Страница:
Мало есть рун, несущих пророчество хуже. «Хагль» — «град», гнев богов, губящий посевы, сила стихийного разрушения, входящая в твою жизнь, хочешь ты уого или нет. Твое будущее принадлежит не тебе; ни люди ни боги не спросят тебя о твоих желаниях. Не лучшее время для начала чего-то нового. А ведь Рагна-Гейда стояла на пороге замужества, к которому ее понуждала чужая воля. Прижимая к груди стиснутый кулак, она старалась унять тяжелое дыхание, и ей казалось, что по всему ее телу струятся потоки ледяной воды. Холодные ветра продували ее насквозь, обжигающее зерна града больно били по плечам и по голове, царапали лицо.
Кое-как справившись с потрясением, вернее, отодвинув его в сторону, Рагпа-Гейда взялась за вторую руну. Теперь ей уже не было страшно: едва ли что-то сможет ухудшить пророчество, начатое рукой «хагль».
Вторая руна указывает путь, по которому следует идти. Перевернув ее, Рагна-Гейда ахнула, словно в полной темноте ей неожиданно ударил в глаза яркий огненный всплеск. «Тьюр!» «Тьюр» — «дикий бык», олицетворение силы, жизненной мощи и воли к сопротивлению!
Рагна-Гейда глубоко вдохнула, испытывая чувство облегчения, такого огромного, что само по себе казалось тяжелым, Эта руна несла надежду, что даже со зловещим знаком «хагль» можно бороться. И есть у нее еще одно значение, вспомнив о котором. Рагна-Гейда улыбнулась и снова прижала руку к сердцу, но уже совеем с другими чувствами, «Тьюр» всегда указывает на мужчину и означает истинную волю того, кто вопрощает богов о своей судьбе. Это руна внезапных изменений. И Рагна-Гейда улыбалась, чувствуя себя такой счастливой, какой не была уже очень давно. Для нее «тьюр» означал только одного человека — Вигмара. Подтвердилась ее неизменная вера, что он не ушел из ее жизни и они снова встретятся. Bсе будет так, как она мечтает: нынешняя ее жизнь изменится, изменится благодаря тому, кого она любит и ждет. Вигмар — как раз тот человек, который все делает внезапно и решительно.
И легко, словно отныне все нити судьбы в ее руках, Рагна-Гейда взялась за третью руну. Последняя рука означает конец пути — то, к чему приведут две первые.
«Науд». Рагна-Гейда застыла, держа на ладони одну из самых сильных рун, говорящую сразу о многом. «Науд» — «нужда». Перед тобою открылась бездна, говорит «науд», но не бойся и не взывай к богам с мольбами о милости. Ищи силы в себе, запасайся терпением и верь — бездна останется позади и ты опять ступишь на твердую землю. Тебе придется нелегко, и ты придешь к концу не таким, каким был раньше. «Науд», как добрая норна, смягчающая губительные предсказания злой, облегчает значение руны «хагль», если следует за ней. При ней «хагль» означает не разрушение, а лишь задержку, препятствие, не грозящее конечной гибелью.
Рагпа-Гейда долго сидела на полу в кладовке, держа на ладонях три руны, любуясь ими к с непонятным, смешанным чувством отчаяния и восторга упиваясь силой, льющейся из их простых и суровых очертаний. «Хагль» — «тьюр» — «науд». Беда — борьба — обретение. Горе — надежда — терпение. «Хагль» завывал голосами ледяных ветров, «тьюр» горел, как уголь на ладони, а «науд» казался чем-то тяжелым, но надежным — то ли весло, то ли меч. Рагна-Гейда то вздыхала, то смеялась, но ей совсем не хотелось плакать. Руны не лгут. «Тьюр» согревал ее, как огонь в темную морозную ночь. С ним, заключившим в себе истинную волю сердца и силу любви, она чувствовала себя способной пробиться через любую бурю и одолеть любую бездну.
Прижимая к груди крепко навязанный мешочек с руками, Рагна-Гейда выскользнула из кладовки. Никому на свете — кроме разве одного-единствепного человека, она не рассказала бы о своем гадании, желая спрятать его от чужих глаз, как величайшую драгоценность. Родичи возле очага в гриднице все толковали об устройстве семейных дел, но Рагну-Гейду не тянуло к ним присоединиться. Ей хотелось одиночества, тишины, прохлады, свежего воздуха. Хотелось побыть под открытым небом, величавым и чистым. Подхватив со скамьи чью-то меховую накидку, в потемках не разобрав даже чью, Рагна-Гейда просунула голову в разрез и проскользнула в сени, одеваясь на ходу.
Во дворе было хорошо: безветренно и не очень холодно. Свежий воздух казался густым от бродящих запахов палой листвы, мокрой увядающей травы, из-за которых Рагна-Гейда любила осень даже больше весны. Весла пахнет простой грязью, а осень — небесными мирами; осенью каждый перелесок, горящий множеством оттенков желтого, рыжего, красного цветов, кажется живым отражением пурпурно-золотых садов Асгарда. Глубоко вдохнув запах осени, Рагна-Гейда замерла, прислонясь спиной к стене дома и закрыв глаза, чувствуя, как где-то в груди ширится и растет горячее чувство счастья, беспричинного и именно потому особенно остро ощутимого. Перед глазами ее стоял Вигмар. Здесь, дома, она вспоминала его еще чаще и ярче, чем на Остром мысу. Вся усадьба была так полна его образом, что Рагну-Гейду удивляло, почему другие его не замечают. Вот здесь возле дверей они столкнулись однажды, когда он приезжал к ним прошлой зимой; идущий впереди него Хальм толковал что-то о своей кузнице, но Рагна-Гейда поймала взгляд Вигмара, радостный, значительный и чуть-чуть виноватый, и поняла, что он приехал ради нее. И ей стало так весело, что она вышла во двор, смеясь, как дурочка, и вся усадьба вдруг осветилась новым светом, как будто внезапно настала весна. Вот на этой скамье он сидел… А здесь, возле очага, сидела она и думала о нем, и поэтому очаг тоже напоминал о Вигмаре. Душа Рагны-Гейды не могла существовать отдельно от его образа, и никакие законы не имели силы отпять у нее эту любовь.
Рядом с ней кто-то глубоко и тяжко вздохнул в темноте. Рагна-Гейда ничего не видела, но не испугалась: во вздохе слышалось что-то родное и знакомое.
— Кто тут? — шепнула она. — Вздыхальный тролль?
— Это я, — грустно ответил знакомый голос, и из-за угла дома показалась широкоплечая фигура, еще по-юношески нескладная, с непомерно длинными руками и ногами, со светлеющей в потемках головой.
— Ты чего так вздыхаешь? Опять рубаху разорвал? Давай, я зашью, и мать ничего не узнает! — шутливо шепнула Рагна-Гейда, вспоминал горести брата десятилетней давности.
— И ты еще можешь смеяться! — с упреком отозвался Гейр и прислонился к стене рядом с сестрой. — Правда, и то хорошо. Я уже думал, ты никогда не… Ну, чего там слышно?
— Нас всех уже благословила десница богини Bар! — бодро ответил Рагна-Гейда. — Скъёльду сватают Халльберу из Орешанка, меня отдают за Атли. Твой жребий еще не вынут: когда я выходила, мудрые властители выбирали между Гудрун из Осиновой Реки и Асгердой дочерью Хамунда. Помнишь Асгерду? Такая добрая девочка, было у нас на Середине Лето, все молчала и улыбалась. Правда, ей всего четырнадцать лет, но зато у ее отца сильная дружина, а у нее самой покладистый прав. Вы поладите.
— Вот к я про то. И ты еще можешь смеяться: — горестно повторил Гейр, как будто не недеялся отныне на понимание ни одной родной души.
Рагна-Гейда вздохнула в ответ. Врат и сестра помолчали.
— Послушай, как ты думаешь… — начал было Гейр, но в нерешительности замолк.
— Я думаю, что все еще будет хорошо, — чистосердечно ответила Рагна-Гейда.
— Если бы! Я вот что… Может, тебе мать рассказывала… Ну, ты и в рунах понимаешь…
— Я уже мерзну! — пожаловалась Рагна-Гейда к обняла себя за плечи. Тепло дома из нее выветрилось, холод осенней ночи беззастенчиво проникал под накидку и рубаху. — Говори скорее, о клен копий. Я охотно поделюсь с тобой всей мудростью, какой наградили меня боги.
Гейр стянул с плеч плащ и закутал в него сестру. Принеся вещей вёльве эту жертву, он несколько приободрился и заговорил смелее:
— Я вот все думаю… Уже много дней думаю…
— Это очень полезное дело! — не удержавшись, одобрила Рагна-Гейда. — Даже Сигурд иногда думал.
— Как по-твоему: могут боги наказывать целый род за провинность кого-то одного?
Рагна-Гейда вздрогнула: она не ждала такого удара. Неужели он что-то знает… Нет, но может быть! Но, как ни хорошо знала Рагна-Гейда пределы мудрости и проницательности младшего брата, сейчас она готова была поверить, что лесные птицы или горные тролли рассказали ему все.
— Я думаю… — виноватым шепотом продолжал Гейр. — Может, это я во всем виноват…
— Ты? — изумилась Рагна-Гейда, не готовая к такому предположению. — В чем ты-то можешь быть виноват?
Ее голос явно выдавал убежденность, что ей точно известен совсем другой виновник. Но Гейр был слишком увлечен своей мыслью и ничего не заметил.
— Я… Ну, что все это: что тебя ни за кого на тинге не сосватали и что войну объявили… Может, это я виноват?
— Объясни! — потребовала Рагна-Гейда, напрасно силясь разглядеть в темноте лицо брата, который возвышался над пей почти на целую голову. — Любая норна скажет яснее! Говори же, ну? Ты о чем?
— Помнишь, когда Эггбранда хоронили…
— Ну, ну, помню! Дальше что? — торопила Рагна-Гейда, на самок деле не задумываясь, что такого ока помнит о похоронах брата.
— Тогда надо было приносить жертву свартальвам…
— Да, — не сразу, а чуть помолчав, выдохнула Рагна-Гейда.
Теперь она вспомнила все, и чувство вины воскресло в ней опять, с новой и страшной силой. Теперь не только Вигмар виноват перед ней, но и она виновата перед ним — как дочь рода, убившего его сестру. Пусть неродную, но Вигмар любил ее. Еще один кровавый след, еще одна бездна между ними. Раньше Рагна-Гейда старалась не думать, даже не вспоминала об этом обычае и не спрашивала, как его исполнили. Мысль об Эльдис, убитой ради посмертного спокойствия Эггбранда, вызывала у нее такой сильный ужас, что она бессознательно закрывала на нее глаза.
— Я не мог… — шептал тем временем Гейр, у которого больше но хватало сил нести груз вины перед родом в одиночестве. — Я не хотел, чтобы ее свартзльвы забрали… Она же ии в чем не виновата! — вдруг с неожиданной страстью выкрикнул он, и Рагна-Гейда в испуге зажала ему рот ладонью. А Гейр продолжал потише, ко с той же решимостью взять вину с хрупких плеч девочки и переложить на своп: — Я видел: Эггбранд сам к ней полез! Сам полез, она его не трогала! Он тоже виноват! Что бы там ни говорили! Я его тоже люблю… любил… и мстить, конечно, надо, но не ей! Она и так… В общем, я ее забрал оттуда. И к Гриму Опушке отвез, Боргтруд обещала ее спрятать.
— Откуда — оттуда? — не веря такому счастью, прошептала Рагна-Гейда. Ей хотелось услышать еще раз.
— Ну, с кургана. Прямо-прямо перед ними, перед свартальвами, успел. Они уже близко были, я их слышал. Она вся замерзлая была, как ледышке, но живая. Я ее к Боргтруд отвез. Она обещала ее спрятать. Вот я теперь и думаю: может, это все мне в наказанье? Что я такой глупый и бессовестный? Сам не знаю, что на меня тогда нашло… Может, надо еще какую-нибудь жертву принести? Только не человеческую! Я этого больше не выдержу! Мне все мерещилось, что я сам там лежу! А теперь война зта… А?
Гейр ждал изумления, горестных упреков, требования рассказать обо всем родне… И не меньше, чем Рагна-Гейда его признанием, Гейр был потрясен, когда сестра с коротким счастливым криком бросилась ему на шею. Он, мгновение назад готовый взять на себя вину целого племени, так и не понял, чем так осчастливил свою любимую сестру.
На усадьбе Бальдвига (которая, кстати, называлась Край Света, и с точки зрения раудов, название вполне отвечало сути) Вигмара ожидали известия, с одной стороны, вероятные, а с другой — неожиданные. Вигмар отлично знал, что невидимая черта между владениями Хроара и Бальдвига вовсе не отделяет мир живых от мира мертвых (как, скажите на милость, разбираться, где какая сторона?). Он прекрасно понимал, что его будут искать и в конце концов кто-нибудь вспомнит о старой дружбе Хроара Безногого с Бальдвигом Окольничим. Вигмар был готов к тому, что за время их поездки к Островному Проливу в усадьбе побывали Стролинги. Но на доле обнаружилось другое.
— Дней десять назад приезжал один человек, —робко доложила фру Альвтруд, когда мужчины вымылпсь с дороги и наконец уселись за стол. При этом она бросила неуверенный взгляд на Вигмара, и он понял, что неизвестный гость приезжал отнюдь не к хозяину усадьбы.
Бальдвпг, который до того благодушно улыбался, довольный благополучным возвращением и встречей с родным домом, сразу стер с лица блаженное сияние и повернулся к племяннице:
— Что за человек? Он назвал себя? Кто его прислал?
— Он сказал, что его зовут Рандвер Кошка.
Бальдвиг вопросительно глянул на Вигмара. Но тот пожал плечами: имя казалось лишь смутно знакомым. Среди родичей, друзей и домочадцев Стролингов он такого человека не помнил.
— Он сказал, что его прислал Модвид Весло, — закончила Альвтруд. — И пообещал потом заехать еще.
— Мог бы не трудиться! — с неудовольствием заметил Бальдвиг. — Я слышал об этом человеке — ведь это он как-то недолго был вашим хёвдингом, да, Bигмар? Не думаю, что он принесет удачу кому бы то ни было, и тем более тебе.
— Да уж, миротворцем его не называют, — несколько растерянно согласился Вигмар.
Он не мог взять в толк, чего Модвиду могло от него понадобиться. В прежние годы они тихо недолюбливали друг друга, но до открытой вражды дело не доходило. Едва ли Модвид решил отличиться и прикончить объявленного вне закона. Сейчас у него, пожалуй, найдутся и другие дела. Или он за прошедшее время помирился со Стролингами и решил помочь им отомстить? Но в это верилось плохо.
Несколько дней Вигмар прожил, бесцельно слоняясь по усадьбе и окрестностям, и не раз обнаруживал себя на пути к Серому Кабану: ноги пытались унести его туда, не советуясь с головой. А голова держалась мнения, что делать этого нельзя ни в коем случае. Объявление вне закона бессрочно — вернуться домой Вигмару можно будет только после примирения со Стролингами, а это случится не раньше Гибели Богов. Стролинги не из тех, кто соглашается держать сына и брата в кошельке. [42]
— Пожалуй, я сам съезжу к твоему отцу, — решил Бальдвиг но пятый день после приезда. — Иначе ты впадешь в безумие берсерка и убежишь туда, где наверняка расстанешься с головой. И меня не утешит, если с собой в Валхаллу ты прихватишь трех-четырех стих… Рислингов?
— Стролингов, — мимоходом поправил Вигмар. — Ты правда хочешь ехать?
— Конечно. У меня там нет врагов. Даже если кто и знает, что ты у меня, то мне самому это ничем не грозит. Слава Фрейру и Фрейе, решения вашего тинга не имеют силы за пределами Квиттинга! Я не прочь повидать моего друга Хроара. А заодно и намекну ему, что… что на вашем так называемом Севере, — Бальдвиг усмехнулся, поскольку для раудов Квиттинский Север находился на юге, — скоро может стать слишком жарко для такого почтенного человека.. Несмотря на близкую зиму.
— Мудрый правду без подсказки скажет, — пробормотал Вигмар. Всю дорогу от Островного Пролива ему хотелось обернуться: за спиной мерещился топот огромного войска, по их следам идущего на Квиттинг.
— У вас нет родичей: где-нибудь подальше отсюда? В вашем чудесном Медном Лесу? — спросил Бальдвиг.
Но Вигмар покачал головой. У них не было родичей больше нигде.
Бальдвиг совсем было приготовился к поездке, но она оказалась ненужной. На другой день после этого разговора в усадьбу Край Света снова приехал Рандзер Кошка.
— Мне нужно повидаться с Вигмаром сыном Хроара, — заявил он после того, как к нему вышел хозяин, — И я клянусь столбами Тюрсхейма, что не собираюсь причинять ему никакого вреда.
— Это хорошо, а то еще неизвестно, кто из нас кому причинил бы вред, — ответил ему сам Вигмар, как раз в это время поспевший вслед за Бальдвигом выйти из гридницы. — Кто тебя прислал?
— Меня прислал Модвид Весло, — Рандвер перевел взгляд на Вигмара, не удивившись его внезапному появлению. — Он зовет тебя приехать к нему. И я готов повторить ту же самую клятву от его имени. Поскольку если вы с ним встретитесь лицом к лицу, будет тоже трудно угадать, кто кому причинит наибольший вред, — с едва заметной насмешкой добавил он.
Вигмар не ответил. Модвид считался вовсе не плохим бойцом, так что в словах Рандвера было немало правды.
— Зачем я ему понадобился? — спросил Вигмар.
— Это он расскажет тебе сам. А я могу сказать одно: он давненько недолюбливает род Стролингов, и у него есть для того немало причин. У тебя тоже есть такая причина, как ему кажется. Разве по умно предположить, что вам стоит держаться вместе?
— Может быть, позовешь его в дом? — предложил Вигмар Бальдвигу. — Все-таки от Модвидовой усадьбы тут неблизко.
Гостеприимный Бальдвиг охотно выполнил просьбу и повел Рандьера в дом. Вигмар шел за ними. На самом деле он хотел не столько проявить учтивость, сколько получить время на размышление. Предложение Рандвера затронуло в его душе самое чувствительное место. В мирной и изобильной усадьбе Бальдвига все ему было постыло, и по ночам он не столько спал, сколько ворочался, как будто лежал на острых камнях. Его мучили беспокойство об оставленных близких, терзала тоска по Рагне-Гейде, неизвестность собственного будущего. Жить на границе в ожидании войны хорошо тому, кто мечтает побыстрее погибнуть со славой. А Вигмар пока не хотел погибать: у него оставалось слишком много неоконченных дел и в то же время не было никакой возможности взяться за них. Предложение Модвида позволяло ему вернуться на землю квиттов, а это уже немаловажный шаг ко всему остальному.
И еще прежде чем Альвтруд поднесла гостю браги, Вигмар принял решение.
— Я приеду к вам, — просто сказал он Рандзеру. — Ты понимаешь, что мне не следует разгуливать по земле квиттов в одиночку…
— Модвид пришлет тебе хирдманов! — поспешно заверил обрадованный Рандвер, имевший приказ не возвращаться без согласия. — Хоть десять, хоть полтора десятка…
— Я не конунг, чтобы разъезжать с такой дружиной! — Вигмар засмеялся, но Бальдвиг видел, что ему невесело. — Я просто хочу сказать: если к вам в ворота постучатся перед рассветом, не надо думать, что это Эггбранд сын Кольбьёрна встал из могилы.
— Когда ты хочешь ехать? Если не позже двух-трех дней, то я могу подождать, и мы поедем вместе, — предложил Рандвер.
Вигмар кивнул:
— Я не успел слишком разбогатеть. Мне не нужно долго собираться.
Когда уставшего от поездки Рандвера увели отдыхать, Бальдвиг долго молчал и только поглядывал Вигмара из-под насупленных бровей.
— Не молчи, иначе будешь плохо спать, — посоветовал Вигмар. — Ты сейчас похож на торговца, у которого единственный пятнадцатилетний сын собрался в поход с морским конунгом. Ты считаешь, что я не слишком хорошо придумал?
— Я молчу, потому что ты сам отлично знаешь, что здесь можно сказать, — ответил Бальдвиг. — И раз уж ты решился, я не твой отец, чтобы тебя переубеждать… Впрочем, твоему отцу это редко удавалось.
Вигмар пожал плечами: угозоры депствительно были бы напрасны.
— Кто он такой, этот Модвид, что ты веришь ему, как родному брату? — снова заговорил Бальдвиг. Раз уж Вигмар сам побудил его начать, сразу остановиться было трудновато. — Тебе не кажется, что тебе придется ехать по волчьей тропе? Все зто достаточно похоже на предательство. Подумай: если этот Модвид схватит тебя и привезет к Стролингам, то они охотно помирятся с ним! Ведь он у них никого еще не убивал?
— Не знаю, — не слишком весело усмехнулся Вигмар. — Я не один такой отважный, а прошел целый месяц…
— Зато я знаю: этот Модвид ведь тоже сватался к дочери Кольбьёрна, не так ли? Твоя голова будет отличным свадебным даром, верно?
Вигмар промолчал. Если уж Бальдвиг упомянул о Рагне-Гейде, значит, его переполняют наихудшие предчувствия и все средства кажутся хороши, даже самые болезненные.
— Может быть, самой невесте этот дар не понравится, но ее родне он покажется не хуже золота Фафнира пли этого вашего… Старого Оленя, — ворчливо продолжал Бальдвиг, сам бывший не в восторге от собственных доводов. — Я бы на твоем месте предпочел явиться к девушке чуть попозже, но с головой на плечах, а не отдельно.
— Попозже — это как? — невыразительно поинтересовался Вигмар. — Под славным стягом славного Ульвхедина ярла? Тогда она не захочет и смотреть в мою сторону. Я тебе уже об этом говорил.
Бальдвиг промолчал. И только когда Вигмар пошел к дверям, Бальдвиг буркнул ему вслед:
— «Славный стяг славного Ульвхедина!» А еще называется скальд!
Вигмар и Рандвер выехали вечером, в сумерках. Дорогой Рандвер по большей части молчал, да и у Вигмара не было охоты разговаривать. Он снова был на земле квиттов, без труда узнавал в темноте знакомые долины и перелески, и даже ветер здесь казался другим. Вигмар слышал дыхание земли под копытами его коня и сам дышал вместе с ней. Вопреки рассудку, его наполняла какая-то сумасшедшая веселость. Он был уверен, что поступил правильно, что едет по дороге своей судьбы, и неважно, приведет она его к радости или к смерти. В эту ночь он ни о чем не тревожился и ничего но боялся. Нет ничего страшнее, чем чужая судьба, а в своей собственной даже беды — правильные, потому что ведут тебя к твоему предназначению на земле.
Приблизившись в предрассветных сумерках к воротам усадьбы Ореховый Куст, Рандвер постучал каким-то условленным знаком. Вскоре ворота раскрылись, выглянула женщина с белеющим в сумерках головным покрывалом.
— Ну? — шепотом спросила она. Увидев Впгмара, женщина тихо ойкнула.
Рандвер въехал во двор, знаком позвал за собой Впгмара, а женщина торопливо зашептала:
— Идите в дружинный дом, а в большой пока не надо. Вчера приехал Сигмунд Журавль, от хёвдинга. Хёвдинг приказывает собирать войско, он был доволен, что у нас уже так много. Но если он вас увидит, то никак…
— Молчи, я сам знаю, — прервал ее Рандвер и повел Вигмара в дружинный дом. — Обожди пока здесь. Долго еще этот Сигмунд здесь будет? — обратился он к женщине.
— Сегодня должен уехать. Он сказал, что ему eще много усадеб надо объехать, а у нас и так много…
Что действительно было «много», Вигмар сразу же убедился сам. Дружинный дом был полон — только здесь ночевало не меньше тридцати хирдманов. А сколько еще в хозяйском доме? Среди дремлющих и просыпающихся Вигмар быстро заметил знакомое лицо: Квиста, сына того самого Кетиля Ржанки, в семью которого он думал было выдать Эльдис.
— Эй, парень! — Вигмар тряхнул его за плечо. — Ты чего тут делаешь?
— А? — Квист, лохматый светловолосый парень лот двадцати, вскинул голову, глуповато хлопая глазами спросонья. — Ой!
Едва он разглядел в потемках, кто его разбудил, как на лице его отразился ужас и он попытался отползти подальше от края лежанки, толкнул соседа; тот недовольно промычал что-то и пихнул его локтем.
— Да не бойся ты! — утешил его Вигмар. — Ты что, как маленький! Я же не кусаюсь!
— А ты… ты не привидение? — опасливо уточнил Квист.
— Чero нет, того нет! — Вигмар усмехнулся и мотнул головой. — Если бы я был привидением, то посещал бы по ночам не тебя, а кого-нибудь другого!
— А как ты сюда попал? Тебя же все ищут!
— Ищут — вот и нашли. Лучше ты мне расскажи, как ты сюда попал! Что — дома надоело? Помнится, у твоего отца не было лишних работников!
— Так ведь война, — растерянно пояснил парень. — А Модвид обещал эйрир серебра и кормить, сколько влезет. Он по всей округе собирал людей, и еще дальше ездил куда-то. Тут ceйчac столько народу — вся его родня. И зтот… громкий такой.
— Сэг-Гельмпр?
— Ну, вроде того. Я не помню. — Квист зевнул, и Вигмар почему-то подумал, что толкового хир.дмана из зтого парня не выйдет даже за десять эйриров. —И этот… от хёвдинга который… Говорит, что скоро воевать будем.
— Это он правду говорит. — Вигмар кивнул. К мыслям о близкой войне он привык настолько, что они его почти не занимали. Он подумал, не спросить ли у Квиста о своих родичах и о Стролингах, но не стал. Пусть спит, хомяк, опоясанный мечом!
Внгмару пришлось просидеть в дружинном доме почти до полудня, пока шум и конский топот во дворе не возвестил, что Снгмунд Журавль с дружиной уехал. Почти тотчас же за Вигмаром зашел Рандвер и повел его в хозяйский дом.
— Тьфу! Приволок-таки! — ворчливо воскликнула невысокая полноватая женщина, встретившаяся им в сенях. По вдовьему покрывалу на ее голове и золотым цепям на груди Вигмар заключил, что это и есть Оддбсрг хозяйка, мать Модвида. — Удачи ему, видите ли! Нашел, где взять! Про этого оборотня не скажешь, что он слишком удачлив!
— Я рад, что ты приехал! — сказал Вигмару сам Модвид и даже улыбнулся. Вигмар мысленно присвистнул: вот уж чего между ним и Модвидом Весло никогда не водилось, так это приветливых улыбок.
Та женщина, что утром открыла ворота, поднесла Вигмару пива. Оддборг хозяйка, конечно, не унизилась до того, чтобы угощать всяких оборотней, в придачу объявленных вне закона. Вигмар только коснулся губами края чаши и вертел ее в руках, вопросительно поглядывая на хозяина. Сейчас был не тот случай, когда из вежливости разговор о деле откладывают до середины зимы.
— Теперь мы с тобой должны держаться вместе, — обрывочно и неловко приговаривал Модвид, и Вигмар был уверен, что тот чего-то темнит. — Я рад, что ты не дал воли страху и низким подозрениям… Ведь они у тебя были? — спросил Модвид, пытливо заглядывая в глаза Вигмару.
Кое-как справившись с потрясением, вернее, отодвинув его в сторону, Рагпа-Гейда взялась за вторую руну. Теперь ей уже не было страшно: едва ли что-то сможет ухудшить пророчество, начатое рукой «хагль».
Вторая руна указывает путь, по которому следует идти. Перевернув ее, Рагна-Гейда ахнула, словно в полной темноте ей неожиданно ударил в глаза яркий огненный всплеск. «Тьюр!» «Тьюр» — «дикий бык», олицетворение силы, жизненной мощи и воли к сопротивлению!
Рагна-Гейда глубоко вдохнула, испытывая чувство облегчения, такого огромного, что само по себе казалось тяжелым, Эта руна несла надежду, что даже со зловещим знаком «хагль» можно бороться. И есть у нее еще одно значение, вспомнив о котором. Рагна-Гейда улыбнулась и снова прижала руку к сердцу, но уже совеем с другими чувствами, «Тьюр» всегда указывает на мужчину и означает истинную волю того, кто вопрощает богов о своей судьбе. Это руна внезапных изменений. И Рагна-Гейда улыбалась, чувствуя себя такой счастливой, какой не была уже очень давно. Для нее «тьюр» означал только одного человека — Вигмара. Подтвердилась ее неизменная вера, что он не ушел из ее жизни и они снова встретятся. Bсе будет так, как она мечтает: нынешняя ее жизнь изменится, изменится благодаря тому, кого она любит и ждет. Вигмар — как раз тот человек, который все делает внезапно и решительно.
И легко, словно отныне все нити судьбы в ее руках, Рагна-Гейда взялась за третью руну. Последняя рука означает конец пути — то, к чему приведут две первые.
«Науд». Рагна-Гейда застыла, держа на ладони одну из самых сильных рун, говорящую сразу о многом. «Науд» — «нужда». Перед тобою открылась бездна, говорит «науд», но не бойся и не взывай к богам с мольбами о милости. Ищи силы в себе, запасайся терпением и верь — бездна останется позади и ты опять ступишь на твердую землю. Тебе придется нелегко, и ты придешь к концу не таким, каким был раньше. «Науд», как добрая норна, смягчающая губительные предсказания злой, облегчает значение руны «хагль», если следует за ней. При ней «хагль» означает не разрушение, а лишь задержку, препятствие, не грозящее конечной гибелью.
Рагпа-Гейда долго сидела на полу в кладовке, держа на ладонях три руны, любуясь ими к с непонятным, смешанным чувством отчаяния и восторга упиваясь силой, льющейся из их простых и суровых очертаний. «Хагль» — «тьюр» — «науд». Беда — борьба — обретение. Горе — надежда — терпение. «Хагль» завывал голосами ледяных ветров, «тьюр» горел, как уголь на ладони, а «науд» казался чем-то тяжелым, но надежным — то ли весло, то ли меч. Рагна-Гейда то вздыхала, то смеялась, но ей совсем не хотелось плакать. Руны не лгут. «Тьюр» согревал ее, как огонь в темную морозную ночь. С ним, заключившим в себе истинную волю сердца и силу любви, она чувствовала себя способной пробиться через любую бурю и одолеть любую бездну.
Прижимая к груди крепко навязанный мешочек с руками, Рагна-Гейда выскользнула из кладовки. Никому на свете — кроме разве одного-единствепного человека, она не рассказала бы о своем гадании, желая спрятать его от чужих глаз, как величайшую драгоценность. Родичи возле очага в гриднице все толковали об устройстве семейных дел, но Рагну-Гейду не тянуло к ним присоединиться. Ей хотелось одиночества, тишины, прохлады, свежего воздуха. Хотелось побыть под открытым небом, величавым и чистым. Подхватив со скамьи чью-то меховую накидку, в потемках не разобрав даже чью, Рагна-Гейда просунула голову в разрез и проскользнула в сени, одеваясь на ходу.
Во дворе было хорошо: безветренно и не очень холодно. Свежий воздух казался густым от бродящих запахов палой листвы, мокрой увядающей травы, из-за которых Рагна-Гейда любила осень даже больше весны. Весла пахнет простой грязью, а осень — небесными мирами; осенью каждый перелесок, горящий множеством оттенков желтого, рыжего, красного цветов, кажется живым отражением пурпурно-золотых садов Асгарда. Глубоко вдохнув запах осени, Рагна-Гейда замерла, прислонясь спиной к стене дома и закрыв глаза, чувствуя, как где-то в груди ширится и растет горячее чувство счастья, беспричинного и именно потому особенно остро ощутимого. Перед глазами ее стоял Вигмар. Здесь, дома, она вспоминала его еще чаще и ярче, чем на Остром мысу. Вся усадьба была так полна его образом, что Рагну-Гейду удивляло, почему другие его не замечают. Вот здесь возле дверей они столкнулись однажды, когда он приезжал к ним прошлой зимой; идущий впереди него Хальм толковал что-то о своей кузнице, но Рагна-Гейда поймала взгляд Вигмара, радостный, значительный и чуть-чуть виноватый, и поняла, что он приехал ради нее. И ей стало так весело, что она вышла во двор, смеясь, как дурочка, и вся усадьба вдруг осветилась новым светом, как будто внезапно настала весна. Вот на этой скамье он сидел… А здесь, возле очага, сидела она и думала о нем, и поэтому очаг тоже напоминал о Вигмаре. Душа Рагны-Гейды не могла существовать отдельно от его образа, и никакие законы не имели силы отпять у нее эту любовь.
Рядом с ней кто-то глубоко и тяжко вздохнул в темноте. Рагна-Гейда ничего не видела, но не испугалась: во вздохе слышалось что-то родное и знакомое.
— Кто тут? — шепнула она. — Вздыхальный тролль?
— Это я, — грустно ответил знакомый голос, и из-за угла дома показалась широкоплечая фигура, еще по-юношески нескладная, с непомерно длинными руками и ногами, со светлеющей в потемках головой.
— Ты чего так вздыхаешь? Опять рубаху разорвал? Давай, я зашью, и мать ничего не узнает! — шутливо шепнула Рагна-Гейда, вспоминал горести брата десятилетней давности.
— И ты еще можешь смеяться! — с упреком отозвался Гейр и прислонился к стене рядом с сестрой. — Правда, и то хорошо. Я уже думал, ты никогда не… Ну, чего там слышно?
— Нас всех уже благословила десница богини Bар! — бодро ответил Рагна-Гейда. — Скъёльду сватают Халльберу из Орешанка, меня отдают за Атли. Твой жребий еще не вынут: когда я выходила, мудрые властители выбирали между Гудрун из Осиновой Реки и Асгердой дочерью Хамунда. Помнишь Асгерду? Такая добрая девочка, было у нас на Середине Лето, все молчала и улыбалась. Правда, ей всего четырнадцать лет, но зато у ее отца сильная дружина, а у нее самой покладистый прав. Вы поладите.
— Вот к я про то. И ты еще можешь смеяться: — горестно повторил Гейр, как будто не недеялся отныне на понимание ни одной родной души.
Рагна-Гейда вздохнула в ответ. Врат и сестра помолчали.
— Послушай, как ты думаешь… — начал было Гейр, но в нерешительности замолк.
— Я думаю, что все еще будет хорошо, — чистосердечно ответила Рагна-Гейда.
— Если бы! Я вот что… Может, тебе мать рассказывала… Ну, ты и в рунах понимаешь…
— Я уже мерзну! — пожаловалась Рагна-Гейда к обняла себя за плечи. Тепло дома из нее выветрилось, холод осенней ночи беззастенчиво проникал под накидку и рубаху. — Говори скорее, о клен копий. Я охотно поделюсь с тобой всей мудростью, какой наградили меня боги.
Гейр стянул с плеч плащ и закутал в него сестру. Принеся вещей вёльве эту жертву, он несколько приободрился и заговорил смелее:
— Я вот все думаю… Уже много дней думаю…
— Это очень полезное дело! — не удержавшись, одобрила Рагна-Гейда. — Даже Сигурд иногда думал.
— Как по-твоему: могут боги наказывать целый род за провинность кого-то одного?
Рагна-Гейда вздрогнула: она не ждала такого удара. Неужели он что-то знает… Нет, но может быть! Но, как ни хорошо знала Рагна-Гейда пределы мудрости и проницательности младшего брата, сейчас она готова была поверить, что лесные птицы или горные тролли рассказали ему все.
— Я думаю… — виноватым шепотом продолжал Гейр. — Может, это я во всем виноват…
— Ты? — изумилась Рагна-Гейда, не готовая к такому предположению. — В чем ты-то можешь быть виноват?
Ее голос явно выдавал убежденность, что ей точно известен совсем другой виновник. Но Гейр был слишком увлечен своей мыслью и ничего не заметил.
— Я… Ну, что все это: что тебя ни за кого на тинге не сосватали и что войну объявили… Может, это я виноват?
— Объясни! — потребовала Рагна-Гейда, напрасно силясь разглядеть в темноте лицо брата, который возвышался над пей почти на целую голову. — Любая норна скажет яснее! Говори же, ну? Ты о чем?
— Помнишь, когда Эггбранда хоронили…
— Ну, ну, помню! Дальше что? — торопила Рагна-Гейда, на самок деле не задумываясь, что такого ока помнит о похоронах брата.
— Тогда надо было приносить жертву свартальвам…
— Да, — не сразу, а чуть помолчав, выдохнула Рагна-Гейда.
Теперь она вспомнила все, и чувство вины воскресло в ней опять, с новой и страшной силой. Теперь не только Вигмар виноват перед ней, но и она виновата перед ним — как дочь рода, убившего его сестру. Пусть неродную, но Вигмар любил ее. Еще один кровавый след, еще одна бездна между ними. Раньше Рагна-Гейда старалась не думать, даже не вспоминала об этом обычае и не спрашивала, как его исполнили. Мысль об Эльдис, убитой ради посмертного спокойствия Эггбранда, вызывала у нее такой сильный ужас, что она бессознательно закрывала на нее глаза.
— Я не мог… — шептал тем временем Гейр, у которого больше но хватало сил нести груз вины перед родом в одиночестве. — Я не хотел, чтобы ее свартзльвы забрали… Она же ии в чем не виновата! — вдруг с неожиданной страстью выкрикнул он, и Рагна-Гейда в испуге зажала ему рот ладонью. А Гейр продолжал потише, ко с той же решимостью взять вину с хрупких плеч девочки и переложить на своп: — Я видел: Эггбранд сам к ней полез! Сам полез, она его не трогала! Он тоже виноват! Что бы там ни говорили! Я его тоже люблю… любил… и мстить, конечно, надо, но не ей! Она и так… В общем, я ее забрал оттуда. И к Гриму Опушке отвез, Боргтруд обещала ее спрятать.
— Откуда — оттуда? — не веря такому счастью, прошептала Рагна-Гейда. Ей хотелось услышать еще раз.
— Ну, с кургана. Прямо-прямо перед ними, перед свартальвами, успел. Они уже близко были, я их слышал. Она вся замерзлая была, как ледышке, но живая. Я ее к Боргтруд отвез. Она обещала ее спрятать. Вот я теперь и думаю: может, это все мне в наказанье? Что я такой глупый и бессовестный? Сам не знаю, что на меня тогда нашло… Может, надо еще какую-нибудь жертву принести? Только не человеческую! Я этого больше не выдержу! Мне все мерещилось, что я сам там лежу! А теперь война зта… А?
Гейр ждал изумления, горестных упреков, требования рассказать обо всем родне… И не меньше, чем Рагна-Гейда его признанием, Гейр был потрясен, когда сестра с коротким счастливым криком бросилась ему на шею. Он, мгновение назад готовый взять на себя вину целого племени, так и не понял, чем так осчастливил свою любимую сестру.
На усадьбе Бальдвига (которая, кстати, называлась Край Света, и с точки зрения раудов, название вполне отвечало сути) Вигмара ожидали известия, с одной стороны, вероятные, а с другой — неожиданные. Вигмар отлично знал, что невидимая черта между владениями Хроара и Бальдвига вовсе не отделяет мир живых от мира мертвых (как, скажите на милость, разбираться, где какая сторона?). Он прекрасно понимал, что его будут искать и в конце концов кто-нибудь вспомнит о старой дружбе Хроара Безногого с Бальдвигом Окольничим. Вигмар был готов к тому, что за время их поездки к Островному Проливу в усадьбе побывали Стролинги. Но на доле обнаружилось другое.
— Дней десять назад приезжал один человек, —робко доложила фру Альвтруд, когда мужчины вымылпсь с дороги и наконец уселись за стол. При этом она бросила неуверенный взгляд на Вигмара, и он понял, что неизвестный гость приезжал отнюдь не к хозяину усадьбы.
Бальдвпг, который до того благодушно улыбался, довольный благополучным возвращением и встречей с родным домом, сразу стер с лица блаженное сияние и повернулся к племяннице:
— Что за человек? Он назвал себя? Кто его прислал?
— Он сказал, что его зовут Рандвер Кошка.
Бальдвиг вопросительно глянул на Вигмара. Но тот пожал плечами: имя казалось лишь смутно знакомым. Среди родичей, друзей и домочадцев Стролингов он такого человека не помнил.
— Он сказал, что его прислал Модвид Весло, — закончила Альвтруд. — И пообещал потом заехать еще.
— Мог бы не трудиться! — с неудовольствием заметил Бальдвиг. — Я слышал об этом человеке — ведь это он как-то недолго был вашим хёвдингом, да, Bигмар? Не думаю, что он принесет удачу кому бы то ни было, и тем более тебе.
— Да уж, миротворцем его не называют, — несколько растерянно согласился Вигмар.
Он не мог взять в толк, чего Модвиду могло от него понадобиться. В прежние годы они тихо недолюбливали друг друга, но до открытой вражды дело не доходило. Едва ли Модвид решил отличиться и прикончить объявленного вне закона. Сейчас у него, пожалуй, найдутся и другие дела. Или он за прошедшее время помирился со Стролингами и решил помочь им отомстить? Но в это верилось плохо.
Несколько дней Вигмар прожил, бесцельно слоняясь по усадьбе и окрестностям, и не раз обнаруживал себя на пути к Серому Кабану: ноги пытались унести его туда, не советуясь с головой. А голова держалась мнения, что делать этого нельзя ни в коем случае. Объявление вне закона бессрочно — вернуться домой Вигмару можно будет только после примирения со Стролингами, а это случится не раньше Гибели Богов. Стролинги не из тех, кто соглашается держать сына и брата в кошельке. [42]
— Пожалуй, я сам съезжу к твоему отцу, — решил Бальдвиг но пятый день после приезда. — Иначе ты впадешь в безумие берсерка и убежишь туда, где наверняка расстанешься с головой. И меня не утешит, если с собой в Валхаллу ты прихватишь трех-четырех стих… Рислингов?
— Стролингов, — мимоходом поправил Вигмар. — Ты правда хочешь ехать?
— Конечно. У меня там нет врагов. Даже если кто и знает, что ты у меня, то мне самому это ничем не грозит. Слава Фрейру и Фрейе, решения вашего тинга не имеют силы за пределами Квиттинга! Я не прочь повидать моего друга Хроара. А заодно и намекну ему, что… что на вашем так называемом Севере, — Бальдвиг усмехнулся, поскольку для раудов Квиттинский Север находился на юге, — скоро может стать слишком жарко для такого почтенного человека.. Несмотря на близкую зиму.
— Мудрый правду без подсказки скажет, — пробормотал Вигмар. Всю дорогу от Островного Пролива ему хотелось обернуться: за спиной мерещился топот огромного войска, по их следам идущего на Квиттинг.
— У вас нет родичей: где-нибудь подальше отсюда? В вашем чудесном Медном Лесу? — спросил Бальдвиг.
Но Вигмар покачал головой. У них не было родичей больше нигде.
Бальдвиг совсем было приготовился к поездке, но она оказалась ненужной. На другой день после этого разговора в усадьбу Край Света снова приехал Рандзер Кошка.
— Мне нужно повидаться с Вигмаром сыном Хроара, — заявил он после того, как к нему вышел хозяин, — И я клянусь столбами Тюрсхейма, что не собираюсь причинять ему никакого вреда.
— Это хорошо, а то еще неизвестно, кто из нас кому причинил бы вред, — ответил ему сам Вигмар, как раз в это время поспевший вслед за Бальдвигом выйти из гридницы. — Кто тебя прислал?
— Меня прислал Модвид Весло, — Рандвер перевел взгляд на Вигмара, не удивившись его внезапному появлению. — Он зовет тебя приехать к нему. И я готов повторить ту же самую клятву от его имени. Поскольку если вы с ним встретитесь лицом к лицу, будет тоже трудно угадать, кто кому причинит наибольший вред, — с едва заметной насмешкой добавил он.
Вигмар не ответил. Модвид считался вовсе не плохим бойцом, так что в словах Рандвера было немало правды.
— Зачем я ему понадобился? — спросил Вигмар.
— Это он расскажет тебе сам. А я могу сказать одно: он давненько недолюбливает род Стролингов, и у него есть для того немало причин. У тебя тоже есть такая причина, как ему кажется. Разве по умно предположить, что вам стоит держаться вместе?
— Может быть, позовешь его в дом? — предложил Вигмар Бальдвигу. — Все-таки от Модвидовой усадьбы тут неблизко.
Гостеприимный Бальдвиг охотно выполнил просьбу и повел Рандьера в дом. Вигмар шел за ними. На самом деле он хотел не столько проявить учтивость, сколько получить время на размышление. Предложение Рандвера затронуло в его душе самое чувствительное место. В мирной и изобильной усадьбе Бальдвига все ему было постыло, и по ночам он не столько спал, сколько ворочался, как будто лежал на острых камнях. Его мучили беспокойство об оставленных близких, терзала тоска по Рагне-Гейде, неизвестность собственного будущего. Жить на границе в ожидании войны хорошо тому, кто мечтает побыстрее погибнуть со славой. А Вигмар пока не хотел погибать: у него оставалось слишком много неоконченных дел и в то же время не было никакой возможности взяться за них. Предложение Модвида позволяло ему вернуться на землю квиттов, а это уже немаловажный шаг ко всему остальному.
И еще прежде чем Альвтруд поднесла гостю браги, Вигмар принял решение.
— Я приеду к вам, — просто сказал он Рандзеру. — Ты понимаешь, что мне не следует разгуливать по земле квиттов в одиночку…
— Модвид пришлет тебе хирдманов! — поспешно заверил обрадованный Рандвер, имевший приказ не возвращаться без согласия. — Хоть десять, хоть полтора десятка…
— Я не конунг, чтобы разъезжать с такой дружиной! — Вигмар засмеялся, но Бальдвиг видел, что ему невесело. — Я просто хочу сказать: если к вам в ворота постучатся перед рассветом, не надо думать, что это Эггбранд сын Кольбьёрна встал из могилы.
— Когда ты хочешь ехать? Если не позже двух-трех дней, то я могу подождать, и мы поедем вместе, — предложил Рандвер.
Вигмар кивнул:
— Я не успел слишком разбогатеть. Мне не нужно долго собираться.
Когда уставшего от поездки Рандвера увели отдыхать, Бальдвиг долго молчал и только поглядывал Вигмара из-под насупленных бровей.
— Не молчи, иначе будешь плохо спать, — посоветовал Вигмар. — Ты сейчас похож на торговца, у которого единственный пятнадцатилетний сын собрался в поход с морским конунгом. Ты считаешь, что я не слишком хорошо придумал?
— Я молчу, потому что ты сам отлично знаешь, что здесь можно сказать, — ответил Бальдвиг. — И раз уж ты решился, я не твой отец, чтобы тебя переубеждать… Впрочем, твоему отцу это редко удавалось.
Вигмар пожал плечами: угозоры депствительно были бы напрасны.
— Кто он такой, этот Модвид, что ты веришь ему, как родному брату? — снова заговорил Бальдвиг. Раз уж Вигмар сам побудил его начать, сразу остановиться было трудновато. — Тебе не кажется, что тебе придется ехать по волчьей тропе? Все зто достаточно похоже на предательство. Подумай: если этот Модвид схватит тебя и привезет к Стролингам, то они охотно помирятся с ним! Ведь он у них никого еще не убивал?
— Не знаю, — не слишком весело усмехнулся Вигмар. — Я не один такой отважный, а прошел целый месяц…
— Зато я знаю: этот Модвид ведь тоже сватался к дочери Кольбьёрна, не так ли? Твоя голова будет отличным свадебным даром, верно?
Вигмар промолчал. Если уж Бальдвиг упомянул о Рагне-Гейде, значит, его переполняют наихудшие предчувствия и все средства кажутся хороши, даже самые болезненные.
— Может быть, самой невесте этот дар не понравится, но ее родне он покажется не хуже золота Фафнира пли этого вашего… Старого Оленя, — ворчливо продолжал Бальдвиг, сам бывший не в восторге от собственных доводов. — Я бы на твоем месте предпочел явиться к девушке чуть попозже, но с головой на плечах, а не отдельно.
— Попозже — это как? — невыразительно поинтересовался Вигмар. — Под славным стягом славного Ульвхедина ярла? Тогда она не захочет и смотреть в мою сторону. Я тебе уже об этом говорил.
Бальдвиг промолчал. И только когда Вигмар пошел к дверям, Бальдвиг буркнул ему вслед:
— «Славный стяг славного Ульвхедина!» А еще называется скальд!
Вигмар и Рандвер выехали вечером, в сумерках. Дорогой Рандвер по большей части молчал, да и у Вигмара не было охоты разговаривать. Он снова был на земле квиттов, без труда узнавал в темноте знакомые долины и перелески, и даже ветер здесь казался другим. Вигмар слышал дыхание земли под копытами его коня и сам дышал вместе с ней. Вопреки рассудку, его наполняла какая-то сумасшедшая веселость. Он был уверен, что поступил правильно, что едет по дороге своей судьбы, и неважно, приведет она его к радости или к смерти. В эту ночь он ни о чем не тревожился и ничего но боялся. Нет ничего страшнее, чем чужая судьба, а в своей собственной даже беды — правильные, потому что ведут тебя к твоему предназначению на земле.
Приблизившись в предрассветных сумерках к воротам усадьбы Ореховый Куст, Рандвер постучал каким-то условленным знаком. Вскоре ворота раскрылись, выглянула женщина с белеющим в сумерках головным покрывалом.
— Ну? — шепотом спросила она. Увидев Впгмара, женщина тихо ойкнула.
Рандвер въехал во двор, знаком позвал за собой Впгмара, а женщина торопливо зашептала:
— Идите в дружинный дом, а в большой пока не надо. Вчера приехал Сигмунд Журавль, от хёвдинга. Хёвдинг приказывает собирать войско, он был доволен, что у нас уже так много. Но если он вас увидит, то никак…
— Молчи, я сам знаю, — прервал ее Рандвер и повел Вигмара в дружинный дом. — Обожди пока здесь. Долго еще этот Сигмунд здесь будет? — обратился он к женщине.
— Сегодня должен уехать. Он сказал, что ему eще много усадеб надо объехать, а у нас и так много…
Что действительно было «много», Вигмар сразу же убедился сам. Дружинный дом был полон — только здесь ночевало не меньше тридцати хирдманов. А сколько еще в хозяйском доме? Среди дремлющих и просыпающихся Вигмар быстро заметил знакомое лицо: Квиста, сына того самого Кетиля Ржанки, в семью которого он думал было выдать Эльдис.
— Эй, парень! — Вигмар тряхнул его за плечо. — Ты чего тут делаешь?
— А? — Квист, лохматый светловолосый парень лот двадцати, вскинул голову, глуповато хлопая глазами спросонья. — Ой!
Едва он разглядел в потемках, кто его разбудил, как на лице его отразился ужас и он попытался отползти подальше от края лежанки, толкнул соседа; тот недовольно промычал что-то и пихнул его локтем.
— Да не бойся ты! — утешил его Вигмар. — Ты что, как маленький! Я же не кусаюсь!
— А ты… ты не привидение? — опасливо уточнил Квист.
— Чero нет, того нет! — Вигмар усмехнулся и мотнул головой. — Если бы я был привидением, то посещал бы по ночам не тебя, а кого-нибудь другого!
— А как ты сюда попал? Тебя же все ищут!
— Ищут — вот и нашли. Лучше ты мне расскажи, как ты сюда попал! Что — дома надоело? Помнится, у твоего отца не было лишних работников!
— Так ведь война, — растерянно пояснил парень. — А Модвид обещал эйрир серебра и кормить, сколько влезет. Он по всей округе собирал людей, и еще дальше ездил куда-то. Тут ceйчac столько народу — вся его родня. И зтот… громкий такой.
— Сэг-Гельмпр?
— Ну, вроде того. Я не помню. — Квист зевнул, и Вигмар почему-то подумал, что толкового хир.дмана из зтого парня не выйдет даже за десять эйриров. —И этот… от хёвдинга который… Говорит, что скоро воевать будем.
— Это он правду говорит. — Вигмар кивнул. К мыслям о близкой войне он привык настолько, что они его почти не занимали. Он подумал, не спросить ли у Квиста о своих родичах и о Стролингах, но не стал. Пусть спит, хомяк, опоясанный мечом!
Внгмару пришлось просидеть в дружинном доме почти до полудня, пока шум и конский топот во дворе не возвестил, что Снгмунд Журавль с дружиной уехал. Почти тотчас же за Вигмаром зашел Рандвер и повел его в хозяйский дом.
— Тьфу! Приволок-таки! — ворчливо воскликнула невысокая полноватая женщина, встретившаяся им в сенях. По вдовьему покрывалу на ее голове и золотым цепям на груди Вигмар заключил, что это и есть Оддбсрг хозяйка, мать Модвида. — Удачи ему, видите ли! Нашел, где взять! Про этого оборотня не скажешь, что он слишком удачлив!
— Я рад, что ты приехал! — сказал Вигмару сам Модвид и даже улыбнулся. Вигмар мысленно присвистнул: вот уж чего между ним и Модвидом Весло никогда не водилось, так это приветливых улыбок.
Та женщина, что утром открыла ворота, поднесла Вигмару пива. Оддборг хозяйка, конечно, не унизилась до того, чтобы угощать всяких оборотней, в придачу объявленных вне закона. Вигмар только коснулся губами края чаши и вертел ее в руках, вопросительно поглядывая на хозяина. Сейчас был не тот случай, когда из вежливости разговор о деле откладывают до середины зимы.
— Теперь мы с тобой должны держаться вместе, — обрывочно и неловко приговаривал Модвид, и Вигмар был уверен, что тот чего-то темнит. — Я рад, что ты не дал воли страху и низким подозрениям… Ведь они у тебя были? — спросил Модвид, пытливо заглядывая в глаза Вигмару.