Страница:
"Экстрабладет", ссылаясь на американский журнал "Ньюсуик", сообщает, что
инспектор полиции города Детройта (США) Герберт В. Кайе включил произведения
Андерсена в список книг, подлежащих изъятию. (Прим. автора.)}. Однако нет
никакого сомнения в том, что если какая-нибудь очень злая свинья и может
съесть несколько хороших книг, то в целом мире свинство не съест
человечества, его культуры, его искусства.
Всему праздному, надменному, самодовольному миру, где царствует свинья
копилка, Андерсен противопоставляет другой мир - труда, вдохновения,
мужества.
Маленькая Герда, разыскивающая Кая по всему свету, гадкий утенок и даже
игрушечный оловянный солдатик на одной ноге - все это образцы стойкости,
твердой воли и нежного сердца.
Любимые герои Андерсена - простые и чистые люди.
В одной из его коротеньких сказок ("Ребяческая болтовня") дети,
собравшиеся на праздник, хвастаются богатством и знатностью своих родителей.
Маленькая нарядная девочка, дочь камер-юнкера, высокомерно заявляет, что из
человека, у которого фамилия кончается на "сен" (а так кончаются почти все
простонародные датские фамилии), ничего путного не может выйти.
Эти разговоры случайно слышит мальчик, прислуживающий на кухне. Понурив
голову, уходит он домой. Горько знать, что, как ты ни старайся, проку из
тебя не будет, потому что твоя фамилия кончается на "сен": Торвальдсен!
У героев Андерсена фамилии, даже если они не названы, всегда кончаются
на "сен", как у самого автора и его знаменитого соотечественника, скульптора
Торвальдсена.
Андерсен вышел из глубины простого народа. В наследство он получил все
богатство народной поэзии, глубокое знание жизни и безупречное чувство
справедливости.
Вот почему все народы мира кладут своим детям в изголовье как лучший
подарок сказки Андерсена.
У нас в стране он давно уже обрел вторую родину.
Лев Толстой, Добролюбов, Горький с благодарностью и нежностью называли
его имя.
Поколение за поколением воспитывалось на его сказках, радуясь, негодуя
и сочувствуя до слез его героям.
А с тех пор, как у нас не стало бесписьменных народов, он проник в
самую глубь нашей страны - в ее горы, в леса и степи.
Пожалуй, сам Ганс Христиан Андерсен, величайший мастер изумлять людей
полетом воображения, удивился бы, если бы узнал, по каким необъятным
просторам земли странствуют его нестареющие сказки.
^T"СКАЗКА, ВОЗБУЖДАЮЩАЯ НАРОДНОЕ ЧУВСТВО"^U
У Льва Николаевича Толстого есть одно произведение, в высшей степени
замечательное, хоть и не очень известное, на ту же тему, что и "Война имир",
- об Отечественной войне 1812 года.
Толстой рассказал как-то деревенским школьникам, своим ученикам, всю
эпопею войны с Наполеоном [1].
По уговору со школьным учителем он рассказывал им русскую историю "с
конца", то есть с новейших времен, а учитель - "с начала", с древнейших.
История "с конца" занимала слушателей гораздо больше, чем история "с
начала", - может быть, именно потому, что рассказчиком был Лев Толстой.
Он начал свою историю с Французской революции, рассказал об успехах
Наполеона, о завладении им властью и о войне.
"Как только дошло дело до нас, - пишет Лев Николаевич, - со всех сторон
послышались звуки и слова живого участия.
- Что ж, он и нас завоюет?..
Когда не покорился ему Александр... все выразили одобрение. Когда
Наполеон с двенадцатью языками пошел на нас, взбунтовал немцев, Польшу, -
все замерли от волнения.
Немец, мой товарищ, стоял в комнате.
- А, и вы на нас! - сказал ему Петька...
Отступление наших войск мучило слушателей так, что со всех сторон
спрашивали объяснений: зачем? И ругали Кутузова и Барклая.
- Плох твой Кутузов.
- Ты погоди, - говорил другой...
Как пришел Наполеон в Москву и ждал ключей и поклонов, - все
загрохотало от сознания непокоримости. Пожар Москвы, разумеется, одобрен.
Наконец наступило торжество - отступление.
- Как он вышел из Москвы, тут Кутузов погнал его и пошел бить, - сказал
я.
- Окарячил его! - поправил меня Федька, который, весь красный, сидел
против меня и от волнения корчил свои тоненькие черные пальцы...
Как только он сказал это, так вся комната застонала от гордого
восторга...
- Так-то лучше! Вот те и ключи...
Потом я продолжал, как мы погнали француза...
...как перешли мы границу, и немцы, что против нас были, повернули за
нас, кто-то вспомнил немца, стоявшего в комнате.
- А, вы так-то? То на нас, а как сила не берет, так с нами?
И вдруг все поднялись и начали ухать на немца, так что гул на улице был
слышен. Когда они успокоились, я продолжал, как мы проводили Наполеона до
Парижа... торжествовали, пировали..."
На этом кончает Толстой свою историю Отечественной войны для детей.
Расходились его слушатели разгоряченные, взволнованные, полные боевого
пыла.
"...все полетели под лестницу, кто обещаясь задать французу, кто укоряя
немца, кто повторяя, как Кутузов его окарячил".
В заключение Толстой приводит очень любопытный свой разговор с немцем,
на которого ребята "ухали". Немец не одобрил рассказа Льва Николаевича.
"Вы совершенно по-русски рассказывали, - сказал он. - Вы бы послушали,
как у нас совершенно иначе рассказывают эту историю".
Толстой ответил ему, что его рассказ - не история, а "сказка,
возбуждающая народное чувство".
Я привел здесь этот отрывок из рассказа Льва Толстою потому, что вижу в
нем магический ключ к настоящей детской литературе, ключ, необходимый
каждому из литераторов, пишущих для детей.
Толстому удалось труднейшее дело - превратить в _сказку_ повесть об
Отечественной войне и в то же время сохранить правду истории. Для того чтобы
это сделать, нужно было не только владеть материалом "Войны и мира", но и
отлично понимать особенности читателя-ребенка.
Сердцу и сознанию этого читателя больше всего говорит сказка - и
волшебная сказка, и сказка-быль.
И та и другая может рассказать обо всем на свете - о краях и народах, о
морях и звездах, о том, что близко, и о том, что за тридевять земель, о
временах нынешних и давно минувших.
Толстому удалась историческая сказка. И, как в настоящей, в народной
сказке, тут сначала горести и беды, а конец счастливый.
"...Мы проводили Наполеона до Парижа... торжествовали, пировали".
Не хватает только: "И я там был, мед-пиво пил".
Большой охват событий в быстром, даже стремительном движении, с
высокими подъемами и крутыми спусками, с живым, неподдельным чувством
рассказчика, со смелыми обобщениями и выводами, - все это одинаково
необходимо и хорошей сказке для младшего возраста, и романтической юношеской
повести.
Стремительный темп вовсе не означает беглости и суетливости. Рассказчик
может быть нетороплив и обстоятелен, но никакие подробности не должны
заслонять у него основного четкого контура идеи и сюжета.
А главное, - особенно когда речь идет о читателе младшего возраста, -
повествование должно быть в достаточной мере утоляющим, вполне исчерпывающим
сюжет, так, чтобы у читателя даже и не возникал вопрос: а что же было
дальше?
В своей исторической сказке о войне с Наполеоном Толстой довел дело до
того, как русские проводили неприятеля восвояси и победно вступили в Париж.
Почему слушателей совершенно удовлетворил этот конец? Почему они не
стали засыпать рассказчика вопросами: "Ну, а дальше, дальше что?"
Да потому, что Толстой дал им на уроке истории не лекцию, а вполне
законченное художественное произведение, которое началось с тяжелых
испытаний и кончилось торжеством. Волнующая игра, напряженная драма, которую
разыграл он в своем повествовании, была внутренне и внешне завершена.
Именно так и бывает в народных сказках.
Разве придет в голову читателю или слушателю требовать продолжения
сказки об Иване-царевиче и Василисе Премудрой после того, как они, преодолев
все беды и опасности, справили свадьбу и стали жить-поживать, добра
наживать?
И суть здесь не только в законченности внешней фабулы, но и в
завершенности идеи.
Слушателю, который становится участником событий, очень важно, чтобы
дело было доведено до полной победы добра над злом, правды над кривдой,
жизни над смертью, прекрасной, смелой и щедрой молодости над злой, жадной,
холодной старостью.
Всякий из нас, кто пережил дни победы, помнит, что есть такая минута
торжества, радости, когда человек до того полон настоящим, что даже не может
думать о будущем.
Это и есть счастливый эпилог сказки.
Чем моложе возраст читателя, тем больше ему нужна сказка с началом и
концом.
Его не устраивает рассказ, отдельный эпизод, обрывок жизни. Ему нужна
повесть. А по существу своему сказка - это и есть подлинная повесть. Сказка
начинается со слов: "Жил-был на свете" или "Жили-были в тридевятом царстве,
в тридесятом государстве", а не так, как частенько начинаются рассказы: "Шел
снег", или "Была ночь", или "Иван Иванович проснулся в прескверном
расположении духа".
И даже когда читатель выходит из того возраста, который питается почти
исключительно сказкой, когда он уже способен оценить и хороший рассказ, его
больше всего пленяют те рассказы или повести, которые чем-то родственны
сказке - отчетливостью идеи, необычностью событий, быстрой их сменой и
обязательной победой доброго начала над злым.
От сказки в стихах ребенок естественно переходит к балладе и поэме, от
сказки в прозе - к просторной эпопее, полной приключений, героических или
смешных.
По существу говоря, вся та литература, которая пленяет нас в детском и
юношеском возрасте, будь то сказка, короткая повесть или целая эпопея,
тяготеет к поэзии независимо от того, стихи это или проза.
Лев Толстой блистательно показал, что даже урок истории, хроника
подлинных событий, может стать поэтическим произведением - "сказкой,
возбуждающей народное чувство".
^TСКОЛЬКО ЛЕТ СКАЗКЕ?^U
Есть такие дома в городе, где по воскресным и праздничным дням, а
иногда и в будни творятся немыслимые чудеса, происходят волшебные
превращения.
Это в театрах показывают ребятам сказку,
Сотни детей, заполняющих зал, ждут затаив дыхание, что будет дальше. У
них горят уши и колотятся сердца, когда герой сказки попадает в беду. Они
хором предупреждают его о грозящей ему опасности. Да и мы, взрослые,
поддаемся увлечению, охватившему зрительный зал, и следим за тем, что
творится на сцене, не менее серьезно и взволнованно, чем дети.
---
В одном из лучших лирических стихотворений Пушкина есть строчка:
Над вымыслом слезами обольюсь...
Пушкин писал это не в юности, а в зрелые годы. До конца своих дней
сохранил он чудесную способность отзываться всей душой на поэтический
вымысел.
В хорошей сказке не меньше жизненной правды, чем во всякой другой -
хорошей - повести, пьесе или поэме.
Сказка любит поиграть и помечтать. Самую обыкновенную щетку она может
превратить в дремучую чащу, самое простое зеркальце - в озеро. Но чувства,
которые испытывают сказочные герои, - не выдуманные, а настоящие. Нас
глубоко трогает печаль Аленушки, потерявшей братца Иванушку. Мы всей душой
сочувствуем и желаем счастья обездоленной Золушке.
Сказка - вымысел, и все же она учит правде. Правде и справедливости.
Но, пожалуй, лучше всего расскажет вам, что такое сказка в театре,
драматург Тамара Григорьевна Габбе, автор книги "Город Мастеров", состоящей
из пяти сказочных пьес. Расскажет не в статье, а в живой и веселой сцене,
которая служит прологом к сказке-комедии "Оловянные кольца".
Этот пролог начинается с того, что в театр приходит неизвестная старуха
в плаще с низко надвинутым на лоб капюшоном.
Администратор театра пробует объяснить ей, что вход на сцену
посторонним воспрещен, но старуха решительно заявляет, что она в театре
совсем не посторонняя, а своя - так сказать, ближайшая родственница.
Еще больше удивляется администратор, когда узнает, что эта непрошеная
гостья - Сказка, сама Сказка.
На помощь администратору является автор, работающий в том же театре. С
ним Сказке сговориться легче, хоть и он с трудом понимает ее загадочные
ответы.
Сколько ей лет? Много и мало. Ровно столько, сколько она хочет.
Чем она занимается? Учит и забавляет. Когда забавляет, учит. Когда
учит, забавляет.
В конце концов автор начинает верить, что перед ним и в самом деле
Сказка. Он соглашается на то, чтобы старуха вместе с ним придумала пьесу,
которую будут показывать в тот же день на сцене.
Но как же им сочинить пьесу вдвоем? Ведь они так не похожи друг на
друга. Он сочиняет пьесы из настоящей, всамделишной жизни, а Сказка не может
обойтись без чудес и волшебных превращений.
И вот они уславливаются разделить обязанности поровну.
Автор берет на себя заботу о характерах героев, а имена и костюмы
придумает им Сказка.
Мысли даст автор, приключения - Сказка, а чувства они поделят пополам.
Весь ход событий в пьесе наметит автор, но зато время и место действия
выберет Сказка.
А как быть с моралью? Нельзя же разделить ее пополам. Пусть она будет
общая. Ведь мораль - это поучение, а Сказка умеет учить, забавляя.
На том и поладили.
Но самая большая неожиданность ожидает зрителей в конце пролога.
Когда администратор и автор пропускают старуху Сказку на сцену, она
незаметно для них оборачивается, приподнимает капюшон, и зрители видят
"молодое, дерзкое и веселое лицо, обрамленное белокурыми растрепанными
кудрями".
- Чур! Не выдавать! - говорит Сказка ребятам через плечо. Она
подхватывает шлейф своего длинного старушечьего платья и, показав при этом
ноги в спортивных туфлях, убегает за кулисы.
---
Этот легкий, полушутливый пролог дает читателям и зрителям
довольноясное представление о том, как в сказочном спектакле уживаются
правда и вымысел.
На сцене - необычная, яркая, праздничная обстановка, сказочные костюмы,
сказочное место действия (вроде "тридевятого царства, тридесятого
государства").
Пьеса, которую показывают на сцене, полна удивительных событий,
приключений, чудес.
Но, забавляя зрителей, она доводит до них серьезные мысли и большие
чувства.
Потому-то зрители и принимают ее со всей правдой и вымыслом всерьез.
В известной пьесе Т. Г. Габбе "Город Мастеров" есть такой эпизод. Героя
сказки, любимца всего города, веселого метельщика Караколя, судят на
городской площади.
Чужеземные правители, захватившие город, обвиняют его в преступлении, в
котором он неповинен. Но свидетелей у Караколя нет. Правду знают только три
существа на свете, да, к несчастью, они не умеют говорить.
Это - лев, медведь и заяц.
Караколь упоминает о них на суде, но обвинитель не придаст его словам
ровно никакого значения: "Хороши свидетели!.. Эти басни годятся только для
маленьких детей!"
Но вот перед самым объявлением приговора один из почтенных цеховых
старшин вспоминает старинный обычай города Мастеров: если у подсудимого во
время допроса не находится свидетелей, которые могут доказать его
невиновность, их выкликают трижды, и только после этого выносят приговор.
Суд не решается нарушить древний городской обычай. На сцену выходят
глашатаи с длинными трубами и трижды призывают свидетелей:
"Жители города и окрестностей, уроженцы наших гор, лесов и полей,
явитесь и свидетельствуйте!"
Никто не отзывается.
"И вдруг тишину прерывает многоголосый крик. Толпа в смятении
раздается, и на площади - под гербом города, изображающим льва, медведя и
зайца, появляются живые лев, медведь и заяц..."
Появляются только на один миг, молча. Но этого довольно, чтобы волнение
охватило и толпу на площади, и суд, и Зрительный зал...
Зрители провожают безмолвных свидетелей громкими, дружными,
срывающимися как обвал аплодисментами.
Так бывало на каждом представлении "Города Мастеров".
Аплодировали ребята торжеству правды и справедливости.
---
Волшебные превращения в пьесах Т. Г. Габбе не похожи ни на фокусы, ни
на те дешевые чудеса, которыми в старину развлекали детей праздничные
представления - феерии.
Вымысел в ее пьесах несравненно тоньше, умнее, поэтичнее.
За всеми сказочными чудесами внимательный зритель разглядит то поистине
чудесное, что таится в глубоких человеческих чувствах - в любви, в дружбе,
верности.
Обручальные кольца Альманзора (в сказке "Оловянные кольца") обладают
волшебной силой: они могут дать каждому из обрученных все, чего ему не
хватает.
Юная принцесса Алели слывет в кругу родных и придворных дурочкой;
садовника Зинзивера, которого она полюбила, все считают уродом.
Но едва только в последнем действии они обмениваются кольцами, Алели,
как и следовало ожидать, умнеет, а Зинзивер хорошеет.
Казалось бы, все очень просто.
Но если вслушаться в разговор, который ведут после волшебного
превращения Алели с Зинзивером, становится понятно, что изменили их обоих не
одни только обручальные кольца Альманзора.
Алели говорит: "Знаешь, мне почему-то кажется, что я уже не прежняя
Алели. Как будто я проснулась вдруг... Или выросла..."
И в самом деле, нельзя не заметить, как она повзрослела.
В сущности, Алели и раньше не была дурочкой. Она долго оставалась
наивным и правдивым ребенком, а ее чистоту и простодушие принимали за
глупость.
Любовь и борьба за эту любовь сделали ее взрослой.
Правда, родные и придворные по-прежнему считают ее глупенькой. Они даже
уверены, что она стала еще глупее. Ведь подумать только! Волшебное
обручальное кольцо она отдала не какому-нибудь принцу, а простому садовнику!
Почему же они не видят происшедшей в ней перемены?
Это хорошо объясняет мудрый доктор Лечиболь - тот самый доктор, что дал
когда-то королеве, матери Алели, кольца Альманзора.
Он говорит:
"Когда человек хорошеет, это заметно всякому. А когда он умнеет, это
видят далеко не все, а только те, кто сам умен".
После этих слов и родные и придворные, конечно, признают или вынуждены
признать, что Алели и в самом деле поумнела.
А заметили ли они, как изменился Зинзивер?
После того как он похорошел, все, кроме Алели, его просто не узнают и
наотрез отказываются признать в нем садовника Зинзивера.
Да он и сам не понимает, что с ним произошло.
"- Отчего я так переменился? От кольца или от счастья?.. Да неужто это
я?..
- А кто же? - отвечает ему Алели. - Если бы это был не ты, я бы тебя не
любила..."
Для Алели он и прежде был хорош, и только другие этого не замечали.
Таков подлинный смысл этой сказки.
Но если Алели повзрослела от любви, а Зинзивер похорошел от счастья, то
при чем же здесь оловянные кольца, по которым называется сказка?
Автор отнюдь не хочет разочаровать зрителя и подорвать его доверие к
волшебным кольцам Альманзора.
Ведь без них не было бы той затейливой игры, которая идет на протяжении
всей сказки.
Но все же очень осторожно, двумя-тремя словами, автор подсказывает
зрителю, что превращения, происходящие на сцене, надо понимать тоньше, что,
в сущности, они отражают перемены, которые совершаются не на поверхности, а
в сокровенной глубине человеческих сердец.
И от этого пьеса становится еще интереснее, еще сказочнее.
---
А почему все-таки в прологе к "Оловянным кольцам" старуха Сказка
оказывается в конце концов молодой девушкой?
Мне кажется, потому, что Сказка - всегда ровесница тем, кто ее слушает,
читает или смотрит на сцене, то есть детям и подросткам, которым взрослые
давным-давно ее отдали, оставив себе только некоторые сказочные мотивы для
балета и оперы.
Сказке много лет - оттого она такая мудрая! - и мало. Это значит, что
она помнит прошлое, но живет не в прошлом, а в настоящем - с нами, с живыми.
Есть в сборнике пьес Т. Г. Габбе драматическая сказка "Авдотья
Рязаночка". Действие в ней происходит во времена татарского нашествия.
Глубокая старина чувствуется и в обстановке, и в речах действующих лиц.
А между тем главная героиня сказки - сама Авдотья Рязаночка, выручившая
из неволи угнанный в степь рязанский полон, - кажется нам нашей
современницей. Мы понимаем ее чувства, и хоть от Рязани до степного края
можно долететь в наши дни за какой-нибудь час, мы ясно представляем себе,
какой долгий, трудный и опасный путь прошла она от своего родного города до
ханской ставки.
В пьесе о давно минувшем времени мы узнаем многое из того, что пережито
нами самими в недавние годы.
Вот в первом действии родные и домочадцы собираются в избе Авдотьи
Рязаночки и ее мужа-кузнеца на семейный совет. Решается серьезный вопрос:
ехать ли молодой хозяйке в заречье на сенокос или остаться дома. Муж и
старуха мать уговаривают ее не откладывать поездки. "Нельзя же без
хозяйского глазу - на всю зиму корма!" Но Авдотья колеблется. Чует она, что
не в кормах тут дело, а в той опасности, от которой хотят избавить ее
близкие, сами остающиеся в городе.
Нам, пережившим последнюю войну, эта сцена так живо напоминает
тревожные дни, когда и у нас во многих семьях решался тот же трудный вопрос:
эвакуировать ли, пока не поздно женщин и детей, или, может быть, все
обойдется, и сечья и дом сохранятся в целости.
В том же действии Авдотья возвращается с покоса в Рязань. Вместо
людного города перед ней - "опаленная, отношенная, затоптанная земля. Там,
где были дома, черные, обгорелые бревна... остатки еще недавно живой,
веселой домашней утвари да печи, растрескавшиеся, оголенные, торчащие из
черной земли..."
Как знакома нам, взрослым, эта страшная картина! Кому из нас не
приходилось видеть сиротливо торчащие из земли печи и трубы на месте
сожженных деревень?
Ни одного уцелевшего дома не находит Авдотья. До самых отдаленных
окраин теперь будто рукой подать. Все сровнял уничтоживший город пожар.
Но вот из ям, из потайных убежищ выбираются несколько оставшихся в
живых горожан. От них-то и узнает Авдотья, какая судьба постигла ее мужа,
брата и старика родича. Все они были ранены и угнаны вместе с другими
рязанцами в дикую степь.
Авдотья тут же решается на небывалое дело, на трудный подвиг -
добраться до ханской ставки и попытаться выкупить своих.
Горевать некогда. Нужно разложить костер и напечь лепешек в дорогу.
Соседи помогают Авдотье в сборах - достают немного припасенной муки, носят
воду, месят тесто.
И оттого, что для каждого находится дело - и такое домашнее, привычное!
- бездомные люди будто вновь чувству ют крышу у себя над головой, оживают,
выходят из тяжелого оцепенения.
Как все это правдиво и жизненно, хоть события, изображенные в пьесе,
происходят в незапамятные времена.
Прочитав или увидев на сцене "Авдотью Рязаночку", еще раз убеждаешься,
что автору исторической пьесы нужны (кроме серьезных и разнообразных
сведений о далекой эпохе) чувства, вызванные нынешним временем, жизненный
опыт, накопленный в наши дни.
Краткая автобиографическая заметка, написанная автором пьесы, Тамарой
Григорьевной Габбе, кончается словами:
"...Пишу новую пьесу - "Сказание об Авдотье Рязаночке". По замыслу это
должно быть нечто вроде драматической поэмы о русской женщине, тихой и
простой, но сумевшей в тяжелый год вызволить из плена своих сограждан.
В этой пьесе мне хотелось бы сочетать отголоски подлинных
историческихсобытий с народной легендой и с теми мыслями и чувствами,
которые рождает наш сегодняшний день".
И в самом деле, автору удалось написать настоящую поэму о русской
женщине, которую народ помнит и ласково называет "Рязаночкой".
Ее строгий, одухотворенный образ автор нашел не только в старинной
легенде.
В чертах "тихой и простой" героини отразились пережитые нами суровые
годы войны, время подвигов, разлук и утрат, когда можно было найти высокие
образцы стойкости и самоотверженности, не выходя за пределы своей улицы,
своего двора.
---
Чем больше вымысла в сказке, тем достовернее должна быть ее основа -
характеры действующих лиц, их побуждения и поступки. Если в сказке будет все
сплошь неправдоподобно, вас не удивят в ней самые сногсшибательные чудеса и
волшебные превращения.
В народной сказке об Аленушке и братце Иванушке выдумано только то, что
Иванушка, напившись воды из копытца, превращается в козленочка. По эта
сказка потому-то и трогает нас, что самое главное в ней - отношения между
сестрой и братом и характеры их - естественно и достоверно. Мы верим всей
сказке, а заодно и сказочному превращению - тем более что жалобное блеянье
маленького козленка так похоже на детский плач.
Конек-Горбунок помогает герою сказки во всех его злоключениях и
подвигах. Но если бы этот герой не был наделен живыми и подлинными чертами
деревенского парня - веселой удалью, неприхотливостью, детским простодушием
и смекалкой, ему не помог бы никакой конек-горбунок, а мы бы не радовались
его удачам и не сочувствовали ему в испытаниях, выпадающих на его долю.
Жизненность и правдоподобие характеров, убедительность поступков и
речей действующих лиц особенно необходимы драматической сказке, ибо ее
герои, как во всех пьесах, говорят сами за себя, без авторских рекомендаций
и пояснений. Да к тому же на сцене со всей очевидностью проявляется правда
или фальшь пьесы.
Чувство меры и такта, позволяющее сочетать правду с фантастикой и с
театральной условностью, нигде не изменяет автору сказок, помещенных в
инспектор полиции города Детройта (США) Герберт В. Кайе включил произведения
Андерсена в список книг, подлежащих изъятию. (Прим. автора.)}. Однако нет
никакого сомнения в том, что если какая-нибудь очень злая свинья и может
съесть несколько хороших книг, то в целом мире свинство не съест
человечества, его культуры, его искусства.
Всему праздному, надменному, самодовольному миру, где царствует свинья
копилка, Андерсен противопоставляет другой мир - труда, вдохновения,
мужества.
Маленькая Герда, разыскивающая Кая по всему свету, гадкий утенок и даже
игрушечный оловянный солдатик на одной ноге - все это образцы стойкости,
твердой воли и нежного сердца.
Любимые герои Андерсена - простые и чистые люди.
В одной из его коротеньких сказок ("Ребяческая болтовня") дети,
собравшиеся на праздник, хвастаются богатством и знатностью своих родителей.
Маленькая нарядная девочка, дочь камер-юнкера, высокомерно заявляет, что из
человека, у которого фамилия кончается на "сен" (а так кончаются почти все
простонародные датские фамилии), ничего путного не может выйти.
Эти разговоры случайно слышит мальчик, прислуживающий на кухне. Понурив
голову, уходит он домой. Горько знать, что, как ты ни старайся, проку из
тебя не будет, потому что твоя фамилия кончается на "сен": Торвальдсен!
У героев Андерсена фамилии, даже если они не названы, всегда кончаются
на "сен", как у самого автора и его знаменитого соотечественника, скульптора
Торвальдсена.
Андерсен вышел из глубины простого народа. В наследство он получил все
богатство народной поэзии, глубокое знание жизни и безупречное чувство
справедливости.
Вот почему все народы мира кладут своим детям в изголовье как лучший
подарок сказки Андерсена.
У нас в стране он давно уже обрел вторую родину.
Лев Толстой, Добролюбов, Горький с благодарностью и нежностью называли
его имя.
Поколение за поколением воспитывалось на его сказках, радуясь, негодуя
и сочувствуя до слез его героям.
А с тех пор, как у нас не стало бесписьменных народов, он проник в
самую глубь нашей страны - в ее горы, в леса и степи.
Пожалуй, сам Ганс Христиан Андерсен, величайший мастер изумлять людей
полетом воображения, удивился бы, если бы узнал, по каким необъятным
просторам земли странствуют его нестареющие сказки.
^T"СКАЗКА, ВОЗБУЖДАЮЩАЯ НАРОДНОЕ ЧУВСТВО"^U
У Льва Николаевича Толстого есть одно произведение, в высшей степени
замечательное, хоть и не очень известное, на ту же тему, что и "Война имир",
- об Отечественной войне 1812 года.
Толстой рассказал как-то деревенским школьникам, своим ученикам, всю
эпопею войны с Наполеоном [1].
По уговору со школьным учителем он рассказывал им русскую историю "с
конца", то есть с новейших времен, а учитель - "с начала", с древнейших.
История "с конца" занимала слушателей гораздо больше, чем история "с
начала", - может быть, именно потому, что рассказчиком был Лев Толстой.
Он начал свою историю с Французской революции, рассказал об успехах
Наполеона, о завладении им властью и о войне.
"Как только дошло дело до нас, - пишет Лев Николаевич, - со всех сторон
послышались звуки и слова живого участия.
- Что ж, он и нас завоюет?..
Когда не покорился ему Александр... все выразили одобрение. Когда
Наполеон с двенадцатью языками пошел на нас, взбунтовал немцев, Польшу, -
все замерли от волнения.
Немец, мой товарищ, стоял в комнате.
- А, и вы на нас! - сказал ему Петька...
Отступление наших войск мучило слушателей так, что со всех сторон
спрашивали объяснений: зачем? И ругали Кутузова и Барклая.
- Плох твой Кутузов.
- Ты погоди, - говорил другой...
Как пришел Наполеон в Москву и ждал ключей и поклонов, - все
загрохотало от сознания непокоримости. Пожар Москвы, разумеется, одобрен.
Наконец наступило торжество - отступление.
- Как он вышел из Москвы, тут Кутузов погнал его и пошел бить, - сказал
я.
- Окарячил его! - поправил меня Федька, который, весь красный, сидел
против меня и от волнения корчил свои тоненькие черные пальцы...
Как только он сказал это, так вся комната застонала от гордого
восторга...
- Так-то лучше! Вот те и ключи...
Потом я продолжал, как мы погнали француза...
...как перешли мы границу, и немцы, что против нас были, повернули за
нас, кто-то вспомнил немца, стоявшего в комнате.
- А, вы так-то? То на нас, а как сила не берет, так с нами?
И вдруг все поднялись и начали ухать на немца, так что гул на улице был
слышен. Когда они успокоились, я продолжал, как мы проводили Наполеона до
Парижа... торжествовали, пировали..."
На этом кончает Толстой свою историю Отечественной войны для детей.
Расходились его слушатели разгоряченные, взволнованные, полные боевого
пыла.
"...все полетели под лестницу, кто обещаясь задать французу, кто укоряя
немца, кто повторяя, как Кутузов его окарячил".
В заключение Толстой приводит очень любопытный свой разговор с немцем,
на которого ребята "ухали". Немец не одобрил рассказа Льва Николаевича.
"Вы совершенно по-русски рассказывали, - сказал он. - Вы бы послушали,
как у нас совершенно иначе рассказывают эту историю".
Толстой ответил ему, что его рассказ - не история, а "сказка,
возбуждающая народное чувство".
Я привел здесь этот отрывок из рассказа Льва Толстою потому, что вижу в
нем магический ключ к настоящей детской литературе, ключ, необходимый
каждому из литераторов, пишущих для детей.
Толстому удалось труднейшее дело - превратить в _сказку_ повесть об
Отечественной войне и в то же время сохранить правду истории. Для того чтобы
это сделать, нужно было не только владеть материалом "Войны и мира", но и
отлично понимать особенности читателя-ребенка.
Сердцу и сознанию этого читателя больше всего говорит сказка - и
волшебная сказка, и сказка-быль.
И та и другая может рассказать обо всем на свете - о краях и народах, о
морях и звездах, о том, что близко, и о том, что за тридевять земель, о
временах нынешних и давно минувших.
Толстому удалась историческая сказка. И, как в настоящей, в народной
сказке, тут сначала горести и беды, а конец счастливый.
"...Мы проводили Наполеона до Парижа... торжествовали, пировали".
Не хватает только: "И я там был, мед-пиво пил".
Большой охват событий в быстром, даже стремительном движении, с
высокими подъемами и крутыми спусками, с живым, неподдельным чувством
рассказчика, со смелыми обобщениями и выводами, - все это одинаково
необходимо и хорошей сказке для младшего возраста, и романтической юношеской
повести.
Стремительный темп вовсе не означает беглости и суетливости. Рассказчик
может быть нетороплив и обстоятелен, но никакие подробности не должны
заслонять у него основного четкого контура идеи и сюжета.
А главное, - особенно когда речь идет о читателе младшего возраста, -
повествование должно быть в достаточной мере утоляющим, вполне исчерпывающим
сюжет, так, чтобы у читателя даже и не возникал вопрос: а что же было
дальше?
В своей исторической сказке о войне с Наполеоном Толстой довел дело до
того, как русские проводили неприятеля восвояси и победно вступили в Париж.
Почему слушателей совершенно удовлетворил этот конец? Почему они не
стали засыпать рассказчика вопросами: "Ну, а дальше, дальше что?"
Да потому, что Толстой дал им на уроке истории не лекцию, а вполне
законченное художественное произведение, которое началось с тяжелых
испытаний и кончилось торжеством. Волнующая игра, напряженная драма, которую
разыграл он в своем повествовании, была внутренне и внешне завершена.
Именно так и бывает в народных сказках.
Разве придет в голову читателю или слушателю требовать продолжения
сказки об Иване-царевиче и Василисе Премудрой после того, как они, преодолев
все беды и опасности, справили свадьбу и стали жить-поживать, добра
наживать?
И суть здесь не только в законченности внешней фабулы, но и в
завершенности идеи.
Слушателю, который становится участником событий, очень важно, чтобы
дело было доведено до полной победы добра над злом, правды над кривдой,
жизни над смертью, прекрасной, смелой и щедрой молодости над злой, жадной,
холодной старостью.
Всякий из нас, кто пережил дни победы, помнит, что есть такая минута
торжества, радости, когда человек до того полон настоящим, что даже не может
думать о будущем.
Это и есть счастливый эпилог сказки.
Чем моложе возраст читателя, тем больше ему нужна сказка с началом и
концом.
Его не устраивает рассказ, отдельный эпизод, обрывок жизни. Ему нужна
повесть. А по существу своему сказка - это и есть подлинная повесть. Сказка
начинается со слов: "Жил-был на свете" или "Жили-были в тридевятом царстве,
в тридесятом государстве", а не так, как частенько начинаются рассказы: "Шел
снег", или "Была ночь", или "Иван Иванович проснулся в прескверном
расположении духа".
И даже когда читатель выходит из того возраста, который питается почти
исключительно сказкой, когда он уже способен оценить и хороший рассказ, его
больше всего пленяют те рассказы или повести, которые чем-то родственны
сказке - отчетливостью идеи, необычностью событий, быстрой их сменой и
обязательной победой доброго начала над злым.
От сказки в стихах ребенок естественно переходит к балладе и поэме, от
сказки в прозе - к просторной эпопее, полной приключений, героических или
смешных.
По существу говоря, вся та литература, которая пленяет нас в детском и
юношеском возрасте, будь то сказка, короткая повесть или целая эпопея,
тяготеет к поэзии независимо от того, стихи это или проза.
Лев Толстой блистательно показал, что даже урок истории, хроника
подлинных событий, может стать поэтическим произведением - "сказкой,
возбуждающей народное чувство".
^TСКОЛЬКО ЛЕТ СКАЗКЕ?^U
Есть такие дома в городе, где по воскресным и праздничным дням, а
иногда и в будни творятся немыслимые чудеса, происходят волшебные
превращения.
Это в театрах показывают ребятам сказку,
Сотни детей, заполняющих зал, ждут затаив дыхание, что будет дальше. У
них горят уши и колотятся сердца, когда герой сказки попадает в беду. Они
хором предупреждают его о грозящей ему опасности. Да и мы, взрослые,
поддаемся увлечению, охватившему зрительный зал, и следим за тем, что
творится на сцене, не менее серьезно и взволнованно, чем дети.
---
В одном из лучших лирических стихотворений Пушкина есть строчка:
Над вымыслом слезами обольюсь...
Пушкин писал это не в юности, а в зрелые годы. До конца своих дней
сохранил он чудесную способность отзываться всей душой на поэтический
вымысел.
В хорошей сказке не меньше жизненной правды, чем во всякой другой -
хорошей - повести, пьесе или поэме.
Сказка любит поиграть и помечтать. Самую обыкновенную щетку она может
превратить в дремучую чащу, самое простое зеркальце - в озеро. Но чувства,
которые испытывают сказочные герои, - не выдуманные, а настоящие. Нас
глубоко трогает печаль Аленушки, потерявшей братца Иванушку. Мы всей душой
сочувствуем и желаем счастья обездоленной Золушке.
Сказка - вымысел, и все же она учит правде. Правде и справедливости.
Но, пожалуй, лучше всего расскажет вам, что такое сказка в театре,
драматург Тамара Григорьевна Габбе, автор книги "Город Мастеров", состоящей
из пяти сказочных пьес. Расскажет не в статье, а в живой и веселой сцене,
которая служит прологом к сказке-комедии "Оловянные кольца".
Этот пролог начинается с того, что в театр приходит неизвестная старуха
в плаще с низко надвинутым на лоб капюшоном.
Администратор театра пробует объяснить ей, что вход на сцену
посторонним воспрещен, но старуха решительно заявляет, что она в театре
совсем не посторонняя, а своя - так сказать, ближайшая родственница.
Еще больше удивляется администратор, когда узнает, что эта непрошеная
гостья - Сказка, сама Сказка.
На помощь администратору является автор, работающий в том же театре. С
ним Сказке сговориться легче, хоть и он с трудом понимает ее загадочные
ответы.
Сколько ей лет? Много и мало. Ровно столько, сколько она хочет.
Чем она занимается? Учит и забавляет. Когда забавляет, учит. Когда
учит, забавляет.
В конце концов автор начинает верить, что перед ним и в самом деле
Сказка. Он соглашается на то, чтобы старуха вместе с ним придумала пьесу,
которую будут показывать в тот же день на сцене.
Но как же им сочинить пьесу вдвоем? Ведь они так не похожи друг на
друга. Он сочиняет пьесы из настоящей, всамделишной жизни, а Сказка не может
обойтись без чудес и волшебных превращений.
И вот они уславливаются разделить обязанности поровну.
Автор берет на себя заботу о характерах героев, а имена и костюмы
придумает им Сказка.
Мысли даст автор, приключения - Сказка, а чувства они поделят пополам.
Весь ход событий в пьесе наметит автор, но зато время и место действия
выберет Сказка.
А как быть с моралью? Нельзя же разделить ее пополам. Пусть она будет
общая. Ведь мораль - это поучение, а Сказка умеет учить, забавляя.
На том и поладили.
Но самая большая неожиданность ожидает зрителей в конце пролога.
Когда администратор и автор пропускают старуху Сказку на сцену, она
незаметно для них оборачивается, приподнимает капюшон, и зрители видят
"молодое, дерзкое и веселое лицо, обрамленное белокурыми растрепанными
кудрями".
- Чур! Не выдавать! - говорит Сказка ребятам через плечо. Она
подхватывает шлейф своего длинного старушечьего платья и, показав при этом
ноги в спортивных туфлях, убегает за кулисы.
---
Этот легкий, полушутливый пролог дает читателям и зрителям
довольноясное представление о том, как в сказочном спектакле уживаются
правда и вымысел.
На сцене - необычная, яркая, праздничная обстановка, сказочные костюмы,
сказочное место действия (вроде "тридевятого царства, тридесятого
государства").
Пьеса, которую показывают на сцене, полна удивительных событий,
приключений, чудес.
Но, забавляя зрителей, она доводит до них серьезные мысли и большие
чувства.
Потому-то зрители и принимают ее со всей правдой и вымыслом всерьез.
В известной пьесе Т. Г. Габбе "Город Мастеров" есть такой эпизод. Героя
сказки, любимца всего города, веселого метельщика Караколя, судят на
городской площади.
Чужеземные правители, захватившие город, обвиняют его в преступлении, в
котором он неповинен. Но свидетелей у Караколя нет. Правду знают только три
существа на свете, да, к несчастью, они не умеют говорить.
Это - лев, медведь и заяц.
Караколь упоминает о них на суде, но обвинитель не придаст его словам
ровно никакого значения: "Хороши свидетели!.. Эти басни годятся только для
маленьких детей!"
Но вот перед самым объявлением приговора один из почтенных цеховых
старшин вспоминает старинный обычай города Мастеров: если у подсудимого во
время допроса не находится свидетелей, которые могут доказать его
невиновность, их выкликают трижды, и только после этого выносят приговор.
Суд не решается нарушить древний городской обычай. На сцену выходят
глашатаи с длинными трубами и трижды призывают свидетелей:
"Жители города и окрестностей, уроженцы наших гор, лесов и полей,
явитесь и свидетельствуйте!"
Никто не отзывается.
"И вдруг тишину прерывает многоголосый крик. Толпа в смятении
раздается, и на площади - под гербом города, изображающим льва, медведя и
зайца, появляются живые лев, медведь и заяц..."
Появляются только на один миг, молча. Но этого довольно, чтобы волнение
охватило и толпу на площади, и суд, и Зрительный зал...
Зрители провожают безмолвных свидетелей громкими, дружными,
срывающимися как обвал аплодисментами.
Так бывало на каждом представлении "Города Мастеров".
Аплодировали ребята торжеству правды и справедливости.
---
Волшебные превращения в пьесах Т. Г. Габбе не похожи ни на фокусы, ни
на те дешевые чудеса, которыми в старину развлекали детей праздничные
представления - феерии.
Вымысел в ее пьесах несравненно тоньше, умнее, поэтичнее.
За всеми сказочными чудесами внимательный зритель разглядит то поистине
чудесное, что таится в глубоких человеческих чувствах - в любви, в дружбе,
верности.
Обручальные кольца Альманзора (в сказке "Оловянные кольца") обладают
волшебной силой: они могут дать каждому из обрученных все, чего ему не
хватает.
Юная принцесса Алели слывет в кругу родных и придворных дурочкой;
садовника Зинзивера, которого она полюбила, все считают уродом.
Но едва только в последнем действии они обмениваются кольцами, Алели,
как и следовало ожидать, умнеет, а Зинзивер хорошеет.
Казалось бы, все очень просто.
Но если вслушаться в разговор, который ведут после волшебного
превращения Алели с Зинзивером, становится понятно, что изменили их обоих не
одни только обручальные кольца Альманзора.
Алели говорит: "Знаешь, мне почему-то кажется, что я уже не прежняя
Алели. Как будто я проснулась вдруг... Или выросла..."
И в самом деле, нельзя не заметить, как она повзрослела.
В сущности, Алели и раньше не была дурочкой. Она долго оставалась
наивным и правдивым ребенком, а ее чистоту и простодушие принимали за
глупость.
Любовь и борьба за эту любовь сделали ее взрослой.
Правда, родные и придворные по-прежнему считают ее глупенькой. Они даже
уверены, что она стала еще глупее. Ведь подумать только! Волшебное
обручальное кольцо она отдала не какому-нибудь принцу, а простому садовнику!
Почему же они не видят происшедшей в ней перемены?
Это хорошо объясняет мудрый доктор Лечиболь - тот самый доктор, что дал
когда-то королеве, матери Алели, кольца Альманзора.
Он говорит:
"Когда человек хорошеет, это заметно всякому. А когда он умнеет, это
видят далеко не все, а только те, кто сам умен".
После этих слов и родные и придворные, конечно, признают или вынуждены
признать, что Алели и в самом деле поумнела.
А заметили ли они, как изменился Зинзивер?
После того как он похорошел, все, кроме Алели, его просто не узнают и
наотрез отказываются признать в нем садовника Зинзивера.
Да он и сам не понимает, что с ним произошло.
"- Отчего я так переменился? От кольца или от счастья?.. Да неужто это
я?..
- А кто же? - отвечает ему Алели. - Если бы это был не ты, я бы тебя не
любила..."
Для Алели он и прежде был хорош, и только другие этого не замечали.
Таков подлинный смысл этой сказки.
Но если Алели повзрослела от любви, а Зинзивер похорошел от счастья, то
при чем же здесь оловянные кольца, по которым называется сказка?
Автор отнюдь не хочет разочаровать зрителя и подорвать его доверие к
волшебным кольцам Альманзора.
Ведь без них не было бы той затейливой игры, которая идет на протяжении
всей сказки.
Но все же очень осторожно, двумя-тремя словами, автор подсказывает
зрителю, что превращения, происходящие на сцене, надо понимать тоньше, что,
в сущности, они отражают перемены, которые совершаются не на поверхности, а
в сокровенной глубине человеческих сердец.
И от этого пьеса становится еще интереснее, еще сказочнее.
---
А почему все-таки в прологе к "Оловянным кольцам" старуха Сказка
оказывается в конце концов молодой девушкой?
Мне кажется, потому, что Сказка - всегда ровесница тем, кто ее слушает,
читает или смотрит на сцене, то есть детям и подросткам, которым взрослые
давным-давно ее отдали, оставив себе только некоторые сказочные мотивы для
балета и оперы.
Сказке много лет - оттого она такая мудрая! - и мало. Это значит, что
она помнит прошлое, но живет не в прошлом, а в настоящем - с нами, с живыми.
Есть в сборнике пьес Т. Г. Габбе драматическая сказка "Авдотья
Рязаночка". Действие в ней происходит во времена татарского нашествия.
Глубокая старина чувствуется и в обстановке, и в речах действующих лиц.
А между тем главная героиня сказки - сама Авдотья Рязаночка, выручившая
из неволи угнанный в степь рязанский полон, - кажется нам нашей
современницей. Мы понимаем ее чувства, и хоть от Рязани до степного края
можно долететь в наши дни за какой-нибудь час, мы ясно представляем себе,
какой долгий, трудный и опасный путь прошла она от своего родного города до
ханской ставки.
В пьесе о давно минувшем времени мы узнаем многое из того, что пережито
нами самими в недавние годы.
Вот в первом действии родные и домочадцы собираются в избе Авдотьи
Рязаночки и ее мужа-кузнеца на семейный совет. Решается серьезный вопрос:
ехать ли молодой хозяйке в заречье на сенокос или остаться дома. Муж и
старуха мать уговаривают ее не откладывать поездки. "Нельзя же без
хозяйского глазу - на всю зиму корма!" Но Авдотья колеблется. Чует она, что
не в кормах тут дело, а в той опасности, от которой хотят избавить ее
близкие, сами остающиеся в городе.
Нам, пережившим последнюю войну, эта сцена так живо напоминает
тревожные дни, когда и у нас во многих семьях решался тот же трудный вопрос:
эвакуировать ли, пока не поздно женщин и детей, или, может быть, все
обойдется, и сечья и дом сохранятся в целости.
В том же действии Авдотья возвращается с покоса в Рязань. Вместо
людного города перед ней - "опаленная, отношенная, затоптанная земля. Там,
где были дома, черные, обгорелые бревна... остатки еще недавно живой,
веселой домашней утвари да печи, растрескавшиеся, оголенные, торчащие из
черной земли..."
Как знакома нам, взрослым, эта страшная картина! Кому из нас не
приходилось видеть сиротливо торчащие из земли печи и трубы на месте
сожженных деревень?
Ни одного уцелевшего дома не находит Авдотья. До самых отдаленных
окраин теперь будто рукой подать. Все сровнял уничтоживший город пожар.
Но вот из ям, из потайных убежищ выбираются несколько оставшихся в
живых горожан. От них-то и узнает Авдотья, какая судьба постигла ее мужа,
брата и старика родича. Все они были ранены и угнаны вместе с другими
рязанцами в дикую степь.
Авдотья тут же решается на небывалое дело, на трудный подвиг -
добраться до ханской ставки и попытаться выкупить своих.
Горевать некогда. Нужно разложить костер и напечь лепешек в дорогу.
Соседи помогают Авдотье в сборах - достают немного припасенной муки, носят
воду, месят тесто.
И оттого, что для каждого находится дело - и такое домашнее, привычное!
- бездомные люди будто вновь чувству ют крышу у себя над головой, оживают,
выходят из тяжелого оцепенения.
Как все это правдиво и жизненно, хоть события, изображенные в пьесе,
происходят в незапамятные времена.
Прочитав или увидев на сцене "Авдотью Рязаночку", еще раз убеждаешься,
что автору исторической пьесы нужны (кроме серьезных и разнообразных
сведений о далекой эпохе) чувства, вызванные нынешним временем, жизненный
опыт, накопленный в наши дни.
Краткая автобиографическая заметка, написанная автором пьесы, Тамарой
Григорьевной Габбе, кончается словами:
"...Пишу новую пьесу - "Сказание об Авдотье Рязаночке". По замыслу это
должно быть нечто вроде драматической поэмы о русской женщине, тихой и
простой, но сумевшей в тяжелый год вызволить из плена своих сограждан.
В этой пьесе мне хотелось бы сочетать отголоски подлинных
историческихсобытий с народной легендой и с теми мыслями и чувствами,
которые рождает наш сегодняшний день".
И в самом деле, автору удалось написать настоящую поэму о русской
женщине, которую народ помнит и ласково называет "Рязаночкой".
Ее строгий, одухотворенный образ автор нашел не только в старинной
легенде.
В чертах "тихой и простой" героини отразились пережитые нами суровые
годы войны, время подвигов, разлук и утрат, когда можно было найти высокие
образцы стойкости и самоотверженности, не выходя за пределы своей улицы,
своего двора.
---
Чем больше вымысла в сказке, тем достовернее должна быть ее основа -
характеры действующих лиц, их побуждения и поступки. Если в сказке будет все
сплошь неправдоподобно, вас не удивят в ней самые сногсшибательные чудеса и
волшебные превращения.
В народной сказке об Аленушке и братце Иванушке выдумано только то, что
Иванушка, напившись воды из копытца, превращается в козленочка. По эта
сказка потому-то и трогает нас, что самое главное в ней - отношения между
сестрой и братом и характеры их - естественно и достоверно. Мы верим всей
сказке, а заодно и сказочному превращению - тем более что жалобное блеянье
маленького козленка так похоже на детский плач.
Конек-Горбунок помогает герою сказки во всех его злоключениях и
подвигах. Но если бы этот герой не был наделен живыми и подлинными чертами
деревенского парня - веселой удалью, неприхотливостью, детским простодушием
и смекалкой, ему не помог бы никакой конек-горбунок, а мы бы не радовались
его удачам и не сочувствовали ему в испытаниях, выпадающих на его долю.
Жизненность и правдоподобие характеров, убедительность поступков и
речей действующих лиц особенно необходимы драматической сказке, ибо ее
герои, как во всех пьесах, говорят сами за себя, без авторских рекомендаций
и пояснений. Да к тому же на сцене со всей очевидностью проявляется правда
или фальшь пьесы.
Чувство меры и такта, позволяющее сочетать правду с фантастикой и с
театральной условностью, нигде не изменяет автору сказок, помещенных в