— Вы хотите сказать, он поехал встречаться с Тарном?!
   — Он отправился на встречу со своим другом-трийцем, — ответил Джоджастин и тут же добавил: — Но он может поехать и дальше, чтобы говорить с Тарном. Если этот триец скажет Ричиусу, что женщина у Тарна…
   Старик пожал плечами.
   — Когда это произошло?
   — Он уехал три дня назад, сразу же после того, как ему явился тот триец.
   — Говори толком, старик! Ты все время повторяешь «явился». Что это значит?
   — Это значит — явился, — холодно произнес Джоджастин. — Как некий призрак. По крайней мере так утверждал Ричиус. Думаю, это какая-то трийская магия.
   Магия! Это слово ударило Бьяджио словно кувалда. Именно это стояло за всем происходящим: вторжением, нетерпением Аркуса — всем! И услышать, что Ричиусу Вентрану действительно магическим способом явился какой-то триец… Ошеломленный Бьяджио взял свой стакан и отпил небольшой глоток вина, не ощущая его букета. Ему придется немедленно сообщить Аркусу об этом. Но он находится во многих днях пути от Нара. Вентран наверняка успеет добраться до дролского чародея намного раньше. И невозможно предугадать, что они скажут друг другу. Если Вентран поведает чародею о вторжении…
   Нет, это было бы немыслимо! В нем поднялся неудержимый гнев. Они как последние глупцы доверились этому щенку, позволили ему остаться на троне своего отца-предателя — и все ради мира в стране. И теперь их бескорыстный поступок грозит погубить все надежды на захват Люсел-Лора! Бьяджио медленно провел рукой по бедру до того места, где у него в ножнах прятался кинжал. Ножны открылись от легкого прикосновения одного пальца.
   — Вы правильно сделали, что сообщили мне об этом, сэр Джоджастин, — сказал Бьяджио с натянутой улыбкой. — Мне только жаль, что вы не сделали этого раньше.
   — Я нелегко пришел к такому решению, граф, — ответил Джоджастин. — Я люблю этого паренька. Я пытался его остановить, но он не пожелал меня слушать. Я знал, что рано или поздно вы узнаете о случившемся. — Он помолчал, подавшись вперед для вящей убедительности. — Я поступил так ради блага Арамура, и только.
   Бьяджио кивнул:
   — Совершенно разумно.
   — Пожалуйста, поймите меня правильно, граф. Поступок Ричиуса — это не предательство, а просто глупость. Но Арамур должен идти в ногу со временем, а это значит признавать правление Нара.
   — А вы преданны Нару, не так ли, сэр?
   Риторический вопрос Бьяджио несколько умиротворил старика, и он расслабился.
   — Конечно! Иного и быть не может. Почему-то Дариус Вентран оказался на это не способен. А теперь и его сын тоже. Дариус отказывался видеть, какой ущерб он наносит своей стране. Я не хочу, чтобы подобное повторилось. — Джоджастин опустил глаза. — Больше Вентранов не осталось. После Ричиуса придется выбрать нового главу.
   — Как он похож на своего отца! — печально вздохнул Бьяджио. — Нам повезло, что здесь есть вы, не правда ли? В конце концов, если б не вы, нам и сейчас пришлось бы иметь дело с Дариусом Вентраном.
   Джоджастин поднял голову, и их взгляды встретились. Взаимопонимание оказалось неожиданным. Бьяджио мрачно улыбнулся.
   — Да, вы меня поняли, не правда ли?
   Управляющий быстро посмотрел на застывших в ожидании Ангелов Теней.
   — Не беспокойтесь на их счет, — сказал Бьяджио. — Они ничего не предпринимают без моего приказа, а зачем мне это? Вы избавили Нар от предателя, сделали нечто такое, что нам самим делать не хотелось. Почему вы так встревожены, сэр? Вы же не могли не знать, что Рошанн повсюду. И мы никогда не думали, будто убийство совершил триец. Неужели вы не догадывались, что сразу же попали под подозрение?
   Старик ничего не ответил.
   — И вот теперь вы себя обнаружили, — продолжал Бьяджио. — Успокойтесь: это в конце концов не лежит на вашей совести.
   Джоджастин повернулся боком к двери и, уверившись в том, что за нею никого нет, отчаянно прошептал:
   — Думаете, это было легко? Я не убийца, что бы вы обо мне ни думали.
   — Никто вас ни в чем не обвиняет, — ответил Бьяджио. — Скорее вы — герой.
   Джоджастин возмущенно фыркнул.
   — Я сделал то, что обязан был сделать, вот и все. Дариус губил Арамур. Он был готов навлечь на нас гнев Нара, и его это даже не волновало. Я пытался переубедить его, но он был полон благородной чуши — точь-в-точь как его сын. Кто-то должен был его остановить!
   — Пожалуйста, никаких оправданий, — прервал его Бьяджио. — Как я уже говорил, вы оказали нам услугу. И вам это сошло с рук, ну не удивительно ли? Сомневаюсь, чтобы кто-то в замке вас заподозрил. Даже Ричиус ни о чем не догадался. Наверное, король вас по-настоящему любил, раз ничего не увидел.
   Лицо управляющего исказила жалкая гримаса.
   — И что будет теперь?
   — С вами? Ничего, — жизнерадостно обронил Бьяджио.
   — Не со мной! — прорычал старик. — Что будет с Арамуром?
   — О, ну, это вопрос сложный. Даже если юный Ричиус вернется, мы не сможем оставить его королем. Нет, нам нужен кто-то другой. Я над этим уже задумывался, знаете ли. Ведь в конце концов никто из нас, в Наре, не был полностью уверен в преданности Ричиуса. Нам нужен человек надежный, который понимал бы Арамур.
   Бьяджио встал и подошел к подлокотнику кресла Джоджастина, опустившись рядом с ним на одно колено.
   — У меня есть на примете нужный человек, — маняще прошептал он. — И Аркус уже дал мне полномочия поступить так, буде понадобится. Похоже, это время пришло, правда?
   Джоджастин покачал головой.
   — Я поступал так не для того, чтобы стать королем, — заявил он решительно. — Я сделал это ради блага Арамура.
   — Королем? — прошипел граф, бесшумно вытащив кинжал из ножен. — Кажется, вы неправильно меня поняли, сэр.
   Одним молниеносным движением Бьяджио сгреб серебряные волосы Джоджастина, запрокинул его голову и вмиг провел лезвием по горлу. На коже выступила полоса, из которой хлынула алая струя. Расширенные глаза Джоджастина наполнились изумлением и ужасом. Он обхватил шею руками, встал с кресла, шатаясь, и попытался закрыть рану пальцами. Булькая что-то, он протянул к Бьяджио окровавленную руку. Граф брезгливо ее оттолкнул.
   — Ты убил одного из королей Нара, — тихо произнес Бьяджио. — Это — всегда смерть.
   Казалось, Джоджастин его не услышал. Он упал на колени, страшно хрипя перерезанной глоткой, и продолжал пронзительно смотреть на своего убийцу. Бьяджио изумленно наблюдал за стариком, не сдавшимся даже в момент смерти. Арамур растил сильных людей.
   А потом Джоджастин упал, и на полу образовалась лужа крови. Бьяджио вытер клинок о жилет управляющего. Его телохранители невозмутимо наблюдали за ним. Граф слишком поздно услышал шаги в коридоре.
   — Джоджастин? — прозвучал молодой голос. Дверь открылась, и в комнату просунулось виноватое лицо. — Извините, что я вас побеспокоил, но…
   Бьяджио выпрямился, не пряча окровавленный кинжал, и улыбнулся светловолосому пришельцу.
   — Ах-ах! Вы поймали меня с поличным!
   Молодой человек стал белым как полотно. Он с ужасом воззрился на Бьяджио. Граф пожал плечами, словно маленькая девочка.
   — Мне очень жаль, — сказал он. — Я тут напачкал с вашим управляющим. У вас найдутся полотенца?
   Ошеломленный юноша стоял в дверях, не в силах сдвинуться с места. Бьяджио шагнул к нему, осторожно обойдя труп.
   — Вы — Петвин, правильно? Друг Ричиуса? Будьте так любезны, сообщите леди Сабрине, что мне хотелось бы с ней поговорить, хорошо?
   — О Боже! — воскликнул Петвин.
   Его взгляд стремительно метнулся от графа к Джоджастину и обратно. Он начал было о чем-то спрашивать, но тут же выбежал из комнаты, истерично крикнув:
   — Сабрина!
   С громким проклятием Бьяджио поспешил следом — он успел увидеть, как молодой человек поднялся вверх по лестнице, и знаком приказал Ангелам Теней ступать за ним. Черная пара обнажила мечи и бросилась вслед за Петвином. Бьяджио шел за ними по пятам.
   — Ну же, Петвин, не надо усугублять положение! — кричал он, поднимаясь по лестнице. — Мне крайне неприятно, что тут все идет не так!
   Когда лестница была преодолена, они услышали звук захлопывающейся двери в дальнем конце коридора. Ангелы Теней подошли к ней и остановились, ожидая приказа своего господина. Снизу доносились крики прислуги, а потом раздался пронзительный визг Дженны, обнаружившей убитого Джоджастина. Испытывая сильную досаду, Бьяджио подошел к двери и резко постучал. Из комнаты долетел истошный женский крик и настойчивые призывы Петвина к спокойствию.
   — Леди Сабрина? — позвал Бьяджио. — Приветствую! Послушайте, вы не выйдете на минутку? Мне очень нужно с вами поговорить.
   Что— то во всей этой ситуации показалось графу удивительно смешным, и, отдавая приказ высадить дверь, он захихикал. Один из Ангелов Теней так ударил сапогом по замку, что дверь раскололась. Леди Сабрина испуганно вскрикнула: убийцы ворвались в ее комнату. Петвин стоял без оружия, со сжатыми кулаками, глядя на сверкающие клинки Ангелов. За его спиной пряталась перепуганная Сабрина из Горкнея. Перед тем, как войти в комнату, Бьяджио подождал секунду, а потом воздел руки, как бы шутливо признавая свое поражение.
   — Хорошо, а теперь все успокойтесь. Петвин, будьте добры, позвольте мне поговорить с этой леди, а?
   — Черта с два! — вызывающе отрезал Петвин.
   — Что вам нужно? — вскрикнула Сабрина. — Что вы сделали с Джоджастином?
   Бьяджио нахмурил брови.
   — Ах, ну конечно, я очень некрасиво выгляжу, правда? Простите за невежливость, но я его убил. И я бы предпочел не делать того же с вами. Миледи, вы мне нужны. Это касается вашего мужа, видите ли.
   — Убирайтесь! — вспыхнула Сабрина. — Оставьте нас в покое!
   — Увы, не могу, — печально произнес Бьяджио. — Петвин, отойдите, пожалуйста.
   — Нет!
   Бьяджио закатил глаза.
   — Боже правый! — вздохнул он.
   Повинуясь щелчку изящных пальцев, Ангелы Теней двинулись вперед. Резкий взмах мечей — и Петвин оказался оттесненным к стене. Один Ангел заграбастал королеву, второй обхватил горло молодого человека затянутой в боевую перчатку рукой и сунул ему в рот кончик меча. Петвин испуганно застонал: лезвие прошло между губами и вонзилось в язык. Он поднял руки, прося пощады.
   — Ну, вы только на него посмотрите! — глумливо взмахнул руками граф. — Глупый мальчишка. Дурень. Как и твой король.
   — Отпустите его! — закричала Сабрина.
   Воин, схвативший ее, вложил меч в ножны. Его сильные руки сжимали ее так, что она не могла дышать. Она попыталась вырваться, но Ангел только стиснул ее еще крепче, и у нее вырвался мучительный вопль.
   — Полегче, друг мой, — попросил Бьяджио своего слугу. — Она — нежный цветочек. Давай пока не будем обрывать ее лепестки. — Протянув руку, граф провел своими ледяными пальцами по ее щеке. Кожа девушки оказалась идеально гладкой и теплой. Бьяджио позавидовал ей. — Миледи, вы мне нужны. Вам придется передать вашему мужу мое послание.
   — Ничего я не буду передавать, — с трудом выговорила Сабрина. — Подонок!
   — Ах, мои уши! — засмеялся граф. — И это говорит такая благородная сучка! Знаете, я постоянно удивляюсь, скольких мне приходится убеждать в том, что я не шучу! Может, все дело в моей непринужденной манере держаться? Ну так смотрите внимательно, миледи. А потом решайте.
   Граф снова обратился к Петвину:
   — Молодой человек, я искренне сожалею. Сегодня у вас несчастливый день.
   И подал знак слуге. Ангел Теней нажал на меч и всадил его Петвину в рот, расколов череп.
   Леди Сабрина отчаянно закричала. Столь оглушительного вопля Бьяджио еще никогда в жизни не слышал.
   Замок Гейлов стоял на возвышении, поросшем чахлыми полевыми цветами. Это было ничем не примечательное здание, не слишком большое и не слишком роскошно убранное, от него веяло одиночеством и каком-то мрачным предчувствием. Окружавший его мутный ров напомнил Бьяджио о знаменитой паранойе Гейлов. Под возвышением распростерся утоптанный плац — огромное пространство, на котором проходили обучение и смотр талистанских всадников; позади замка находилась гигантская конюшня, вмещавшая несметное количество лошадей ополчения Гейлов, — неуклюжее строение из неровных досок, откуда в жаркие летние дни исходила отвратительная вонь. В замок Гейлов вел двадцатифутовый подъемный мост, по которому через ров можно было попасть на пыльный внутренний двор. На дворе челядь занималась хозяйственными работами, а на стенах замка во множестве расхаживали часовые в зеленых с золотом мундирах, и под их тяжелыми сапогами жалобно скрипели прочные деревянные настилы. Даже глубокой ночью раздавался в замке этот скрип от бесконечного топанья в ожидании налета, коему скорее всего не суждено произойти
   Бьяджио любил этот воинственный дом. В течение многих лет он периодически приезжал сюда, всякий раз останавливаясь в одних и тех же покоях, которые талистанский король специально возвел для приема имперских гостей вроде него. Когда у Бьяджио были дела в этой части империи, он мог рассчитывать на гостеприимство Гейлов — те всегда окружали его вниманием. И подозрительностью, разумеется, тоже — но такова уж природа политики, и Бьяджио никогда на них за это не обижался. Гейлы были по большей части людьми, верными нарским идеалам. До недавнего времени они входили в число самых близких союзников Аркуса.
   Барон Блэквуд Гейл демонстративно откинулся на спинку кресла, оторвав его передние ножки от пола. Он задумчиво смотрел в окно. Солнечный луч падал на его полумаску, от чего она ослепительно блестела. Слуги поспешно принесли графин вина и закуску, когда приехал граф. Бьяджио, у которого утренние события неожиданно возбудили аппетит, положил кусок мяса между ломтями хлеба и стал молча есть, с интересом наблюдая за бароном. Желание Гейла разыграть спектакль было вполне предсказуемым, и теперь он терпеливо дожидался его окончания. Стоявшие позади него Ангелы Теней смотрели на Гейла сквозь прорези напоминавших черепа масок.
   — Это такая неожиданность! — заявил Гейл. Он весьма неубедительно разыгрывал обиду, но Бьяджио ему не мешал. — Честно говоря, мы с отцом подумали, что вы о нас забыли. А теперь оказывается, мы снова вам нужны. Ну… — Гейл шумно вздохнул. — Что я могу сказать?
   Бьяджио пожал плечами и налил в свой кубок вина. Он медленно пил, вынуждая Гейла ждать, потом еще медленнее подбавил себе вина. Несмотря на теплую погоду, в замке было прохладно, а граф терпеть не мог холода. Гейл это знал — и специально открыл окно, чтобы в комнату залетал летний ветерок.
   — Вы должны понимать, император не хотел вас обидеть, барон, — промолвил наконец Бьяджио. — Но только Арамур имеет доступ к дороге Сакцен. И вполне естественно, что выбор исходного пункта для вторжения пал именно на Арамур.
   — Ха! — с презрением ответил Гейл. — А по-моему, Аркус просто влюбился в этого мальчишку. Я видел, какую коронацию он ему устроил! С Вентранами всегда так. У них есть харизма, и люди не замечают их предательства. Надеюсь, теперь Аркус все видит.
   — Это весьма прискорбно, — согласился Бьяджио.
   Он пересказал Блэквуду Гейлу то немногое, что сам узнал, и при известии о предательстве юного Вентрана барон возликовал. Но подобно своему хворому, старому отцу, этот Гейл был настоящей гадюкой: теперь он не желал подчиниться указаниям Нара, не получив взамен чего-нибудь ценного. Люди не ошибались, утверждая, что сундуки в доме Гейла наполнены сплошь награбленным золотом.
   — Прискорбно? — Гейл повернул кресло так, чтобы оказаться лицом к графу. — И это все, что вы можете сказать? Мое семейство уже много лет хранит верность вам и Аркусу. Мы были оскорблены, граф, скажу вам прямо. Я отправился в Нар с чистыми помыслами — не только для того, чтобы присутствовать на коронации этого жалкого щенка, но и чтобы просить руки леди Сабрины. А вместо этого Аркус отдал ее ему!
   С каждой секундой Гейл распалялся все сильнее. Его голос громом разносился по комнате. Бьяджио подумал, что, возможно, барон действительно считает себя обиженным. Его вспышка могла навлечь на себя гнев Ангелов Теней, а это означало верную смерть. Однако граф одним своим молчанием сдержал телохранителей, одарив Гейла злобной улыбкой.
   — Барон, — напевно молвил он, — успокойтесь.
   — Да, конечно, — кротко сказал Гейл, опомнясь. — Но поймите, что я хочу сказать, граф. Вам следовало обратиться к нам в первую очередь. Если б вы потрудились спросить меня, я сказал бы вам, что Вентрану доверять нельзя. Господи, удивляюсь, как Аркус не понял этого после Люсел-Лора!
   — Да-да, все это очень интересно, барон. Но у нас с вами есть проблема.
   — У вас, может, и есть. Но не у меня.
   «Ты, похоже, расхрабрился, а?» — подумал Бьяджио, устремив на барона ледяной взгляд.
   — Может, забудем прошлое, друг мой? — пустил он в ход свое обаяние. — Сейчас у нас с вами есть важное дело. Аркус очень, стар. Мне больно говорить об этом, но я не знаю, сколько времени ему еще осталось. Ричиус Вентран должен был отправиться в Люсел-Лор, чтобы найти магию этой страны. Он должен был принести сюда ее тайну, чтобы спасти императора. А теперь это должны сделать вы, Блэквуд Гейл.
   Барон презрительно фыркнул.
   — Вы говорите так, словно оказываете мне большую честь. Возможно, это было бы так, будь я избран первым. Я дал бы Нару и императору повод гордиться мною. Я показал бы вам, на что способен настоящий мужчина, а не проклятый мальчишка.
   — И теперь вы получили возможность это сделать. — Бьяджио знал, что мрачный барон охотнее всего откликнется на лесть. — Право, мой друг, мы все знали, что вы прекрасно справились бы с заданием. Выбор императора обязательно пал бы на вас первого, не имей Арамур выхода на дорогу Сакцен. А арамурцы никогда не позволили бы вашим войскам войти на их территорию — даже для того, чтобы пропустить их на горную дорогу. Ведь это же политика!
   — Политика! — сплюнул барон. — А что будет, если император умрет, хотел бы я знать? Что вы тогда предпримете? У вас будет полным-полно забот, и Талистан может остаться без союзников в Наре.
   — Император не умрет, барон. Вы позаботитесь о том, чтобы этого не случилось. И в конце концов, я ведь приехал сюда с подарком. С сегодняшнего дня Арамур возвращается Талистану. Я думал, вас это порадует.
   — Если б император умер, Арамур все равно стал бы нашим, — парировал Гейл. — Только он один и не давал нам захватить его силой. — Из-под серебряной маски злобно блеснул глаз. — Отвечайте на мой вопрос, граф: что, если император умрет? Какие действия вы предпримете, чтобы справиться с Эрритом и другими членами Железного Круга?
   Бьяджио бесстрастно улыбнулся.
   — Я не привык подвергаться допросам. И должен сказать, мне это не нравится. Совсем не нравится. Я сам допрашиваю.
   Блэквуд Гейл улыбнулся.
   — Вам стоило бы подумать над этим вопросом. Никто не вечен. Даже император. Я знаю, Аркус вам очень дорог, но вам следует обдумать все варианты. Не только ради меня, но и ради вас самого. В конце концов, Эррит вам не друг. Если вы заявите свои права на трон, он станет вам мешать.
   — Епископ меня не тревожит, барон. Меня тревожит Аркус. Вы позаботитесь о том, чтобы он не умер. Вы отправитесь в Люсел-Лор и найдете чары, которые могут его спасти. А если вы найдете Ричиуса Вентрана, то привезете его обратно. Живым.
   — И что я получу за этот великий подвиг, граф? Я уже потерял немало воинов, сражаясь с трийцами по воле Аркуса. Зачем мне делать это еще раз?
   Именно этого вопроса и дожидался Бьяджио. Он неспешно насадил на крючок наживку.
   — Вам мало Арамура?
   — Как я уже сказал, Арамур все равно со временем отошел бы к Талистану. А я очень терпелив.
   — Ну, тогда, наверное, мне следует сделать наш договор более привлекательным, — произнес Бьяджио.
   Он сделал быстрый взмах в сторону телохранителей, отправив одного из Ангелов прочь. Блэквуд Гейл проводил воина любопытным взглядом и снова посмотрел на графа. Бьяджио молча сложил руки лодочкой под подбородком и ухмыльнулся.
   — Куда он пошел? — спросил Гейл.
   — У меня в карете есть еще один подарок для вас. Покажите мне хотя бы долю своего хваленого терпения.
   Проглотив оскорбление, Гейл встал и прошел к двери, чтобы выглянуть в коридор. Там, в проеме, он и дожидался возвращения Ангела Теней. Позабавленный недоумением Гейла, Бьяджио рассмеялся и попросил его вернуться в комнату.
   — Сядьте, пожалуйста, барон. На это уйдет несколько минут.
   Блэквуд Гейл послушался и больше не пытался расспрашивать графа. Он ждал возвращения солдата, нетерпеливо барабаня пальцами по крышке стола. Наконец Ангел Теней вернулся — с женщиной на руках. Блэквуд Гейл затаил дыхание. Несмотря на то что руки и ноги у нее были связаны, а рот заткнут кляпом, он сразу же узнал ее. Граф Бьяджио едва справился с ехидным смехом при виде ошеломленного лица Гейла. Они оба встали — и Ангел Теней бросил вырывающуюся женщину к ногам барона.
   — Блэквуд Гейл, — объявил Бьяджио, — я дарю вам леди Сабрину из Горкнея, бывшую королеву Арамура.
   — О Боже! — простонал Гейл.
   Он уставился на испуганную пленницу, онемев от изумления и похоти. Увидев его, Сабрина заплакала.
   — Назовем это исправлением прошлых ошибок, — заметил граф. — Это меняет ваше отношение, друг мой?
   Не в силах оторвать взгляд от девушки, Гейл спросил:
   — Вы хотите сказать, что она — моя?
   — На какое-то время. Видите ли, эта леди должна будет доставить мое послание своему дорогому мужу. Но до той поры — да, она ваша. Если вы согласны сделать то, о чем я вас просил.
   — Как это — «до той поры»? Пусть ваше чертово послание доставит кто-то другой. Если она будет моей…
   — Ну-ну, — прервал его Бьяджио, — не надо так жадничать, Блэквуд Гейл. Эта леди — единственная, кого Ричиус Вентран будет слушать. Но мне нет нужды отправлять мое послание сегодня или даже завтра. Пока берите ее. Она ваша. Договорились?
   На лице Гейла появилась нечеловечески мерзкая улыбка.
   — Договорились.
   — Превосходно. — Граф Бьяджио подошел к великану и положил свою ледяную руку ему на плечо. Приблизив губы к самому его уху, он зашептал: — А теперь слушайте меня. Если Аркус умрет, умрете и вы. Если вы не сможете найти магию, вы умрете. Если Ричиус Вентран от вас уйдет, вы умрете. — Освободив барона от своих холодных объятий, он нежно добавил: — И если я буду хоть в чем-то вами недоволен, Блэквуд Гейл, вы умрете. Вы меня хорошо поняли?
   Огромный талистанец кивнул.
   — Прекрасно, — улыбнулся Бьяджио. — Я — Рошанн, Блэквуд Гейл. Больше никогда не забывайте о том, какова моя власть.

25

   Вдоль границы Таттерака простирались бесконечные холмистые степи. Таттерак был уродливой частью Люсел-Лора: здесь, на самой неумолимой земле, жила большая часть трийцев. Человек мог навсегда затеряться в ее пустынных морщинах, так и не узнав, сколь близко он находился от моря и других живых существ. В отличие от долины Дринг Таттерак представлял собою скалистую бесцветную страну, где зимой толстым слоем лежал снег, а летнее солнце могло прожечь даже шкуру саламандры. Здесь простирались соляные пустоши северных берегов Люсел-Лора, забеленные тысячелетним прибоем. Это была страна снежных барсов — ненасытных любителей человечины, выбиравшихся на охоту из своих горных логовищ в такое время, когда у прочих зверей хватало ума впасть в спячку. Ночью Таттерак был краем бесконечных звездных просторов и жестоких зверей с горящими глазами, где воины редко отходили ко сну, не положив рядом с собой острый кинжал. И далеко на океанском берегу стоял Фалиндар, который захватил и сделал своим домом Тарн: родина Люсилера, тюрьма Дьяны.
   Ричиус устало вздохнул, осматривая представшую перед ним неприветливую землю. Он больше трех недель добирался до этих мест вдоль узких потоков тающего льда, исходивших с ледников Таттерака. Он так изнемог он бесконечной езды и вида безграничных пустошей, что его захлестнула волна отчаяния. Он тихо выругался и остановил коня. Люсилер сделал то же самое.
   — Таттерак! — объявил он.
   В его голосе слышались радостные нотки, словно этот унылый пейзаж действительно ободрил его.
   — Таттерак, — кисло повторил за ним Ричиус.
   Даже название звучало отвратительно. Во время войны сотни людей приезжали в эти заброшенные места, сражаясь рядом с военачальником Кронином. Именно здесь шли самые кровопролитные бои, унесшие жизни тысяч арамурцев.
   И теперь Ричиус наблюдал, как степь пытается воспрянуть к весне, и вспоминал слова Люсилера о том, что в Люсел-Лоре наступил мир.
   — Мне нужно отдохнуть, — сказал он. — Я устал, и у меня болит спина. Давай ненадолго остановимся.
   Люсилер мрачно взглянул в затянутое дымкой небо. Солнце еще не достигло зенита. Впереди у них были долгие часы езды.
   — Ты не мог бы проехать еще немного? Теперь, когда мы достигли границы, до Дандазара осталось совсем ничего. Мы переночуем там, и ты сможешь как следует отдохнуть.
   — Лошади тоже устали, Люсилер.
   — Мы едем всего несколько часов. Я знаю, ты способен на большее. У тебя неспокойно на душе. Почему?