Страница:
опускаются на морское дно, скрываются в недрах земли - в подземном царстве.
Все реже появляются боги среди людей. Из уст в уста переходят сказания
о том, как боги спускались на землю, для того чтобы принять участие в
сражении, в осаде крепости...
Так все дальше и дальше проникал человеческий опыт, все шире делался
светлый круг, заставляя богов отступать из близкого в далекое, из настоящего
в прошлое, из этого мира в "потусторонний мир".
---
В сущности, многовековая борьба за расширение "светлого круга" и есть
основная сюжетная линия обеих книг, объединенных общим заглавием.
Это не популярное изложение истории культуры, а полная все нарастающего
драматизма поэма о рождении человеческой мысли - той силы, которая и сделала
человека великаном.
Люди столетиями отвоевывают у неведомого пядь за пядью. Темный мир
мифических чудовищ и богов отступает перед растущим сознанием. Кровля храма
становится первой астрономической вышкой, гончарная мастерская и кузница -
лабораториями, где сама работа будит мысль, рождая новый опыт.
Человек учится наблюдать, вычислять, делать выводы.
"У этой древней науки было мало сходства с нашей теперешней. Она была
еще очень похожа на магию, от которой ей не так-то легко было отделиться.
Люди не только наблюдали звезды, но и гадали по ним. Изучая небо и землю,
они молились богам неба и земли. И все-таки туман понемногу рассеивался".
Однако и дальше путь мысли не был гладким и ровным. Старые поверья еще
долго сопротивлялись новым взглядам на мир. Да и сама мысль часто попадала в
тупик, терялась в дебрях противоречий.
---
Пути развития мысли тесно связаны в обеих книгах с путями истории.
Эпоха следует за эпохой. И все чаще мелькают на страницах этих книг -
особенно второй - исторические даты:
"Уже не пять, а четыре тысячи лет осталось до нашего времени..."
"Уже не четыре тысячи лет, а двадцать восемь веков остается до нашего
времени..."
Кажется, будто четко и гулко бьют часы истории.
Как ни бегло изображена в книге та или иная эпоха, все же она предстает
перед читателем в своих характерных чертах и даже в красках. А быстрая смена
эпох позволяет нам отчетливо представить себе основные направления
человеческой мысли в их развитии. Однако повествование нередко замедляется,
останавливаясь на подробностях быта и даже на характеристике отдельных лиц -
философов, путешественников. Это бывает там, где пути развития мысли делают
рывок вперед или крутой поворот в сторону, а то и назад. Таков, например,
рассказ о Египте тех времен, когда разделение труда привело к обмену, а
обмен, постепенно расширяясь, заставил людей общаться со своими соседями.
Море, которое раньше разделяло племена, стало их соединять. "Вокруг
открывался огромный, беспредельный мир. Но сторонники старого упорно
отстаивали древние стены, древние верования, которые возникли еще тогда,
когда египтяне жили в тесном, маленьком мире". Люди в Египте уже начали
признавать не только своих богов, но и чужих и даже вселенского бога,
покровителя всех народов. Египетский фараон Эхнатон построил новому богу
храм и сложил во славу его гимн, в котором были такие слова: "Прекрасен
восход твой, о владыка веков! Лучи твои озаряют все человечество..."
Так три тысячи триста лет назад, "еще во времена Эхнатона... на стенах
египетских храмов впервые появилось слово "человечество".
Казалось, это было знаменьем новой эпохи.
Но не все видели так далеко, как Эхнатон. У него было много врагов, у
этого царя, который жестоко преследовал сильных и знатных, а приближал к
себе чужеземцев и "маленьких" - так тогда называли незнатных людей. После
его смерти власть опять оказалась в руках жрецов и знати. Эхнатона объявили
преступником. Каменотесы счищали его имя со стен гробниц и храмов".
И в одной из следующих глав книги, где речь идет о зарождении науки в
древней Греции, мы тоже видим пример тех зигзагов и петель, которые образует
на своем пути человеческая мысль.
---
Действие происходит в городе Милете на западном побережье Малой Азии.
Здесь, на перекрестке дорог, вместе с бойкой торговлей идет живой обмен
новостями, новыми веяниями и взглядами.
С первых же строк мы оказываемся в многолюдной гавани греческого
торгового города, каким он был двадцать пять столетий тому назад.
"Потолкаемся среди людей. Тут говорят на всех языках. Тут сталкиваются
и смешиваются все наречия, обычаи, верования.
Вот среди шума и говора раздаются звуки флейт и громкие крики. Это
финикийские моряки по случаю своего прибытия славят бога Мелькарта. Они
пляшет под звуки флейт, подпрыгивают, катаются по земле.
А рядом греки с далеких островов Эгейского моря вытащили на песок свой
корабль и разводят огонь, чтобы принести жертву морскому богу Посейдону...
море перемешало и людей и богов. Чего только не услышишь, не увидишь,
странствуя по свету! Как разноречивы сказания о богах!..
Жители Милета - деловые люди - купцы, мореплаватели. Они давно уже
стали сомневаться в старых сказках о богах и героях. Ведь если послушать
бродячих певцов, так выходит, что все знатные ведут свой род от богов.
Но коли так, то почему же боги не заступились за свое потомство, когда
милетские купцы и ткачи, матросы и грузчики расправлялись со знатью?.."
В книге, охватывающей целые столетия, автору приходится дорожить не
только каждою страницей, но и каждою строкой. И все же у него оказалось
достаточно досуга, чтобы окунуться в самую гущу разноплеменной толпы в
Милетской гавани и прислушаться к народным толкам и пересудам.
Но это не досужие, не праздные строки, призванные служить своего рода
беллетристическим антрактом в истории развития человеческой мысли. Они
возвращают жизнь далекой эпохе и вместе с тем показывают, какую важную роль
сыграл этот шумный приморский город, лежавший на перекрестке торговых путей,
в ломке старых, уже отживающих свой век верований.
Недаром именно здесь, в Милете, родились два человека, по
справедливости считающиеся родоначальниками древнегреческой философии: Фалес
и его ученик Анаксимандр.
Из стран, чья культура была старше греческой, - из Египта, Вавилона,
Финикии, - Фалес вынес на родину много мыслей и знаний, накопленных
столетиями. Но главная заслуга его в том, что "он сумел по-новому взглянуть
на вещи... Там, где для вавилонских жрецов была богиня водной пучины Тиамат,
он увидел вещество - воду. Где для них был бог бездны Апсу, он увидел
пространство... Для него Солнце не было больше богом. Он говорил, что Солнце
- "землистое", оно составлено из того же материала, что и Земля. И Луна тоже
по природе землистая...
Это как будто небольшая поправка - слово "кто" заменить словом "что" и,
вместо того, чтобы спрашивать: "От кого произошел мир?" - задать вопрос
иначе: "Из чего произошел мир?"
Ио этой поправки было довольно, чтобы наука пошла дальше своим путем,
все больше удаляясь от религии".
Мореплаватель Фалес полагал, что мир произошел из воды. Все вещи из
воды возникают и в воду обращаются.
Как ни наивно было это утверждение, в нем заключалось зерно истины: мир
материален, материя не может появиться из ничего и не может исчезнуть.
Анаксимапдр пошел дальше своего учителя. Он не верил его утверждению,
что Земля качается на волнах океана, как плоский, круглый плот. Он лишил
Землю какой бы то ни было опоры и представил ее себе висящей в беспредельном
пространстве.
"Он еще не знал, - говорится в книге, - что Земля - шар. Она казалась
ему отрезком колонны - ведь надо же было дать земному диску какую-то
толщину. Но эта колонна не поддерживала свод и не опиралась на фундамент.
Беспредельное!
Нам трудно представить себе бесконечное пространство. Мы до сих пор
говорим о небесном своде, о небесной тверди, как будто небо - это крыша над
нашей головой.
А две с половиной тысячи лет назад люди не только так говорили, но так
думали, так видели.
Какая же нужна была смелость, чтобы отвергнуть то, что видят все, чтобы
сказать: мир безграничен, у него нет пределов ни в пространстве, ни
вовремени!"
И вот спустя несколько лет ученик Анаксимандра - Анаксимен решительно
отказался от его дерзновенной догадки о том, что Земля висит в
беспредельности. Самое понятие о беспредельности так устрашило его и других
учеников Анаксимандра, что они стали снова строить - конечно, только в своем
воображении - твердый небесный свод, огромный хрустальный шар, который
вращается вокруг Земли вместе со звездами, вбитыми в него, как золотые
гвозди.
Звезды неподвижны, а Солнце, Луна и планеты носятся осенними листьями
между Землей и небом.
Этот отказ оробевших учеников от замечательной находки учителя
характеризуется в книге метким сравнением.
Ученики Анаксимандра, говорится там, "торопились снова воздвигнуть хоть
какие-то стены вместо разрушенных". Птенец старался забраться обратно в
разбитую скорлупу.
Таких птенцов, которые, испугавшись открывшегося перед ними простора,
пытались залезть с головой в разбитую скорлупу, можно найти немало в истории
науки - не только древней, но и более поздней.
Вряд ли имя Анаксимена осталось бы в истории, если бы он ограничился на
своем веку идеей "хрустального" неба.
Нет, он был пытливым мыслителем и вслед за Фалесом и Анаксимандром
задумывался над вопросом: что такое материя, что такое первое вещество, из
которого все возникает.
Он долго ищет ответа, наблюдает окружающий мир, воду, небо, облака,
радугу, лучи солнца, вслушивается в шум ветра и приходит к заключению, что
все на свете образуется из воздуха.
В главе "Наука принимается раздвигать стены" учение Анаксимена
излагается так: "Частицы воздуха то сходятся ближе, то расходятся. Это
движение частиц породило и Землю, и Солнце, и звезды. Это движение вечно.
Оттого-то мир и вечно изменяется".
"Взор ученого, - говорится в этой главе, - впервые начинает проникать в
глубь вещества.
Давно ли людям казалось, что песчинка - самая маленькая из вещей? И вот
Анаксимен догадывается, что есть такие маленькие частицы, которых не увидишь
и глазом.
Рушится еще одна стена. За нею открывается простор Малого мира. И
человек... идет в Малый мир, чтобы найти там ключ к Большому миру
вселенной".
Книга о том, как Человек научился мыслить, и в дальнейшем так же
наглядно показывает юным, да и многим взрослым читателям, каким трудным и
противоречивым путем шла наука, искавшая ключи к тайнам Малого и Большого
мира.
Она то находила крупицы истины, то теряла их, то шла вперед, то
отступала.
Невольно вспоминаются слова Маркса:
"В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее
сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее
каменистымтропам" {К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 23, Госполитиздат,
М. 1960, стр. 25. (Прим. автора).}.
Все круче, все недоступнее становились тропы по мере развития и
усложнения научной мысли.
---
В популярных очерках по истории философии обычно указываются даты
рождения и смерти философов и краткие сведения об их жизни. Более подробные
биографии даются чаще всего в книгах, посвященных отдельным мыслителям.
В книге "Как человек стал великаном" мы видим попытку сочетать то и
другое. Наука здесь неотделима от биографии тех, кто ее создавал. Кажется,
будто они сами излагают свои теории и ведут страстный спор между собой.
Но это не значит, что автор в книге отсутствует или только регистрирует
разнообразные, часто противоречащие одно другому учения. Нет, стараясь
возможно точнее рассказать о роли того или иного ученого в истории науки, он
не остается нейтральным. Для него наука не склад готовых теорий и гипотез, а
поле непрестанных битв, в исходе которых он и сам кровно заинтересован.
Да и читатель не остается равнодушен, если становится участником
научного спора. Следя за поединками мысли, он учится разбираться в
столкновении взглядов, в борьбе направлений.
О событиях, происходивших две-три тысячи, а то и больше лет тому назад,
в книге говорится так, будто это было вчера, словно нет этой толщи времени,
сквозь которую так трудно разглядеть людей и обстановку отдаленных эпох и
стран.
Вот глава, название которой напоминает нам длинные заголовки из
старинных романов:
_"Читатель попадает в избранное афинское общество и участвует в
разговоре на злобу дня"._
Но книга "Как человек стал великаном" чужда каких бы то ни было
суррогатов беллетристики. С документальной, строгой точностью изображены в
ней реальные лица: сам хозяин дома - стратег Перикл, которого в Афинах зовут
олимпийцем, хозяйка дома Аспазия, одна из самых просвещенных женщин своего
времени, принимающая живое участие в философских и политических беседах,
великий ваятель Фидий, драматург Еврипид. Собрались они на этот раз для
того, чтобы послушать философа Анаксагора, рассказывающего о вселенной и о
тех мельчайших частицах вечной материи - "семенах вещей", - из которых, по
его учению, все на свете состоит. И хозяева и гости - ученики мудрого
Анаксагора.
"Они возлежат на ложах, расставленных полукругом. К ложам придвинуты
низкие столы. В кубках темнеет вино, корзины полны виноградом.
Мы видим, как то один, то другой из беседующих меняет положение тела:
опирается локтем на подушки, оборачивается к соседу. Их губы шевелятся, нам
даже кажется, что мы слышим вопросы и ответы.
Но мы можем только догадываться, о чем они говорят".
Здесь нет даже и попытки придумать для участников пира произвольные,
сомнительные по точности реплики. Это подорвало бы доверие к документальному
рассказу. И тем не менее, читая эту главу, мы представляем себе блестящий
философский пир у Перикла так же отчетливо, как изображенную ранее пристань
в Милете, где покачиваются на причале "чернобокие корабли", или рыночную
площадь в Афинах, где сидящий на ступеньках в тени крытой галереи
путешественник Геродот беседует с бывалым капитаном, только что вернувшимся
из дальнего плавания.
---
Побывав в гостях у любимца и вождя афинского народа Перикла, в обществе
его прославленных соотечественников, чьи имена не забыты и до сих пор,
неподготовленный читатель может, чего доброго, вообразить, будто никакие
житейские невзгоды и волнения не мешали этой горсточке самых передовых и
просвещенных людей своего времени мирно беседовать на пирах о сущности
материи, о тайнах мироздания.
Но достаточно перевернуть несколько страниц книги, чтобы увидеть, как
вокруг этого островка философской мысли бушует жизнь, полная противоречий,
борьбы и страстей.
Возвращаясь под утро по безмолвным улицам Афин к себе домой, Анаксагор
вглядывается в серп луны, в звезды и размышляет о бесчисленных мирах,
рассыпанных в небесном океане. Из раздумья выводит его шум просыпающегося
города. Еще впотьмах подымаются те, "кто добывает свой хлеб собственными
руками".
Зажигает масляную лампадку сапожник, берутся за работу ткачи, гончары,
печники, оружейники.
Рабы в кузницах раздувают огонь горна. Рабыни во дворах мелют на
скрежещущих ручных мельницах зерно.
По дорогам плетутся в город крестьяне с мешками зерна на спине или с
корзинами винограда на концах коромысла.
Афины достигли в эту пору вершины своего могущества. Процветают
торговля, ремесла, искусства. Утвердилась власть демократии. Каждый из
свободных граждан, чьи отец и мать родились в Афинах, имеет право
участвовать в Народном собрании, где решаются важнейшие дела государства. В
городе возводятся великолепные храмы, воздвигаются статуи, до сих пор
считающиеся высокими образцами искусства. В гавани теснятся многочисленные
корабли.
Но уже явственно проступают те черты времени, которые ведут к упадку
афинской демократии.
Афиняне гордятся своей свободой, но эта свобода основана на
рабовладении. А такой строй развращает и самих рабовладельцев.
В главе книги "Путь ведет в тупик" наглядно показана изнанка, оборотная
сторона рабовладельческой демократии.
В книгах Ильина по истории материальной культуры предельную наглядность
обеспечивало слову само содержание книг. Героями их были вещи, и эти зримые
герои как бы иллюстрировали текст.
В истории человеческой мысли добиться конкретности и зримости - хотя бы
даже в меньшей степени - значительно труднее.
Но автор книги "Как человек стал великаном" и на этот раз не
отказывается от своей манеры говорить языком образов, ибо они больше дают
воображению читателя и дольше остаются в памяти, чем отвлеченные и
обобщенные понятия.
Мы снова на улицах Афин. Навстречу нам идет человек, у которого на лбу
можно различить клеймо с надписью: "Я убегаю, держи меня!"
Человек этот никуда не бежит, но он может убежать. Потому-то
предусмотрительный хозяин и отметил своего раба несмываемым клеймом.
Рабов продают и покупают в Афинской республике, как вещи. Их включают в
инвентарь при продаже мастерской.
Живые "вещи", живые орудия труда, наделенные сознанием, очень выгодны
владельцам, но только сладить с ними не всегда легко.
"Молот не может выйти из повиновения и ударить по голове хозяина,
который с ним плохо обращается.
Наковальня не может ночью убежать из кузницы и спрятаться в лесу.
А человек может!
И вот начинается война... между одушевленным орудием и рабовладельцем.
Рабы восстают. Рабы убегают из мастерских, из каменоломен, из рудников...
Беглого раба сажают в тюрьму, похожую на ящик, где нельзя разогнуть
спину и вытянуть ноги...
И это делают афиняне, те самые афиняне, которые так любят свободу и так
восхищаются гармонией человеческою тела!
Они не понимают, какую опасность таит в себе рабство для них самих, для
свободных..."
Прежде всего, чтобы захватить новых пленных, нужны войны. Немало
афинских граждан погибает в битвах на суше и на море.
Число рабов в Афинах растет, а "свободных" становится все меньше.
Хозяева охотнее пользуются трудом рабов, чем наемных работников. И
многие свободные граждане Афин слоняются без работы по рынкам и улицам, с
ненавистью поглядывая на богатых бездельников.
Со свойственной ему афористичностью автор по этому поводу говорит:
"Вот что такое свобода, построенная на рабстве: одних она делает
безработными, других - бездельниками".
Безработные нередко довольствуются тем, что за участие в Народном
собрании им платят по три обола. В другие дни, когда нет заседаний, можно
получить деньги, причитающиеся неимущим гражданам на театр, и "променять
трагедию Эсхила на что-нибудь более сытное". И уж если особенно повезет,
можно вытянуть счастливый жребий и попасть в присяжные на суде или заняться
вымогательством, угрожая доносами своим согражданам.
Многие из "свободных" даже не ищут работы. Труд давно уже не пользуется
в Афинах почетом. Он считается делом рабов.
По этому поводу в книге говорится так:
"Труд сделал людей людьми, а они стали презирать труд.
Руки научили голову думать. А она стала смотреть на них свысока. Даже
мудрейшие люди не проверяют свои мысли опытом. И это мешает науке идти
вперед".
Глубокое падение нравов, все растущая ненависть рабов к рабовладельцам
и нищих, голодных граждан к богатым - вот что определяет это время, которое
впоследствии изображалось как блестящий век Перикла, Фидия, Еврипида,
Анаксагора.
Говоря об этой эпохе, часто упускают из виду царившую в Афинах нищету,
вынуждавшую граждан покидать свою прекрасную родину, восстания,
кровопролитные войны, голод и чуму, не пощадившую и самого "олимпийца" -
Перикла.
---
Если история народов и государств хранит на своих страницах пятна крови
и следы слез, то история научной мысли должна быть, казалось бы, совсем
чистенькой, ничем не запятнанной. Ведь речь в ней идет, так сказать, о
духовной сфере человеческой жизни.
Такой мирной и опрятной подавали нам эту историю многие популярные
книги прошлого, преследовавшие единственную цель - внушить широкому кругу
читателей, особенно юношеству, любовь и уважение к науке. Правда, авторы не
обходили молчанием разногласий между великими мыслителями различных толков,
- но ведь, как говорится, - "сколько голов, столько умов"!.. Впрочем, в
любой из этих книг неизменно упоминались и "жертвы науки". Но слова эти
звучали для нас в юности как-то слишком книжно и торжественно. Оба слова
будто сливались в одно, и вместе они казались нам каким-то застывшим и
привычным термином.
М. Ильин и его соавтор взялись за нелегкое дело - дать тому же
читателю, на которого рассчитывали и прежние научно-популярные книги, четкое
представление о путях развития мысли, о непрестанной борьбе теорий и
взглядов, которая объясняется отнюдь не тем, что у некоторых мыслителей был
дурной характер, а гораздо более глубокими причинами.
Авторы книги о Человеке-великане попытались рассказать кратко и просто,
- однако не избегая при этом встречающихся на пути науки противоречий, - о
множестве учений, которые вели между собою непрестанный спор чуть ли не с
самого зарождения научной мысли. Книга не только показывает преемственность
учений, но и раскрывает их социальную и политическую сущность, их
зависимость от времени и места.
Вот почему в эту историю мысли так часто врывается жизнь со всеми ее
бурями, трагедиями, войнами, восстаниями, тюрьмами и казнями.
Без картины упадка рабовладельческой демократии в Афинах трудно было бы
понять подлинную сущность учения такого, например, философа, как Сократ.
В это время люди теряют веру в старых богов, бессильных помочь им в
бедствиях ("У каменных богов каменное сердце"). Не верят они и в
разноречивые суждения современных им философов.
Недаром в театре Диониса публика покатывается со смеху, глядя на сцену,
где подвешен в корзине некий мыслитель, занятый изучением облаков.
Зрители узнают в этом смешном герое Аристофановой комедии известного
всем философа Сократа.
Но это карикатурное изображение передает только одну подлинную черту
Сократа: оторванность от жизни философа, целиком погруженного в себя, в свои
мысли.
Изучением облаков, как и природы вообще, Сократ никогда не занимался.
Напротив, он считал науку о природе никому не нужной, так как она, по его
воззрению, не может принести людям счастье.
В главе, посвященной Сократу ("На ложном пути"), авторы имеют дело с
очень сложной и полной противоречий фигурой.
По старым популярным книгам мы знали Сократа как бескорыстного и
непреклонного борца за истину, которая была ему дороже самой жизни.
В этом есть, конечно, доля правды. Сократ и в самом деле был
бескорыстен и желал людям блага. В эпоху падения нравов он пытался разбудить
в своих согражданах совесть. Во времена, когда все стали сомневаться во
всем, даже в человеческом разуме и в его способности найти истину, Сократ
неустанно ищет ее, но ищет не в изучении природы, как это делали его
предшественники - Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Анаксагор и его младший
современник Демокрит, а в познании души человека, в "познании самого себя".
"...Этот босоногий старик в поношенном плаще", похожий с виду "на
Силена... пузатого, плешивого, курносого божка", пристает ко всем встречным
на улице с наставлениями.
Люди заняты своими делами, им не до него, а он настойчиво твердит им:
"Подумайте о своей душе... Хоть раз подумайте не о своем, а о себе..."
Гораздо более внимательных слушателей находит Сократ среди юношей из
богатых и знатных семейств. Он ведет с ними долгие беседы, задавая им
вопросза вопросом и таким образом обучая их логике и диалектике.
Юношам-аристократам по душе мысли философа о том, что прежде в их
"отечестве жилось лучше. Торговля развратила людей. Ремесла и науки не дали
им счастья... Так не лучше ли вернуться назад, к заветам предков - суровых
земледельцев и воинов?"
Эти молодые люди полностью разделяют его убеждение в том, что простой
народ - ткачи, кожевники, гончары - не могут управлять государством.
Юные воспитанники Сократа считают идеальным государством враждебную
Афинам Спарту, где еще сохранились "строй и вера отцов". Они подражают
спартанцам в одежде, в манерах и горячо сочувствуют им в то время, когда
Спарта ведет с их отечеством войну.
Есть среди учеников Сократа и такие, что вступают в тайные сношения с
неприятелем.
И тут читателю становится ясно, какие глубокие противоречия таит в себе
идеалистическое учение Сократа.
Патриот Афин, старый солдат, сражавшийся за их свободу, он желает
успеха врагам отечества - спартанцам. Философ, проповедующий стремление к
правде и справедливости, он, и сам того не подозревая, воспитывает будущих
предателей и злодеев.
Убедиться в этом пришлось и ему самому. После победы Спарты в
Афинахвосстанавливается "строй отцов". К власти приходят аристократы. Среди
тридцати тиранов, правящих страной, первые места занимают ученики Сократа
Критий и Харикл.
Тираны жестоко расправляются со сторонниками демократии. А многих
казнят попросту ради того, чтобы присвоить их имущество. Самому Сократу
бывшие его ученики запрещают под страхом смертной казни вести беседы с
юношами.
Гораздо больше великодушия проявляет к своим противникам афинская
демократия, когда она снова возвращается к власти.
Все реже появляются боги среди людей. Из уст в уста переходят сказания
о том, как боги спускались на землю, для того чтобы принять участие в
сражении, в осаде крепости...
Так все дальше и дальше проникал человеческий опыт, все шире делался
светлый круг, заставляя богов отступать из близкого в далекое, из настоящего
в прошлое, из этого мира в "потусторонний мир".
---
В сущности, многовековая борьба за расширение "светлого круга" и есть
основная сюжетная линия обеих книг, объединенных общим заглавием.
Это не популярное изложение истории культуры, а полная все нарастающего
драматизма поэма о рождении человеческой мысли - той силы, которая и сделала
человека великаном.
Люди столетиями отвоевывают у неведомого пядь за пядью. Темный мир
мифических чудовищ и богов отступает перед растущим сознанием. Кровля храма
становится первой астрономической вышкой, гончарная мастерская и кузница -
лабораториями, где сама работа будит мысль, рождая новый опыт.
Человек учится наблюдать, вычислять, делать выводы.
"У этой древней науки было мало сходства с нашей теперешней. Она была
еще очень похожа на магию, от которой ей не так-то легко было отделиться.
Люди не только наблюдали звезды, но и гадали по ним. Изучая небо и землю,
они молились богам неба и земли. И все-таки туман понемногу рассеивался".
Однако и дальше путь мысли не был гладким и ровным. Старые поверья еще
долго сопротивлялись новым взглядам на мир. Да и сама мысль часто попадала в
тупик, терялась в дебрях противоречий.
---
Пути развития мысли тесно связаны в обеих книгах с путями истории.
Эпоха следует за эпохой. И все чаще мелькают на страницах этих книг -
особенно второй - исторические даты:
"Уже не пять, а четыре тысячи лет осталось до нашего времени..."
"Уже не четыре тысячи лет, а двадцать восемь веков остается до нашего
времени..."
Кажется, будто четко и гулко бьют часы истории.
Как ни бегло изображена в книге та или иная эпоха, все же она предстает
перед читателем в своих характерных чертах и даже в красках. А быстрая смена
эпох позволяет нам отчетливо представить себе основные направления
человеческой мысли в их развитии. Однако повествование нередко замедляется,
останавливаясь на подробностях быта и даже на характеристике отдельных лиц -
философов, путешественников. Это бывает там, где пути развития мысли делают
рывок вперед или крутой поворот в сторону, а то и назад. Таков, например,
рассказ о Египте тех времен, когда разделение труда привело к обмену, а
обмен, постепенно расширяясь, заставил людей общаться со своими соседями.
Море, которое раньше разделяло племена, стало их соединять. "Вокруг
открывался огромный, беспредельный мир. Но сторонники старого упорно
отстаивали древние стены, древние верования, которые возникли еще тогда,
когда египтяне жили в тесном, маленьком мире". Люди в Египте уже начали
признавать не только своих богов, но и чужих и даже вселенского бога,
покровителя всех народов. Египетский фараон Эхнатон построил новому богу
храм и сложил во славу его гимн, в котором были такие слова: "Прекрасен
восход твой, о владыка веков! Лучи твои озаряют все человечество..."
Так три тысячи триста лет назад, "еще во времена Эхнатона... на стенах
египетских храмов впервые появилось слово "человечество".
Казалось, это было знаменьем новой эпохи.
Но не все видели так далеко, как Эхнатон. У него было много врагов, у
этого царя, который жестоко преследовал сильных и знатных, а приближал к
себе чужеземцев и "маленьких" - так тогда называли незнатных людей. После
его смерти власть опять оказалась в руках жрецов и знати. Эхнатона объявили
преступником. Каменотесы счищали его имя со стен гробниц и храмов".
И в одной из следующих глав книги, где речь идет о зарождении науки в
древней Греции, мы тоже видим пример тех зигзагов и петель, которые образует
на своем пути человеческая мысль.
---
Действие происходит в городе Милете на западном побережье Малой Азии.
Здесь, на перекрестке дорог, вместе с бойкой торговлей идет живой обмен
новостями, новыми веяниями и взглядами.
С первых же строк мы оказываемся в многолюдной гавани греческого
торгового города, каким он был двадцать пять столетий тому назад.
"Потолкаемся среди людей. Тут говорят на всех языках. Тут сталкиваются
и смешиваются все наречия, обычаи, верования.
Вот среди шума и говора раздаются звуки флейт и громкие крики. Это
финикийские моряки по случаю своего прибытия славят бога Мелькарта. Они
пляшет под звуки флейт, подпрыгивают, катаются по земле.
А рядом греки с далеких островов Эгейского моря вытащили на песок свой
корабль и разводят огонь, чтобы принести жертву морскому богу Посейдону...
море перемешало и людей и богов. Чего только не услышишь, не увидишь,
странствуя по свету! Как разноречивы сказания о богах!..
Жители Милета - деловые люди - купцы, мореплаватели. Они давно уже
стали сомневаться в старых сказках о богах и героях. Ведь если послушать
бродячих певцов, так выходит, что все знатные ведут свой род от богов.
Но коли так, то почему же боги не заступились за свое потомство, когда
милетские купцы и ткачи, матросы и грузчики расправлялись со знатью?.."
В книге, охватывающей целые столетия, автору приходится дорожить не
только каждою страницей, но и каждою строкой. И все же у него оказалось
достаточно досуга, чтобы окунуться в самую гущу разноплеменной толпы в
Милетской гавани и прислушаться к народным толкам и пересудам.
Но это не досужие, не праздные строки, призванные служить своего рода
беллетристическим антрактом в истории развития человеческой мысли. Они
возвращают жизнь далекой эпохе и вместе с тем показывают, какую важную роль
сыграл этот шумный приморский город, лежавший на перекрестке торговых путей,
в ломке старых, уже отживающих свой век верований.
Недаром именно здесь, в Милете, родились два человека, по
справедливости считающиеся родоначальниками древнегреческой философии: Фалес
и его ученик Анаксимандр.
Из стран, чья культура была старше греческой, - из Египта, Вавилона,
Финикии, - Фалес вынес на родину много мыслей и знаний, накопленных
столетиями. Но главная заслуга его в том, что "он сумел по-новому взглянуть
на вещи... Там, где для вавилонских жрецов была богиня водной пучины Тиамат,
он увидел вещество - воду. Где для них был бог бездны Апсу, он увидел
пространство... Для него Солнце не было больше богом. Он говорил, что Солнце
- "землистое", оно составлено из того же материала, что и Земля. И Луна тоже
по природе землистая...
Это как будто небольшая поправка - слово "кто" заменить словом "что" и,
вместо того, чтобы спрашивать: "От кого произошел мир?" - задать вопрос
иначе: "Из чего произошел мир?"
Ио этой поправки было довольно, чтобы наука пошла дальше своим путем,
все больше удаляясь от религии".
Мореплаватель Фалес полагал, что мир произошел из воды. Все вещи из
воды возникают и в воду обращаются.
Как ни наивно было это утверждение, в нем заключалось зерно истины: мир
материален, материя не может появиться из ничего и не может исчезнуть.
Анаксимапдр пошел дальше своего учителя. Он не верил его утверждению,
что Земля качается на волнах океана, как плоский, круглый плот. Он лишил
Землю какой бы то ни было опоры и представил ее себе висящей в беспредельном
пространстве.
"Он еще не знал, - говорится в книге, - что Земля - шар. Она казалась
ему отрезком колонны - ведь надо же было дать земному диску какую-то
толщину. Но эта колонна не поддерживала свод и не опиралась на фундамент.
Беспредельное!
Нам трудно представить себе бесконечное пространство. Мы до сих пор
говорим о небесном своде, о небесной тверди, как будто небо - это крыша над
нашей головой.
А две с половиной тысячи лет назад люди не только так говорили, но так
думали, так видели.
Какая же нужна была смелость, чтобы отвергнуть то, что видят все, чтобы
сказать: мир безграничен, у него нет пределов ни в пространстве, ни
вовремени!"
И вот спустя несколько лет ученик Анаксимандра - Анаксимен решительно
отказался от его дерзновенной догадки о том, что Земля висит в
беспредельности. Самое понятие о беспредельности так устрашило его и других
учеников Анаксимандра, что они стали снова строить - конечно, только в своем
воображении - твердый небесный свод, огромный хрустальный шар, который
вращается вокруг Земли вместе со звездами, вбитыми в него, как золотые
гвозди.
Звезды неподвижны, а Солнце, Луна и планеты носятся осенними листьями
между Землей и небом.
Этот отказ оробевших учеников от замечательной находки учителя
характеризуется в книге метким сравнением.
Ученики Анаксимандра, говорится там, "торопились снова воздвигнуть хоть
какие-то стены вместо разрушенных". Птенец старался забраться обратно в
разбитую скорлупу.
Таких птенцов, которые, испугавшись открывшегося перед ними простора,
пытались залезть с головой в разбитую скорлупу, можно найти немало в истории
науки - не только древней, но и более поздней.
Вряд ли имя Анаксимена осталось бы в истории, если бы он ограничился на
своем веку идеей "хрустального" неба.
Нет, он был пытливым мыслителем и вслед за Фалесом и Анаксимандром
задумывался над вопросом: что такое материя, что такое первое вещество, из
которого все возникает.
Он долго ищет ответа, наблюдает окружающий мир, воду, небо, облака,
радугу, лучи солнца, вслушивается в шум ветра и приходит к заключению, что
все на свете образуется из воздуха.
В главе "Наука принимается раздвигать стены" учение Анаксимена
излагается так: "Частицы воздуха то сходятся ближе, то расходятся. Это
движение частиц породило и Землю, и Солнце, и звезды. Это движение вечно.
Оттого-то мир и вечно изменяется".
"Взор ученого, - говорится в этой главе, - впервые начинает проникать в
глубь вещества.
Давно ли людям казалось, что песчинка - самая маленькая из вещей? И вот
Анаксимен догадывается, что есть такие маленькие частицы, которых не увидишь
и глазом.
Рушится еще одна стена. За нею открывается простор Малого мира. И
человек... идет в Малый мир, чтобы найти там ключ к Большому миру
вселенной".
Книга о том, как Человек научился мыслить, и в дальнейшем так же
наглядно показывает юным, да и многим взрослым читателям, каким трудным и
противоречивым путем шла наука, искавшая ключи к тайнам Малого и Большого
мира.
Она то находила крупицы истины, то теряла их, то шла вперед, то
отступала.
Невольно вспоминаются слова Маркса:
"В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее
сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее
каменистымтропам" {К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 23, Госполитиздат,
М. 1960, стр. 25. (Прим. автора).}.
Все круче, все недоступнее становились тропы по мере развития и
усложнения научной мысли.
---
В популярных очерках по истории философии обычно указываются даты
рождения и смерти философов и краткие сведения об их жизни. Более подробные
биографии даются чаще всего в книгах, посвященных отдельным мыслителям.
В книге "Как человек стал великаном" мы видим попытку сочетать то и
другое. Наука здесь неотделима от биографии тех, кто ее создавал. Кажется,
будто они сами излагают свои теории и ведут страстный спор между собой.
Но это не значит, что автор в книге отсутствует или только регистрирует
разнообразные, часто противоречащие одно другому учения. Нет, стараясь
возможно точнее рассказать о роли того или иного ученого в истории науки, он
не остается нейтральным. Для него наука не склад готовых теорий и гипотез, а
поле непрестанных битв, в исходе которых он и сам кровно заинтересован.
Да и читатель не остается равнодушен, если становится участником
научного спора. Следя за поединками мысли, он учится разбираться в
столкновении взглядов, в борьбе направлений.
О событиях, происходивших две-три тысячи, а то и больше лет тому назад,
в книге говорится так, будто это было вчера, словно нет этой толщи времени,
сквозь которую так трудно разглядеть людей и обстановку отдаленных эпох и
стран.
Вот глава, название которой напоминает нам длинные заголовки из
старинных романов:
_"Читатель попадает в избранное афинское общество и участвует в
разговоре на злобу дня"._
Но книга "Как человек стал великаном" чужда каких бы то ни было
суррогатов беллетристики. С документальной, строгой точностью изображены в
ней реальные лица: сам хозяин дома - стратег Перикл, которого в Афинах зовут
олимпийцем, хозяйка дома Аспазия, одна из самых просвещенных женщин своего
времени, принимающая живое участие в философских и политических беседах,
великий ваятель Фидий, драматург Еврипид. Собрались они на этот раз для
того, чтобы послушать философа Анаксагора, рассказывающего о вселенной и о
тех мельчайших частицах вечной материи - "семенах вещей", - из которых, по
его учению, все на свете состоит. И хозяева и гости - ученики мудрого
Анаксагора.
"Они возлежат на ложах, расставленных полукругом. К ложам придвинуты
низкие столы. В кубках темнеет вино, корзины полны виноградом.
Мы видим, как то один, то другой из беседующих меняет положение тела:
опирается локтем на подушки, оборачивается к соседу. Их губы шевелятся, нам
даже кажется, что мы слышим вопросы и ответы.
Но мы можем только догадываться, о чем они говорят".
Здесь нет даже и попытки придумать для участников пира произвольные,
сомнительные по точности реплики. Это подорвало бы доверие к документальному
рассказу. И тем не менее, читая эту главу, мы представляем себе блестящий
философский пир у Перикла так же отчетливо, как изображенную ранее пристань
в Милете, где покачиваются на причале "чернобокие корабли", или рыночную
площадь в Афинах, где сидящий на ступеньках в тени крытой галереи
путешественник Геродот беседует с бывалым капитаном, только что вернувшимся
из дальнего плавания.
---
Побывав в гостях у любимца и вождя афинского народа Перикла, в обществе
его прославленных соотечественников, чьи имена не забыты и до сих пор,
неподготовленный читатель может, чего доброго, вообразить, будто никакие
житейские невзгоды и волнения не мешали этой горсточке самых передовых и
просвещенных людей своего времени мирно беседовать на пирах о сущности
материи, о тайнах мироздания.
Но достаточно перевернуть несколько страниц книги, чтобы увидеть, как
вокруг этого островка философской мысли бушует жизнь, полная противоречий,
борьбы и страстей.
Возвращаясь под утро по безмолвным улицам Афин к себе домой, Анаксагор
вглядывается в серп луны, в звезды и размышляет о бесчисленных мирах,
рассыпанных в небесном океане. Из раздумья выводит его шум просыпающегося
города. Еще впотьмах подымаются те, "кто добывает свой хлеб собственными
руками".
Зажигает масляную лампадку сапожник, берутся за работу ткачи, гончары,
печники, оружейники.
Рабы в кузницах раздувают огонь горна. Рабыни во дворах мелют на
скрежещущих ручных мельницах зерно.
По дорогам плетутся в город крестьяне с мешками зерна на спине или с
корзинами винограда на концах коромысла.
Афины достигли в эту пору вершины своего могущества. Процветают
торговля, ремесла, искусства. Утвердилась власть демократии. Каждый из
свободных граждан, чьи отец и мать родились в Афинах, имеет право
участвовать в Народном собрании, где решаются важнейшие дела государства. В
городе возводятся великолепные храмы, воздвигаются статуи, до сих пор
считающиеся высокими образцами искусства. В гавани теснятся многочисленные
корабли.
Но уже явственно проступают те черты времени, которые ведут к упадку
афинской демократии.
Афиняне гордятся своей свободой, но эта свобода основана на
рабовладении. А такой строй развращает и самих рабовладельцев.
В главе книги "Путь ведет в тупик" наглядно показана изнанка, оборотная
сторона рабовладельческой демократии.
В книгах Ильина по истории материальной культуры предельную наглядность
обеспечивало слову само содержание книг. Героями их были вещи, и эти зримые
герои как бы иллюстрировали текст.
В истории человеческой мысли добиться конкретности и зримости - хотя бы
даже в меньшей степени - значительно труднее.
Но автор книги "Как человек стал великаном" и на этот раз не
отказывается от своей манеры говорить языком образов, ибо они больше дают
воображению читателя и дольше остаются в памяти, чем отвлеченные и
обобщенные понятия.
Мы снова на улицах Афин. Навстречу нам идет человек, у которого на лбу
можно различить клеймо с надписью: "Я убегаю, держи меня!"
Человек этот никуда не бежит, но он может убежать. Потому-то
предусмотрительный хозяин и отметил своего раба несмываемым клеймом.
Рабов продают и покупают в Афинской республике, как вещи. Их включают в
инвентарь при продаже мастерской.
Живые "вещи", живые орудия труда, наделенные сознанием, очень выгодны
владельцам, но только сладить с ними не всегда легко.
"Молот не может выйти из повиновения и ударить по голове хозяина,
который с ним плохо обращается.
Наковальня не может ночью убежать из кузницы и спрятаться в лесу.
А человек может!
И вот начинается война... между одушевленным орудием и рабовладельцем.
Рабы восстают. Рабы убегают из мастерских, из каменоломен, из рудников...
Беглого раба сажают в тюрьму, похожую на ящик, где нельзя разогнуть
спину и вытянуть ноги...
И это делают афиняне, те самые афиняне, которые так любят свободу и так
восхищаются гармонией человеческою тела!
Они не понимают, какую опасность таит в себе рабство для них самих, для
свободных..."
Прежде всего, чтобы захватить новых пленных, нужны войны. Немало
афинских граждан погибает в битвах на суше и на море.
Число рабов в Афинах растет, а "свободных" становится все меньше.
Хозяева охотнее пользуются трудом рабов, чем наемных работников. И
многие свободные граждане Афин слоняются без работы по рынкам и улицам, с
ненавистью поглядывая на богатых бездельников.
Со свойственной ему афористичностью автор по этому поводу говорит:
"Вот что такое свобода, построенная на рабстве: одних она делает
безработными, других - бездельниками".
Безработные нередко довольствуются тем, что за участие в Народном
собрании им платят по три обола. В другие дни, когда нет заседаний, можно
получить деньги, причитающиеся неимущим гражданам на театр, и "променять
трагедию Эсхила на что-нибудь более сытное". И уж если особенно повезет,
можно вытянуть счастливый жребий и попасть в присяжные на суде или заняться
вымогательством, угрожая доносами своим согражданам.
Многие из "свободных" даже не ищут работы. Труд давно уже не пользуется
в Афинах почетом. Он считается делом рабов.
По этому поводу в книге говорится так:
"Труд сделал людей людьми, а они стали презирать труд.
Руки научили голову думать. А она стала смотреть на них свысока. Даже
мудрейшие люди не проверяют свои мысли опытом. И это мешает науке идти
вперед".
Глубокое падение нравов, все растущая ненависть рабов к рабовладельцам
и нищих, голодных граждан к богатым - вот что определяет это время, которое
впоследствии изображалось как блестящий век Перикла, Фидия, Еврипида,
Анаксагора.
Говоря об этой эпохе, часто упускают из виду царившую в Афинах нищету,
вынуждавшую граждан покидать свою прекрасную родину, восстания,
кровопролитные войны, голод и чуму, не пощадившую и самого "олимпийца" -
Перикла.
---
Если история народов и государств хранит на своих страницах пятна крови
и следы слез, то история научной мысли должна быть, казалось бы, совсем
чистенькой, ничем не запятнанной. Ведь речь в ней идет, так сказать, о
духовной сфере человеческой жизни.
Такой мирной и опрятной подавали нам эту историю многие популярные
книги прошлого, преследовавшие единственную цель - внушить широкому кругу
читателей, особенно юношеству, любовь и уважение к науке. Правда, авторы не
обходили молчанием разногласий между великими мыслителями различных толков,
- но ведь, как говорится, - "сколько голов, столько умов"!.. Впрочем, в
любой из этих книг неизменно упоминались и "жертвы науки". Но слова эти
звучали для нас в юности как-то слишком книжно и торжественно. Оба слова
будто сливались в одно, и вместе они казались нам каким-то застывшим и
привычным термином.
М. Ильин и его соавтор взялись за нелегкое дело - дать тому же
читателю, на которого рассчитывали и прежние научно-популярные книги, четкое
представление о путях развития мысли, о непрестанной борьбе теорий и
взглядов, которая объясняется отнюдь не тем, что у некоторых мыслителей был
дурной характер, а гораздо более глубокими причинами.
Авторы книги о Человеке-великане попытались рассказать кратко и просто,
- однако не избегая при этом встречающихся на пути науки противоречий, - о
множестве учений, которые вели между собою непрестанный спор чуть ли не с
самого зарождения научной мысли. Книга не только показывает преемственность
учений, но и раскрывает их социальную и политическую сущность, их
зависимость от времени и места.
Вот почему в эту историю мысли так часто врывается жизнь со всеми ее
бурями, трагедиями, войнами, восстаниями, тюрьмами и казнями.
Без картины упадка рабовладельческой демократии в Афинах трудно было бы
понять подлинную сущность учения такого, например, философа, как Сократ.
В это время люди теряют веру в старых богов, бессильных помочь им в
бедствиях ("У каменных богов каменное сердце"). Не верят они и в
разноречивые суждения современных им философов.
Недаром в театре Диониса публика покатывается со смеху, глядя на сцену,
где подвешен в корзине некий мыслитель, занятый изучением облаков.
Зрители узнают в этом смешном герое Аристофановой комедии известного
всем философа Сократа.
Но это карикатурное изображение передает только одну подлинную черту
Сократа: оторванность от жизни философа, целиком погруженного в себя, в свои
мысли.
Изучением облаков, как и природы вообще, Сократ никогда не занимался.
Напротив, он считал науку о природе никому не нужной, так как она, по его
воззрению, не может принести людям счастье.
В главе, посвященной Сократу ("На ложном пути"), авторы имеют дело с
очень сложной и полной противоречий фигурой.
По старым популярным книгам мы знали Сократа как бескорыстного и
непреклонного борца за истину, которая была ему дороже самой жизни.
В этом есть, конечно, доля правды. Сократ и в самом деле был
бескорыстен и желал людям блага. В эпоху падения нравов он пытался разбудить
в своих согражданах совесть. Во времена, когда все стали сомневаться во
всем, даже в человеческом разуме и в его способности найти истину, Сократ
неустанно ищет ее, но ищет не в изучении природы, как это делали его
предшественники - Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Анаксагор и его младший
современник Демокрит, а в познании души человека, в "познании самого себя".
"...Этот босоногий старик в поношенном плаще", похожий с виду "на
Силена... пузатого, плешивого, курносого божка", пристает ко всем встречным
на улице с наставлениями.
Люди заняты своими делами, им не до него, а он настойчиво твердит им:
"Подумайте о своей душе... Хоть раз подумайте не о своем, а о себе..."
Гораздо более внимательных слушателей находит Сократ среди юношей из
богатых и знатных семейств. Он ведет с ними долгие беседы, задавая им
вопросза вопросом и таким образом обучая их логике и диалектике.
Юношам-аристократам по душе мысли философа о том, что прежде в их
"отечестве жилось лучше. Торговля развратила людей. Ремесла и науки не дали
им счастья... Так не лучше ли вернуться назад, к заветам предков - суровых
земледельцев и воинов?"
Эти молодые люди полностью разделяют его убеждение в том, что простой
народ - ткачи, кожевники, гончары - не могут управлять государством.
Юные воспитанники Сократа считают идеальным государством враждебную
Афинам Спарту, где еще сохранились "строй и вера отцов". Они подражают
спартанцам в одежде, в манерах и горячо сочувствуют им в то время, когда
Спарта ведет с их отечеством войну.
Есть среди учеников Сократа и такие, что вступают в тайные сношения с
неприятелем.
И тут читателю становится ясно, какие глубокие противоречия таит в себе
идеалистическое учение Сократа.
Патриот Афин, старый солдат, сражавшийся за их свободу, он желает
успеха врагам отечества - спартанцам. Философ, проповедующий стремление к
правде и справедливости, он, и сам того не подозревая, воспитывает будущих
предателей и злодеев.
Убедиться в этом пришлось и ему самому. После победы Спарты в
Афинахвосстанавливается "строй отцов". К власти приходят аристократы. Среди
тридцати тиранов, правящих страной, первые места занимают ученики Сократа
Критий и Харикл.
Тираны жестоко расправляются со сторонниками демократии. А многих
казнят попросту ради того, чтобы присвоить их имущество. Самому Сократу
бывшие его ученики запрещают под страхом смертной казни вести беседы с
юношами.
Гораздо больше великодушия проявляет к своим противникам афинская
демократия, когда она снова возвращается к власти.