась внутрь.
— Давай! Сильнее! Еще! — нечеловеческим голосом орал Модвид, сбросив шлем и тяжело дыша от возбуждения, как будто битва уже была позади. — Что я говорил! Внутрь, живее! Мужчин рубить всех, кто попадется, женщин в гостевой дом! И не троньте никто дочь Кольбьёрна! Голову снесу! Живее! Давай! Тролли и турсы!
Из-за ворот вслепую летели стрелы, почти не причиняя вреда; во дворе метались факелы, подчеркивая суету и растерянность защитников усадьбы. Хмель — плохой помощник в битве. Ворота с треском рухнули, хирдманы Модвида ворвались во двор. Гости и домочадцы Логмунда отхлынули назад к хозяйскому дому. Мигом по всей усадьбе закипела схватка, но она была недолгой. В несколько мгновений все, кто не успел скрыться, были перебиты. Двери хозяйского дома захлопнулись, и Модвид снова кричал, требуя бревно. Один удар, еще — и внешняя дверь рухнула, упала назад, вывернутая из разбитого косяка. Но за ней обнаружилась еще одна дверь, внутренняя, и к ней уже нельзя было подобраться с бревном — не было размаха.
— Руби! Руби, троллячьи дети! — требовал Модеид и первым устремился к двери с секирой наготове.
— Не трать силы понапрасну! — К нему пробился Сэг-Гельмир и крепко взял за плечо. — Ты будешь возиться с этой дверью до рассвета. Лучше просто подожжем дом!
Модвид, сначала пытавшийся сбросить с плеча руку родича, тряхнул головой. Рассыпанные и мокрые от гота волосы упали ему на лоб, из-под них лихорадочным блеском горели дикие глаза. Сейчас он был похож ко берсерка.
— Верно! Мы их всех поджарим, кто не захочет сдаться. Эй! — заорал он, обращаясь к двери, из-за которой доносился неразборчиво-тревожный шум. —Пусть женщины и рабы выходят! Мы поджигаем дом! Слышите?
— Они грозят поджечь дом! Поджечь дом! — передавалось от дверей внутрь дома.
— Я не дам себя поджарить, как паршивую лису в норе! — горячился Кольбьёрн, потрясая мечом. Багровый от возбуждения и ярости, он готов был разнести в одиночку хоть целое войско. — Есть тут мужчины? Скъёльд, Ярнив! Атли! Всех женщин в девичью, и открываем двери! Мы им покажем, не на таких напали! Однорукий Ас!
— Они все равно подожгут дом! — убеждал его Логмунд, тоже сжимавший рукоять меча, но в голосе его слышалось больше страха, чем ярости. — Они даже не предлагают мужчинам сдаваться, только женщинам. Мне кажется, я узнал голос Модвида!
— Модвид! Я видел Модвида, видел своими глазами! — кричал Скъёльд. — Пасть Фенрира! Он пришел нам мстить, что мы не отдали ему Рагну! Он хочет ее забрать! Старую троллиху ему, а не ее! Я ему покажу! Открывайте двери! Мы не трусы, чтобы прятаться!
— Надо выпустить женщин, — сказал Фридмуид. — Пусть они все выйдут, тогда у нас будет больше простора и меньше визга. А вслед за ними выйдем и мы сами, пока Модвид не успеет поджечь дом. На дворе мы с ними потягаемся.
— Я никуда не пойду! — тихо, но убежденно сказала Рагна-Гейда.
Ее никто не слышал, да она ни к кому и не обращалась. Чувство сумасшедшей радости не проходило. Ей вдруг стало легко — впервые за долгие дни. Модвид не лучше Атли, но смерть в огне лучше той жизни, которая ждала бы ее с любым из них. Узнав однажды, что такое любовь, она уже не хотела и не могла жить по обычаю, как все. Лучше умереть. Наверное, женщины, погибшие в битве, тоже попадают в Валхаллу. И уж Один не заставит ее идти за Атли, которого что-то сейчас не слышно, а позволит дождаться Вигмара.
В щели потянуло запахом дыма. Женщины снова закричали, заплакали, мужчины толпой устремились к дверям, а Рагна-Гейда осталась стоять, прижавшись к стене, и стиснув в руках мешочек с рунами, как свой единственный щит. То, что предстояло в ближайшее время, казалось ей трудным, но необходимым испытанием, последним препятствием, за которым кончатся все земные беды. Умирать невесело, но нужно потерпеть! Скоро все кончится, Это не может продолжаться долго. Скоро от дыма будет нечем дышать, и люди задохнутся еще прежде, чем прогорит крыша и начнут падать стены. Скорее бы!
Хирдманы охапками тащили из хлевов и конюшни сено, солому, хворост, обкладывали стены дома. С одной стороны уже пылало, пламя быстро ползло по стене, добираясь до крыши. В широко распахнутые ворота гнали прочь коней и ревущую скотину: славная добыча!
— Подальше, подальше! — кричал Скалли, размахивая руками. — Гоните к лесу! Потом соберем, ничего! Главное, чтобы сейчас не мешали! Тащите все из домов, потом разберемся! Все равно гореть!
Усадьба Кротовое Поле была обречена. Хирдманы торопливо волокли из гостевых и дружинных домов охапки одеял, мехов, одежды, тащили сундуки, свертки полотна. Мимо Вигмара пробежал Квист сын Кетиля, держа в объятиях груду разноцветных овчин. Сыну бонда и такая добыча казалась счастьем, и на лице парня горел настоящий восторг. Иному никогда не пришло бы в голову пойти грабить, прожил бы свой век мирно, со всеми в дружбе, но горе, если ему покажут эту дорожку и на первых порах понравится! Вигмар брезгливо отвернулся.
Нервно сжимая рукоять меча, он притоптывал по влажной холодной земле, дрожа от нетерпения. Скорее бы! Пламя все больше охватывало дом, долго так держаться невозможно, сейчас они откроют дверь и начнут выходить. Стролинги выбегут первыми, насколько Вигмар их знал. Только бы успеть, только бы встретиться в этой дикой суете с кем-нибудь из них. Вигмар как наяву видел Кольбьёрна, бегущего на него с поднятым мечом и перекошенным от ярости лицом — этот человек не знает страха, можно сказать без преувеличений. Иной раз недостаток ума — преимущество. Или Ярнир, или Хальм, с которым Вигмар не раз ковал оружие в кузнице Стролингов, или Фридмунд Сказитель, которому, как видно, уж больше не петь… Или Гейр… Этот образ Вигмар попытался скорее отогнать: все-таки Гейр был не то, что прочие Стролинги. Когда-то, вечность назад, они вместе бились против фьяллей…
У входа в дом послышался треск, звон железа; из сеней вылетело человеческое тело, рухнуло на землю и замерло; скользя по луже крови, хирдманы кинулись в сени, но волна тел мгновенно откатилась назад: защитники дома вырвались наружу и наступали. В смешанном гуле яростных голосов, полных отчаяния, гнева, боли, Вигмар разобрал знакомый хриплый голос Кольбьёрна и бросился вперед…
— Рагна, скорее! Идем! — Атли выскочил из клубов дыма, кашляя и прикрывая рот плащом, и схватил Рагну-Гейду за руку. — Да идем же! — отчаянно прикрикнул он, видя, что она стоит у стены, как столб, и не двигается. — Там у нас есть еще одна дверь! Мы выберемся во двор, а там…
— Пусти! — Рагна-Гейда сердито рванула свою руку. Больше она не считала себя обязанной быть вежливой с женихом. Без привычной белозубой улыбки лицо Атли показалось ей ограниченным и тупым; она заметила, какой у него низкий лоб, и содрогнулась от неприязни. — Я никуда не пойду! Спасайся сам, если колени ослабли! Ты трус! Место мужчины — там, во дворе! Где же твоя хваленая доблесть?
Атли посмотрел на нее с изумлением в слезящихся от дыма глазах. О какой доблести может идти речь, когда крыша горит над головой? Эта женщина обезумела!
— Пойдем! — повторил он и снова хотел взять ее за руку, но она отшатнулась. — Ты сгоришь здесь…
— Я сгорю! — с торжеством крикнула Рагна-Гейда. — И прекрасно! Мне не дали самой выбрать мужа, но уж выбрать себе смерть я могу! И никто мне не помешает! Иди отсюда! Проваливай! Спасай свою шкуру, пока не подпалили!
У дверей в гридницу зазвенело железо, раздались крики. Нападающие добрались и сюда; Рагна-Гейда метнулась в сторону, в дальний конец гридницы, где была дверь в женский покой. В клубах дыма ничего нельзя было разглядеть; кашляющие и плачущие от дыма люди натыкались друг на друга, на столы с неубранной едой, на столбы, ограждавшие почетные места, спотыкались о разбросанную посуду, о камни очагов.
Хозяева переглянулись. Видно было, что они сами не знают, верить пли нет. И на всякий случай верят.
— Однако ты — удачливый человек, — сказал Модвид. — Может быть, не во всем, но твоя удача помогла тебе избежать многих бед. Ты совершил такое, что не под силу никому — сначала одолел Старого Оленя и забрал лучшее из его сокровищ, — взгляд хозяина с завистью скользнул по сверкающему острию Поющего Жала, которое Вигмар принес с собой. — А потом еще ты убил одного из Стролингов и ушел невредимым. Признаться, раньше я не знал, что такое вообще возможно.
Вигмар пожал плечами. Что толку рассуждать: возможно, невозможно? Каждый делает то, что eму по силам.
— А мне кажется, ты не так уж нуждаешься в дружине, чтобы собирать к себе объявленных вне закона, — сказал Вигмар. — У тебя хватает людей. Будем говорить прямо: зачем я тебе нужен?
— Нужен! — фыркнула Оддборг хозяйка. При всем презрении к желтоглазому разбойнику она не могла побороть любопытства и пришла в гридницу поглядеть на него. — Другой бы благодарил: где еще объявленному вне закона дадут приют?
—У меня был приют, — спокойно заметил Bигмар. — Я мог бы остаться в дружине Бьартмара, конунга рартов .И Бальдвиг меня не гнал. Не я искал вас, а вы искали меня. Значит…
— Я не буду тебя обманывать, — прямо ответил Модвид, которому неприятны были хитрости и уловки, — Мне нужна твоя удача, а ее можно принести только добровольно. Я расскажу тебе все. Ты сам знаешь, что между мною и Стролингами никогда не было особой дружбы. Они нанесли мне немало обид, и последней, из них ты сам был свидетелем. Ты ведь был в Гранитном Круге, когда они отказались отдать за меня свою дочь?
Вигмар кивнул. Он чувствовал, как мускулы его лица натягиваются и застывают. Модвид ничего не знает о их отношениях с Рагной-Гейдой, просто не может знать.
— И теперь пришло хорошее время отплатить им за все! — горячо продолжал Модвид. Как видно, он много рассуждал об этом наедине с собой и всегда был рад случаю высказаться вслух. — Сейчас, когда у всех на yме одни фьялли… Знаешь, как говорят: кто помогает вовремя, тот помогает вдвойне? Так и здесь: кто нападает вовремя, тот нападает вдвое сильнее! И это буду я! Хёвдинг будет очень рад услышать, что я собрал неплохое войско — шесть десятков человек! Но ему уже не так понравится узнать, что все Стролинги перебиты!
— И ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? — невыразительно спросил Вигмар. Ему вспомнился Гаммаль-Хьёрт, заунывно выкликающий на бой Старого Строля, умершего пять веков назад. Пылающий жаждой крови Модвид казался ничуть не лучше. И присоединяться к нему не хотелось совсем.
— А ты разве не хочешь? — Модвид был достаточно проницателен, чтобы заметить темное облачко на лице гостя. — Тебе ведь это нужно не меньше, чем мне. Гораздо больше! Или ты легко обменял одного на двоих? Неудачная сделка, я бы сказал!
— Ты о чем? — Вигмар поднял на него глаза, — Какие два на одного?
— А ты не знаешь?
Модвид помолчал, удивленно глядя в лицо Вигмару. Все в гриднице тоже молчали. И Вигмар вдруг понял, какие.два у него были.
— Ведь Стролинги разорили твою усадьбу и сожгли твоего отца в доме, — сказал наконец Модвид. — А твою сестру принесли в жертву свартальвам на кургане Эггбранда. У них есгь такой обычай. Она, я помню, побочная, но ты везде брал ее с собой, и я подумал, что она тоже была тебе дорога…
Модвид не стал продолжать, поняв, что собеседник его уже не слышит. Вигмар смотрел прямо перед собой, но не видел ничего. Ему вдруг стало пусто, как будто невидимый топор с коротким свистом обрубил Пространство вокруг него и оставил ему тесный клочок, на котором он едва помещался, во тьме, без воздуха, без выхода. У него не было ни одной ясной мысли, ни одного побуждения, а только серое, давящее, душащее чувство беспросветного и бесконечного одиночества. Отныне он один во всем мире, таком огромном, что ему даже нет названия. Та огромная дыра, дующая стылыми ветрами, которую он ощущал рядом с собой после убийства Эггбранда, снова распахнула свою бездонную пасть. И теперь она была гораздо ближе.
Оддборг хозяйка поджимала губы, Модвид бровями делал ей знаки молчать. Он понял, что больше ему не придется тратить слова на уговоры гостя.
В последний день перед отъездом на свадьбу Рагна-Гейда проснулась до рассвета и долго лежала, глядя в темноту и вспоминая свой сон. Он стоял у нее перед глазами, как наяву. Вчера ей не сразу удалось заснуть: едва лишь накатывалась дрёма, как начинало мерещипъся, что где-то рядом стоит огромный серый тролль, туманно-расплывчатых очертаний и без лица, и протягивает руки, чтобы схватить ее, как только она заснет. Но Рагне-Гейде было не страшно, а только тоскливо, так же, как и все последние дни. Поэтому она не сопротивлялась дрёме и заснула. И серый тролль исчез — наверное, он не успел, неповоротливый и вялый, проскользнуть в ее сон вслед за ней.
А Рагна-Гейда оказалась в густом лесу, где деревья были такими огромными, что люди перед ними казались всего лишь букашками. Между исполинскими толстыми стволами тянулась узенькая, едва заметная тропинка, густо усеянная палыми листьями. Груди упругой листвы глушили звуки шагов, и человеческие ноги ступали бесшумно, как мохнатые лапы лесных троллей.
Впереди шел Вигмар и вел ее за руку куда-то в глубь леса по этой призрачной дорожке. Он не оборачивался, не говорил ей ни слова, и ей тоже не хотелось разговаривать. Им было нечего сказать друг другу, а Рагна-Гейда вообще ни о чем не думала. Откуда-то у нее было твердое убеждение, что вот так идти вдвоем через лес — это единственное, что им осталось. Исполинский лес составлял весь мир, а больше ничего не было.
Они дошли до какой-то крошечной избушки под крышей, густо поросшей мхом. Вигмар оставил Рагну-Гейду под огромным деревом и велел ждать его, а сам ушел в избушку. «Не нужно, чтобы кто-то тебя видел, — сказал он ей. — Я скоро вернусь». Дверь избушки открылась с противным скрипом, Вигмар шагнул внутрь, низко наклоняясь под притолокой, и дверь закрылась. Рагна-Гейда осталась ждать его, и чувствовала, что умирает, потому что осталась совсем одна, а одной на свете жить невозможно, как невозможно деревцу жить без земли. Замшелая дверь избушки, за которой скрылся Вигмар, увела его в какой-то другой мир. Рагна-Гейда ждала, вернее, просто сидела в гуще остановившегося времени, и не знала, давно ли он ушел, когда же наступит это «скоро», или оно давно прошло… Вокруг было тихо, и только ветви огромного дерева смутно и загадочно шептали что-то на недостижимой высоте.
А больше она ничего не помнила. Сон оставил тяжелое, тоскливое впечатление, но и пробуждение не порадовало Рагну-Гейду. Там, во сне, она все же была рядом с Вигмаром. Он вернется из этой замшелой избушки, больше похожей на кочку, непременно вернется. Разве не это ей обещала руна «тьюр»? Во сне у нее была надежда. А здесь, наяву, она в последний раз в жизни проснулась в женском покое усадьбы Оленья Роща, откуда ей сегодня предстоит ехать к Атли сыну Логмунда, чтобы стать его женой.
Стараясь никого не разбудить, Рагна-Гейда оделась и тихонько выбралась из душного покоя на воздух. При взгляде на каждую вещь тоска в сердце крепла: лучше бы их совсем не было, этих «последних»: последнего вечера дома, последнего утра, последнего умывания, последнего взгляда. Сгорело бы все в один миг… с ней самой вместе!
Рагна-Гейда не знала, кончился сон или продолжается. Темнота была такой тягучей, тоска висела в воздухе, разум молчал, а душа не верила. На сердце Рагны-Гейды не было отчаяния, ей не хотелось плакать и взывать к богам — у нее просто не было на это сил. Она только знала, что теплое лето ее любви, радости, призрачной надежды на счастье миновало, наступила осень; она засыпала, убаюканная прохладой, как засыпают травы и деревья, и зима подошла к самому порогу. Рагна-Гейда просто не верила, что завтра тоже будет какая-то жизнь.
Отворив дверь сеней на двор, Рагна-Гейда обнаружила, что не ей одной захотелось подышать. Гейр стоял возле угла дружинного дома и с угрюмой сосредоточенностью пинал носком сапога бочку с водой.
— Ты чего? — вполголоса окликнула его Рагна-Гейда. — Чего не спишь? Ещо рано.
— А ты чего? — отозвался Гейр, хмуро глянул на нее. — Тебе бы поспать подольше — потом уж…
Он не договорил и снова пнул бочку. Такое поведение больше подошло бы раздосадованному мальчику лет тринадцати, а не взрослому парню, которому к Празднику Дис сравняется девятнадцать,
— Мне какая-то дрянь снилась, — чуть погодя снова заговорил Гейр.
«И тебе?» — хотела спросить Рагна-Гейда, но не спросила. Прислонившись спиной к промерзшей двери, ,она молча смотрела на брата: больше ей никогда не придется выйти на рассвете из дома и увидеть его. Hикогда-никогда.
— Как-то мне мерзко, — угрюмо продолжал Гейр. Даже и при желании он не смог бы выразиться яснее. — —Когда мы там, на побережье летом, мертвеца нашли, а потом на нас фьялли накинулись — вот тогда мне вечером так же мерзко было. Вот как сейчас.
— Значит, это у тебя предчувствие, — равнодушно обронила Рагна-Гейда. Сейчас ее ничто не могло оживить.
— Да ну, где мне! — буркнул Гейр. Он не верил, что сам может оказаться таким мудрецом, чтобы иметь верные предчувствия и немного предсказывать будущее. Просто — мерзко.
Рагна-Гейда молча кивнула. Ей тоже было просто —мерзко.
В сумерках из ворот усадьбы Ореховый Куст выехал довольно большой отряд — шестьдесят семь хирдмонов, не считая вождей. Сам Модвид Весло ехал впереди со своими родичами Сэг-Гельмиром и Хаки, которого звали просто Скалли — Лысый. «Самое важное — чтобы никто нас не увидел раньше времени, — так сказал Модвид вчера своим хирдманам. — Поэтому мы будем ехать всю ночь, денъ проведем в Осиновом Логу, а как стемнеет, подберемся к самой усадьбе».
Вигмар екал в середине строя, чувствуя за плечом привычную тяжесть копья. Плотный строй дружины нес его, как волны щепку, а ему самому не надо было ни о чем думать и ничего решать. Нечто похожее с ним уже было, когда он месяц назад ехал с Бальдвигом на тинг. Но тогда он только вступил в серое море отчуждения, а сейчас провалится в него с головой. Его родные погибли, и прежде всего ему нужно отомстить за них. А все остальное потом. Раньше он думал, что может решать сам за себя и жить так, как хочется. Боги научили его уму-разуму, как щенка учат палкой. Напрасно он думал, что уносит с собой свою вину. Она осталась, накрыла отца и сестру, ее невозможно было оторвать от них, как нельзя унести с собой землю и воздух родины. Теперь ему нужно выполнить долг — отомстить. А потом думать, как жить дольше, Если получится.
Когда он выходил из дружинного дома, Поющее Жало задело за косяк и зазвенело так ,что люди по всему двору обернулись. «Это значит, что мое копье нанесет сегодня славный удар!» — пояснил Вигмар. Он надеялся, что угостит свое оружие кровью еще кого-нибудь из рода Стролингов. И Модвид остался чрезвычайно доволен знамением.
«Хотела бы я знать, что ты собираешься делать потом? — спрашивала у сына Оддборг хозяйка, когда мужчины принимались обсуждать свои будущие действия. — Найдутся охотники отомстить тебе за Стролингов. Хотя бы тот же хёвдинг». «Я никого не боюсь! — уверенно отвечал Модвид. — Хёвдингу и всем прочим будет не до меня. Фьялли вот-вот начнут наступать. И Торбранд конунг будет рад любому другу, который у него найдется в этих землях. Если я буду ему другом, то без труда снова стану хёвдингом. И уж тогда никто не помешает мне оставаться им до самой смерти!.»
Вигмар слушал, не пытаясь поделиться с хозяином тем, что сам знал. Что наступать здесь будут не фьялли, а рауды, что раудам нужна земля, поэтому следующим хёвдингом Квиттинского Севера станет кто-нибудь из племени Фрейра. Или даже славный Эрнольв ярл, муж йомфру Ингирид… Даже сидя в седле, Вигмар чувствовал ее так близко, как будто она пристроилась у него за спиной. Девчонка неумна, но горяча и мстительна — с нее станется попробовать навести на него порчу издалека. Но Вигмар не боялся. Ему было все равно.
«А почему ты собираешься напасть на них в усадьбе Логмунда, а не в Оленьей Роще?» — спросил он только, когда Модвид рассказывал хирдманам о своем замысле, «Потому что они возьмут в гости только полотну дружины и одолеть их будет легче, — ответил Модвид. — А Логмунд уже почти их родич. Ты, верно, не знаешь, что они выдают дочь за Атли. Я позабочусь, чтобы некому было мне мстить за них».
Больше Вигмар ничего не спросил, не желая наводить разговор на Рагну-Гейду. Он запретил себе думать о ней, и теперь это получалось. Боль от смерти родичей, в которой был виноват он сам, убила его душу и выжгла все прежние чувства. Даже любви там больше не было. Вигмар не помнил, как это было, когда он любил Рагну-Гейду. Больше этого не будет. Между ними уже легли три мертвых тела, а завтра их будет гораздо больше. Все связи между ними порваны, они теперь в разных мирах. И лучшее, что они могут сделать — просто не думать друг о друге. И Вигмар не думал.
Гридница усадьбы Кротовое Поле была полна гостей. Рагна-Гейда сидела в середине женского стола и обеими руками сжимала маленький мешочек с рунами, лежащий на коленях. Все было кончено: обеты произнесены, она обменялась подарками с Ормтруд, сестрой Атли, и вошла в их род. У нее не оставалось никаких надежд, она ничего не ждала и даже ясно не желала. Голова казалась тяжелой, на душе было пусто, а руки сами собой сжимали мешочек с рунами. Она уже не помнила, что ей обещали руны, но где-то в уголке сознания жило чувство, что они — последняя призрачная дорожка к чему-то… Как та тропинка, устланная палыми листьями, которую она вчера видела во сне…
Атли, нарядный, пьяный и довольный, опять сполз со своего места, держа в руке меч с надетым на клинок серебряным обручьем. Громко хохоча, он пошел через палату к Кольбьёрну, сидевшему напротив, на втором почетном сидении. Кольбьёрн тоже встал к пошел к нему навстречу, вытянув вперед меч. У Рагны-Гейды вдруг тревожно и сладко дрогнуло сердце: отец и Атли, идущие друг ка друга с мечами — что может быть лучше? Отчего бы Атли сейчас не споткнуться и не упасть прямо на клинок? Рагно-Гейда представила это так ярко, что сама испугалась.
По ничего такого ке произошло: на середине палаты Атли и Кольбьёрн встретились, Кольбьёрн над пламенем очага продол конец своего меча в обручье, снял его с меча Атли и под одобрительный хохот гостей направился назад ка место. Атли щедро одарил всю новую родню, не считая вена: по обручью получили все родичи Рагны-Гейды, кто приехал на свадьбу. А здесь не было только двоих.: Хальма, который остался присматривать за усадьбой, и Гейра. Почему Гейр не поехал, Рагна-Гейда не спрашивала: ему было мерзко.
Кольбьёрн и Атли вернулись на свои места, убрали мечи и снова принялись пить, пир катился своей дорогой, но Рагна-Гейда не успокоилась. В ней словно проснулся и забурлил какой-то новый родник; вскипели непонятные, тревожные и манящие предчувствия. Казалось бы, все — она поймана и уперлась лбом в стену, надеяться не на что. Она и не надеялась. Просто ее вдруг стала пробпрать беспокойная дрожь, так, что было трудно усидеть на месте.
— Ничего, ничего! — Ормтруд хихикнула, бросив на нее многозначительный взгляд. — Я думаю, мой брат тоже не захочет слишком долго засиживаться за столом на собственной свадьбе…
Рагна-Гейда едва ее услышала и не успела вникнуть в слова. В переходе вдруг грохнула дверь, словно в нее ломился великан, какой-то хирдман ворвался в гридницу и закричал:
— Там идет войско! Войско! К оружию!
Его дикий крик покрыл шум пира и повис, давя на уши. Мигом смех и говор умолкли, гости и хозяева трясли головами, с пьяным недоумением поглядывая друг на друга.
— К оружию! — повторил хирдман. — Войско человек в сто! Мы закрыли ворота, но… Скорее, мужчины!
В наступившей тишине были слышны крики со двора. Опомнившись, все повскакали с мест, и гридница опять ожила: мужчины срывали со стен оружие, разбирали щиты, нахлобучивали шлемы; женщины выбирались из-за стола, жались по углам, чтобы не попасться под ноги; веселый шум сменился тревожными криками, отрывистыми приказаниями, женским плачем:
— Это фьялли! Фьялли!
— Да какие фьялли — сто человзк! У них сто тысяч!
— Хадгард, возьми людей и бегом к задней стене!
— Ключи! Где ключи от оружейной! К троллям замок!
— Огня побольше! Гда факелы! Грьотмунд! Где факелы, великаний сын!
— Кто же это? Мы никому не делали зла!
— Тролли их знают! Но мы их встретим достойно!
— Может, передовой отряд?
Рагна-Гейда вскочила с места и прижалась к стене стиснув в руках мешочек с рунами. Она не испугалась: в каждой ее жилке дрожало какое-то возбуждение, так что хотелось кричать от тревоги и от радости. Сотни порывов рвали ее на части, она закусила губу и безумными глазами скользила с одного лица на другое. Почему-то она сразу поверила, что это не ошибка и не шутка, что надвигаются грозные события. Фьялли это или не фьялли, но прошлое кончается этим вечером и ничто уже не будет как было.
— Давайте бревно! Бревно, чтоб вас тролли драли! Скалли! — орал Модвид, первым подскакавший к воротам.
Как он ни старался подвести свою дружину незамеченной к самой усадьба, там все же нашлось несколько трезвых хирдманов, которые ее заметили и подняли тревогу. Ворота успели закрыть, но на такой случай Модвид распорядился в Осиновом Логу вырубить хорошее крепкое бревно (там росли не только осины).
Сзг-Гельмир со своими людьми поскакал в обход усадьбы, и вскоре вся она была окружена. Со двора слышался шум — там тоже готовились к битве. Но Модвид был прав: кто нападает внезапно, нападает вдвое сильнее. Раздался первый удар бревна в ворота, разнесшийся по темной равнине как гром; еще удар и еще — и ворота затрещали, провал створка перекосилась внутрь.
— Давай! Сильнее! Еще! — нечеловеческим голосом орал Модвид, сбросив шлем и тяжело дыша от возбуждения, как будто битва уже была позади. — Что я говорил! Внутрь, живее! Мужчин рубить всех, кто попадется, женщин в гостевой дом! И не троньте никто дочь Кольбьёрна! Голову снесу! Живее! Давай! Тролли и турсы!
Из-за ворот вслепую летели стрелы, почти не причиняя вреда; во дворе метались факелы, подчеркивая суету и растерянность защитников усадьбы. Хмель — плохой помощник в битве. Ворота с треском рухнули, хирдманы Модвида ворвались во двор. Гости и домочадцы Логмунда отхлынули назад к хозяйскому дому. Мигом по всей усадьбе закипела схватка, но она была недолгой. В несколько мгновений все, кто не успел скрыться, были перебиты. Двери хозяйского дома захлопнулись, и Модвид снова кричал, требуя бревно. Один удар, еще — и внешняя дверь рухнула, упала назад, вывернутая из разбитого косяка. Но за ней обнаружилась еще одна дверь, внутренняя, и к ней уже нельзя было подобраться с бревном — не было размаха.
— Руби! Руби, троллячьи дети! — требовал Модеид и первым устремился к двери с секирой наготове.
— Не трать силы понапрасну! — К нему пробился Сэг-Гельмир и крепко взял за плечо. — Ты будешь возиться с этой дверью до рассвета. Лучше просто подожжем дом!
Модвид, сначала пытавшийся сбросить с плеча руку родича, тряхнул головой. Рассыпанные и мокрые от гота волосы упали ему на лоб, из-под них лихорадочным блеском горели дикие глаза. Сейчас он был похож ко берсерка.
— Верно! Мы их всех поджарим, кто не захочет сдаться. Эй! — заорал он, обращаясь к двери, из-за которой доносился неразборчиво-тревожный шум. —Пусть женщины и рабы выходят! Мы поджигаем дом! Слышите?
— Они грозят поджечь дом! Поджечь дом! — передавалось от дверей внутрь дома.
— Я не дам себя поджарить, как паршивую лису в норе! — горячился Кольбьёрн, потрясая мечом. Багровый от возбуждения и ярости, он готов был разнести в одиночку хоть целое войско. — Есть тут мужчины? Скъёльд, Ярнив! Атли! Всех женщин в девичью, и открываем двери! Мы им покажем, не на таких напали! Однорукий Ас!
— Они все равно подожгут дом! — убеждал его Логмунд, тоже сжимавший рукоять меча, но в голосе его слышалось больше страха, чем ярости. — Они даже не предлагают мужчинам сдаваться, только женщинам. Мне кажется, я узнал голос Модвида!
— Модвид! Я видел Модвида, видел своими глазами! — кричал Скъёльд. — Пасть Фенрира! Он пришел нам мстить, что мы не отдали ему Рагну! Он хочет ее забрать! Старую троллиху ему, а не ее! Я ему покажу! Открывайте двери! Мы не трусы, чтобы прятаться!
— Надо выпустить женщин, — сказал Фридмуид. — Пусть они все выйдут, тогда у нас будет больше простора и меньше визга. А вслед за ними выйдем и мы сами, пока Модвид не успеет поджечь дом. На дворе мы с ними потягаемся.
— Я никуда не пойду! — тихо, но убежденно сказала Рагна-Гейда.
Ее никто не слышал, да она ни к кому и не обращалась. Чувство сумасшедшей радости не проходило. Ей вдруг стало легко — впервые за долгие дни. Модвид не лучше Атли, но смерть в огне лучше той жизни, которая ждала бы ее с любым из них. Узнав однажды, что такое любовь, она уже не хотела и не могла жить по обычаю, как все. Лучше умереть. Наверное, женщины, погибшие в битве, тоже попадают в Валхаллу. И уж Один не заставит ее идти за Атли, которого что-то сейчас не слышно, а позволит дождаться Вигмара.
В щели потянуло запахом дыма. Женщины снова закричали, заплакали, мужчины толпой устремились к дверям, а Рагна-Гейда осталась стоять, прижавшись к стене, и стиснув в руках мешочек с рунами, как свой единственный щит. То, что предстояло в ближайшее время, казалось ей трудным, но необходимым испытанием, последним препятствием, за которым кончатся все земные беды. Умирать невесело, но нужно потерпеть! Скоро все кончится, Это не может продолжаться долго. Скоро от дыма будет нечем дышать, и люди задохнутся еще прежде, чем прогорит крыша и начнут падать стены. Скорее бы!
Хирдманы охапками тащили из хлевов и конюшни сено, солому, хворост, обкладывали стены дома. С одной стороны уже пылало, пламя быстро ползло по стене, добираясь до крыши. В широко распахнутые ворота гнали прочь коней и ревущую скотину: славная добыча!
— Подальше, подальше! — кричал Скалли, размахивая руками. — Гоните к лесу! Потом соберем, ничего! Главное, чтобы сейчас не мешали! Тащите все из домов, потом разберемся! Все равно гореть!
Усадьба Кротовое Поле была обречена. Хирдманы торопливо волокли из гостевых и дружинных домов охапки одеял, мехов, одежды, тащили сундуки, свертки полотна. Мимо Вигмара пробежал Квист сын Кетиля, держа в объятиях груду разноцветных овчин. Сыну бонда и такая добыча казалась счастьем, и на лице парня горел настоящий восторг. Иному никогда не пришло бы в голову пойти грабить, прожил бы свой век мирно, со всеми в дружбе, но горе, если ему покажут эту дорожку и на первых порах понравится! Вигмар брезгливо отвернулся.
Нервно сжимая рукоять меча, он притоптывал по влажной холодной земле, дрожа от нетерпения. Скорее бы! Пламя все больше охватывало дом, долго так держаться невозможно, сейчас они откроют дверь и начнут выходить. Стролинги выбегут первыми, насколько Вигмар их знал. Только бы успеть, только бы встретиться в этой дикой суете с кем-нибудь из них. Вигмар как наяву видел Кольбьёрна, бегущего на него с поднятым мечом и перекошенным от ярости лицом — этот человек не знает страха, можно сказать без преувеличений. Иной раз недостаток ума — преимущество. Или Ярнир, или Хальм, с которым Вигмар не раз ковал оружие в кузнице Стролингов, или Фридмунд Сказитель, которому, как видно, уж больше не петь… Или Гейр… Этот образ Вигмар попытался скорее отогнать: все-таки Гейр был не то, что прочие Стролинги. Когда-то, вечность назад, они вместе бились против фьяллей…
У входа в дом послышался треск, звон железа; из сеней вылетело человеческое тело, рухнуло на землю и замерло; скользя по луже крови, хирдманы кинулись в сени, но волна тел мгновенно откатилась назад: защитники дома вырвались наружу и наступали. В смешанном гуле яростных голосов, полных отчаяния, гнева, боли, Вигмар разобрал знакомый хриплый голос Кольбьёрна и бросился вперед…
— Рагна, скорее! Идем! — Атли выскочил из клубов дыма, кашляя и прикрывая рот плащом, и схватил Рагну-Гейду за руку. — Да идем же! — отчаянно прикрикнул он, видя, что она стоит у стены, как столб, и не двигается. — Там у нас есть еще одна дверь! Мы выберемся во двор, а там…
— Пусти! — Рагна-Гейда сердито рванула свою руку. Больше она не считала себя обязанной быть вежливой с женихом. Без привычной белозубой улыбки лицо Атли показалось ей ограниченным и тупым; она заметила, какой у него низкий лоб, и содрогнулась от неприязни. — Я никуда не пойду! Спасайся сам, если колени ослабли! Ты трус! Место мужчины — там, во дворе! Где же твоя хваленая доблесть?
Атли посмотрел на нее с изумлением в слезящихся от дыма глазах. О какой доблести может идти речь, когда крыша горит над головой? Эта женщина обезумела!
— Пойдем! — повторил он и снова хотел взять ее за руку, но она отшатнулась. — Ты сгоришь здесь…
— Я сгорю! — с торжеством крикнула Рагна-Гейда. — И прекрасно! Мне не дали самой выбрать мужа, но уж выбрать себе смерть я могу! И никто мне не помешает! Иди отсюда! Проваливай! Спасай свою шкуру, пока не подпалили!
У дверей в гридницу зазвенело железо, раздались крики. Нападающие добрались и сюда; Рагна-Гейда метнулась в сторону, в дальний конец гридницы, где была дверь в женский покой. В клубах дыма ничего нельзя было разглядеть; кашляющие и плачущие от дыма люди натыкались друг на друга, на столы с неубранной едой, на столбы, ограждавшие почетные места, спотыкались о разбросанную посуду, о камни очагов.