Страница:
В душе Тарн был уверен, что он — человек не злой, хотя люди считали его таковым. Его имя пользовалось у трийцев дурной славой, и он мечтал о том дне, когда сможет доказать своему народу, что боги по-прежнему существуют и что они ждут от своих детей определенных поступков. Лоррис и Прис желали для трийцев самого лучшего, а трийцы отвернулись от них и вместо этого обратились за просвещением к дьяволам Нара. Подобно дэгогу трийцы разжирели на нарских усладах. Они забыли свое место в мире, свое служение Небесам — и стали грешниками. Их необходимо очистить огнем, и этот огонь способен принести только он, Тарн.
«Как Дьяна», — мрачно подумал искусник. Она была самым дурным образчиком нынешних трийцев — непокорной и неугодной самой Прис. Ее тоже придется очистить и показать ей то место, что отведено добрым трийкам. Он почувствовал, как по его телу пробежала похотливая дрожь. Он сам заново обучит ее!
В дверь постучали — тихо, но настойчиво. Тарн не ответил. Дверь открылась, и он определил знакомую поступь Фориса. Голос друга звучал немного виновато.
— Я прервал ваши молитвы? — спросил военачальник.
— Ничто не может прервать моих молитв, — ответил дрол. — Входите. Вы поможете мне.
Форис вошел в комнату.
— Опять колени?
— Колени, — подтвердил Тарн.
Он оперся на громадную руку, протянутую ему Форисом, и позволил военачальнику поднять себя. Боль пронизала ноги, и он невольно поморщился. Форис молча наблюдал за ним, пока он разминал одеревеневшее тело.
— Уже светает, — сказал военачальник. — Ваши искусники ждут вас на улице.
— Я готов.
Форис нахмурился.
— По вашему виду не скажешь, — заметил он. — Вы слишком долго не спали, и длительные молитвы очень вас утомляют. Вам надо сначала отдохнуть.
Тарн покачал головой.
— Нет времени. Слишком много надо сделать. А я сейчас готов к этому не меньше, чем потом.
— Что случилось?
— Ничего, — с горечью ответил Тарн. — Лоррис молчит.
— Значит, вы не изменили решения?
— Не изменил. — Тарн направился к выходу. — Другого пути я не вижу.
Форис улыбнулся.
— Это — правильное решение, друг мой. Мы будем почитать вас за него. И я уверен, Лоррис желает именно этого.
— Вот как? — резко ответил Тарн. Он остановился в дверях и гневно посмотрел на военачальника. — Откуда это может быть известно хоть кому-то из вас? То, что я собираюсь сделать, — преступление!
— Это не преступление, если такова воля Лорриса, — возразил военачальник. — Вы избраны для этой миссии. Он не даровал бы вам такие силы, если б не считал, что вы должны ими воспользоваться.
— Я не понимаю его намерений! — вспыхнул Тарн. — Он игнорирует меня. Теперь он предлагает мне лишь свое молчание. Возможно, это только проклятие, Форис. Мы с вами творили ужасные дела.
— Ради благих целей, — прервал его Волк.
Именно такой ответ Тарн и ожидал услышать.
— Мы убиваем с помощью жиктаров, мы убиваем с помощью рук. Разве напрасно нас одарили Небеса? Тогда почему нельзя использовать и другие дары? — Он возмущенно фыркнул и скрестил руки на груди. — Убивать врагов вообще не преступление.
Тарн тяжко вздохнул и подошел к другу. Форис был намного старше и порой выступал не столько в роли сторонника, сколько отца. Но вот жрецом дролов он не был.
— В писаниях Лорриса сказано, что дар Небес дается для блага всех трийцев и что те, кто пользуется им из эгоизма или для того, чтобы убивать, будут навечно прокляты.
— Я все это знаю, — нетерпеливо бросил Форис. — Но что в писаниях говорится про дэгога? Какое суждение сложилось бы у Лорриса о человеке, который имеет дело с дьяволами из Нара? Лоррис был воином, Тарн. Как мы с вами.
Лицо жреца осветилось печальной улыбкой. Он не был воином — он был праведником, который поссорился с правителем.
— А еще Лоррис был человеком мирным, — поправил он Фориса. — Давайте не забывать об этом. Помните эпизод с дубом и львом? Лоррис рисковал жизнью сестры ради мира.
— Я сам молюсь только о мире, Тарн. И когда вы свершите задуманное, мы, наконец, этот мир получим. Вы раздавите Кронина и дэгога, а я займусь Шакалом.
Тарн упреждающе воздел руку.
— Нарцу не следует причинять вреда, — решительно заявил он. — Делайте что нужно, но захватите его живым. Пусть он станет свидетелем того, что предназначено дэгогу. Все мои враги должны при этом присутствовать, особенно Шакал. Он должен убедиться в моих возможностях, чтобы его император нас боялся.
— Как скажете, — согласился Форис. — Но вам следует знать, что всадники Талистана уехали из долины. Видимо, они вернутся в Таттерак, дабы снова воевать вместе с Кронином и дэгогом.
Тарн изумленно поднял брови.
— Уехали из долины? Почему?
Форис пожал плечами.
— Шакал высокомерен. Возможно, он решил, что больше в них не нуждается. Но опасайтесь их. Они на удивление кровожадны.
— Нам уже приходилось с ними сражаться, — напомнил Тарн. — Это мелочи. Я попытаюсь захватить их предводителя вместе с Кронином. Если не получится — убью его или позволю убежать. Барон Гейл не представляет для меня интереса. У него не хватит ума понять, что я задумал. Мне нужен человек из Арамура.
— Вы его получите, — пообещал Форис, усмехнувшись, — Я поймаю для вас Шакала, а вы для меня — Кронина.
Лицо Тарна посуровело.
— Вы получаете от этого слишком много удовольствия, друг мой. Не забывайте, кто наш настоящий враг.
— Я это помню. Слишком хорошо.
— Помните? — скептически взглянул на него Тарн. — Я в этом не уверен. Кронин — хороший человек. Он служит этому подонку дэгогу, потому что принес ему клятву верности. Я не допущу, чтобы ваша ненависть к нему испортила то, что мы делаем. Я не стану убивать Кронина, если в этом не будет необходимости.
— Я на этом не настаиваю, Тарн, — заявил Форис. — Его унижение меня вполне устроит.
Жрец вздохнул. Военачальники Люсел-Лора уже много веков ссорились и воевали, и в некоторых случаях их соперничество длилось так долго, что давно потеряло смысл. Тарн знал: ненависть всегда кончается именно этим. А ненависть уже много десятилетий ослепляла его друга Фориса. Долина Дринг и территория Кронина, Таттерак, в настоящее время воевали якобы из-за леса Агор — никому не нужного клочка земли, ставшего символом кровопролития. И хотя Форис был набожным дролом и беспрекословно выполнял все распоряжения Тарна, его ненависть к Кронину была тем пороком, от которого он упорно не желал избавляться.
— И еще одно, Тарн, — уклончиво промолвил Форис, — нам надо обговорить с вами…
— Да, знаю, — кивнул Тарн. — Та женщина. — Он тяжело вздохнул и привалился к стене, уставясь в потолок. — Я ее искал. Мне казалось, она в вашей долине, но…
— Что?!
Тарн пожал плечами.
— Я не знаю, где именно. Этот мой талант… он работает ненадежно. Я вижу ее — и в то же время нет. Я нашел ее в какой-то деревне, а теперь ее там не вижу. Кажется, она где-то в другом месте.
— Где именно? Скажите мне, и я ее вам доставлю.
— Не могу сказать. Возможно, она по-прежнему в долине, только в другой деревне, а может, где-то в другом месте, где я не могу ее найти. У меня еще слишком мало сил, чтобы пользоваться этим зрением.
Форис помрачнел.
— Этого недостаточно. В долине Дринг много деревень. Если вы хотите, чтобы я ее для вас нашел, вы должны сказать мне что-то более определенное.
— Большего я не знаю. По крайней мере, пока. — Тарн посмотрел другу прямо в глаза. — Но вы попытаетесь ее найти, правда?
— Если смогу, — ответил Форис. — Может не получиться…
— Вы должны, — настаивал Тарн. — Дьяна моя! Она мне обещана, и я ее получу. — В нем закипал тошнотворный гнев. Он снова привалился к стене, отер ладонью потный лоб и застонал. — Я слишком изнурен, чтобы это делать. Но когда я обрету силы, я ее найду и в случае надобности поймаю сам!
— А вот это, — замотал головой Форис, — совсем не то, для чего Лоррис даровал вам силы. Я ее вам доставлю.
Тарн ничего не ответил. Он понимал, Форис прав: его новые способности определенно даны ему не для похищения женщины, — и в то же время он по-прежнему был ею заворожен. Это чувство не покидало его с той минуты, как их родители заключили между ними помолвку. А она восставала против него, и когда какой-нибудь дрол осведомлялся, почему его женщина не с ним, он впадал в бешенство. Она не имела права нарушать обещание, данное их родителями. Она — женщина. Эта независимость женщин — просто очередное грязное влияние Нара, которому надо положить конец. Когда он и его революция победят, они повернут время вспять и в отношении этой непристойности.
— Она моя! — угрожающе прошептал Тарн. — И я ее заполучу, друг мой. И тогда я покажу ей, что значит быть женщиной.
Форис расхохотался.
— Неужели она столь прекрасна? Иначе как бы ей удалось так вас очаровать! Она ведь просто девушка, Тарн. И, судя по тому, что вы мне рассказывали, настоящая рысь. Возможно, вам без нее было бы лучше. В моей долине достаточно женщин, добропорядочных дролок. Если хотите, я подберу вам подходящую.
Тарн покачал головой.
— Нет. Вы ее не знаете. Вы ее не видели. Она… — тут господин всех дролов закрыл глаза, -… она как греза.
— Греза! — засмеялся Форис. — Да вас змея укусила, Тарн. Эта Дьяна — дочь еретика. Она будет вам плохой женой. Выкиньте из головы обещание ее отца. — Внезапно голос военачальника смягчился. — Я вас знаю. Такая женщина не сделает вас счастливым.
— Другой женщины для меня не существует, — тихо молвил Тарн. — Она — часть моего проклятия. Я больше никого не хочу.
— Она никогда вас не полюбит. Если вам надо это…
— Она моя! — опять воспламенился Тарн. — Она мне обещана, и я ее получу!
— Я повторяю снова: она вас любить не будет. Никогда. Она бежит, потому что боится вас. Она видела, что вы сделали с ее отцом.
В темных глазах Тарна вспыхнул огонь.
— Ее отец нарушил данное мне слово.
— Вас помолвили в двенадцать лет, Тарн. Он не знал, каким вы станете, когда вырастете. Если б вы тогда были дролом, он никогда не обещал бы вам своей дочери.
— И сторонники дэгога всегда так относятся к данному им слову: только когда им выгодно помнить, что оно дано! Ее отец заслужил свою смерть. Я бы снова отрубил ему голову, если б мог.
— Вот почему она ненавидит вас, друг мой. Вот почему она всегда будет вас ненавидеть. Если между вами и было что-то, то это чувство умерло. Найдите себе другую.
— Не могу, — признался Тарн. — Когда вы ее увидите, вы поймете, почему я так одержим ею.
Форис глубоко опечалился.
— Тогда я постараюсь найти ее для вас. А теперь идемте. Ваши люди собрались и готовы выступить.
Форис распахнул перед ним дверь, и друзья вышли в тихий коридор. Их дожидались двое воинов Фориса Волка. Красные одежды великолепно обрисовывали их мощные тела,
двухклинковые жиктары висели за спиной. Они зашагали позади Тарна и хозяина долины через темный зал, мимо главного входа в замок и во внутренний двор, где среди разбитых скульптур дожидались пять лошадей. На двух сидели искусники — дролские жрецы Тарна в оранжевых одеяниях высших служителей Лорриса и Прис. Они словно окаменели, пока их предводитель приближался, и даже не повернули голов в его сторону. Воины Фориса сразу же направились к лошадям и быстро вскочили на них, давая своему военачальнику и Тарну возможность попрощаться наедине.
— Дорога предстоит долгая. — На лице Фориса отразилось беспокойство. — Берегите себя, друг мой. И не тревожьтесь. Вы поступаете правильно.
Тарну не удалась попытка улыбнуться.
— Правильно или нет, но, думаю, я все равно буду за это проклят.
Он подошел к своему коню и уже закинул ногу в стремя, когда из недр замка до него донесся крик.
— Бхапо, подождите!
Тарн опустил ногу и повернулся к воротам замка. Из темноты возникла Прис, младшая дочь Фориса. Она бежала к ним, протянув руки.
— Не уезжайте, бхапо! — воскликнула Прис. Она попыталась пробежать мимо отца, но Форис ухватил ее за воротник.
— Дочка, — с укоризной произнес он, — возвращайся в кровать.
Девочка прилагала неимоверные усилия, чтобы вырваться из отцовских рук, но Форис крепко держал ее.
— Я хочу попрощаться! — взмолилась она. — Я увидела из окна, что бхапо уезжает. Ну пожалуйста!
— Ладно, — уступил Форис. — Но только быстро. Бхапо пора ехать.
Тарн подошел к крохе и опустился на колени. Движение отдалось острой болью, но он не обратил на это внимания, с улыбкой глядя в лицо девочки.
— Я уезжаю не навсегда, Прис, — мягко сказал он. — Не беспокойся. Я вернусь, как только смогу. Но сначала мне нужно кое-что сделать.
— Что сделать, бхапо? — спросил ребенок. — Это кое-что военное?
Тарну очень нравилось звучание этого слова в детских устах. Слыша это ласковое бхапо, означавшее дядюшка, Тарн всегда улыбался.
— Мне надо ехать, чтобы остановить нехорошего человека, Прис, и помочь людям. Но я обещаю вернуться. И тогда все будет хорошо. Договорились?
Девочка кивнула:
— Да, бхапо. А вы привезете мне еще одну книгу, когда вернетесь?
— Постараюсь. Но давай-ка я кое-что тебе покажу. Это тебе понравится.
Прямо на глазах малышки и ее отца Тарн поднял с земли корявую сухую ветку, которая упала с березы, росшей на дворе замка. Быстро освободил ее от мелких веточек, а потом разломил ветку на кусочки. Каждый кусочек он по очереди клал на землю, и получилось нечто вроде фигурки деревянного человечка. Туловище у него было из толстого куска ветки, руки и ноги — из более тонких прутиков.
— Вот, — сказал Тарн. — Ты знаешь, что это такое?
Прис не скрывала разочарования.
— Ничего, — недовольно пробурчала она.
— Вовсе не ничего. Это — человек.
Девочка с любопытством наклонила головку и посмотрела на деревянного человечка.
— Правда?
— Да. — Тарн помахал рукой над ветками. — Смотри!
Ветки секунду дрожали, а потом деревянный человечек встал, покачался на неуклюжих ножках и начал двигаться. Прис взвизгнула от радости и захлопала в ладоши. Тарн засмеялся и взглянул на Фориса: в его распахнутых глазах отразились восхищение и ужас. Прис продолжала веселиться — и человечек затанцевал, а вскоре даже искусники, которые постепенно привыкали к странным способностям своего господина, начали смеяться.
— Продолжай хлопать, Прис. — Тарн встал с колен и направился к своему коню. — Человечек еще немного для тебя потанцует.
Девочка была так заворожена новой игрушкой, что почти не обратила внимания на отъезд своего обожаемого дядюшки. Совершенно потрясенный чудом, Форис обошел ее и помог Тарну сесть в седло.
— Что это было? — спросил он.
Тарн пожал плечами.
— Спросите у Лорриса.
Затем он встряхнул повод и исчез в лесу. Спустя несколько секунд деревянный человечек перестал танцевать, упал и рассыпался.
5
«Как Дьяна», — мрачно подумал искусник. Она была самым дурным образчиком нынешних трийцев — непокорной и неугодной самой Прис. Ее тоже придется очистить и показать ей то место, что отведено добрым трийкам. Он почувствовал, как по его телу пробежала похотливая дрожь. Он сам заново обучит ее!
В дверь постучали — тихо, но настойчиво. Тарн не ответил. Дверь открылась, и он определил знакомую поступь Фориса. Голос друга звучал немного виновато.
— Я прервал ваши молитвы? — спросил военачальник.
— Ничто не может прервать моих молитв, — ответил дрол. — Входите. Вы поможете мне.
Форис вошел в комнату.
— Опять колени?
— Колени, — подтвердил Тарн.
Он оперся на громадную руку, протянутую ему Форисом, и позволил военачальнику поднять себя. Боль пронизала ноги, и он невольно поморщился. Форис молча наблюдал за ним, пока он разминал одеревеневшее тело.
— Уже светает, — сказал военачальник. — Ваши искусники ждут вас на улице.
— Я готов.
Форис нахмурился.
— По вашему виду не скажешь, — заметил он. — Вы слишком долго не спали, и длительные молитвы очень вас утомляют. Вам надо сначала отдохнуть.
Тарн покачал головой.
— Нет времени. Слишком много надо сделать. А я сейчас готов к этому не меньше, чем потом.
— Что случилось?
— Ничего, — с горечью ответил Тарн. — Лоррис молчит.
— Значит, вы не изменили решения?
— Не изменил. — Тарн направился к выходу. — Другого пути я не вижу.
Форис улыбнулся.
— Это — правильное решение, друг мой. Мы будем почитать вас за него. И я уверен, Лоррис желает именно этого.
— Вот как? — резко ответил Тарн. Он остановился в дверях и гневно посмотрел на военачальника. — Откуда это может быть известно хоть кому-то из вас? То, что я собираюсь сделать, — преступление!
— Это не преступление, если такова воля Лорриса, — возразил военачальник. — Вы избраны для этой миссии. Он не даровал бы вам такие силы, если б не считал, что вы должны ими воспользоваться.
— Я не понимаю его намерений! — вспыхнул Тарн. — Он игнорирует меня. Теперь он предлагает мне лишь свое молчание. Возможно, это только проклятие, Форис. Мы с вами творили ужасные дела.
— Ради благих целей, — прервал его Волк.
Именно такой ответ Тарн и ожидал услышать.
— Мы убиваем с помощью жиктаров, мы убиваем с помощью рук. Разве напрасно нас одарили Небеса? Тогда почему нельзя использовать и другие дары? — Он возмущенно фыркнул и скрестил руки на груди. — Убивать врагов вообще не преступление.
Тарн тяжко вздохнул и подошел к другу. Форис был намного старше и порой выступал не столько в роли сторонника, сколько отца. Но вот жрецом дролов он не был.
— В писаниях Лорриса сказано, что дар Небес дается для блага всех трийцев и что те, кто пользуется им из эгоизма или для того, чтобы убивать, будут навечно прокляты.
— Я все это знаю, — нетерпеливо бросил Форис. — Но что в писаниях говорится про дэгога? Какое суждение сложилось бы у Лорриса о человеке, который имеет дело с дьяволами из Нара? Лоррис был воином, Тарн. Как мы с вами.
Лицо жреца осветилось печальной улыбкой. Он не был воином — он был праведником, который поссорился с правителем.
— А еще Лоррис был человеком мирным, — поправил он Фориса. — Давайте не забывать об этом. Помните эпизод с дубом и львом? Лоррис рисковал жизнью сестры ради мира.
— Я сам молюсь только о мире, Тарн. И когда вы свершите задуманное, мы, наконец, этот мир получим. Вы раздавите Кронина и дэгога, а я займусь Шакалом.
Тарн упреждающе воздел руку.
— Нарцу не следует причинять вреда, — решительно заявил он. — Делайте что нужно, но захватите его живым. Пусть он станет свидетелем того, что предназначено дэгогу. Все мои враги должны при этом присутствовать, особенно Шакал. Он должен убедиться в моих возможностях, чтобы его император нас боялся.
— Как скажете, — согласился Форис. — Но вам следует знать, что всадники Талистана уехали из долины. Видимо, они вернутся в Таттерак, дабы снова воевать вместе с Кронином и дэгогом.
Тарн изумленно поднял брови.
— Уехали из долины? Почему?
Форис пожал плечами.
— Шакал высокомерен. Возможно, он решил, что больше в них не нуждается. Но опасайтесь их. Они на удивление кровожадны.
— Нам уже приходилось с ними сражаться, — напомнил Тарн. — Это мелочи. Я попытаюсь захватить их предводителя вместе с Кронином. Если не получится — убью его или позволю убежать. Барон Гейл не представляет для меня интереса. У него не хватит ума понять, что я задумал. Мне нужен человек из Арамура.
— Вы его получите, — пообещал Форис, усмехнувшись, — Я поймаю для вас Шакала, а вы для меня — Кронина.
Лицо Тарна посуровело.
— Вы получаете от этого слишком много удовольствия, друг мой. Не забывайте, кто наш настоящий враг.
— Я это помню. Слишком хорошо.
— Помните? — скептически взглянул на него Тарн. — Я в этом не уверен. Кронин — хороший человек. Он служит этому подонку дэгогу, потому что принес ему клятву верности. Я не допущу, чтобы ваша ненависть к нему испортила то, что мы делаем. Я не стану убивать Кронина, если в этом не будет необходимости.
— Я на этом не настаиваю, Тарн, — заявил Форис. — Его унижение меня вполне устроит.
Жрец вздохнул. Военачальники Люсел-Лора уже много веков ссорились и воевали, и в некоторых случаях их соперничество длилось так долго, что давно потеряло смысл. Тарн знал: ненависть всегда кончается именно этим. А ненависть уже много десятилетий ослепляла его друга Фориса. Долина Дринг и территория Кронина, Таттерак, в настоящее время воевали якобы из-за леса Агор — никому не нужного клочка земли, ставшего символом кровопролития. И хотя Форис был набожным дролом и беспрекословно выполнял все распоряжения Тарна, его ненависть к Кронину была тем пороком, от которого он упорно не желал избавляться.
— И еще одно, Тарн, — уклончиво промолвил Форис, — нам надо обговорить с вами…
— Да, знаю, — кивнул Тарн. — Та женщина. — Он тяжело вздохнул и привалился к стене, уставясь в потолок. — Я ее искал. Мне казалось, она в вашей долине, но…
— Что?!
Тарн пожал плечами.
— Я не знаю, где именно. Этот мой талант… он работает ненадежно. Я вижу ее — и в то же время нет. Я нашел ее в какой-то деревне, а теперь ее там не вижу. Кажется, она где-то в другом месте.
— Где именно? Скажите мне, и я ее вам доставлю.
— Не могу сказать. Возможно, она по-прежнему в долине, только в другой деревне, а может, где-то в другом месте, где я не могу ее найти. У меня еще слишком мало сил, чтобы пользоваться этим зрением.
Форис помрачнел.
— Этого недостаточно. В долине Дринг много деревень. Если вы хотите, чтобы я ее для вас нашел, вы должны сказать мне что-то более определенное.
— Большего я не знаю. По крайней мере, пока. — Тарн посмотрел другу прямо в глаза. — Но вы попытаетесь ее найти, правда?
— Если смогу, — ответил Форис. — Может не получиться…
— Вы должны, — настаивал Тарн. — Дьяна моя! Она мне обещана, и я ее получу. — В нем закипал тошнотворный гнев. Он снова привалился к стене, отер ладонью потный лоб и застонал. — Я слишком изнурен, чтобы это делать. Но когда я обрету силы, я ее найду и в случае надобности поймаю сам!
— А вот это, — замотал головой Форис, — совсем не то, для чего Лоррис даровал вам силы. Я ее вам доставлю.
Тарн ничего не ответил. Он понимал, Форис прав: его новые способности определенно даны ему не для похищения женщины, — и в то же время он по-прежнему был ею заворожен. Это чувство не покидало его с той минуты, как их родители заключили между ними помолвку. А она восставала против него, и когда какой-нибудь дрол осведомлялся, почему его женщина не с ним, он впадал в бешенство. Она не имела права нарушать обещание, данное их родителями. Она — женщина. Эта независимость женщин — просто очередное грязное влияние Нара, которому надо положить конец. Когда он и его революция победят, они повернут время вспять и в отношении этой непристойности.
— Она моя! — угрожающе прошептал Тарн. — И я ее заполучу, друг мой. И тогда я покажу ей, что значит быть женщиной.
Форис расхохотался.
— Неужели она столь прекрасна? Иначе как бы ей удалось так вас очаровать! Она ведь просто девушка, Тарн. И, судя по тому, что вы мне рассказывали, настоящая рысь. Возможно, вам без нее было бы лучше. В моей долине достаточно женщин, добропорядочных дролок. Если хотите, я подберу вам подходящую.
Тарн покачал головой.
— Нет. Вы ее не знаете. Вы ее не видели. Она… — тут господин всех дролов закрыл глаза, -… она как греза.
— Греза! — засмеялся Форис. — Да вас змея укусила, Тарн. Эта Дьяна — дочь еретика. Она будет вам плохой женой. Выкиньте из головы обещание ее отца. — Внезапно голос военачальника смягчился. — Я вас знаю. Такая женщина не сделает вас счастливым.
— Другой женщины для меня не существует, — тихо молвил Тарн. — Она — часть моего проклятия. Я больше никого не хочу.
— Она никогда вас не полюбит. Если вам надо это…
— Она моя! — опять воспламенился Тарн. — Она мне обещана, и я ее получу!
— Я повторяю снова: она вас любить не будет. Никогда. Она бежит, потому что боится вас. Она видела, что вы сделали с ее отцом.
В темных глазах Тарна вспыхнул огонь.
— Ее отец нарушил данное мне слово.
— Вас помолвили в двенадцать лет, Тарн. Он не знал, каким вы станете, когда вырастете. Если б вы тогда были дролом, он никогда не обещал бы вам своей дочери.
— И сторонники дэгога всегда так относятся к данному им слову: только когда им выгодно помнить, что оно дано! Ее отец заслужил свою смерть. Я бы снова отрубил ему голову, если б мог.
— Вот почему она ненавидит вас, друг мой. Вот почему она всегда будет вас ненавидеть. Если между вами и было что-то, то это чувство умерло. Найдите себе другую.
— Не могу, — признался Тарн. — Когда вы ее увидите, вы поймете, почему я так одержим ею.
Форис глубоко опечалился.
— Тогда я постараюсь найти ее для вас. А теперь идемте. Ваши люди собрались и готовы выступить.
Форис распахнул перед ним дверь, и друзья вышли в тихий коридор. Их дожидались двое воинов Фориса Волка. Красные одежды великолепно обрисовывали их мощные тела,
двухклинковые жиктары висели за спиной. Они зашагали позади Тарна и хозяина долины через темный зал, мимо главного входа в замок и во внутренний двор, где среди разбитых скульптур дожидались пять лошадей. На двух сидели искусники — дролские жрецы Тарна в оранжевых одеяниях высших служителей Лорриса и Прис. Они словно окаменели, пока их предводитель приближался, и даже не повернули голов в его сторону. Воины Фориса сразу же направились к лошадям и быстро вскочили на них, давая своему военачальнику и Тарну возможность попрощаться наедине.
— Дорога предстоит долгая. — На лице Фориса отразилось беспокойство. — Берегите себя, друг мой. И не тревожьтесь. Вы поступаете правильно.
Тарну не удалась попытка улыбнуться.
— Правильно или нет, но, думаю, я все равно буду за это проклят.
Он подошел к своему коню и уже закинул ногу в стремя, когда из недр замка до него донесся крик.
— Бхапо, подождите!
Тарн опустил ногу и повернулся к воротам замка. Из темноты возникла Прис, младшая дочь Фориса. Она бежала к ним, протянув руки.
— Не уезжайте, бхапо! — воскликнула Прис. Она попыталась пробежать мимо отца, но Форис ухватил ее за воротник.
— Дочка, — с укоризной произнес он, — возвращайся в кровать.
Девочка прилагала неимоверные усилия, чтобы вырваться из отцовских рук, но Форис крепко держал ее.
— Я хочу попрощаться! — взмолилась она. — Я увидела из окна, что бхапо уезжает. Ну пожалуйста!
— Ладно, — уступил Форис. — Но только быстро. Бхапо пора ехать.
Тарн подошел к крохе и опустился на колени. Движение отдалось острой болью, но он не обратил на это внимания, с улыбкой глядя в лицо девочки.
— Я уезжаю не навсегда, Прис, — мягко сказал он. — Не беспокойся. Я вернусь, как только смогу. Но сначала мне нужно кое-что сделать.
— Что сделать, бхапо? — спросил ребенок. — Это кое-что военное?
Тарну очень нравилось звучание этого слова в детских устах. Слыша это ласковое бхапо, означавшее дядюшка, Тарн всегда улыбался.
— Мне надо ехать, чтобы остановить нехорошего человека, Прис, и помочь людям. Но я обещаю вернуться. И тогда все будет хорошо. Договорились?
Девочка кивнула:
— Да, бхапо. А вы привезете мне еще одну книгу, когда вернетесь?
— Постараюсь. Но давай-ка я кое-что тебе покажу. Это тебе понравится.
Прямо на глазах малышки и ее отца Тарн поднял с земли корявую сухую ветку, которая упала с березы, росшей на дворе замка. Быстро освободил ее от мелких веточек, а потом разломил ветку на кусочки. Каждый кусочек он по очереди клал на землю, и получилось нечто вроде фигурки деревянного человечка. Туловище у него было из толстого куска ветки, руки и ноги — из более тонких прутиков.
— Вот, — сказал Тарн. — Ты знаешь, что это такое?
Прис не скрывала разочарования.
— Ничего, — недовольно пробурчала она.
— Вовсе не ничего. Это — человек.
Девочка с любопытством наклонила головку и посмотрела на деревянного человечка.
— Правда?
— Да. — Тарн помахал рукой над ветками. — Смотри!
Ветки секунду дрожали, а потом деревянный человечек встал, покачался на неуклюжих ножках и начал двигаться. Прис взвизгнула от радости и захлопала в ладоши. Тарн засмеялся и взглянул на Фориса: в его распахнутых глазах отразились восхищение и ужас. Прис продолжала веселиться — и человечек затанцевал, а вскоре даже искусники, которые постепенно привыкали к странным способностям своего господина, начали смеяться.
— Продолжай хлопать, Прис. — Тарн встал с колен и направился к своему коню. — Человечек еще немного для тебя потанцует.
Девочка была так заворожена новой игрушкой, что почти не обратила внимания на отъезд своего обожаемого дядюшки. Совершенно потрясенный чудом, Форис обошел ее и помог Тарну сесть в седло.
— Что это было? — спросил он.
Тарн пожал плечами.
— Спросите у Лорриса.
Затем он встряхнул повод и исчез в лесу. Спустя несколько секунд деревянный человечек перестал танцевать, упал и рассыпался.
5
Имя его было Небаразар Горандарр, но никто его так не называл. Его монаршья генеалогия отличалась большей разветвленностью, чем у большинства королей Нара (исключение составлял, наверное, сам император), и он мог проследить свое происхождение на протяжении тысячи поколений — до того периода, когда трийцы были собирателями растений, а первые дролы еще не начали поклоняться своему мифическому божеству. Из-за его происхождения и странного звучания имени народ давно придумал титул, коим стал именовать представителей этого некогда сильного клана.
Его называли дэгогом.
Это слово из древнего языка означало вождь, и дэгог Люсел-Лора гордился своим титулом. Его звали не дэгог Небаразар Горандарр, а просто — дэгог. Так обращались к нему и жена, и дюжина его детей. Произнесение в его присутствии полного имени воспринималось бы как крамола. Ему служили не из любви, а из глубочайшей, воспитанной поколениями преданности. Его семью высоко ставили на протяжении всей истории трийцев, и хотя он был слабейшим представителем своего клана, ему все равно воздавали почести — по крайней мере те, кто не попал под влияние дролов.
Некоторые считали его мелочным. Зная об этом, он обычно оставался индифферентным к такого рода оскорблениям. Он был неимоверно богат, во всяком случае, до тех пор, пока его цитаделью не завладел Тарн, и он не сомневался, что подлым или жадным его называют исключительно завистники. У него имелось твердое убеждение, что все свои побрякушки он заслужил уже потому, что являлся последним потомком достопочтенной семьи.
В этот день дэгог Люсел-Лора пребывал в особо мерзком настроении и демонстрировал это окружающим. Он барабанил своими жирными пальцами по столу для заседаний, и его массивные кольца терлись друг о друга. Для него не было на свете ничего более ненавистного, чем ожидание. В былые дни тот, кто имел наглость заставить дэгога ждать, считался преступником. Но эти времена миновали, и даже он понимал: бесполезно рассчитывать на то, что нарские дикари уяснят столь сложный этикет. И, охваченный гневом, он ждал, возлежа на подушках из весьма посредственного шелка.
Прислужница поставила перед ним чашу с финиками, но он смахнул ее, и фрукты рассыпались по полу.
— Убирайся! — рявкнул он, и женщина поспешно ретировалась.
Дэгог почувствовал, как ощетинился сидевший рядом с ним военачальник Кронин, но это его нисколько не тронуло. Ему надоело жить в этом замке, годном только под свинарник, надоело считаться гостем военачальника. Он хотел вернуться домой и обвинял присутствующих здесь в том, что они не пускают его в любимый Фалиндар. Однорукий Эдгард, арамурский боевой герцог, рассеянно потер обрубок руки и тайком подмигнул Кронину. Дэгог мысленно содрогнулся, решив, что его считают идиотом.
— Я хочу начать, — заявил он Кронину. — Где этот дурень барон? Ступай найди его.
Кронин, военачальник Таттерака, приглушил возмущенное фырканье и встал с пола. Чувствуя легкое раздражение, он направился к арке — и лишь тогда заметил барона Блэквуда Гейла. Тот вызывающе протиснулся в арку, не обратив на него ни малейшего внимания, решительно прошел в зал и низко поклонился трийскому правителю. Барон был гигантом, воплощением нарского варварства; при каждом движении его кожаные доспехи растягивались и стонали. Позади него шел еще один талистанец, полковник Троск, похожий на хорька; он никогда ни перед кем не снимал своей шапки с пером — даже перед дэгогом.
— Дэгог, — торжественно произнес барон, — прошу извинить мое опоздание. Меня задержали важные дела, и я только что прибыл.
— Ты оказываешь мне дурную услугу, барон, заставляя меня ждать. Чем, по-твоему, я занимаюсь все дни, чтобы тратить даром столько времени? Садись.
Гейл почтительно склонил голову, и они с полковником уселись на пол, вытянув вперед скрещенные ноги, и безуспешно пытались подложить себе под задницы шелковые подушки. Пришельцы не выказали желания заговорить с герцогом Эдгардом, и арамурец тоже не удостоил их вниманием.
Кронин молча вернулся на свое место рядом с дэгогом.
— Женщина! — крикнул дэгог по-трийски куда-то в глубину зала. — Принеси нам угощение. Еще фиников и питья.
Спустя несколько секунд прислужница вернулась с подносом. Поставила его на стол и робко налила из высокого серебряного сосуда токку — любимый напиток дэгога — в подставленный бокал господина. Затем обслужила остальных.
— А теперь, — высокомерно осведомился дэгог, — может быть, все-таки начнем?
— Конечно, о мудрейший! — проговорил барон с напускной улыбкой. — Если остальные готовы…
— Мы ждали вас. — Эдгард с презрением посмотрел на Гейла. — По-моему, вы делаете это специально, барон.
— Как это похоже на арамурца: говорить в неподходящий момент, — ответил Гейл. — Вы что-то слишком смелы для однорукого, боевой герцог. Перемените тон. — Он мельком взглянул на своего безмолвного полковника, который поглаживал рукоять сабли. — Руку отрубить можно не только жиктаром.
Эдгард начал подниматься.
Дэгог ударил кулаком по столику.
— Хватит! — крикнул он. — Садись, герцог Эдгард! И не смейте лаяться в моем присутствии. Вы все мне надоели!
Арамурец снова сел. Дэгог переплел пальцы и поставил локти на стол, обведя всех раздраженным взглядом. Гейл и полковник Троск только ухмыльнулись.
— Предупреждаю вас: я этого не потерплю! — заявил дэгог. — Барон Гейл, Кронин сообщил мне, что мятежники на юге наступают и скоро могут добраться даже сюда, к горе Годон. Ты должен был удерживать те земли, так?
— Да, дэгог, — кивнул Гейл. — И я намерен это делать, насколько мне позволят мои силы.
— Твои силы что-то мало тебе позволяют, барон! — Гейл пренебрежительно поморщился.
— Я был в долине Дринг, дэгог. Юному Вентрану нужна была моя помощь. — Барон зыркнул на Эдгарда. — Пришлось его вытаскивать из пекла. Мы подоспели как раз вовремя.
— И он опять силен? — спросил повелитель трийцев.
— Силен? О нет, дэгог, он никогда не был силен. Он просто щенок, и эта война ему не по силам. Как я уже говорил, войну в долине следовало поручить мне. — Он вздохнул. — Откровенно говоря, я просто не могу понять, почему арамурцы вообще находятся здесь.
Дэгог огорчился, видя, как Эдгард проглатывает открытое оскорбление. Из этих двоих он предпочитал сдержанного арамурца, а не нахального барона. Эдгард, безусловно, честен, пусть и не так бесстрашен, как Гейл, а его советы всегда оказывались полезными. Однако в данную минуту беспомощное ерзанье Эдгарда зародило в нем мысль, что барон, возможно, прав. Талистанцы грубы, но выносливы и подчиняются своему императору беспрекословно, тогда как арамурцы делают это весьма неохотно. На самом деле единственным человеком, которому дэгог доверял, был Кронин. Конечно, он глуп, как все военачальники, но мог бы потягаться с любым нарцем.
— Сначала расскажи мне о долине Дринг, — велел дэгог. — Что там происходит?
— Дела идут плохо, о мудрейший, — ответил Гейл. — Мальчишка сам не знает, что делает.
— Мой человек оттуда сообщает иное, — парировал дэгог. — Продолжай.
— Ну что я могу сказать? Он плохо владеет стратегией. Ему не хватает опыта и воли. Видели бы вы его солдат! Полуголодные, одетые в лохмотья. У них кончается практически все. — Гейл печально покачал головой. — Не знаю, сколько еще они смогут продержаться.
— Но, если говорить честно, — добавил полковник Троск, — наше положение не намного лучше. Нам тоже всего не хватает.
— Да, — согласился Гейл, — но дело не только в этом. Люди постепенно теряют уверенность, и это — вина Вентрана.
— Я уверен, Ричиус делает все что может, — пророкотал Эдгард.
— Я говорю не о вашем драгоценном принце, Эдгард. Я имел в виду Дариуса Вентрана, его отца. Он не присылает ни подкрепления, ни припасов. Вы ведь и сами ничего не получили, верно? Ваш король от вас отвернулся.
Эдгард оставил обвинение без ответа, и сей факт возбудил у дэгога интерес.
— Да, это другой вопрос, — сказал повелитель трийцев. — Герцог Эдгард, почему от твоего короля нет известий? Где войска, обещанные мне императором?
— Это вина не императора, — вмешался барон.
Дэгог жестом приказал ему молчать.
— Герцог Эдгард, я требую объяснений!
— Арамур — маленькая страна, дэгог, — спокойно произнес Эдгард. — У нас нет ресурсов, чтобы вести эту войну. Я уверен, мой король посылает все что можно.
— Это ложь, — зарычал Гейл. — Ваш король — трус! Он мог бы посылать больше солдат и припасов, если бы хотел, но он похож на ребенка, который не выносит вида крови. Ведь прямо сейчас он допускает, чтобы его собственный сын находился на грани голодной смерти в долине Дринг! Арамур контролирует дорогу Сакцен. Именно из-за него припасы не доходят до нас. Он — себялюбивый изменник, постоянно досаждающий императору.
— Ты высоко отзываешься о своем императоре, — заметил дэгог. Он сел прямее, бросил в рот финик и, разжевывая его, внимательно посмотрел на Гейла. — Скажи мне, барон: тебе по душе находиться под пятой у Нара?
— Вы хотите сказать — под покровительством, дэгог, — поправил его Гейл. — Да, к тому же я его ценю. Как и вы, я уверен.
— И тебя не тревожит, что твой император — завоеватель или что он и его приспешники убивают ради развлечения?
— Извините, дэгог, но император только хочет вам помочь. Он боится за вас, за всех трийцев…
Дэгог закрыл глаза стараясь умерить бешеную ярость.
— Он безумец, барон. И это знает весь мир.
— Да? — возмутился Гейл. — Если он так опасен, то почему вы столь охотно принимаете его помощь, дэгог? Могу я вас об этом спросить?
— Нет, барон, не можешь. Это касается только меня и Аркуса. Но знай вот что: я говорю на твоем языке и мне известно истинное положение дел гораздо лучше, чем тебе. Я не дикарь, которого ты мог бы перехитрить.
— О мудрейший, я и не думал…
— Молчать! — загремел дэгог. — И слушайте меня, вы оба! Я знаю, что король Арамура ведет со мной игру. И для меня не являются секретом намерения императора. Так что можете сказать Аркусу: если он хочет получить от меня желаемое, пусть начнет посылать обещанные войска. И не талистанцев или юнцов из Арамура. Мне нужны нарские солдаты из Черного Города. Потому что, если я паду, он никогда не получит от Тарна того, что ему нужно. Никогда!
Блэквуд Гейл наконец смутился. Он посмотрел на своего полковника, словно ища поддержки, но Троск лишь пожал плечами и старался не выказать озабоченности — но дэгог легко ее разглядел.
Его называли дэгогом.
Это слово из древнего языка означало вождь, и дэгог Люсел-Лора гордился своим титулом. Его звали не дэгог Небаразар Горандарр, а просто — дэгог. Так обращались к нему и жена, и дюжина его детей. Произнесение в его присутствии полного имени воспринималось бы как крамола. Ему служили не из любви, а из глубочайшей, воспитанной поколениями преданности. Его семью высоко ставили на протяжении всей истории трийцев, и хотя он был слабейшим представителем своего клана, ему все равно воздавали почести — по крайней мере те, кто не попал под влияние дролов.
Некоторые считали его мелочным. Зная об этом, он обычно оставался индифферентным к такого рода оскорблениям. Он был неимоверно богат, во всяком случае, до тех пор, пока его цитаделью не завладел Тарн, и он не сомневался, что подлым или жадным его называют исключительно завистники. У него имелось твердое убеждение, что все свои побрякушки он заслужил уже потому, что являлся последним потомком достопочтенной семьи.
В этот день дэгог Люсел-Лора пребывал в особо мерзком настроении и демонстрировал это окружающим. Он барабанил своими жирными пальцами по столу для заседаний, и его массивные кольца терлись друг о друга. Для него не было на свете ничего более ненавистного, чем ожидание. В былые дни тот, кто имел наглость заставить дэгога ждать, считался преступником. Но эти времена миновали, и даже он понимал: бесполезно рассчитывать на то, что нарские дикари уяснят столь сложный этикет. И, охваченный гневом, он ждал, возлежа на подушках из весьма посредственного шелка.
Прислужница поставила перед ним чашу с финиками, но он смахнул ее, и фрукты рассыпались по полу.
— Убирайся! — рявкнул он, и женщина поспешно ретировалась.
Дэгог почувствовал, как ощетинился сидевший рядом с ним военачальник Кронин, но это его нисколько не тронуло. Ему надоело жить в этом замке, годном только под свинарник, надоело считаться гостем военачальника. Он хотел вернуться домой и обвинял присутствующих здесь в том, что они не пускают его в любимый Фалиндар. Однорукий Эдгард, арамурский боевой герцог, рассеянно потер обрубок руки и тайком подмигнул Кронину. Дэгог мысленно содрогнулся, решив, что его считают идиотом.
— Я хочу начать, — заявил он Кронину. — Где этот дурень барон? Ступай найди его.
Кронин, военачальник Таттерака, приглушил возмущенное фырканье и встал с пола. Чувствуя легкое раздражение, он направился к арке — и лишь тогда заметил барона Блэквуда Гейла. Тот вызывающе протиснулся в арку, не обратив на него ни малейшего внимания, решительно прошел в зал и низко поклонился трийскому правителю. Барон был гигантом, воплощением нарского варварства; при каждом движении его кожаные доспехи растягивались и стонали. Позади него шел еще один талистанец, полковник Троск, похожий на хорька; он никогда ни перед кем не снимал своей шапки с пером — даже перед дэгогом.
— Дэгог, — торжественно произнес барон, — прошу извинить мое опоздание. Меня задержали важные дела, и я только что прибыл.
— Ты оказываешь мне дурную услугу, барон, заставляя меня ждать. Чем, по-твоему, я занимаюсь все дни, чтобы тратить даром столько времени? Садись.
Гейл почтительно склонил голову, и они с полковником уселись на пол, вытянув вперед скрещенные ноги, и безуспешно пытались подложить себе под задницы шелковые подушки. Пришельцы не выказали желания заговорить с герцогом Эдгардом, и арамурец тоже не удостоил их вниманием.
Кронин молча вернулся на свое место рядом с дэгогом.
— Женщина! — крикнул дэгог по-трийски куда-то в глубину зала. — Принеси нам угощение. Еще фиников и питья.
Спустя несколько секунд прислужница вернулась с подносом. Поставила его на стол и робко налила из высокого серебряного сосуда токку — любимый напиток дэгога — в подставленный бокал господина. Затем обслужила остальных.
— А теперь, — высокомерно осведомился дэгог, — может быть, все-таки начнем?
— Конечно, о мудрейший! — проговорил барон с напускной улыбкой. — Если остальные готовы…
— Мы ждали вас. — Эдгард с презрением посмотрел на Гейла. — По-моему, вы делаете это специально, барон.
— Как это похоже на арамурца: говорить в неподходящий момент, — ответил Гейл. — Вы что-то слишком смелы для однорукого, боевой герцог. Перемените тон. — Он мельком взглянул на своего безмолвного полковника, который поглаживал рукоять сабли. — Руку отрубить можно не только жиктаром.
Эдгард начал подниматься.
Дэгог ударил кулаком по столику.
— Хватит! — крикнул он. — Садись, герцог Эдгард! И не смейте лаяться в моем присутствии. Вы все мне надоели!
Арамурец снова сел. Дэгог переплел пальцы и поставил локти на стол, обведя всех раздраженным взглядом. Гейл и полковник Троск только ухмыльнулись.
— Предупреждаю вас: я этого не потерплю! — заявил дэгог. — Барон Гейл, Кронин сообщил мне, что мятежники на юге наступают и скоро могут добраться даже сюда, к горе Годон. Ты должен был удерживать те земли, так?
— Да, дэгог, — кивнул Гейл. — И я намерен это делать, насколько мне позволят мои силы.
— Твои силы что-то мало тебе позволяют, барон! — Гейл пренебрежительно поморщился.
— Я был в долине Дринг, дэгог. Юному Вентрану нужна была моя помощь. — Барон зыркнул на Эдгарда. — Пришлось его вытаскивать из пекла. Мы подоспели как раз вовремя.
— И он опять силен? — спросил повелитель трийцев.
— Силен? О нет, дэгог, он никогда не был силен. Он просто щенок, и эта война ему не по силам. Как я уже говорил, войну в долине следовало поручить мне. — Он вздохнул. — Откровенно говоря, я просто не могу понять, почему арамурцы вообще находятся здесь.
Дэгог огорчился, видя, как Эдгард проглатывает открытое оскорбление. Из этих двоих он предпочитал сдержанного арамурца, а не нахального барона. Эдгард, безусловно, честен, пусть и не так бесстрашен, как Гейл, а его советы всегда оказывались полезными. Однако в данную минуту беспомощное ерзанье Эдгарда зародило в нем мысль, что барон, возможно, прав. Талистанцы грубы, но выносливы и подчиняются своему императору беспрекословно, тогда как арамурцы делают это весьма неохотно. На самом деле единственным человеком, которому дэгог доверял, был Кронин. Конечно, он глуп, как все военачальники, но мог бы потягаться с любым нарцем.
— Сначала расскажи мне о долине Дринг, — велел дэгог. — Что там происходит?
— Дела идут плохо, о мудрейший, — ответил Гейл. — Мальчишка сам не знает, что делает.
— Мой человек оттуда сообщает иное, — парировал дэгог. — Продолжай.
— Ну что я могу сказать? Он плохо владеет стратегией. Ему не хватает опыта и воли. Видели бы вы его солдат! Полуголодные, одетые в лохмотья. У них кончается практически все. — Гейл печально покачал головой. — Не знаю, сколько еще они смогут продержаться.
— Но, если говорить честно, — добавил полковник Троск, — наше положение не намного лучше. Нам тоже всего не хватает.
— Да, — согласился Гейл, — но дело не только в этом. Люди постепенно теряют уверенность, и это — вина Вентрана.
— Я уверен, Ричиус делает все что может, — пророкотал Эдгард.
— Я говорю не о вашем драгоценном принце, Эдгард. Я имел в виду Дариуса Вентрана, его отца. Он не присылает ни подкрепления, ни припасов. Вы ведь и сами ничего не получили, верно? Ваш король от вас отвернулся.
Эдгард оставил обвинение без ответа, и сей факт возбудил у дэгога интерес.
— Да, это другой вопрос, — сказал повелитель трийцев. — Герцог Эдгард, почему от твоего короля нет известий? Где войска, обещанные мне императором?
— Это вина не императора, — вмешался барон.
Дэгог жестом приказал ему молчать.
— Герцог Эдгард, я требую объяснений!
— Арамур — маленькая страна, дэгог, — спокойно произнес Эдгард. — У нас нет ресурсов, чтобы вести эту войну. Я уверен, мой король посылает все что можно.
— Это ложь, — зарычал Гейл. — Ваш король — трус! Он мог бы посылать больше солдат и припасов, если бы хотел, но он похож на ребенка, который не выносит вида крови. Ведь прямо сейчас он допускает, чтобы его собственный сын находился на грани голодной смерти в долине Дринг! Арамур контролирует дорогу Сакцен. Именно из-за него припасы не доходят до нас. Он — себялюбивый изменник, постоянно досаждающий императору.
— Ты высоко отзываешься о своем императоре, — заметил дэгог. Он сел прямее, бросил в рот финик и, разжевывая его, внимательно посмотрел на Гейла. — Скажи мне, барон: тебе по душе находиться под пятой у Нара?
— Вы хотите сказать — под покровительством, дэгог, — поправил его Гейл. — Да, к тому же я его ценю. Как и вы, я уверен.
— И тебя не тревожит, что твой император — завоеватель или что он и его приспешники убивают ради развлечения?
— Извините, дэгог, но император только хочет вам помочь. Он боится за вас, за всех трийцев…
Дэгог закрыл глаза стараясь умерить бешеную ярость.
— Он безумец, барон. И это знает весь мир.
— Да? — возмутился Гейл. — Если он так опасен, то почему вы столь охотно принимаете его помощь, дэгог? Могу я вас об этом спросить?
— Нет, барон, не можешь. Это касается только меня и Аркуса. Но знай вот что: я говорю на твоем языке и мне известно истинное положение дел гораздо лучше, чем тебе. Я не дикарь, которого ты мог бы перехитрить.
— О мудрейший, я и не думал…
— Молчать! — загремел дэгог. — И слушайте меня, вы оба! Я знаю, что король Арамура ведет со мной игру. И для меня не являются секретом намерения императора. Так что можете сказать Аркусу: если он хочет получить от меня желаемое, пусть начнет посылать обещанные войска. И не талистанцев или юнцов из Арамура. Мне нужны нарские солдаты из Черного Города. Потому что, если я паду, он никогда не получит от Тарна того, что ему нужно. Никогда!
Блэквуд Гейл наконец смутился. Он посмотрел на своего полковника, словно ища поддержки, но Троск лишь пожал плечами и старался не выказать озабоченности — но дэгог легко ее разглядел.