Марко Джон. Нарский Шакал

   — Может быть, передумаете, граф? — не унимался Джоджастин. — У нас найдутся теплые постели для вас обоих.
   — Нет, спасибо! — рявкнул Бьяджио. И тут же, словно опомнившись, добавил уже более добродушно: — Это очень любезное предложение, но я действительно не могу провести здесь ночь. Я должен вернуться в Талистан. Там меня ждут важные дела.
   — Тогда будьте здоровы, — чопорно попрощался Джоджастин.
   — Буду, — ответил Бьяджио. Повернувшись к Ричиусу, он слегка поклонился. — Принц Ричиус, был рад с вами познакомиться. Я буду с нетерпением ждать вашей коронации.
   — Счастливого пути, граф.
   Ричиус смотрел, как Бьяджио шагает под дождем.
   Граф уселся на своего коня, улыбнулся в последний раз и удалился в темноту. Ангел Теней и талистанцы ехали за ним следом. Когда они скрылись из виду, Джоджастин протяжно и мрачно вздохнул.
   — Приятно видеть, как уезжают эти талистанские свиньи, — сказал он. — Как только я увидел их возле замка, то чуть не умер.
   Петвин расхохотался и снова хлопнул Ричиуса по плечу.
   — Бог мой! Все прошло хорошо, правда, Ричиус?
   — Надо полагать.
   — Что? — возмущенно воскликнул Джоджастин. — Конечно, все прошло хорошо, мальчик! Все так, как я тебе говорил. Ты станешь королем. Так что довольно хмуриться. Это был великолепный день. Просто великолепный!
   — Нет, — тихо возразил Ричиус, — отнюдь нет.
   Он прижал ладонь к прокушенной руке. Рана зверски горела, и он понимал, что грязь с повязки проникает внутрь. И все равно у него не было желания позаботиться о себе. Ему не давало покоя нечто другое.
   — Почему Бьяджио не захотел остаться у нас на ночь? — спросил он. — Или хотя бы поесть с нами?
   — Или выпить вина?
   Ричиус странно посмотрел на старика.
   — Так он и с тобой не стал пить? — Джоджастин покачал головой.
   — Я этого не понимаю, — опешил Ричиус. — Почему?
   Лицо управляющего смягчилось.
   — Не заблуждайся, мальчик. Приезд Бьяджио был предостережением. Император знает о твоем отце. Он дал нам понять, что с этого времени будет наблюдать за Арамуром.
   — И он все равно хочет сделать меня королем?
   — Все обстоит так, как я тебе сказал. Аркус вынужден сделать тебя королем, хочется ему этого или нет. Ты же видел, как Бьяджио говорил о Лиссе! Видимо, война там идет еще хуже, чем мы думали. — Джоджастин ухмыльнулся. — Я был прав. Я знал, что Аркус не станет рисковать войной внутри империи. Ему не меньше нас хочется сохранить тайну твоего отца.
   Ричиус безрадостно кивнул.
   — Ты прав. Но почему он отказался с нами ужинать? Отправиться в путь в такую ночь…
   Джоджастин рассмеялся.
   — Ты — сын предателя, Ричиус, — молвил он, а потом, заключив принца в объятия, добавил: — Гордись этим.
   Ричиус почувствовал ком в горле.
   — Я горжусь.
   К нему подошел Петвин.
   — Ричиус, — сказал он, — ты готов?
   — Готов? — переспросил Джоджастин. — К чему?
   Принц молчал, отказываясь смотреть на обоих.
   — Пойдем, Ричиус, — сурово произнес Петвин. — О тебе надо позаботиться.
   Благодушное выражение на лице Джоджастина вмиг сменилось на тревожное.
   — Скажите мне, что происходит! — потребовал он. — Ричиус, что-то случилось?
   Тот по— прежнему отказывался отвечать.
   — По дороге к Лоттсам на нас напала стая волков, — объяснил Петвин. — Ричиуса укусили.
   — Укусили? Господи, Ричиус, почему ты ничего не сказал? Куда тебя укусили? Дай я посмотрю.
   — Нет, — решительно заявил принц. — Позже.
   Он взял факел из кольца на стене и, даже не взглянув на Джоджастина и Петвина, вышел из прихожей в ночь.
   — Ричиус, — крикнул Джоджастин, — куда ты?
   — Мне нужно кое-что сделать, — бросил принц через плечо. — Не беспокойся, я скоро вернусь.
   Ночь окружила его. К счастью, Петвин со стариком за ним не пошли. Освещая себе путь факелом, он пересек двор. Сапоги погружались в грязь, прохладный дождь стекал по лицу и успокаивал боль в руке. Он быстро прошел мимо сада, окруженного живыми изгородями из спящих роз, мимо узорчатой калитки, ведущей в сад… Вскоре он добрался до конюшни, где были слышны только спокойные звуки, издаваемые спящими лошадьми. Он миновал и ее. Шагая решительно и уверенно, он наконец приблизился к назначенному сердцем месту.
   Склеп был не слишком велик и без чрезмерных украшений. Эту простую усыпальницу оплакивающий свою потерю король построил для женщины, которая была простой королевой. Для Дариуса Вентрана расставание с возлюбленной Джессикейн оказалось столь невыносимым, что склеп соорудили вблизи от замка, на холме, дабы его можно было видеть со всех трех башен. Почти двадцать лет в склепе покоилось одно тело. Теперь их было два.
   Ричиус замедлил шаги, наблюдая, как в свете факела становятся четкими линии усыпальницы. Два каменных лица смотрели на него с барельефа на двери. Он остановился.
   — Отец, — обратился принц к тому, у кого был жесткий взгляд, а затем ко второму лицу: — Мама!
   Казалось, ее глаза смеются, и он чуть улыбнулся в ответ.
   Он стоял в одиночестве, под дождем, словно ожидая совета, которого ему уже никогда не услышать. Потом вздохнул и сунул руку под куртку. Она намокла от дождя, но его защищала теплая рубашка, сшитая Дженной, в ней ему было тепло и сухо. Защитила она и то, что он положил ее в карман, у самой груди.
   Когда Ричиус доставал письмо, его рука немного дрожала. Он получил его уже больше месяца назад и, несмотря на то, что он говорил окружающим, все это время с ним не расставался. Частенько прикасался к нему, но по-прежнему не читал. Сейчас он посмотрел на него в неярком свете факела. Аккуратные складки немного потерлись и истрепались. Капли дождя уже оставили на нем мокрые следы. Он судорожно глотнул и развернул письмо, сразу же узнав размашистый, причудливый почерк отца.
   Мой милый сын!
   Теперь ты уже знаешь, что я с тобой сделал. Я постараюсь не убеждать тебя в том, что это было правильно. Из всех обязанностей, возложенных на меня правлением, не было более трудной, чем эта: предоставить тебе воевать одному. Но война складывается неудачно, и уже слишком много людей погибло. Я больше не могу оставаться марионеткой императора.
   Петвин рассказал мне о твоем отчаянном положении в долине. До сей поры мне удавалось скрывать это от императора. Он поглощен войной с Лиссом, и мои сообщения к нему не содержат истины. Если Гейл не посылает ему других сообщений, то, наверное, мне удастся сохранять у Аркуса уверенность в моей преданности, пока война не будет проиграна. Тогда будет слишком поздно посылать туда императорские легионы — и больше люди погибать не будут. За поражение нести ответ буду я один, и я скажу императору, что о моем предательстве никому не было известно. Теперь я могу надеяться только на то, что ты выживешь и вернешься домой прежде, чем меня разоблачат.
   Возможно, когда-нибудь ты станешь королем и сможешь понять неоспоримость моих действий. Тяготы власти многочисленны и обременительны, а иногда просто непостижимы для тех, кто ими не отягощен. К тому времени как ты получишь это письмо, до тебя дойдет немало слухов, но я надеюсь, ничто не вынудит тебя поверить, будто я оставил тебя по какой-то иной причине, нежели для того, чтобы спасти жизни многих. Я никогда не боялся справедливой войны, но этот конфликт не имеет плюсов, которые компенсировали бы огромные потери. И эту войну надо закончить. Я не могу придумать иного пути для того, чтобы остановить войну — и при этом спасти Арамур.
   Императорские жрецы говорят нам, что Бог заботится о героях. Если это так, то Он определенно с тобой. Пусть Он приведет тебя домой невредимым, сын мой, и дарует тебе снисхождение, чтобы ты мог простить меня.
   С любовью и сожалением, твой отец.
   Ричиус бережно сложил письмо и вернул его в карман рубашки. Жесткие глаза с барельефа наблюдали за ним.
   — Я постараюсь, отец, — тихо сказал он и медленно направился к замку.

15

   Алейну было всего десять, но он уже разделял семейную любовь к охоте. Динадин не сомневался, что когда-нибудь его брат станет прекрасным лучником. Лук, из которого он стрелял сейчас, специально изготовили в расчете на его маленький рост: этот подарок отец вручил ему недавно в день рождения. Лук был сделан из железного дерева, как настоящий, и, как настоящий, отправлял стрелы точно туда, куда их посылал стрелок. Если лучник хоть
   чего— то стоил, стрела поражала цель. Если нет -нужны были уроки. Алейну, разумеется, уроки требовались.
   — Я сам могу ее натянуть! — спорил мальчик. Он пытался высвободиться из объятий брата, но Динадин твердо стоял у него за спиной, помогая натянуть тетиву.
   — Не так, — спокойно сказал Динадин. — Ты опять держишь тетиву неправильно. Не используй всю ладонь. Вот так…
   Динадин ослабил натяжение тетивы и установил маленькую руку брата на стреле, задействовав только два пальца. Потом снова вернул руку брата на тетиву, захватил ее и осторожно натянул.
   — Так мне больно! — возроптал мальчик. — Мой способ мне больше нравится.
   — При твоем способе теряется управление стрелой, — объяснил Динадин. — Поэтому тебе и не удается попасть в мишень.
   Мишень отстояла от них на несколько шагов. Это был сноп сена с кое-как нарисованным кругом в центре. В центр стрела не попала ни разу — как, впрочем, и в другие части снопа. Земля вокруг была усеяна стрелами.
   Алейн поморщился.
   — У меня ничего не получается! — вздохнул он. — Я просто плохой стрелок. Не то что ты.
   — Нужно много практиковаться, Алейн, — утешал его Динадин. — Я тоже долго не мог попадать в цель. Мне пришлось потрудиться. И Делу тоже. Отец учил нас обоих, когда нам было примерно столько же, сколько сейчас тебе. А теперь твоя очередь учиться.
   — Не могу! — заявил Алейн, бросив лук на землю. — И я не хочу практиковаться. Я хочу хорошо стрелять. Прямо сейчас!
   Динадин расхохотался. Алейн всегда отличался нетерпеливостью — еще до того, как Динадин отправился в Люсел-Лор. Он был рад, что мальчик не изменился. В доме после его возвращения практически все осталось как прежде — и это немного успокоило его израненное сердце. И всякий раз, когда проводил время с братьями или ездил верхом с отцом, он мысленно давал себе слово, что больше никогда не оставит этих мест. Он поднял лук Алейна с земли и протянул его брату, но тот замотал головой.
   — Он мне не нужен, — недовольно пробурчал мальчик. — Он плохой.
   — Не вини лук, Алейн, это не поможет.
   — Он слишком маленький, поэтому стрела до цели не может долететь.
   — Конечно, может! Ну-ка давай я тебе покажу!
   Он вынул новую стрелу из лежащего на земле колчана, установил ее на тетиве крошечного лука и прицелился, закрыв один глаз. Красный круг сразу же стал четким, словно одеяние дрола, а мир вокруг него сдвинулся, пока он не стал видеть только мишень и непропорционально большой наконечник стрелы. Когда он отпустил тетиву, стрела радостно просвистела в воздухе и впилась в сноп, всего в нескольких пальцах от центра. Алейн радостно закричал и захлопал в ладоши.
   — Видишь, — Динадин возвратил оружие брату, — дело не в луке. Тебе просто надо потренироваться.
   Алейн весело взял лук.
   — Ты стреляешь лучше Дела! Может, даже лучше отца. Может, ты вообще лучший стрелок в Наре!
   — Ничуть, — ответил Динадин, смущенный похвалой брата, но в то же время страшно довольный. Было приятно, что он по-прежнему может вызвать у Алейна улыбку. — Есть лучники гораздо лучше меня.
   — Я таких не знаю, — возразил Алейн.
   — Ну а я знаю. Трийцы, например. Они — лучшие лучники в мире. Стреляют быстро. И всегда попадают в цель.
   Мальчик с интересом посмотрел на брата.
   — А у тебя было много знакомых трийцев?
   — Мало, — признался Динадин, у него вмиг испортилось настроение. — На самом деле всего один.
   — Он был хороший лучник?
   — О да! — кивнул Динадин. — Иди сюда, я хочу рассказать тебе о нем.
   Он взял брата за руку и увел в тень ближайшего платана. Под деревом лежали словно подушки опавшие листья: кто-то сгреб их в аккуратные кучи. Снег, выпавший в начале недели, уже весь растаял, и погода опять соответствовала времени года: по-осеннему сырая. Алейн плюхнулся на одну кучу, Динадин — на соседнюю. В зеленых глазах мальчугана горело любопытство.
   — Его звали Люсилер, — торжественно произнес Динадин. — Он был моим другом. — Он на секунду задумался. — Нет, это не совсем верно. Он был больше чем просто друг. Он был мне как брат.
   — Как я?
   — Он был немного выше ростом, — пошутил Динадин. — Но — да, как ты и Дел.
   — И Ричиус?
   Динадин погасил улыбку.
   — Не мешай мне рассказывать, хорошо? В общем, он был великолепным лучником, лучшего я никогда не видел. Я хочу сказать, он стрелял лучше меня, лучше отца — просто лучше всех. Ему удавалось прицелиться, выстрелить и приготовить следующую стрелу, пока другой еще только вытаскивал первую стрелу из колчана. — Динадин вздохнул. — Боже, это было нечто особенное!
   — Отец говорит, гоги такие быстрые потому, что они наполовину звери, — ввернул Алейн. — Это правда, Динадин? Они действительно как животные?
   — Нет, они не животные, они люди. И не называй их гогами.
   Алейн изумленно раскрыл глаза.
   — Ты сам все время называл их гогами — я помню!
   — А теперь больше не называю, — отрезал Динадин. — И тебе тоже не следует их так называть. Отец не знает, о чем говорит, так что просто забудь все, что он рассказывал тебе о трийцах. Если ты хочешь что-то о них узнать, спрашивай меня. Я скажу тебе все, как оно есть.
   — А что случилось с твоим другом? — спросил мальчик. — Он погиб?
   — Да, — ответил Динадин.
   — А что случилось?
   — Алейн, — очень серьезно молвил брат, — я не могу тебе об этом рассказать. Если б я сказал тебе правду, ты мог бы расстроиться, изменить свое отношение ко многим вещам. А я этого не хочу.
   Алейн не скрывал разочарования.
   — Ну, Динадин, расскажи мне!
   — Не могу. По крайней мере, всего рассказать не могу. Просто он остался в долине, и потому что кто-то его там оставил, дролы взяли его в плен. Они его увели и… наверное, убили.
   Алейн придвинулся к брату.
   — Ты по нему скучаешь?
   — Да, — печально вздохнул Динадин. — Я очень по нему скучаю. И еще по многим людям.
   Тут он вытянул руку, схватил брата, стиснул его одной рукой, а второй взъерошил ему волосы. Алейн комично завопил и попытался вывернуться, но только свалил брата на кучу листьев. Оба захохотали, стряхнули сор с волос и собрались было гоняться друг за другом, когда вдруг из двора позади замка раздался оклик. Динадин услышал свое имя и обернулся: ему махал рукой худой невысокий человек со светлыми волосами. Он сразу же узнал приезжего, но первым отреагировал на него Алейн.
   — Петвин! — радостно завопил мальчик, вскакивая. — Смотри, Динадин!
   — Вижу, — невыразительно произнес тот.
   Петвин ждал приглашения. Динадин со вздохом поднял руку, делая знак, чтобы друг шел к ним. В нем неожиданно возник какой-то страх. День был такой солнечный! А вот теперь надвигалась туча. Петвин шел к ним непринужденно, на его лице сияла теплая улыбка. Алейн бросился к нему и, обхватив руками за ноги, потянул к брату. Динадин в ожидании прислонился к стволу платана.
   — Привет! — сказал Петвин.
   Он отодрал от себя Алейна и взял его за руку.
   — Петвин, — кивнул ему Динадин, — я не ожидал тебя увидеть. Что-нибудь случилось?
   — Ничего, просто приехал в гости.
   — Конечно, — пробормотал Динадин. — Ну, я рад тебя видеть.
   — Да, по тебе заметно. — Петвин невесело улыбнулся и оглядел Алейна с головы до ног. — Боже, Алейн, да ты скоро догонишь брата!
   — Мне уже десять, — гордо объявил мальчуган. — И я учусь стрелять! — Он подхватил свой лук и продемонстрировал гостю. — Теперь у меня есть собственный лук — отец мне подарил. А Динадин показывает, как надо стрелять.
   — Очень недурно, — заметил Петвин, внимательно рассматривая оружие. В его голосе звучали волшебные, радостные интонации Ричиуса, когда он говорил с Алейном. — Готов поспорить, у тебя уже здорово получается, а? Как у твоего брата?
   Алейн пожал плечами.
   — Не очень здорово, — признался он. — Рука все время оказывается где-то не там.
   Петвин посмотрел на Динадина:
   — Как это?
   — Он пользуется всей кистью, а не просто пальцами, — объяснил Динадин. — Но он постепенно научится.
   — Я в этом не сомневаюсь. — Петвин возвратил лук мальчику. — Твой брат — прекрасный учитель, Алейн. Он был одним из самых метких лучников в нашем отряде. Слушай его наставления.
   Алейн улыбнулся.
   — Ты останешься обедать? Я скажу матери, что ты приехал.
   — Она уже знает. И уже меня пригласила. Я видел ее и Дела по дороге сюда. Они сказали, что вы за замком, и я решил выйти поговорить с вами.
   — Так что же, — спросил Динадин, — ты останешься?
   Петвин старался скрыть от Алейна свое лицо.
   — Будет видно, — серьезно сказал он. — Мне надо с тобой поговорить, Динадин.
   — Останься, Петвин! — попросил Алейн. — Отец не будет возражать. Я пойду скажу ему, что ты приехал.
   — Хорошая мысль, — поддержал его Динадин. — Алейн, скажи отцу, что Петвин останется на обед. Дай нам время поговорить, хорошо?
   Мальчик охотно согласился и бегом бросился к дому. Когда он исчез, Динадин похлопал по земле рядом с собой, приглашая Петвина сесть. Тот как-то неуверенно уселся на кучу осенней листвы. Несколько секунд они в неловком молчании смотрели друг на друга.
   — Я, и правда, рад тебя видеть, — сказал Динадин. — Но я не хочу споров.
   — Я приехал не спорить, Динадин. У меня новости.
   — Хорошие?
   — Да. По крайней мере мне так кажется. — Динадин скрестил руки на груди и приготовился слушать. По тону Петвина он уже понял, что темой разговора будет Ричиус.
   — Продолжай.
   — Ричиус получил известие из столицы. Император хочет сделать его королем. — Петвин подождал, когда суровое лицо Динадина смягчится. Не заметив в нем никаких перемен, он продолжал: — Ему надо быть в Наре в тридцатый день зимы. Это примерно через два месяца.
   — Королем, — рассеянно заметил Динадин. — Мило.
   Петвин улыбнулся, слегка оторопев.
   — Он берет с собой в эту поездку несколько человек. Мы хорошо проведем время: будем ехать неспешно, увидим интересные места. Я еду. И, конечно, он сразу же подумал о тебе. Полагаю, тебе следует поехать с ним.
   — Не могу. — Динадин поднял с земли засохший лист и принялся его крутить. — У меня здесь дела.
   — Динадин, это неправда. — Тот пожал плечами.
   — Возможно. — Он избегал встречаться взглядом с Петвином, с напускным интересом разглядывая лист. — Но я все равно не могу ехать.
   — Не можешь? Или не хочешь?
   — Все равно.
   — Дьявольщина, Динадин! — воскликнул Петвин. — Прекрати валять дурака и поговори со мной!
   Динадин смял лист и возмущенно посмотрел на друга.
   — О чем? О Ричиусе? Я уже говорил тебе: этой темы не существует. Ты думаешь, стоит тебе приехать с потрясающим известием, что его делают королем, и я обо всем забуду? — Динадин отбросил смятый листок. — Да уж, хороший король из него получится!
   — Я считаю, из него получится прекрасный король. А еще я думаю, что ты ведешь себя как упрямый осел, Динадин. Сколько ты собираешься на него злиться? Ричиус будет королем. Ты намерен вечно его игнорировать?
   — Если смогу, — честно ответил Динадин. — В отличие от тебя я помню, что случилось.
   Петвин горько рассмеялся.
   — Неужели помнишь? А мне кажется, твои воспоминания довольно туманны. Ведь это ты приставал к Ричиусу, чтобы ехать в Экл-Най? Если кого и винить в смерти Люсилера, то ты виноват не меньше Ричиуса.
   — Форис искал не меня, — холодно бросил Динадин. — Ему нужен был Ричиус. А раз Ричиуса там не оказалось, погиб Люсилер. Дьявол! Да нам всем предстояло погибнуть! А Ричиусу было до этого дело? Нисколько. Он предоставил нам умирать, когда его проклятый отец нас бросил!
   — Динадин, он делал что мог…
   — Если он мог только это, то Арамур ждут дурные времена. Боже, я не могу вообразить его в качестве короля, после того как он оставил нас умирать в Дринге словно мух.
   Петвин потрясенно смотрел на него.
   — Динадин, я не верю, что ты действительно так думаешь! Ты просто зол. И ты вправе сердиться. Мы все злились из-за того, что нас оставили. Но ты должен забыть об этом. Даже Ричиус старается это сделать, а ведь речь идет о его собственном отце! Каково ему, по-твоему?
   Динадин ничего не мог ответить. Какое-то время ему казалось, что Петвин прав, что он просто испытывает горечь и это пройдет. Но такое количество погибших забыть было просто невозможно. А пленение Люсилера ни на минуту не покидало его, занимало все его мысли. Если бы Ричиус остался в долине, Люсилер мог и сейчас жить! Конечно, ему не хотелось, чтобы погиб Ричиус, но это было просто новым проявлением странной закономерности: вместо него всегда погибали другие. Если б они отступили на месяц раньше, то домой вернулись бы по крайней мере еще десять человек. Но Ричиус не позволил им отступить.
   — Я уверен, что он переживает, — вымолвил наконец Динадин. — Но тебе не кажется, что так оно и должно быть? Если б мы отступили, Люсилер был бы сейчас жив. И Джимсин с Лоналом тоже.
   — Все было совсем не так, Динадин. Нам было поручено дело. Ричиус это понимал. Ему вовсе не хотелось оставаться в долине, но он был вынужден это делать. И ты прав: он действительно переживает. Причем столь глубоко, что пытался приехать сюда и извиниться перед тобой.
   — Он пытался приехать сюда? Когда?
   — Позавчера. Он хотел поговорить с тобой, попросить прощения и оставить все происшедшее в прошлом. Однако ему не удалось сюда добраться.
   — Что случилось?
   В вопросе Динадина слышалась тревога.
   — Волки, — ответил Петвин. — Он напали на нас по дороге. Мы пытались уйти от них, но они оказались слишком быстрыми. Гром не справился.
   — Ох, нет…
   — Их было пять, — безжалостно продолжал Петвин. — Они завалили Грома. Убили его.
   Динадин закрыл глаза и судорожно вздохнул.
   — Мне очень жаль, — тихо сказал он. — Искренне жаль. Как Ричиус?
   — Он пережил это тяжело, как ты понимаешь. Но один волк добрался и до него тоже. Прокусил ему руку. Рана не очень серьезная. Сейчас он лежит, через несколько дней должен поправиться. Вот почему я здесь, Динадин. Ричиус сам не может ехать, и я помогаю ему готовиться к поездке в Нар.
   Петвин умолк, их взгляды встретились.
   — Тебе надо бы поехать и навестить его, Динадин. Ему было бы приятно.
   Динадин покачал головой.
   — Я… н-не могу, — пролепетал он. — Извини, Петвин. Просто не могу.
   — Но почему? Послушай, он рассказал мне про ту девушку из таверны. Он сожалеет даже об этом.
   — Дело не в девушке… Разве ты не слушал, что я тебе говорил? Боже, что с твоей памятью? Ведь нас всех могли из-за него убить! Его отец оставил нас без помощи — а он все равно не разрешал нам вернуться домой. У него руки в крови, Петвин. Его извинений мало.
   Друг смотрел на него, жестко прищурясь.
   — Значит, ты так решил? Ты не поедешь с нами в Нар?
   — Нет, — ответил Динадин. — Не поеду.
   Петвин встал.
   — Прекрасно! — бросил он. — Я не стану умолять тебя поступить правильно. Я уверен, в душе ты понимаешь, до какой степени ошибаешься. Но он будет твоим королем, Динадин. Тебе не удастся вечно его избегать. Если ты будешь ждать слишком долго, ваша дружба может не восстановиться.
   Динадин ничего не ответил. Он молча смотрел вдаль. Петвин несколько секунд возвышался над ним, глядя на друга с почти нескрываемым презрением. На секунду тому захотелось согласиться, но это желание мгновенно исчезло. Он чувствовал себя злобным стариком и не был уверен, что когда-нибудь сможет стать прежним.
   — Ну, — упрямо вопросил Петвин, — что скажешь?
   — Алейн сильно вырос, правда? Я рад, что ты снова его увидел. Если ты останешься до вечера, мы сможем поиграть в карты.
   Лицо Петвина заледенело.
   — Нет, я не останусь. Передай своему отцу, что я увижусь с ним, когда он приедет в замок отдать почести новому королю.
   Петвин повернулся и зашагал прочь. Но не успел он сделать и трех шагов, как Динадин окликнул его:
   — Петвин, постой! Ты по-прежнему мой друг. Тебе рады здесь в любое время. Но только больше не пытайся убедить меня в том, что я не прав.
   — Ты не прав, Динадин. Просто пока ты этого не понимаешь.
   Динадин провожал его взглядом, мрачно гадая, не разрушил ли он в этот день еще одну старую дружбу.

16

   Через пять дней после визита Бьяджио Ричиус отправился в долгое путешествие, целью которого была столица Нара, Черный Город.
   Времени на приготовления оставалось не так много. Ричиусу хотелось получить удовольствие от этой поездки, не торопиться, чтобы не слишком утомлять коней. Он едва успел собрать кое-какие нужные в дороге вещи, залечить раненую руку и пригласить в поездку немногочисленных избранных.
   Первым от приглашения отказался Динадин. Когда Петвин вернулся в замок с известием об этом, Ричиус был совершенно убит. Тогда он окончательно утвердился в мысли, которую ему давно подсказывало сердце: скорее всего он больше никогда не увидит Динадина. У него было такое чувство, будто он лишился брата.