Страница:
Тогда, после памятного пира у Стролингов, Вигмара больно задели эти слова. Мог ли он знать, какое облегчение они принесут ему впоследствии? Как бы он жил, как бы он смел дышать сейчас, если бы думал, что немощному отцу придется отвечать за его дела перед разгневанными, слепыми и глухими от ярости Стролингами? Но им не придется требовать ответа от Хроара Безногого. Он сдержит слово — крепость его воли намного превосходит крепость обездвиженного тела. Он откажется от сына, объявив его вне закона внутри рода, как чуть позже его объявят вне закона по всему племени. Но в этом отречении было благо: отныне Вигмар знал, что он один на свете и отвечает только за себя. И тень его поступков, добрых или дурных, не падет ни на чью чужую голову. Для человека, несущего на плечах режущую тяжесть кровной мести, это и есть наивысшее счастье.
— Но ведь еще на позапрошлом тинге было объявлено, что Хрут Косой отпущен на волю, — долетали до Вигмара обрывки ответной речи, которую держал теперь один из Дьярвингов, тот самый, что носил прозвище Бочка. Его Вигмар отличал по объемистому брюху, а все остальные Дьярвинги, низкорослые, коренастые и русобородые, для него были на одно лицо. — Он стал свободным, а значит, что и виру за него надо было платить как за свободного. А твой родич Гилли предложил всего двенадцать эйриров, как за раба!
— Но Гилли не был на том тинге! — возмущенно крикнул Старкад, как будто и в неявке родича на тинг тоже были виноваты Дьярвинги.
— Но ведь за управителя Гилли, за Торкеля Беспалого, тоже было предложено двенадцать эйриров, — поспешно вмешался Бальдвиг, чтобы не дать спору отклониться в сторону. — Твои родичи, Гуннар, почему-то сочли его рабом, а он рабом не был никогда. И потом еще…
Вигмар поднял руку ко рту и двинул челюстями, с силой подавляя зевок. В чужом месте он плохо спал и не высыпался. Да, мало ему случалось знавать тяжб, запутанных так давно и безнадежно, объединенными усилиями десятков людей, мужчин и женщин, богатых и бедных. Прямо как в древнем кличе по поводу сбора ополчения: «тэн о трелль» — «свободные и рабы».
Из женских покоев выскользнула знакомая фигура йомфру Ингирид, наряженная в новое платье: ярко-синее с двумя красными полосами на подоле. На груди звенели серебряными цепями те самые застежки из приданого кюны Мальвейг, которые Эрнольв привез Бьяртмару. Йомфру Ульврунн тоже была непрочь получить их, но Бьяртмар предпочел отдать их младшей дочери: она тоже обладала в глазах отца обаянием новизны, а кроме того, он собирался позабавиться досадой старшей дочери. В чем вполне преуспел.
Заметив конунгову дочь, Вигмар перестал зевать: ее появление обещало ему что-нибудь забавное. Она устроилась возле почетного сидения, занятого Бьяртмаром конунгом, и сидела поначалу смирно, время от времени бросая на Вигмара загадочные взгляды.
— И вот на этом месте наш корабль безнадежно сел на мель, — сказал Бальдвиг, обернувшись к Бьяртмару конунгу. — И если ты, конунг, не поможешь нам сдвинуться, тут мы и встретим Гибель Богов.
Старый хитрец, похоже, успел задремать за время долгого разбора, поскольку до высоты его почетного сидения долетали лишь обрывки речей, смешанные с дымом очага. Услышав слова Бальдвига, он сильно вздрогнул, выпрямился и глупо заморгал. И Вигмар решил, что конунг все-таки притворяется. Да, это не Метельный Великан.
— А если ты, конунг, увидишь истинную правду в этой длинной саге, то я буду спокоен за будущее своего рода, — продолжал Бальдвиг, голосом выделяя слова «истинную правду» и подразумевая правду свою собственную. — И тогда лишние сокровища станут мне ни к чему. И я спокойно смогу подарить некую золотую вещь, известную тебе, одному хорошему, мудрому человеку, который, надеюсь, навсегда останется в дружбе со мной. И пусть богиня Вар слышит мои слова!
Бальдвиг поднял глаза к небу, словно желая обменяться взглядом с Хранящей Клятвы, а левая рука его скользнула по запястью правой. Оддульв раскрыл рот, Дьярвинги онемели от такой прямоты, но увы — ни у одного из них не было при себе столь же прекрасного золотого обручья, чтобы бросить его на неустойчивые весы конунговой благосклонности.
Вигмар усмехнулся про себя. «О тролли и турсы, теперь придется подарить ему обручье! — бранился Бальдвиг вечером после пира, на котором конунг некстати заметил у него украшение. — А то ведь обидится, и тогда все — заказывай поминальный камень». — «Зато тогда он решит тяжбу в твою пользу!» — старался подбодрить его Вигмар. — «Ха! — отвечал мало утешенный Бальдвиг. — Да это обручье стоит половину той земли! А если еще вычесть все виры… Впрочем, они уже превысили стоимость того дрянного хутора. Его и усадьбой-то не назовешь». — «А как же честь?» — подзадорил Вигмар, чтобы его друг не посчитал последние годы потраченными зря. Но Бальдвиг в ответ лишь вздохнул.
— Мне думается, конунг, что в словах Бальдвига оч-чень много правды! — неожиданно подала голос Ингирид. Изумленные мужчины со всех сторон обернулись к ней, а она продолжала, стараясь сохранять важную невозмутимость, сквозь которую пробивалось шальное ликование. — Ты сам знаешь, что племени раудов приносят вести чужеземцы. И на разбор этой тяжбы боги послали чужеземца. Ведь Вигмар сын Хроара — чужеземец, не так ли? И он — не простой человек. Он славный воин, одолевший мертвого оборотня. Даже я, дочь могущественного конунга, была бы рада видеть его в своей дружине. Он по доброй воле пристал к дружине Бальдвига и стал его человеком — значит боги хотят показать правоту Бальдвига. Не так ли?
Девчонка забавлялась как умела, и в этом она очень походила на своего родителя. В первые мгновения после ее уверенной речи стояла тишина: Дьярвинги не находили слов, чтобы опровергнуть такое неожиданное и остроумное заявление.
— Ну, если уж на тяжбах можно говорить девчонкам, то и я тоже скажу! — рявкнул вдруг голос Ульвхедина ярла.
Никто не заметил, как он появился, но старший сын Бьяртмара стоял на пороге уже некоторое время и слышал речь Ингирид. Его лицо выражало тихое бешенство. Взгляды Оддульва и Уннгерд, брошенные на него, ясно говорили о том, что они-то, как люди разумные и состоятельные, заранее заручились поддержкой Ульвхедина ярла. Глупые, не догадались попросить помощи у его младшей сестры!
— У нас, слава Ньёрду, не один чужеземный гость! — продолжал Ульвхедин, метнув короткий уничижительный взгляд на Ингирид и свирепо глядя на Бьяртмара. И славный конунг поёжился: от всей фигуры наследника исходила такая мощь, что дрогнул бы и камень. — К нам прибыл чужеземец и с другой стороны — Эрнольв сын Хравна! И он предлагает нам от имени Торбранда конунга очень неплохое дело! Наши люди не торговались бы и не убивали родичей друг у друга, если бы земли хватало на всех! Если бы все наше принадлежало нам! Наша земля — на юге! Хватит вам торговаться, как купцы на летнем торгу Эльвенэса! Если вам нужна земля — так возьмитесь за оружие и достаньте себе земли!
Все в гриднице молчали, потрясенные этой речью не меньше, чем предыдущей. И только Бьяртмар конунг ответил сразу — он вовсе не был потрясен.
— Ты, Ульвхедин ярл, сказал слишком много! — проскрипел он со своего почетного сидения, и его лицо, нарочито глуповатое, сразу стало жестким, даже морщины будто бы подтянулись. — Но не маловато ли ты подумал перед этим? Такие дела не решаются одним махом! Чтобы распороть брюхо этому дракону, мало вырыть одну яму! [36]
— Эту яму уже давно роют другие! — непримиримо ответил Ульвхедин, глядя в глаза отцу. Он напоминал быка, вздумавшего бодать туман. — Торбранд конунг собирает войско всю осень. В середине зимы он начнет поход, и если мы не присоединимся к нему вовремя, мы не получим ничего! И наши люди всю жизнь будут вспарывать животы друг другу из-за чахлого клочка земли размером с бычью шкуру! Я намерен на этом тинге позвать со мной тех, кто не побоится добыть себе богатства мечом, а не перечнем родичей! И вы присоединяйтесь, — добавил он, бросив взгляд на Дьярвингов и на Бальдвига. — Вам это нужнее всех!
С этими словами Ульвхедин ярл вышел. Оставшиеся слушали, как затихают его тяжелые быстрые шаги, и неуверенно переглядывались.
— Сейчас мы не будем выносить никакого решения, — мудро заметил Бьяртмар конунг. — Нужно будет спросить совета у людей… и у богов, если уж люди не придумают ничего хорошего!
— Наверное, мне уже пора рассказать вашим людям, зачем я приехал! — сказал Эрнольв на вечернем пиру Ульвхедину ярлу. — Я здесь уже несколько дней — достаточно для вежливости, а зимовать здесь, как ты верно заметил, мне некогда. Торбранд конунг ждет меня назад, и мне лучше не задерживаться.
«А не то Хродмар сын Кари убедит его, что я все-таки задумал предательство!» — хотел он добавить, но вовремя смолчал. Раудам вовсе незачем знать, какие сложности ждут его дома.
— По крайней мере, сегодня тебе торопиться некуда, — усмехаясь с тайной горечью, ответил Ульвхедин ярл. — Я уже все сказал за тебя. Правда, не всему тингу, а только конунгу и еще некоторым людям. Но пока этого достаточно. Теперь по тингу поползут слухи. У нас тут долго приходится тянуть сети, прежде чем вытащишь хоть какую-нибудь рыбу. Если сказать им сразу, они испугаются и на всякий случай откажутся. Здесь ведь не Аскрфьорд… Нас давненько не посещали валькирии…
— А когда посещали? — немного рассеянно спросил Эрнольв. Он уже не раз в подробностях обсуждал предстоящий поход с Ульвхедином и Ульврунн, слышал от них и о том, что от Бьяртмара конунга можно чего-то добиться лишь постепенно, но все же не был готов к тому, что Ульвхедин сам начнет дело вместо него.
— Да рассказывают у нас, что лет пятьсот назад одна дочка тогдашнего конунга стала валькирией… или тогдашнего конунга угораздило удочерить валькирию, — хмуро, с оттенком пренебрежения ответил Ульвхедин, словно сам ни капли в это не верит. — И она столько подвигов насовершала… столько дел наворотила, что на пять веков хватило рассказывать. С тех пор все дочери наших конунгов воображают себя валькириями. Даже и Ульврунн вечно лезет не в свое дело, а ведь она, скажу тебе честно, гораздо умнее большинства женщин.
Ульвхедин ярл покосился на свою сестру, сидевшую в середине женского стола, и на его суровом лице впервые за весь вечер промелькнуло что-то похожее на одобрение. А Эрнольв, тоже впервые за вечер, улыбнулся, вспоминая, как Ингирид однажды пыталась «пойти по стопам предков». Еще в прошлом году она как-то заявила, что дочери конунгов Рауденланда становятся валькириями, и потребовала, чтобы ее научили обращаться с оружием. Пока остальные охали и пытались ее вразумить, Халльмунд попросту взял и вручил ей свою лучшую секиру, самую тяжелую. Ингирид тут же попыталась ее поднять в замахе, уронила чуть-чуть мимо своей головы и сразу унялась.
— Эй, Видкунн! — крикнул тем временем Ульвхедин ярл, и его голос пролетел над беспорядочным гулом пиршества, как рев боевого рога над шумом битвы. — Видкунн, бросай пить и спой нам «Песнь о Неистовой»! Эрнольв ярл хочет узнать о нашей древней славе!
Видкунн Сказитель оказался худощавым и длинноволосым стариком. Немедленно выбравшись из-за стола на свободное пространство перед очагом, он тут же принялся за древнее сказание, которое почти все его слушатели знали с детства, но с удовольствием слушали снова.
Один из немногих, кому «Песнь о Неистовой» не доставляла ни малейшего удовольствия, был Вигмар. После дневного разбора тяжбы его вообще не тянуло веселиться. Сидя на пиру, он почти не сводил глаз с Ульвхедина ярла и его соседа-фьялля, уродливого, как тролль. Как восемь троллей, у которых на всех лишь один глаз. Да сожрут его великаны! Земли им захотелось! Давно Вигмару не случалось испытывать такой дикой злости, которую никак не мог усмирить. «Что тебе-то за дело, рыжий? — обращался он с гневными речами сам к себе. — Ты ведь там вне закона! Ты для квиттов — не человек! Какая тебе разница, отберут у них фьялли и рауды землю до Медного озера или не отберут? Тебе там больше не принадлежит ни единого камешка! Это не твое племя. Чужое! А твои теперь — как раз рауды! Чего тебе еще надо? Дочь конунга в дружину зовет! Соглашайся, и еще будешь человеком! И не из последних!»
Вигмар уже понял, что от йомфру Ингирид он сможет добиться всего, чего ему только будет угодно, вплоть до рубашки, сшитой ее собственными, не слишком умелыми руками [37]. Но это его совсем не радовало. Как ему не удавалось, вопреки всем доводам разума, вообразить Рагну-Гейду навек для себя потерянной, так не получалось представить племя квиттов чужим. Он стал чужим для них, но не они для него. Рассудок был бессилен опровергнуть это чувство, оно жило само по себе, как течет вода подо льдом, как бьет ключ на дне озера. Невидимо, но упрямо.
— А дочь того конунга была валькирией, — долетали до Вигмара неспешно льющиеся слова, заглядывали в уши и тут же улетали прочь. — Ее звали Альвкара, и она носилась в битвах над землею и над морем. И вот однажды она увидела с неба, как на высоком кургане сидит…
— Я уже знаю эту сагу, — вдруг сказал над самым ухом Вигмара знакомый девичий голос. — Они все про одно и то же. Сейчас она увидит героя, полюбит его, будет помогать ему в битвах, даже вышьет ему стяг, который приносит победу и смерть, а потом его убьют и она заберет его в Валхаллу. Вот там им наконец-то никто не помешает!
Вигмар не ответил, но поднял глаза, и в них явственно читалась просьба: не будет ли высокородная госпожа так добра, чтобы уйти и не мешать ему слушать сагу?
Но Ингирид не пожелала внять немой просьбе и села на скамью рядом с ним. На ней было все то же нарядное платье, а в лице скользило игривое лукавство: она как будто намекала Вигмару на некий заговор между ними.
— У вас тоже такие рассказывают? — спросила Ингирид, бодрым видом показывая решимость во что бы то ни стало завязать разговор.
— Саги о богах и героях везде одинаковы, — неохотно ответил Вигмар.
Ингирид немного помолчала, потеребила витые золотые браслеты на запястье.
— Впрочем, тебе можно забыть, что там рассказывают у квиттов, — сказала она, придвинувшись ближе к Вигмару и заглядывая ему в глаза. — Ведь ты там убил кого-то, и если ты вернешься, то убьют тебя.
Вигмар промолчал. Высокородная йомфру потрудилась расспросить кого-то о смысле его висы. Может быть, и не только об этом.
— А еще я слышала, что ты женишься на какой-то вдове из рода Окольничьего, — добавила Ингирид.
Вигмар отметил перемену в ее речах: убедившись, что длинных разъяснений от него не добьешься, она перешла к утверждениям, для ответа на которые хватило бы «да» или «нет».
— От меня ты этого слышать не могла, — неохотно отозвался Вигмар. Как ни мало ему хотелось поддерживать этот разговор, он все же не мог смириться с несправедливым утверждением.
— Так это неправда? — с живостью воскликнула Ингирид и повернулась к нему, оперлась ладонью о скамью и подвинулась ближе, как будто намеревалась сесть к нему на колени. Краем глаза она приглядывала, какое впечатление это на него производит, так что неосторожная пылкость вовсе не была случайным следствием увлечения.
Вигмар отодвинулся.
— Никогда не знаешь, где попадешься, — ответил он. — Сегодня ты жених Альвтруд или Хертруд, а завтра тебя обнимет сама Хель.
— Или валькирия! — игриво заметила Ингирид.
— Это, конечно, гораздо приятнее, — обронил Вигмар, глядя на сказителя.
Тот вдохновенно вещал с закрытыми глазами, чтобы вид полупьяных лиц и черных очажных камней не мешал ему смотреть в Широкосинее небо. «Они обручились и любили друг друга очень сильно…»
Ингирид помолчала. Но выдумывать новый повод для разговора ей пришлось недолго.
— Ты хороший скальд, — сказала она.
— Это верно, — спокойно согласился Вигмар. Еще Рагна-Гейда как-то заметила, что ему не носить прозвища Скромный. Зачем отказываться от достоинств, если они действительно есть?
— А ты мог бы сложить стихи обо мне?
Наконец-то йомфру Ингирид добилась своего: Вигмар повернул голову и посмотрел прямо ей в лицо, так пристально и долго, как будто сказанное ею решительным образом переменило его мнение о ней.
— Ты мог бы потрудиться ради меня! — продолжала Ингирид, отлично понимавшая цену своей просьбы. — Я так старалась, чтобы конунг решил эту дурацкую тяжбу в пользу твоего Бальдвига. Он отдаст конунгу золотое обручье, а что достанется мне? Разве моя помощь не стоит награды?
Вигмар вглядывался в ее лицо, стараясь понять, неужели все это говорится всерьез, но в светло-серых глазах йомфру Ингирид отражалась бессовестная, безмятежная самоуверенность. Неужели она и правда не видит ничего дальше своего короткого точеного носика и даже не слышала речи своего сводного брата Ульвхедина? Не слышала, что вслед за ее заступничеством (может быть, как раз из-за него) Ульвхедин ярл призвал раудов к походу на землю квиттов? На землю, которая остается родиной Вигмара, что бы ни случилось.
— Может быть, когда-то я бывал безрассудным, — наконец сказал Вигмар, понимая, что объяснять ей что-либо не имеет смысла. — Но дураком я не был никогда. А только дурак станет сочинять стихи о дочери конунга!
«Не любя ее», — добавил он мысленно, отвернувшись от Ингирид. Конечно, дело не в рождении. Если бы Рагна-Гейда была дочерью конунга, разве бы это его остановило?
— Ингирид! — неожиданно раздался рядом с ними незнакомый низкий голос.
Вскинув глаза, Вигмар обнаружил плечистого одноглазого фьялля совсем рядом и даже разозлился на самого себя: раньше ему не случалось подпускать к себе разных троллей незамеченными. Вспомнить хотя бы тот вечер, когда они потеряли «Оленя»! Острый укол тревоги, точно как тогда, мгновенно поднял Вигмара на ноги. Но фьялля занимал не он, а Ингирид.
— Иди к женщинам, — мягко, но уверенно посоветовал он. — Там Ульврунн сидит в женском покое. Они будут искать тебя.
Голос у него был низковатый, но звучный, и Вигмар даже удивился: он ожидал деревянного скрипения, более подходящего существу с лицом тролля. А этот голос казался красивым и даже молодым. Пожалуй, фьялль был не старше самого Вигмара.
— Ну и пусть ищут! — отмахнулась Ингирид, раздосадованная, что несносный урод помешал такой увлекательной беседе. — Тебе-то что за дело? Иди своей дорогой. Ведь я больше не воспитанница твоего отца, Эрнольв сын Хравна, и твоей обожаемой Свангерде больше не засаживать меня за прялку и за шитье, как рабыню!
В единственному глазу фьялля что-то дрогнуло, но он сдержался и негромко повторил:
— Иди к женщинам, Ингирид. Теперь ты больше не воспитанница моего отца, и своим недостойным поведением позоришь не нас, а Бьяртмара конунга.
Ингирид хотела что-то ответить, резко вдохнула, но запнулась. Похоже, она все-таки растерялась, несмотря на свою самоуверенность. Сейчас она ощущала себя одинокой перед двумя мужчинами, которые оба ей не сочувствовали. Стремительно поднявшись, она метнулась прочь и выбежала из гридницы.
Эрнольв сын Хравна проводил ее глазами, а потом посмотрел на Вигмара. Тот все так же стоял возле скамьи. Фьялль помедлил, точно в нерешительности, потом слегка повел рукой, приглашая Вигмара снова сесть. Взгляд его был пристальным и каким-то выжидающим, как будто он не мог решить, на каком языке обратиться к собеседнику.
— Я вижу, ты не слишком мне рад, — наконец произнес фьялль.
— А почему я должен тебе радоваться? — со скрытым вызовом ответил Вигмар. Конечно, он готов был сказать одноглазому троллю спасибо за избавление от Ингирид, но тот мог бы продлить свою доброту и избавить Вигмара также и от себя самого. — Когда я в последний раз встречался с племенем Рыжебородого, один Тор меча пытался меня убить. Он был похож на тебя как родной брат…
Фьялль вздрогнул и впился единственным глазом ему в лицо.
— Только у него было два глаза, — окончил Вигмар.
Эрнольв перевел дух, поняв, какое сходство тот имеет в виду. При этом он испытал разом облегчение и разочарование. Ему тоже не слишком хотелось разговаривать с неприветливым рыжим квиттом, но смутное чувство толкало к нему, и Эрнольв буквально лелеял надежду узнать хоть что-нибудь о своем «побратиме», имя которого назвал ему тролль из Дымной Горы. Рунный полумесяц был теплым, подсказывая, что он на верном пути.
— Теперь у нас таких много, — сказал Эрнольв, криво улыбаясь уголком рта. — И все это, между прочим, дело рук вашей, квиттинской ведьмы.
— Давай не будем, а? — с ленивой досадой предложил Вигмар. — Вот если опять сойдемся дружина на дружину, тогда и посчитаемся, кто кому и чего должен. А здесь ты один и я один, и мне с тобой делить совершенно нечего. Пусть конунги и ярлы считают обиды… Ах, да! Я забыл. Ты ведь тоже ярл, да еще и родич Торбранда конунга. Не то что я, бедный изгнанник. Если меня не объявили на Остром мысу вне закона, то это случится в ближайшие дни. Так что ты подумай, о смелый ясень секиры: стоит ли тебе сидеть рядом с убийцей?
— Я слышал, что ты там у вас кого-то убил, но мне нет дела до ваших раздоров, — сказал фьялль и сел на то место, которое только что занимала Ингирид. Вигмар уселся рядом. — Не думай, что я хочу причинить тебе какой-то вред. Ничего подобного.
Он помолчал. Вигмар ждал продолжения.
— Я хочу только одного… — снова заговорил фьялль, глядя то на Вигмара, то куда-то в стену. — Скажи, а не знаешь ли ты такого человека — Эггбранда сына Кольбьёрна?
От неожиданности Вигмар вздрогнул и чуть не свалился со скамьи. Раздайся над ним гром небесный, явись сам Один с двумя воронами на плечах — он и то не был бы так потрясен. И потрясение было не из приятных. Откуда фьялль может знать об Эггбранде?
— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — резко спросил Вигмар. При этом он невольно впивался взглядом в глаз фьялля с такой силой, как будто хотел выколоть и его тоже.
— Я вижу, это имя тебе знакомо. — Фьялль, похоже, не удивился потрясению своего собеседника.
— Возможно, — холодно ответил Вигмар, отчаянным усилием взяв себя в руки. — Но откуда оно может быть знакомо тебе?
Фьялль помедлил, потом повел широкими плечами.
— Мне думается, это этот человек — квитт, — ответил он наконец. — И так сложилось, что мне очень нужно встретиться с ним. Я подумал, что ты… Ты ведь тоже из квиттов…
Вигмар перевел дух: фьялль, похоже, знал гораздо меньше, чем показалось сначала.
— Возможно, что он из квиттов, — почти спокойно ответил Вигмар. — Но ведь не все квитты знакомы между собой. В этом ты можешь мне спокойно поверить.
— И все же мне сдается, что я не ошибся и ты знаешь того человека, — не слишком напористо, но упрямо настаивал фьялль. — Эггбранда сына Кольбьёрна. Мне думается, что ты мог бы помочь мне его найти. Если захочешь, конечно. А я мог бы тебя отблагодарить… как ты захочешь.
Вигмар видел, что его собеседник не славится красноречием и подбирает слова с определенным трудом. Он как будто сам не знал, что именно хочет сказать.
— Квиттов довольно-таки много, — наконец ответил Вигмар. Тролли их знают, что могло связать фьялля с Эггбрандом, но, в конце концов, в этом нет ничего невероятного. Доблестный сын Кольбьёрна успел прожить на свете целых тридцать лет и повидать множество разных людей. — И далеко не все квитты знакомы друг с другом. С чего ты взял, что я знаю твоего приятеля?
— Он мне не приятель! — резко ответил фьялль, и его единственный глаз так свирепо сверкнул, что Вигмару стало любопытно. Вот кого ему сейчас не хватало, так это Эггбрандова кровного врага. Очень было бы кстати! — Но я очень хочу найти его, — тихо и убежденно добавил Эрнольв, опираясь локтями о колени и глядя в пол. — Очень хочу. И мне почему-то кажется, что ты можешь мне в этом помочь.
— Может быть, — задумчиво протянул Вигмар. — Может быть, ты и сможешь его найти.
Фьялль поднял голову и посмотрел на него. Его глаз был полон такого тревожного, серьезного ожидания, что Вигмару стало жаль его разочаровывать. Но что поделать?
— Для этого тебе придется всего лишь спуститься в Хель, — продолжал Вигмар и для ясности указал пальцем в пол. — Думаю, та великанша у моста пропустит тебя без вопросов. [38]
Но фьялль не обратил внимания на колючку, торчащую из этих слов. Он продолжал смотреть на Вигмара, как будто ждал еще каких-то разъяснений.
— Он умер? — повторил Эрнольв, хотя слова Вигмара могли иметь только один смысл. А Вигмар удивился: это известие не вызвало у фьялля ни горя, ни радости, а только изумление. Можно подумать, что Эггбранд сын Кольбьёрна считался бессмертным. — Ты был при этом? Ты видел своими глазами?
— Более чем, — мягко заверил Вигмар. — Не будет даже преувеличением сказать… Видишь ли, я как раз держал в руке копье, а Эггбранд поскользнулся и упал. Он, видишь ли, очень спешил обнять мою сестру, не спросив, насколько ей это понравится. Так что я совершенно уверен в его смерти. Наконечник было видно со спины. Вот только на погребении его мне побывать не пришлось. Сам понимаешь почему. Не маленький.
Это было вполне исчерпывающее объяснение, но фьялль все еще смотрел на Вигмара, как будто тот был вещей вёльвой и повествовал ему о новом порядке будущей гибели мира. Вигмар даже усомнился, а не оглох ли внезапно его собеседник.
— Но ведь еще на позапрошлом тинге было объявлено, что Хрут Косой отпущен на волю, — долетали до Вигмара обрывки ответной речи, которую держал теперь один из Дьярвингов, тот самый, что носил прозвище Бочка. Его Вигмар отличал по объемистому брюху, а все остальные Дьярвинги, низкорослые, коренастые и русобородые, для него были на одно лицо. — Он стал свободным, а значит, что и виру за него надо было платить как за свободного. А твой родич Гилли предложил всего двенадцать эйриров, как за раба!
— Но Гилли не был на том тинге! — возмущенно крикнул Старкад, как будто и в неявке родича на тинг тоже были виноваты Дьярвинги.
— Но ведь за управителя Гилли, за Торкеля Беспалого, тоже было предложено двенадцать эйриров, — поспешно вмешался Бальдвиг, чтобы не дать спору отклониться в сторону. — Твои родичи, Гуннар, почему-то сочли его рабом, а он рабом не был никогда. И потом еще…
Вигмар поднял руку ко рту и двинул челюстями, с силой подавляя зевок. В чужом месте он плохо спал и не высыпался. Да, мало ему случалось знавать тяжб, запутанных так давно и безнадежно, объединенными усилиями десятков людей, мужчин и женщин, богатых и бедных. Прямо как в древнем кличе по поводу сбора ополчения: «тэн о трелль» — «свободные и рабы».
Из женских покоев выскользнула знакомая фигура йомфру Ингирид, наряженная в новое платье: ярко-синее с двумя красными полосами на подоле. На груди звенели серебряными цепями те самые застежки из приданого кюны Мальвейг, которые Эрнольв привез Бьяртмару. Йомфру Ульврунн тоже была непрочь получить их, но Бьяртмар предпочел отдать их младшей дочери: она тоже обладала в глазах отца обаянием новизны, а кроме того, он собирался позабавиться досадой старшей дочери. В чем вполне преуспел.
Заметив конунгову дочь, Вигмар перестал зевать: ее появление обещало ему что-нибудь забавное. Она устроилась возле почетного сидения, занятого Бьяртмаром конунгом, и сидела поначалу смирно, время от времени бросая на Вигмара загадочные взгляды.
— И вот на этом месте наш корабль безнадежно сел на мель, — сказал Бальдвиг, обернувшись к Бьяртмару конунгу. — И если ты, конунг, не поможешь нам сдвинуться, тут мы и встретим Гибель Богов.
Старый хитрец, похоже, успел задремать за время долгого разбора, поскольку до высоты его почетного сидения долетали лишь обрывки речей, смешанные с дымом очага. Услышав слова Бальдвига, он сильно вздрогнул, выпрямился и глупо заморгал. И Вигмар решил, что конунг все-таки притворяется. Да, это не Метельный Великан.
— А если ты, конунг, увидишь истинную правду в этой длинной саге, то я буду спокоен за будущее своего рода, — продолжал Бальдвиг, голосом выделяя слова «истинную правду» и подразумевая правду свою собственную. — И тогда лишние сокровища станут мне ни к чему. И я спокойно смогу подарить некую золотую вещь, известную тебе, одному хорошему, мудрому человеку, который, надеюсь, навсегда останется в дружбе со мной. И пусть богиня Вар слышит мои слова!
Бальдвиг поднял глаза к небу, словно желая обменяться взглядом с Хранящей Клятвы, а левая рука его скользнула по запястью правой. Оддульв раскрыл рот, Дьярвинги онемели от такой прямоты, но увы — ни у одного из них не было при себе столь же прекрасного золотого обручья, чтобы бросить его на неустойчивые весы конунговой благосклонности.
Вигмар усмехнулся про себя. «О тролли и турсы, теперь придется подарить ему обручье! — бранился Бальдвиг вечером после пира, на котором конунг некстати заметил у него украшение. — А то ведь обидится, и тогда все — заказывай поминальный камень». — «Зато тогда он решит тяжбу в твою пользу!» — старался подбодрить его Вигмар. — «Ха! — отвечал мало утешенный Бальдвиг. — Да это обручье стоит половину той земли! А если еще вычесть все виры… Впрочем, они уже превысили стоимость того дрянного хутора. Его и усадьбой-то не назовешь». — «А как же честь?» — подзадорил Вигмар, чтобы его друг не посчитал последние годы потраченными зря. Но Бальдвиг в ответ лишь вздохнул.
— Мне думается, конунг, что в словах Бальдвига оч-чень много правды! — неожиданно подала голос Ингирид. Изумленные мужчины со всех сторон обернулись к ней, а она продолжала, стараясь сохранять важную невозмутимость, сквозь которую пробивалось шальное ликование. — Ты сам знаешь, что племени раудов приносят вести чужеземцы. И на разбор этой тяжбы боги послали чужеземца. Ведь Вигмар сын Хроара — чужеземец, не так ли? И он — не простой человек. Он славный воин, одолевший мертвого оборотня. Даже я, дочь могущественного конунга, была бы рада видеть его в своей дружине. Он по доброй воле пристал к дружине Бальдвига и стал его человеком — значит боги хотят показать правоту Бальдвига. Не так ли?
Девчонка забавлялась как умела, и в этом она очень походила на своего родителя. В первые мгновения после ее уверенной речи стояла тишина: Дьярвинги не находили слов, чтобы опровергнуть такое неожиданное и остроумное заявление.
— Ну, если уж на тяжбах можно говорить девчонкам, то и я тоже скажу! — рявкнул вдруг голос Ульвхедина ярла.
Никто не заметил, как он появился, но старший сын Бьяртмара стоял на пороге уже некоторое время и слышал речь Ингирид. Его лицо выражало тихое бешенство. Взгляды Оддульва и Уннгерд, брошенные на него, ясно говорили о том, что они-то, как люди разумные и состоятельные, заранее заручились поддержкой Ульвхедина ярла. Глупые, не догадались попросить помощи у его младшей сестры!
— У нас, слава Ньёрду, не один чужеземный гость! — продолжал Ульвхедин, метнув короткий уничижительный взгляд на Ингирид и свирепо глядя на Бьяртмара. И славный конунг поёжился: от всей фигуры наследника исходила такая мощь, что дрогнул бы и камень. — К нам прибыл чужеземец и с другой стороны — Эрнольв сын Хравна! И он предлагает нам от имени Торбранда конунга очень неплохое дело! Наши люди не торговались бы и не убивали родичей друг у друга, если бы земли хватало на всех! Если бы все наше принадлежало нам! Наша земля — на юге! Хватит вам торговаться, как купцы на летнем торгу Эльвенэса! Если вам нужна земля — так возьмитесь за оружие и достаньте себе земли!
Все в гриднице молчали, потрясенные этой речью не меньше, чем предыдущей. И только Бьяртмар конунг ответил сразу — он вовсе не был потрясен.
— Ты, Ульвхедин ярл, сказал слишком много! — проскрипел он со своего почетного сидения, и его лицо, нарочито глуповатое, сразу стало жестким, даже морщины будто бы подтянулись. — Но не маловато ли ты подумал перед этим? Такие дела не решаются одним махом! Чтобы распороть брюхо этому дракону, мало вырыть одну яму! [36]
— Эту яму уже давно роют другие! — непримиримо ответил Ульвхедин, глядя в глаза отцу. Он напоминал быка, вздумавшего бодать туман. — Торбранд конунг собирает войско всю осень. В середине зимы он начнет поход, и если мы не присоединимся к нему вовремя, мы не получим ничего! И наши люди всю жизнь будут вспарывать животы друг другу из-за чахлого клочка земли размером с бычью шкуру! Я намерен на этом тинге позвать со мной тех, кто не побоится добыть себе богатства мечом, а не перечнем родичей! И вы присоединяйтесь, — добавил он, бросив взгляд на Дьярвингов и на Бальдвига. — Вам это нужнее всех!
С этими словами Ульвхедин ярл вышел. Оставшиеся слушали, как затихают его тяжелые быстрые шаги, и неуверенно переглядывались.
— Сейчас мы не будем выносить никакого решения, — мудро заметил Бьяртмар конунг. — Нужно будет спросить совета у людей… и у богов, если уж люди не придумают ничего хорошего!
— Наверное, мне уже пора рассказать вашим людям, зачем я приехал! — сказал Эрнольв на вечернем пиру Ульвхедину ярлу. — Я здесь уже несколько дней — достаточно для вежливости, а зимовать здесь, как ты верно заметил, мне некогда. Торбранд конунг ждет меня назад, и мне лучше не задерживаться.
«А не то Хродмар сын Кари убедит его, что я все-таки задумал предательство!» — хотел он добавить, но вовремя смолчал. Раудам вовсе незачем знать, какие сложности ждут его дома.
— По крайней мере, сегодня тебе торопиться некуда, — усмехаясь с тайной горечью, ответил Ульвхедин ярл. — Я уже все сказал за тебя. Правда, не всему тингу, а только конунгу и еще некоторым людям. Но пока этого достаточно. Теперь по тингу поползут слухи. У нас тут долго приходится тянуть сети, прежде чем вытащишь хоть какую-нибудь рыбу. Если сказать им сразу, они испугаются и на всякий случай откажутся. Здесь ведь не Аскрфьорд… Нас давненько не посещали валькирии…
— А когда посещали? — немного рассеянно спросил Эрнольв. Он уже не раз в подробностях обсуждал предстоящий поход с Ульвхедином и Ульврунн, слышал от них и о том, что от Бьяртмара конунга можно чего-то добиться лишь постепенно, но все же не был готов к тому, что Ульвхедин сам начнет дело вместо него.
— Да рассказывают у нас, что лет пятьсот назад одна дочка тогдашнего конунга стала валькирией… или тогдашнего конунга угораздило удочерить валькирию, — хмуро, с оттенком пренебрежения ответил Ульвхедин, словно сам ни капли в это не верит. — И она столько подвигов насовершала… столько дел наворотила, что на пять веков хватило рассказывать. С тех пор все дочери наших конунгов воображают себя валькириями. Даже и Ульврунн вечно лезет не в свое дело, а ведь она, скажу тебе честно, гораздо умнее большинства женщин.
Ульвхедин ярл покосился на свою сестру, сидевшую в середине женского стола, и на его суровом лице впервые за весь вечер промелькнуло что-то похожее на одобрение. А Эрнольв, тоже впервые за вечер, улыбнулся, вспоминая, как Ингирид однажды пыталась «пойти по стопам предков». Еще в прошлом году она как-то заявила, что дочери конунгов Рауденланда становятся валькириями, и потребовала, чтобы ее научили обращаться с оружием. Пока остальные охали и пытались ее вразумить, Халльмунд попросту взял и вручил ей свою лучшую секиру, самую тяжелую. Ингирид тут же попыталась ее поднять в замахе, уронила чуть-чуть мимо своей головы и сразу унялась.
— Эй, Видкунн! — крикнул тем временем Ульвхедин ярл, и его голос пролетел над беспорядочным гулом пиршества, как рев боевого рога над шумом битвы. — Видкунн, бросай пить и спой нам «Песнь о Неистовой»! Эрнольв ярл хочет узнать о нашей древней славе!
Видкунн Сказитель оказался худощавым и длинноволосым стариком. Немедленно выбравшись из-за стола на свободное пространство перед очагом, он тут же принялся за древнее сказание, которое почти все его слушатели знали с детства, но с удовольствием слушали снова.
Один из немногих, кому «Песнь о Неистовой» не доставляла ни малейшего удовольствия, был Вигмар. После дневного разбора тяжбы его вообще не тянуло веселиться. Сидя на пиру, он почти не сводил глаз с Ульвхедина ярла и его соседа-фьялля, уродливого, как тролль. Как восемь троллей, у которых на всех лишь один глаз. Да сожрут его великаны! Земли им захотелось! Давно Вигмару не случалось испытывать такой дикой злости, которую никак не мог усмирить. «Что тебе-то за дело, рыжий? — обращался он с гневными речами сам к себе. — Ты ведь там вне закона! Ты для квиттов — не человек! Какая тебе разница, отберут у них фьялли и рауды землю до Медного озера или не отберут? Тебе там больше не принадлежит ни единого камешка! Это не твое племя. Чужое! А твои теперь — как раз рауды! Чего тебе еще надо? Дочь конунга в дружину зовет! Соглашайся, и еще будешь человеком! И не из последних!»
Вигмар уже понял, что от йомфру Ингирид он сможет добиться всего, чего ему только будет угодно, вплоть до рубашки, сшитой ее собственными, не слишком умелыми руками [37]. Но это его совсем не радовало. Как ему не удавалось, вопреки всем доводам разума, вообразить Рагну-Гейду навек для себя потерянной, так не получалось представить племя квиттов чужим. Он стал чужим для них, но не они для него. Рассудок был бессилен опровергнуть это чувство, оно жило само по себе, как течет вода подо льдом, как бьет ключ на дне озера. Невидимо, но упрямо.
— А дочь того конунга была валькирией, — долетали до Вигмара неспешно льющиеся слова, заглядывали в уши и тут же улетали прочь. — Ее звали Альвкара, и она носилась в битвах над землею и над морем. И вот однажды она увидела с неба, как на высоком кургане сидит…
— Я уже знаю эту сагу, — вдруг сказал над самым ухом Вигмара знакомый девичий голос. — Они все про одно и то же. Сейчас она увидит героя, полюбит его, будет помогать ему в битвах, даже вышьет ему стяг, который приносит победу и смерть, а потом его убьют и она заберет его в Валхаллу. Вот там им наконец-то никто не помешает!
Вигмар не ответил, но поднял глаза, и в них явственно читалась просьба: не будет ли высокородная госпожа так добра, чтобы уйти и не мешать ему слушать сагу?
Но Ингирид не пожелала внять немой просьбе и села на скамью рядом с ним. На ней было все то же нарядное платье, а в лице скользило игривое лукавство: она как будто намекала Вигмару на некий заговор между ними.
— У вас тоже такие рассказывают? — спросила Ингирид, бодрым видом показывая решимость во что бы то ни стало завязать разговор.
— Саги о богах и героях везде одинаковы, — неохотно ответил Вигмар.
Ингирид немного помолчала, потеребила витые золотые браслеты на запястье.
— Впрочем, тебе можно забыть, что там рассказывают у квиттов, — сказала она, придвинувшись ближе к Вигмару и заглядывая ему в глаза. — Ведь ты там убил кого-то, и если ты вернешься, то убьют тебя.
Вигмар промолчал. Высокородная йомфру потрудилась расспросить кого-то о смысле его висы. Может быть, и не только об этом.
— А еще я слышала, что ты женишься на какой-то вдове из рода Окольничьего, — добавила Ингирид.
Вигмар отметил перемену в ее речах: убедившись, что длинных разъяснений от него не добьешься, она перешла к утверждениям, для ответа на которые хватило бы «да» или «нет».
— От меня ты этого слышать не могла, — неохотно отозвался Вигмар. Как ни мало ему хотелось поддерживать этот разговор, он все же не мог смириться с несправедливым утверждением.
— Так это неправда? — с живостью воскликнула Ингирид и повернулась к нему, оперлась ладонью о скамью и подвинулась ближе, как будто намеревалась сесть к нему на колени. Краем глаза она приглядывала, какое впечатление это на него производит, так что неосторожная пылкость вовсе не была случайным следствием увлечения.
Вигмар отодвинулся.
— Никогда не знаешь, где попадешься, — ответил он. — Сегодня ты жених Альвтруд или Хертруд, а завтра тебя обнимет сама Хель.
— Или валькирия! — игриво заметила Ингирид.
— Это, конечно, гораздо приятнее, — обронил Вигмар, глядя на сказителя.
Тот вдохновенно вещал с закрытыми глазами, чтобы вид полупьяных лиц и черных очажных камней не мешал ему смотреть в Широкосинее небо. «Они обручились и любили друг друга очень сильно…»
Ингирид помолчала. Но выдумывать новый повод для разговора ей пришлось недолго.
— Ты хороший скальд, — сказала она.
— Это верно, — спокойно согласился Вигмар. Еще Рагна-Гейда как-то заметила, что ему не носить прозвища Скромный. Зачем отказываться от достоинств, если они действительно есть?
— А ты мог бы сложить стихи обо мне?
Наконец-то йомфру Ингирид добилась своего: Вигмар повернул голову и посмотрел прямо ей в лицо, так пристально и долго, как будто сказанное ею решительным образом переменило его мнение о ней.
— Ты мог бы потрудиться ради меня! — продолжала Ингирид, отлично понимавшая цену своей просьбы. — Я так старалась, чтобы конунг решил эту дурацкую тяжбу в пользу твоего Бальдвига. Он отдаст конунгу золотое обручье, а что достанется мне? Разве моя помощь не стоит награды?
Вигмар вглядывался в ее лицо, стараясь понять, неужели все это говорится всерьез, но в светло-серых глазах йомфру Ингирид отражалась бессовестная, безмятежная самоуверенность. Неужели она и правда не видит ничего дальше своего короткого точеного носика и даже не слышала речи своего сводного брата Ульвхедина? Не слышала, что вслед за ее заступничеством (может быть, как раз из-за него) Ульвхедин ярл призвал раудов к походу на землю квиттов? На землю, которая остается родиной Вигмара, что бы ни случилось.
— Может быть, когда-то я бывал безрассудным, — наконец сказал Вигмар, понимая, что объяснять ей что-либо не имеет смысла. — Но дураком я не был никогда. А только дурак станет сочинять стихи о дочери конунга!
«Не любя ее», — добавил он мысленно, отвернувшись от Ингирид. Конечно, дело не в рождении. Если бы Рагна-Гейда была дочерью конунга, разве бы это его остановило?
— Ингирид! — неожиданно раздался рядом с ними незнакомый низкий голос.
Вскинув глаза, Вигмар обнаружил плечистого одноглазого фьялля совсем рядом и даже разозлился на самого себя: раньше ему не случалось подпускать к себе разных троллей незамеченными. Вспомнить хотя бы тот вечер, когда они потеряли «Оленя»! Острый укол тревоги, точно как тогда, мгновенно поднял Вигмара на ноги. Но фьялля занимал не он, а Ингирид.
— Иди к женщинам, — мягко, но уверенно посоветовал он. — Там Ульврунн сидит в женском покое. Они будут искать тебя.
Голос у него был низковатый, но звучный, и Вигмар даже удивился: он ожидал деревянного скрипения, более подходящего существу с лицом тролля. А этот голос казался красивым и даже молодым. Пожалуй, фьялль был не старше самого Вигмара.
— Ну и пусть ищут! — отмахнулась Ингирид, раздосадованная, что несносный урод помешал такой увлекательной беседе. — Тебе-то что за дело? Иди своей дорогой. Ведь я больше не воспитанница твоего отца, Эрнольв сын Хравна, и твоей обожаемой Свангерде больше не засаживать меня за прялку и за шитье, как рабыню!
В единственному глазу фьялля что-то дрогнуло, но он сдержался и негромко повторил:
— Иди к женщинам, Ингирид. Теперь ты больше не воспитанница моего отца, и своим недостойным поведением позоришь не нас, а Бьяртмара конунга.
Ингирид хотела что-то ответить, резко вдохнула, но запнулась. Похоже, она все-таки растерялась, несмотря на свою самоуверенность. Сейчас она ощущала себя одинокой перед двумя мужчинами, которые оба ей не сочувствовали. Стремительно поднявшись, она метнулась прочь и выбежала из гридницы.
Эрнольв сын Хравна проводил ее глазами, а потом посмотрел на Вигмара. Тот все так же стоял возле скамьи. Фьялль помедлил, точно в нерешительности, потом слегка повел рукой, приглашая Вигмара снова сесть. Взгляд его был пристальным и каким-то выжидающим, как будто он не мог решить, на каком языке обратиться к собеседнику.
— Я вижу, ты не слишком мне рад, — наконец произнес фьялль.
— А почему я должен тебе радоваться? — со скрытым вызовом ответил Вигмар. Конечно, он готов был сказать одноглазому троллю спасибо за избавление от Ингирид, но тот мог бы продлить свою доброту и избавить Вигмара также и от себя самого. — Когда я в последний раз встречался с племенем Рыжебородого, один Тор меча пытался меня убить. Он был похож на тебя как родной брат…
Фьялль вздрогнул и впился единственным глазом ему в лицо.
— Только у него было два глаза, — окончил Вигмар.
Эрнольв перевел дух, поняв, какое сходство тот имеет в виду. При этом он испытал разом облегчение и разочарование. Ему тоже не слишком хотелось разговаривать с неприветливым рыжим квиттом, но смутное чувство толкало к нему, и Эрнольв буквально лелеял надежду узнать хоть что-нибудь о своем «побратиме», имя которого назвал ему тролль из Дымной Горы. Рунный полумесяц был теплым, подсказывая, что он на верном пути.
— Теперь у нас таких много, — сказал Эрнольв, криво улыбаясь уголком рта. — И все это, между прочим, дело рук вашей, квиттинской ведьмы.
— Давай не будем, а? — с ленивой досадой предложил Вигмар. — Вот если опять сойдемся дружина на дружину, тогда и посчитаемся, кто кому и чего должен. А здесь ты один и я один, и мне с тобой делить совершенно нечего. Пусть конунги и ярлы считают обиды… Ах, да! Я забыл. Ты ведь тоже ярл, да еще и родич Торбранда конунга. Не то что я, бедный изгнанник. Если меня не объявили на Остром мысу вне закона, то это случится в ближайшие дни. Так что ты подумай, о смелый ясень секиры: стоит ли тебе сидеть рядом с убийцей?
— Я слышал, что ты там у вас кого-то убил, но мне нет дела до ваших раздоров, — сказал фьялль и сел на то место, которое только что занимала Ингирид. Вигмар уселся рядом. — Не думай, что я хочу причинить тебе какой-то вред. Ничего подобного.
Он помолчал. Вигмар ждал продолжения.
— Я хочу только одного… — снова заговорил фьялль, глядя то на Вигмара, то куда-то в стену. — Скажи, а не знаешь ли ты такого человека — Эггбранда сына Кольбьёрна?
От неожиданности Вигмар вздрогнул и чуть не свалился со скамьи. Раздайся над ним гром небесный, явись сам Один с двумя воронами на плечах — он и то не был бы так потрясен. И потрясение было не из приятных. Откуда фьялль может знать об Эггбранде?
— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — резко спросил Вигмар. При этом он невольно впивался взглядом в глаз фьялля с такой силой, как будто хотел выколоть и его тоже.
— Я вижу, это имя тебе знакомо. — Фьялль, похоже, не удивился потрясению своего собеседника.
— Возможно, — холодно ответил Вигмар, отчаянным усилием взяв себя в руки. — Но откуда оно может быть знакомо тебе?
Фьялль помедлил, потом повел широкими плечами.
— Мне думается, это этот человек — квитт, — ответил он наконец. — И так сложилось, что мне очень нужно встретиться с ним. Я подумал, что ты… Ты ведь тоже из квиттов…
Вигмар перевел дух: фьялль, похоже, знал гораздо меньше, чем показалось сначала.
— Возможно, что он из квиттов, — почти спокойно ответил Вигмар. — Но ведь не все квитты знакомы между собой. В этом ты можешь мне спокойно поверить.
— И все же мне сдается, что я не ошибся и ты знаешь того человека, — не слишком напористо, но упрямо настаивал фьялль. — Эггбранда сына Кольбьёрна. Мне думается, что ты мог бы помочь мне его найти. Если захочешь, конечно. А я мог бы тебя отблагодарить… как ты захочешь.
Вигмар видел, что его собеседник не славится красноречием и подбирает слова с определенным трудом. Он как будто сам не знал, что именно хочет сказать.
— Квиттов довольно-таки много, — наконец ответил Вигмар. Тролли их знают, что могло связать фьялля с Эггбрандом, но, в конце концов, в этом нет ничего невероятного. Доблестный сын Кольбьёрна успел прожить на свете целых тридцать лет и повидать множество разных людей. — И далеко не все квитты знакомы друг с другом. С чего ты взял, что я знаю твоего приятеля?
— Он мне не приятель! — резко ответил фьялль, и его единственный глаз так свирепо сверкнул, что Вигмару стало любопытно. Вот кого ему сейчас не хватало, так это Эггбрандова кровного врага. Очень было бы кстати! — Но я очень хочу найти его, — тихо и убежденно добавил Эрнольв, опираясь локтями о колени и глядя в пол. — Очень хочу. И мне почему-то кажется, что ты можешь мне в этом помочь.
— Может быть, — задумчиво протянул Вигмар. — Может быть, ты и сможешь его найти.
Фьялль поднял голову и посмотрел на него. Его глаз был полон такого тревожного, серьезного ожидания, что Вигмару стало жаль его разочаровывать. Но что поделать?
— Для этого тебе придется всего лишь спуститься в Хель, — продолжал Вигмар и для ясности указал пальцем в пол. — Думаю, та великанша у моста пропустит тебя без вопросов. [38]
Но фьялль не обратил внимания на колючку, торчащую из этих слов. Он продолжал смотреть на Вигмара, как будто ждал еще каких-то разъяснений.
— Он умер? — повторил Эрнольв, хотя слова Вигмара могли иметь только один смысл. А Вигмар удивился: это известие не вызвало у фьялля ни горя, ни радости, а только изумление. Можно подумать, что Эггбранд сын Кольбьёрна считался бессмертным. — Ты был при этом? Ты видел своими глазами?
— Более чем, — мягко заверил Вигмар. — Не будет даже преувеличением сказать… Видишь ли, я как раз держал в руке копье, а Эггбранд поскользнулся и упал. Он, видишь ли, очень спешил обнять мою сестру, не спросив, насколько ей это понравится. Так что я совершенно уверен в его смерти. Наконечник было видно со спины. Вот только на погребении его мне побывать не пришлось. Сам понимаешь почему. Не маленький.
Это было вполне исчерпывающее объяснение, но фьялль все еще смотрел на Вигмара, как будто тот был вещей вёльвой и повествовал ему о новом порядке будущей гибели мира. Вигмар даже усомнился, а не оглох ли внезапно его собеседник.