Марко Джон. Нарский Шакал

   — Дьяна!
   Из кареты послышался слабый испуганный возглас, затем воцарилась недоуменная тишина. Силуэт Дьяны вытянулся: она пыталась понять, что происходит за матерчатой дверцей. Ричиус постучал по белой ткани.
   — Дьяна, это я, Ричиус.
   — Ричиус? — дрожащим голосом промолвила она. — Что тебе надо?
   — Впусти меня. Мне надо с тобой поговорить.
   Дверца быстро отворилась, и Дьяна выглянула наружу. Посмотрела на него, потом за его спину.
   — Что случилось? — спросила она. — У тебя все в порядке?
   Ричиус поднял обращенные вверх ладони, спеша ее успокоить.
   — У меня все в порядке. Ничего не случилось. Мне просто понадобилось с тобой поговорить.
   Она удивленно моргнула.
   — Прямо сейчас?
   — Да. — Ричиус просунул голову и плечи в карету, высматривая свободное местечко. Там было очень тесно, но он просительно улыбнулся Дьяне. — Мне можно войти?
   Она плотнее закуталась в одеяло.
   — Ричиус, чего ты хочешь? Сейчас очень поздно.
   — Я хочу с тобой поговорить. Пожалуйста. Нас никто не увидит.
   — Мы скоро будем в замке Дринг, — пыталась от него отмахнуться Дьяна. — Тогда сможем поговорить.
   Ричиус упрямо пролез в глубь в кареты, чуть было не наступив на плачущую Шани. Дьяна подхватила малышку и изумленно уставилась на него.
   — Я не хочу дожидаться, пока мы доедем до замка, — решительно заявил Ричиус, закрывая за собой дверцу. — Нам нужно поговорить.
   — Зачем?
   — Дьяна, я не понимаю, в чем дело. Что с тобой произошло? Ты не сказала мне ни слова с самого отъезда из Фалиндара. Почему ты меня избегаешь?
   Она отвернулась и стала возиться с девочкой: перепеленала потуже, принялась укачивать. Ричиус протянул к ней руку и нежно проследил линию кисти. От его прикосновения она вздрогнула.
   — Дьяна, в чем дело? Скажи, пожалуйста. Не пугай меня.
   — Как ты не понимаешь? Тебе все и так должно быть ясно, Ричиус. Мы теперь вместе. Без Тарна.
   Он пожал плечами.
   — Мы и без него проживем.
   — Нет! Неужели ты не понимаешь? Посмотри, что он с нами сделал! Он оставил тебя со мной одного. Теперь ты от него свободен.
   — И поэтому тебе страшно? — обиделся Ричиус. — Господи, Дьяна, как ты могла подумать такое! Разве ты не знаешь, что я никогда не причиню тебе зла?
   Дьяна умоляюще посмотрела на него.
   — Ты неправильно меня понял.
   И тут до него дошло, что она имела в виду. На мгновение он потерял способность не только говорить, но и дышать. Он снова протянул к ней руки, и на этот раз она не пыталась отстраниться.
   — Я думаю о ребенке, — сказала она. — Если Форис решит, что ты меня обесчестил, он тебя убьет.
   Ричиус засмеялся.
   — Не убьет, Дьяна. Он — друг Тарна, а Тарн велел ему сотрудничать со мной.
   — Нет, ты не понимаешь! Форис приходил ко мне, Ричиус. Рано утром после совета. Он предостерег меня, чтобы я не позорила Тарна. Если я позволю тебе ко мне прикоснуться, он тебя убьет.
   — И когда ты собиралась мне об этом сказать, Дьяна? Я должен был узнать об этом раньше!
   — Я старалась тебя избегать, — с досадой призналась она. — Но ты такой упрямый! Надо, чтобы он ни в чем нас не заподозрил. Он убьет тебя. А может быть, и меня. Он считает, что я не подхожу Тарну. Он отнимет у меня ребенка…
   — Ничего плохого с Шани не случится, — пообещал Ричиус. — И с нами тоже.
   — Тарн так сильно меня любит, Ричиус! Он просто сохнет по мне! Форис это знает. И… — глаза ее вдруг наполнились печалью, -… я провела с Тарном ночь.
   — Неужели? — Ричиус не скрывал удивления. — Каким образом?
   — Он пришел ко мне в ночь перед своим отъездом. Он был такой грустный. И я была ему нужна. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь заботился о нем. Он лежал в моей постели. А я не испытывала к нему ничего, кроме жалости.
   — Тарн за много миль отсюда, Дьяна. Он не может причинить нам зло.
   Дьяна покачала головой.
   — Нет. Форис все ему расскажет. Он не должен видеть нас вдвоем, Ричиус. Никогда! Пожалуйста…
   — Успокойся, — ласково прошептал он. — Не надо бояться. Я больше не подойду к тебе в дороге. Но когда мы приедем в долину…
   — Нет, и там тоже. Нигде, Ричиус!
   Он вздохнул.
   — Тарн велел тебе учить меня. Ну так учи! Тогда мы сможем быть вместе, не вызывая подозрений у Фориса.
   — Сможем?
   — Я могу быть сильным. Мы все равно будем разговаривать и видеться друг с другом. Ты станешь обучать меня своему языку. Пусть Форис нас подозревает. Доказательств у него не будет. Мы их ему не дадим.
   Дьяна закусила губу.
   — Малышка…
   — Шани будет в безопасности. Мы не предадим Тарна. Я обещаю тебе. Но я не могу быть вдалеке от тебя.
   — А я — от тебя.
   Ричиус счастливо улыбнулся. Он поцеловал свой палец и приложил его к ее губам.
   — Значит, до долины.
   Не дожидаясь ответа, он бесшумно открыл дверцу и спрыгнул на землю. Помахал Дьяне, а она кивнула и закрыла дверь.
   Ричиус обошел карету, осмотрел лагерь. Первое, что он заметил, была тишина. Непрерывный храп Фориса прервался. Он уставился в темень, туда, где спал военачальник, но разглядеть его лица не смог. Видно было только, как мерно вздымается и опадает его грудь. Ричиус тихо прошел мимо, не отрывая от него глаз. Оказавшись шагах в десяти от него, он вдруг заметил, как сверкают белки его глаз. Форис смотрел на него в упор. Ричиус застыл на месте.
   Не зная, что делать, он не стал делать ничего. Лицо военачальника исказилось гримасой отвращения, а потом, как это ни удивительно, Форис закрыл глаза и повернулся к нему спиной.

36

   Черный Город, столица Нара, получил свое имя давным-давно из-за постоянных туч пепла и дыма, висевших над городом. Ему очень подходило это название, особенно в теплые весенние дни, когда ветер был бессилен перед смогом, который изрыгали печи. В такие дни солнце безуспешно пыталось достичь земли, а тени напоминавших лабиринты небоскребов казались особенно плотными и темными. В такие дни в городе царила бесцветная депрессия — ее испытывали все обитатели этой древней столицы: и уличные нищие, и щеголи-аристократы в своих шикарных апартаментах. Уныние было немощью духа и разрушало человека. Люди со средствами в такие дни удалялись из города — на корабле, верхом или в карете — куда-нибудь, где воздух был более свежим и чистым. В империи имелось немало мест, куда можно было отправиться в поисках ясного неба. Граф Ренато Бьяджио повидал почти все такие места. Однако всегда чувствовал себя счастливым по возвращении домой, в странный город, который он обожал. Нар был его истинной любовью, даже более сильной, чем Кроут. Всякий раз при виде его зубчатого силуэта он испытывал радостное томление.
   Но сегодня он торопливо шел по коридорам черного дворца и не замечал великолепия своего родного дома. Его вызвали в Нар неожиданно, и это беспрецедентное обстоятельство совершенно выбило его из колеи. Бьяджио было страшно. Впервые на его памяти нечто важное для него подвергалось опасности. Нечто, представляющее для него большую ценность, чем даже Черный Город.
   — Я приехал, как только смог, — бросил он Бовейдину, пока они стремительно поднимались по лестнице.
   Низенький ученый встретил его карету у ворот дворца. Бьяджио не стал дожидаться объяснений. Они разговаривали на бегу. Едва успевая за Бьяджио, Бовейдин пытался ответить на бесчисленные вопросы графа.
   «Когда это случилось? Он в состоянии разговаривать? Как давно он меня зовет?»
   Бьяджио едва слышал ответы. Его мысли лихорадочно путались, как это происходило все три бесконечные недели, с тех пор как он получил срочное послание Бовейдина с настоятельной просьбой вернуться. Когда пришло это письмо, он все еще был в Талистане. Оттуда он отправился на одном из военных кораблей Никабара. Корабль назывался «Быстрый», но плавание показалось Бьяджио чудовищно долгим.
   — Он будет рад тебя видеть, — сказал Бовейдин, запыхавшись от быстрого подъема. — Это его ободрит.
   — А в чем причина? — обронил через плечо Бьяджио. — В снадобье?
   — Просто старость, — ответил ученый.
   Именно этого ответа Бьяджио и боялся пуще всего.
   Добравшись до коридора, ведущего к спальне императора, они остановились. Здесь было нестерпимо жарко. В камине в дальнем конце коридора пылал огонь, искры от него уносились в дымоход. Вечно холодная плоть Бьяджио наслаждалась теплом подобно экзотическому цветку.
   — Мы стараемся, чтобы ему было как можно теплее, — объяснил Бовейдин. — Но, похоже, это не слишком помогает. Кожа у него как лед.
   Бьяджио сбросил плащ и передал его Бовейдину, а сам понесся к двери. Ученый задержал его, схватив за руку.
   — Подожди! — решительно произнес он. — Я хочу тебя подготовить.
   — Все настолько плохо?
   — Он не может ходить и ничего не видит. Разговаривает достаточно хорошо, но слышит плохо. Тебе придется говорить погромче.
   Бьяджио вдруг застыл на месте. Это уже слишком. У него перехватило горло.
   — Бог мой! — прошептал он. — Неужели ты ничем не можешь ему помочь?
   Бовейдин сморщил свой длинный нос.
   — Я не волшебник. Снадобье не всесильно.
   — Ну так сделай его покрепче, — приказал Бьяджио. — Удвой дозу. Попробуй что угодно.
   — Я уже все перепробовал. Ничего не помогает. Мне очень жаль, но оно перестало на него действовать. Возможно, в конце концов то же случится с каждым из нас.
   — Мне не важно, что будет в конце концов! — огрызнулся Бьяджио. — Ты должен сделать что-то сейчас! Найди новое снадобье. Составь новое лекарство. Убей сотню девственниц. Мне все равно, что именно. Просто сделай что-нибудь!
   Бовейдин обиженно надулся.
   — Я пытаюсь. Но все не так просто. И он не ждет, что его спасу я, мой друг. На этот раз твоя очередь.
   Бьяджио не ответил. Он чуть ли не всю жизнь знал, что этот момент наступит, и теперь, когда это случилось, он чувствовал себя беспомощным ребенком, который боится чудовищ, прячущихся в чулане. Он помедлил у двери спальни, не решаясь повернуть ручку. Аркус был для него отцом в большей степени, нежели человек, когда-то давший ему жизнь. Его охватывал ужас при мысли, что жизнь будет продолжаться без этого жестокого гения.
   — Он знает, что я приехал?
   Бовейдин надел на лицо маску безмятежности.
   — Нет. Он знает, что я послал за тобой, вот и все. Сейчас с ним Никабар.
   — Данар? Что он здесь делает?
   — Готовит перевозку войск в Люсел-Лор, — фыркнул ученый. — По твоему приказу, насколько я понимаю.
   Бьяджио кивнул:
   — Хорошо. Раз он здесь, мы сможем обсудить кое-какие вопросы.
   — Но не слишком много, — предостерег его Бовейдин. — Не будоражьте Аркуса. Я уже слышал, как обстоят дела в Люсел-Лоре. Вам пока ничего не удалось найти. Император этого не знает. Он расспрашивал Никабара о войне, но пока нам удавалось все от него скрывать. Он обязательно спросит тебя о твоих поисках, так что отвечай поосторожнее.
   — Хорошо, — согласился Бьяджио.
   Выбора у него нет. Дурные известия могут убить Аркуса. Ему придется подавать новости в оптимистическом ключе.
   Он взялся за вычурную ручку и бесшумно открыл дверь. В нос сразу же ударил запах горящего дерева. В углу спальни находился еще один камин — в нем ревело такое же дьявольское пламя, как и в коридоре. Тихое потрескивание дров было таким же слышным, как и негромкий разговор. У стены расположилась чугунная кровать с грудой лавандовых подушек и шелковистых кремовых одеял. Золотая арфа стояла у кровати, табуретка подле нее пустовала. А на кровати полулежало хрупкое, истощенное тело Аркуса — такое легкое, что матрас под ним почти не проседал. Его костлявые пальцы лежали на мясистой ладони адмирала Данара Никабара. Командующий флотом не заметил Бьяджио, остановившегося в дверях.
   — Данар? — тихо окликнул его граф. Он с усилием шагнул вперед.
   Никабар обернулся с гневным видом, но его суровое лицо мгновенно смягчилось узнаванием. Он поманил Бьяджио к себе.
   — Кто это? — Аркус поднял голову и невидяще уставился на дверь. Его некогда мелодичный голос превратился в хриплое карканье. — Данар, сюда кто-то вошел?
   Адмирал похлопал императора по руке, глядя на приближающегося Бьяджио.
   — Да, милорд, — весело объявил он. — Угадайте кто?
   — Не надо со мной играть, Данар. Это он?
   — Это я, о Великий, — возвестил Бьяджио. Он посмотрел на лежащего в постели человека, чуть не заплакав от жалости и ужаса. — Я приехал, как вы и просили.
   — Ах, Ренато! — дрожащим голосом произнес Аркус. — Ренато! Я знал, что ты приедешь. Я не сомневался.
   — Конечно, я приехал, как только смог.
   Бьяджио знаком велел Никабару освободить место у кровати и сел рядом с императором, взяв с одеяла хрупкую руку. Он всмотрелся в нездоровое лицо, заглянул в потухшие глаза. Мерцающее голубое сияние погасло, сменившись мутной пеленой катаракты. По лицу расползлась сеть вздувшихся вен. Казалось, император не замечает вязкой струйки слюны, протянувшейся по иссохшей коже подбородка. Бьяджио судорожно глотнул и собрался с силами.
   — Милорд, как вы себя чувствуете?
   — Я в аду, — ответил Аркус. — Но теперь, когда ты приехал, мне лучше, Ренато. О, намного лучше!
   — Бовейдин сообщил мне, что вы заболели. Новости догнали меня в Талистане. Простите меня, милорд. Я старался ехать как можно быстрее.
   Аркус слегка улыбнулся.
   — Ты здесь, и это главное. Теперь ты сможешь остаться со мной.
   — Да, о Великий. Как вы пожелаете. Вы знаете, что я сделаю все.
   Аркус попытался крепче сжать ему руку, но пальцы его только чуть шевельнулись. Он раздраженно застонал. Бьяджио погладил его по голове, стараясь успокоить.
   — Не пытайтесь двигаться, — сказал он. — Вы очень слабы. Бовейдин говорит, вам нужен покой. Лежите тихо. Я с вами.
   — Данар? — бессильно окликнул Аркус адмирала. — Ты еще здесь?
   — Да, милорд. — Никабар подошел обратно к кровати.
   — Данар, перескажи Ренато наш разговор. Его это заинтересует. Слушай, Ренато.
   Бьяджио посмотрел на адмирала, и тот покачал головой. Граф сразу же понял этот знак.
   — О Великий, сейчас не время для таких бесед. Вам нужен покой. Мы с Данаром поговорим позже.
   — Я не младенец, — обиделся Аркус. — И я все еще император. Не обращайся со мной так, словно я уже умер. Данар, скажи ему.
   Адмирал откашлялся и сказал:
   — На самом деле, возможно, это и не существенно. Ты уже знаешь, что мы прекратили блокаду Лисса.
   — Да, — кивнул Бьяджио. — И что же?
   — Ну, мне кажется, мы с ними еще не покончили. Пока ты находился в пути, Ренато, я получил кое-какие интересные доклады. Похоже, шхуны Лисса вышли в плаванье.
   — Что? — задохнулся Бьяджио. — Это невозможно! Ты же сказал мне, что все шхуны уничтожены!
   — Оказывается, не все. С моих дредноутов их видели. Они направлялись к Люсел-Лору.
   Бьяджио стало душно. Он взглянул на Аркуса, тупо качавшего головой. Никабар пожал плечами, как бы говоря, что неспособен объяснить такую странность.
   — Слышишь, Ренато? — каркнул Аркус. — Эти лисские пираты терзают меня, даже когда я при смерти!
   — Но — к Люсел-Лору? — переспросил Бьяджио, глядя на Никабара. — Зачем? В этом нет никакого смысла!
   — Ясно, что трийцы нашли себе союзников, — промолвил Аркус. — У них нашлось нечто общее — мы, можно сказать. Сейчас не имеет значения, почему они это делают, Ренато, а важно, какие меры следует принять нам. Данар утверждает, будто шхун было не меньше дюжины.
   — Скорее всего больше, — добавил Никабар. — Мы пока видели дюжину.
   — И они быстрее наших дредноутов, — продолжал Аркус. — Они могут помешать нам высадить новые отряды на берега Люсел-Лора.
   — Они не должны нам мешать! — воскликнул Бьяджио. — Данар, ты должен их остановить!
   — Мы попытаемся, — ответил Никабар. — Но это будет нелегко. Наш повелитель прав: они намного быстрее наших кораблей. Их будет трудно поймать.
   Бьяджио хотелось с ним поспорить, но он заставил себя промолчать ради императора. Если Лиссу позволить помогать трийцам, то покорение Люсел-Лора может превратиться в медленную и бесперспективную кампанию. А это означает, что исцеления Аркус не получит.
   — Данар, ты должен приложить все силы, — с вымученным спокойствием распорядился граф и смеясь добавил: — Эти лиссцы — совершенно лишняя помеха!
   — Ты меня щадишь, — мрачно отметил Аркус. — Это больше чем досадная помеха. Они могут привести нас к краху. Вы двое не должны этого допустить! Делайте все, что нужно, и остановите их, слышите?
   — Мы вас не подведем, милорд. — Казалось, Никабару не терпится уйти. Говоря, он нервно облизывал пересохшие губы. — Если их всего дюжина, то они не представляют особой угрозы.
   — Дюжина кораблей, — произнес Бьяджио таким тоном, словно это сущий пустяк. — А сколько у тебя дредноутов, Данар? По крайней мере столько же, правда? И есть еще старые боевые баржи. Эти лиссцы тебе не страшны. Право, о Великий, вы напрасно тревожитесь. Мы уже находимся на земле Люсел-Лора. Пусть трийцы ожидают, чтобы Лисс им помог. На самом деле они будут только мелким неудобством.
   Аркус улыбнулся, оценив изощренную ложь своего графа.
   — Ренато, я буду надеяться, что ты превратишь это в правду, — молвил он. — И ты тоже, адмирал.
   Никабар побледнел.
   — Мне пора вас оставить, милорд. — Он стал поспешно пятиться к двери. — Вам с графом нужно поговорить. Я снова приду этим вечером. Если вам что-то понадобится…
   — Я за тобой пошлю, — сказал Аркус. — Спасибо.
   Никабар поклонился ослепшему императору, бросил на Бьяджио оскорбленный взгляд, повернулся и ушел из спальни. Аркус подождал, когда за адмиралом закроется дверь, а потом снова пошевелился. Он взял графа за руку вялыми пальцами и закрыл невидящие глаза.
   — Ох, Ренато! — Он выдохнул его имя, словно молитву. — Я так счастлив, что ты со мной. От других я слышу одну только ложь. Скажи мне правду, мой друг, каковы известия из Люсел-Лора?
   Этого вопроса Бьяджио страшился больше всего. Он придал своему голосу жизнерадостность и солгал:
   — Прекрасные известия, о Великий. Трийцы отступают.
   Аркус несколько секунд ждал продолжения, а потом нетерпеливо нахмурился и поторопил Бьяджио:
   — И?
   — Ну, Гейл неплохо справляется с делом, — уклончиво ответил граф. — Я не сомневаюсь, что вы уже слышали про Экл-Най. Это была блестящая победа. Гейл и его люди уже движутся к долине. — Он потрепал императора по руке. — Ваши легионы с ним, а флот Никабара уже начал высаживать отряды на берега. К лету…
   — Ренато, — снова потребовал император, — какие новости?
   Бьяджио смутился.
   — Мне очень жаль, Великий, — пролепетал он. — Пока мы ничего не нашли.
   Рука императора замерла. Губы его беззвучно повторили это ужасное слово, и вслед за ним последовал испуганный шепот:
   — Ничего! — У него задрожали пальцы. Он устремил невидящие глаза на Бьяджио. — Ничего?
   — Да, Великий. Пока — ничего. Но мы только начали поиски. Не сомневаюсь, в долине Дринг или Чандаккаре…
   — Оно там, Ренато. Ищи его!
   — Мы ищем, о Великий. Мы делаем все, что в наших силах. Гейл ради вас рвет Люсел-Лор на клочки. Если лекарство существует, он его найдет.
   — Он должен поспешить. Время терять нельзя. — Аркус закрыл глаза, из-под одного века выступила крошечная слезинка. — Господин Небес, спаси меня. Я не могу ходить, Бьяджио. Я ослеп. И я чувствую, что следующим откажет мое сердце.
   — Нет, Великий, — успокаивал его граф, — вы снова будете ходить. Наверное, дело просто в ревматизме. И зрение к вам тоже вернется. Бовейдин найдет для вас новое снадобье. Скоро мы вместе будем гулять в саду.
   — Мне нравится твой оптимизм, — вымолвил Аркус, — но я умираю. И, Бог свидетель, я не могу вынести этого кошмара! — На душистые подушки закапали слезы. — Помоги мне. Ренато! Мне страшно.
   — Не надо бояться, — твердо заявил Бьяджио. — Я не позволю вам умереть, Величайший, клянусь вам. Если в Люсел-Лоре существует магия, которая вас спасет, я ее отыщу. Я сам вырву ее у Тарна!
   — Да, найди ее! — взмолился император. — И поторопись. Боже, этот подлый мальчишка меня погубил! Не спускай ему этого, Ренато.
   Бьяджио опасно сощурил глаза.
   — Да, это я вам обещаю, что бы ни случилось. Я привезу вам его череп.
   — Почему, Ренато? Почему он меня предал? Я дал ему все: красавицу жену, королевство, все его чертово наследство! Я мог бы оборвать его жалкую жизнь, но я этого не сделал. Почему он так со мной поступил?
   — У него это в крови, милорд. Какая-то гадкая болезнь. Не вините себя. Он провел нас обоих. Трийцы говорят о нем правду. Он — шакал.
   — Он мне нужен, — прохрипел Аркус. — Прежде чем я умру, я хочу, чтобы его привели ко мне.
   — Мы позволим григенам высосать ему глаза в наказание за вашу слепоту, Великий. Но не говорите о смерти. Вы — Аркус, великий император Нара. Вы не можете умереть!
   — Но я умираю! Умираю…
   — Я спасу вас, милорд, — пообещал Бьяджио. Он гладил его старческую руку и смотрел на его лицо. Состояние императора поражало и приводило в отчаяние. — Вы в меня верите?
   — Верю. Всегда, — ответил император. — Ты всегда был моим доверенным другом, Ренато. Я знаю, ты меня спасешь.
   — Вот и хорошо. А теперь отдыхайте. Постарайтесь поспать. Вечером я еще раз к вам приду. — Бьяджио наклонился и поцеловал худое лицо старика. — Пусть вам снятся хорошие сны, Великий. Вы снова будете здоровы.
   Полковник Ардоз Троск был почти на голову ниже Динадина даже в сапогах из змеиной кожи на высоком каблуке, но Динадин еще никогда не встречал человека, который внушал бы ему подобный ужас. Он был из тех индивидов, кто от скуки отрывает мотылькам крылышки. И он никогда не упускал возможности оскорбить завербованного арамурца. Троск командовал Зеленой бригадой и являлся главным военным советником Блэквуда Гейла. Он гордился своей ролью и требовал, чтобы все, кто был ниже его по рангу, выказывали ему уважение — даже те арамурцы, которым не посчастливилось попасть в армию. Их было немного — только Динадин да еще около десятка человек, — но они служили постоянной мишенью для издевок полковника, следившего за тем, чтобы им постоянно доставались самые неприятные поручения. Специальностью Динадина была уборка конских яблок. И он занимался этим делом в постоянной надежде угодить полковнику настолько, чтобы тот перестал обращать на него внимание.
   «Все будет хорошо, — твердил себе Динадин, следуя за Троском по узким улочкам поселка. — Просто делай, что он велит, и все будет хорошо».
   Они находились в пятнадцати милях от долины Дринг и собирались разорить еще одно безымянное поселение. Как во многих других городках, попадавшихся на пути, их здесь ждали и даже выбрали представителя от жителей, чтобы с ними разговаривать. Бедняга за свои труды получил перерезанное горло. Еще несколько недель назад, в самом начале кампании, Блэквуд Гейл объяснил им, что никаких пленников они брать не должны. Всякий раз, когда они подъезжали к очередному поселению, Динадин содрогался. Он знал, что после тотального обыска, к полному удовлетворению Блэквуда Гейла, все дома сожгут дотла.
   Эти последние несколько недель стали самыми страшными в жизни Динадина. Он совершил такие деяния, которые никогда не простит даже священник, и всякий раз, закрывая глаза, он молил о смерти. Он выполнял приказы со слепой покорностью, теша себя надеждой, что его найдет жиктар какого-нибудь трийца. Но легионы Нара косили трийцев словно траву.
   Как всегда, Динадин тащился следом за полковником Троском. Воздух уже наполнился знакомыми воплями перепуганных до смерти жителей. Легионеры — эти императорские посланники в черном облачении — выбивали двери невысоких домов и выволакивали на улицу их обитателей. Непрерывно лаяли собаки, плакали дети. Где-то впереди них Блэквуд Гейл руководил этой бойней. Троск ехал впереди отряда. На его лице играла довольная улыбка.
   — Магия! — рычал он. — Вот что мы ищем, ребята!
   Солдаты кивали. Их было пятеро, считая Динадина. На каждом красовался яркий мундир талистанского всадника, каждого Троск специально выбрал для того, чтобы они сопровождали его в поселок. Среди них Динадин был единственным арамурцем. Эта сомнительная честь вынуждала его ехать вдалеке от остальных. За те недели, что Динадин провел в бригаде Троска, он научился избегать полковника. Казалось, Троску достаточно того, что он сгребает навоз.
   До сегодняшнего дня. Всякий раз, когда они подъезжали к деревне, Троск выбирал себе очередного арамурца в личное сопровождение. Динадин догадался, что таким образом полковник намерен посвятить их всех. Настал его черед.
   — Лоттс! — прорычал Троск, оборачиваясь. — Не отставай, черт подери!
   Легионеры и всадники собирали мужчин в центре деревни. Женщин и детей держали отдельно. Начиналась та же обычная, мерзкая церемония. Сначала допросят мужчин, потом — женщин. И каждый раз в случае сопротивления им будут угрожать смертью кого-нибудь из близких. Динадин старался не смотреть. Он закрыл бы уши руками, если бы посмел. Трийки вырывались от солдат, пытались вернуть отнятых детей. Мужчины стояли молча, окаменев.
   «Почему вы не бежите? — безмолвно упрекал он их. — Разве вы не знаете, что сейчас произойдет?»
   Конечно, они это знали. Знали свою судьбу не хуже своих убийц. Просто ее нельзя было избежать. Экл-Най пытался сопротивляться, а результат оказался не менее кровавым.