Марко Джон. Нарский Шакал

   Тут он опомнился и, тряхнув головой, отогнал эти мысли. Он не сможет вернуться в Арамур, пока не выполнит свою работу.
   Теперь впереди ехал Динадин: он нетерпеливо гнал лошадь вдоль берега. Ричиус знал: его друг мечтает о теплой постели и не менее теплом женском теле, с которым разделит эту постель. Ричиус вдруг поймал себя на том, что не подумал, как он сам проведет эту ночь. Его желание узнать о позиции Арамура в этой войне было столь велико, что он забыл о возможности разделить с кем-то ложе. Он мысленно даже засмеялся над собой: война его состарила!
   Не успели еще погаснуть последние розовые блики солнца, дабы возобладала темнота, как Ричиус услышал возглас Динадина:
   — Вот он! Видишь, Ричиус? Это он!
   И Ричиус действительно увидел. Экл-Най в сумерках походил на сверкающую точку. Расположенный на берегу реки Шез, он мерцал светом тысячи факелов, которые манили к себе путников.
   Экл— Най вроде бы остался таким же, каким запомнился Ричиусу. Но во многом он стал хуже. Два года назад, впервые увидев этот город нищих, он был потрясен. Ему, утомленному долгой дорогой через Железные горы, Экл-Най показался раем. Для путешествующего по дороге Сакцен город становился оазисом, воротами из суровых пустошей гор к плодородным землям Люсел-Лора. Именно здесь встречались империя и трийцы, и союз их дал удивительное и необычное потомство. В прежние времена в городе были только традиционные деревянные строения трийцев, ненавязчивые изгибы и мягкие коричневато-желтые тона простонародья. К этому нарцы прибавили мощь. Не удовлетворившись архитектурными творениями трийцев, принимающих нарцев в качестве гостей, мастера империи прибыли со своими долотами и молотками, чтобы создать нечто, достойное Нара. И трийцы не возражали.
   Со временем Экл-Най разросся. Любопытные имперцы, стремившиеся увидеть давно молчавших соседей, потоком двигались по дороге Сакцен. Торговцев, к примеру, манила перспектива новых рынков и вдохновляла близость города к реке. Оттуда открывалась дорога ко всем южным землям Люсел-Лора — их жителям можно было сбывать товары, на которых специализировались купцы Нара. И трийцы снова не возражали.
   Такова была история этого города, насколько ее помнил Ричиус. Когда он впервые оказался здесь, революция только началась, и Экл-Най еще не пострадал от тяжелой поступи войны. Тогда он уехал из города, веря в то, что дролов удастся усмирить за какой-нибудь месяц. Однако Тарн и его военачальники, такие как Форис, разбили его мечты, и тот недолгий месяц растянулся на два бесконечных года. И вот теперь, вернувшись, наконец, в Экл-Най, Ричиус увидел, что в его отсутствие произошло нечто непоправимое. Город был окутан пеленой страданий, наверное, поэтому его улицы и дома казались аляповатыми, гротескными.
   Ричиус и Динадин пустили лошадей рысью, стараясь не вглядываться в эти уродства. Вступила в свои права густая темень, и по узким улочкам можно было проехать только благодаря падавшему из окон свету. Город казался опустевшим. Изредка до них доносились крики гуляк, невнятное бормотание купцов и нарских рабочих, неверными шагами ковылявших из таверны в таверну. Город был насыщен мешаниной запахов: уютным духом пива, приторными ароматами вин, зловонием рвоты, едким смрадом мочи.
   Среди всей этой грязи Ричиус заметил нищих. Они жались на каждом углу, у каждого здания. Более удачливые грелись у костерков. Глядя на них, он вспомнил, что во время первого приезда в Экл-Най тоже были нищие, но тогда их вид не вызвал у него тревоги. Все провинции Нара кишели нищими. Говорили, будто Черный Город ими наводнен. Не теперь, увидев их небывалое скопление, Ричиус почувствовал странное беспокойство. Да, их количество доходило до абсурда, но само по себе это еще не пугало. Причина была в чем-то ином, чего он прежде никогда не замечал. Однако он никак не мог определить, в чем дело, пока к ним не приблизилась какая-то бесформенная тень.
   В полутьме Ричиус едва разглядел подошедшего; ему показалось, что этот нищий — низенький и сутулый старик, старик с белыми волосами. Но когда мужчина оказался перед ними, и поднял голову, и показались миндалевидные глаза, Ричиус понял, что цвет его волос определяется трийской кровью.
   Всадники резко осадили лошадей.
   — Жалуста тайте!
   Ричиус покачал головой, глядя на протянутую к нему грязную руку. Несмотря на косноязычие, мольба была понятна.
   — Нет, — сказал Ричиус, — уйди с дороги.
   Триец упал на колени. Он стиснул костлявые руки и, словно молитву, еще настойчивее произнес:
   — Тайте, жалуста тайте!
   Ричиус застонал. Он не был чужд состраданию, но при нем почти не имелось денег, а по прошлому опыту он знал: если подаст милостыню этому нищему, то остальные не дадут им прохода.
   — Мне очень жаль, — сказал Ричиус. — У нас ничего для тебя нет.
   Динадин обнажил меч.
   — Ты что, оглох? — закричал он, размахивая высоко поднятым клинком. — Убирайся с дороги, или я снесу твою уродливую башку!
   Испуганный триец отшатнулся и поспешно убежал. Ричиус даже не подозревал, что нищий способен передвигаться столь быстро. Теперь на них таращилось множество глаз — и все они принадлежали трийцам.
   — Глупые гоги! — бросил Динадин, возвращая меч в ножны. — Я приехал сюда, чтобы найти себе женщину, а не терпеть эту мразь!
   Ричиус изумленно посмотрел на юношу.
   — К чему все это? Бога ради, Динадин, это же просто нищий! Зачем ему так угрожать?
   Динадин не ответил, но слишком выразительным было его осунувшееся лицо. На нем оставили свою печать горечь, ужас и гнев, накопившиеся за время войны в траншеях.
   Всадники не двигались, пока Динадин наконец не заговорил:
   — Проклятие, посмотри на этих чертовых гогов! Ты ведь понимаешь, что это значит, правда?
   Ричиус прекрасно понимал, что значит присутствие такого количества беженцев, но не мог заставить себя произнести эти слова вслух. В отличие от Динадина он надеялся, что все рассказы о трийских нищих в Экл-Нае преувеличены. Теперь же, увидев все это воочию, он снова вспомнил, о чем говорил ему Динадин. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, неспособным пошевелиться, словно мышь, заметившая тень падающего вниз ястреба.
   — Ну, — промолвил наконец Динадин, — скажи что-нибудь!
   Ричиус опустил голову.
   — Что ты хочешь от меня услышать? Что ты был прав? Прекрасно: ты был прав. Ты доволен?
   Динадин подъехал поближе к нему.
   — И это все? Неужели ты не видишь, Ричиус? Война проиграна. Все здесь это понимают. А почему не понимаешь ты?
   — Но здесь нет войск, Динадин! Разве ты их здесь видишь?
   — Ричиус…
   — Войск нет! Никто не отступает. Это все — ложь, слухи. Что бы изменилось, будь здесь даже миллион трийцев? Ничего. Для императора это не имеет значения!
   Ричиус прижал ладони к вискам: казалось, голова вот-вот расколется. Он проехал многие мили в поисках ответа, но здесь его не было. И ему предстоит столь же долгий путь назад.
   — Я хочу отдохнуть, — слабым голосом произнес он. — Давай зайдем в какую-нибудь таверну. Мы заплатим там за ночлег, а утром отправимся обратно в долину Дринг.
   Он отвернулся от друга и встряхнул поводья, направляя лошадь в глубину грязной улочки. Ему хотелось сказать Динадину что-либо еще, убедить его, что у них нет иного выхода, как оставаться в Люсел-Лоре и воевать. Но теперь, после такого зрелища, ему будет трудно убедить в этом даже самого себя. Его опять охватило чувство безвыходности, и он безмолвно проехал мимо групп беловолосых нищих.
   Они миновали несколько постоялых дворов с заколоченными окнами и дверями, пока наконец наткнулись на заведение, которое по-прежнему работало. Гостиница, расположенная на углу хорошо освещенной улицы, оказалась большим, крытым медными листами зданием; его огромные дубовые двери были распахнуты, пропуская ручеек посетителей.
   — Попробуем это, — сказал Ричиус.
   Едва заметным движением он снял с пальца перстень и спрятал его в карман. Динадин бросил на спутника встревоженный взгляд.
   — Что ты делаешь?
   — Никто не должен знать, кто мы, — объяснил Ричиус. — Если спросят, придумай что-нибудь. Скажи, что мы торговцы из Арамура или Талистана.
   Ричиус знал, их одежда поможет не привлекать к ним внимания. Оставалось лишь надеяться, что борода хорошо спрячет его лицо, которое знают многие.
   Охотно согласившись скрывать их имена, юноша спешился одновременно с Ричиусом. Во дворе гостиницы стояли лошади. Большинство были худы от недоедания. Ричиус заметил, что за ними ухаживает маленький мальчик-триец. Сунув руку в карман, он выудил оттуда монету.
   — Ты говоришь на языке Нара?
   Ричиус пригнулся, чтобы заглянуть мальчишке в глаза. Тот непонимающе посмотрел на него и произнес нечто непонятное. Ричиус повернулся к Динадину.
   — Ты понял, что он говорит?
   — Нет, но это не имеет значения, — заметил тот. — Дай ему монетку. Он присмотрит за лошадьми.
   Ричиус снова обратился к мальчишке:
   — Ты позаботишься о наших лошадях, правда?
   Мальчик с энтузиазмом кивнул. Ричиус сомневался, что мальчишка знает, на что именно соглашается, но положил монету в протянутую ладонь.
   — Не беспокойся, — уверенно сказал Динадин, пытаясь заглянуть в таверну, — с лошадьми все будет в порядке. Давай зайдем.
   Ричиус привязал лошадь к коновязи. Закончив, выпрямился и стал искать взглядом Динадина. Его спутник уже стоял в дверях и подзывал его к себе. Когда они вошли, их приветствовал пухлый мужчина.
   — Добро пожаловать, добро пожаловать! — воскликнул он, хватая Ричиуса за руку и энергично ее встряхивая. — Заходите и грейтесь.
   Ричиус поспешно выдернул руку из влажной ладони.
   — Вы — хозяин? — спросил он.
   — Да, — ответил толстяк. — Меня зовут Тендрик. Там наверху есть чистые комнаты. И недорогие. — Он помолчал немного, потом засмеялся и подмигнул Ричиусу. — Но если вы захотите разделить ее с одной из моих девочек, то за это плата особая.
   Ричиус собрался было ответить, но почувствовал, что Динадин легонько его подталкивает. Он застонал и промолвил:
   — Нам нужны две кровати в отдельных комнатах. А об остальном мы позаботимся сами.
   — Как пожелаете, — сказал хозяин. — Но у меня есть прекрасные женщины. И молодые к тому же. Советую вам подумать.
   — Только комнаты, — заявил Ричиус. — Приготовьте их. Мы пока подождем внизу.
   Он прошел мимо хозяина гостиницы и направился к бару. Рядом в камине жарко пылал огонь. Ричиус обрадовался теплу, с удовольствием ощущая, как прогреваются суставы. Комнату наполнял уютный запах горящего кедра. Он посмотрел на других посетителей — одинаково потрепанных. За одним столом неудачливые купцы шумно играли в карты. Несколько мужчин прогуливались в углу, лапая снующих мимо проституток. Динадин увидел девиц и зарычал. Они не были молодыми, как обещал хозяин гостиницы, но зато казались многоопытными.
   — Бармен! — крикнул Динадин.
   Еще один мужчина с комплекцией Тендрика посмотрел на него из-за стойки. Динадин швырнул несколько монет.
   — Налей два пива. Арамурского, а не это талистанское пойло! — потребовал он.
   Ричиус прошептал ему в самое ухо:
   — Черт тебя подери, Динадин! О чем ты думаешь? Я же сказал тебе: не хочу, чтобы на нас обращали внимание. А теперь заткнись и послушай, что говорят кругом.
   — Извини, — отрывисто бросил Динадин.
   Бармен поставил перед ними два высоких стакана пива. Динадин жадно потянулся за стаканом и начал пить. Ричиус еще не успел пригубить свое пиво, как раздался изумленный возглас друга:
   — О Боже, ты только посмотри на это, Ричиус!
   Встревожившись, принц опустил стакан на стойку и проследил за взглядом Динадина, но ничего особенного не увидел. Когда сердцебиение немного унялось, он пожал плечами.
   — Что такое?
   Динадин указал пальцем.
   — Вон там, рядом с менестрелем. Неужели ты ее не заметил?
   Ричиус на секунду задержал взгляд на лютнисте. А потом словно занавес раздвинулся — он увидел ее. Ее кожа цвета слоновой кости сияла, подчеркнутая зеленым шелком платья. Молочно-белые волосы обрамляли фарфоровое личико с накрашенными рубиновыми губами. Миндалевидные глаза сияли всеми оттенками морской воды. Тонкие хрупкие руки, столь же нежные и хрупкие пальцы, длинные и стройные ноги. Она сидела на коленях игравшего в карты купца, позволяя этому животному забавляться с ней, словно с куклой. Улыбка на ее лице была натужной, как у проститутки.
   — Она прекрасна! — пропел Динадин.
   Такой нежности в его голосе Ричиус еще не замечал: он был даже нежнее, чем у менестреля.
   — И она трийка! — изумленно добавил Ричиус.
   Динадин кивнул.
   — Я ведь говорил тебе, что они здесь продаются. — Он прикусил губу и гортанно зарычал: — Ну, эта как раз для меня!
   — Полегче! — резко осадил его Ричиус. — Сначала мы должны закончить дела. И мне не нравится даже мысль, что ты возьмешь себе трийскую девицу. Я сказал: мы здесь для того, чтобы помогать этим людям.
   — Извини, — ответил Динадин, — но я хочу именно ее.
   Ричиус тоже был заворожен этой женщиной: изгибом ее бедер, испуганным взглядом, метавшимся по залу. Казалось, ей здесь не место. Купец захохотал и поцеловал ее в шею. Ричиус видел, как незнакомка прикрыла глаза в мучительном смущении: было совершенно очевидно, что это прикосновение ей неприятно. А потом он заметил еще кое-что. Фарфоровое личико, заворожившее его, было с изъяном: вокруг одного глаза багровел синяк. Он на секунду задумался над этим, поначалу склонный приписать синяк грубому обращению какого-нибудь пьяницы, с которым ей пришлось переспать. Но потом услужливая память извлекла на свет божий Гейла и ту сцену, когда несколько дней назад Ричиус оттащил барона от девушки. И тогда он ее вспомнил.
   — Как ты думаешь, Ричиус, — спрашивал тем временем Динадин, — мне брать ее на всю ночь или только на час?
   — Не ее, Динадин, — твердо сказал Ричиус.
   Юноша хлопнул его по плечу.
   — Не тревожься. Я прихватил с собой серебряный кинжал брата. Этого хватит, чтобы купить девиц для нас обоих!
   — Я говорю не об этом. Я не хочу, чтобы ты брал ее к себе в постель, даже на час. Она — трийка, и с ней надо обращаться уважительно. А иначе, зачем мы здесь? Проверить, со сколькими трийскими шлюхами сможем переспать?
   — Какая разница? — раздраженно выпалил Динадин. — Посмотри на нее, Ричиус. Если не я, то с ней просто будет кто-то другой.
   — Вот и пусть это будет кто-то другой. Пусть это будет один из, этих пьяниц. Или, еще лучше, один из трусов Гейла. Может быть, дело уже сделано, но я не хочу, чтобы кто-то из моих людей усугублял несчастья этих людей. — Немного помолчав, он добавил: — Пожалуйста, Динадин.
   Юноша заворчал и поставил стакан на стойку.
   — Ну раз ты просишь…
   — Прошу. Пойди отыщи себе девицу из империи. Я уверен, у того недоумка, который нас встретил, есть целый выводок талистанских шлюх.
   — Ладно, — согласился Динадин. — Но если Люсилер меня спросит, я скажу, что поимел десяток его баб!
   Ричиус отпил пива, и прохладная жидкость скользнула по языку в горло. Он уже полгода не пробовал хмельного напитка своей земли, и сладкая горечь пива на губах исторгла из него стон, словно из пса во время случки.
   — Ох как хорошо! — вздохнул он. — Я уже почти забыл, какое вкусное пиво варят у нас дома.
   Услышав слово «дом», Динадин вздрогнул. Ричиус пристально посмотрел на друга и улыбнулся. Он был очень привязан к Динадину. Они вместе росли, вместе вступили в гвардию и даже вместе прошли через ад войны с дролами. Они всегда были рядом, с самого раннего детства. Душевные муки друга причиняли Ричиусу страдания.
   — Динадин, — осторожно выдавил он, — я хочу с тобой поговорить.
   Юноша уклончиво отвел взгляд и стал разглядывать трийку.
   — А она хороша, правда?
   — Забудь о ней. Послушай меня.
   — В чем дело?
   Ричиус ухмыльнулся.
   — Ты легко не сдашься, верно?
   — Конечно.
   — Хорошо. Тогда я буду говорить с тобой прямо. Я знаю, ты хочешь вернуться домой. Но посмотри вокруг. Больше здесь никого нет. Здесь нет войск ни из Арамура, ни из Талистана. Лишь толпы трийских нищих.
   — Это не нищие, — возразил Динадин. — Это беженцы. И они оказались здесь не случайно. Они уже знают, что война проиграна. Не вини их, если они оказались сообразительнее тебя.
   — Война не закончится, пока нам об этом не скажет Аркус, — не согласился Ричиус. — И мне это не нравится, но я ничего не могу поделать. Понимаешь, никто из нас не может вернуться домой, если мы хотим, чтобы Арамур уцелел. Император…
   — А чтоб он сгорел, этот император! — пророкотал Динадин. — Конечно, ему-то легко. Он не здесь. Он не спит все ночи в грязи, и по нему не ползают всякие кровососы. Знаешь, что я думаю про императора, Ричиус? Он — старый ублюдок, который слишком долго делал все что хотел. Я считаю, Арамуру следует подняться против него. Пусть вводит свои легионы! Лучше так, чем жить рабами.
   Ричиус осторожно прикоснулся к его руке.
   — Динадин, ты хоть послушай, что говоришь!
   — Нет! — взорвался юноша, стряхивая его руку. — Перестань обращаться со мной как с идиотом! Боже, как мне это надоело! И мне надоели твои уговоры, Ричиус. Сначала твой отец бросает нас на произвол судьбы, а потом ты говоришь мне, что мы все равно не можем уйти отсюда. Ну а почему это? К черту твоего отца! И император пусть тоже идет к черту. Я хочу домой!
   Немногочисленные посетители бара с любопытством смотрели на них. Даже прекрасная трийская проститутка наблюдала за ними. Ричиус в смущении отвернулся, упер локти в стойку и опустил голову.
   — Спасибо, что не устроил сцену, — недовольно пробурчал он и закрыл глаза, стараясь справиться с закипающим гневом. — Уже поздно. Почему бы тебе не взять какую-нибудь шлюху и не отправиться в постель?
   — Ричиус…
   — Прекрати, — отрезал командир. — Мы не будем отступать, и разговору конец. Я больше с тобой об этом не толкую.
   Динадин молчал несколько долгих секунд. Ричиус не смотрел на друга, но знал, что тот раздраженно хмурится.
   — Ладно, — промолвил наконец Динадин. — Ты тоже идешь?
   — Нет. Я хочу побыть здесь еще немного. Попробую что-нибудь разузнать.
   Ричиус подождал, пока Динадин пожелал ему спокойной ночи, и лишь тогда снова открыл глаза. Было уже поздно — наверное, далеко за полночь. В глазах у него слегка туманилось, он с трудом подавлял зевоту. Наверху будет тепло и сухо. Он даст хозяину гостиницы денег, чтобы тот раздобыл ему хорошего хлеба и меда на завтрак. А потом, когда поедят, они отправятся обратно в долину.
   У Ричиуса неожиданно заныло под ложечкой, и это означало, что ему страшно. Мысль о возвращении в этот ад была столь омерзительна, что рука, державшая стакан, задрожала. Теперь они останутся одни — если не считать тех сил, которые им могут прислать талистанцы. Отец по каким-то непонятным причинам их оставил. Он в тупике: император, коего он не знает, заставляет его сражаться за тайну, о которой ему ничего не известно.
   Спустя час зал опустел. В гостинице остались только слишком перебравшие посетители; они вели себя как школьники: глазели на проституток и лапали их.
   Ричиус обвел взглядом комнату, выискивая красавицу трийку. Ее там не оказалось. Настроение у него испортилось еще больше. Она была единственным приятным для глаз объектом в этом гнусном заведении, а теперь и она исчезла. Он осушил стакан, вспоминая ее фарфоровую кожу на фоне изумрудного шелка платья. Он уже много месяцев не был с женщиной.
   Но тут остановил свои мысли и чертыхнулся. Она — трийка, а он поклялся защищать этих людей!
   «Боже, спаси и помоги! Неужели я не лучше Блэквуда Гейла?»
   Однако в следующую минуту Ричиус вспомнил слова Динадина. Что бы они ни делали, эта женщина уже стала проституткой. Наверняка сегодня кто-нибудь будет спать с ней. Тогда почему бы это не сделать ему? Он вынес все, что творили с ним в долине. Он голодал, не менял одежду, спал в грязи, пока крысы глодали ему уши… Но он все еще мужчина. Какие бы человеческие свойства Форис ни похитил у него, этого Волку не украсть.
   Рядом со стойкой хозяин гостиницы Тендрик вытирал с пола пиво. Ричиус подошел и отнял у него швабру.
   — Здесь сегодня была женщина, — ровным голосом произнес он. — Трийка.
   — Трийка? А, вы говорите о Дьяне!
   — Она — из ваших? — спросил Ричиус.
   — Да, — гордо подтвердил толстяк. — Новенькая, но я не сомневаюсь, что она вам понравится.
   Ричиус положил ему в ладонь золотую монету.
   — Я ее хочу.
   Оставшись наконец одна в убогой комнате, Дьяна упала на кровать с тощим матрасом. Она так измучилась, что не могла даже стоять на ногах. У нее не было сил снять платье и проверить, не оказалось ли на нем пятен. Ей хотелось только одного: забыться сном.
   «Я это сделала, — сказала она себе, закрывая глаза. — Я прожила этот день».
   Но едва— едва. Остальные ее товарки по комнате оказались в других кроватях. Дьяна подняла руку и рассеянно потрогала синяк под глазом. Наверное, именно он уберег ее от приглашений. Насколько гадко он выглядит? Она знала только, что он болит. Целый день в нем пульсировала боль, ножом вонзавшаяся в висок. Даже алчный хозяин гостиницы усомнился, представляет ли она собой какую-то ценность. Дьяна снова закрыла глаза и засмеялась. Как странно, что за сохранность своей девственности ей надо благодарить то нарское животное.
   Тишина спальни обволокла девушку, и мысли ее снова вернулись к Фалгеру и остальным спутникам. Наверное, они все еще бредут к этому безрадостному городу. Когда они сюда доберутся, у них разобьется сердце. Здесь они ничего не получат — ни еды, ни свободы, ни проезда в Нар. Если только женщины не захотят себя продавать — в чем Дьяна сомневалась. Возможно, Фалгер уведет их обратно в долину. Он гордый человек и не сможет попрошайничать. Наверное, он скорее умрет, чем присоединится к хору проклятых, который ее встретил.
   Дьяна вздохнула. Стоило закрыть глаза, и перед ней вставали те скрюченные фигуры. Она пришла в Экл-Най измученная и голодная, и первые лица, которые она увидела, принадлежали именно им: бездумные, замерзшие и грязные, источенные непогодой и онемевшие от бессилия. И трийцы… Они были в Экл-Нае повсюду: армия беженцев из всех провинций Люсел-Лора. Их привела сюда недостижимая мечта — свобода от гнета дролов. А вместо этого все они — и Дьяна тоже — нашли только презрение. У местных нарцев существовали свои проблемы, и до посторонних им просто не было дела. Если не считать стилета, у Дьяны было единственное достояние.
   Девушка беспокойно перевернулась и снова оглядела комнату. Она была рада оказаться в ней одна — хотя бы ненадолго. Когда она пришла сюда утром, две женщины, с которыми ее поселили, встретили ее молчаливым презрением. Та, большая… кажется, Карлина, потребовала, чтобы Дьяна взяла себе самый грязный матрас. Похоже, Тендрик ее побаивается. Но разве это не естественно? Карлина — нарка. У нее есть права. У всех женщин Нара есть права — так говорил Дьяне отец. Именно поэтому женщинам в Наре лучше.
   «И когда я попаду в Нар, у меня тоже будут права! — гневно подумала она. — Пусть эта волчица побережется!»
   Дьяна зарылась лицом в подушку. Сегодня она помечтает о Наре. Возможно, завтра она потеряет то единственное, что у нее осталось, но сегодня она сохранилась и будет думать о лучших временах.
   — Как бы я хотела, чтоб ты был со мною, отец! — прошептала она в темноту. — Ты бы понял, почему я иду на это. Прости меня.
   Мысленно она услышала ответ отца. Он гордился бы ею, в этом она не сомневалась. Конечно, не нынешним мерзким эпизодом. Этого он никогда бы не одобрил. Но он научил ее заботиться о себе, не полагаться на прихоти мужчин. Мужчины лишили ее всего, но у нее по-прежнему осталось одно оружие, один способ откупиться от Тарна. Они с отцом были ненастоящими трийцами — так всегда говорили окружающие. Они еретики — так объявили дролы. Теперь она торгует своим телом, чтобы оплатить проезд по дороге Сакцен. Она никогда не сможет вернуться домой. Никогда.
   Из всех дочерей отец отдавал пальму первенства ей: она была его любимицей. Только она верила в его мечту — объединение с Наром. Только она разрешила ему обучать ее причудливому языку империи. Она не знала, живы ли сестры, — и ее это не интересовало. Они даже не потрудились найти ее, когда отца убили. И она не стала обращаться к ним за помощью. Она сумела выжить сама, пробираясь от одного родственника к другому в постоянном стремлении опередить Тарна на шаг. И сегодня она добралась до Экл-Ная. Она наконец сумела от него ускользнуть.
   — Я тебя одолею! — прошептала Дьяна в темноту. — Я буду свободна.
   Внезапный стук вывел ее из раздумий. Она села, спустив ноги с кровати. Неопрятный хозяин гостиницы, Тендрик, открыл дверь и заглянул в комнату. Увидев ее на кровати, он радостно заулыбался.
   — Дьяна, — возбужденно сказал он, — ты еще одета! Прекрасно. — Он вошел, не закрыв за собой дверь, и заставил ее встать. — Поторопись. У меня для тебя кое-кто есть.
   Спокойствие ее улетучилось.
   — Что? Вы велите мне? Но сейчас так поздно…
   Тендрик схватил ее за руку и потащил к дверям. Его глаза жадно блестели: точно так же, как утром, когда она пришла к нему и попросила, чтобы он ее впустил.
   — В дальней комнате тебя ждет купец, — объявил он. — Мужчина из Арамура. Он не выглядит грубым, так что не тревожься. Делай, что он прикажет, и доставь ему удовольствие. Закрой глаза, если хочешь.
   Дьяна вырвала руку.
   — Нет! Не сегодня. Я… я не готова.