— А где второй? — спросила Рагна-Гейда.
   — Куда они двигаются? — одновременно с ней спросил Вигмар.
   — Оки едут к Соколиному Логу, — ответил человечек сначала Вигмару, а потом обернулся и позвал: — Гроди! Иди сюда! Нечего бояться, это Внгмар хёльд из Серого Кабана!
   Вигмар был удивлен, но и не смог сдержать усмешки: очень многие не согласились бы, что если рядом Вигмар хёльд пз Серого Кабана, то можно ничего не бояться! Впрочем, откуда двум чужим рабам знать, что он объявлен вне закона? Едва ли хозяин брал их с собой на тинг — туда берут не худосочных пастухов, а хирдманов.
   — Откуда вы его знаете? — тем временем Рагна-Гейда задала тот самый вопрос, который хотел задать он сам,
   — Мы видели Вигмара хёльда в… в разных местах. В гостях у разных людей, — ответил человечек.
   Тем временем из-за елового ствола показалась еще одна фигурка. Тощенький невысокий паренек лет пятнадцати был бледен, гладкие жидкие волосы падали на лицо и почти прикрывали глаза. Он как-то сжимался, словно хотел стать еще меньше, и явно не смел прямо смотреть на Вигмара и Рагну-Гейду.
   — Зто Гроди, мой сын, — пояснил человечек. —А меня зовут Борре.
   — Что-то у него малоподходящее имя, — заметила Рагна-Гейда. [45]
   — А наш хозяин считал, что наоборот.
   — А кто он, ваш хозяин, и что с ним? — спросил Вигмар, пока Рагна-Гейда со смесью жалости и брезгливости рассматривала мальчишку.
   — Его звали Альверат Кость. Но я боюсь, что это имя мертвеца, так что не стоит его называть без нужды, — с тихой печалью произнес Борре. — Он был на свадьбе в Кротовом Поле, но назад приехал один хирдман— Он не знал, жив ли хозяин, но зато видел, как утром туда к пожарищу приехали рауды и фьялли. Хозяйка приказала собираться, но нам с Гроди не хватило лошадей, да и кому мы нужны… Ты ведь не прогонишь нас, Вигмар хёльд? — Борре с надеждой посмотрел на Вигмара.
   — Откуда и куда я вас прогоню? — удивился Вигмар. — Идите куда хотите, мне-то что?
   — Мы хотим пойти с тобой, — пояснил Борре.
   — С чего это вдруг?
   — Потому что наш хозяин мертв, я же говорю. А мы не знаем, куда нам деваться. Мы будем делать все, что ты прикажешь! — поспешно заверил он, приняв удивление Вигмара за колебание. — И мы знаем здесь все тропинки, мы выведем тебя куда ты захочешь.
   — Знал бы я, куда я хочу! — проворчал озадаченный Вигмар. Его природная недоверчивость была обострена, что понятно, до предела, и хотя два раба не казались особенно опасными, он все же предпочел бы обойтись без них.
   — Может, возьмем? — неуверенно предложила Рагна-Гейда. — Не знаю, как ты, но я никогда тут не была и ничего не знаю.
   Борре смотрел на Вигмара глазами голодной собаки, подросток жался к его плечу, застенчиво пряча лицо.
   — А почему вы решили прибиться именно ко мне? — спросил Вигмар. — Разве вы никого больше не встречали?
   — У других есть свои рабы, — пояснил Борре, угадав, что решение Вигмара склоняется скорее в его пользу. — А, кроме того, я немало слышал о тебе. У тебя так много удачи, что уж с тобой мы точно не пропадем. Но ты не думай! — поспешно заверил он, испугавшись, как бы их не сочли «прожорливыми» на чужую удачу. — Много ли надо двум рабам?
 
   Вигмар опасался, что нежданное приобретение двух рабов заставит их ехать гораздо медленное, поскольку лошадей для Борре и Гродн взять было негде. Но весь этот день им все равно пришлось двигаться по лесу, где вскачь не помчишься, так что они немного потеряли А польза от Борре и Гроди появилась почти сразу же они знали в здешнем лесу один крошечный дворик, где можно было переночевать.
   — В таком лесу его не найдут никакие фьялли и рауды! — уверял Борре по дороге и был совершенно прав. Да и зачем он им? Старой Ауд не слишком повезло: она прожила там семьдесят лет, но так и не разбогатела. [46]У нее двух одеял никогда не было.
   — Ничего, одеяла у нас есть свои, — утешил его Вигмар. — Даже на вас хватит. Главное, чтобы у этой вашей Ауд была крыша и очаг.
   — А дров мы натаскаем! — тоненьким голосом заверил Гроди. И это был первый раз за весь день, когда он осмелился подать голос. (Как выяснилось потом, они с Борре считали Вигмара не просто любимцем Грюлы, а самой Грюлой, для каких-то таинственных целей принявшей человеческий облик.)
   Хозяйке лесного дворика Ауд действительно не слишком повезло: низкорослая старуха с огромным выпирающим из-под накидки горбом была не только бедна, но еще и глуха, как еловая колода. За семьдесят лет она, похоже, разучилась удивляться, поэтому всего лишь поморгала красными морщинистыми веками, глядя на нежданных гостей, повернулась и ушла в дом.
   — Ой! — в ужасе вскрикнула Рагна-Гейда и вцепилась в руку Вигмара. — Да у нее на загривке растет мох!
   — Это просто медвежья шкура позеленела от старости! — успокоил ее Вигмар. — Не бойся. Когда ляжем спать, я положу рядом с тобой мое копье, и она к тебе не подойдет.
   — А к тебе?
   — А для тебя это важно?
   Рагна-Гейда хотела что-то сказать, но только подавила вздох и отвела глаза. И Вигмар потянул ее за руку в дом; сейчас было не время и не место рассуждать, дороги ли они друг другу и насколько. Сам Вигмар еще не понял, живы ли в нем какие-нибудь остатки прежней любви. Конечно, он не мог обвинять Рагну-Гейду в смерти своего отца, но все прошедшее, кровь их родичей и нарушение клятвы верности вождю, проложило между ним и всем родом человеческим слишком глубокую пропасть. И Рагна-Гейда тоже была на другом ее краю.
   В темной тесной избушке была одна короткая лавка, несколько мешков по углам и пара глиняных горшков и плошек возле очага. Входя в низкую дверь, Вигмар задел наконечником копья притолоку. В избушке раздался гулкий звон; он упал в тишину, как камень в воду, раскатился по углам и не сразу затих. Рагка-Гейда вздрогнула, Борре охнул и остался с раскрытым ртом, Гроди спрятался за отца. А Вигмар смотрел на Поющее Жало с досадливым недоумением, как на живого человека, который придумал что-то некстати. Ему хорошо помнился этот звук, отмечавший последние дни жизни Эггбранда и Модвида. Но здесь, в лесной глуши, имея за спиной Рагну-Гейду, Вигмару совсем не хотелось драться.
   Хозяйка волокла в самый дальний угол ворох веток и вытертых шкур, служивших ей постелью. При звоне копья она замерла, подняла голову, заморгала, щуря и без того пропавшие в морщинах глаза, стараясь разглядеть Поющее Жало.
   — Давно не было у меня гостей, — тихим скрипучим голосом обронила она, словно только что заметила пришельцев. Вигмар бросил взгляд Рагне-Гейде. На их приветствия старуха не ответила ни словом. Кок видно, она слышала только Поющее Жало.
   — Про фьяллей она, конечно, и не слыхала! — проницательно заметил Вигмар. — Не будем пугать старушку?
   — Она вообще не слыхала, что на свете есть такое племя! — уверенно добавила Рагна-Гейда. —А испугать ее не удастся никому. Даже если явится парочка троллей с зеленым мохом вместо волос.
   — А йомфру ясновидящая? — с простодушной радостью спросил Борре.
   — Почему? — не поняла Рагна-Гейда. — Я умею гадать по рунам.
   Вигмар бросил на нее взгляд, полный странной смеси насмешки и сожаления. И Рагне-Гейде вдруг стало неуютно.
   Быстро темнело. Гроди сразу пристроил к очагу котел с водой. Борре притащил из леса охапку хвороста больше себя самого, и принялся варить похлебку из рыбы с ячменем. Старуха молча наблюдала за незваными гостями, но не говорила им ни слова. Рагна-Гейда старалась на нее не смотреть: от тусклого взгляда хозяйки ей становилось не по себе.
   — Кто-то идет, — сказал вдруг Вигмар. Трое остальных вздрогнули, Борре застыл с поднятой ложкой, которой собрался мешать похлебку. — Я слышу на тропе конский топот.
   — Но это не тролли? — шепнул Гроди, и Рагна-Гейда подумала то же самое.
   — Сейчас узнаем, — невозмутимо пообещал Вигмар и встал возле двери, держа наготове Поющее Жало,
   Замерев кто где сидел, гости старой Ауд ждали. Перед избушкой остановился, как казалось, целый отряд: стучали копыта, звенели сбруи. В домик залетали обрывки голосов. И у Рагны-Гейды немного отлегло от сердца: выговор был квиттинский.
   — Эй, есть тут кто-нибудь живой? — крикнули снаружи, и увесистый кулак постучал в дверь.
   — Тут живут люди или тролли? — подхватил другой голос, помоложе.
   — Открывайте, мы сейчас не в том настроении, чтобы ждать до самой весны!
   — А сами-то вы люди или тролли? — осведомился из-за двери Вигмар.
   — Однорукий Ас! — возмутились снаружи сразу три или четыре мужских голоса. — Это уже наглость!
   — Значит, не тролли! — сделал вывод Вигмар. —Чего вы хотите?
   — Мы хотим переночевать под крышей. И хотелось бы — у огня! — заявил густой и решительный мужской голос. — Но мы никого не тронем, если не тронут нас! Слово Гуннвальда Надоеды из усадьбы Речной Обрыв!
   — Что Надоеда — это похоже! — согласился Вигмар. — Ну, что ж: раз уж мы сами навязались в гости без приглашения, то мы не в праве отказывать в гостеприимстве и другим.
   — Может, не надо? — шепнул Гроди, забившийся в самый темный угол.
   — Они все равно войдут! — сказала ему Рагна-Гейда, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Так что лучше их не злить.
   Вигмар тем временем открыл дверь и шагнул назад, держа копье наготове.
   Наконечник почти уперся в железный умбон огромного ярко-красного щита, предусмотрительно выставленного вперед первым из гостей. Через порог шагнул рослый бородач с высоким залысым лбом и заметной горбинкой на носу, какие остаются после перелома. Длинный старый шрам пересекал его лоб и ломал пополам одну из густых кустистых бровей. «Крепкий же у него череп, если уцелел после такого удара!» — мельком отметил про себя Вигмар.
   — Переночевать под крышей — это так понятно! — приветствовал он гостя. — Особенно когда до Середины Зимы осталось чуть больше месяца.
   Бородач глянул на него поверх кромки щита, густо усаженной железными заклепками.
   — Приятно поговорить с умным человеком! — одобрил он и опустил щит. — Да, не слишком-то здесь просторно!
   — А сколько вас? — деловито спросил Вигмар, словно ему предстояло взимать плату за постой.
   — Ровно десять человек. Правда, двое еще совсем маленькие.
   Вскоре в тесном домике можно было повернуться лишь с известным трудом. Среди приехавших оказалось Шесть мужчин во главе с Гуннвальдом, две женщины и двое детишек. Увидев последних, Рагна-Гейда совсем успокоилась: разбойники и прочие дурные люди не таскают с собой жен и детей. Вигмар мог бы заметить ей, что в такое время многие мужчины без колебаний убили бы чужую женщину, чтобы добыть хлеба для своей, но он не собирался пугать ее такими предостережениями.
   — Издалека ли идете? — спросил Вигмар, когда все более-менее разместились вокруг маленького очага и тянули к огню озябшие руки.
   — Идем два дня, — охотно пояснил Гуннвальд. Несмотря на устрашающий вид, он не отличался угрюмостью и был довольно разговорчив. — А далеко ли ушли — спроси о чем-нибудь другом. Мы даже не знаем, где мы сейчас.
   — А как же вы нашли этот дом?
   — Нашли! — Гуннвальд хлопнул себя по колену и гулко хохотнул. — Чтобы мои враги так находили свои дома! Тролли кружили нас по этому троллиному лесу целый день! Мы уже собирались ночевать под елками, но тут Гьёрдис учуяла дым.
   Гуннвальд кивнул на одну из своих женщин. Сидя в уголке, та уже беседовала с Рагной-Гейдой. На коленях у нее спал двухлетний ребенок, накормленный кашкой из размоченного в теплой воде хлеба. Это был не ее ребенок, но где его мать, никто не знал.
   — Рауды выпустили всех рабов и женщин, когда хотели поджечь усадьбу, и всех, кто согласился им сдаться, — рассказывала Гьёрдис. — Они вышли, а я не пошла — кто-то же должен был их перевязывать, — сна кивнула на мужчин возле очага, делая лишним вопрос, все ли пожелали выйти и сдаться. — А потом усадьба загорелась… Хорошо, что у нас одна стена была coвсем ветхая. Она выходит… выходила к Бликэльвену, прямо на обрыв. Подойти оттуда невозможно, потому ее сто лет не чинили. Когда усадьба загорелась, мы все туда прыгнули. Нас было больше, человек пятнадцать или даже восемнадцать. Эго с самого начала. Рауды стреляли в нас, наверное, кто-то утонул… Да, Сэмунд утонул, я видела. А мы выплыли — я и еще шестеро. Потом мы нашли в лесу Хладгуд с детьми. Это мальчик Арнора и Альбин, но мы их не видели больше…
   Это был не слишком связный и внятный рассказ, и именно поэтому Рагие-Гейде казалось, что она вполне представляет себе произошедшее с усадьбой Речной Обрыв. Едва ли она оказалась бы толковее, рассказывая о пожаре Кротового Поля!
   — Я не хотела с ними идти, — со вздохом добавила Гьёрдис, как будто признавалась в тяжком преступлении. — Я приношу неудачу. Но Гуннвальд сказал, чтобы я шла и несла Билле. Мы его зовем Билле, потому что он еще не разговаривает, а только бормочет. А Гуннвальд — он мой родич. Он отец моего первого мужа.
   — Первого? — переспросила Рагна-Гейда. На вид Гьёрдис была не старше ее самой, но на ее голове серело вдовье покрывало.
   — Да, я была замужем два раза. Мой первый муж погиб в море еще два года назад, а второй, Бьярни, прошлой зимой. Мы и года не прожили вместе.
   — Ты принесла им удачу, — сказал Вигмар, оторвавшись от беседы с Гуннвальдом. — Оба они погибли в битве, а не зачахли на соломе. Оба они в Валхалле и вовсе не думают, что выбрали плохую жену!
   — Сразу видно понимающего человека! — одобрил Гуннвальд. — Вот и я ей то же говорю. А она чего придумала! Пойду, говорит, к раудам, пусть у них будет моя неудача!
   Рагна-Гейда и Вигмар обменялись многозначительным взглядом. Каждый из них мог бы сказать о себе то же самое.
 
   Укладываясь спать, гости старой Ауд заняли лежанками из еловых лап весь пол, не оставив свободного пространства даже на ширину ладони, Выполняя свое обещание, Вигмар устроил Рагну-Гейду возле самой стены, подложил ей под бок Поющее Жало, а с другой стороны устроился сам.
   — Ты это нарочно? — шепнула Рагна-Гойда, стараясь получше подоткнуть вокруг себя медвежью шкуру из «наследства» Боргмунда Верзилы.
 
   — Что — нарочно? — не понял Вигмар.
   — Повторяешь еще один подвиг Сигурда [47].
   Вигмар только вздохнул. Все бы его подвиги были такими!
   — Смеешься? — с горестным упреком шепнул он в ответ.
   — А что нам еще остается делать? — грустно ответила Рагна-Гейда. — Сам же говорил…
   Утомленные холодом и долгой дорогой товарищи Гуннвальда уже посапывали, когда один из хнрдманов поднялся и, осторожно перешагивая через лежащих, направился к двери.
   — Я бы на твоем месте, Олейв, не отходил далеко, — громким шепотом предостерег его Гуннвальд. — Здешняя старуха, по-моему, знается с троллями. Неплохо бы на ночь надеть ей мешок на голову. Мне не слишком нравятся это место.
   — Мне тоже, но если я не выйду, то это место будет нравиться нам еще меньше! — отшутился Олейв, высокий худощавый человек лет тридцати с небольшим. У него было вытянутое лицо с длинным носом, рыжеватая бородка, а колпак из толстой грубой шерсти он не снял длже на ночь.
   Противно скрипнула дверь, Олейв шагнул за порог и исчез. В дверь тянуло холодом осенней ночи, настоянным на запахе мокрой еловой хвои. Прошуршала ветка. Потом вдруг раздался сдавленный короткий вскрик.
   Гуннвальд мгновенно оказался на ногах и метнулся к двери. Вигмар схватил Поющее Жало и едким прыжком оказался за порогом. Чудо, что ему удалось ни на кого не наступить.
   При свете ущербней луны Вигмар и Гуннвальд сразу увидели какое-то большое и расплывчатое черное пятно, катавшееся по земле в пяти-шести шагах от дверей. До людей доносились жутковатые звуки: хрип, сдавленные вскрики, рычание и сопение. «Медведь!» — подумал Впгмар. И вдруг рука его, державшая Поющее Жало, сама собой взметнулась, замахнулась, и копье, как змея на добычу, метнулось в темноту. Оно буквально вырвалось из руки Вигмара, и его обдало ужасом: оружие, которое он привык считать своим, зажило своей собственной жизнью. «Ты что? — истошно крикнул голос в сознании Вигмара. — Темно же, в парня попадешь!» Но было поздно.
   Длинный наконечник копья сверкнул золотистой молнией в отсветах ночного неба и ударился во что-то. Густой сноп багрово-золотистых искр взлетел во тьме и погас. К небу взмыл пронзительный леденящий вой, бросивший в темный лес сотни отзвуков и отголосков. Вигмар и Гуннвальд против воли подались назад; никакой медведь так выть не мог, совсем рядом с ними подавал голос чужой, неживой мир.
   Рычание и сопение утихло. С места схватки теперь долетали всхлипы, хриплый надрывный кашель и постанывание.
   Все произошло так быстро, что люди в доме едва успели подняться и добежать до дверей.
   — Огня, огня давайте! — опомнившись, заревел Гуннвальд и устремился вперед. — У-у-ув-ф! — вдруг взвыл он. — Троллиный камень!
   Хирдманы несли из дома факелы к пылающие головни. Вигмар подошел к Гуннвальду и замер, присвистнув от изумления. Олейв лежал на земле, его рубаха и неподпоясанная накидка были разорваны на груди, и не просто разорваны, а располосаны на мелкие клочки. А рядом с ним виднелся продолговатый черный камень размером с овцу. Подъезжая к дому Ауд в сумерках, Вигмар не видел здесь никакого камня. А сейчас он был, и в его боку торчало Поющее Жало, погруженное почти на всю длину наконечника.
   Хирдманы с факелами окружили их, кто-то поднимал Олейва, кто-то изумленно рассматривал камень.
   — Вот это копье! — восхищенно протянул Гуннвальд. — Даже камень бьет! Сорок шесть лет живу — такого не видел. Свартальвы ковали?
   — Похоже на то, — озадаченно потирая щеку, отозвался Вигмар. — Я как-то не догадался спросить…
   — У кого?
   — У бывшего хозяина.
   Гьёрдис тем временем присела возле Олейна и осматривала его раны. Его лицо, горло и грудь были покрыты длинными глубокими царапинами, разорванную одежду запятнала кровь, серые глаза почти вылезали из орбит, а шерстяной колпак пропал куда-то. Дрожащими руками он хватался за грудь, точно хотел убедиться на месте ли сердце.
   — Оборотень! — еле выговорил наконец Олейв, судорожно сглатывая и кривясь от боли. — Я вышел… Он набросился… Как медведь… Шерсть… Клыки… Вонючий.,. В горло хотел… И вдруг ударило — и он в камень… Хорошо, что я был сверху — а то бы раздавил! Воды дайте!
   — Говорят же умные люди: не оставляй копье в теле врага! — глубокомысленно сказал Вигмар, рассматривая Поющее Жало.
   До него наконец дошло, что здесь случилось. Есть много рассказов о волшебном оружии, которое обращает всякую ночную нечисть в камень, поскольку несет в себе небесный огонь. А копье сидело в камне так прочно, как будто выросло из него. И еще не настолько созрело, чтобы отломиться.
   — Теперь не вытащить? — сочувственно спросил один из хирдманов, Арингард.
   — Нe попробуешь — не узнаешь, — вздохнул Вигмар и взялся за древко.
   Нельзя сказать, чтобы Поющее Жало легко вышло из камня, но оно оттуда вышло. Подняв наконечник, Вигмар внимательно осмотрел его: ни царапин, ни зазубрин.
   — Ведь Грюла сказала, что оно теперь твое, — проговорила Рагна-Гейда. Вслед за мужчинами и Гъёрдис она тоже вышла из дома и потихоньку пробилась в cередину тесного кружка. — А значит, оно всегда вернется к тебе.
   — Хотел бы я знать, кого я убил, — сказал Зш v.:p, переиодл взгляд с копья на камень.
   В сто черном боку заметна была глубокая у.' щель.
   — А здесь такие водятся, — сказал Борре, смирно стоявший позади всех. — То ли совсем дикие тролли, то ли помесь троллей с медведями. Их у нас зовут просто люрвигами — «лохматыми». Но раньше они не кидались на людей. Наверное, он очень сильно оголодал.
   — А у тебя копье заклятое? На нечисть? — спросил Гуннвальд, глядя на Вигмара с гораздо большим уважением, чем раньше.
   — Да, пожалуй. — Вигмар пожал плечами. — Оно сначала принадлежало одному зловредному мертвецу… а потом перешло ко мне, когда я отрубил ему голову.
   — Да пойдемте же в дом! — позвала Гьёрдис, сидевшая на земле возле Олейва. — Поднимите его! И воды! Хладгуд!
   Олейва отвели в избушку. Он не был серьезно ранен, только никак не мог прийти в себя: осоловело ворочал глазами, хватался за грудь и просил пить.
   — Все равно мы теперь скоро не заснем, — сказал Стейнмод Две Стрелы. Ему было лет двадцать восемь, он был невысок ростом, но широкоплеч, плотен и круглолиц. Его брови двумя тонкими стрелками поднимались от переносья вверх, за что он и получил свое прозвище. — Ты бы рассказал нам эту сагу… Про мертвеца.
   Все остальные смотрели на Вигмара выжидательно и настороженно.
   — Приятно знать, что рядом есть человек, умеющий одолевать нечисть! — поддержал товарища Гуннвальд.
   Понимая, что покоя все равно не видать, Вигмар неохотно принялся рассказывать. Рагна-Гейда слушала вместе со всеми, и в памяти ее оживало прошедшее: тот пир, на котором Вигмар подбил ее братьев раскопать курган, и как Гаммаль-Хьёрт ходил ночами вокруг их дома, и как они с Вигмаром заклинали копье… Это были слишком опасные воспоминания: слишком много они воскрешали того, что должно быть навеки погребено. Рагна-Гейда смотрела на прошлое как бы издалека, и ей казалось, что к нынешней ее жизни все былое уже не имеет отношения. Все, кроме Вигмара. Он был всегда и останется навсегда.
   — Так это, выходит, правда? — сказал Гуннвальд когда Вигмар кончил. — У нас один человек говорил.. Ну, слухи-то ходят быстрее огня по сухой траве, тем более когда речь идет о золоте… Так вот, у нас в Речном Обрыве был один мудрец… То есть, подраться он тоже был не дурак, но и будущее знал так хорошо, как иной и прошлого не помнит. Глюм его звали. Так он говорил: Квиттинский Север будет благополучен, пока золота не трогают. А как тронули, растащили — все, пропала наша удача. Выходит, так и есть.
   — Может, в этом есть правда, — согласился Вигмар. — Но если бы курган не трогали, то это копье сейчас лежало бы под землей. И кое-кого здесь сожрал бы дикий тролль. А мне думается, что и против фьяллей это копье послужит неплохо. Если сила есть — глупо позволять ей пропадать под камнями.
   В домике стало тихо, только потрескивал огонь и старая Ауд ворочалась в самом дальнем углу.
   — Теперь я вспомнил, почему твое имя показалось мне знакомым, — сказал Стейнмод. — Это ведь тебя на Остром мысу объявили вне закона?
   — Меня, — спокойно согласился Вигмар. — Вас это беспокоит?
   — Пусть тролли беспокоятся! — отрезал Гуннвальд. — У нас хватает своих забот, чтобы еще волноваться о чужих. Мы знать не знаем этого Кольбьёрна. Пусть бы ты перебил хоть всю его семью…
   — Осторожнее! — предостерег Вигмар. — Вот эта береза нарядов — его дочь.
   — Кто? — Гуннвальд обернулся и уставился на Рагну-Гейду, как будто увидел ее впервые.
   Она на миг опустила веки, подтверждая сказанное.
   — И она теперь идет вместе с тобой? — уточнил Гуннвальд, как будто сам не видел. — И не пытается зарезать ночью? Да-а! — удивленно и уважительно протянул он. — Я бы сказал, что ты очень удачливый человек.
   — Ты волен говорить все, что хочешь, — заметил Вигмар. — Но я сам о себе этого не сказал бы.
   Гуннвальд помолчал, оглядел своих людей, потом кашлянул.
   — А я вот что подумал, — начал он. — Вы ведь идете к Ингстейну хёвдингу?
   Вигмар кивнул.
   — И мы туда идем, — продолжил Гуннвальд. — Только дороги не знаем. Мне думается, нам с вами стоит идти вместе. Так надежнее, верно? У тебя копье, а мы… Мы тоже кое-чего можем.
   — А вы не боитесь… Ведь можно сказать, что из-за меня Квиттинский Север растерял золото и утратил силу? — спросил Вигмар. Ему самому это пришло в голову только что, и он еще не успел обдумать, насколько эта мысль верна. — Вы не боитесь, что на меня легло какое-нибудь проклятие?
   — Если у того оборотня и есть какой-нибудь наследник, то это скорее ты, чем кто-нибудь другой, — заметил Стейнмод. — Копье слушается тебя.
   — Слушается, — проворчал Вигмар, вспомнив, как стремительно и легко Поющее Жало впилось в горло Модвиду. — Вам ведь еще не все мои подвиги известны.
   — Да нам и не надо их знать! — Гуннвальд решительно отмахнулся. — Чего бы ты ни натворил — ты жив, а это уже большая удача. Поделись с нами этим — пусть все эти мужчины, женщины и дети останутся живы и невредимы. А больше сейчас ничего и не надо.
   Вигмар помолчал. Нельзя сказать, чтобы он думал: слова Гуннвальда просто отстаивались в его голове. Может быть, в этом есть правда. Может быть, в такое время понятия о чести ке нужны: выжить бы, и слава великим богам.
   — Ну, что же! — сказал он наконец. — Раз пришло такое время, что на нас поднялись разом два чужих племени и свои собственные тролли в придачу, то добрым людям только и остается, что покрепче держаться друг за друга.
   — Мудрый правду без подсказки скажет! — с удовлетворением отметил Гуннвальд и прямо над пламенем очага протянул Вигмару свою огромную, как лопасть весла, ладонь.
   И Вигмар подал ему свою. Раз они любят одни и те же пословицы, то столкуются наверняка.
   Добравшись наконец до усадьбы хёвдинга, Стролинги не застали там самого Ингстейна. Гейр ожидал этого — во время войны место мужчины и вождя где угодно, но только не дома, — и все же был разочарован. Усадьба была набита людьми, вокруг нее во все стороны тянулись ряды землянок, выдыхающих дым из низких входных отверстий. Все, кто хотел драться с раудами или вынужден был бежать из родных мест, ожидали хёвдинга, но сам Ингстейн со своей дружиной застрял где-то там, возле границы. Как хотелось Гейру быть рядом с ним!