Страница:
свежестью и смелостью какой-нибудь эпитет Тютчева или Гоголя, - вероятно,
они бы навсегда усвоили себе, какое значение имеет эта краска на палитре
художника. Да и сами научились бы сознательно пользоваться эпитетом как
средством живой, выразительной речи.
То же относится и к изучению стихотворных размеров. Почему-то пять
основных размеров стихосложения разбиты на целых два года. Почему не на
пять? По размеру в год!
В одном классе изучают ямб и хорей, в другом - дактиль, амфибрахий и
анапест.
Без большого количества материала, без живых примеров того, как
разнообразно может звучать один и тот же размер в различных обстоятельствах,
- это формалистическое обучение, утомительная и напрасная трата времени.
Если ребята и поймут, что такое ямб и что такое хорей, они это скоро
забудут. Нельзя бесстрастно изучать теорию стихосложения. Или произойдет то,
о чем говорит Пушкин:
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить [5].
Впрочем, составители "Родной литературы" для V класса пытаются иной раз
говорить языком литературоведов, но они забывают, что при оценке
произведений литературы требуется хоть элементарная грамотность.
К примеру, составители спрашивают у школьника: "Какие звуки и краски
ранней осени рисует Шолохов?" (стр. 42).
Можно ли "рисовать краски"?
Какое небрежное и неверное словоупотребление!
Все это как будто частности. Но в искусстве частности, как всегда,
решают дело.
Какой же вывод отсюда?
Мне кажется, что весь "подсобный" материал надо выделить в особое
приложение к хрестоматии или, еще лучше, в отдельную книгу или книги для
учителя. В этих книгах должен заключаться хороший и надежный комментарий к
текстам, выдержки из лучших критических статей, да и целые статьи о
художественном произведении, подлежащем анализу. На мой взгляд, была бы
очень полезна запись наиболее интересных и содержательных уроков,
проведенных талантливейшими педагогами нашей страны. Эти записи могли бы
подсказать молодому учителю те меткие вопросы и тактичные, умные задачи,
которые не мешают, а помогают изучать художественное произведение.
Для того чтобы учебники обогатились биографиями и критическими
очерками, дающими представление о творчестве писателей, Учпедгиз и Детгиз
должны позаботиться об этом заблаговременно, не возлагая эту трудную задачу
целиком на плечи составителей учебников. Только тогда биографии - даже самые
краткие - будут достойны имен, которым они посвящены, когда каждая из них
будет предметом бережного труда автора, редактора, издателя.
Это же относится и к жизнеописаниям политических деятелей, художников,
изобретателей, ученых.
И даже больше, даже шире. Подобно тому, как редакции журналов и газет
заблаговременно заказывают наиболее ответственные очерки и статьи
специалистам, так и Учебно-педагогическое издательство может вовремя
подыскать для каждой темы самых подходящих людей. И тогда у нас будут
образцовые очерки о нашей родине, о колхозах, о заводах, о людях, которые
изо дня в день совершают небывалые дела.
Этим способом вернее всего бороться с любительщиной, самодельщиной,
заполняющей учебники для младших возрастов.
Да и помимо заказов надо шире и смелее пользоваться лучшими
достижениями нашей литературы для взрослых и для детей. Надо по-настоящему
любить ее, а не только обращаться к ней в узкоутилитарных целях.
^TЛИТЕРАТУРА - ШКОЛЕ ^U
Детская литература растет у нас с каждым годом. Уже не
писатели-одиночки творят ее, а большой отряд талантливых прозаиков и поэтов.
С литераторами сотрудничают и соревнуются в мастерстве равноправные с
ними соавторы детской книги - художники.
Конечно, в библиотеке детской литературы еще много существенных
пробелов. Не все ее жанры развиваются равномерно. Однако теперь уже никто не
может сомневаться в успехе того дела, фундамент которого с такой любовью
заложил Алексей Максимович Горький.
Но есть у детской художественной книги сестры, сильно отстающие от нее
в росте. Это книги учебные. Я думаю, можно со всей справедливостью сказать,
что в деле создания учебных книг для детей у нас еще не было таких побед и
удач, какие были одержаны в литературе художественной.
А между тем это самые распространенные, многотиражные книги. Они не
минуют ни одного школьника. Их запоминают от первой до последней строчки.
Они проникают в самые отдаленные уголки страны гораздо скорее, чем
популярнейшие книги поэтов и прозаиков. Для подготовки и выпуска их у нас
существует особое и очень мощное издательство - Учпедгиз.
Но может ли Учебно-педагогическое издательство нести всю
ответственность за качество учебных книг? Не больше, чем издательство
"Советский писатель" за советскую литературу.
Задача создания талантливых, свежих, хорошо задуманных и хорошо
написанных книг для нашей школы может быть разрешена лишь совместными
усилиями педагогов и литераторов.
Речь идет не только о первых книгах для чтения и литературных
хрестоматиях, не только о книгах учебных в узком смысле этого слова.
Для того чтобы школьники глубоко усвоили курс истории, им необходимы
живые, художественные иллюстрации к этому курсу - исторические рассказы.
Такие рассказы запоминаются на всю жизнь, а схемы исторических событий и
голая хронология усваиваются с трудом и забываются очень легко. Чем моложе
возраст, тем более ему нужны конкретные образы, а не отвлеченные понятия и
схемы. Пожалуй, и самый учебник истории для младших и средних классов должен
состоять из рассказов.
Создать такой учебник нелегко. Но еще до его возникновения мы можем и
должны дать школьнику в придачу к учебному курсу книгу - или, вернее, книги
- интересных, сюжетных исторических рассказов. Но где же они, эти рассказы?
Наша историческая библиотека школьника похожа на лестницу, у которой не
хватает многих ступенек.
Повести и романы у нас еще можно найти - хоть их не так уж много, - а
вот исторических рассказов и очерков, относящихся к различным эпохам, пока
еще почти совсем нет.
Их нет, но есть люди, которые могли бы их написать. Это могли бы
сделать авторы наших исторических романов - Степан Злобин, Георгий Шторм,
Георгий Блок [1], Ольга Форш [2], Сергей Голубов [3], Сергей Бородин [4],
Виктор Шкловский [5], Зинаида Шишова [6] и другие. Да и, кроме них,
несомненно, найдутся писатели, которых эта задача может заинтересовать.
А география? Какой это увлекательный предмет, если у преподавателя
географии оказывается живое воображение и если он к тому же сам хоть немного
попутешествовал на своем веку. Мы знаем, что человек никогда так не
интересуется путешествиями, как в ранней юности. География может быть одним
из самых любимых предметов в школе. Но как редко бывает, чтобы учебник
географии был книгой, а не каталогом гор, рек, озер и городов, чтобы он по
праву носил свое название "география" - "землеописание".
Несомненно, такой учебник будет создан. Но уже и сейчас можно было бы
вызвать к жизни собрание географических и краеведческих рассказов и очерков,
романтических историй о давних и нынешних мореплавателях и землепроходцах.
Как интересно было бы сопоставить какое-нибудь старинное путешествие по
пескам среднеазиатской пустыни с нашей современной советской экспедицией,
следующей по тому же маршруту.
Дневник зимовки, жизнь высокогорной станции, лесного заповедника - все
это как будто нарочно существует для того, чтобы увлекать и очаровывать
читателя - ребенка и подростка. И непонятно только одно: почему рассказов об
этом так мало и почему существующие рассказы так незаметны?
Издательствам гораздо легче найти автора для объемистой повести о
каком-нибудь путешественнике или, скажем, о судьбе экспедиции, чем для
лаконичного рассказа на те же самые темы.
А ведь именно короткий рассказ так нужен учителю на уроке, ученику
после урока, детскому журналу - всегда.
Короткие, точные, написанные с настоящим мастерством рассказы, слагаясь
в одно целое, могли бы создать со временем обширный круг чтения, не менее
содержательный, чем любой, самый емкий роман.
Томик чеховских рассказов весит больше, чем многие и многие романы и
повести его современников.
Но вернемся к географическим рассказам.
В первую очередь нам надо создать книгу о родине. Не книгу, обобщающую
сведения, которых, кстати говоря, у маленького читателя еще нет, не беглый
обзор необозримых пространств нашей страны, а поэтическую книгу, полную
живых и конкретных подробностей. И не одну книгу, а много - самых разных по
замыслу и форме.
Это может быть, например, книга замечательных пейзажей, сопровождаемых
очерками и рассказами.
Когда-то, во времена молодости, Горький вместе со своими домочадцами и
друзьями изготовлял для деревенских детей самодельные альбомы, наклеивая на
чистые листы бумаги рисунки и снимки, вырезанные из иллюстрированных
журналов. Алексей Максимович живо представлял себе, каким подарком будут для
ребенка, лишенного детских книг и картинок, эти альбомы с интересными,
живописными пейзажами, видами городов всего мира, с занятными сценами из
быта разных народов и стран, с изображением невиданных машин, диковинных
зверей и птиц.
Сейчас детские книги проникают в самые отдаленные уголки страны. У нас
существует крупнейшее в мире издательство книг для детей. Наши писатели
вместе с художниками могут создать самые разнообразные книги и альбомы,
посвященные народам СССР.
Этим делом должны заняться не компиляторы, знакомые с географией страны
по литературе, а писатели и художники, глубоко знающие и любящие свои родные
края, исходившие их вдоль и поперек, изо дня в день наблюдающие их могучий
расцвет.
Но одному отряду литераторов - детским писателям - с этой огромной
задачей не справиться. Она должна стать делом всей нашей советской
литературы.
---
Мне могут возразить, что далеко не все литераторы умеют писать для
детей. В таком возражении есть доля правды. Чтобы говорить с детьми, автору
книг для взрослых приходится зачастую несколько изменять свою манеру письма,
свой стиль.
Но ведь справился же когда-то с такими трудностями писатель,
пользовавшийся в своих книгах для взрослых сложными периодами, эпически
неторопливым темпом, как нельзя более соответствовавшим широте его
художественных задач. Писатель этот - Лев Толстой.
В предисловии к его "Русской книге для чтения", переизданной Детгизом в
1946 году, говорится:
"Много лет Л. Н. Толстой накапливал материал для этой книги.
Перечитывал школьные книги и детские журналы того времени, русские и
иностранные произведения, написанные для народа, и произведения народного
творчества. С особым вниманием изучал русские народные сказки и былины,
пословицы, поговорки, загадки и живой русский народный язык. И лишь после
этой огромной подготовительной работы он начал писать книгу, которую и
закончил в 1872 году. Вышла она впервые под названием "Азбука".
Из сопоставления дат видно, что Толстой работал над "Русской книгой для
чтения" в период между двумя своими величайшими произведениями - "Войной и
миром" (1863-1869) и "Анной Карениной" (1873-1877).
В его четырех книгах для детского чтения есть рассказы, умещающиеся в
трех - пяти строчках - и на нескольких страницах. В первых книгах рассказы
состоят чаще всего из коротеньких предложений. В последующих - синтаксис
постепенно усложняется.
Но и в самых первых рассказах, напечатанных на первой странице первой
книжки, есть все признаки живой речи, настоящего повествования. Простота и
лаконичность не превращают их в сухие и скучные упражнения вроде: "Маша ела
кашу", "Мама и Саша на сене".
Первой книге для чтения предшествует у Толстого "Новая азбука". В ней
даются даже не рассказы, а простые сочетания отдельных предложений,
связанных между собой весьма незамысловатым сюжетом.
Но вот что создает Лев Толстой из двадцати двусложных слов:
"Несла баба ведро воды. Ведро было худо. Вода текла на землю. А баба
была рада, что нести стало легче. Пришла, сняла ведро, а воды нету".
Да ведь это вполне законченный рассказ с последовательным развитием
фабулы, со всеми интонациями и паузами естественной, непринужденной речи.
А вот еще более короткое сочинение Льва Толстого из той же "Азбуки" и
тоже состоящее из двусложных слов:
"Спала кошка на крыше, сжала лапки. Села подле кошки птичка. Не сиди
близко, птичка, кошки хитры".
Эти строчки могут многому научить всех тех, кто составляет рассказы для
первого классного чтения или подбирает примеры для усвоения правил
грамматики.
Ведь даже в грамматических примерах речь должна быть сочной, свежей, а
не безжизненной, вареной, как в большинстве учебников.
Умел же К. Ушинский подбирать живые фразы для школьных прописей:
"Зубы береги: беззубому, брат, плохо!"
Такая фраза надолго запоминается и учит не только писать буквы по трем
косым и беречь смолоду зубы, но и хорошо говорить по-русски.
Работа Льва Толстого и Константина Ушинского убеждает нас в том, что
книгу, которая учит ребят владеть словом, должны создавать люди, одаренные
вкусом, слухом, талантом. Пусть это будут не Толстые и Ушинские (такие не
каждый день являются на свет!). Но к чему прибедняться? В наше время и в
нашей стране можно найти немало литераторов, обладающих педагогическим
чутьем, и педагогов с литературным талантом.
Трудясь над своими детскими книгами, Лев Толстой решал не одну
педагогическую, но и художественную задачу. Для него было делом писательской
чести справиться не только с многолистной эпопеей, но и с рассказом из
четырех строчек, с повестью из двадцати четырех страниц. Умение писать
коротко и просто было для него проявлением и доказательством высшего
мастерства. Кто из современных ему писателей нашей страны и зарубежных стран
мог поспорить с ним в этом искусстве!
Сегодня, перечитывая учебные книги Толстого, мы особенно ценим в них
его блистательное умение пользоваться всеми оттенками, всеми возможностями
родного языка, его щедрую затрату писательского мастерства на каждые
три-четыре строчки, которые превращаются под его пером в умные, трогательные
и убедительные рассказы.
Конечно, по этим книгам в наши дни мы не могли бы обучать школьников.
Мир, который они отражают, гораздо уже нынешнего. Деревня тех времен не
похожа на нынешний колхоз. Да и город уже не тот.
Но этот великолепный опыт, этот подвиг художника, со всей страстью, со
всей ответственностью взявшегося за такое, казалось бы, незаметное,
скромное, кропотливое дело, навсегда останется воодушевляющим примером.
Опыт Толстого многообразен.
Не одни лишь рассказы и повести писал он для детей. В сущности, он и
Ушинский были авторами наших первых детских энциклопедий. В "Четырех книгах
для чтения" Льва Толстого вы найдете и басни в прозе, и сказки, и
"рассуждения" - научные очерки на самые разнообразные темы: "Отчего бывает
ветер?", "Как ходят деревья", "Тепло", "Магнит", "Куда девается вода из
моря?", "Шелковичный червь", "Сырость", "Газы", "Отчего в морозы трещат
деревья?", "Как делают воздушные шары?", "Гальванизм", "Кристаллы" и т. д.
И все это написано пером Льва Толстого, тем же пером, что написало
"Войну и мир", "Детство" и "Воскресение".
Не жалея своего времени и сил, великий писатель трудился над очерком
для детей на тему: "Отчего потеют окна и бывает роса?"
В тех же "Четырех книгах для чтения" есть и небольшие исторические
очерки, рассказы, анекдоты: "Ермак", "Мужик и царь", "Как тетушка
рассказывала бабушке о том, как ей разбойник Емелька Пугачев дал гривенник",
"Камбиз и Псаменит", "Поликрат Самосский", "Основание Рима" и т. д.
Но венцом "Книг для чтения", несомненно, является повесть, помещенная
почти в самом конце четвертой книги, - знаменитая повесть о Жилине и
Костылине - "Кавказский пленник".
Вряд ли можно найти во всей мировой литературе более совершенный
образец маленькой повести для детей.
В "Кавказском пленнике" мы находим редчайшее сочетание романтического
сюжета с глубокой, поистине толстовской правдивостью и точностью в
изображении обстановки и действующих лиц.
"Кавказский пленник" показал, какой содержательной может быть детская
повесть, напечатанная крупным шрифтом на двух десятках страниц. В ней есть
приключения, столь привлекательные для юного читателя, но есть и большие
чувства, оставляющие след на всю жизнь.
---
Я говорю здесь о детских книгах Толстого так подробно потому, что эти
книги лучше всего опровергают толки о существовании некоей непроходимой
пропасти между так называемой "взрослой" литературой и детской, между
педагогическим и литературным искусством. Это - кажущаяся, мнимая пропасть.
Она может быть заполнена, если детские писатели не будут требовать никаких
скидок на "детскость", а "взрослые" - на незнакомство с особенностями
детской психологии.
Не к этому ли призывал литераторов другой великий классик нашей родины,
Алексей Максимович Горький, так много сделавший на своем веку для
процветания детской литературы?
Все его статьи о детском чтении направлены к тому, чтобы мобилизовать
всю нашу литературу на создание "большой книги для маленьких".
Помню, как заботливо искал он у себя на библиотечных полках лучшие
книги, которые должен переиздать Детгиз, как бережно держал он, точно
взвешивая на своих крупных ладонях, облюбованные им аккуратные томики, как
серьезно и сосредоточенно обдумывал во время беседы со мной темы десятков и
сотен будущих детских книг.
Мысль его охватывала не только художественную литературу, но и
литературу познавательную.
Во время нашей последней встречи с ним весной 1936 года в Крыму он
передал мне исписанные его квадратным почерком страницы, хранящиеся теперь в
Горьковском музее. Эти страницы представляют собою два рекомендательных
списка книг. Один список - для среднего возраста, другой - для младшего.
Среди своего огромного труда Горький находил время для того, чтобы
перебирать у себя в памяти и на полках множество разных повестей, романов,
рассказов и сказок в поисках того, что может понадобиться и полюбиться
детям.
Подлинный писатель-гуманист, он заглядывал далеко в будущее и, не
жалея, отдавал считанные часы своего рабочего дня мыслям и заботам о тех
поколениях, расцвета которых ему не суждено было дождаться.
...Не я
Увижу твой могучий поздний возраст... [7]
Осуществить завещание Горького об участии литературы в деле воспитания
детей и юношества - прямой долг каждого из нас.
Писатели должны прийти на помощь детской библитеке и школе в решении
самых крупных и самых рядовых повседневных задач - везде, где требуется перо
писателя-художника.
Именно от художественной литературы со всеми ее огромными,
великолепными возможностями должна ждать помощи одна из самых важных книг,
выпускаемых нашими издательствами, - та книга, которою пользуются миллионы
детей, обучающихся читать, думать и говорить на родном языке.
Можем ли мы допустить, чтобы такие книги при всем богатстве нашей общей
и специально детской литературы были бедны, плоски, в лучшем случае только
удовлетворительны? А между тем дело обстоит именно так. Правда, за последние
годы уровень этих книг немного повысился. Из них выпали доморощенные стишки
анонимных авторов, сухие и убогие по языку статейки. Трудно поверить, что в
книжке для второго класса (1948 год) могли печататься такие стишки:
А вот репейник -
такой затейник:
Жучке к хвосту прицепился.
Жучка его далеко унесет
и везде семена натрясет.
Весной семена прорастут,
летом опять репьи зацветут.
Или другое стихотворение {В учебнике это "произведение" было напечатано
без деления на стихотворные строчки. Но как его ни печатай - стихами или
прозой, - оно все равно не станет ни прозой, ни стихами. (Прим. автора.)},
столь же примечательное, хоть и написанное в несколько ином - более
меланхолическом тоне:
Отыскала птичка ягоды рябины.
Только собиралась ими пообедать,
Как вблизи вдруг что-то сильно зашумело.
Испугалась птичка и, вспорхнув с рябины,
Захватила ягодку и с нею улетела.
На опушке леса с ягодкой присела,
Но опять тут что-то птичку напугало.
Бросила рябинку, дальше полетела.
Сейчас такого рода досадных клякс не осталось. Книжки для школьного
чтения подверглись некоторой чистке, - так сказать, ремонту на ходу. Но
сущность их изменилась мало.
Настоящего замысла, образующего книгу, в них нет. Я имею в виду не
методический принцип расположения и подбора материала, а тот крупный
художественный и педагогический замысел, который вы ясно ощущаете, когда
берете в руки "Родное слово" и "Детский мир" К. Ушинского или "Четыре книги"
Л. Толстого.
Книжки для чтения, по которым до сих пор учатся наши дети, не созданы,
а именно "составлены" в полном смысле 'того слова. Составлены из лоскутьев
стихов и прозы, из осколков учебных книг для чтения, существовавших в разные
времена и зачастую построенных на основании разных, несходных между собою
педагогических систем и принципов. При внимательном рассмотрении этих
эклектических книжек легко обнаружить, что откуда пришло: из Толстого, из
Ушинского, Вахтеровых [8], Тихомирова [9] и т. д.
Много отрывков из классической и современной литературы дается в
сокращенном, иной раз даже искромсанном виде.
Составителям, например, ничего не стоит отрезать от знаменитой
некрасовской строфы, состоящей из шести строк, ровно половину - три строчки:
В полном разгаре страда деревенская...
Доля ты! - русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать...
Не ищите в учебнике окончания строфы, не ищите рифмы к последней
строчке. Необходимую составителям мысль - о женской доле - Некрасов
высказал, и хватит с него... Что там еще растабарывать! Тем более что
дальнейшие строчки, очевидно, по мнению составителей, не соответствуют
установленным методистами возрастным нормам.
К сожалению, эта спокойная и безмятежная уверенность, что любое
литературное произведение - и стихи и прозу - можно резать и кроить
произвольно и безнаказанно, вкоренилась чрезвычайно глубоко.
Известен такой случай. Детскую писательницу Л. Воронкову пригласили в
одно педагогическое учреждение, где готовилась - в порядке эксперимента -
новая учебная книга для чтения. Просматривая проект книги, Л. Воронкова
обнаружила в ней свой рассказ "Солнечный денек" в совершенно новой редакции.
Впрочем, изменения оказались небольшие. Всего-навсего лето превращено в
зиму, а девочки - в мальчиков.
Писательница несколько удивилась и спросила, чем, собственно, вызвана
такая метаморфоза. На ее вопрос ей ответили вопросом, от которого не
отказался бы и сам Козьма Прутков:
- А не все ли равно - мальчики или девочки?
- Но зачем же в таком случае вы меняете? - поинтересовалась
писательница.
На это она получила простой и вразумительный ответ:
- У нас в книжке и без того слишком много лета и девочек!
По-видимому, составители уверены, что писателю глубоко безразлично,
какое у него в произведении время года, какого пола его герои и как их
зовут.
Детей в рассказе Л. Воронковой авторы проекта хрестоматии
переименовали, что, впрочем, вполне естественно: нельзя же девочек - после
того как они стали мальчиками - называть женскими именами.
К мальчикам и девочкам составители книг для чтения зачастую относятся
так же, как любой автор задачника относится к своим персонажам.
"Один мальчик сорвал 12 орехов..."
"Один пешеход вышел из города А по направлению к городу Б..."
Действительно, совершенно неважно, кто сорвал 12 орехов - мальчик или
девочка.
Действительно, совершенно неважно, какого пола был пешеход и в
какоевремя года отправился он из города А в город Б.
Все дело в том, что авторы учебных книг для чтения не видят разницы
между словесным упражнением и арифметической задачей.
Рассказ, стихи, сказка, включенные в учебную книжку, одинаково
превращаются под их пером или ножницами только в упражнение.
Я думаю, что это происходит отнюдь не от злого умысла, а от недостатка
вкуса - я бы сказал, от нехудожественного отношения к художественному слову.
---
Но бранить учебники легко. А вот сделать их - гораздо труднее.
Заставьте-ка любого из самых суровых критиков заняться составлением книги
для чтения - и он запросит пощады. По Ушинскому и по Вахтеровым книги сейчас
не построишь. Мир меняется на наших глазах - не может же оставаться
неизменным и "Детский мир".
Наша книга для чтения должна быть построена на совершенно иной
философской и педагогической основе. Она должна охватывать множество явлений
и событий, из которых слагается наша жизнь, такая бурная и стремительная.
Чем старше возраст читателя, тем легче найти для него материал,
они бы навсегда усвоили себе, какое значение имеет эта краска на палитре
художника. Да и сами научились бы сознательно пользоваться эпитетом как
средством живой, выразительной речи.
То же относится и к изучению стихотворных размеров. Почему-то пять
основных размеров стихосложения разбиты на целых два года. Почему не на
пять? По размеру в год!
В одном классе изучают ямб и хорей, в другом - дактиль, амфибрахий и
анапест.
Без большого количества материала, без живых примеров того, как
разнообразно может звучать один и тот же размер в различных обстоятельствах,
- это формалистическое обучение, утомительная и напрасная трата времени.
Если ребята и поймут, что такое ямб и что такое хорей, они это скоро
забудут. Нельзя бесстрастно изучать теорию стихосложения. Или произойдет то,
о чем говорит Пушкин:
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить [5].
Впрочем, составители "Родной литературы" для V класса пытаются иной раз
говорить языком литературоведов, но они забывают, что при оценке
произведений литературы требуется хоть элементарная грамотность.
К примеру, составители спрашивают у школьника: "Какие звуки и краски
ранней осени рисует Шолохов?" (стр. 42).
Можно ли "рисовать краски"?
Какое небрежное и неверное словоупотребление!
Все это как будто частности. Но в искусстве частности, как всегда,
решают дело.
Какой же вывод отсюда?
Мне кажется, что весь "подсобный" материал надо выделить в особое
приложение к хрестоматии или, еще лучше, в отдельную книгу или книги для
учителя. В этих книгах должен заключаться хороший и надежный комментарий к
текстам, выдержки из лучших критических статей, да и целые статьи о
художественном произведении, подлежащем анализу. На мой взгляд, была бы
очень полезна запись наиболее интересных и содержательных уроков,
проведенных талантливейшими педагогами нашей страны. Эти записи могли бы
подсказать молодому учителю те меткие вопросы и тактичные, умные задачи,
которые не мешают, а помогают изучать художественное произведение.
Для того чтобы учебники обогатились биографиями и критическими
очерками, дающими представление о творчестве писателей, Учпедгиз и Детгиз
должны позаботиться об этом заблаговременно, не возлагая эту трудную задачу
целиком на плечи составителей учебников. Только тогда биографии - даже самые
краткие - будут достойны имен, которым они посвящены, когда каждая из них
будет предметом бережного труда автора, редактора, издателя.
Это же относится и к жизнеописаниям политических деятелей, художников,
изобретателей, ученых.
И даже больше, даже шире. Подобно тому, как редакции журналов и газет
заблаговременно заказывают наиболее ответственные очерки и статьи
специалистам, так и Учебно-педагогическое издательство может вовремя
подыскать для каждой темы самых подходящих людей. И тогда у нас будут
образцовые очерки о нашей родине, о колхозах, о заводах, о людях, которые
изо дня в день совершают небывалые дела.
Этим способом вернее всего бороться с любительщиной, самодельщиной,
заполняющей учебники для младших возрастов.
Да и помимо заказов надо шире и смелее пользоваться лучшими
достижениями нашей литературы для взрослых и для детей. Надо по-настоящему
любить ее, а не только обращаться к ней в узкоутилитарных целях.
^TЛИТЕРАТУРА - ШКОЛЕ ^U
Детская литература растет у нас с каждым годом. Уже не
писатели-одиночки творят ее, а большой отряд талантливых прозаиков и поэтов.
С литераторами сотрудничают и соревнуются в мастерстве равноправные с
ними соавторы детской книги - художники.
Конечно, в библиотеке детской литературы еще много существенных
пробелов. Не все ее жанры развиваются равномерно. Однако теперь уже никто не
может сомневаться в успехе того дела, фундамент которого с такой любовью
заложил Алексей Максимович Горький.
Но есть у детской художественной книги сестры, сильно отстающие от нее
в росте. Это книги учебные. Я думаю, можно со всей справедливостью сказать,
что в деле создания учебных книг для детей у нас еще не было таких побед и
удач, какие были одержаны в литературе художественной.
А между тем это самые распространенные, многотиражные книги. Они не
минуют ни одного школьника. Их запоминают от первой до последней строчки.
Они проникают в самые отдаленные уголки страны гораздо скорее, чем
популярнейшие книги поэтов и прозаиков. Для подготовки и выпуска их у нас
существует особое и очень мощное издательство - Учпедгиз.
Но может ли Учебно-педагогическое издательство нести всю
ответственность за качество учебных книг? Не больше, чем издательство
"Советский писатель" за советскую литературу.
Задача создания талантливых, свежих, хорошо задуманных и хорошо
написанных книг для нашей школы может быть разрешена лишь совместными
усилиями педагогов и литераторов.
Речь идет не только о первых книгах для чтения и литературных
хрестоматиях, не только о книгах учебных в узком смысле этого слова.
Для того чтобы школьники глубоко усвоили курс истории, им необходимы
живые, художественные иллюстрации к этому курсу - исторические рассказы.
Такие рассказы запоминаются на всю жизнь, а схемы исторических событий и
голая хронология усваиваются с трудом и забываются очень легко. Чем моложе
возраст, тем более ему нужны конкретные образы, а не отвлеченные понятия и
схемы. Пожалуй, и самый учебник истории для младших и средних классов должен
состоять из рассказов.
Создать такой учебник нелегко. Но еще до его возникновения мы можем и
должны дать школьнику в придачу к учебному курсу книгу - или, вернее, книги
- интересных, сюжетных исторических рассказов. Но где же они, эти рассказы?
Наша историческая библиотека школьника похожа на лестницу, у которой не
хватает многих ступенек.
Повести и романы у нас еще можно найти - хоть их не так уж много, - а
вот исторических рассказов и очерков, относящихся к различным эпохам, пока
еще почти совсем нет.
Их нет, но есть люди, которые могли бы их написать. Это могли бы
сделать авторы наших исторических романов - Степан Злобин, Георгий Шторм,
Георгий Блок [1], Ольга Форш [2], Сергей Голубов [3], Сергей Бородин [4],
Виктор Шкловский [5], Зинаида Шишова [6] и другие. Да и, кроме них,
несомненно, найдутся писатели, которых эта задача может заинтересовать.
А география? Какой это увлекательный предмет, если у преподавателя
географии оказывается живое воображение и если он к тому же сам хоть немного
попутешествовал на своем веку. Мы знаем, что человек никогда так не
интересуется путешествиями, как в ранней юности. География может быть одним
из самых любимых предметов в школе. Но как редко бывает, чтобы учебник
географии был книгой, а не каталогом гор, рек, озер и городов, чтобы он по
праву носил свое название "география" - "землеописание".
Несомненно, такой учебник будет создан. Но уже и сейчас можно было бы
вызвать к жизни собрание географических и краеведческих рассказов и очерков,
романтических историй о давних и нынешних мореплавателях и землепроходцах.
Как интересно было бы сопоставить какое-нибудь старинное путешествие по
пескам среднеазиатской пустыни с нашей современной советской экспедицией,
следующей по тому же маршруту.
Дневник зимовки, жизнь высокогорной станции, лесного заповедника - все
это как будто нарочно существует для того, чтобы увлекать и очаровывать
читателя - ребенка и подростка. И непонятно только одно: почему рассказов об
этом так мало и почему существующие рассказы так незаметны?
Издательствам гораздо легче найти автора для объемистой повести о
каком-нибудь путешественнике или, скажем, о судьбе экспедиции, чем для
лаконичного рассказа на те же самые темы.
А ведь именно короткий рассказ так нужен учителю на уроке, ученику
после урока, детскому журналу - всегда.
Короткие, точные, написанные с настоящим мастерством рассказы, слагаясь
в одно целое, могли бы создать со временем обширный круг чтения, не менее
содержательный, чем любой, самый емкий роман.
Томик чеховских рассказов весит больше, чем многие и многие романы и
повести его современников.
Но вернемся к географическим рассказам.
В первую очередь нам надо создать книгу о родине. Не книгу, обобщающую
сведения, которых, кстати говоря, у маленького читателя еще нет, не беглый
обзор необозримых пространств нашей страны, а поэтическую книгу, полную
живых и конкретных подробностей. И не одну книгу, а много - самых разных по
замыслу и форме.
Это может быть, например, книга замечательных пейзажей, сопровождаемых
очерками и рассказами.
Когда-то, во времена молодости, Горький вместе со своими домочадцами и
друзьями изготовлял для деревенских детей самодельные альбомы, наклеивая на
чистые листы бумаги рисунки и снимки, вырезанные из иллюстрированных
журналов. Алексей Максимович живо представлял себе, каким подарком будут для
ребенка, лишенного детских книг и картинок, эти альбомы с интересными,
живописными пейзажами, видами городов всего мира, с занятными сценами из
быта разных народов и стран, с изображением невиданных машин, диковинных
зверей и птиц.
Сейчас детские книги проникают в самые отдаленные уголки страны. У нас
существует крупнейшее в мире издательство книг для детей. Наши писатели
вместе с художниками могут создать самые разнообразные книги и альбомы,
посвященные народам СССР.
Этим делом должны заняться не компиляторы, знакомые с географией страны
по литературе, а писатели и художники, глубоко знающие и любящие свои родные
края, исходившие их вдоль и поперек, изо дня в день наблюдающие их могучий
расцвет.
Но одному отряду литераторов - детским писателям - с этой огромной
задачей не справиться. Она должна стать делом всей нашей советской
литературы.
---
Мне могут возразить, что далеко не все литераторы умеют писать для
детей. В таком возражении есть доля правды. Чтобы говорить с детьми, автору
книг для взрослых приходится зачастую несколько изменять свою манеру письма,
свой стиль.
Но ведь справился же когда-то с такими трудностями писатель,
пользовавшийся в своих книгах для взрослых сложными периодами, эпически
неторопливым темпом, как нельзя более соответствовавшим широте его
художественных задач. Писатель этот - Лев Толстой.
В предисловии к его "Русской книге для чтения", переизданной Детгизом в
1946 году, говорится:
"Много лет Л. Н. Толстой накапливал материал для этой книги.
Перечитывал школьные книги и детские журналы того времени, русские и
иностранные произведения, написанные для народа, и произведения народного
творчества. С особым вниманием изучал русские народные сказки и былины,
пословицы, поговорки, загадки и живой русский народный язык. И лишь после
этой огромной подготовительной работы он начал писать книгу, которую и
закончил в 1872 году. Вышла она впервые под названием "Азбука".
Из сопоставления дат видно, что Толстой работал над "Русской книгой для
чтения" в период между двумя своими величайшими произведениями - "Войной и
миром" (1863-1869) и "Анной Карениной" (1873-1877).
В его четырех книгах для детского чтения есть рассказы, умещающиеся в
трех - пяти строчках - и на нескольких страницах. В первых книгах рассказы
состоят чаще всего из коротеньких предложений. В последующих - синтаксис
постепенно усложняется.
Но и в самых первых рассказах, напечатанных на первой странице первой
книжки, есть все признаки живой речи, настоящего повествования. Простота и
лаконичность не превращают их в сухие и скучные упражнения вроде: "Маша ела
кашу", "Мама и Саша на сене".
Первой книге для чтения предшествует у Толстого "Новая азбука". В ней
даются даже не рассказы, а простые сочетания отдельных предложений,
связанных между собой весьма незамысловатым сюжетом.
Но вот что создает Лев Толстой из двадцати двусложных слов:
"Несла баба ведро воды. Ведро было худо. Вода текла на землю. А баба
была рада, что нести стало легче. Пришла, сняла ведро, а воды нету".
Да ведь это вполне законченный рассказ с последовательным развитием
фабулы, со всеми интонациями и паузами естественной, непринужденной речи.
А вот еще более короткое сочинение Льва Толстого из той же "Азбуки" и
тоже состоящее из двусложных слов:
"Спала кошка на крыше, сжала лапки. Села подле кошки птичка. Не сиди
близко, птичка, кошки хитры".
Эти строчки могут многому научить всех тех, кто составляет рассказы для
первого классного чтения или подбирает примеры для усвоения правил
грамматики.
Ведь даже в грамматических примерах речь должна быть сочной, свежей, а
не безжизненной, вареной, как в большинстве учебников.
Умел же К. Ушинский подбирать живые фразы для школьных прописей:
"Зубы береги: беззубому, брат, плохо!"
Такая фраза надолго запоминается и учит не только писать буквы по трем
косым и беречь смолоду зубы, но и хорошо говорить по-русски.
Работа Льва Толстого и Константина Ушинского убеждает нас в том, что
книгу, которая учит ребят владеть словом, должны создавать люди, одаренные
вкусом, слухом, талантом. Пусть это будут не Толстые и Ушинские (такие не
каждый день являются на свет!). Но к чему прибедняться? В наше время и в
нашей стране можно найти немало литераторов, обладающих педагогическим
чутьем, и педагогов с литературным талантом.
Трудясь над своими детскими книгами, Лев Толстой решал не одну
педагогическую, но и художественную задачу. Для него было делом писательской
чести справиться не только с многолистной эпопеей, но и с рассказом из
четырех строчек, с повестью из двадцати четырех страниц. Умение писать
коротко и просто было для него проявлением и доказательством высшего
мастерства. Кто из современных ему писателей нашей страны и зарубежных стран
мог поспорить с ним в этом искусстве!
Сегодня, перечитывая учебные книги Толстого, мы особенно ценим в них
его блистательное умение пользоваться всеми оттенками, всеми возможностями
родного языка, его щедрую затрату писательского мастерства на каждые
три-четыре строчки, которые превращаются под его пером в умные, трогательные
и убедительные рассказы.
Конечно, по этим книгам в наши дни мы не могли бы обучать школьников.
Мир, который они отражают, гораздо уже нынешнего. Деревня тех времен не
похожа на нынешний колхоз. Да и город уже не тот.
Но этот великолепный опыт, этот подвиг художника, со всей страстью, со
всей ответственностью взявшегося за такое, казалось бы, незаметное,
скромное, кропотливое дело, навсегда останется воодушевляющим примером.
Опыт Толстого многообразен.
Не одни лишь рассказы и повести писал он для детей. В сущности, он и
Ушинский были авторами наших первых детских энциклопедий. В "Четырех книгах
для чтения" Льва Толстого вы найдете и басни в прозе, и сказки, и
"рассуждения" - научные очерки на самые разнообразные темы: "Отчего бывает
ветер?", "Как ходят деревья", "Тепло", "Магнит", "Куда девается вода из
моря?", "Шелковичный червь", "Сырость", "Газы", "Отчего в морозы трещат
деревья?", "Как делают воздушные шары?", "Гальванизм", "Кристаллы" и т. д.
И все это написано пером Льва Толстого, тем же пером, что написало
"Войну и мир", "Детство" и "Воскресение".
Не жалея своего времени и сил, великий писатель трудился над очерком
для детей на тему: "Отчего потеют окна и бывает роса?"
В тех же "Четырех книгах для чтения" есть и небольшие исторические
очерки, рассказы, анекдоты: "Ермак", "Мужик и царь", "Как тетушка
рассказывала бабушке о том, как ей разбойник Емелька Пугачев дал гривенник",
"Камбиз и Псаменит", "Поликрат Самосский", "Основание Рима" и т. д.
Но венцом "Книг для чтения", несомненно, является повесть, помещенная
почти в самом конце четвертой книги, - знаменитая повесть о Жилине и
Костылине - "Кавказский пленник".
Вряд ли можно найти во всей мировой литературе более совершенный
образец маленькой повести для детей.
В "Кавказском пленнике" мы находим редчайшее сочетание романтического
сюжета с глубокой, поистине толстовской правдивостью и точностью в
изображении обстановки и действующих лиц.
"Кавказский пленник" показал, какой содержательной может быть детская
повесть, напечатанная крупным шрифтом на двух десятках страниц. В ней есть
приключения, столь привлекательные для юного читателя, но есть и большие
чувства, оставляющие след на всю жизнь.
---
Я говорю здесь о детских книгах Толстого так подробно потому, что эти
книги лучше всего опровергают толки о существовании некоей непроходимой
пропасти между так называемой "взрослой" литературой и детской, между
педагогическим и литературным искусством. Это - кажущаяся, мнимая пропасть.
Она может быть заполнена, если детские писатели не будут требовать никаких
скидок на "детскость", а "взрослые" - на незнакомство с особенностями
детской психологии.
Не к этому ли призывал литераторов другой великий классик нашей родины,
Алексей Максимович Горький, так много сделавший на своем веку для
процветания детской литературы?
Все его статьи о детском чтении направлены к тому, чтобы мобилизовать
всю нашу литературу на создание "большой книги для маленьких".
Помню, как заботливо искал он у себя на библиотечных полках лучшие
книги, которые должен переиздать Детгиз, как бережно держал он, точно
взвешивая на своих крупных ладонях, облюбованные им аккуратные томики, как
серьезно и сосредоточенно обдумывал во время беседы со мной темы десятков и
сотен будущих детских книг.
Мысль его охватывала не только художественную литературу, но и
литературу познавательную.
Во время нашей последней встречи с ним весной 1936 года в Крыму он
передал мне исписанные его квадратным почерком страницы, хранящиеся теперь в
Горьковском музее. Эти страницы представляют собою два рекомендательных
списка книг. Один список - для среднего возраста, другой - для младшего.
Среди своего огромного труда Горький находил время для того, чтобы
перебирать у себя в памяти и на полках множество разных повестей, романов,
рассказов и сказок в поисках того, что может понадобиться и полюбиться
детям.
Подлинный писатель-гуманист, он заглядывал далеко в будущее и, не
жалея, отдавал считанные часы своего рабочего дня мыслям и заботам о тех
поколениях, расцвета которых ему не суждено было дождаться.
...Не я
Увижу твой могучий поздний возраст... [7]
Осуществить завещание Горького об участии литературы в деле воспитания
детей и юношества - прямой долг каждого из нас.
Писатели должны прийти на помощь детской библитеке и школе в решении
самых крупных и самых рядовых повседневных задач - везде, где требуется перо
писателя-художника.
Именно от художественной литературы со всеми ее огромными,
великолепными возможностями должна ждать помощи одна из самых важных книг,
выпускаемых нашими издательствами, - та книга, которою пользуются миллионы
детей, обучающихся читать, думать и говорить на родном языке.
Можем ли мы допустить, чтобы такие книги при всем богатстве нашей общей
и специально детской литературы были бедны, плоски, в лучшем случае только
удовлетворительны? А между тем дело обстоит именно так. Правда, за последние
годы уровень этих книг немного повысился. Из них выпали доморощенные стишки
анонимных авторов, сухие и убогие по языку статейки. Трудно поверить, что в
книжке для второго класса (1948 год) могли печататься такие стишки:
А вот репейник -
такой затейник:
Жучке к хвосту прицепился.
Жучка его далеко унесет
и везде семена натрясет.
Весной семена прорастут,
летом опять репьи зацветут.
Или другое стихотворение {В учебнике это "произведение" было напечатано
без деления на стихотворные строчки. Но как его ни печатай - стихами или
прозой, - оно все равно не станет ни прозой, ни стихами. (Прим. автора.)},
столь же примечательное, хоть и написанное в несколько ином - более
меланхолическом тоне:
Отыскала птичка ягоды рябины.
Только собиралась ими пообедать,
Как вблизи вдруг что-то сильно зашумело.
Испугалась птичка и, вспорхнув с рябины,
Захватила ягодку и с нею улетела.
На опушке леса с ягодкой присела,
Но опять тут что-то птичку напугало.
Бросила рябинку, дальше полетела.
Сейчас такого рода досадных клякс не осталось. Книжки для школьного
чтения подверглись некоторой чистке, - так сказать, ремонту на ходу. Но
сущность их изменилась мало.
Настоящего замысла, образующего книгу, в них нет. Я имею в виду не
методический принцип расположения и подбора материала, а тот крупный
художественный и педагогический замысел, который вы ясно ощущаете, когда
берете в руки "Родное слово" и "Детский мир" К. Ушинского или "Четыре книги"
Л. Толстого.
Книжки для чтения, по которым до сих пор учатся наши дети, не созданы,
а именно "составлены" в полном смысле 'того слова. Составлены из лоскутьев
стихов и прозы, из осколков учебных книг для чтения, существовавших в разные
времена и зачастую построенных на основании разных, несходных между собою
педагогических систем и принципов. При внимательном рассмотрении этих
эклектических книжек легко обнаружить, что откуда пришло: из Толстого, из
Ушинского, Вахтеровых [8], Тихомирова [9] и т. д.
Много отрывков из классической и современной литературы дается в
сокращенном, иной раз даже искромсанном виде.
Составителям, например, ничего не стоит отрезать от знаменитой
некрасовской строфы, состоящей из шести строк, ровно половину - три строчки:
В полном разгаре страда деревенская...
Доля ты! - русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать...
Не ищите в учебнике окончания строфы, не ищите рифмы к последней
строчке. Необходимую составителям мысль - о женской доле - Некрасов
высказал, и хватит с него... Что там еще растабарывать! Тем более что
дальнейшие строчки, очевидно, по мнению составителей, не соответствуют
установленным методистами возрастным нормам.
К сожалению, эта спокойная и безмятежная уверенность, что любое
литературное произведение - и стихи и прозу - можно резать и кроить
произвольно и безнаказанно, вкоренилась чрезвычайно глубоко.
Известен такой случай. Детскую писательницу Л. Воронкову пригласили в
одно педагогическое учреждение, где готовилась - в порядке эксперимента -
новая учебная книга для чтения. Просматривая проект книги, Л. Воронкова
обнаружила в ней свой рассказ "Солнечный денек" в совершенно новой редакции.
Впрочем, изменения оказались небольшие. Всего-навсего лето превращено в
зиму, а девочки - в мальчиков.
Писательница несколько удивилась и спросила, чем, собственно, вызвана
такая метаморфоза. На ее вопрос ей ответили вопросом, от которого не
отказался бы и сам Козьма Прутков:
- А не все ли равно - мальчики или девочки?
- Но зачем же в таком случае вы меняете? - поинтересовалась
писательница.
На это она получила простой и вразумительный ответ:
- У нас в книжке и без того слишком много лета и девочек!
По-видимому, составители уверены, что писателю глубоко безразлично,
какое у него в произведении время года, какого пола его герои и как их
зовут.
Детей в рассказе Л. Воронковой авторы проекта хрестоматии
переименовали, что, впрочем, вполне естественно: нельзя же девочек - после
того как они стали мальчиками - называть женскими именами.
К мальчикам и девочкам составители книг для чтения зачастую относятся
так же, как любой автор задачника относится к своим персонажам.
"Один мальчик сорвал 12 орехов..."
"Один пешеход вышел из города А по направлению к городу Б..."
Действительно, совершенно неважно, кто сорвал 12 орехов - мальчик или
девочка.
Действительно, совершенно неважно, какого пола был пешеход и в
какоевремя года отправился он из города А в город Б.
Все дело в том, что авторы учебных книг для чтения не видят разницы
между словесным упражнением и арифметической задачей.
Рассказ, стихи, сказка, включенные в учебную книжку, одинаково
превращаются под их пером или ножницами только в упражнение.
Я думаю, что это происходит отнюдь не от злого умысла, а от недостатка
вкуса - я бы сказал, от нехудожественного отношения к художественному слову.
---
Но бранить учебники легко. А вот сделать их - гораздо труднее.
Заставьте-ка любого из самых суровых критиков заняться составлением книги
для чтения - и он запросит пощады. По Ушинскому и по Вахтеровым книги сейчас
не построишь. Мир меняется на наших глазах - не может же оставаться
неизменным и "Детский мир".
Наша книга для чтения должна быть построена на совершенно иной
философской и педагогической основе. Она должна охватывать множество явлений
и событий, из которых слагается наша жизнь, такая бурная и стремительная.
Чем старше возраст читателя, тем легче найти для него материал,