Страница:
Но Сократу не прощают вины. Его судят за то, что своей философией он
развращает юношество и создает какое-то новое божество ("божественный
внутренний голос").
Мужественная смерть Сократа, не пожелавшего просить о пощаде и спокойно
осушившего чашу с ядом, возвеличивает его в глазах потомства как человека,
но нисколько не оправдывает его учения. Да, в сущности, этому учению вынесла
свой нелицеприятный приговор сама жизнь задолго до того, как судьи
приговорили Сократа к смертной казни.
Он видел, к чему его привели многолетние усилия.
"Ему казалось: достаточно объяснить людям, что такое справедливость, и
они станут справедливыми.
Но Кригий и Харикл хорошо знали, что такое добро, а творили зло. Они и
его, Сократа, сделали пособником своих злодейств: ведь это он их
воспитал!.."
Трагедии Сократа в книге посвящено всего несколько страниц, но при всей
своей краткости эта глава приводит читателя к важному выводу:
"...Мы судим о мыслителях не по их душевным достоинствам и недостаткам,
а по тому, помогали они человечеству идти вперед или мешали".
Этот вывод дает надежный ключ для оценки многих учений, о которых идет
речь на дальнейших страницах книги.
---
Перед нами проходит целая вереница мыслителей разных веков.
Но их не смешаешь друг с другом. У каждого свое запоминающееся лицо,
своя судьба, свои воззрения на мир.
Различна и обстановка, в которой они живут и творят.
Философские системы не возникают в пустоте. Мы видим эпоху, которая
породила каждого из создателей этих систем, ощущаем воздух, которым они
дышали.
Вот перед нами Платон, любимый ученик Сократа - "мечтательный и угрюмый
юноша, вечно погруженный в свои думы".
Потомок афинских царей, он враждебно относится к восторжествовавшей в
Афинах демократии. Трагическая смерть его учителя Сократа, жестокая
несправедливость судей, приговоривших к смерти "благороднейшего из людей", -
все это глубоко потрясло Платона в ранней молодости.
"Странной, двойной жизнью живет Платон. Он ходит, смотрит, слушает,
разговаривает с людьми. Но его душа не здесь, его взгляд обращен внутрь. Он
словно продолжает беседы с учителем. Умерший учитель кажется Платону живым,
а живые люди - призраками. Сон и явь словно поменялись местами. Как в
страшном сне, все вокруг заколебалось. Рушатся древние обычаи, верованья,
законы. Власть в руках тех, кого Платон считает "чернью". За что же
ухватиться? Где найти опору?.."
Читая страницу за страницей, мы видим этого мятущегося человека,
который ищет разгадку сущности мира и в то же время создает в своем
воображении проект "идеального" государства с аристократическим кастовым
строем, где во главе стоят философы.
Окружающий мир кажется ему только тенью, отбрасываемой каким-то другим
миром, совершенным, вечным и неизменным, доступным не зрению, а умозрению.
"...Платон не похож на отшельника... Он хочет не только в воображении,
но и на деле по-своему исправить мир, который сам же считает призрачным".
Он то едет в Сиракузы, где тщетно уговаривает тирана построить
"идеальное" государство, то возвращается в Афины для того, чтобы в своей
Академии, в тени платанов, беседовать с учениками о нетленном мире идей.
Он говорит им о том, что на земле ничто не вечно.
"Даже крепкий дуб и тот засохнет и сгниет когда-нибудь, но понятие о
дереве не подвержено ни разрушению, ни гниению.
Можно стереть треугольники, начертанные на песке, но идея треугольника
останется.
Время не властно над идеями... Они вне времени и вне пространства".
Ученики Платона жадно ловят каждое его слово. Но даже и в их среде
находится один непокорный, задающий учителю вопросы, которые уже таят в себе
острую критику учения об идеях и понятиях. Этот ученик - Аристотель -
спрашивает:
"Как же может форма существовать отдельно от вещей? Ведь не может быть
чаши отдельно от серебра. И какой смысл удваивать все предметы, говорить,
что есть эта чаша и есть "чаша вообще", что есть эти деревья и есть "деревья
вообще" в каком-то другом, нездешнем мире? Разве это может нам помочь
понять, что такое дерево, почему оно вырастает из семени, почему оно
приносит плоды?"
Так, излагая различные философские учения, автор - там, где это только
возможно, - оспаривает и опровергает теорию одного мыслителя, пользуясь
острыми доводами философа другого направления.
Это освобождает книгу от того излишнего и подчас назойливого
вмешательства, которым нередко злоупотребляют популяризаторы философских
систем.
И в то же время основная линия книги "Как человек стал великаном"
совершенно отчетлива. На всем своем протяжении книга убеждает читателя в
том, что по-настоящему обогащали науку о мире и расширяли кругозор человека
только те философы, которые считали началом всего материю и черпали свои
знания из наблюдений над природой.
Мы видим, как на этот путь вступает бывший ученик Платона, великий
философ древности Аристотель.
"Умудренный долгими размышлениями, он идет в леса и поля, чтобы видеть,
слушать, ощущать. Его глаза, так долго смотревшие в книги, стали умнее. Они
теперь увидят то, чего не видели раньше".
И с каждым новым своим наблюдении Аристотель делает далеко идущие
выводы.
".. - Зерно не похоже на колос. Но в нем есть что-то такое, что
заставит его превратиться в колос".
Такое же незримое движение происходит в яйце, откуда выходит птенец.
"Как в зерне есть возможность колоса, так в природе заключена
возможность всех вещей, всех существ.
Человек творит сознательно, придавая серебру форму чаши. Природа творит
бессознательно..."
Здесь, как и во всей книге, даются не одни лишь конечные выводы
философа, но и весь сложный, часто извилистый путь развития его мысли,
который и приводит к тому или иному решению задачи.
Видя перед собой весь ход рассуждений ученого, легче понять, где именно
заключена ошибка, которая влечет за собой неверный вывод.
После долгих наблюдений Аристотель приходит к мысли о том, что все в
природе - от камней, глины и земли до живых существ - можно расположить
снизу доверху как бы по ступеням высокой лестницы. В самом верху - человек,
высшее творение природы.
"...Но разве человек - последняя ступень?
Разве не может быть еще более совершенного, еще более сознательного
существа?
Аристотелю кажется, что он видит то, к чему природа стремится. Она
стремится стать тем, что всего совершеннее: самой мыслью, самим Разумом".
Таким образом, шаг за шагом, книга показывает, как великий мыслитель и
зоркий наблюдатель природы, смолоду доказывавший невозможность существования
души без тела, незаметно для самого себя свернул на старую дорогу, по
которой когда-то пытался вести его Платон.
"...Аристотель то находит, то теряет правильный путь...
Стараясь собрать воедино всю греческую мудрость, он то и дело соединяет
несоединимое - Платона с Демокритом, старую религию с новой наукой, идеализм
с материализмом. Но, даже и ошибаясь во многом, Аристотель остается самым
большим мыслителем античного мира".
---
Все сильнее разгорается борьба между двумя основными философскими
направлениями. Все отчетливее определяются и сами эти направления -
идеалистическое и материалистическое.
Страницы книги, посвященные спорам между сторонниками обоих течений,
помогают читателю яснее увидеть истоки той борьбы, которая не прекращается с
древних времен до наших дней.
Вот спорят между собой философ Демокрит и его наиболее непримиримый
противник Платон.
В небольшой главе "Два лагеря" мы слышим не только авторский голос, но
и подлинные голоса обоих мыслителей. И это придает повествованию особую
убедительность.
Платон скупал и сжигал книги Демокрита. В споре с ним избегал называть
его имя, не желая способствовать все растущей славе его учения.
Очевидно, философов, подобных Платону, - а вернее, его самого, - имел в
виду Демокрит, говоря о людях, которые придумывают "сказки" об ином мире:
"Некоторые люди, не зная, что смертная природа подлежит уничтожению,
ииспытывая бедствия в жизни, проводят свою жизнь в беспокойстве и страхах,
сочиняя лживые сказки о загробной жизни".
А Платон в свою очередь писал об учении Демокрита:
"Многие... считают это учение самым мудрым из всех. Вот почему
юношипренебрегают религией и говорят, что не существует богов, верить в
которых приказывает закон. Вот в чем причина революций".
Эти слова звучат не как логический довод, а как обвинение, брошенное
озлобленным противником.
Мыслитель, считавший этот мир только призрачной тенью другого,
прекрасного мира идей, был не прочь расправиться самыми реальными крутыми
мерами с последователями Демокрита.
Он писал:
"Одних надо казнить, других - бичевать и заключать в тюрьмы, третьих -
лишать гражданских прав, четвертых наказывать нищетой и изгнанием из
пределов государства".
Из этой гневной тирады сам собой напрашивается вывод, который мы
находим в книге:
"...Видно, Платон не очень-то полагался на силу своих слов. Оттого-то
грозил он противникам не только загробной карой, но и тюрьмами, пытками,
казнями на земле". Не без основания видел Платон в Демокрите своего
опаснейшего противника и подрывателя веры в богов, а в его учении - причину
революций.
Демокрит был одним из первых последовательных материалистов. Он отрицал
даже Высший Разум, без которого еще не мог обойтись Анаксагор. Недаром этот
старый философ не принял в свое время молодого Демокрита в круг своих
ближайших друзей и учеников.
"Демокрит считал, что мир вечен. А если мир вечен, если движение не
имеет начала, то есть ли смысл говорить о начале безначального?"
Вместо бесплодных поисков этого "начала безначального" Демокрит
направил все свое внимание на то, чтобы понять строение материи.
Еще до него многие греческие философы говорили о мельчайших частицах,
из которых состоит материя. У Анаксимена это были воздушные частицы, у
Анаксагора - "семена вещей".
"Все ближе и ближе подходили исследователи природы к мысли об атомах. И
вот, наконец, милетский философ Левкипп и его последователь Демокрит создали
великое учение о вечном движении атомов во вселенной".
Движением атомов Демокрит объяснял строение всего существующего.
Правда, эту теорию неделимых атомов (слово "атом" и значит "неделимый")
мы относим теперь к первым шагам науки. Но это были смелые шаги, и
направление их было верное.
Нам даже трудно представить себе, что две с половиной тысячи лет тому
назад Демокрит говорил о том, что вселенная бесконечна, и видел в ней
множество миров, находящихся в вечном движении. Он даже пытался объяснить
возникновение жизни на Земле и утверждал, что человек произошел от древних
животных, из которых выжили самые приспособленные - "уцелели благодаря
хитрости, или храбрости, или быстроте ног, охранявшей их породу".
Учение Демокрита касалось и происхождения человеческого общества,
возникшего в борьбе с природой.
"Искусства и открытия - не дар богов. Учителем людей во всем без
исключения была нужда.
Людей соединила общая борьба с дикими зверями. Но скоро и между людьми
началась борьба... Чтобы люди не обижали друг друга, пришлось установить
законы...
Так создавалось все в мире - и земля, и солнце, и море, и горы, и люди,
и человеческие законы - не волей богов, а неизбежным течением причин и
следствий".
Глубокое понимание закономерности явлений не мешало, однако, Демокриту
оставаться сыном своего времени. Он не был свободен от многих предрассудков
- верил в дурной глаз, вещие сны и предзнаменования. Сторонник
рабовладельческой демократии, он учил: "Пользуйся рабами, как ты пользуешься
своими руками или ногами".
И тем не менее он шагнул далеко в будущее, намного опередив виднейших
мыслителей древнего мира.
Страницы, посвященные в книге Демокриту и его учению, написаны так
горячо и взволнованно, будто дело касается не отдаленной эпохи, а совсем
недавнего прошлого.
Читая их, ясно понимаешь, как должно было поражать это учение
современников философа. Нужно было обладать огромной силой воображения,
чтобы угнаться за полетом его мысли, проникавшей в мир звезд и в мир атомов.
"Земля мчалась, кружась, в пустоте. Ей встречались на пути огромные
камни - обломки других миров. Эти камни, врываясь в наш мир, начинали
вращаться вместе с ним. Они-то и образовали светила: солнце, луну, звезды. И
чем дальше они были от земли, чем быстрее вращались, тем горячее
становились...
...Светила неслись, и их движение было таким быстрым, что они горели и
не могли погаснуть.
А впереди были другие миры, другие светила.
Здесь нельзя было найти два одинаковых мира, как нельзя найти двух
одинаковых людей. Один мир был мрачный, темный, без луны и без солнца. В
другом - ярко светили два солнца, а ночью всходила на небо вереница лун.
Одни миры расцветали, как плодовые деревья весной. Другие увядали, словно от
холода осени. Миры сталкивались между собой и боролись, как борются люди.
Побеждал тот мир, который был больше. А меньший рассыпался вдребезги.
Но из обломков создавались новые миры, новые земли и солнца..."
Какой фантастической поэмой кажется нам то, о чем говорил Демокрит. А
между тем в его мыслях, высказанных почти двадцать четыре века тому назад,
наряду с догадками, которые кажутся современной науке наивными, было немало
такого, что задолго предвосхищало будущие великие открытия.
Тут и движение Земли, Луны, звезд, и другие солнца, кроме нашего, и
целые вереницы лун {Как ныне известно, у Юпитера 12 спутников, у Сатурна - 9
спутников, Урана - 5. (Прим. автора.)}, и бесконечное пространство, и гибель
старых миров, и возникновение новых.
И тот же закон вечного движения царит в другом мире - в мире атомов.
---
Казалось бы, человечество должно было подхватить гениальные догадки
Демокрита и других великих философов-материалистов и пойти по указанной ими
дороге дальше. Но история, а вместе с ней и наука редко идут прямыми и
последовательными путями. Вслед за античным миром, который привел к расцвету
искусства и науки, наступает глухая и мрачная пора средневековья.
Туман суеверия, рассеянный первыми лучами знания, снова сгущается.
Зародившаяся еще в глубокой древности химия пошла по пути алхимии,
физика - по пути метафизики, философия превратилась в богословие.
Мир в представлении схолаcтов становится застывшим и неподвижным -
полной противоположностью тому миру, который открыл еще в древности
Демокрит. Самое имя Демокрита забыто, а если и упоминается, то лишь в речах
и писаниях невежественных врагов его учения.
Древних философов изучают одни только богословы, да при этом
исключительно для того, чтобы опровергать и поносить великих мыслителей,
которых уже несколько столетий нет в живых.
Об античной философии, которая вся сплошь объявлена греховной, никто бы
не знал, если бы ее не цитировали церковные книги.
Византийский монах, летописец IX века, попросту называет Демокрита
"окаянным".
В книге "Как человек стал великаном" периоду средневековья уделено
гораздо меньше места, чем античному миру. Но и в этих нескольких главах
уместился большой подлинный материал: свидетельства современников, выдержки
из летописей, западноевропейских и русских, цитаты из церковных книг и даже
целый роман - о трагической любви Абеляра и Элоизы. Эта эпоха, как и все
другие, о которых рассказывает автор, окрашена своим особенным стилем,
языком, колоритом.
Несколько строк из главы "О последних римлянах" показывают нам античный
мир в развалинах:
"Италия опустошена. Многие города разрушены, другие исчезли совсем,
сровнены с землей, как будто их не было...
Зарастает сорными травами незасеянное поле. В буйные заросли
превращается виноградник, оставленный без заботливого ухода. Земля не хочет
пустовать, она по-своему залечивает раны.
В развалинах лежит вилла римского сенатора. Из ее обломков, из розового
и белого мрамора, из колонн и фронтонов полудикие пришельцы строят свою
деревню, воздвигают стены укреплений.
В кипарисовой роще гуляет на свободе топор. И кипарисовые дрова пылают
на очаге в закопченной хижине.
На улице готской деревни дети играют обломками статуй. И матери
заворачивают младенцев в обрывки римских тог и туник".
Науке нет больше места в этом мире, даже в Афинах и в Александрии, не
говоря уже о лесных чащах Галлии и Германии. Не стало Академии, основанной
Платоном и просуществовавшей девять веков. Последние философы разогнаны. В
Александрии буйная толпа сожгла библиотеку храма Сераписа.
Наука, которую теперь называют "служанкой богословия", скитается по
тем
монастырям, где ей дают пристанище.
Греховными считают и поэзию, и пластические искусства античного мира.
Среди духовенства редко встречаются грамотные люди.
Но бывают и тут исключения.
Какой-нибудь монах в глухом монастыре старательно переписывает вместе с
житиями святых стихи Вергилия или древние саги, которые были сложены еще
бардами-язычниками.
Взволнованно, будто речь идет о недавних днях, рассказывает глава
"Человечеству угрожает опасность" о том, как во время татарского нашествия
гибли древние русские книги.
"Когда приближался враг, книги сносили со всего города и из окрестных
сел в каменные соборы.
Как их берегли всегда, эти рукописи, в которых каждая страница сверкала
золотом и пламенела пурпуром! Их защищали от малейшей царапины, одевали в
прочные переплеты, обтянутые кожей, с медными бляшками и наугольниками, с
застежками и замками.
Эти драгоценные книги валялись теперь кучей на каменном полу церквей.
Но и здесь их настигал огонь. Пестрые страницы, любовно разукрашенные
терпеливым переписчиком, в один миг свертывались трубкой и вспыхивали
темным, багряным светом".
"Обмелели реки познания, пересохли источники мудрости..."
---
Когда-то люди моего поколения читали в юности книгу известного
популяризатора науки Н. А. Рубакина. До сих пор я с благодарностью вспоминаю
сборник его рассказов под общим заглавием "Мученики науки".
В книге было много мучеников, а науки, говоря по совести, маловато. В
этом не было вины широко образованного и талантливого автора. Просто в те
времена считали, что в книгах для чтения можно давать детям и юношам только
слабые растворы научных знаний.
Помню еще одну популярную книгу, где речь шла о таком серьезном
предмете, как молекулы и атомы. Но и те и другие именовались для простоты
одним словом: "частицы". К чему, мол, ребятам точные знания и строгая
научная терминология? Ведь они еще не живут, а лишь готовятся жить, не
учатся по-настоящему, а только готовятся к будущему восприятию знаний.
В наше время такая точка зрения показалась бы по меньшей мере
старомодной.
Темпы жизни уже не те, что были. Наши дети должны почувствовать и
усвоить новые темпы и в школе, и дома, и в книге. Это не должно вести к
излишнему напряжению сил и нервов у ребят. Не вредит же им бодрый ритм
спортивных упражнений. Я даже думаю, что вялый, замедленный темп в
прохождении школьных предметов зачастую утомляет ребят именно своей
вялостью, отсутствием целеустремленности, перегрузкой школьных программ при
недостаточной нагрузке ума и воображения.
Мы воспитываем наших детей и юношей в твердой уверенности, что они
станут наследниками всех богатств, накопленных современной культурой, а эти
богатства будут еще приумножены к тому времени, когда наши ребята станут
взрослыми людьми.
Можем ли мы не учитывать все возрастающих скоростей в развитии науки и
техники?
По счастью, у нас есть немало педагогов и писателей, глубоко сознающих
свой долг перед будущими хозяевами страны.
Такое чувство долга, ответственности никогда не изменяло М. Ильину,
касался ли он истоков науки или последних ее достижений.
И самый большой его труд - книга о Человеке-великане написана серьезно,
без малейшей скидки на возраст. Доступность ее не достигается ценою
упрощения научной и художественной задачи, а, напротив, делает эту задачу во
много раз сложнее, ибо, как известно, чем трудней приходится автору, тем
легче его читателю.
Как и в старой книге Рубакина, в этих рассказах о науке много страниц
уделено мученикам, которые пали жертвою косности и воинствующего невежества.
Нельзя по достоинству оценить величие их подвига, не представив себе со
всей отчетливостью, в чем заключалось то дело, за которое они положили свои
жизни.
Среди них и греческий мудрец V века до нашей эры Сократ; и автор книги
"Утешение философией", римский ученый V-VI вв. нашей эры Боэций, которому
отрубили голову на плахе по приказу готского короля Теодориха; и
замечательный испанский врач эпохи Возрождения Мигель Сервет, сожженный на
костре за то, что он "проник в глубь человеческого тела", исследуя
кровообращение в легких (малый круг кровообращения), и выступал против
церковных догматов.
Биографии этих подвижников различных времен неотделимы от биографии
самой науки. Так же неразрывно связаны их судьбы с наукой в книге "Как
человек стал великаном".
Пусть юный читатель узнает из нее, чего стоили человечеству истины,
которые теперь кажутся такими бесспорными.
Любой нынешний школьник носит в своем ранце или портфеле книги, за
которые еще триста лет тому назад его бы неминуемо сожгли на костре вместе с
еретическими учебниками. Ведь в одном из них прямо говорится, что Земля
вращается вокруг своей оси да еще и вокруг Солнца!
Когда-то великого ученого, революционера научной мысли Джордано Бруно
держали целых восемь лет в Свинцовой тюрьме Венеции и подвергали жестоким
пыткам за то, что он осмелился утверждать, будто Солнце и звезды вращаются
вокруг своей оси и что все тела вселенной находятся в непрерывном движении,
непрерывном изменении.
А когда суд инквизиции убедился в том, что Джордано Бруно не отречется
от своей "ереси", он вынес такое милостивое и смиренное решение: "Передать
брата Джордано в руки светской власти, дабы она поступила с ним по
возможности кротко и без пролития крови".
Это значило: сжечь на костре живьем.
Светская власть сразу поняла, чего хочет от нее духовная. 17 февраля
1600 года Джордано Бруно был торжественно сожжен в Риме на Площади Цветов в
присутствии многотысячной толпы, пятидесяти кардиналов и самого папы.
Что же дало в свое время Сократу силы выслушать, не дрогнув, приговор
суда, а потом спокойно осушить чашу цикуты и с мужеством ученого наблюдать,
как разливается по его жилам яд, как стынет и коченеет его тело?
И какое нечеловеческое терпение и стойкость нужны были Мигелю Сервету и
Джордано Бруно, чтобы пламя и дым костра не могли вырвать из их уст
отречения, которого так упорно добивались от них палачи.
В тюрьме, на костре и на плахе их поддерживали непоколебимая вера в
свою правоту и гневное презрение к судьям в сутанах, которым Джордано Бруно
бросил на суде такие слова:
- Вы произносите свой приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю!
---
Ильину и его соавтору не удалось написать третью - заключительную -
книгу о Человеке, книгу, которая должна была "довести этот труд до нашего
времени - до первой в мире страны социализма".
Рано оборвавшаяся жизнь Ильина не дала осуществиться этим замыслам.
Он мечтал не только о том, чтобы довести эту книгу до нашего времени,
но еще о большем - о том, чтобы "заглянуть и в будущее - в то время, когда
человечество станет властелином природы, разумным хозяином планеты, когда на
всей земле исчезнут эксплуатация и порабощение.
И все же на своем веку Ильин успел сделать немало. По крупице собирал
он материал, чтобы показать в своих книгах-поэмах силу творческой мысли,
возможности которой безграничны.
Таков был Ильин - поэт, публицист, ученый.
Человек слабого здоровья, он отличался сильной волей, мужеством и
горячей любовью к жизни, ко всему живому.
Недаром он писал мне накануне операции, всего за несколько дней до
своей кончины:
"Если бы даже сегодняшний день был моим последним днем, я сказал бы: я
благодарен жизни за то, что она мне дала".
^TО ЖИВЫХ И МЕРТВЫХ ДУШАХ^U
{В основу этой статьи положено выступление на II Съезде советских
писателей. (Прим. автора.)}
Пушкин никогда не был слишком щедр на украшения, на различные
поэтические тропы и фигуры.
В одной из своих заметок он пишет:
"...Прелесть нагой простоты так еще для нас непонятна, что даже и в
прозе мы гоняемся за обветшалыми украшениями. Поэзию же, освобожденную от
условных украшений стихотворства, мы еще не понимаем.
Мы не только еще не подумали приблизить поэтический слог к благородной
простоте, но и прозе стараемся придать напыщенность..." [1]
Эти слова Пушкина следует помнить прозаикам и поэтам - особенно тем,
кто берет на себя нелегкую задачу писать книги для детей. Таким литераторам
и вовсе не пристало щеголять "обветшалыми украшениями" в прозе и "условными
украшениями" в стихах.
Вот что говорит о своей работе над книгами для детей Лев Толстой.
"Работа над языком ужасна, - надо, чтобы все было красиво, коротко,
просто и, главное, ясно..." [2] "...Я изменил приемы своего писания и
развращает юношество и создает какое-то новое божество ("божественный
внутренний голос").
Мужественная смерть Сократа, не пожелавшего просить о пощаде и спокойно
осушившего чашу с ядом, возвеличивает его в глазах потомства как человека,
но нисколько не оправдывает его учения. Да, в сущности, этому учению вынесла
свой нелицеприятный приговор сама жизнь задолго до того, как судьи
приговорили Сократа к смертной казни.
Он видел, к чему его привели многолетние усилия.
"Ему казалось: достаточно объяснить людям, что такое справедливость, и
они станут справедливыми.
Но Кригий и Харикл хорошо знали, что такое добро, а творили зло. Они и
его, Сократа, сделали пособником своих злодейств: ведь это он их
воспитал!.."
Трагедии Сократа в книге посвящено всего несколько страниц, но при всей
своей краткости эта глава приводит читателя к важному выводу:
"...Мы судим о мыслителях не по их душевным достоинствам и недостаткам,
а по тому, помогали они человечеству идти вперед или мешали".
Этот вывод дает надежный ключ для оценки многих учений, о которых идет
речь на дальнейших страницах книги.
---
Перед нами проходит целая вереница мыслителей разных веков.
Но их не смешаешь друг с другом. У каждого свое запоминающееся лицо,
своя судьба, свои воззрения на мир.
Различна и обстановка, в которой они живут и творят.
Философские системы не возникают в пустоте. Мы видим эпоху, которая
породила каждого из создателей этих систем, ощущаем воздух, которым они
дышали.
Вот перед нами Платон, любимый ученик Сократа - "мечтательный и угрюмый
юноша, вечно погруженный в свои думы".
Потомок афинских царей, он враждебно относится к восторжествовавшей в
Афинах демократии. Трагическая смерть его учителя Сократа, жестокая
несправедливость судей, приговоривших к смерти "благороднейшего из людей", -
все это глубоко потрясло Платона в ранней молодости.
"Странной, двойной жизнью живет Платон. Он ходит, смотрит, слушает,
разговаривает с людьми. Но его душа не здесь, его взгляд обращен внутрь. Он
словно продолжает беседы с учителем. Умерший учитель кажется Платону живым,
а живые люди - призраками. Сон и явь словно поменялись местами. Как в
страшном сне, все вокруг заколебалось. Рушатся древние обычаи, верованья,
законы. Власть в руках тех, кого Платон считает "чернью". За что же
ухватиться? Где найти опору?.."
Читая страницу за страницей, мы видим этого мятущегося человека,
который ищет разгадку сущности мира и в то же время создает в своем
воображении проект "идеального" государства с аристократическим кастовым
строем, где во главе стоят философы.
Окружающий мир кажется ему только тенью, отбрасываемой каким-то другим
миром, совершенным, вечным и неизменным, доступным не зрению, а умозрению.
"...Платон не похож на отшельника... Он хочет не только в воображении,
но и на деле по-своему исправить мир, который сам же считает призрачным".
Он то едет в Сиракузы, где тщетно уговаривает тирана построить
"идеальное" государство, то возвращается в Афины для того, чтобы в своей
Академии, в тени платанов, беседовать с учениками о нетленном мире идей.
Он говорит им о том, что на земле ничто не вечно.
"Даже крепкий дуб и тот засохнет и сгниет когда-нибудь, но понятие о
дереве не подвержено ни разрушению, ни гниению.
Можно стереть треугольники, начертанные на песке, но идея треугольника
останется.
Время не властно над идеями... Они вне времени и вне пространства".
Ученики Платона жадно ловят каждое его слово. Но даже и в их среде
находится один непокорный, задающий учителю вопросы, которые уже таят в себе
острую критику учения об идеях и понятиях. Этот ученик - Аристотель -
спрашивает:
"Как же может форма существовать отдельно от вещей? Ведь не может быть
чаши отдельно от серебра. И какой смысл удваивать все предметы, говорить,
что есть эта чаша и есть "чаша вообще", что есть эти деревья и есть "деревья
вообще" в каком-то другом, нездешнем мире? Разве это может нам помочь
понять, что такое дерево, почему оно вырастает из семени, почему оно
приносит плоды?"
Так, излагая различные философские учения, автор - там, где это только
возможно, - оспаривает и опровергает теорию одного мыслителя, пользуясь
острыми доводами философа другого направления.
Это освобождает книгу от того излишнего и подчас назойливого
вмешательства, которым нередко злоупотребляют популяризаторы философских
систем.
И в то же время основная линия книги "Как человек стал великаном"
совершенно отчетлива. На всем своем протяжении книга убеждает читателя в
том, что по-настоящему обогащали науку о мире и расширяли кругозор человека
только те философы, которые считали началом всего материю и черпали свои
знания из наблюдений над природой.
Мы видим, как на этот путь вступает бывший ученик Платона, великий
философ древности Аристотель.
"Умудренный долгими размышлениями, он идет в леса и поля, чтобы видеть,
слушать, ощущать. Его глаза, так долго смотревшие в книги, стали умнее. Они
теперь увидят то, чего не видели раньше".
И с каждым новым своим наблюдении Аристотель делает далеко идущие
выводы.
".. - Зерно не похоже на колос. Но в нем есть что-то такое, что
заставит его превратиться в колос".
Такое же незримое движение происходит в яйце, откуда выходит птенец.
"Как в зерне есть возможность колоса, так в природе заключена
возможность всех вещей, всех существ.
Человек творит сознательно, придавая серебру форму чаши. Природа творит
бессознательно..."
Здесь, как и во всей книге, даются не одни лишь конечные выводы
философа, но и весь сложный, часто извилистый путь развития его мысли,
который и приводит к тому или иному решению задачи.
Видя перед собой весь ход рассуждений ученого, легче понять, где именно
заключена ошибка, которая влечет за собой неверный вывод.
После долгих наблюдений Аристотель приходит к мысли о том, что все в
природе - от камней, глины и земли до живых существ - можно расположить
снизу доверху как бы по ступеням высокой лестницы. В самом верху - человек,
высшее творение природы.
"...Но разве человек - последняя ступень?
Разве не может быть еще более совершенного, еще более сознательного
существа?
Аристотелю кажется, что он видит то, к чему природа стремится. Она
стремится стать тем, что всего совершеннее: самой мыслью, самим Разумом".
Таким образом, шаг за шагом, книга показывает, как великий мыслитель и
зоркий наблюдатель природы, смолоду доказывавший невозможность существования
души без тела, незаметно для самого себя свернул на старую дорогу, по
которой когда-то пытался вести его Платон.
"...Аристотель то находит, то теряет правильный путь...
Стараясь собрать воедино всю греческую мудрость, он то и дело соединяет
несоединимое - Платона с Демокритом, старую религию с новой наукой, идеализм
с материализмом. Но, даже и ошибаясь во многом, Аристотель остается самым
большим мыслителем античного мира".
---
Все сильнее разгорается борьба между двумя основными философскими
направлениями. Все отчетливее определяются и сами эти направления -
идеалистическое и материалистическое.
Страницы книги, посвященные спорам между сторонниками обоих течений,
помогают читателю яснее увидеть истоки той борьбы, которая не прекращается с
древних времен до наших дней.
Вот спорят между собой философ Демокрит и его наиболее непримиримый
противник Платон.
В небольшой главе "Два лагеря" мы слышим не только авторский голос, но
и подлинные голоса обоих мыслителей. И это придает повествованию особую
убедительность.
Платон скупал и сжигал книги Демокрита. В споре с ним избегал называть
его имя, не желая способствовать все растущей славе его учения.
Очевидно, философов, подобных Платону, - а вернее, его самого, - имел в
виду Демокрит, говоря о людях, которые придумывают "сказки" об ином мире:
"Некоторые люди, не зная, что смертная природа подлежит уничтожению,
ииспытывая бедствия в жизни, проводят свою жизнь в беспокойстве и страхах,
сочиняя лживые сказки о загробной жизни".
А Платон в свою очередь писал об учении Демокрита:
"Многие... считают это учение самым мудрым из всех. Вот почему
юношипренебрегают религией и говорят, что не существует богов, верить в
которых приказывает закон. Вот в чем причина революций".
Эти слова звучат не как логический довод, а как обвинение, брошенное
озлобленным противником.
Мыслитель, считавший этот мир только призрачной тенью другого,
прекрасного мира идей, был не прочь расправиться самыми реальными крутыми
мерами с последователями Демокрита.
Он писал:
"Одних надо казнить, других - бичевать и заключать в тюрьмы, третьих -
лишать гражданских прав, четвертых наказывать нищетой и изгнанием из
пределов государства".
Из этой гневной тирады сам собой напрашивается вывод, который мы
находим в книге:
"...Видно, Платон не очень-то полагался на силу своих слов. Оттого-то
грозил он противникам не только загробной карой, но и тюрьмами, пытками,
казнями на земле". Не без основания видел Платон в Демокрите своего
опаснейшего противника и подрывателя веры в богов, а в его учении - причину
революций.
Демокрит был одним из первых последовательных материалистов. Он отрицал
даже Высший Разум, без которого еще не мог обойтись Анаксагор. Недаром этот
старый философ не принял в свое время молодого Демокрита в круг своих
ближайших друзей и учеников.
"Демокрит считал, что мир вечен. А если мир вечен, если движение не
имеет начала, то есть ли смысл говорить о начале безначального?"
Вместо бесплодных поисков этого "начала безначального" Демокрит
направил все свое внимание на то, чтобы понять строение материи.
Еще до него многие греческие философы говорили о мельчайших частицах,
из которых состоит материя. У Анаксимена это были воздушные частицы, у
Анаксагора - "семена вещей".
"Все ближе и ближе подходили исследователи природы к мысли об атомах. И
вот, наконец, милетский философ Левкипп и его последователь Демокрит создали
великое учение о вечном движении атомов во вселенной".
Движением атомов Демокрит объяснял строение всего существующего.
Правда, эту теорию неделимых атомов (слово "атом" и значит "неделимый")
мы относим теперь к первым шагам науки. Но это были смелые шаги, и
направление их было верное.
Нам даже трудно представить себе, что две с половиной тысячи лет тому
назад Демокрит говорил о том, что вселенная бесконечна, и видел в ней
множество миров, находящихся в вечном движении. Он даже пытался объяснить
возникновение жизни на Земле и утверждал, что человек произошел от древних
животных, из которых выжили самые приспособленные - "уцелели благодаря
хитрости, или храбрости, или быстроте ног, охранявшей их породу".
Учение Демокрита касалось и происхождения человеческого общества,
возникшего в борьбе с природой.
"Искусства и открытия - не дар богов. Учителем людей во всем без
исключения была нужда.
Людей соединила общая борьба с дикими зверями. Но скоро и между людьми
началась борьба... Чтобы люди не обижали друг друга, пришлось установить
законы...
Так создавалось все в мире - и земля, и солнце, и море, и горы, и люди,
и человеческие законы - не волей богов, а неизбежным течением причин и
следствий".
Глубокое понимание закономерности явлений не мешало, однако, Демокриту
оставаться сыном своего времени. Он не был свободен от многих предрассудков
- верил в дурной глаз, вещие сны и предзнаменования. Сторонник
рабовладельческой демократии, он учил: "Пользуйся рабами, как ты пользуешься
своими руками или ногами".
И тем не менее он шагнул далеко в будущее, намного опередив виднейших
мыслителей древнего мира.
Страницы, посвященные в книге Демокриту и его учению, написаны так
горячо и взволнованно, будто дело касается не отдаленной эпохи, а совсем
недавнего прошлого.
Читая их, ясно понимаешь, как должно было поражать это учение
современников философа. Нужно было обладать огромной силой воображения,
чтобы угнаться за полетом его мысли, проникавшей в мир звезд и в мир атомов.
"Земля мчалась, кружась, в пустоте. Ей встречались на пути огромные
камни - обломки других миров. Эти камни, врываясь в наш мир, начинали
вращаться вместе с ним. Они-то и образовали светила: солнце, луну, звезды. И
чем дальше они были от земли, чем быстрее вращались, тем горячее
становились...
...Светила неслись, и их движение было таким быстрым, что они горели и
не могли погаснуть.
А впереди были другие миры, другие светила.
Здесь нельзя было найти два одинаковых мира, как нельзя найти двух
одинаковых людей. Один мир был мрачный, темный, без луны и без солнца. В
другом - ярко светили два солнца, а ночью всходила на небо вереница лун.
Одни миры расцветали, как плодовые деревья весной. Другие увядали, словно от
холода осени. Миры сталкивались между собой и боролись, как борются люди.
Побеждал тот мир, который был больше. А меньший рассыпался вдребезги.
Но из обломков создавались новые миры, новые земли и солнца..."
Какой фантастической поэмой кажется нам то, о чем говорил Демокрит. А
между тем в его мыслях, высказанных почти двадцать четыре века тому назад,
наряду с догадками, которые кажутся современной науке наивными, было немало
такого, что задолго предвосхищало будущие великие открытия.
Тут и движение Земли, Луны, звезд, и другие солнца, кроме нашего, и
целые вереницы лун {Как ныне известно, у Юпитера 12 спутников, у Сатурна - 9
спутников, Урана - 5. (Прим. автора.)}, и бесконечное пространство, и гибель
старых миров, и возникновение новых.
И тот же закон вечного движения царит в другом мире - в мире атомов.
---
Казалось бы, человечество должно было подхватить гениальные догадки
Демокрита и других великих философов-материалистов и пойти по указанной ими
дороге дальше. Но история, а вместе с ней и наука редко идут прямыми и
последовательными путями. Вслед за античным миром, который привел к расцвету
искусства и науки, наступает глухая и мрачная пора средневековья.
Туман суеверия, рассеянный первыми лучами знания, снова сгущается.
Зародившаяся еще в глубокой древности химия пошла по пути алхимии,
физика - по пути метафизики, философия превратилась в богословие.
Мир в представлении схолаcтов становится застывшим и неподвижным -
полной противоположностью тому миру, который открыл еще в древности
Демокрит. Самое имя Демокрита забыто, а если и упоминается, то лишь в речах
и писаниях невежественных врагов его учения.
Древних философов изучают одни только богословы, да при этом
исключительно для того, чтобы опровергать и поносить великих мыслителей,
которых уже несколько столетий нет в живых.
Об античной философии, которая вся сплошь объявлена греховной, никто бы
не знал, если бы ее не цитировали церковные книги.
Византийский монах, летописец IX века, попросту называет Демокрита
"окаянным".
В книге "Как человек стал великаном" периоду средневековья уделено
гораздо меньше места, чем античному миру. Но и в этих нескольких главах
уместился большой подлинный материал: свидетельства современников, выдержки
из летописей, западноевропейских и русских, цитаты из церковных книг и даже
целый роман - о трагической любви Абеляра и Элоизы. Эта эпоха, как и все
другие, о которых рассказывает автор, окрашена своим особенным стилем,
языком, колоритом.
Несколько строк из главы "О последних римлянах" показывают нам античный
мир в развалинах:
"Италия опустошена. Многие города разрушены, другие исчезли совсем,
сровнены с землей, как будто их не было...
Зарастает сорными травами незасеянное поле. В буйные заросли
превращается виноградник, оставленный без заботливого ухода. Земля не хочет
пустовать, она по-своему залечивает раны.
В развалинах лежит вилла римского сенатора. Из ее обломков, из розового
и белого мрамора, из колонн и фронтонов полудикие пришельцы строят свою
деревню, воздвигают стены укреплений.
В кипарисовой роще гуляет на свободе топор. И кипарисовые дрова пылают
на очаге в закопченной хижине.
На улице готской деревни дети играют обломками статуй. И матери
заворачивают младенцев в обрывки римских тог и туник".
Науке нет больше места в этом мире, даже в Афинах и в Александрии, не
говоря уже о лесных чащах Галлии и Германии. Не стало Академии, основанной
Платоном и просуществовавшей девять веков. Последние философы разогнаны. В
Александрии буйная толпа сожгла библиотеку храма Сераписа.
Наука, которую теперь называют "служанкой богословия", скитается по
тем
монастырям, где ей дают пристанище.
Греховными считают и поэзию, и пластические искусства античного мира.
Среди духовенства редко встречаются грамотные люди.
Но бывают и тут исключения.
Какой-нибудь монах в глухом монастыре старательно переписывает вместе с
житиями святых стихи Вергилия или древние саги, которые были сложены еще
бардами-язычниками.
Взволнованно, будто речь идет о недавних днях, рассказывает глава
"Человечеству угрожает опасность" о том, как во время татарского нашествия
гибли древние русские книги.
"Когда приближался враг, книги сносили со всего города и из окрестных
сел в каменные соборы.
Как их берегли всегда, эти рукописи, в которых каждая страница сверкала
золотом и пламенела пурпуром! Их защищали от малейшей царапины, одевали в
прочные переплеты, обтянутые кожей, с медными бляшками и наугольниками, с
застежками и замками.
Эти драгоценные книги валялись теперь кучей на каменном полу церквей.
Но и здесь их настигал огонь. Пестрые страницы, любовно разукрашенные
терпеливым переписчиком, в один миг свертывались трубкой и вспыхивали
темным, багряным светом".
"Обмелели реки познания, пересохли источники мудрости..."
---
Когда-то люди моего поколения читали в юности книгу известного
популяризатора науки Н. А. Рубакина. До сих пор я с благодарностью вспоминаю
сборник его рассказов под общим заглавием "Мученики науки".
В книге было много мучеников, а науки, говоря по совести, маловато. В
этом не было вины широко образованного и талантливого автора. Просто в те
времена считали, что в книгах для чтения можно давать детям и юношам только
слабые растворы научных знаний.
Помню еще одну популярную книгу, где речь шла о таком серьезном
предмете, как молекулы и атомы. Но и те и другие именовались для простоты
одним словом: "частицы". К чему, мол, ребятам точные знания и строгая
научная терминология? Ведь они еще не живут, а лишь готовятся жить, не
учатся по-настоящему, а только готовятся к будущему восприятию знаний.
В наше время такая точка зрения показалась бы по меньшей мере
старомодной.
Темпы жизни уже не те, что были. Наши дети должны почувствовать и
усвоить новые темпы и в школе, и дома, и в книге. Это не должно вести к
излишнему напряжению сил и нервов у ребят. Не вредит же им бодрый ритм
спортивных упражнений. Я даже думаю, что вялый, замедленный темп в
прохождении школьных предметов зачастую утомляет ребят именно своей
вялостью, отсутствием целеустремленности, перегрузкой школьных программ при
недостаточной нагрузке ума и воображения.
Мы воспитываем наших детей и юношей в твердой уверенности, что они
станут наследниками всех богатств, накопленных современной культурой, а эти
богатства будут еще приумножены к тому времени, когда наши ребята станут
взрослыми людьми.
Можем ли мы не учитывать все возрастающих скоростей в развитии науки и
техники?
По счастью, у нас есть немало педагогов и писателей, глубоко сознающих
свой долг перед будущими хозяевами страны.
Такое чувство долга, ответственности никогда не изменяло М. Ильину,
касался ли он истоков науки или последних ее достижений.
И самый большой его труд - книга о Человеке-великане написана серьезно,
без малейшей скидки на возраст. Доступность ее не достигается ценою
упрощения научной и художественной задачи, а, напротив, делает эту задачу во
много раз сложнее, ибо, как известно, чем трудней приходится автору, тем
легче его читателю.
Как и в старой книге Рубакина, в этих рассказах о науке много страниц
уделено мученикам, которые пали жертвою косности и воинствующего невежества.
Нельзя по достоинству оценить величие их подвига, не представив себе со
всей отчетливостью, в чем заключалось то дело, за которое они положили свои
жизни.
Среди них и греческий мудрец V века до нашей эры Сократ; и автор книги
"Утешение философией", римский ученый V-VI вв. нашей эры Боэций, которому
отрубили голову на плахе по приказу готского короля Теодориха; и
замечательный испанский врач эпохи Возрождения Мигель Сервет, сожженный на
костре за то, что он "проник в глубь человеческого тела", исследуя
кровообращение в легких (малый круг кровообращения), и выступал против
церковных догматов.
Биографии этих подвижников различных времен неотделимы от биографии
самой науки. Так же неразрывно связаны их судьбы с наукой в книге "Как
человек стал великаном".
Пусть юный читатель узнает из нее, чего стоили человечеству истины,
которые теперь кажутся такими бесспорными.
Любой нынешний школьник носит в своем ранце или портфеле книги, за
которые еще триста лет тому назад его бы неминуемо сожгли на костре вместе с
еретическими учебниками. Ведь в одном из них прямо говорится, что Земля
вращается вокруг своей оси да еще и вокруг Солнца!
Когда-то великого ученого, революционера научной мысли Джордано Бруно
держали целых восемь лет в Свинцовой тюрьме Венеции и подвергали жестоким
пыткам за то, что он осмелился утверждать, будто Солнце и звезды вращаются
вокруг своей оси и что все тела вселенной находятся в непрерывном движении,
непрерывном изменении.
А когда суд инквизиции убедился в том, что Джордано Бруно не отречется
от своей "ереси", он вынес такое милостивое и смиренное решение: "Передать
брата Джордано в руки светской власти, дабы она поступила с ним по
возможности кротко и без пролития крови".
Это значило: сжечь на костре живьем.
Светская власть сразу поняла, чего хочет от нее духовная. 17 февраля
1600 года Джордано Бруно был торжественно сожжен в Риме на Площади Цветов в
присутствии многотысячной толпы, пятидесяти кардиналов и самого папы.
Что же дало в свое время Сократу силы выслушать, не дрогнув, приговор
суда, а потом спокойно осушить чашу цикуты и с мужеством ученого наблюдать,
как разливается по его жилам яд, как стынет и коченеет его тело?
И какое нечеловеческое терпение и стойкость нужны были Мигелю Сервету и
Джордано Бруно, чтобы пламя и дым костра не могли вырвать из их уст
отречения, которого так упорно добивались от них палачи.
В тюрьме, на костре и на плахе их поддерживали непоколебимая вера в
свою правоту и гневное презрение к судьям в сутанах, которым Джордано Бруно
бросил на суде такие слова:
- Вы произносите свой приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю!
---
Ильину и его соавтору не удалось написать третью - заключительную -
книгу о Человеке, книгу, которая должна была "довести этот труд до нашего
времени - до первой в мире страны социализма".
Рано оборвавшаяся жизнь Ильина не дала осуществиться этим замыслам.
Он мечтал не только о том, чтобы довести эту книгу до нашего времени,
но еще о большем - о том, чтобы "заглянуть и в будущее - в то время, когда
человечество станет властелином природы, разумным хозяином планеты, когда на
всей земле исчезнут эксплуатация и порабощение.
И все же на своем веку Ильин успел сделать немало. По крупице собирал
он материал, чтобы показать в своих книгах-поэмах силу творческой мысли,
возможности которой безграничны.
Таков был Ильин - поэт, публицист, ученый.
Человек слабого здоровья, он отличался сильной волей, мужеством и
горячей любовью к жизни, ко всему живому.
Недаром он писал мне накануне операции, всего за несколько дней до
своей кончины:
"Если бы даже сегодняшний день был моим последним днем, я сказал бы: я
благодарен жизни за то, что она мне дала".
^TО ЖИВЫХ И МЕРТВЫХ ДУШАХ^U
{В основу этой статьи положено выступление на II Съезде советских
писателей. (Прим. автора.)}
Пушкин никогда не был слишком щедр на украшения, на различные
поэтические тропы и фигуры.
В одной из своих заметок он пишет:
"...Прелесть нагой простоты так еще для нас непонятна, что даже и в
прозе мы гоняемся за обветшалыми украшениями. Поэзию же, освобожденную от
условных украшений стихотворства, мы еще не понимаем.
Мы не только еще не подумали приблизить поэтический слог к благородной
простоте, но и прозе стараемся придать напыщенность..." [1]
Эти слова Пушкина следует помнить прозаикам и поэтам - особенно тем,
кто берет на себя нелегкую задачу писать книги для детей. Таким литераторам
и вовсе не пристало щеголять "обветшалыми украшениями" в прозе и "условными
украшениями" в стихах.
Вот что говорит о своей работе над книгами для детей Лев Толстой.
"Работа над языком ужасна, - надо, чтобы все было красиво, коротко,
просто и, главное, ясно..." [2] "...Я изменил приемы своего писания и