Дворецкая Елизавета. Спящее золото

   — Ты сказала, здесь есть еще люди! — торопливо воскликнул Эрнольз, пока способность соображать не пропала в холодной волне необъяснимой жути. — Какие люди? Может быть, здесь есть… Я давно ищу одного человека, его зовут Вигмар сын Xpoаpa. У него длинные рыжие волосы, пятнадцать кос связаны в хвост. И еще у него есть большое красивое копье с золотой насечкой на острие. Может быть, ты видела его?
   — Да, здесь есть такой человек, — с удивлением отозвалась девушка. — Я видела его. Он и сейчас здесь.
   — Отведи меня к нему! — взмолился Эрнольв, не зная, радоваться ему или ужасаться, следовать за этой странной девушкой, чем-то напомнившей ему безумную сестру Тордис, или бежать от нее со всех ног.
   — Я не могу! — Девушка вздохнула и покачала головой. — Тебе нет к нему дороги. Но я могу его привести к тебе, если тебе и правда так нужно с ним повидаться. Только знай — он очень опасен! — с тревогой предостерегла она.
   Эрнольв еще раз поймал ее трепещущий взгляд и понял: какой бы безумной она ни была, ее тревога за него неподдельна и она не хочет причинять ему зла.
   — Я тоже… немного для него опасен, — не слишком уверенно, больше по старой привычке ответил Эрнольв. — Сама же говоришь: я большой и сильный.
   — Нет, что ты! — Девушка взмахнула тонкой рукой с длинными гибкими пальцами. — Он здесь сильнее всех. Его любят все: и Грюла, и еще там! — Она многозначительно показала в небо и втянула голову в костлявые сутулые плечи, как будто ей грозил удар. —И у него есть молния. Даже моя мать слушается его.
   — И все же мне нужно с ним встретиться, — со вздохом сказал Эрнольв. — Может быть, это опасно, но это моя судьба.
   — Тогда и правда надо. — Девушка серьезно кивнула. — Не знаю когда, но я приведу его к тебе. Иди своей дорогой.
   Эрнольв понял, что его отпускают. Неприятная слабость прошла, он снова был свободен двигаться. Кое-как засунув за пазуху недоеденную горбушку, он поднял голову, желая попрощаться с девушкой, но ее уже не было под елью. Он даже не заметил, как она ушла: ни движения, ни шороха.
   Ехать дальше не было смысла. Ему все объяснили, хотя он не смог бы повторить ни слова. Эрнольв ехал обратно вдоль берега и прислушивался к далекому шепоту ветра, словно ждал, что его окликнут. Кто-то невидимый смотрел ему вслед.
   «Конечно, это ведьма!» — рассуждал Эрнольв сом с собой, но эта мысль не вызвала в нем ни удивления, ни страха. Кому еще здесь быть, на этом проклятом озере? Он пытался вспомнить лицо своей странной собеседницы и не мог: оно расплывалось, вместо человеческого лица перед его взором представала та маленькая осинка с дрожащими веточками. Вместо воспоминания осталось впечатление чего-то убогого, жалкого и вместе с тем сильного совершенно особой силой. Здесь все не так, как он привык.
   В душе Эрнольва крепло убеждение, что отсюда надо уходить, и чем скорее, тем лучше. Он готов был бы прямо сегодня отдать приказ отступать назад на север, если бы не два обстоятельства: десятки больных, не способных сидеть в седле, и обещание ведьмы привести к нему Вигмара. «Она приведет! — говорил он сам себе, пробираясь сквозь густеющие сумерки к устью Бликэльвена. — Приведет!»
   И золотой полумесяц на каждом шагу стучал на его груди, словно второе сердце.
 
   Закатный свет разливался по небу багрово-розовыми полосами, подкрашенными снизу в желтоватый цвет. Почему-то при взгляде на них думалось об огненном драконе — с пламенеющим телом и головой, с широкими дымчато-синими крыльями и желтоватым брюхом. Багряное сияние отражалось в озере, а на противоположном низком берегу заметны были крохотные искорки костров. Из такой дали видны были только самые большие, три или четыре.
   — Знаешь, я к ним как-то уже привык, — сказал Вигмар. Они с Рагной-Гейдой стояли над обрывом, с которого падал в озеро Золотой ручей, и смотрели в густосерую даль, где были их враги, фьялли и рауды. — Сколько они тут стоят? Дней семь, восемь?
   — Восемь, — ответила Рагна-Гейда. — Они вот так же вечером пришли. Я тоже привыкла. Как будто так и надо: здесь — наш дом, а там — их.
   — И они тоже останутся там навсегда! — задумчиво подхватил Вигмар.
   — А я их вовсе не боюсь! — с мстительным торжеством отозвалась Рагна-Геида, прищурившись и глядя через озеро, в котором тоже догорал короткий зимний закат. — Знаешь, раньше, пока мы ехали, я ужасно боялась, от каждого шороха вздрагивала. Все казалось, что они — кругом и сейчас отовсюду выскочат. А теперь —не боюсь. Как будто озеро — это стена, и они через нее никогда не перейдут.
   — Вон, посмотри — стена! — Вигмар обнял Рагну-Гейду одной рукой, прижал к своему боку и кивнул на небо. — Видишь? Это Асгард.
   Рагна-Гейда посмотрела вверх. Выше пламенной полосы заката, тускневшей и таявшей с каждым мгновением, сгущались синевато-серые плотные облака, и среди них, чуть ниже, чем бывает луна, виднелось что-то, похожее па нагромождение неровных валунов. Рагна-Гейда вглядывалась, охваченная трепетом страха и радости: в облачных глубинах взору открывалась часть стены Асгарда. Камни стены выглядели гораздо плотнее, чем окружавшие их облака, но держались на них удивительно прочно, словно стену подпирала вся необозримая громада воздуха между землей и небом. Облака медленно тянулись мимо, то наплывая на стену и скрывая ее, то снова показывая в разрывах ее плотную, тяжелую кладку. Стена была непроницаема и равнодушно отражала взгляды людей: она закрывала дорогу в мир, недоступный смертным.
   Раньше Рагне-Гейде не случалось видеть подобного. Но сейчас она не ощущала удивления: именно здесь, в Медном Лесу, вблизи от сердца Квиттинга, человеческие глаза становились зорче и замечали все то, что и раньше невидимо было рядом с ними. Стена Асгарда казалась Рагне-Гейде такой же естественной частью мира, как избушка троллей и волшебное сияние Золотого ручья; в прочности и незыблемости стены, парящей на воздухе вровень с облаками, был залог бессмертия и для земного мира.
   — Они все там… — прошептала Рагна-Гейда. Ее глаза устали всматриваться в высший мир, и она зажмурилась, склонив голову на плечо Вигмару. — И если бы с этой стороны оказались ворота, то, может быть, мы увидели бы,..
   Вигмар промолчал. Он понимал, о чем и о ком она говорит, и сейчас эти воспоминания не причинили ему ни тревоги, ни боли. Время преступлений и расплаты за них прошло. Каждый уже получил свое. Мертвые вошли в Палаты Павших, а живые, вынеся свою долго страданий, сомнений и мук совести, снова наладили свою жизнь. И так дожсно быть — жизнь должна продолжаться, потому что без людей, без их веры и жара их сердец сам Асгард рухнет с высот.
   — Я думаю, там они уже помирились, — сказал Вигмар. Повернувшись, он притянул Рагну-Гейду к своей груди, сбросил с ее головы меховой капюшон и прижался лицом к облаку ее тонких пышных кудряшек. — Хочешь не хочешь, а у Одина им пришлось сесть за один стол.
   — А раз они помирились, они на нас не рассердятся? — прошептала Рагна-Гейда, поднимая руки ему на плечи. — Никогда?
   Речь об этом заводилась далеко не в первый раз, но она хотела слышать успокаивающий ответ снова и снова. Пусть она не хотела этого и никогда не заплатила бы такую цену сознательно — но вышло, что ее нынешнее счастье с Вигмаром оплачено гибелью почти всего ее рода. И что она, лишившись всего, ищет новое счастье с человеком, которого до конца жизни полагалось бы ненавидеть. Рагна-Гейда знала, что никто и никогда не поступал так, как она сейчас, и это мучило ее ненадежностью, зыбкостью жизненной дороги — она первая оставила торный путь, проложенный поколениями, и ступила на новый, неизведанный, ведущий, быть может, к гибели. Не так легко признать, что идешь поперек всем обычаям и привычным устоям, и сойти с этого пути уже не дано.
   Вигмар молча покачал головой, поцеловал ее в лоб, потом в висок. Рагна-Гейда подняла к нему лицо и вдруг через его плечо встретила чей-то взгляд. Шагах в пяти от них в серой тьме мягко мерцали узкие зеленоватые глаза. Они парили на высоте человеческого роста как бы сами по себе, и Рагна-Гейда невольно вздрогнула, хотя уже и знала, что это такое.
   — Oй! — сказала она и слегка отстранилась от Виг-мара. — На нас смотрят. Здесь Аспла.
   — Ну и что? — Вигмар даже не обернулся. — Здесь — под каждым камнем по троллю, дома — везде сидят наши мудрые женщины и доблестные воины. Ни угла свободного, и Гуннвальд ворчит, чтобы мы прекратили, а то людям завидно. Пусть уж лучше тролли. Что им до нас за дело? Они и не понимают, чего мы делаем и зачем нам это надо.
   — Все они понимают! — неуверенно возразила Рагна-Гейда. На самом деле она старалась не задумываться, каким же образом размножаются тролли, поскольку приятного в этих мыслях ничего не было. — Аспла! — позвала она. — Иди сюда! Чего ты тут делаешь?
   Вигмар вздохнул и обернулся. Где-то теперь та прекрасная поляна в Оленьей роще, где они встречались с Рагной-Гейдой до проклятой поездки в святилище Гранитный Круг! Роща начиналась у самой стены усадьбы Стролингов, и Рагне-Гейде ничего не стоило пробраться туда безо всяких провожатых. Бывало, он по полдня сидел на поляне, ожидая, пока она сможет улизнуть от матери, и был счастлив своим ожиданием. А теперь они почти целые дни проводили вместе, но в усадьбе Золотой Ручей невозможно было найти такой уголок, где бы их никто не видел. И в гриднице, и в кухне, и в девичьей днем и ночью было полно народу, и все, решительно все, от Эдельмода до последнего мальчишки-раба, бросали на них лукавые взгляды: а мы все про вас знаем! А теперь и тролли туда же!
   Аспла тем временем подплыла к ним. Именно подплыла, потому что в сгустившихся сумерках ее фигура была почти неразличима и двигалась, как легкое облачко тумана, подгоняемое незаметным ветерком.
   — Чего ты тут делаешь? — строго спросила Рагна-Гейда.
   — Я смотрю, — прошелестела Аспла, и голос ее был так печален, что у Рагны-Гейды защемило сердце.
   — Куда смотришь?
   — На тот берег. На «горцев».
   — По-твоему, на них так приятно смотреть? — с легким ехидством осведомился Вигмар. — Что нельзя оторваться?
   — Ты напрасно так говоришь. — Аспла вздохнула. Она на удивление хорошо понимала и смысл человеческой речи, и чувства, которые вкладывались в слова. Вигмар подозревал, что говорить с ней вслух необязательно: она услышит и мысли. — Там есть один хороший человек. Тот, который ищет тебя.
   — Хорошим он был у себя дома, в Ясеневом фьорде, или откуда он там? — враждебно ответила Рагна-Гейда. — Если он хороший, то зачем же он пришел отнимать нашу землю?
   — Он не хотел. Его заставили. И его жена, и самый главный «горец»…
   Аспла снова вздохнула. Казалось, вздохнула от вековечной грусти сама темнота.
   — Будь осторожна! — предостерегла троллиху Рагна-Гейда. Ей стало смешно и страшно от догадки, внезапно пришедшей в голову. — Если очень долго смотреть на человека, можно в него влюбиться. Ты же не хочешь влюбиться во фьялля? Ты сама знаешь, у него есть жена. Он не сможет жениться на тебе.
   — Разве это мешает смотреть? — прошелестела грустная темнота, мигнув парой бледно-зеленых светящихся глаз. — Вигмар тоже не может жениться на тебе. Между вами стоят мертвые, но вы же все время смотрите в глаза друг другу.
   — Ты… — яростно воскликнул Вигмар и прикусил губу, чтобы не наговорить лишнего. Ему вдруг стало противно от мысли, что невидимая троллиха серой тенью нависала над ними при каждом поцелуе исвоими призрачно светящимися глазами вглядывалась издалека в их глаза. — Не лезь не всвое дело! А нам никто уже не помешает! Мертвые между нами не стоят. Видишь — ворота закрыты! — Он показал взглядом в совершенно темное небо, где уже не было видно ни стен небесной крепости, ни просто облаков. — Мертвые — там. А мы — здесь. На Середине Зимы будет наша свадьба! Я бы пригласил ваше семейство, но вы ведь не войдете в человеческий дом!
   Рагна-Гейда предостерегающе сжала его плечо. Ей казалось опасным так сердито и непочтительно говорить с троллихой, которая на этой земле гораздо сильнее людей. Но, странное дело: умом понимая все это, в душе Рагна-Гейда совершенно не боялась, потому что сам Вигмар не боялся ни Асплы, ни ее родичей, и вообще никого. В нем было что-то такое, какая-то особенная горячая сила, которая делала его сильнее троллей. Даже когда при нем не было Поющего Жала. И именно сейчас Рагна-Гейда ясно осознала, что эта сила — в нем самом, а вовсе не в каком-то чудесном оружии. Он и копье-то из могилы сумел добыть именно потому, что эта сила уже была в нем.
   Аспла вздохнула еще раз и растаяла. А может быть, просто закрыла глаза и стала совсем невидимой. Но Вигмар предпочитал думать, что она исчезла совсем. Он снова обнял Рагну-Гейду и подумал, что до Середины Зимы еще дней десять-двенадцать. Можно бы и побыстрее — какие уж теперь приготовления? А откладывать больше незачем. Что-то подсказывало ему, что усадьба Золотой Ручей теперь и есть их дом. Другого уже не будет.
 
   — Опять рыба! Фу, дрянь какая! Убери! — Голос Ингирид звучал тихо и слабо, но бледное лицо выражало самое откровенное презрение. — Сам жри такую гадость! Одни кости!
   Книв со вздохом забрал назад деревянное блюдо, на котором дымилась мелкая вареная рыбешка, выловленная из Золотого озера. Он и сам был не рад предлагать костлявую рыбу госпоже, которой после болезни требовалась пища получше. Но где же ее взять? Среди припасов оставались еще рожь, ячмень, вяленая треска, но Ингирид кривилась и говорила, что ее уже тошнит от трески с ячменем. Хотя бы подливки из яиц с маслом! Но где взять масло и яйца на диком берегу озера?
   Держа в руках отвергнутое блюдо, Книв выбрался из землянки, где Ингирид отлеживалась после болезни, и сел на пороге.
   — Не ест? — понимающе спросил Эрнольв.
   Книв так обреченно покачал головой, словно госпожа отказалась отменить ему смертный приговор.
   — Ничего, мы собрались на охоту! — сказал Ульвхедин ярл. Во время «золотого наваждения» он отделался слегка промоченными ногами, остался здоро вым, и его тяготило вынужденное бездействие. — Пройдемся по округе, добудем и мяса, и, может быть, еще чего-нибудь.
   Три десятка хирдманов уже седлали коней. Первое потрясение и первый страх перед колдовской силой Золотого озера за несколько дней миновали; умерших погребли, больные понемногу поправлялись, а здоровые уже с нетерпением поглядывали на горы, темнеющие с трех сторон от стана.
   — В самом озере золота нет, это и ребенок поймет! — раз за разом рассуждал Ульвхедин ярл. — Но оно есть где-то поблизости, иначе и наваждению неоткуда было бы взяться. Все, что мерещится, где-то есть на самом деле. И мы найдем это золото, если поищем как следует. Неужели кто-то из нас даст себя запугать? Или кто-нибудь ждал, что здешние ведьмы и тролли сами вынесут кольца мешками и еще будут уговаривать принять?
   — Все же не забирайтесь далеко, — посоветовал Эрнольв. — Посмотрите только, нет ли какого жилья к западу. Если вы пропадете, как нам вас искать?
   — Не пропадем! — уверенно заявил Ульвхедин и хлопнул родича по плечу. — Жди нас с добычей! Может быть, мы привезем что-нибудь такое, от чего твоя жена сразу поправится!
   Эрнольв молча кивнул. Глядя вслед Ульвхедину, скачущему вдоль берега на запад, он думал: хорошо, конечно, если Ингирид поправится, но ведь тогда она с новой силой примется толкать их на юг, за озеро. Он достаточно хорошо знал свою жену, чтобы сомневаться: она не из тех, кто отступает перед препятствиями. Напротив. Вигмар когда-то пленил ее именно тем, что был к ней равнодушен и сочинял стихи о другой. А Золотое озеро только раздразнило ее жажду золота тем, что не желало отдать его.
   — Вон они, смотри! — Вигмар первым заметил на лесной прогалине ниже по склону какое-то движение.
   — Где? И как ты только можешь что-то разобрать?
   Рагна-Гейда видела, как что-то живое мелькает среди стволов, как покачиваются еловые лапы, но даже не надеялась различить фигуры троллей. Стампа и Трампа не могли равняться стройностью стана со своей сестрой-осинкой, но при необходимости умели отвести глаза и спрятаться ничуть не хуже.
   — Они идут вниз с той горы. И… О, да они не одни! И где раздобыли только!
   Меж ветвей что-то ярко блеснуло, как заблудившаяся звездочка. На прогалину выскочил гордый красавец олень, и рога его сияли золотом, как застывшая ветвистая молния. Рагна-Гейда ахнула и вцепилась в руку Вигмара, от изумления и восхищения не находя слов. Позади оленя шагал вприпрыжку один из братьев-троллей и длинной хворостиной подгонял оленя, как простую корову. Из-за соседнего дерева выскочил второй брат и, обернувшись назад, засвистел какой-то птицей. Послышался шорох ветвей, и из-за елей показались еще два оленя, увенчанных такими же золотыми рогами. Стампа прыгал на месте, размахивая над головой длинными руками, и три, четыре оленя пробежали мимо него, следом за ушедшим Трампой.
   — Что они придумали? — пробормотала Рагна-Гейда, не в силах оторвать глаз от восхитительного зрелища. — Они тебе не говорили?
   — Нет. — Вигмар качнул головой. — Ты оглядись как следует — может, какая-нибудь осинка расскажет?
   — Да ну ее, — прошептала Рагна-Гейда, провожая глазами белое пятно под хвостом последнего оленя. При воспоминании о грустной Аспле ей становилось неуютно. — Наверное, опять пошла любоваться своим красавцем!
   — А что? — весело подхватил Вигмар. Его очень смешила та мысль, что именно троллиха составила бы Эрнольву Одноглазому достойную пару. — По-троллиному, он, должно быть, красив на загляденье. Такой рослый, могучий! А что лицо и глаз — ну, среди троллей еще и не такое увидишь. Бывают от рождения с одним глазом, а бывают с тремя. Это как у людей бывают рыжие, бывают золотистые…
   Он ласково потрепал кудряшки Рагны-Гейды и потянулся к ее лицу с поцелуем, но она отпрянула с шутливой обидой.
   — Вот именно: бывают рыжие, но их тоже кто-то любит! — ехидно воскликнула она. — А ты не смейся: сам рыжий!
   — А я разве смеюсь? — возмутился Вигмар. — Наоборот! Пусть и он тоже будет счастлив. Главное — чтобы каждый нашел себе достойную пару, какую выберет сам. Вот я выбрал, ну, и он пусть…
 
   Время давно перевалило за полдень, а ни один из хирдманов Ульвхедина ярла не заметил ни зайца, ни белки, ни куропатки.
   — Должна же здесь быть дичь! — раздраженно переговаривались хирдманы. — Не тролли же все пожрали! Кому еще здесь охотиться?
   — Давайте перекусим, — предложил Ульвхедин. В глубине души он подозревал, что именно тролли сожрали всю здешнюю живность нарочно назло чужакам. Но он не собирался отступать или показывать уныния. — У нас ведь есть кое-что с собой. А потом дело пойдет веселее!
   Спешившись, хирдманы развели костер, вытащили из седельных сумок припасы: вяленую треску и черствый хлеб. Безо всякого удовольствия пережевывая давно опостылевшую еду, они оглядывали склоны гор вокруг, и каждому казалось, что оттуда на них невидимо смотрят десятки глаз: смотрит каждый ствол, каждый камень. И только ветер посвистывает и шуршит в зарослях можжевельника, словно ползет невидимая змея. Это безлюдие, безжизненная тишина мучили и томили дурными предчувствиями; уж лучше целое войско, лучше новая битва каждый день, чем это тоскливое ожидание неизвестно чего. Так и дождешься, что просто земля под ногами разойдется и проглотит — без звука,без следа.
   — Ой, смот… Смотрите! — Один из хирдманов вдруг вскочил, чуть не подавившись недожеванным и выпученными глазами глядя куда-то вперед. — Смотрите, олень!
   Олень! Тут уже все повскакали с мест, бросая под ноги жесткие горбушки и шаря взглядами по недалекой опушке леса.
   А там стоял олень — мощный и красивый бык, увенчанный целым деревом золотых рогов. Судорожно сглатывая, рауды моргали и не верили глазам. Золотые рога четко выделялись на темно-коричневых еловых стволах и зеленой хвое, чуть поблескивали в свете серого зимнего дня. Копыта, стоящие на бурой листве, чуть припорошенной редким снегом, тоже были золотыми.
   — Опять морок… — пробормотал один из хирдманов, сам не зная, верить ли собственным словам.
   — А вот сейчас мы проверим! Только бы не ушел! Вальдар Ревун, один из самых метких стрелков в дружине Ульвхедина, схватил свой лук, заранее натянутый для охоты, и мгновенно пустил стрелу. Она вонзилась в шею оленя; тот дернулся, вскинул голову, шагнул еще раз-другой, судорожно перебирая ногами, и рухнул на землю. Хирдманы разом закричали, торжествуя первую удачу, и наперегонки бросились к добыче. Отталкивая друг друга, они щупали еще теплую шкуру, хватались за золотые рога, хохотали. Зверь был настоящим, осязаемым. Это не призрачное золото, ускользающее с водой между пальцами!
   — Смотрите, вон еще! — с безумным ликованием заорал кто-то, заметив шагах в двадцати еще одну пятнистую шкуру среди голых ветвей. — Еще один! Такой же!
   — А вон еще! Вон, вон третий!
   Уже не боясь спугнуть животных, хирдманы хватались за луки и копья, бежали к оленям, окружали, отрезали им путь в чащу и метко били, не веря, что такая чудесная и богатая добыча сама идет в руки. Вот уже пять златорогих оленей лежало на палой листве, горячей кровью растапливая снег и изморозь. В этом странном стаде почему-то не было ни оленух, ни молодых телят, а только взрослые быки с огромными ветвистыми рогами. И все рога были из чистого золота — в этом легко было убедиться, поцарапав их ножом.
   — Ну, что я вам говорил! — с ликующим хохотом кричал Ульвхедин ярл, стоя над тушей самого крупного оленя. — Я вам говорил, что здесь полно золота и что мы его возьмем! Оно растет здесь из земли! Бегает на четырех ногах! Мы еще найдем деревья с золотыми стволами! И ручьи, где полно золотых камней! Даже стрелять не надо, только нагибайся и подбирай! Всем хватит! Мы уйдем отсюда богачами! Здесь есть золото, и все оно будет наше!
   Хирдманы хохотали, били друг друга по плечам; все тревоги и страхи растаяли, как туман.
   — Ваше, ваше! — бормотала старая троллиха Блоса, сидя на большом круглом валуне чуть повыше по склону горы. В руках она вертела сухую заячью лапку, служащую веретеном для заклятий. — Что ваше, то и будет ваше. А что не ваше — того вы не получите никогда. Уж не взыщите!
 
   Этот вечер для раудов и фьяллей выдался радостным: даже больные, еще утром не имевшие сил встать, выбрались из землянок поглядеть на чудесную добычу Ульвхедина ярла. Ингирид была совершенно счастлива: она сидела на охапке еловых лап возле самого крупного оленя и гладила его золотые рога. Иного лекарства ей не требовалось: болезненная бледность сменилась на ее щеках румянцем, она счастливо вздыхала и закрывала глаза, словно боялась, что блеск золота ослепит ее. Но и с закрытыми глазами она не убирала рук от сокровища.
   — Сегодня у нас будет пир! Теперь-то дела пойдут хорошо! — весело переговаривались хирдманы вокруг. — Боги о нас вспомнили! Это только начало! Теперь-то мы не уйдем без добычи!
   Все пять туш повесили над огнем жарить, головы и шкуры разложили, чтобы каждый мог любоваться сколько захочет. В ожидании вкусной еды кто-то уже затянул песню, все были веселы, словно от пива. Наконец мясо поджарилось; Ингирид все ела и ела, никак не могла остановиться, и ей казалось, что она никогда в жизни не пробовала такого вкусного мяса. Глядя на нее, Книв наконец-то повеселел: уж теперь-то драгоценная госпожа поправится!
   — Ну, вот, я сижу, а тут Хринг говорит: «Ребята, олень!» — увлеченно рассказывал кто-то, невидный за пламенем и дымом большого костра. — Я вскакиваю…
   — Да не так! Он встает и говорит, чуть не подавился сам…
   — Я к нему, а он…
   — А он вот так! — Вальдар Ревун, пьяный от сытости и счастья, вскочил с места и потянул за край расстеленной шкуры. — А он вот так…
   Под общий хохот Вальдар набросил на плечи оленью шкуру, а голову с рогами поднял над своей головой.
   — У-у-у! — низким и страшным голосом заревел он, наклоняясь, словно собираясь бодаться.
   Хирдманы хохотали, а Ингирид вдруг стало страшно: голос Вальдара прозвучал настолько не по-человечески, что если бы она не видела своими глазами, как он только что натягивал на себя шкуру…
   — А-а-а! — завопил в ужасе хирдман, сидевший ближе всех к Вальдару. Вместе со всеми смеясь над забавой, он вдруг ощутил такой сильный и болезненный удар в бок, который никак не мог быть шуткой.
   Как от котла с кипятком, грозящего опрокинуться, хирдман отскочил со своего места и попытался встать на ноги, но «олень» снова ударил его рогами в спину. Раздался мерзкий хруст костей, и хирдман с искаженным ужасом и болью лицом упал на товарищей. Его пытались поймать, он повис на руках, изо рта хлынул поток крови — это уже совсем не было похоже на шутку! Смех сменился криками; чудовище, не похожее ни на оленя, ни на человека, быстрым движением выдернуло рога из тела, и все, кто был рядом, явственно видели черные в свете костра ручейки крови, сбегающие по золотым кончикам.
   Одно мгновение висело в воздухе нестерпимо долго, а потом до всех разом дошло, что происходит что-то не ожиданное и ужасное. Люди с криками кинулись в разные стороны; кто пытался бежать, кто хватался за оружие. А иные вдруг валились на землю, воя и катаясь, как в приступе невыносимой боли. Тела их изменялись на глазах: руки и ноги вытягивались, становились длинными и тонкими, венчались золотыми копытами, лицо вытягивалось в оленью морду, одежда с резким треском лопалась и сползала, а под ней проступала рыжая пятнистая шкура. Золотые рога, как молнии вспыхивали во тьме в отблесках бешено мятущегося пламени, словно и огню тоже было страшно.