— Приехали! — прошептал Ричиус.
   Петвин счастливо вздохнул.
   — Поезжай вперед, — сказал он. — Тебе надо быть первым.
   Без лишних слов Ричиус пустил коня рысью, и, пока он поднимался вверх по склону, в памяти оживали услышанные когда-то истории о Наре. Он, наконец, сам увидит, что в них было правдой. У него задрожали руки. Даже отец никогда не был в Наре. Он станет первым Вентраном, который оценит творения Аркуса. Он медленно поднялся на вершину холма — внизу раскинулся Нар Великолепный. От этого зрелища перехватило дыхание. Из уст невольно вырвался шепот восхищения:
   — Святой Боже!

17

   Механизм.
   Ричиус решил, что именно такова сущность Нара: громадный, ошеломляющий механизм. Рассеянно теребя узел перевязи, он обдумывал этот образ. Джиббен, слуга, приставленный Бьяджио к арамурской делегации, принес Ричиусу ярко-красную перевязь, которую следовало надеть для церемонии. Она красиво смотрелась на мундире цвета дегтя, но так как была из шелка, узел распускался при каждом энергичном движении. Если и существовал какой-то особый способ надежно закреплять узел, то Ричиус его не знал.
   Он слышал, что столица Нара огромна, — и все-таки не представлял себе чего-то более гигантского. А рассказы о нарской архитектуре не давали полного представления о бесчисленных шпилях, усеивавших город, словно звезды — небосвод зимней ночью. Башни арамурского замка казались карликовыми рядом с этими великанами. Баррет назвал их руками, тянущимися из могил. Даже Железные горы не выглядели столь высокими.
   А еще поражало обилие огней. Ричиус явно не был готов к этому зрелищу. Великое множество огней вырывалось из труб Нара малиновыми шарами — зловонными облаками, которые взрывались высоко над темными улицами. С вершины холма город походил на странный, перекошенный огнемет, сплошь состоящий из металла и труб, выстреливавших пар и огонь в ночное небо. Воздух стал кислым еще на лесистых холмах, где уже слышался рокот городских печей.
   Они ехали по городу в потрясенном молчании — через грязные окраины, загаженные мусором и мочой, мимо литейных военных лабораторий, изрыгавших в воздух черный яд, готовясь поставить Лисс на колени. О чем можно было говорить! И это — Великолепный Нар? Он оказался совсем не таким, каким они ожидали его увидеть, но тем не менее его щедрая аляповатость произвела на них глубокое впечатление. На улицах околачивались люди всевозможных званий и цветов, перекормленные купцы выставляли на продажу столь разнородные вещи, как снадобья и рабы. Здесь Ричиус и его спутники стали такими же жалкими, безымянными, как башни Арамура в сравнении с чудовищными мостами и храмами Нара. Никто не прекратил попрошайничать или торговаться для того, чтобы посмотреть на них. И им тоже не понадобилось останавливаться, чтобы спросить дорогу к дворцу: он был виден всем, этот черный оникс главного украшения города, мрачно мерцавший в самом его центре.
   — Проклятие! — проворчал Ричиус, неловко поправляя перевязь.
   Казалось, не существует нормального способа ее завязать. Он вдруг понял, почему его отец постоянно «забывал» надеть ее. Но королям Нара было положено во время всех государственных мероприятий появляться с алой перевязью… И он снова попытался сделать свободный узел — но сумел только некрасиво стянуть ткань. Ричиус снова выругался, и в эту минуту в комнату вошел Петвин, держа в руках сверкающие ножны из черной кожи, усеянной драгоценными камнями. Из ножен торчала потрепанная рукоять Джессикейна.
   — В чем проблема? — с беспокойством спросил Петвин. Он великолепно смотрелся в своем мундире, одной из немногих вещей, которые каждый взял с собой при отъезде из Арамура.
   — Я не могу завязать эту проклятую перевязь. Она шелковая, и узел не держится. — Ричиус кивком указал на ножны. — Это они?
   Петвин вручил ему ножны с мечом.
   — Да. Они намного лучше твоих собственных, правда?
   — Еще бы! — сказал Ричиус, рассматривая великолепные ножны.
   Он хотел быть с Джессикейном на коронации и обрадовался, когда Бьяджио не стал протестовать. Граф сказал только, что мечу требуются ножны, адекватные событию. Однако, увидев размер Джессикейна, слуга Джиббен усомнился, удастся ли ему подобрать подходящие ножны. Видимо, даже у арсеналов Нара имелись некие пределы.
   — Они прекрасны, — сказал Ричиус. — Где Джиббен их нашел? Он тебе сказал?
   У Петвина задергалась щека.
   — Я получил их не от Джиббена.
   — Вот как? А где ты их достал?
   — Это подарок от Бьяджио. Он сказал, что Джиббен не смог найти подходящих ножен, но что тебе решительно необходимы хорошие ножны, если ты хочешь иметь при себе во время коронации меч. Полагаю, он сам купил их для тебя, но мне ничего не сказал.
   — Подарок? — воскликнул Ричиус, внимательнее разглядывая ножны.
   Это оказалась удивительная вещь: тонкая работа, прекрасно выделанная кожа, линия драгоценных камней по кромке. Джессикейн в них казался еще более старым.
   — Где он мог найти их? Они же должны стоить целое состояние!
   — Надо полагать, Бьяджио может потратить целое состояние. Может быть, он купил их у тех кузнецов, мимо которых мы проезжали по дороге сюда.
   — О нет, Петвин! Чтобы сделать такую вещь, нужно немало времени. Наверное, это его собственные.
   — Ты наденешь меч поверх перевязи? Ты должен сделать так, чтобы перевязь была видна, знаешь ли.
   — Я бы предпочел надеть его вместо перевязи, — недовольно пробурчал Ричиус.
   — Не положено. Ну-ка давай я попробую…
   Петвин опустился на колено и занялся перевязью, прежде распустив неаккуратный узел, который сделал Ричиус. Принц наблюдал за другом в зеркале.
   — Остальные готовы? — спросил он.
   — Да, они ждут тебя в соседней комнате.
   Ричиус кивнул. Комнаты, приготовленные для них Джиббеном, оказались столь огромными, что он не заметил присутствия остальных спутников в соседнем помещении. Как и все комнаты в этом гигантском замке, та, в которой он находился, ошеломляла своим великолепием. Стены ее были завешены гобеленами, полы устланы роскошными коврами. В Арамуре крестьянский дом легко поместился бы в одной такой комнате — и еще осталось бы место.
   — Ну вот! — гордо объявил Петвин, вставая. Ричиус увидел у себя на боку безупречно завязанный узел и перевел изумленный взгляд на Петвина.
   — Три младшие сестры, — с улыбкой объяснил друг.
   — Он немного кокетливый, правда? Не удивляюсь, что мой отец никогда не надевал перевязи!
   — Твой отец никогда не бывал в Наре, — сказал Петвин. — И потом, ты обязан ее надеть. Теперь это знак твоего королевского достоинства.
   — Нет, Петвин, — поправил его Ричиус, — знаком моего королевского достоинства было мое кольцо. Я — первенец Арамура. — Он посмотрел на ножны. Несмотря на всю их красоту, это подарок злодея. — Я не хочу забывать, кто я.
   — Не тревожься, Ричиус, ты не забудешь. Джоджастин этого никогда не допустит.
   Ричиус рассмеялся.
   — О, Джоджастин! Жаль, что он всего этого не видит. Мне бы хотелось, чтоб еще многие могли все это увидеть. Например, Динадин.
   — Забудь о Динадине, — укоризненно покачал головой Петвин и стал закреплять ножны у Ричиуса за спиной. — Ты его пригласил, он отказался. Прекрасно — ему же хуже. Если он хочет и дальше таить обиды — пусть. Может быть, когда ты вернешься, он научится относиться к тебе с должным почтением.
   — Речь идет не о почтении, Петвин. Я не хочу, чтобы вы все относились ко мне с почтением.
   Петвин отступил на пару шагов, рассматривая плоды своих трудов в зеркале.
   — Я уже сказал: у Динадина будет много времени, чтобы обо всем подумать. Повернись.
   Ричиус повиновался и встал к другу лицом. У Петвина восхищенно вспыхнули глаза.
   — Прекрасно. Настоящий король!
   Ричиус слабо улыбнулся.
   — Спасибо.
   — Нервничаешь?
   — Немного. Меня больше тревожит встреча с Аркусом. Мне кажется, он должен был поговорить со мной до коронации.
   — Тебе ведь просто надо будет поцеловать его кольцо. Правильно?
   Ричиус пожал плечами.
   — Так сказал Бьяджио. Поцеловать кольцо и поклясться в верности ему и Нару. — От этой мысли он поморщился. — Надеюсь, я поступаю правильно.
   — Конечно. Ты будешь прекрасным королем, Ричиус. Мы все это знаем. И будем рядом с тобой.
   Принц не успел ничего ответить: в комнату заглянул Эннадон. У него было смущенное лицо, и Ричиус вдруг почувствовал себя невестой, надевающей свадебное платье.
   — Ричиус?
   — Все в порядке, Эннадон. — Он приветливо помахал ему рукой.
   Как и Петвин, Эннадон великолепно смотрелся в своем арамурском мундире и напомаженных волосах, аккуратно зачесанных назад. Слабый аромат духов предшествовал его появлению.
   — Извини за беспокойство, но тебя хотят видеть.
   — Бьяджио? — Эннадон кивнул.
   — Ну что ж. — Ричиус напряженно повернулся к Петвину. — Наверное, пора.
   — Готов?
   — Кажется.
   Ричиус нервно одернул китель и поправил пояс. Последний раз посмотрел в зеркало и вышел в соседнее помещение. Там его дожидались Баррет и Джильям. И еще Бьяджио. Хотя комната была ярко освещена факелами, улыбка Бьяджио была не менее ослепительной.
   — Ах как вы прекрасны, принц Ричиус! Поистине величественны. Император будет так рад увидеть на вас перевязь!
   — Спасибо, граф. И благодарю вас за роскошные ножны. Я польщен.
   — Пустяк! Я просто решил, что ваш благородный клинок заслуживает подобающего облачения. — Взгляд графа метнулся к ножнам. — Но выглядят они впечатляюще, правда?
   — Они восхитительны, — подтвердил Ричиус. — Вы слишком щедры.
   — Поверьте мне, принц Ричиус, вы не сочтете мой подарок чрезмерно щедрым, когда увидите, какой пир приготовил для вас император. Все готово и ждет.
   — Император на нем будет? — спросил Ричиус. — Я полагал, что встречусь с ним до коронации. В Арамуре вы говорили мне, он желает что-то со мной обсудить.
   — Боюсь, императора на пиру не будет, принц Ричиус. Его внимания требует такая уйма дел! Но он поговорит с вами в определенное время.
   — Но на коронации он будет?
   — Конечно, — взмахнул рукой Бьяджио. — Епископ проведет небольшую церемонию, а потом вы поклянетесь, что посвятите свою жизнь служению Нару, в присутствии всех лордов империи.
   Ричиус изобразил самую удачную неискреннюю улыбку в своей жизни.
   — Звучит чудесно, граф
   — Превосходно. Тогда нам надо идти.
   Бьяджио вывел Ричиуса с его делегацией из роскошных апартаментов в не менее великолепный коридор. Они находились на внушительной высоте в одной из многочисленных башен дворца. Гобелены на стенах трепетали от сквозняка. Слуги, навьюченные кусками бекона и корзинами фруктов, виновато кланялись и спешили дальше. Отовсюду доносились нежные звуки прекрасных голосов. Прохладный воздух был наполнен ароматами мясных блюд, подлив и десерта; к этим запахам примешивалось сладкое благоухание цветов.
   — Много народу приехало? — небрежно спросил Ричиус.
   Его беспокоила перспектива оказаться в центре внимания большого количества людей, хоть он и предполагал, что аудитория окажется многочисленной. Бьяджио не взглянул на него, лишь вежливо-снисходительно рассмеялся.
   — Так много, что вы не будете чувствовать себя непринужденно, — сказал он. — Здесь присутствуют почти все короли Нара и, конечно, их жены и дети. Даже король Панос приехал из Госса. Я представлю вас всем важным персонам. Просто держитесь поближе ко мне.
   — Постараюсь, — молвил Ричиус.
   «Держаться поближе» к Бьяджио было для него равносильно предложению делить ложе с боевым волком, но он понимал, что графу лучше известны лица придворных, так что ему пришлось готовиться к бесконечным рукопожатиям.
   Они последовали за Бьяджио по винтовой лестнице, осторожно спускаясь вниз, чтобы не столкнуться со множеством людей, поднимающихся наверх. Лишь когда слуги заметили, кого отталкивают, они остановились и стали отвешивать Бьяджио поклоны, соответствующие его рангу, а несколько ледяных взглядов вызвали град униженных извинений. Позади Ричиуса его спутники переговаривались между собой, обсуждая райские ароматы. Как только они спустились ниже и, наконец, попали в главный зал дворца, музыка зазвучала громче. По словам Бьяджио, зал соединял все башни замка — немалое достижение, если учесть количество этих уносящихся к небу громад.
   На взгляд Ричиуса, башен было не менее дюжины, и в каждой имелась винтовая лестница, спускавшаяся в главный зал. Его сводчатый расписной потолок был устремлен высоко вверх. Позолоченные мраморные фризы на стенах изображали славные моменты насыщенной событиями истории Нара. На них красовались мужчины с заковыристыми нарскими именами — мужчины, чьи похождения стали сказаниями, которые слушали перед сном все дети Нара. Зал был убран гирляндами ярких цветов, венками жимолости и примул, наполнявшими воздух нежным ароматом. Здесь, на юге империи, цветы росли круглый год — говорили, будто император их очень любит. Ричиуса это удивило. Ему казалось, что любовь к цветам — странное чувство для человека, прославившегося своей жестокостью.
   Когда им удалось пройти вперед еще сотню шагов, Ричиус увидел вход в тронный зал дворца. Огромные кованые двери были широко распахнуты, и в зал врывались волны музыки. Ричиус закусил губу: на них начали оглядываться. Пустая болтовня успевших подвыпить гостей стала смолкать по мере его приближения. Он замедлил шаг и расправил плечи.
   — Мы с тобой, Ричиус, — сказал Петвин. Ричиус обернулся — четверо его спутников посылали ему ободряющие улыбки.
   — Надеюсь, вы проголодались, — пошутил он.
   Бьяджио наклонился к нему.
   — Когда мы войдем, я объявлю ваше имя, — прошептал он. — Не беспокойтесь. Вам ничего говорить не нужно.
   Поток людей у входа в тронный зал немного схлынул. Делегация арамурцев миновала чугунные двери. И тут же перед ней возникли тысячи лиц. Ричиус посмотрел на это море богато одетых людей: женщины делали реверансы, мужчины поднимали кубки. Среди них не было ни одного знакомого лица — но все они улыбались ему так, словно он был им братом или сыном. Те, кто сидел за столами, поднялись, завидя его, и прекратили обжорство, чтобы присоединиться к приветственным крикам, раздавшимся в тот миг, когда Бьяджио громко объявил:
   — Лорды и друзья Нара, представляю вам Ричиуса Вентрана, нового короля Арамура!
   Ответом были оглушительные аплодисменты и звон бокалов. Где-то в отдалении громче зазвучал хор. Слуга, дожидавшийся у дверей, бросился к Ричиусу и протянул ему кубок. Не задумываясь, Ричиус поднял его, приветствуя и благодаря собравшихся. Позади него Петвин со товарищи разразились радостными криками; они добродушно хлопали Ричиуса по плечам, расплескивая вино. Даже сам Бьяджио не осуждал их юношеского задора. Он засмеялся и приказал слугам подать вино всем, демонстративно хлопая в такт овациям.
   Ричиус тоже смеялся, ошеломленный происходящим. Океан звуков, запахов и цветов кружил голову. Тронный зал был украшен примерно так же, как и главный, — живыми цветами и канделябрами из драгоценных металлов. Пространство не загромождали статуи, зато были установлены громадные столы из красного дерева, изобиловавшие всевозможными яствами. Бочки вина и пива стояли в каждом углу, повсюду в толпе сновали рабы в ошейниках, ловко разнося подносы с лакомствами. Все было именно так, как обещал Бьяджио. Ричиус стал присматриваться к гостям, и ему показалось, что среди них находятся представители всех народов империи. Бьяджио медленно вел его через тронный зал, время от времени останавливаясь, чтобы поприветствовать кого-нибудь из гостей. Граф старался незаметно указывать Ричиусу на тех, кого, по его мнению, следовало запомнить. При этом Бьяджио ухитрялся не забывать о правилах вежливости — не смотрел на представляемых в упор. Среди тех, на кого он указал, были и король Госса Панос с женой Мирандой, прославившей своего мужа тем, что переспала с половиной его рыцарей. Были в их числе Энли и Энеас, братья-герцоги из Драконьего Клюва, известные всей империи продолжительной борьбой за трон. Королева Криисы Кэтирина проделала долгий путь с севера, а граф Джаганн прибыл с восточных плоскогорий в сопровождении целого сонма облаченных в шелка прислужниц. Ричиус приветствовал всех с наивной жизнерадостностью юноши. Он был ослеплен разнообразием и пестротой нарядов — от глубоко декольтированных лиловых одежд представительниц Дахаара до скромных неярких платьев дам из Фоска. Смуглокожих аристократов Кроута не замечали дорианцы, у которых кожа была под стать их зимней стране. К своему величайшему изумлению, Ричиус обнаруживал в зале только добродушие, без ожидаемых им ревности и свар среди множества народов империи. Он тихо улыбнулся. Аркус поставил весьма убедительный спектакль.
   Пройдя не более половины зала, они увидели хор. По крайней мере двадцать юнцов с блестящими глазами и широко открытыми в песне ртами стояли на небольшом помосте, воздвигнутом в углу. Этой песни Ричиус не знал: она звучала на древненарском — но ее сильная и одновременно ангельская мелодия заставила его приостановиться. Никогда в жизни он не слышал столь великолепной музыки. Каждая нота была прозрачна, как хрустальная капля дождя. Он опустил кубок, следя, как юные певцы переходят к следующему куплету. Благозвучность тронула его до слез. Бьяджио пригубил вино, слушая пение вместе с ним. Когда песня закончилась, граф закрыл глаза и вздохнул.
   — Ну, разве это не прекрасно?
   — Да, — искренне согласился Ричиус. — Мне кажется, более совершенной музыки я еще не слышал. Что это была за песня? Кажется, я ее не знаю.
   — Ее называют «Борусо Декойо», — ответил Бьяджио. — Песнь мучеников. Это плач о тех, кто погиб, служа империи.
   «Да, таких много, так что есть о ком петь», — с горечью подумал Ричиус. Однако он вынудил себя улыбнуться
   — Наверное, этих детей серьезно тренируют. Их голоса так чудесно звучат!
   — Дисциплина очень строгая, — подтвердил Бьяджио. — Но конечно, одной дисциплины было бы мало. Нужна процедура.
   — Процедура? — рассеянно переспросил Ричиус.
   Петвин и другие его спутники затерялись где-то в толпе, и теперь он всматривался в окружающих, пытаясь найти своих товарищей. Поэтому не обратил внимания на то, с каким удивлением Бьяджио отреагировал на его вопрос.
   — Такая музыка легко не дается, принц Ричиус. Вы ведь не думали, что подобных звуков можно добиться одной лишь тренировкой?
   Ричиус посмотрел на хористов. Они уже прокашливались, готовясь к следующей песне. Если абстрагироваться от их поразительного исполнения, эти мальчики в белых с алым одеждах казались совсем обычными.
   — А что еще тут может быть? — осведомился Ричиус.
   — Процедура, принц Ричиус, применяется для того, чтобы создать ту дивную музыку, которой вы внимали. Каждый ребенок прошел через нее. Прислушайтесь к их пению. Вы не услышите ни одной неуместной ноты. И знаете почему?
   — Нет, — признался Ричиус. — Почему?
   — Потому что они не способны на иные звуки. Сначала выясняют, какую именно ноту ребенок возьмет лучше всего, а потом перерезают остальные связки. С этого момента может звучать только одна эта нота. А потом, когда дети поют вместе… Ну, музыка это скажет вам лучше, чем я.
   Ощутив жуткую тошноту, Ричиус отвернулся. Эти дети были так похожи на мальчишек, которых он вечно прогонял с конюшни у себя дома. Те дети знали музыку только в виде военных песен, слышанных от отцов. Единственное отличие этих херувимчиков с ангельскими голосами заключалось в том, что они имели несчастье родиться в Наре. Ричиус осушил кубок, испытывая облегчение от прохладной терпкости вина.
   — А что по этому поводу говорят их родители? — спросил он, наконец. — Они гордятся тем, что делается с их детьми?
   Казалось, Бьяджио не заметил сарказма в его вопросе. Улыбнувшись еще шире, он ответил:
   — А почему бы им не гордиться? Не каждый ребенок способен так служить императору. Выбирают только самых лучших. Это очень высокая честь, и об их семьях хорошо заботятся.
   Слуга наполнил кубок Ричиуса.
   — Эта процедура, должно быть, болезненная.
   — Не слишком, — обронил Бьяджио. — Детям дают успокоительные средства.
   — Правда? Какие средства?
   Странные глаза Бьяджио сверкнули, но он ответил далеко не сразу.
   — У нас в Наре есть средства, — едва слышно произнес он, — которые облегчают боль, принц Ричиус. Дети не страдают. Никто из тех, кто служит императору, не страдает.
   Ричиус собрался было что-то сказать, но ему помешала поразительная смуглокожая женщина, проскользнувшая между ним и Бьяджио, поводя крутыми бедрами. Не сомневаясь в том, что Бьяджио скажет какую-нибудь резкость по поводу такого нарушения этикета, Ричиус отступил на шаг. Но лицо графа только оживилось.
   — Ах, ты выглядишь просто чарующе, дорогая. — Он взял женщину за руку и поманил Ричиуса к себе. — Принц Ричиус, позвольте представить вам мою жену, Эллианн.
   Ричиус взял протянутую женщиной руку и склонился, чтобы поцеловать ее; при этом он ощутил сильный запах алкоголя, исходивший из-под накрашенных ногтей.
   — Счастлив познакомиться, мадам, — промолвил он.
   Посмотрев ей в лицо, он заметил, что глаза ее обладают той же неестественной прозрачностью, какую он видел у Бьяджио. Она ответила на его взгляд — и ему показалось, будто она смотрит в то же самое время и куда-то мимо него. Но ему не хотелось любоваться ею — ни ее глазами, ни обольстительной фигурой. Графиня Эллианн медленно отняла свою руку, так что пальцы его скользнули по ее пальцам, и это походило на ласку.
   — Нет, принц Ричиус, это я счастлива с вами познакомиться.
   Ее голос был сладко-медлительным, как у ее мужа. В нем слышалась страстность, которую Ричиус вдруг нашел привлекательной, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы еще раз не заглянуть ей в глаза. Эта женщина с ее заносчивостью и кошачьей грацией была достойной подругой Бьяджио.
   — Моей жене не терпелось с вами познакомиться, принц Ричиус, — сообщил граф. — Я рассказал ей о вас и ваших приключениях в Люсел-Лоре. Возможно, позднее вы развлечете ее одной-двумя историями?
   Ричиус нахмурился.
   — Возможно.
   — Это было бы чудесно, — пропела графиня. — Я так люблю хорошие военные истории! А я слышала, что в Люсел-Лоре были очень кровопролитные бои. Вам не трудно об этом рассказывать, не правда ли, принц Ричиус?
   — Нет, — солгал он, — не слишком.
   — Я так рада! У меня столько вопросов — но больше никто не хочет со мной об этом разговаривать. Даже барон Гейл. — Она придвинулась к нему ближе и прошептала: — Он ведь присутствовал при том, как Тарн захватывал Таттерак, знаете ли.
   Ричиус чуть не уронил кубок. Повернувшись к Бьяджио, он резко спросил:
   — Блэквуд Гейл здесь?
   — Конечно, — ответил граф. — А это проблема? Я ведь говорил вам, что здесь будут присутствовать все правители Нара.
   Ричиус обвел беглым взглядом огромный зал, пытаясь отыскать Блэквуда Гейла. Он увидел нескольких человек в зелено-золотых мундирах Талистана, но барона среди них не было, и он тихо выругался — однако достаточно громко, чтобы Бьяджио услышал. Это было невообразимым оскорблением, и он не собирался оставить это без внимания. К черту этикет! Существовали вещи, на которые не имел права даже Аркус. Он наблюдал за проходящими мимо людьми, надеясь увидеть Гейла, заметить блеск серебряной маски, которую, по слухам, он теперь не снимал, — и ничего не увидел. Успокоившись, он сделал еще один глоток вина. В это мгновение очередная группа гостей расступилась перед ним. На другом конце заполненного людьми тронного зала он увидел девушку. Она была юна — не более шестнадцати, с волосами медового цвета. Ее имя мгновенно всплыло в памяти.
   Сабрина.
   Леди Сабрина из Горкнея пока его не заметила: она деловито стирала винное пятно с рубашки своего кучера, Дэйсона. Громадный слуга выглядел до боли неуместно в своих поношенных сапогах и мешковатой шерстяной куртке. Волосы у него были всклокочены, бороду не мешало обрезать. Он чудовищно контрастировал с вылощенными аристократами, толпившимися вокруг. Однако Сабрина была ослепительна. Ее гибкий стан подчеркивало платье из сапфирового шелка; ее волосы отливали золотом, напоминая солнечный свет на поверхности океана. Она смущенно улыбалась ненавязчиво подкрашенными губами, пока ее пальцы тщательно промокали платком густо-розовое пятно на рубашке Дэйсона. Хотя Ричиус познакомился с ней только накануне, вид знакомого лица подействовал на него умиротворяюще. Он импульсивно шагнул вперед и, помахав рукой, окликнул ее:
   — Леди Сабрина!
   Девушка прекратила попытки стереть пятно и неуверенно оглянулась. Ричиус снова окликнул ее — и на этот раз поймал ее взгляд. Она в недоумении посмотрела на него, а потом, словно внезапно что-то вспомнив, спрятала от него лицо в быстром повороте головы. В следующую секунду она уже исчезла в толпе, оставив ошеломленного кучера самостоятельно справляться с испачканной вином рубашкой.