Буря уже находилась над лагерем. Светящийся туман стал гуще и скрыл лагерь за миазмами. Ричиус не обращал внимания на то, что Дьяна упорно дергает его за рубашку, не замечал тумана, подползавшего к ним по траве. Он окаменел, разрываясь между желанием бежать и броситься вперед в бесполезной попытке спасти соотечественников. Однако в душе понимал, что их настиг рок. И он оставался на месте, отказываясь повернуться к ним спиной, и смотрел, как небеса раскалываются, словно яичная скорлупа.
   Воздух разорвался ревом, как будто одновременно выстрелила тысяча огнеметов. Пальцы голубых молний выскользнули из вершины тучи и упали на лагерь, взметнув вверх комья земли, щепки и обрывки ткани. Дьяна пригнулась, сняла руки с пояса Ричиуса и закрыла ладонями уши. Мужчины сделали то же самое и, ослепленные вспышкой, тем не менее не смогли отвести взгляд. Вскоре последовал новый, еще более мощный удар. Ричиус ощутил воздушную волну, прокатившуюся мимо них, когда бесчисленные разряды электричества вырвались из тучи, поджигая землю, скрытую за занавесом тумана.
   — Поезжай, Ричиус! — взмолилась Дьяна. — Скорее!
   А он едва мог двигаться. Понимая, что должен добраться до убежища, он способен был думать только об Эдгарде. Рыдания подступали к горлу, когда Динадин окликнул его.
   — Ричиус, едем! Туман приближается. Нам надо сию минуту уезжать!
   Только тогда он медленно повернулся спиной к лагерю.
   — Прости меня, друг, — тихо промолвил он и снова пришпорил коня, послав его в галоп.
   Булыжная мостовая сменилась песчаной почвой, и он поскакал во весь опор по наезженной дороге к мосту. Динадин мчался следом. Спустя несколько секунд показался мост; его длинные перелеты, воздвигнутые нарцами, соединяли берега реки. За рокотом грома Ричиус услышал шум реки и заметил, что гулкие взрывы молний прекратились. Любопытство заставило его оглянуться и посмотреть туда, где находился лагерь Эдгарда. Странный туман по-прежнему льнул к земле, но теперь сквозь дымку просвечивали странные огни. К небу поднимались призрачные столбы черного дыма. В тумане не было никакого движения: лагерь пребывал в пугающем покое. А сверху, подгоняемая все усиливающимся ветром, на них надвигалась грозовая туча.
   Ричиус выругался и снова пришпорил коня. До моста оставались считанные шаги. Он снова оглянулся на преследующее их чудовище. Вершина тучи приобрела дымчато-багровый цвет. Она мерцала и колебалась, продвигаясь вперед, протягивая к ним пальцы пурпурного тумана. Копыта лошадей уже тонули в мелком озере странной дымки.
   — Мы успеем! — крикнул он. — Ну же, кляча! Давай!
   Но туча уже накрывала их, и Ричиус понял, что они не успевают уйти от нее. Они добрались до моста как раз в ту минуту, когда она опустилась на них, опутав туманом. Оттуда на них пахнуло густой дымной вонью и мощным ветром. Дьяна крепче ухватилась за его пояс. Позади него Динадин кричал что-то — кажется, звал по имени. Он повернулся, чтобы найти взглядом друга, но увидел только пенистую пурпурную дымку, окружившую их со всех сторон. Конь, потеряв способность двигаться дальше в тумане, встал на дыбы и пронзительно заржал. Ричиус дергал и натягивал поводья, чтобы заставить его повиноваться, однако новый порыв ветра выбил его из седла. Он только успел заметить, как Дьяну вырвало из седла следом за ним. Она упала в туман и исчезла.
   — Дьяна! — закричал Ричиус, вытягивая руки, как слепец.
   Он услышал какой-то крик и дернулся к нему, отчаянно пытаясь обнаружить девушку. Она снова выкрикнула его имя, она была совсем близко, но ветер так разбушевался, что Ричиус едва мог устоять перед ним. Он двигался, словно в кошмарном сне: ноги налились свинцом, дыхание останавливалось, все мышцы напряглись. Наконец ему удалось ее увидеть. Она лежала лицом вниз на мосту и царапала пальцами доски, стараясь за них ухватиться. Казалось, какая-то гигантская рука тянет ее за ноги в пропасть.
   — Помоги мне, Ричиус! Что-то меня не пускает!
   Он бросился к ней, тяжело упав на настил, и поймал ее пальцы как раз в тот момент, когда они начали проскальзывать по доскам.
   — Держись! — крикнул он. — Я тебя поймал!
   — Не могу! — выдохнула она, силясь ухватиться за него.
   Ричиус зацепился ногами за опору перил и протянул ей вторую руку. Дьяна тянулась к его пальцам, и он тянул изо всех сил — но не смог достать. Чертыхаясь, он крепче ухватил руку, которую успел поймать. Хрупкие кости затрещали, но он не стал обращать внимания на этот ужасный звук и последовавший за ним крик боли. Ричиус сосредоточился лишь на одном: стремлении вырвать ее из тумана. Она еще и еще раз пыталась протянуть к нему вторую руку — но их постоянно разделял какой-то волосок. Буря рванулась вперед и грозно зарычала. Ричиус почувствовал, что их потные пальцы начинают разжиматься. Он уже держал Дьяну только за кончики пальцев.
   — Ричиус!
   — Нет!
   Их руки разъединились — и Дьяна скользнула в туман. Он дико закричал и вскочил на ноги. Буря неожиданно стала затихать. Он смотрел, как туча скатывается с моста и поднимается вверх. В панике он заковылял следом, почему-то уверенный, что Дьяна по-прежнему жива там, внутри. Но странная туча двигалась слишком быстро, и в конце концов, измученный, он рухнул на колени, обливаясь слезами. Туча исчезла в небе. Позади него Динадин громко выкрикивал его имя. Ричиус не отвечал.
   Он потерял Дьяну.

12

   Люсилера разбудил любознательный паучок. Он открыл глаза как раз в тот миг, когда насекомое собиралось вползти к нему в рот. Выругавшись, он сел и смахнул надоедливую тварь с лица. Паучок пробежал по комковатому матрасу, но ладонь опустилась на него, превратив в гадкое пятно. Люсилер посмотрел на полужидкие останки и смахнул их с постели. В катакомбах под Фалиндаром обитало множество пауков.
   Триец вперился в покрытый толстым слоем грязи потолок своей камеры, в мириады паутин, нагруженных коконами. Он находился здесь уже так долго, что видел появление на свет целого поколения этих существ. Он даже изучал их, дабы скоротать томительные часы: смотрел, как новорожденные выбираются наружу. Их жирненькая мамаша не пыталась им помочь; она деловито заматывала в паутину многоножку на первый ужин. Она была огромная — видимо, настоящая гроза этого мирка. Украшенная черными и желтыми полосками, паучиха напоминала Люсилеру восьминогую тигрицу, а когда она двигалась (что случалось нечасто), то грациозно скользила по своей росистой паутине, спеша убить невезучее создание, попавшее в ее царство. Как это ни странно, узник привык к ее обществу.
   Люсилер служил в Фалиндаре всю сознательную жизнь, с той поры, как научился более или менее сносно владеть жиктаром, но катакомб прежде не видел. Он был одним из воинов дэгога: гордым, чистым, не опускавшимся до тех делишек, которые творились в недрах крепости. Для этого у дэгога были другие слуги — люди с темным разумом. Они оставались невидимыми для обитателей дворца, выполняли свои обязанности тайно. Воины дэгога видели только то, что им надлежало видеть, и хотя Люсилеру было известно, что под жилищем его царственного господина существует обширная тюрьма, он не интересовался неприглядными деталями и не задавал лишних вопросов.
   Но теперь, в глубинах темницы, время утратило значение и смысл. По длине отросшей бороды он мог судить, что прошло уже много дней с тех пор, как Форис взял его в плен, но сколько именно, не знал. Быть может, прошла неделя, возможно — больше. Он мог угадывать ход времени только по тому, что через какие-то интервалы ему между прутьев просовывали еду — однако интервалы казались совершенно нерегулярными, так что в качестве часов не годились. Паучата родились утром — это он знал точно, ибо подслушал, как один из стражников-дролов упомянул о рассвете. Люсилер помнил рассветы в Фалиндаре, прекрасные и неповторимые.
   Но в подземелье солнца не было, как, впрочем, луны и звезд. Единственный свет исходил от факела, висевшего на стене, в недосягаемом для него месте. Иногда тюремщики гасили факел, оставляя его одного в кромешной, навевающей безумие тьме. Тогда камера начинала сжиматься, темнота становилась давящей, душной.
   В катакомбах он был не один. Откуда-то доносилось приглушенное бормотание. Но другие заключенные находились на противоположной стороне запутанного лабиринта, а на его окрики не отзывались. Так что разговаривать он мог только с паучихой, а она наблюдала за ним с холодным любопытством. Ее выпуклые черные глаза были всезнающими. В отличие от Люсилера она легко могла бы выбраться из тюрьмы, но никогда этого не делала. Ее, по-видимому, вполне удовлетворяло такое жилье.
   Дорога из долины Дринг казалась бесконечной. Люсилер видел Фориса всего один раз, в самом начале. Потом ему завязали глаза, спутали руки и ноги и запихнули в фургон, который долго ехал по каменистой дороге в Фалиндар. Его лишили возможности взглянуть на шпили своего бывшего дома, но это было не важно. Он узнал запах крепости. Воздух Фалиндара имел особый вкус, подсоленный от близости океана. И Люсилер знал, что его везут к Тарну.
   — Но зачем? — рассеянно обратился он к паучихе.
   Она не ответила ему, как не отвечали тюремщики-дролы, присматривавшие за ним. Все они были облачены в алые одежды клана Фориса, и общение с узником сводилось лишь к тому, чтобы разбудить его или шепотом бросить: «Предатель!» Все остальное было тайной. Найдись в камере веревка или какой-нибудь острый предмет, он умер бы еще неделю назад.
   Люсилер неотрывно смотрел в потолок, считая пауков и удивляясь сложным хитросплетениям паутины, и вспоминал свою жизнь в Фалиндаре. Тогда он ни в чем не испытывал недостатка: женщины, еда — он имел все, что может пожелать мужчина. Дэгог был щедр к тем, кто служил ему. Люсилер закрыл глаза и представил себе роскошную трапезу. Он как раз вкушал спелый гранат, когда в коридоре послышался шум. Полагая, что ему принесли поесть, он с трудом поднялся с матраса и подошел к ржавой решетке. Из глубины лабиринта кто-то приближался к нему шаркающей походкой.
   Это оказался искусник, один из дролских жрецов. Длинные волосы ниспадали ему на спину. Легко узнаваемый по шафранным одеждам, он шел, высоко подняв голову. Двигался неуверенно, словно был болен или пьян, но глаза у него были ясные и молодые — моложе, чем у большинства жрецов. Перед камерой Люсилера он остановился. В его улыбке мелькнула тень сожаления.
   — Мне не нужен священник! — прорычал Люсилер. — Убирайся!
   Искусник подошел ближе к решетке.
   — Шакал умер?
   Голос у него оказался красивым и мелодичным, наподобие музыкального инструмента. Когда он говорил, его глаза горели колдовским светом.
   — Да, — ответил Люсилер и закашлялся.
   Искусник дождался тишины и спросил:
   — Когда? И как?
   Люсилер расхохотался.
   — Ты пришел меня допрашивать? Если да, то пусть Тарн отыщет кого-нибудь более умелого.
   — Тарн — это я, — сказал жрец.
   Люсилер не сразу осознал, что именно услышал, — а потом рванулся к решетке. Он протянул руки, пытаясь схватить ухмыляющегося дрола, но тот оказался недосягаем. Их разделяла какая-то пядь, однако Тарн даже не вздрогнул.
   — Свинья! — взревел Люсилер, потрясая кулаком перед лицом дрола. — Чего ты от меня хочешь?
   — Ты называешь себя Люсилером из Фалиндара, так?
   Триец плюнул ему в лицо.
   — Называю.
   Тарн хладнокровно вытер плевок рукавом, при этом изучающе глядя на Люсилера.
   — Ты был одним из моих тюремщиков, — сказал он, — но я тебя не помню.
   — Я — воин, — заявил Люсилер, — а не тюремщик.
   Он оборотился к Тарну спиной и вернулся к себе на матрас, опустив голову.
   — Но ты — человек дэгога, — ухмыльнулся Тарн. — Это хорошо. Значит, ты будешь еще более польщен возможностью увидеть, что с ним произойдет.
   Люсилер выпрямился.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Слушай внимательно, что я тебе скажу. Пала не только долина Дринг. Моя революция захватила Годон. Как и ты, дэгог стал моим пленником. То же случилось с военачальником Кронином и другими, кто мне противостоял. Ты здесь, чтобы ответить за Кэлака.
   — Я отвечаю только перед дэгогом, дрол.
   — Перед дэгогом? — злобно переспросил Тарн. — Хотелось бы знать почему. Почему ты верен такому человеку? Он предал трийский народ. Разве ты этого не знаешь?
   Люсилер засмеялся:
   — Предатель — ты, Тарн. Сколько угодно можешь прятаться за своей мертвой религией, но все трийцы знают, кто ты на самом деле!
   — Вот как? И кто же я?
   — Сумасшедший! — отрезал Люсилер.
   С лица искусника мгновенно исчезло добродушие.
   — В Наре нас всех считают сумасшедшими. Тебе это известно? Ты знаешь, что рассказы о нас расползаются по Нару словно зараза, что маленьким детям говорят, будто мы — чудовища? Говорят, будто мы такие светлые, потому что мы вампиры. И малыши этому верят. Знаешь, кем бы ты считался в Наре, Люсилер из Фалиндара? Уродом!
   Люсилер поморщился.
   — Ага, ты знаешь, что я прав! Я жил среди них и ловил на себе их взгляды — они были поражены цветом моей кожи. Конечно, они создали удивительные вещи, но они слабовольные и жестокие, а их предводитель ненасытен. — Тарн шагнул к решетке. — Интересно, что ты знаешь об их императоре? Ты так небрежно говоришь о сумасшедших… Если тебе действительно хочется узнать о безумии, изучай Аркуса Нарского!
   — Интересно, — заметил Люсилер. — Может, вы с ним близнецы?
   — Мое сумасшествие — не более чем заблуждение, я предвидел это. И потому ты находишься здесь — чтобы я мог убедить тебя в обратном. Подойди ближе, я хочу кое-что тебе показать.
   Люсилер продолжал сидеть на своем матрасе, но, увидев, что делает Тарн, он встал и подошел к решетке. Искусник распустил пояс на талии и снял шафранное одеяние с плеч.
   — Сейчас я покажу тебе то благо, за которое ты сражался, — сказал Тарн. Когда верхняя половина тела была полностью обнажена, он повернулся спиной к камере, чтобы Люсилер мог разглядеть его спину. — Вот какой прекрасный твой дэгог!
   Спина Тарна была покрыта сеткой шрамов. Полосы побелевшей кожи проходили по всей поверхности — неоспоримый результат порки кнутом. Кожа больше напоминала шкуру рептилии, нежели человеческую плоть.
   — Хорош, правда? — Тарн снова оделся и взглянул на Люсилера. — Тюремщики дэгога поработали отлично. А сам он наблюдал за ними, не пропустил и секунды. Они даже секли меня по коленям ротанговой тростью. Когда идет дождь, я едва волоку ноги, словно старик.
   Люсилер пришел в ужас.
   — Вот что случалось с теми, кто не очень лестно отзывался о твоем дэгоге, Люсилер из Фалиндара. — Тарн обвел рукой подземелье. — Это чудесное место много месяцев служило мне домом. Сколько времени здесь пробыл ты? Неделю? Немного дольше? И ты готов сойти с ума, правда?
   — Он плохо поступил с тобой, — честно ответил Люсилер.
   — Он плохо поступил со всеми трийцами! — вскричал Тарн. — Он привел нарских дьяволов ради собственной выгоды. Он думал только о золоте и оружии. Он жил по-королевски, тогда как другие голодали. Ты все это знаешь!
   — Я знаю, что у него были недостатки, — сказал Люсилер. — Но ты действовал отвратительно. Ты — чудовище, Тарн. Твои дролы — вот кто демоны!
   Тарн вздохнул.
   — Если ты так думаешь, значит, ты еще более невежествен в отношении моих людей, чем я ожидал.
   — Твои люди — глупцы. Их набожность просто смешна и нелепа.
   — Ты находишься здесь, чтобы убедиться в обратном, Люсилер из Фалиндара. Здесь должен был находиться Шакал, но теперь ты станешь свидетелем вместо него.
   — Свидетелем чего?
   — Я не тот, кем вы меня считаете, — заявил Тарн. — И теперь я должен доказать это всем вам.
   — А вот это, — уверенно произнес Люсилер, — будет непросто.
   Тарн непринужденно улыбнулся. Это была прекрасная улыбка — по-детски невинная.
   — Я хотел показать Кэлаку то, что я уготовил для дэгога. Я хотел показать ему то, что планирую для Люсел-Лора. Ты займешь его место?
   — А у меня есть выбор? — с горечью вымолвил Люсилер. — Я — твой пленник. Ты можешь сделать со мной все что пожелаешь.
   — Я желаю не этого. Действительно, ты в плену. То же сделано с военачальниками, которые противостояли мне. Но это сделано не для того, чтобы тебя мучить. Это урок для тебя. Я хотел, чтобы ты узнал, каково мне было здесь, в этом месте, где любил забавляться дэгог. Я хотел, чтобы ты почувствовал хотя бы малую толику моей боли и смог узнать правду о человеке, которому ты служишь.
   Люсилер невольно отвел взгляд. То, что проделали с Тарном, было отвратительно — и это не являлось тайной. Поговаривали, будто именно поэтому предводитель дролов так ненавидит дэгога. Узрев обезображенную спину Тарна, Люсилер мог понять его гнев.
   — Не жди, что я отрекусь от моего дэгога, — устало молвил он. — Ты победил. Радуйся своей победе.
   — Это не моя личная победа. Это — великий день для всех трийцев. И я докажу тебе это. — Тарн подошел к решетке еще ближе. — Ты знаешь, почему дэгог так сблизился с нарскими дьяволами?
   Люсилер собрался было ответить, но вдруг понял: его ответ будет ложью. Публично дэгог заявлял, что, имея дело с нарцами, он намерен улучшить жизнь всех трийцев, однако правда была достаточно очевидной. Дэгог так же жаждал власти, как и император Нара.
   — Его побуждения меня не интересуют, — сдержанно произнес Люсилер. — И мне нет нужды их вспоминать.
   — А, вот тут ты ошибаешься! Его побуждения так же черны, как его сердце! Он признался мне в них.
   — Признался? — поднял брови Люсилер. — Значит, теперь пытками занимался ты?
   Тарн ничего не ответил, но взгляд его выдал правду.
   — Значит, мщение — это добродетель в глазах дролов? — не унимался Люсилер. — Разве твой бог Лоррис не зовется Прощающим?
   — Не надо меня поучать, — предостерег его Тарн. — Лоррис также зовется Мечом Небес. А теперь он прикоснулся ко мне, чтобы я мог выполнять его пожелания. Я не позволю еретику подвергать сомнению мои поступки!
   Люсилер презрительно фыркнул.
   — И ты в самом деле веришь в эту чушь? Или это просто средство заставить других следовать за тобой? Я слышал рассказы о твоей секте еще с детства. Из них получились недурные сказки, но они годятся скорее для детей, а не для взрослых.
   — Ты не веришь в дар Небес?
   — Не верю. Это — россказни для глупцов.
   Тарн широко улыбнулся.
   — Почему ты в этом так уверен? Тебе никогда не было любопытно?
   — Любопытно? — покачал головой Люсилер. — Как ты можешь употреблять это слово? Или ты убиваешь просто из любопытства, чтобы видеть, как страдают люди?
   Тарн вздохнул.
   — Не строй из себя глупца. Слушай. Я расскажу тебе одну историю.
   — Избавь.
   Однако Тарн как ни в чем не бывало продолжал:
   — Будучи мальчишкой, я принадлежал к числу сторонников дэгога и чувствовал себя счастливчиком, ибо мог вволю лакомиться. Я был таким же самоуверенным и заносчивым, как ты сейчас, но, когда я повзрослел, все изменилось. Я начал искать смысл жизни. Вот зачем я отправился в Нар — изучать науку и устройства, которым принадлежит будущее.
   Люсилер нахмурился.
   — Мне не интересно.
   — Ты меня выслушаешь! — властно заявил дрол. — Выслушаешь, потому что это важно. В Наре я нашел знания, которых так жаждал, но еще я нашел такое бессердечие, о котором прежде не подозревал. Я отправился туда в поисках ответов мудрецов мира сего, а нашел только нищету и ненависть. Меня ненавидели за то, что внешне я отличаюсь от них. И тогда я понял: все их красивые слова о мире и союзе с Люсел-Лором — это ложь. Тогда я не мог уразуметь почему, но теперь все стало ясно. И домой я вернулся другим человеком. Я услышал призыв Лорриса.
   — Призыв Лорриса! — насмешливо повторил Люсилер. — Какая нелепость!
   Тарн горько засмеялся.
   — Я вижу, переубедить тебя будет труднее, чем остальных моих врагов, Люсилер из Фалиндара. Хорошо. Я принимаю вызов.
   Искусник что-то крикнул в коридор, и спустя секунду к нему явился воин — один из людей Фориса в алом одеянии долины. Воин достал ключ и вручил его Тарну, а тот вставил его в замок клетки и повернул. Замок открылся, издав скрипучий стон.
   — Идем со мной! — приказал Тарн.
   Он распахнул крикливую дверь, чтобы Люсилер мог последовать за ним, и пошел по коридору. Изумленный Люсилер догнал искусника, заметив, что воин не сделал попытки оттеснить его от дрола.
   — Куда мы идем? — спросил триец.
   — Наверх. Береги глаза. Свет покажется тебе очень ярким.
   Подземелья под крепостью представляли собой бесконечный лабиринт. Люсилер старался идти за Тарном как можно быстрее, но вскоре ослабел и начал задыхаться. На его счастье, искусник тоже был не способен двигаться со скоростью здорового мужчины: мешали изувеченные колени. Когда они, наконец, дошли до мшистой лестницы, уходящей в каменную стену, Тарн первым шагнул на нее и подал Люсилеру руку.
   — Держись за меня! — велел он. — Подъем длинный, а ступеньки скользкие.
   — Мне твоя помощь не нужна.
   Люсилер знал, что это не так, но предпочел бы упасть, нежели принять помощь врага. Тарн пожал плечами и начал подниматься наверх, оставив Люсилера задыхаться внизу. Воин стоял позади него, нетерпеливо дожидаясь, когда он пойдет. У Люсилера начала кружиться голова — с каждой ступенькой все сильнее. Он попытался найти опору в стене, но ее камни оказались такими же влажными и скользкими, как ступени. Тогда он неохотно позволил воину втащить его наверх. В конце лестницы проглядывал яркий свет, отчасти заслоненный фигурой Тарна. — Искусник отступил в сторону, и Люсилер вывалился из темницы.
   — Добро пожаловать домой, — сказал Тарн.
   Люсилер осмотрелся и сразу же понял, что действительно находится в Фалиндаре. Даже этот зал, в который он так неловко проковылял и который находился поблизости от тюремных помещений, блистал великолепием. Стены были сложены из отбеленного светящегося камня без малейшего изъяна. И зал был огромен — слишком величествен для того, чтобы служить обиталищем смертных. Потолок уходил под крышу из хрустального стекла, пропускавшего мощные лучи солнца. Люсилер прижал руку к обожженным глазам и крепко зажмурился.
   — Можешь идти? — спросил Тарн.
   Люсилер почувствовал, как рука дрола легла ему на плечо.
   — Секунду… Мои глаза…
   — Они привыкнут. — Тарн без промедления взял Люсилера за руку. — Идем. Нас ждут.
   Тарн будет вести его через его бывший дом! Помощь дрола вызывала у Люсилера чувство неловкости, но без нее он не смог бы идти. Глаза его превратились в щелки и слезились от яркого света — Они медленно пересекали огромные залы, а воины-дролы изумленно смотрели на них. Иные даже предлагали своему господину помощь, но Тарн отказывался от их услуг и продолжал осторожно вести Люсилера по восхитительным переходам и галереям. А потом они, наконец, остановились. Люсилер с огромным усилием открыл глаза немного шире — оказалось, они достигли тронного зала.
   — Пошли, — сказал Тарн, вводя его в величественные апартаменты.
   Лица сотни дролов повернулись к нему, полные радостного торжества. Победители стояли по обе стороны от дорожки, ведущей к хрустальному трону. Там стоял Форис из Дринга, а подле него послушно сидел белый волк. Поблизости находились Гаврос из Гарла и поразительно жестокий Шохар, военачальник Жхула, который перешел на сторону Тарна в самом начале восстания дролов. Клыкастый военачальник Нанг явился из огненных степей в сопровождении трех гологрудых воинов. Были тут и люди, которых Люсилер не узнавал. Все они нарядились ради этого долгожданного момента — восшествия их господина на трон Люсел-Лора.
   Но у Люсилера оборвалось сердце, когда он заметил других военачальников — тех, что хранили верность дэгогу. Он сразу же узнал длинноволосого Кронина: тот стоял, бессильно опустив голову, с кандалами на руках и ногах. Остальные пять военачальников тоже были скованы и всем своим видом выражали такую же безнадежность и растерянность. Они стояли на коленях у самого трона, покоящегося на позолоченном возвышении, в окружении воинов-дролов с обнаженными жиктарами, готовых снести им головы.
   — Таково твое милосердие, мясник? — бросил Люсилер, когда Тарн подвел его к трону. — Ты решил устроить из нас зрелище?
   Тарн придвинулся к Люсилеру и, указав в сторону трона, спросил шепотом:
   — Ты его видишь?
   Триец посмотрел в направлении указующего перста. Позади коленопреклоненных — военачальников на возвышении извивалось нечто большое и округлое. Правитель всех трийцев был связан наподобие выставленной на продажу индюшки: руки у него были стянуты за спиной веревкой, закрепленной на сжатых вместе лодыжках. Он лежал на боку, и лоб его покрывали крупные капли пота. Меж зубов торчал огромный матерчатый кляп.
   Люсилер со стоном сбросил с себя руку Тарна и замер на середине дороги к возвышению.
   — Что ты сделал?
   Дэгог был сильно избит. На шее у него остались следы удавки, щеки опухли и посинели. Один глаз, налитый сукровицей, закрылся, белые волосы прилипли ко лбу окровавленной коркой.
   — Ах ты, подонок! — воскликнул Люсилер, пятясь от возвышения. — Так вот каково милосердие дролов?
   — Стой! — приказал Тарн.
   Форис вышел из рядов верных Тарну военачальников, чтобы помочь своему господину, но тот поднял руку, веля ему остановиться.
   — Выбирай себе место, Люсилер из Фалиндара. Ты должен присутствовать при том, что будет происходить. Ты остаешься со своим дэгогом?
   Люсилер выпрямился и гордо объявил: