Страница:
Ричиус мгновенно очутился подле нее и оттащил от разъяренного барона.
— Убирайся, Гейл! — сказал он, с трудом удерживая девушку. Остановить ее было так же трудно, как боевого волка Фориса. Она сыпала какими-то трийскими проклятиями. Лицо Блэквуда Гейла исказилось от ярости.
— Ах ты, шлюха! — зарычал он. — Ну, ты уже труп… Она лягнула его — и попала пяткой в пах. Ричиус оттащил ее назад и бросил к стене, дабы оказаться между нею и бароном.
— Иди! — выпалил он. — Убирайся!
— Гоголюб! — парировал Гейл. — Ах ты, маленький ублюдок!
— Я приказал тебе уйти, барон.
— Если я уйду, ты тут проиграешь, Вентран! — пригрозил Гейл. — Клянусь, ты проиграешь.
— Я предпочитаю с честью проиграть, чем победить с твоей помощью.
Гейл сардонически усмехнулся.
— Так проиграй же! — бросил он и вышел из дома.
Ричиус снова взглянул на девушку. Она опустилась на пол, измученная и оглушенная, — и он, наконец, смог ее получше рассмотреть. Ему показалось, что ей не больше восемнадцати. Ее длинные волосы были цвета слоновой кости, как и у всех трийцев. Миндалевидные глаза смотрели на него с откровенной гадливостью. Вокруг левого глаза уже начал выступать багровый отек.
— С тобой все в порядке? — вновь спросил Ричиус и протянул руку, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Она резко оттолкнула его руку.
— И сасса ма! — закричала она, отстраняясь от Ричиуса и стараясь плотнее закутаться в лохмотья, оставшиеся от платья. — Сасса ма! Сасса ма!
От неожиданности Ричиус отпрянул.
— Нет! — Он показал ей открытые ладони. — Я не хочу причинять тебе зла. Я хочу тебе помочь.
С кошачьей ловкостью она нырнула за стилетом. Но Ричиус стоял ближе и накрыл оружие ступней.
— Нет! — сурово повторил он, нагибаясь за стилетом.
Она стала медленно пятиться, внимательно глядя на него. Она сыпала ругательствами, но Ричиус смог понять только, что она не желает иметь с ним ничего общего. Однако что-то в этой девушке удерживало его.
— Подожди! — попросил он. — Ты в безопасности. Я не причиню тебе зла.
Казалось, девушка поняла его; она вдруг замедлила дыхание, но продолжала смотреть на него с подозрением, сощурив серые глаза. Ричиус улыбнулся, но улыбка получилась грустная.
— Хорошо, — сказал он, опуская руку со стилетом. — Так-то лучше. С тобой теперь ничего не случится. Мы здесь для того, чтобы вам помочь.
Девушка непонимающе глядела на него, однако теперь в глазах ее отражалось потрясение. Ричиус уже видел такой взгляд — свидетельство глубокого шока, но в этот раз он подействовал на него с особой силой. Принц хотел снова протянуть к ней руку, но не успел: до него издалека донесся чей-то оклик. Ричиус сразу узнал голос Динадина.
— Меня ищут, — промолвил он, обращаясь скорее к себе, нежели к ней. Девушка не понимала его слов, но он не хотел замолкать, боясь утратить ее зыбкое доверие. — Слышишь? Это мое имя: Ричиус.
Девушка не шевельнулась — она бесстрашно смотрела на него. Он продолжал ей улыбаться.
— Ричиус, — повторил он, указывая на себя. — Я — Ричиус.
Секунду продолжалось бессмысленное молчание, но потом она изумленно раскрыла глаза.
— Кэлак?
Ричиус ужаснулся.
— Нет! — воскликнул он вскакивая. — Не надо меня так называть. Я тебе не враг. Мы здесь, чтобы помочь вам. Мы…
Он вынудил себя остановиться. Она неотрывно смотрела на него, но теперь в ее блестящих глазах читались боль и смятение.
— Мы действительно здесь для этого, — печально сказал он. — Но ты никогда этому не поверишь.
Девушка по-прежнему молчала. Позади Ричиуса врывавшийся в дом солнечный свет внезапно померк: его заслонил появившийся в дверях человек.
— Ричиус! — позвал Динадин.
Принц не отводил от девушки глаз.
— Да?
— Гейл и его люди уехали, но огонь вышел из-под контроля. По-моему, нам следует уходить. Ричиус кивнул.
— Найди Люсилера.
— Он уже ждет нас с лошадьми, — ответил Динадин, входя в дом. — А это кто?
Ричиус отвернулся от девушки и направился к двери, бросив на ходу стилет.
— Никто.
Дьяна дождалась ухода Кэлака и лишь тогда осмелилась пошевелиться. Вся покрытая грязью, она чувствовала себя окоченевшим трупом. Разорванная одежда не закрывала тело, и она собрала ее в кулак, сжав зубы, чтобы не разрыдаться.
«Дыши, — приказала она себе. — Кэлак ушел».
Или нет? За стенами по-прежнему раздавались голоса, но теперь кричали только по трийски. В дом стал заползать дым, за стенами послышался треск огня. Дьяна быстро осмотрела себя, потрогала лицо в том месте, куда ее ударил великан в броне, и скривилась от боли. Глаз затек так, что почти закрылся. Она услышала собственный стон — жалкий, как у испуганной девчонки.
И тут она вспомнила про дядю. Где он? Почему он ее не ищет? Она с трудом встала на ноги, пошатнулась и оперлась о стену. К горлу подступила волна тошноты, казалось, ее вот-вот вырвет. А еще она боялась, что у нее сломана челюсть или скула. Она едва прошла вдоль стены к двери и, ожидая худшего, выглянула на улицу.
Дым застилал солнце. Мимо нее пробегали ревущие дети, стенания и плач стариков заполнили улицы. Ей почудилось, будто весь мир горит — и только скромный дом ее дяди еще оставался нетронутым. Она проковыляла на улицу, ужасаясь масштабу разрушений.
— Джаспин! — позвала она, глядя в переулок. — Джаспин, где ты?
Ее заметила какая-то пожилая женщина. Она с сочувствием оглядела ее лицо, разодранную одежду и обхватила рукой за плечи.
— Девочка, — спросила незнакомка, — с тобой все в порядке?
Дьяна поспешно кивнула. Собственное состояние ее мало волновало.
— Мне надо найти дядю. И двоюродную сестру.
— У тебя лицо разбито в кровь, — сказала женщина. Ласково улыбаясь, она пыталась уложить Дьяну. — Приляг. Сейчас я найду, чем обработать тебе лицо.
— Нет! — отказалась девушка. — Шани. Где она? — Ее собственные слова доносились как будто издалека, речь была на удивление невнятной. — Пожалуйста, отведите меня к ней. Мне надо найти ее, убедиться, что с ней ничего не случилось. Она же маленькая!
Незнакомка побледнела.
— Так это ты поселилась у Джаспина?
— Да-да, — нетерпеливо подтвердила Дьяна. Она указала на дядин дом. — Я живу здесь с ними. Вы их видели?
— Ах, девочка! — простонала женщина, и лицо ее беспомощно сморщилось.
Она взяла Дьяну за руку и сжала ей пальцы.
— В чем дело? Отведите меня к ним!
— Я… я тебя отведу, — мучительно выдавила из себя женщина. — Идем со мной.
Пожилая незнакомка провела Дьяну по обезумевшим от ужаса улицам — мимо горящих домов, детей с запавшими глазами и сбившихся в тесные кучки семей… Дьяна шла, задыхаясь от тревожных ощущений, и едва могла думать. Наконец они добрели до еще одной кучки людей, сгрудившихся неподалеку от дома Джаспина. Здесь она хотя бы увидела знакомые лица — но все они были осунувшимися от горя. Девушка услышала странные душераздирающие стоны, которые исторгались из центра собравшихся. Голос отдаленно напоминал мужской. Сопровождающая остановилась и посмотрела на Дьяну. Говорить она не могла — только указала на людей.
Дьяна неуверенно подошла к этой группе. Она узнала Имока, друга и соседа Джаспина. Тот поднял голову, когда край ее порванного платья коснулся его щеки. На его лице отразилось гневное узнавание — и он очень медленно отодвинулся, позволив ей увидеть страшную сцену. Как она и предвидела, это был Джаспин. Его тело содрогалось от рыданий. На его руках лежало крошечное худенькое тельце.
— Затоптали, — прошептал кто-то.
Окрашенная алой кровью одежонка была покрыта следами подков… Окровавленное личико осталось нетронутым, только один глаз вывалился из орбиты и теперь странно глядел куда-то вдаль.
Последние силы оставили Дьяну. Она опустилась на землю рядом с плачущим дядей.
Маленькая Шани обмякла, будто сломанная кукла с вывернутыми и обвисшими руками и ногами. Джаспин стонал и раскачивался, держа на руках мертвое тело дочери. Дьяна обхватила его за плечи и крепко обняла.
— Бедная моя сестричка, — прошептала она. — Бедная моя девочка!
Джаспин вырвался из ее рук. Дьяна потеряла равновесие и ударилась о землю ладонями.
— Отойди от меня! — закричал несчастный отец. — Дьяволица!
— Джаспин, — прошептала Дьяна, — что ты?
Дядя понадежнее схватил безжизненное тельце и, встав с колен, навис над ней.
— Убирайся! — прорычал он.
Подняв обутую в сапог ногу, толкнул ее в грудь. Дьяна упала на спину.
— Перестань! — крикнула она. — Джаспин, в чем дело?
— Это все ты виновата! Ты, проклятая ведьма! — Он занес кулак, собираясь ударить ее. Дьяна не пошевелилась, и вспышка гнева вдруг погасла. — Будь ты проклята, Дьяна, — взвыл он, опуская руку. — Будь проклята за то, что сделала это!
— Я? — изумилась Дьяна. — Это не я!
— Посмотри на мою малышку! — завопил Джаспин, поднимая ребенка, чтобы Дьяне было хорошо его видно. — Это Тарн тебе отомстил!
— Тебе не следовало пускать ее сюда, — сказал Имок. Он тоже плакал, и лицо у него было такое же обезумевшее. — Вот что она на нас навлекла, Джаспин. Я тебя предупреждал!
— Это не я! — возразила Дьяна. Голова у нее кружилась. От вонючего дыма затруднялось дыхание. — И это не Тарн. Это были люди Кэлака!
Джаспин крепче прижал к груди бездыханную дочь.
— Тарн тебя наказывает. Ему известно, где ты.
— Теперь он всех нас найдет! — добивал Имок, обращаясь к столпившимся вокруг него людям. — Мы все в опасности!
— Джаспин, пожалуйста! — Она умоляюще протянула руку, но дядя повернулся к ней спиной. — Ну пожалуйста!
— Больше не разговаривай со мной, Дьяна. На тебе лежит проклятие. И я это знал! О, я это знал! Это я виноват! — Он уронил голову и вновь стал рыдать над телом Шани, так что с трудом можно было разобрать его следующую фразу: — Ты больше мне не родня, девушка!
Ошеломленная, Дьяна бессильно опустила руки.
— Это не я. Это сделал Кэлак.
— Это ты привела их сюда! — прорычал Имок. — Ты сделала это, потому что на тебе лежит проклятие, как на твоем отце. Их привел сюда гнев дролов, гнев Тарна! — Он ухватился за полуоторванный воротник ее платья и начал трясти. — Нам следовало самим отправить тебя обратно к нему!
Дьяна вырвалась и отвесила Имоку тяжелую пощечину.
— Не смей прикасаться ко мне! — взорвалась она. — Я никогда к нему не пойду! Никогда! Лучше умереть!
Имок двинулся на нее.
— И я с удовольствием убил бы тебя. Видишь, что ты сделала? Твое неповиновение господину принесло в дом Джаспина эту смерть. Он был слишком добр, чтобы отказать тебе, но он не хотел тебя принять!
— Замолчи! — крикнул Джаспин. Он медленно повернулся к Дьяне и подошел к ней, снова демонстрируя хрупкое искалеченное тельце. — Посмотри на мою дочь, Дьяна. Посмотри, как ее убили.
Девушка не могла вынести это зрелище. Шани была для ее дяди всей жизнью. Солнышком, воздухом, целым миром. А теперь он остался один — не только вдовцом, но и бездетным. Все, чем был Джаспин, исчезло — и, наверное, навсегда.
— Ты глупая девчонка, Дьяна, — вымолвил дядя. — Тарн узнал о тебе. — Он широким жестом указал на окружавшую их разруху. — Все это — знак. Ты ему нужна. Это так, и тут уж ничего сделать невозможно.
— А он — дрол! — громогласно объявил Имок. — Он может призвать богов. И если Тарн будет знать, где ты, он скажет Форису. И военачальник нас накажет. — Он повернулся к другу. — Джаспин, прогони ее! Отправь ее к нему прямо сейчас. Не разрешай ей прятаться здесь. Он снова за ней явится!
— Вы все сошли с ума! — воскликнула Дьяна.
Она понимала, что спорить с жителями деревни бесполезно: они верили в то, что дролы обладают сверхъестественными способностями. Но переполнявшая ее ярость рвалась наружу.
— Тарн — просто искусник. Вы боитесь того, чего нет!
— Не слушай ее, Джаспин. Она любит нарцев, как ее отец. Отошли ее прочь!
Джаспин подошел к ней вплотную, и они уставились друг на друга — глаза в глаза, покрасневшие от слез и дыма. Лицо Дьяны окаменело. Она скорбела о смерти девочки, и сердце болело из-за того, что ее горе никому не нужно.
— Дядя, — молвила она ровным голосом, пытаясь сдержать гнев. — Не отсылайте меня.
Ей некуда было идти, и он прекрасно это знал. Она никогда не пойдет к Тарну. И в то же время умолять дядю она не могла. Не могла из-за ненависти, которую читала в его взгляде.
— Кое-кто собирается в Экл-Най, — сказал Джаспин. — Отправляйся с ними или возвращайся к Тарну. Мне все равно, что ты выберешь. В долине Дринг тебе нет места. Это земля Фориса. Мы — его люди. Отправляйся в Экл-Най. Иди с другими обожателями Нара.
— Но там же ничего нет! — с жаром возразила она. — Одни беженцы. Вы хотите, чтобы со мной стало то же?
Джаспин равнодушно пожал плечами.
— Мне все равно, что с тобой будет, Дьяна. Клянусь, ты такая же, как твой отец. В тебе нет почти ничего трийского.
Потом он повернулся к ней спиной и ушел, по-прежнему держа на руках свою дочку. Когда он исчез за людьми и дымом, Имок торжествующе осклабился: он смаковал победу, которой добивался с момента ее появления в деревне.
Дьяна провожала дядю взглядом, понимая, что он — последний родственник, которого она видит. Она осталась совсем одна. Девушка обхватила плечи руками и опустилась на землю, дав волю слезам.
3
— Убирайся, Гейл! — сказал он, с трудом удерживая девушку. Остановить ее было так же трудно, как боевого волка Фориса. Она сыпала какими-то трийскими проклятиями. Лицо Блэквуда Гейла исказилось от ярости.
— Ах ты, шлюха! — зарычал он. — Ну, ты уже труп… Она лягнула его — и попала пяткой в пах. Ричиус оттащил ее назад и бросил к стене, дабы оказаться между нею и бароном.
— Иди! — выпалил он. — Убирайся!
— Гоголюб! — парировал Гейл. — Ах ты, маленький ублюдок!
— Я приказал тебе уйти, барон.
— Если я уйду, ты тут проиграешь, Вентран! — пригрозил Гейл. — Клянусь, ты проиграешь.
— Я предпочитаю с честью проиграть, чем победить с твоей помощью.
Гейл сардонически усмехнулся.
— Так проиграй же! — бросил он и вышел из дома.
Ричиус снова взглянул на девушку. Она опустилась на пол, измученная и оглушенная, — и он, наконец, смог ее получше рассмотреть. Ему показалось, что ей не больше восемнадцати. Ее длинные волосы были цвета слоновой кости, как и у всех трийцев. Миндалевидные глаза смотрели на него с откровенной гадливостью. Вокруг левого глаза уже начал выступать багровый отек.
— С тобой все в порядке? — вновь спросил Ричиус и протянул руку, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Она резко оттолкнула его руку.
— И сасса ма! — закричала она, отстраняясь от Ричиуса и стараясь плотнее закутаться в лохмотья, оставшиеся от платья. — Сасса ма! Сасса ма!
От неожиданности Ричиус отпрянул.
— Нет! — Он показал ей открытые ладони. — Я не хочу причинять тебе зла. Я хочу тебе помочь.
С кошачьей ловкостью она нырнула за стилетом. Но Ричиус стоял ближе и накрыл оружие ступней.
— Нет! — сурово повторил он, нагибаясь за стилетом.
Она стала медленно пятиться, внимательно глядя на него. Она сыпала ругательствами, но Ричиус смог понять только, что она не желает иметь с ним ничего общего. Однако что-то в этой девушке удерживало его.
— Подожди! — попросил он. — Ты в безопасности. Я не причиню тебе зла.
Казалось, девушка поняла его; она вдруг замедлила дыхание, но продолжала смотреть на него с подозрением, сощурив серые глаза. Ричиус улыбнулся, но улыбка получилась грустная.
— Хорошо, — сказал он, опуская руку со стилетом. — Так-то лучше. С тобой теперь ничего не случится. Мы здесь для того, чтобы вам помочь.
Девушка непонимающе глядела на него, однако теперь в глазах ее отражалось потрясение. Ричиус уже видел такой взгляд — свидетельство глубокого шока, но в этот раз он подействовал на него с особой силой. Принц хотел снова протянуть к ней руку, но не успел: до него издалека донесся чей-то оклик. Ричиус сразу узнал голос Динадина.
— Меня ищут, — промолвил он, обращаясь скорее к себе, нежели к ней. Девушка не понимала его слов, но он не хотел замолкать, боясь утратить ее зыбкое доверие. — Слышишь? Это мое имя: Ричиус.
Девушка не шевельнулась — она бесстрашно смотрела на него. Он продолжал ей улыбаться.
— Ричиус, — повторил он, указывая на себя. — Я — Ричиус.
Секунду продолжалось бессмысленное молчание, но потом она изумленно раскрыла глаза.
— Кэлак?
Ричиус ужаснулся.
— Нет! — воскликнул он вскакивая. — Не надо меня так называть. Я тебе не враг. Мы здесь, чтобы помочь вам. Мы…
Он вынудил себя остановиться. Она неотрывно смотрела на него, но теперь в ее блестящих глазах читались боль и смятение.
— Мы действительно здесь для этого, — печально сказал он. — Но ты никогда этому не поверишь.
Девушка по-прежнему молчала. Позади Ричиуса врывавшийся в дом солнечный свет внезапно померк: его заслонил появившийся в дверях человек.
— Ричиус! — позвал Динадин.
Принц не отводил от девушки глаз.
— Да?
— Гейл и его люди уехали, но огонь вышел из-под контроля. По-моему, нам следует уходить. Ричиус кивнул.
— Найди Люсилера.
— Он уже ждет нас с лошадьми, — ответил Динадин, входя в дом. — А это кто?
Ричиус отвернулся от девушки и направился к двери, бросив на ходу стилет.
— Никто.
Дьяна дождалась ухода Кэлака и лишь тогда осмелилась пошевелиться. Вся покрытая грязью, она чувствовала себя окоченевшим трупом. Разорванная одежда не закрывала тело, и она собрала ее в кулак, сжав зубы, чтобы не разрыдаться.
«Дыши, — приказала она себе. — Кэлак ушел».
Или нет? За стенами по-прежнему раздавались голоса, но теперь кричали только по трийски. В дом стал заползать дым, за стенами послышался треск огня. Дьяна быстро осмотрела себя, потрогала лицо в том месте, куда ее ударил великан в броне, и скривилась от боли. Глаз затек так, что почти закрылся. Она услышала собственный стон — жалкий, как у испуганной девчонки.
И тут она вспомнила про дядю. Где он? Почему он ее не ищет? Она с трудом встала на ноги, пошатнулась и оперлась о стену. К горлу подступила волна тошноты, казалось, ее вот-вот вырвет. А еще она боялась, что у нее сломана челюсть или скула. Она едва прошла вдоль стены к двери и, ожидая худшего, выглянула на улицу.
Дым застилал солнце. Мимо нее пробегали ревущие дети, стенания и плач стариков заполнили улицы. Ей почудилось, будто весь мир горит — и только скромный дом ее дяди еще оставался нетронутым. Она проковыляла на улицу, ужасаясь масштабу разрушений.
— Джаспин! — позвала она, глядя в переулок. — Джаспин, где ты?
Ее заметила какая-то пожилая женщина. Она с сочувствием оглядела ее лицо, разодранную одежду и обхватила рукой за плечи.
— Девочка, — спросила незнакомка, — с тобой все в порядке?
Дьяна поспешно кивнула. Собственное состояние ее мало волновало.
— Мне надо найти дядю. И двоюродную сестру.
— У тебя лицо разбито в кровь, — сказала женщина. Ласково улыбаясь, она пыталась уложить Дьяну. — Приляг. Сейчас я найду, чем обработать тебе лицо.
— Нет! — отказалась девушка. — Шани. Где она? — Ее собственные слова доносились как будто издалека, речь была на удивление невнятной. — Пожалуйста, отведите меня к ней. Мне надо найти ее, убедиться, что с ней ничего не случилось. Она же маленькая!
Незнакомка побледнела.
— Так это ты поселилась у Джаспина?
— Да-да, — нетерпеливо подтвердила Дьяна. Она указала на дядин дом. — Я живу здесь с ними. Вы их видели?
— Ах, девочка! — простонала женщина, и лицо ее беспомощно сморщилось.
Она взяла Дьяну за руку и сжала ей пальцы.
— В чем дело? Отведите меня к ним!
— Я… я тебя отведу, — мучительно выдавила из себя женщина. — Идем со мной.
Пожилая незнакомка провела Дьяну по обезумевшим от ужаса улицам — мимо горящих домов, детей с запавшими глазами и сбившихся в тесные кучки семей… Дьяна шла, задыхаясь от тревожных ощущений, и едва могла думать. Наконец они добрели до еще одной кучки людей, сгрудившихся неподалеку от дома Джаспина. Здесь она хотя бы увидела знакомые лица — но все они были осунувшимися от горя. Девушка услышала странные душераздирающие стоны, которые исторгались из центра собравшихся. Голос отдаленно напоминал мужской. Сопровождающая остановилась и посмотрела на Дьяну. Говорить она не могла — только указала на людей.
Дьяна неуверенно подошла к этой группе. Она узнала Имока, друга и соседа Джаспина. Тот поднял голову, когда край ее порванного платья коснулся его щеки. На его лице отразилось гневное узнавание — и он очень медленно отодвинулся, позволив ей увидеть страшную сцену. Как она и предвидела, это был Джаспин. Его тело содрогалось от рыданий. На его руках лежало крошечное худенькое тельце.
— Затоптали, — прошептал кто-то.
Окрашенная алой кровью одежонка была покрыта следами подков… Окровавленное личико осталось нетронутым, только один глаз вывалился из орбиты и теперь странно глядел куда-то вдаль.
Последние силы оставили Дьяну. Она опустилась на землю рядом с плачущим дядей.
Маленькая Шани обмякла, будто сломанная кукла с вывернутыми и обвисшими руками и ногами. Джаспин стонал и раскачивался, держа на руках мертвое тело дочери. Дьяна обхватила его за плечи и крепко обняла.
— Бедная моя сестричка, — прошептала она. — Бедная моя девочка!
Джаспин вырвался из ее рук. Дьяна потеряла равновесие и ударилась о землю ладонями.
— Отойди от меня! — закричал несчастный отец. — Дьяволица!
— Джаспин, — прошептала Дьяна, — что ты?
Дядя понадежнее схватил безжизненное тельце и, встав с колен, навис над ней.
— Убирайся! — прорычал он.
Подняв обутую в сапог ногу, толкнул ее в грудь. Дьяна упала на спину.
— Перестань! — крикнула она. — Джаспин, в чем дело?
— Это все ты виновата! Ты, проклятая ведьма! — Он занес кулак, собираясь ударить ее. Дьяна не пошевелилась, и вспышка гнева вдруг погасла. — Будь ты проклята, Дьяна, — взвыл он, опуская руку. — Будь проклята за то, что сделала это!
— Я? — изумилась Дьяна. — Это не я!
— Посмотри на мою малышку! — завопил Джаспин, поднимая ребенка, чтобы Дьяне было хорошо его видно. — Это Тарн тебе отомстил!
— Тебе не следовало пускать ее сюда, — сказал Имок. Он тоже плакал, и лицо у него было такое же обезумевшее. — Вот что она на нас навлекла, Джаспин. Я тебя предупреждал!
— Это не я! — возразила Дьяна. Голова у нее кружилась. От вонючего дыма затруднялось дыхание. — И это не Тарн. Это были люди Кэлака!
Джаспин крепче прижал к груди бездыханную дочь.
— Тарн тебя наказывает. Ему известно, где ты.
— Теперь он всех нас найдет! — добивал Имок, обращаясь к столпившимся вокруг него людям. — Мы все в опасности!
— Джаспин, пожалуйста! — Она умоляюще протянула руку, но дядя повернулся к ней спиной. — Ну пожалуйста!
— Больше не разговаривай со мной, Дьяна. На тебе лежит проклятие. И я это знал! О, я это знал! Это я виноват! — Он уронил голову и вновь стал рыдать над телом Шани, так что с трудом можно было разобрать его следующую фразу: — Ты больше мне не родня, девушка!
Ошеломленная, Дьяна бессильно опустила руки.
— Это не я. Это сделал Кэлак.
— Это ты привела их сюда! — прорычал Имок. — Ты сделала это, потому что на тебе лежит проклятие, как на твоем отце. Их привел сюда гнев дролов, гнев Тарна! — Он ухватился за полуоторванный воротник ее платья и начал трясти. — Нам следовало самим отправить тебя обратно к нему!
Дьяна вырвалась и отвесила Имоку тяжелую пощечину.
— Не смей прикасаться ко мне! — взорвалась она. — Я никогда к нему не пойду! Никогда! Лучше умереть!
Имок двинулся на нее.
— И я с удовольствием убил бы тебя. Видишь, что ты сделала? Твое неповиновение господину принесло в дом Джаспина эту смерть. Он был слишком добр, чтобы отказать тебе, но он не хотел тебя принять!
— Замолчи! — крикнул Джаспин. Он медленно повернулся к Дьяне и подошел к ней, снова демонстрируя хрупкое искалеченное тельце. — Посмотри на мою дочь, Дьяна. Посмотри, как ее убили.
Девушка не могла вынести это зрелище. Шани была для ее дяди всей жизнью. Солнышком, воздухом, целым миром. А теперь он остался один — не только вдовцом, но и бездетным. Все, чем был Джаспин, исчезло — и, наверное, навсегда.
— Ты глупая девчонка, Дьяна, — вымолвил дядя. — Тарн узнал о тебе. — Он широким жестом указал на окружавшую их разруху. — Все это — знак. Ты ему нужна. Это так, и тут уж ничего сделать невозможно.
— А он — дрол! — громогласно объявил Имок. — Он может призвать богов. И если Тарн будет знать, где ты, он скажет Форису. И военачальник нас накажет. — Он повернулся к другу. — Джаспин, прогони ее! Отправь ее к нему прямо сейчас. Не разрешай ей прятаться здесь. Он снова за ней явится!
— Вы все сошли с ума! — воскликнула Дьяна.
Она понимала, что спорить с жителями деревни бесполезно: они верили в то, что дролы обладают сверхъестественными способностями. Но переполнявшая ее ярость рвалась наружу.
— Тарн — просто искусник. Вы боитесь того, чего нет!
— Не слушай ее, Джаспин. Она любит нарцев, как ее отец. Отошли ее прочь!
Джаспин подошел к ней вплотную, и они уставились друг на друга — глаза в глаза, покрасневшие от слез и дыма. Лицо Дьяны окаменело. Она скорбела о смерти девочки, и сердце болело из-за того, что ее горе никому не нужно.
— Дядя, — молвила она ровным голосом, пытаясь сдержать гнев. — Не отсылайте меня.
Ей некуда было идти, и он прекрасно это знал. Она никогда не пойдет к Тарну. И в то же время умолять дядю она не могла. Не могла из-за ненависти, которую читала в его взгляде.
— Кое-кто собирается в Экл-Най, — сказал Джаспин. — Отправляйся с ними или возвращайся к Тарну. Мне все равно, что ты выберешь. В долине Дринг тебе нет места. Это земля Фориса. Мы — его люди. Отправляйся в Экл-Най. Иди с другими обожателями Нара.
— Но там же ничего нет! — с жаром возразила она. — Одни беженцы. Вы хотите, чтобы со мной стало то же?
Джаспин равнодушно пожал плечами.
— Мне все равно, что с тобой будет, Дьяна. Клянусь, ты такая же, как твой отец. В тебе нет почти ничего трийского.
Потом он повернулся к ней спиной и ушел, по-прежнему держа на руках свою дочку. Когда он исчез за людьми и дымом, Имок торжествующе осклабился: он смаковал победу, которой добивался с момента ее появления в деревне.
Дьяна провожала дядю взглядом, понимая, что он — последний родственник, которого она видит. Она осталась совсем одна. Девушка обхватила плечи руками и опустилась на землю, дав волю слезам.
3
В долине Дринг росли маки чудовищных размеров. За всю жизнь Ричиусу не приходилось видеть подобных цветов. Долина буквально утопала в них, крупных, роскошных, — оазис красоты после тоскливых траншей. В Арамуре тоже были маковые поля, но алые цветы его родины не могли сравниться с теми, что дарила здешняя земля. При виде белых и лиловых цветов он ощущал в себе нежность. Последние дни оказались просто чудесными.
Ричиус заправил перо за скрепы дневника. Он был рад вырваться на свободу из тесных траншей, ощутить на лице прикосновение капризных лучей люсел-лорского солнца. Не обращая внимания на бугристость горы у него за спиной, он улыбнулся солнцу. Его тепло было такое же приятное, ласковое, как прикосновение женских пальцев.
За горами никогда не говорили о красотах Люсел-Лора. Эти места, являвшиеся некой тайной, загадкой, следовало избегать. До того как попасть сюда, Ричиус даже ни разу не видел трийца. Но с самого раннего детства он слышал истории о белолицых вампирах и магах — быстрых как ветер и таких непонятных. Когда немного подрос и поумнел, он спросил отца про Люсел-Лор и трийцев. Дариус Вентран ответил с присущей ему категоричностью, что они порабощают своих женщин и еще более жестоки, чем нарские принцы.
— Как в Талистане? — спросил юный Ричиус. Этот вопрос очень встревожил отца. С того времени Ричиус немало слышал о трийцах. Они не были такими зверями, как их представляли в империи. Не были они и каннибалами. Даже дролы, несмотря на весь их фанатизм, иногда проявляли гуманность. Они не пытали своих пленных, как это делали нарцы из Черного Города, и не порабощали женщин в большей степени, нежели иные народы. В борделях Нара Ричиус встречал случаи пострашнее: там единственным источником дохода для обнищавшей женщины становилась торговля собственным телом.
Легкий ветерок пошевелил маки, и они защекотали подошвы босых ног. Принц по-детски захихикал и, смутившись, посмотрел в сторону Динадина и Люсилера, сидевших на траве; их разделяла игровая доска. Динадин пристально разглядывал причудливые деревянные фигуры, но веселый смех Ричиуса отвлек его, и он вопросительно поднял бровь.
— Счастлив?
— Да, — признался Ричиус. — Впервые за много дней.
Откуда— то из -глубины его существа поднялся зевок. Принц не стал его сдерживать и потянулся, словно кот. Яркое теплое солнце навевало дремоту, и мысли лениво переключились на сон. Он снова засмеялся: такая идея его позабавила. Со дня разорения деревни прошла почти неделя, и после возвращения они только спали и ели. Передышка, которую им обеспечил Гейл, пошла всем на пользу, а хорошая погода способствовала успешной охоте. Ни волки, ни воины не беспокоили нарцев, и каждый солдат, отправлявшийся за добычей, возвращался с жирной птицей или даже оленем, способными насытить отряд. Ричиус похлопал себя по животу. Ощущение тяжести доставляло удовольствие.
— Кто выигрывает? — поинтересовался он. Динадин вынул из лунки красный колышек и, покусывая его, рассматривал позицию фигур.
— А ты как думаешь? — ответил вопросом юноша. — Я в этой проклятой игре никогда не выигрываю. Он быстро поставил фигуру в новый паз. Люсилер застонал.
— Потому что ты не умеешь концентрироваться, — объяснил он, снимая фигуру с доски. Он сунул колышек под нос Динадину. — Красные фигуры — это твои пешки. А пешками прыгать нельзя.
Динадин вырвал фигуру из его рук.
— Ну ладно, — огрызнулся он и, даже не посмотрев на доску, сунул фигуру в другой паз. — Так лучше?
— Играй как следует, — молвил Люсилер, и от раздражения его акцент стал заметней, — или не играй вовсе.
— Это же просто игра, Люсилер!
Триец фыркнул и начал снимать фигуры с доски.
— Ты мог бы последовать примеру Эджи, парень, — сказал он. — Здесь проверяются стратегические способности и умение соображать. Благодаря такой игре иногда удается выжить.
— Мы неплохо выживаем и без трийской помощи, — заворчал Динадин. — Ведь ты — единственный триец, который сражается на нашей стороне. Все остальные, по-моему, дролы.
— Если ты так считаешь, то ты — глупец, Динадин. — Люсилер встал. — Мы потеряли больше людей, чем все население вашей империи. Мы безвылазно сидим в этой долине, и ты решил, что это и есть война. Но я видел, как воины Кронина сражаются на севере. Я был в Таттераке и присутствовал при падении Фалиндара. — Он ткнул пальцем в Динадина. — А где был ты?
— Хватит, — оборвал его Ричиус. — Я хочу отдыхать, а не ссориться. Сядь, Люсилер.
Триец мгновение помедлил и опустился на траву, бормоча что-то себе под нос.
Ричиус повернулся к юноше:
— А тебе не следовало бы говорить подобные вещи, Динадин. Эдгард рассказывал мне о боях в Таттераке. Если хочешь увидеть, как трийцы сражаются за дэгога, то следует идти именно туда.
— Знаю, — согласился Динадин. — Мне просто хотелось бы видеть кого-нибудь из этих воинов здесь. Они пришлись бы кстати, особенно с отъездом всадников Гейла. — Широким жестом он как бы обрамил окружающую безмятежность. — Это ведь ненадолго, знаете ли…
Ричиус поморщился. Конечно, Динадин прав, но у него не было желания думать об этом. Он едва мог припомнить, когда им последний раз удалось сбросить доспехи и уйти из траншей хотя бы на несколько часов, и ему не хотелось тратить драгоценный покой на разговоры о войне.
— Кронин не может нам помочь, — сказал Люсилер. — Он прислал бы воинов, будь у него такая возможность. Он ненавидит Фориса не меньше, чем мы.
— Я знаю, — кивнул Ричиус. — Эдгард как-то говорил мне об этом. У них давняя междоусобица.
— Очень, очень давняя. Все началось еще до моего рождения. Кронин не дрол и никогда им не был. И он с самого начала поддерживал дэгога. Но Форис — урожденный дрол, он из клана самого Тарна. Одно это уже заставляет их друг друга ненавидеть.
— Это как мы с Гейлом, Динадин, — с ухмылкой заметил Ричиус.
Его всегда занимали распри между военачальниками Люсел-Лора. Подобно тому, как политическое соперничество между родами Вентранов и Гейлов приводило их к войне, нынешние неприязненные чувства сеяли раздоры между трийцами. Однако Вентраны и Гейлы в конце концов отринули злобу и образовали не слишком устойчивый союз под знаменами Нара. И хотя Ричиус знал, что его безжалостный император строит планы захвата власти в Люсел-Лоре, он считал маловероятным, что военачальники трийцев когда-нибудь снова примирятся.
— Именно такой образ мыслей и послужил началом этой войны, знаешь ли, — добавил он. — В империи мы между собой не воюем.
— Да, — вынужден был признать Люсилер, — ваш император этого не допускает.
— Император сохраняет в Наре мирные отношения уже почти двадцать лет, — холодно произнес Ричиус.
— Нападая на другие страны? Нар ведет войны по всему миру. Как ты можешь утверждать, что Аркус сохраняет мир, когда сам сидишь здесь?
Динадин вмешался в разговор, не дав Ричиусу ответить:
— Но ты, похоже, не возражаешь против нашего пребывания здесь, а, Люсилер? Если б не Нар, ты и твой дэгог были бы уже в лагере для военнопленных, у дролов.
— Ваш император помогает дэгогу не без корысти — просто ему что-то от него нужно, — парировал Люсилер. — Вы — как фигуры на доске, и вас передвигает умелый игрок.
Ричиус проглотил гневный ответ — главным образом потому, что его друг был прав. Никто не мог сказать точно, почему Аркус так охотно согласился помочь дэгогу Люсел-Лора. Император с его аппетитами оставался тайной для всего Нара. Наверное, даже сам дэгог не знал, почему Нар оказался здесь. Но этот вопрос мучил нарских королей уже много десятилетий. Аркус отличался своей неутомимостью. Он был машиной, пожирателем народов. И с давних пор никому не приходило в голову спрашивать, чем руководствуется император: все просто выполняли его приказы.
— А как насчет тебя, Люсилер? — с жаром вопросил Динадин. — Думаешь, ты не такой? Когда твой дэгог дергает за ниточку, ты танцуешь как марионетка. Да, Аркус — ублюдок, но и дэгог ничуть не лучше.
Триец вознамерился было встать, но удержался.
— Наверное, ты прав.
— Не надо над этим задумываться, — посоветовал Ричиус. — Просто дела обстоят именно так — для всех нас. И вообще нам не нужна помощь Кронина. Скоро из Арамура с вестями вернется Петвин. Если он передал моему отцу, сколь серьезно тут обстоят дела, тот пришлет подкрепление, в котором мы так нуждаемся.
— Правда? — взглянул на него Динадин. — Ты действительно так думаешь? Или просто говоришь то, что, по-твоему, нам хотелось бы услышать?
— В чем дело? — пожал плечами Ричиус. — Уж не тоска ли по дому заставляет тебя усомниться в моих словах?
Динадин отвел взгляд.
— Я тоскую по дому. Это правда.
— Значит, ты сомневаешься в моем отце? — не унимался Ричиус.
— Я связан с нашим королем клятвой верности и не стану плохо о нем отзываться, — ответил Динадин. — Особенно в твоем присутствии. Просто… — он немного помолчал, тщательно подбирая слова, -… мы кое-что слышим.
— Что именно?
— Может, это все пустое, — медленно сказал Динадин, — или ты сам слышишь то же самое, но мы все знаем, как плохо идет война. Однако нам неизвестно, что именно пишет тебе отец. И это заставляет меня гадать, что именно ты пишешь в этой своей книге.
Он кивком указал на дневник, лежавший у Ричиуса на коленях.
— В моем дневнике? Поверь, там нет ничего такого, что тебе было бы интересно. Я рассказываю здесь о том же самом, что говорю тебе, и ни о чем более страшном, чем то, что ты уже знаешь. — Ричиус протянул дневник Динадину. — Прочти, если хочешь.
Юноша вяло улыбнулся.
— Просто размышления ученого? Может, тебе следовало бы вернуться в Арамур, Ричиус, и писать военные песни для тех, кто будет на передовой? Если ты говоришь, будто там нет ничего, что мне следует знать, то я тебе верю.
Ричиус с облегчением положил дневник обратно на колени.
— Итак, говори. Я знаю, тебя что-то беспокоит. Что именно? — Он пристально наблюдал за Динадином, сильно прищурив глаза, так что они превратились в щелки. — Ты полагаешь, будто король бросил нас на произвол судьбы?
— Возможно, — кивнул Динадин. — Мы здесь уже давно. Ты давно просишь подкрепления, но так его и не получил. Почему эта просьба должна привести к каким-то результатам?
— Потому что мы еще никогда не были так близки к поражению! Боюсь, отец слишком верит в мои способности. Видимо, он считает, что мы можем захватить эту долину с теми крохами ресурсов, которые он нам посылает. Но теперь, когда я ему ясно сказал…
Он неожиданно замолчал, перехватив взгляд, которым Динадин обменялся с Люсилером.
— В чем дело? — раздраженно спросил он.
— Давай переменим тему, — предложил Люсилер, перебирая фигуры, снятые с доски. — Ты прав, Ричиус. Нам следует наслаждаться передышкой, а не ссориться.
— Нет! — решительно возразил принц. — У вас от меня какой-то секрет. Какой?
— Ричиус, — спокойно ответил Люсилер, — ни для кого не секрет, что твой отец отправил тебя сюда против своей воли. И для чего это нужно было бы скрывать? Никто не осуждает его за желание не втягивать Арамур в нашу войну.
— Да полно! — запротестовал Ричиус. — Я знаю, что моему отцу не хотелось посылать нас сюда, но он прислушивается к императору. Он отправил в Люсел-Лор сотни своих людей.
— Это так, — неохотно согласился Динадин, — но в последнее время он был не так щедр на припасы и подкрепление.
— Если твой отец узнал о том, как плохо обстоят дела, он мог решить, что все потеряно, — добавил Люсилер. — Новости с севера невеселые, и уж если они дошли к нам в долину, то твой отец наверняка тоже об этом слышал.
Динадин поддержал его:
— Я слышал, Тарн обратил отряды Кронина в бегство. И даже кое-кто из наших родичей говорит об отступлении.
Ричиус расхохотался:
— Ну конечно! И от кого ты это услышал, Динадин? От людей Гейла?
— Да, — смутился юноша.
— И ты им поверил? Задумайся хоть на минуту! Если б арамурцы отступали, я уверен, что сам бы об этом услышал. Возможно, Тарн и его дролы неплохо держатся, но чтобы они победили… Сомневаюсь. А земли Кронина очень обширны — даже обширнее, чем владения Фориса. Нельзя рассчитывать на то, что ему удастся не допустить дролов хотя бы куда-нибудь.
Ричиус заправил перо за скрепы дневника. Он был рад вырваться на свободу из тесных траншей, ощутить на лице прикосновение капризных лучей люсел-лорского солнца. Не обращая внимания на бугристость горы у него за спиной, он улыбнулся солнцу. Его тепло было такое же приятное, ласковое, как прикосновение женских пальцев.
За горами никогда не говорили о красотах Люсел-Лора. Эти места, являвшиеся некой тайной, загадкой, следовало избегать. До того как попасть сюда, Ричиус даже ни разу не видел трийца. Но с самого раннего детства он слышал истории о белолицых вампирах и магах — быстрых как ветер и таких непонятных. Когда немного подрос и поумнел, он спросил отца про Люсел-Лор и трийцев. Дариус Вентран ответил с присущей ему категоричностью, что они порабощают своих женщин и еще более жестоки, чем нарские принцы.
— Как в Талистане? — спросил юный Ричиус. Этот вопрос очень встревожил отца. С того времени Ричиус немало слышал о трийцах. Они не были такими зверями, как их представляли в империи. Не были они и каннибалами. Даже дролы, несмотря на весь их фанатизм, иногда проявляли гуманность. Они не пытали своих пленных, как это делали нарцы из Черного Города, и не порабощали женщин в большей степени, нежели иные народы. В борделях Нара Ричиус встречал случаи пострашнее: там единственным источником дохода для обнищавшей женщины становилась торговля собственным телом.
Легкий ветерок пошевелил маки, и они защекотали подошвы босых ног. Принц по-детски захихикал и, смутившись, посмотрел в сторону Динадина и Люсилера, сидевших на траве; их разделяла игровая доска. Динадин пристально разглядывал причудливые деревянные фигуры, но веселый смех Ричиуса отвлек его, и он вопросительно поднял бровь.
— Счастлив?
— Да, — признался Ричиус. — Впервые за много дней.
Откуда— то из -глубины его существа поднялся зевок. Принц не стал его сдерживать и потянулся, словно кот. Яркое теплое солнце навевало дремоту, и мысли лениво переключились на сон. Он снова засмеялся: такая идея его позабавила. Со дня разорения деревни прошла почти неделя, и после возвращения они только спали и ели. Передышка, которую им обеспечил Гейл, пошла всем на пользу, а хорошая погода способствовала успешной охоте. Ни волки, ни воины не беспокоили нарцев, и каждый солдат, отправлявшийся за добычей, возвращался с жирной птицей или даже оленем, способными насытить отряд. Ричиус похлопал себя по животу. Ощущение тяжести доставляло удовольствие.
— Кто выигрывает? — поинтересовался он. Динадин вынул из лунки красный колышек и, покусывая его, рассматривал позицию фигур.
— А ты как думаешь? — ответил вопросом юноша. — Я в этой проклятой игре никогда не выигрываю. Он быстро поставил фигуру в новый паз. Люсилер застонал.
— Потому что ты не умеешь концентрироваться, — объяснил он, снимая фигуру с доски. Он сунул колышек под нос Динадину. — Красные фигуры — это твои пешки. А пешками прыгать нельзя.
Динадин вырвал фигуру из его рук.
— Ну ладно, — огрызнулся он и, даже не посмотрев на доску, сунул фигуру в другой паз. — Так лучше?
— Играй как следует, — молвил Люсилер, и от раздражения его акцент стал заметней, — или не играй вовсе.
— Это же просто игра, Люсилер!
Триец фыркнул и начал снимать фигуры с доски.
— Ты мог бы последовать примеру Эджи, парень, — сказал он. — Здесь проверяются стратегические способности и умение соображать. Благодаря такой игре иногда удается выжить.
— Мы неплохо выживаем и без трийской помощи, — заворчал Динадин. — Ведь ты — единственный триец, который сражается на нашей стороне. Все остальные, по-моему, дролы.
— Если ты так считаешь, то ты — глупец, Динадин. — Люсилер встал. — Мы потеряли больше людей, чем все население вашей империи. Мы безвылазно сидим в этой долине, и ты решил, что это и есть война. Но я видел, как воины Кронина сражаются на севере. Я был в Таттераке и присутствовал при падении Фалиндара. — Он ткнул пальцем в Динадина. — А где был ты?
— Хватит, — оборвал его Ричиус. — Я хочу отдыхать, а не ссориться. Сядь, Люсилер.
Триец мгновение помедлил и опустился на траву, бормоча что-то себе под нос.
Ричиус повернулся к юноше:
— А тебе не следовало бы говорить подобные вещи, Динадин. Эдгард рассказывал мне о боях в Таттераке. Если хочешь увидеть, как трийцы сражаются за дэгога, то следует идти именно туда.
— Знаю, — согласился Динадин. — Мне просто хотелось бы видеть кого-нибудь из этих воинов здесь. Они пришлись бы кстати, особенно с отъездом всадников Гейла. — Широким жестом он как бы обрамил окружающую безмятежность. — Это ведь ненадолго, знаете ли…
Ричиус поморщился. Конечно, Динадин прав, но у него не было желания думать об этом. Он едва мог припомнить, когда им последний раз удалось сбросить доспехи и уйти из траншей хотя бы на несколько часов, и ему не хотелось тратить драгоценный покой на разговоры о войне.
— Кронин не может нам помочь, — сказал Люсилер. — Он прислал бы воинов, будь у него такая возможность. Он ненавидит Фориса не меньше, чем мы.
— Я знаю, — кивнул Ричиус. — Эдгард как-то говорил мне об этом. У них давняя междоусобица.
— Очень, очень давняя. Все началось еще до моего рождения. Кронин не дрол и никогда им не был. И он с самого начала поддерживал дэгога. Но Форис — урожденный дрол, он из клана самого Тарна. Одно это уже заставляет их друг друга ненавидеть.
— Это как мы с Гейлом, Динадин, — с ухмылкой заметил Ричиус.
Его всегда занимали распри между военачальниками Люсел-Лора. Подобно тому, как политическое соперничество между родами Вентранов и Гейлов приводило их к войне, нынешние неприязненные чувства сеяли раздоры между трийцами. Однако Вентраны и Гейлы в конце концов отринули злобу и образовали не слишком устойчивый союз под знаменами Нара. И хотя Ричиус знал, что его безжалостный император строит планы захвата власти в Люсел-Лоре, он считал маловероятным, что военачальники трийцев когда-нибудь снова примирятся.
— Именно такой образ мыслей и послужил началом этой войны, знаешь ли, — добавил он. — В империи мы между собой не воюем.
— Да, — вынужден был признать Люсилер, — ваш император этого не допускает.
— Император сохраняет в Наре мирные отношения уже почти двадцать лет, — холодно произнес Ричиус.
— Нападая на другие страны? Нар ведет войны по всему миру. Как ты можешь утверждать, что Аркус сохраняет мир, когда сам сидишь здесь?
Динадин вмешался в разговор, не дав Ричиусу ответить:
— Но ты, похоже, не возражаешь против нашего пребывания здесь, а, Люсилер? Если б не Нар, ты и твой дэгог были бы уже в лагере для военнопленных, у дролов.
— Ваш император помогает дэгогу не без корысти — просто ему что-то от него нужно, — парировал Люсилер. — Вы — как фигуры на доске, и вас передвигает умелый игрок.
Ричиус проглотил гневный ответ — главным образом потому, что его друг был прав. Никто не мог сказать точно, почему Аркус так охотно согласился помочь дэгогу Люсел-Лора. Император с его аппетитами оставался тайной для всего Нара. Наверное, даже сам дэгог не знал, почему Нар оказался здесь. Но этот вопрос мучил нарских королей уже много десятилетий. Аркус отличался своей неутомимостью. Он был машиной, пожирателем народов. И с давних пор никому не приходило в голову спрашивать, чем руководствуется император: все просто выполняли его приказы.
— А как насчет тебя, Люсилер? — с жаром вопросил Динадин. — Думаешь, ты не такой? Когда твой дэгог дергает за ниточку, ты танцуешь как марионетка. Да, Аркус — ублюдок, но и дэгог ничуть не лучше.
Триец вознамерился было встать, но удержался.
— Наверное, ты прав.
— Не надо над этим задумываться, — посоветовал Ричиус. — Просто дела обстоят именно так — для всех нас. И вообще нам не нужна помощь Кронина. Скоро из Арамура с вестями вернется Петвин. Если он передал моему отцу, сколь серьезно тут обстоят дела, тот пришлет подкрепление, в котором мы так нуждаемся.
— Правда? — взглянул на него Динадин. — Ты действительно так думаешь? Или просто говоришь то, что, по-твоему, нам хотелось бы услышать?
— В чем дело? — пожал плечами Ричиус. — Уж не тоска ли по дому заставляет тебя усомниться в моих словах?
Динадин отвел взгляд.
— Я тоскую по дому. Это правда.
— Значит, ты сомневаешься в моем отце? — не унимался Ричиус.
— Я связан с нашим королем клятвой верности и не стану плохо о нем отзываться, — ответил Динадин. — Особенно в твоем присутствии. Просто… — он немного помолчал, тщательно подбирая слова, -… мы кое-что слышим.
— Что именно?
— Может, это все пустое, — медленно сказал Динадин, — или ты сам слышишь то же самое, но мы все знаем, как плохо идет война. Однако нам неизвестно, что именно пишет тебе отец. И это заставляет меня гадать, что именно ты пишешь в этой своей книге.
Он кивком указал на дневник, лежавший у Ричиуса на коленях.
— В моем дневнике? Поверь, там нет ничего такого, что тебе было бы интересно. Я рассказываю здесь о том же самом, что говорю тебе, и ни о чем более страшном, чем то, что ты уже знаешь. — Ричиус протянул дневник Динадину. — Прочти, если хочешь.
Юноша вяло улыбнулся.
— Просто размышления ученого? Может, тебе следовало бы вернуться в Арамур, Ричиус, и писать военные песни для тех, кто будет на передовой? Если ты говоришь, будто там нет ничего, что мне следует знать, то я тебе верю.
Ричиус с облегчением положил дневник обратно на колени.
— Итак, говори. Я знаю, тебя что-то беспокоит. Что именно? — Он пристально наблюдал за Динадином, сильно прищурив глаза, так что они превратились в щелки. — Ты полагаешь, будто король бросил нас на произвол судьбы?
— Возможно, — кивнул Динадин. — Мы здесь уже давно. Ты давно просишь подкрепления, но так его и не получил. Почему эта просьба должна привести к каким-то результатам?
— Потому что мы еще никогда не были так близки к поражению! Боюсь, отец слишком верит в мои способности. Видимо, он считает, что мы можем захватить эту долину с теми крохами ресурсов, которые он нам посылает. Но теперь, когда я ему ясно сказал…
Он неожиданно замолчал, перехватив взгляд, которым Динадин обменялся с Люсилером.
— В чем дело? — раздраженно спросил он.
— Давай переменим тему, — предложил Люсилер, перебирая фигуры, снятые с доски. — Ты прав, Ричиус. Нам следует наслаждаться передышкой, а не ссориться.
— Нет! — решительно возразил принц. — У вас от меня какой-то секрет. Какой?
— Ричиус, — спокойно ответил Люсилер, — ни для кого не секрет, что твой отец отправил тебя сюда против своей воли. И для чего это нужно было бы скрывать? Никто не осуждает его за желание не втягивать Арамур в нашу войну.
— Да полно! — запротестовал Ричиус. — Я знаю, что моему отцу не хотелось посылать нас сюда, но он прислушивается к императору. Он отправил в Люсел-Лор сотни своих людей.
— Это так, — неохотно согласился Динадин, — но в последнее время он был не так щедр на припасы и подкрепление.
— Если твой отец узнал о том, как плохо обстоят дела, он мог решить, что все потеряно, — добавил Люсилер. — Новости с севера невеселые, и уж если они дошли к нам в долину, то твой отец наверняка тоже об этом слышал.
Динадин поддержал его:
— Я слышал, Тарн обратил отряды Кронина в бегство. И даже кое-кто из наших родичей говорит об отступлении.
Ричиус расхохотался:
— Ну конечно! И от кого ты это услышал, Динадин? От людей Гейла?
— Да, — смутился юноша.
— И ты им поверил? Задумайся хоть на минуту! Если б арамурцы отступали, я уверен, что сам бы об этом услышал. Возможно, Тарн и его дролы неплохо держатся, но чтобы они победили… Сомневаюсь. А земли Кронина очень обширны — даже обширнее, чем владения Фориса. Нельзя рассчитывать на то, что ему удастся не допустить дролов хотя бы куда-нибудь.