27

   Накануне казада — главного священного дня дролов — Ричиус с Люсилером приехали в крепость Фалиндар. Им удалось добраться до северных границ Таттерака, где холодное море билось о скалистые берега, а высокие горы были полны тайн. На одной из таких гор стояла твердыня, опасно застывшая у отвесного обрыва, выбеленного мощным прибоем, бьющимся далеко внизу. В крепость вел только один путь — хорошо вымощенная дорога, достаточно широкая для того, чтобы пропустить королевские процессии, которые так любил бывший господин Фалиндара. По всей длине утопленная в скалах дорога была усеяна каменными факелами, так что круглые сутки она оставалась освещенной — и полной неверных теней. Подобно поразительным зданиям Нара, крепость Фалиндар разрезала горизонт. Ее стройные шпили были одновременно мрачными и прекрасными. Свет полумесяца окрашивал их в призрачный розоватый цвет.
   Когда Люсилер остановил коня, ветер полнился печальными стонами. На его усталом лице появилась печальная улыбка.
   — Мы добрались! — торжественно объявил он. Вдали в лунных лучах призраками парили морские птицы. Огонь факелов капризно метался на ветру.
   — Добро пожаловать домой, — сказал Ричиус.
   Он с благоговением взирал на крепость: ее неестественная красота произвела на него сильное впечатление. С момента своего первого приезда в Люсел-Лор он постоянно слышал рассказы о Фалиндаре. Крепость была родиной революции, и для всех, кто сражался рядом с ним, ее название было связано с неким позором. Он заметил, как блестят глаза у Люсилера, и думал, не выглядел ли сам так же, когда снова увидел Арамур.
   — Разве я не говорил тебе, как прекрасен Фалиндар?
   — Он оказался еще прекраснее, чем я себе представлял, — ответил Ричиус. — Неудивительно, что Тарн оставил его себе.
   — Нет, Ричиус, прошу тебя! — взмолился Люсилер. — Давай не будем снова спорить об этом. Только не сейчас!
   Ричиуса пронзило чувство стыда. Фалиндар пал в первый же день революции — при попытке дролов освободить своего предводителя из крепостной тюрьмы. Их атака привела к изгнанию дэгога и ввергла Люсилера и других, кто сохранил верность главе трийцев, в состояние хаоса, рассеяв их по всему Люсел-Лору. Ричиус не мог понять, каким образом Люсилер сумел забыть все пережитое. Но вот он снова посмотрел на крепость — и понял. Эта цитадель драгоценным бриллиантом поблескивала в ночи. Возможно, Фалиндар был самым прекрасным творением рук человеческих, какого Ричиусу еще не доводилось видеть. Его святость превосходила Храм Мучеников в Наре. Несмотря на мощную науку и сверхструктуру Черного Города, он никак не мог соперничать с красотой Фалиндара.
   — Я тебе завидую, — тихо признался он. — Ну, давай поспешим. Чем скорее я завершу здесь мои дела, тем скорее смогу вернуться домой.
   — Сейчас уже поздно, Ричиус. Сомневаюсь, что ты увидишь Тарна сегодня же.
   — Поздно? Я три недели ехал, чтобы попасть сюда. Я уверен, твой господин может пожертвовать несколькими минутами сна — невелика неприятность.
   Люсилер собрался было что-то ответить, но вдруг заприметил направлявшегося к ним всадника и тотчас замолчал. Всадник неожиданно возник из темноты, и его доспехи были определенно трийскими. Однако волосы его не сверкали белизной, а оказались окрашенными в огуречно-зеленый цвет, к тому же половина дикого лица под странной шевелюрой тоже была зеленая — благодаря масляной краске. Куртка цвета индиго, перетянутая золотым кушаком, спускалась до колен. Вокруг головы была повязана узкая полоска шкуры какого-то зверя, а сапоги из оленьей кожи с длинной шнуровкой достигали середины икр. Стремительно проносясь сквозь ночь, он являл собой неукротимую стихию; свободное одеяние развевалось у него за спиной, словно хвост кометы.
   — Кто-то из кронинских, — заметил Ричиус. Ему уже случалось видеть таких воинов. — Гонец?
   — Глашатай, — ответил Люсилер. — Нас заметили.
   Всадник гнал своего коня во весь опор вниз по извилистой дороге. За спиной у него сверкал неизменный жиктар. Поравнявшись с путниками, он натянул поводья, резко осадив взмыленного коня, и тот возмущенно захрапел. Взгляд дикаря упал на Ричиуса, и его раскрашенное лицо расплылось в широкой улыбке. Ричиус непонимающе уставился на него.
   — Джоала акка, Лусилр, — сказал воин, уважительно кивая трийцу.
   Люсилер ответил на его приветствие таким же кивком.
   — Джоала акка, Хакан.
   Затем воин обратился к Ричиусу, и на этот раз его поклон был низким и медленным. Он не поднял глаз, а устремил взгляд на темную землю и произнес длинное непонятное приветствие. Когда он наконец умолк, голова его по-прежнему оставалась опущенной. Ричиус вопросительно посмотрел на Люсилера.
   — Это Хакан, — молвил Люсилер. — Один из воинов Кронина. Он приветствует тебя в Фалиндаре и говорит, что рад познакомиться с тобой… великий король.
   Ричиус сразу почувствовал симпатию к глашатаю.
   — Как мне ему ответить?
   — Можешь просто его поблагодарить. Скажи «шэй cap».
   — Шэй cap, Хакан. — Ричиус старался как можно правильнее выговорить незнакомые слова.
   Хакан поднял голову. На его лице читалось пугающее благоговение, словно он ожидал чего-то еще. Ричиус невольно отвел глаза.
   — Почему он на меня так смотрит? Я произнес все, что надо?
   — Я предупреждал тебя, друг мой, — негромко засмеялся Люсилер. — Ты здесь вызываешь у всех любопытство. И — да, ты произнес все правильно. Хакану просто интересно на тебя смотреть.
   Люсилер обратился к воину еще с несколькими словами. Хакан в ответ кивнул и засмеялся.
   — Я сказал ему, что ты рад оказаться здесь, — объяснил Люсилер, — и что его дом произвел на тебя сильное впечатление.
   — Его дом? А мне казалось, теперь это дом Тарна. Разве все воины Кронина живут здесь?
   — Ты сможешь убедиться, что цитадель служит домом очень многим людям. Кронин теперь защитник Тарна, и все его воины тоже. Когда в конце войны замок Кронина на горе Годон был разрушен, его перевезли сюда жить и продолжать управление Таттераком.
   Хакан решительно закивал, словно понимая, о чем идет речь.
   — Куайоа акей эйнюб, Кэлак.
   У Ричиуса оборвалось сердце. Кэлак? Он обернулся к Люсилеру и увидел, что тот побледнел еще больше.
   — Он назвал меня «Кэлак»?
   — Он не понимает. — Люсилер поспешил разразиться длинной фразой, адресованной изумленному воину.
   Хакан снова наклонил голову, тихо и виновато бормоча что-то непонятное.
   — Он просит у тебя прощения, — перевел Люсилер. — Ему непонятно, почему ты обиделся. Он не хотел тебя оскорбить.
   — Видимо, так, — ответил Ричиус, смущенный извинениями воина. — Хакан, — громко сказал он, — перестань. Люсилер, как мне сказать ему, чтобы он прекратил?
   Триец отдал какой-то приказ, и Хакан в конце концов выпрямился, адресуясь на этот раз исключительно к Люсилеру. Потом воин снова поклонился обоим по очереди и умчался обратно по длинной темной дороге.
   — Он сообщит другим, что мы едем, — сказал Люсилер.
   — Кэлак! — с отвращением вымолвил Ричиус. — Неужели мне никогда не избавиться от этого гнусного прозвища?
   — Тебя здесь все знают под этим именем, Ричиус, но это не оскорбление. Не забудь: Кронин и его люди ненавидят Фориса так же сильно, как и ты. Может, даже сильнее. Вот почему о тебе здесь так много говорят. Они не дролы. Когда они называют тебя Шакалом, для них это гордое имя. Ты — враг их врага.
   — Ты, кажется, говорил мне, что Кронин и Форис теперь не воюют друг с другом.
   — И это правда. Но это вовсе не означает, что они друг другу нравятся. Они соблюдают мир ради Тарна, и только.
   — Твой Тарн должен быть поистине каким-то необыкновенным, раз за ним следует столько людей, — ехидно заметил Ричиус. — Возможно, он более могущественный чародей, чем ты подозреваешь.
   Люсилер не ответил на этот выпад.
   — Ты очень скоро сможешь судить об этом сам.
   — Безусловно. Но я отказываюсь встречаться с ним в подобном наряде. — Ричиус стал освобождаться от вонючих одежд, под которыми прятался с тех пор, как уехал из Экл-Ная.
   Пуговицы на плаще одна за другой расстегивались, пока наконец в лунном свете не засверкала кожа мундира. Он снял с головы капюшон, а потом сбросил плащ с рук и спины, словно змея кожу при линьке. Ему приятно было вновь оказаться в своих доспехах из темной кожи с гордым ярко-синим драконом на левой стороне груди. Тарну будет на что посмотреть, решил он. Пусть это напомнит ему об убитом боевом герцоге.
   — Ну вот, — выдохнул он, швырнув маскарадный костюм на землю. — Так гораздо лучше.
   Люсилер снял со спины жиктар, поддел плащ изогнутым клинком и поднял с земли.
   — Что ты делаешь? — возмутился Ричиус. — Я его больше не надену, Люсилер!
   — Это не тебе, — холодно ответил триец. — Найдется немало желающих получить такую одежду. Ни к чему ей пропадать.
   — Пропадать? Да это же лохмотья!
   Люсилер молча спрятал грязный плащ в седельную сумку. Это натолкнуло Ричиуса на мысль заглянуть в одну из своих сумок. Из-под его собственной одежды высунулся край алого шелкового платья. С детской улыбкой он потрогал нежную ткань. Почему-то он был уверен, что Дьяна придет от этого платья в восторг.
   — Ты готов? — нетерпеливо спросил он.
   Триец подтвердил это кивком, и они направились по мощеной дороге к крепости. По мере подъема воздух становился все холоднее, наполняя ноздри солоноватым запахом моря. Было слышно, как далеко внизу волны бьются о скалы, доносились до них и слабые крики чаек, летавших в темноте. Им потребовалось довольно много времени, чтобы подняться на вершину горы, и там, рядом с величественным сооружением, Ричиус ощутил себя карликом. Две громадные створки ворот занимали чуть ли не весь фасад. По обеим сторонам от них высились два серебряных шпиля, исчезавшие в темной вышине. Все стены и террасы были увиты цветущими лозами. На крепостной стене отсутствовали зубцы — выступали только превращенные в сады балконы, где в лунном свете мерцали тонкие силуэты, напоминавшие влюбленных. Бледный свет факелов заливал крепость оранжевым сиянием и отбрасывал длинные тени на серебристый камень. Даже камни цитадели казались полными жизни и новыми, словно их отполировали до блеска.
   — Ты не преувеличивал, — ахнул Ричиус, запрокинув голову и пытаясь найти конец бесконечных шпилей. — У меня нет слов.
   Ворота крепости широко распахнулись перед ними. Ричиус направил Огня вперед, не дожидаясь товарища. Из огромного внутреннего двора под крышей до него доносились голоса — и все они говорили на таинственном языке Люсел-Лора. Где-то за этими стенами находилась Дьяна. Ждет ли она его? Он осматривал двор, и в фокусе его внимания оказывались лица, возникавшие одно за другим. Когда Ричиус въехал на середину двора, воцарилось молчание.
   Он ожидал увидеть здесь аристократов — или тех, кого Тарн сделал своими прислужниками. А вместо этого его взору предстало ошеломляющее разнообразие нищих. Казалось, будто сюда привели весь Экл-Най.
   — Люсилер! — крикнул он, оборачиваясь. — Что это?
   Они уже подходили к нему, широко раскрыв по-детски изумленные глаза. Старики и женщины, дети с грязными мордашками, оборванцы, хромые, калеки… И это — Фалиндар? Ричиус взглянул поверх грязных голов на высокие стены — и сразу же увидел, что они пусты. Остались только темные пятна там, где прежде красовались всевозможные ценности. Не было ни картин, ни статуй, ни люстр или канделябров, ни расшитых золотом занавесей. Не было ковров, гобеленов, свисающих с высоких сводов до пола, ни золота, ни серебра. Изумленный Ричиус снова посмотрел на толпу, собравшуюся вокруг него. Люди улыбались ему. Те же приветливые улыбки, что и у глашатая. Среди толпы можно было различить воинов: их синие одеяния выделялись среди скучно-серых и коричневых домотканых одежд простого люда. Никто не говорил, все лишь смотрели, зачарованные нарским аристократом.
   — Что это, Люсилер? — снова спросил Ричиус. — Кто эти люди?
   — Они — пропащие Таттерака, — ответил Люсилер. — Те, кого война лишила всего.
   Он запустил руку в седельную сумку и, вытащив оттуда потрепанный плащ, бросил его в толпу. Шустрый коротышка в лохмотьях сразу же схватил его.
   — И все эти люди живут здесь?
   — Не все. Многие обитают среди холмов, пытаются вести хозяйство. Но там мало что осталось. Люди Гейла были не так добры, как твой Эдгард, Ричиус. В последние дни войны они уничтожали все что могли, сжигали деревни и даже леса, чтобы люди не могли построить новые дома. Большинству просто некуда деться. Вот почему они здесь: чтобы иметь крышу над головой и еду. По указу Тарна здесь теперь прибежище для народа.
   — Но прошел уже почти год! Разве они не могли за это время отстроиться?
   Люсилер грустно покачал головой.
   — Они пытаются, но строить стало не из чего. Таттерак в основном каменистый. Так что теперь крепость открыта для всех: тут можно жить или просто поесть. Еды немного, но ее делят, и все получают хотя бы чуть-чуть.
   — Боже правый! — прошептал Ричиус. — Я понятия не имел, что здесь так плохо! Почему ты ничего мне не сказал, Люсилер?
   — Я не хотел, чтобы ты тревожился за женщину, и решил, что тебе самому надо все увидеть. Ты не поверил мне, когда я сказал, что Тарн — человек мирный. Но вот тебе доказательство. Здесь было собрано все ценное, и его передали нуждающимся, дабы они могли выменивать это на необходимые им вещи. Вся местность разорена, но Тарн пытается ее восстановить.
   — Однако в Дандазаре живут не так бедно, — напомнил ему Ричиус. — Что же случилось здесь?
   — Дандазар находился далеко от военных действий. Все земли отсюда до горы Годон были разорены. Кажется, здесь повсюду шли бои. Все сожжено. Все пропало.
   Ричиус вскинул руки.
   — Я этого совершенно не понимаю! — с горечью вымолвил он. — Война началась из-за Тарна. Неужели об этом забыли? Это он виноват во всех бедах — тем не менее люди идут за ним. Это совершенно непостижимо!
   — Тарн объединил их, — терпеливо пояснил Люсилер. — Его одарили Небеса.
   — Чепуха! Посмотри на это безобразие. Ничего этого не произошло бы, если б не он. Ты говоришь, он принес в Люсел-Лор мир, но я вижу только разрушения, вызванные войной. Он освободил Люсел-Лор от Нара только для того, чтобы его погубить. — Ричиус покачал головой. — Где Дьяна? Она живет здесь, с этими беженцами?
   — Не тревожься. За женщиной хорошо присматривают. Она живет в верхних помещениях крепости, в отдельной комнате. Тарн о ней заботится.
   «Не сомневаюсь, — гневно подумал Ричиус. — Так же, как он заботится обо всех остальных».
   — Я хочу ее видеть, — требовательно заявил он. — Сейчас же!
   — Сначала ты должен встретиться с Тарном, — возразил Люсилер. — В конце концов, Дьяна его жена.
   — Ладно. Главное, чтобы все было поскорее.
   Они начали спешиваться, когда из толпы отделился какой-то человек. Люди расступались, давая ему дорогу. Ричиус сразу понял, что это воин, и не просто воин. Он был выше остальных трийцев, но такой же худой, с гибким, как у кошки, телом. Некоторые пряди его волос были светло-зеленые, а сверкающие глаза стального цвета смотрели через зеленый пояс краски, который охватывал его лицо, словно повязка на глазах. На нем ловко сидела синяя таттеракская куртка, но стягивал ее не кушак, а широкая пятнистая шкура снежного барса. Такая же шкура была наброшена на плечи наподобие длинного, до земли, плаща. Здесь, среди оборванцев, этот человек выглядел поистине величественно, и Ричиус сразу же догадался, кто перед ним.
   — Кронин!
   Военачальник Таттерака и заклятый враг Фориса Волка двигался сквозь толпу с непринужденной грацией. Высоко и решительно подняв голову, он смотрел прямо в глаза Ричиусу. Две золотые цепи, застегнутые вокруг голенищ его сапог, позвякивали при каждом шаге, так же как браслеты и длинные серьги. В следующую секунду Кронин уже стоял перед ними. А потом военачальник Таттерака упал перед Ричиусом на одно колено и склонил голову к самой земле. Он взял Ричиуса за руку и бережно поднес к губам, запечатлев на его пальцах нежнейший поцелуй. В немалом изумлении Ричиус посмотрел на Люсилера, надеясь получить какие-то объяснения, но оказалось, что триец поражен не меньше его самого. Подобное приветствие можно было бы ожидать в Наре, а не от одного из военачальников Люсел-Лора. Ричиус был ошеломлен уже тем, что Кронину вообще известно о таком обычае.
   — Джоала акка, — мягко проговорил военачальник. — Тью бэнни Тоттерак джин джоаннэй.
   Он поднялся на ноги, не дожидаясь ответа, и смиренно посмотрел на Ричиуса.
   — Кронин приветствует тебя, Ричиус, — перевел Люсилер. — Он говорит, что для него большая честь встретиться с тобой и что тебе в Таттераке всегда рады.
   Ричиус искренне улыбнулся.
   — Пожалуйста, скажи ему, что для меня это тоже большая честь. Скажи ему, что я много о нем слышал и что в Арамуре о нем говорят как о самом храбром из всех военачальников Люсел-Лора.
   Кронин выслушал перевод Люсилера с явным удовольствием и вновь обратился непосредственно к Ричиусу.
   — Он говорит, вы преувеличиваете его достоинства, — продолжал переводить Люсилер. — Он жалеет, что его не было с вами в долине и что тебе не удалось убить Фориса.
   Ричиус рассмеялся, не зная, что ответить. Несмотря на заключение мира, Кронин казался воинственно настроенным по отношению к своему врагу-дролу. Звонкий хохот Кронина странно контрастировал с его худобой. А потом военачальник Таттерака заправил большие пальцы обеих рук за пояс и вздохнул.
   — Иидгод, — печально произнес он.
   Ричиус непонимающе пожал плечами, и Кронин повторил это странное слово, однако теперь указал на дракона, изображенного на груди у Ричиуса.
   — Иидгод.
   — Эдгард! — догадался Ричиус. — Да. Люсилер, скажи ему, что мы состояли в одном отряде.
   Выслушав перевод Люсилера, Кронин кивнул, а затем разразился длинной речью, то воздевая и роняя руки, то прижимая ладонь к груди.
   — Эдгард был великим человеком, — сказал Люсилер. — Военачальник говорит, что был глубоко потрясен известием о его смерти.
   Ричиус безрадостно улыбнулся Кронину.
   — Я понимаю. Спасибо вам, Кронин. Шэй cap.
   Услышав из уст Ричиуса родные слова, Кронин издал по-мальчишески радостный крик.
   — Трин? — спросил он.
   Люсилер покачал головой.
   — Эйа, — ответил он военачальнику и, обратившись к Ричиусу, пояснил: — Кронин спросил, говоришь ли ты на нашем языке.
   Военачальник указал пальцем на себя, на Люсилера, а потом на Ричиуса. При этом он говорил очень медленно, словно давал нарцу время, чтобы понять услышанное.
   — Что он говорит, Люсилер?
   — Он говорит, что тоже будет рядом с тобой. Если тебе что-нибудь понадобится — обращайся к нему. А еще он приглашает тебя во время завтрашнего пира сидеть рядом с ним.
   — Пира? Какого пира?
   — В честь казада. Тарн пригласил весь Таттерак на празднование. Фалиндар будет открыт для всех, и в честь праздника устроят банкет. Кронин хотел бы провести банкет в твоем обществе.
   Ричиус скептически указал на бедняков, заполнявших огромное помещение внутреннего двора.
   — Как Тарн может позволить себе пир? Судя по виду этих людей, они голодают.
   — Они оставляли самое лучшее на казада, — ответил Люсилер. — Всех, у кого есть еда, просят принести ее, чтобы разделить с другими.
   Кронин кивнул, делая вид, что понимает их разговор. Он ждал ответа.
   — Что мне ему сказать, Ричиус?
   — Ответь, что я почту за честь пировать с ним завтра, но, возможно, мне придется уехать рано. Я буду счастлив находиться в его обществе, пока остаюсь здесь. А еще спроси его, готов ли он ответить на один мой вопрос.
   Люсилер перевел его слова, и Кронин кивнул.
   — Спроси его, пожалуйста, могу ли я увидеться с Тарном сегодня. Скажи ему, что мне многое надо обсудить с его господином.
   Люсилер поколебался, но все-таки перевел вопрос Ричиуса. Кронин погасил улыбку. Он повернулся к Люсилеру и что-то сказал ему — тихо и встревоженно. Люсилер обменялся еще несколькими фразами с воином, а затем посмотрел на Ричиуса.
   — Извини, Ричиус, — запинаясь, молвил он. — Кронин говорит, что сегодня ты не сможешь встретиться с Тарном.
   — Но почему? Разве он не знает о моем приезде?
   — Ему доложили. Но Кронин говорит, что он… занят.
   Ричиус едва справился с негодованием.
   — Занят? Как это понимать? Пожалуйста, задай ему этот вопрос еще раз.
   Люсилер покачал головой.
   — Не стану. Он уже все мне объяснил. Это невозможно.
   — А тогда как насчет Дьяны? Могу я увидеть ее?
   Люсилер странно поморщился.
   — Это тоже невозможно.
   Ричиус переводил взгляд с одного трийца на другого. Он мысленно сопоставлял обрывки услышанного.
   — Он с ней, да?
   — Тарн с женой, — ответил Люсилер. — Мне очень жаль, Ричиус. Но послушай меня: все не так, как ты думаешь.
   Ричиус горько рассмеялся:
   — Ах да! Конечно, ты прав. И чем, по-твоему, они заняты? В карты играют?
   — Полегче, — предостерег его Люсилер. Кронин пристально смотрел на Ричиуса, явно озадаченный его вспышкой. — Ты должен мне верить. То, что ты себе представил, не соответствует действительности.
   — Я — взрослый мужчина, Люсилер. Можешь меня не щадить. Скажи Кронину, что я принимаю его слова и что мы увидимся с ним завтра.
   — Ричиус, позволь мне тебе объяснить…
   — Просто передай ему это, Люсилер. Пожалуйста.
   Люсилер выполнил его просьбу. Кронин вежливо выслушал перевод, а когда разговор закончился, поклонился обоим и исчез в толпе. Ричиус тяжело вздохнул.
   — Я очень устал, Люсилер. Ты не найдешь для меня какую-нибудь комнату?
   — Да, тебе следует отдохнуть. Пойдем, я отведу тебя в северную башню.
   Люсилер провел друга через двор туда, где можно было оставить лошадей, и поговорил с человеком, которому велел за ними присматривать. Ричиус забрал с собой все свои вещи, сняв с Огня обе седельные сумки и арбалет. А потом они прошли по лабиринту коридоров, лишенных украшений так же, как огромный внутренний двор, и стали подниматься по бесконечной винтовой лестнице, на стенах которой горели масляные светильники, пока не оказались в новом запутанном клубке коридоров.
   — Здесь находятся самые лучшие комнаты, — сказал Люсилер. — Я тоже живу наверху.
   Ричиус осмотрелся, не испытывая никакого восторга. Эти покои были такими же голыми, как и остальные помещения крепости. Однако умиротворяла тишина, отрадно было думать, что вскоре он заснет за одной из дверей, расположенных вдоль коридора. А потом ему в голову пришла новая мысль, гораздо более интересная.
   — А покои Тарна тоже здесь?
   — Нет. Они в другом крыле башни. Пойдем, я отведу тебя в мою спальню. Сегодня ты сможешь переночевать там. А завтра я найду для тебя отдельную комнату.
   Они подошли к узкой двери с закругленным верхом в самом конце главного коридора. Здесь Ричиус увидел бра, в котором была укреплена маленькая, наполовину сгоревшая свеча. Свеча не горела. Люсилер взял ее и поднес к ближайшему масляному светильнику; фитиль зажегся. Когда он открыл дверь своей спальни, крошечный огонек окрасил комнату тусклым оранжевым светом.
   — Входи, — негромко молвил Люсилер, жестом приглашая Ричиуса в спальню.
   Если б не свет от прихваченной им свечи и пробивавшееся в окно серебристое сияние луны, в комнате было бы темно. Она оказалась не больше тех комнат, какие обычно бывают на постоялых дворах, а обставлена даже беднее. Деревянная кровать с ватным матрасом, тазик и кувшин для мытья — вот и все. На полу валялись всевозможные вещи, главным образом предметы одежды, но обнаружилось там и несколько книг в переплетах, какие делали в империи. Стул в углу тоже был завален кучей вещей, неразличимых в темноте. Ричиус невольно стал гадать, кому из них придется провести ночь на стуле. Он тоже внес свой вклад в беспорядок, бросив на пол у двери седельные сумки и арбалет.
   — Тут довольно тесно, — извиняющимся тоном сказал Люсилер.
   Он аккуратно закрепил свечу в серебряном подсвечнике у кровати. Это была единственная ценная вещь в комнате.
   — Ничего, — оптимистично ответил Ричиус. — После всех передряг, в которых мы побывали, я готов спать даже на полу.
   — В этом нет надобности. Ложись на кровать. Я этой ночью сюда не вернусь.
   — Вот как? — Ричиус пытался скрыть свою радость. Он сел на кровать и чуть подпрыгнул, как бы испытывая, удобна ли она. Кровать оказалась просто превосходная. — А почему?
   Люсилер мгновение колебался, прежде чем сказать:
   — Мне нужно кое о чем позаботиться… Дать знать, что я вернулся.
   Ричиус уже снимал сапоги. Они со стуком упали на голый пол.
   — Ты собираешься встретиться с Тарном, да?
   Триец смущенно поморщился.
   — Не только с Тарном. Мне надо поговорить и с другими людьми, с друзьями, которых я давно не видел. Есть хочешь? Я могу что-нибудь тебе принести.
   — Но с Тарном ты встретишься.
   Люсилер вздохнул.
   — Если смогу. Да. Если он не занят.
   — Занят, — повторил Ричиус. Опять этот отвратительный эвфемизм! — Когда ты его увидишь, передай, что мне надо встретиться с ним завтра, как можно раньше. Конечно, если он не занят.
   — Ты совершенно напрасно тревожишь себя, мой друг. Тарн не занят с Дьяной тем, о чем ты думаешь.
   — Ты все время это повторяешь, Люсилер, но ничего не объясняешь. Я уже несколько недель спрашиваю тебя о Тарне. — Ричиус улегся на матрас. — Ты готов мне что-то сказать?