Страница:
— Нет же, мы не москвичи, мы именно с Волгограда.
— Что за город такой? — удивился Гиви. — Нет такого города, слушай.
— Как же нет? Это город на Волге. Мы там живём.
— Вах, симон, нет такого города! — вызывающе произнёс Гиви.
— Ну… как тебе объяснить… Это бывший Сталинград.
— Сталинград знаю! Есть такой город. Почему говоришь «бывший»? Он был и есть Сталинград.
И добавил немного угрожающе:
— Волгоград — нет такого города, никогда не было!
Андрею всё стало ясно, и он прекратил спор. Пока шли до машины, слушали рассказ Гиви о Картли — древнем грузинском царстве, существовавшем в границах от Никопсы до Дербента. Потом недальновидные князья стали вести междоусобные войны, страна оказалась раздробленной на мелкие царства и княжества. Отложились одни, другие, третьи. Ослабленная страна стала легкой добычей для алчных соседей — Турции и Ирана.
Слушая Гиви, Андрей понял одно — реальность сегодняшнего вечера ограничивалась формулой «здесь и сейчас должны быть сформулированы конечные истины»: что произошло, что происходит, в чём правда жизни, и как дальше быть.
Ведя такие разговоры, они подошли к машине. Гиви еле стоял на ногах, но, тем не менее, продолжал вести воинственные речи. Болезненно морщась, Андрей посмотрел на его заплывший глаз, на окровавленную рубашку, и, пожимая на прощание руку, сказал:
— Езжай в больницу! Прямо сейчас!
И задержал его руку в своей:
— Давай мы тебя отвезём.
— Не надо, друг, спасибо! Ничего страшного. Отдыхайте.
Провожая взглядом удалявшуюся фигуру, Андрей сказал вполголоса:
— Сумасшедший…
И громко крикнул вслед:
— Гиви! Езжай в больницу! Срочно!
Не оборачиваясь, Гиви махнул рукой. И ускорил шаг.
Андрей сел за руль и завёл машину.
— Как политики могут заморочить населению мозги — просто удивительно! Ни один доктор по головам не сможет уговорить таких, как Гиви, как Леван, разойтись по домам и заняться своими личными делами.
Когда они тронулись, Катя сказала, посмотрев на Андрея преданным взглядом:
— Знаешь, Андрюша, а я ведь ни капельки не испугалась! У тебя был такой бесстрашный вид.
Да, вечер прошёл в каком-то грузино-абхазском наваждении.
— Народ — как конь: если долго застоится, надо прогулять, — сделал вывод Андрей.
Глава 28
Глава 29
— Что за город такой? — удивился Гиви. — Нет такого города, слушай.
— Как же нет? Это город на Волге. Мы там живём.
— Вах, симон, нет такого города! — вызывающе произнёс Гиви.
— Ну… как тебе объяснить… Это бывший Сталинград.
— Сталинград знаю! Есть такой город. Почему говоришь «бывший»? Он был и есть Сталинград.
И добавил немного угрожающе:
— Волгоград — нет такого города, никогда не было!
Андрею всё стало ясно, и он прекратил спор. Пока шли до машины, слушали рассказ Гиви о Картли — древнем грузинском царстве, существовавшем в границах от Никопсы до Дербента. Потом недальновидные князья стали вести междоусобные войны, страна оказалась раздробленной на мелкие царства и княжества. Отложились одни, другие, третьи. Ослабленная страна стала легкой добычей для алчных соседей — Турции и Ирана.
Слушая Гиви, Андрей понял одно — реальность сегодняшнего вечера ограничивалась формулой «здесь и сейчас должны быть сформулированы конечные истины»: что произошло, что происходит, в чём правда жизни, и как дальше быть.
Ведя такие разговоры, они подошли к машине. Гиви еле стоял на ногах, но, тем не менее, продолжал вести воинственные речи. Болезненно морщась, Андрей посмотрел на его заплывший глаз, на окровавленную рубашку, и, пожимая на прощание руку, сказал:
— Езжай в больницу! Прямо сейчас!
И задержал его руку в своей:
— Давай мы тебя отвезём.
— Не надо, друг, спасибо! Ничего страшного. Отдыхайте.
Провожая взглядом удалявшуюся фигуру, Андрей сказал вполголоса:
— Сумасшедший…
И громко крикнул вслед:
— Гиви! Езжай в больницу! Срочно!
Не оборачиваясь, Гиви махнул рукой. И ускорил шаг.
Андрей сел за руль и завёл машину.
— Как политики могут заморочить населению мозги — просто удивительно! Ни один доктор по головам не сможет уговорить таких, как Гиви, как Леван, разойтись по домам и заняться своими личными делами.
Когда они тронулись, Катя сказала, посмотрев на Андрея преданным взглядом:
— Знаешь, Андрюша, а я ведь ни капельки не испугалась! У тебя был такой бесстрашный вид.
Да, вечер прошёл в каком-то грузино-абхазском наваждении.
— Народ — как конь: если долго застоится, надо прогулять, — сделал вывод Андрей.
Глава 28
В чешском пивном ресторане «Радгост» было многолюдно. Администратор проводил их к столику, который Артур заказал заранее.
— Я знаю, что нужно взять, — заявил он. И обратился к официантке: — Три «Крушовице» и три порции «грундле», три порции колбасок с картошкой.
— Может, водочки? — спросил Владимир.
— Успеем, сначала по пивку.
Когда официантка ушла, Артур сказал в продолжение начатого разговора:
— Я так вижу ситуацию: делай, что хочешь — убивай, кидай, но друзей обманывать нельзя.
И он разразился потоком брани в адрес Дмитрия, управляющего казино «Фараон». Владимир молча кивал.
Принесли пиво. Они чокнулись большими пивными кружками и выпили.
— Почему ты не хочешь заняться акциями? — спросил Владимир.
Он имел в виду куплю-продажу акций компании «Компания Три-Эн». Это была типичная «пирамида» — компания, эмитирующая ничем не подкрепленные ценные бумаги, владельцам которых выплачивали очень высокий доход — до 80 % в месяц. Хозяева фирмы не вкладывали денежные средства в производство или в какой-либо другой вид деятельности. Но на рекламе не экономили. Граждане, купившие акции в конце жизненного цикла «пирамиды», неизбежно должны были попасть впросак, но, пока фирма работала, и проводились высокобюджетные рекламные компании, в том числе с участием известных артистов, на сделках с акциями можно было заработать неплохие деньги.
— У меня нет свободных денег, всё в деле.
— Всё в деле… А какой процент на вложенный рубль ты получаешь в своём деле?
Артур задумался. Он отпил пива и вытер салфеткой губы. Посмотрел в потолок. Потом сказал:
— Точно не знаю. Этим занимается гендиректор.
— Гендиректор занимается… Как это ты не знаешь, сколько денег зарабатываешь? Объясни.
— У меня есть директор, он занимается делопроизводством и подсчетами. Я начал бизнес, и взял его в компаньоны. Понятно?
Владимир отрицательно покачал головой и усмехнулся:
— Нет. Какая-то ебатория. Ты должен в какой-то степени ориентироваться, что происходит на твоей фирме.
И, разламывая обжаренную в масле рыбёшку, добавил:
— А вообще — ты должен точно знать всё — вплоть до самых мелочей.
Артур начал объяснять.
Он стал торговать бытовой техникой, которую закупал в Москве. Но, поскольку он не разбирался в делопроизводстве и бухгалтерии, а расширение бизнеса требовало организации четко работающей структуры, понадобился грамотный компаньон. И такой человек был найден. Николай Моничев, однокурсник по военному училищу, вполне его устраивает — и как человек, и как организатор дела. Он контролирует все бизнес-процессы на фирме, и, по сути дела, Артуру только и остается, что регулярно получать свою долю прибыли. Очень удобно. Высвободилось много времени, которое можно использовать по своему усмотрению — на спорт, поездки, развлечения. Николай отслеживает конъюнктуру рынка, закупает продукцию, вкладывает деньги в новые направления. Он отчитывается перед компаньоном, показывает, сколько заработано, каковы издержки, сколько инвестировано, и на что. Артуру предъявляются горы документов в оправдание производственных издержек, и он вынужден верить в эти оправдательные бумаги, так как ничего не смыслит в них.
— Давай так, — подытожил Владимир, — тебе говорят: вот сколько мы заработали, но вживую ты всех денег не видишь? Потом тебе говорится: на руки ты получаешь столько-то, остальное якобы инвестировано?
— Ну, да…
Владимир продолжил расспросы. Какова средняя зарплата у работников, всех ли сотрудников принимал Артур на работу сам, давно ли был на складах фирмы, видел ли он продукцию, закупленную в ходе «инвестиций», и так далее. На все эти вопросы Артур не мог ответить точно. Лицо его помрачнело.
— Ты хочешь сказать, Вовок, что компаньон меня обманывает?
— Я ничего не хочу сказать, чисто задаю вопросы.
Принесли колбаски. Владимир нацелился вилкой на одну из них.
— Я так понимаю дело: срубили бабки, раскидали их, посмотрели, все ли имущество фирмы на месте, потом обсудили, что дальше делать. Но когда ты не видишь своих денег, не чувствуешь их…
Вытерев ладони салфеткой, он постучал ими по своим карманам.
— … значит, это уже не твои деньги.
И надкусил колбаску, клацнув зубами:
— Потому что ни одна собака спокойно через колбасу не переступит. Чисто…букварная истина.
— Но он мой друг! — возразил Артур.
— Нет, всё в порядке, — ответил Владимир скептически. — Пожалуйста, продолжай работать. Продолжай не понимать, что происходит. Когда тебя лично коснётся, и ты увидишь, что произошло что-то неприятное, то сразу поймешь, как это всё происходило. В один прекрасный день ты придешь на фирму, а охранники, которых нанимал не ты, тебя не пустят. Ты ведь даже не учредитель.
Они помолчали. Жесткий и быстрый «progressive trance mix», доносившийся из колонок, наслаиваясь на звон кружек, звон посуды, разноголосый гул, создавал пёструю шумовую завесу.
— Ты ведь работал с документами, когда служил, — сказал Владимир.
— Я договаривался с людьми. Отгрузка — оплата, оплата — откат. К документам я не имел никакого отношения. Я в них не разбираюсь.
— Ну… не разбирайся и дальше.
Внезапно Артур, размахнувшись, хватил по плечу Алексея, своего родного брата, худощавого светловолосого парня 23-х лет, всё это время молча сидевшего за столом.
— Алексей… шахсей-вахсей! Говорил тебе: учи менеджмент, помогай брату! Хрен тебе! Одна мохнатка на уме…
Алексей поднял на брата свои печальные глаза и промолчал.
Принесли еще три кружки пива и бутылку водки.
— Сейчас напьёмся, как взрослые пацаны, — сказал Артур, разливая водку.
Владимир посмотрел на Алексея и вопросительно уставился на Артура. Чокнувшись рюмками, выпили. Потом Артур пояснил.
Его брат долгое время встречался с девушкой. Отец Альбины Евсеевой — так зовут девушку — предприниматель, соучредитель крупной фирмы, занимающейся производством абразивных материалов. Алексей после окончания института устроился обычным инженером в некое конструкторское бюро. С Альбиной у него была безумная любовь. Её родители благосклонно относились к их отношениям. Алексей им нравился, его хорошо принимали. Ему даже выписали доверенность на машину, которую отец Альбины подарил дочери. Их отпускали вдвоём на юг. Алексей часто ночевал у неё дома. Дело шло к свадьбе. И вот, в какой-то момент что-то сломалось. Альбина стала прохладно к нему относиться. Они стали реже видеться. Любовные отношения прекратились. Алексей пытался выяснить, что происходит, но она отмалчивалась. А однажды куда-то уехала. Он пытался узнать у её отца, куда, но тот лишь отводил глаза. Потом она вернулась. Алексей позвонил ей, но Альбина не подошла к телефону. Отец её ответил так: приезжай, Лёша, и разговаривай с ней сам!
Евсеевы жили в пригороде Волжского, в частном доме, недалеко от реки Ахтубы. Когда он к ним приехал, отец Альбины сказал, что она пошла на речку. Алексей направился туда, и обнаружил её сидящей на берегу. Он бросился к ней с расспросами, пытался обнять её и поцеловать, но она от него отстранилась. Вот что она рассказала.
Некоторое время назад она познакомилась с одним мужчиной. Семён — так его звали — был намного старше её. Это был взрослый, самостоятельный, состоявшийся уже человек. Она польстилась на красивую жизнь, материальное благополучие? Нет, у неё и так всё есть. Он обещал её любить осознанной любовью зрелого мужчины? Нет, он ничего не обещал. Сказал, что она вольна делать всё, что хочет — встречаться с кем-то еще, и может освободиться, как только пожелает. Она влюбилась без памяти и требовала от него того же самого — чтобы он принадлежал ей без остатка. Он повёз её на юг. Там они провели две недели. Это были действительно незабываемые дни. Она поняла, что Семён — мужчина её мечты. Взрослый, сильный, с правильной системой ценностей, со своим мировоззрением.
… Сказка кончилась. Семён посадил её на поезд и отправил в Волгоград. Сказал, что им пора расстаться. Объяснил, что не хочет портить ей жизнь. У него своя судьба, свои сложности, и он не хочет, чтобы его неприятности отравили её существование. Она сказала, что готова разделить его трудности, что они легко преодолеют все невзгоды, потому что будут вместе. Но он уже принял решение. Так они расстались.
Выслушав, Алексей стал умолять её остаться с ним. Он готов был ей всё простить, лишь бы она вернулась к нему. Но Альбина была непреклонна. Семён затмил ей весь мир. Обратно нет пути.
Алексей оставил Альбину на берегу и вернулся в дом. Там он уговаривал её отца, чтобы тот убедил Альбину передумать. Несостоявшийся тесть лишь грустно покачал головой: мол, пытался уже. Они вместе с матерью еще до поездки на юг упрашивали Альбину не сходить с ума — знали, чем это может кончиться. К тому же мутный это тип — Семён. Обеспеченный, но непонятно, чем занимается. Бесполезно. Она была как одержимая. Пока была на море, они волновались, звонили постоянно в номер, проверяли, всё ли в порядке. И они — отец с матерью — рады, что хоть благополучно вернулась домой.
Артур и Наталья Михайловна, их с Алексеем мать, считают, что всё к лучшему. Они с самого начала думали, что нехорошее это дело — быть в примаках. И неважно, как тесть с тёщей к тебе относятся. Вот когда ты сам обеспечиваешь семью — это другое дело.
— Ничего, брат, — сказал Артур, опрокинув стопку. — Найдём тебе бабу — без п…ды, но работящую!
И громко расхохотался. Потом вдруг стал серьёзным.
— Вовок, а ты сможешь разобраться во всех этих грёбаных бумагах? Я приведу тебя на фирму, представлю родственником, потребую всю документацию?
— Всё это ерунда, — скривился Владимир. — Он включит дурака, и вывернется. И я не шарю в документах. Работаю чисто без бумаг. Нет документов — нет проблем.
— Пускай не шаришь, но ты сделай умный вид, просмотри все бумаги.
— Что это даст?
Лицо Артура стало жестким.
— А то, что я ему верю, как самому себе. Мне, сука, трудно понять, где он брешет, а где нет! Ты — посторонний, тебе со стороны будет видно… если он заврётся.
И он разлил по новой. Поднял рюмку, потом с силой поставил её на стол, так, что расплескал половину.
— Неужели он, сука, меня обманывает?! Я же сделал ему всё.
Владимир улыбнулся:
— Оказанная услуга уже ничего не стоит.
— Я знаю, что нужно взять, — заявил он. И обратился к официантке: — Три «Крушовице» и три порции «грундле», три порции колбасок с картошкой.
— Может, водочки? — спросил Владимир.
— Успеем, сначала по пивку.
Когда официантка ушла, Артур сказал в продолжение начатого разговора:
— Я так вижу ситуацию: делай, что хочешь — убивай, кидай, но друзей обманывать нельзя.
И он разразился потоком брани в адрес Дмитрия, управляющего казино «Фараон». Владимир молча кивал.
Принесли пиво. Они чокнулись большими пивными кружками и выпили.
— Почему ты не хочешь заняться акциями? — спросил Владимир.
Он имел в виду куплю-продажу акций компании «Компания Три-Эн». Это была типичная «пирамида» — компания, эмитирующая ничем не подкрепленные ценные бумаги, владельцам которых выплачивали очень высокий доход — до 80 % в месяц. Хозяева фирмы не вкладывали денежные средства в производство или в какой-либо другой вид деятельности. Но на рекламе не экономили. Граждане, купившие акции в конце жизненного цикла «пирамиды», неизбежно должны были попасть впросак, но, пока фирма работала, и проводились высокобюджетные рекламные компании, в том числе с участием известных артистов, на сделках с акциями можно было заработать неплохие деньги.
— У меня нет свободных денег, всё в деле.
— Всё в деле… А какой процент на вложенный рубль ты получаешь в своём деле?
Артур задумался. Он отпил пива и вытер салфеткой губы. Посмотрел в потолок. Потом сказал:
— Точно не знаю. Этим занимается гендиректор.
— Гендиректор занимается… Как это ты не знаешь, сколько денег зарабатываешь? Объясни.
— У меня есть директор, он занимается делопроизводством и подсчетами. Я начал бизнес, и взял его в компаньоны. Понятно?
Владимир отрицательно покачал головой и усмехнулся:
— Нет. Какая-то ебатория. Ты должен в какой-то степени ориентироваться, что происходит на твоей фирме.
И, разламывая обжаренную в масле рыбёшку, добавил:
— А вообще — ты должен точно знать всё — вплоть до самых мелочей.
Артур начал объяснять.
Он стал торговать бытовой техникой, которую закупал в Москве. Но, поскольку он не разбирался в делопроизводстве и бухгалтерии, а расширение бизнеса требовало организации четко работающей структуры, понадобился грамотный компаньон. И такой человек был найден. Николай Моничев, однокурсник по военному училищу, вполне его устраивает — и как человек, и как организатор дела. Он контролирует все бизнес-процессы на фирме, и, по сути дела, Артуру только и остается, что регулярно получать свою долю прибыли. Очень удобно. Высвободилось много времени, которое можно использовать по своему усмотрению — на спорт, поездки, развлечения. Николай отслеживает конъюнктуру рынка, закупает продукцию, вкладывает деньги в новые направления. Он отчитывается перед компаньоном, показывает, сколько заработано, каковы издержки, сколько инвестировано, и на что. Артуру предъявляются горы документов в оправдание производственных издержек, и он вынужден верить в эти оправдательные бумаги, так как ничего не смыслит в них.
— Давай так, — подытожил Владимир, — тебе говорят: вот сколько мы заработали, но вживую ты всех денег не видишь? Потом тебе говорится: на руки ты получаешь столько-то, остальное якобы инвестировано?
— Ну, да…
Владимир продолжил расспросы. Какова средняя зарплата у работников, всех ли сотрудников принимал Артур на работу сам, давно ли был на складах фирмы, видел ли он продукцию, закупленную в ходе «инвестиций», и так далее. На все эти вопросы Артур не мог ответить точно. Лицо его помрачнело.
— Ты хочешь сказать, Вовок, что компаньон меня обманывает?
— Я ничего не хочу сказать, чисто задаю вопросы.
Принесли колбаски. Владимир нацелился вилкой на одну из них.
— Я так понимаю дело: срубили бабки, раскидали их, посмотрели, все ли имущество фирмы на месте, потом обсудили, что дальше делать. Но когда ты не видишь своих денег, не чувствуешь их…
Вытерев ладони салфеткой, он постучал ими по своим карманам.
— … значит, это уже не твои деньги.
И надкусил колбаску, клацнув зубами:
— Потому что ни одна собака спокойно через колбасу не переступит. Чисто…букварная истина.
— Но он мой друг! — возразил Артур.
— Нет, всё в порядке, — ответил Владимир скептически. — Пожалуйста, продолжай работать. Продолжай не понимать, что происходит. Когда тебя лично коснётся, и ты увидишь, что произошло что-то неприятное, то сразу поймешь, как это всё происходило. В один прекрасный день ты придешь на фирму, а охранники, которых нанимал не ты, тебя не пустят. Ты ведь даже не учредитель.
Они помолчали. Жесткий и быстрый «progressive trance mix», доносившийся из колонок, наслаиваясь на звон кружек, звон посуды, разноголосый гул, создавал пёструю шумовую завесу.
— Ты ведь работал с документами, когда служил, — сказал Владимир.
— Я договаривался с людьми. Отгрузка — оплата, оплата — откат. К документам я не имел никакого отношения. Я в них не разбираюсь.
— Ну… не разбирайся и дальше.
Внезапно Артур, размахнувшись, хватил по плечу Алексея, своего родного брата, худощавого светловолосого парня 23-х лет, всё это время молча сидевшего за столом.
— Алексей… шахсей-вахсей! Говорил тебе: учи менеджмент, помогай брату! Хрен тебе! Одна мохнатка на уме…
Алексей поднял на брата свои печальные глаза и промолчал.
Принесли еще три кружки пива и бутылку водки.
— Сейчас напьёмся, как взрослые пацаны, — сказал Артур, разливая водку.
Владимир посмотрел на Алексея и вопросительно уставился на Артура. Чокнувшись рюмками, выпили. Потом Артур пояснил.
Его брат долгое время встречался с девушкой. Отец Альбины Евсеевой — так зовут девушку — предприниматель, соучредитель крупной фирмы, занимающейся производством абразивных материалов. Алексей после окончания института устроился обычным инженером в некое конструкторское бюро. С Альбиной у него была безумная любовь. Её родители благосклонно относились к их отношениям. Алексей им нравился, его хорошо принимали. Ему даже выписали доверенность на машину, которую отец Альбины подарил дочери. Их отпускали вдвоём на юг. Алексей часто ночевал у неё дома. Дело шло к свадьбе. И вот, в какой-то момент что-то сломалось. Альбина стала прохладно к нему относиться. Они стали реже видеться. Любовные отношения прекратились. Алексей пытался выяснить, что происходит, но она отмалчивалась. А однажды куда-то уехала. Он пытался узнать у её отца, куда, но тот лишь отводил глаза. Потом она вернулась. Алексей позвонил ей, но Альбина не подошла к телефону. Отец её ответил так: приезжай, Лёша, и разговаривай с ней сам!
Евсеевы жили в пригороде Волжского, в частном доме, недалеко от реки Ахтубы. Когда он к ним приехал, отец Альбины сказал, что она пошла на речку. Алексей направился туда, и обнаружил её сидящей на берегу. Он бросился к ней с расспросами, пытался обнять её и поцеловать, но она от него отстранилась. Вот что она рассказала.
Некоторое время назад она познакомилась с одним мужчиной. Семён — так его звали — был намного старше её. Это был взрослый, самостоятельный, состоявшийся уже человек. Она польстилась на красивую жизнь, материальное благополучие? Нет, у неё и так всё есть. Он обещал её любить осознанной любовью зрелого мужчины? Нет, он ничего не обещал. Сказал, что она вольна делать всё, что хочет — встречаться с кем-то еще, и может освободиться, как только пожелает. Она влюбилась без памяти и требовала от него того же самого — чтобы он принадлежал ей без остатка. Он повёз её на юг. Там они провели две недели. Это были действительно незабываемые дни. Она поняла, что Семён — мужчина её мечты. Взрослый, сильный, с правильной системой ценностей, со своим мировоззрением.
… Сказка кончилась. Семён посадил её на поезд и отправил в Волгоград. Сказал, что им пора расстаться. Объяснил, что не хочет портить ей жизнь. У него своя судьба, свои сложности, и он не хочет, чтобы его неприятности отравили её существование. Она сказала, что готова разделить его трудности, что они легко преодолеют все невзгоды, потому что будут вместе. Но он уже принял решение. Так они расстались.
Выслушав, Алексей стал умолять её остаться с ним. Он готов был ей всё простить, лишь бы она вернулась к нему. Но Альбина была непреклонна. Семён затмил ей весь мир. Обратно нет пути.
Алексей оставил Альбину на берегу и вернулся в дом. Там он уговаривал её отца, чтобы тот убедил Альбину передумать. Несостоявшийся тесть лишь грустно покачал головой: мол, пытался уже. Они вместе с матерью еще до поездки на юг упрашивали Альбину не сходить с ума — знали, чем это может кончиться. К тому же мутный это тип — Семён. Обеспеченный, но непонятно, чем занимается. Бесполезно. Она была как одержимая. Пока была на море, они волновались, звонили постоянно в номер, проверяли, всё ли в порядке. И они — отец с матерью — рады, что хоть благополучно вернулась домой.
Артур и Наталья Михайловна, их с Алексеем мать, считают, что всё к лучшему. Они с самого начала думали, что нехорошее это дело — быть в примаках. И неважно, как тесть с тёщей к тебе относятся. Вот когда ты сам обеспечиваешь семью — это другое дело.
— Ничего, брат, — сказал Артур, опрокинув стопку. — Найдём тебе бабу — без п…ды, но работящую!
И громко расхохотался. Потом вдруг стал серьёзным.
— Вовок, а ты сможешь разобраться во всех этих грёбаных бумагах? Я приведу тебя на фирму, представлю родственником, потребую всю документацию?
— Всё это ерунда, — скривился Владимир. — Он включит дурака, и вывернется. И я не шарю в документах. Работаю чисто без бумаг. Нет документов — нет проблем.
— Пускай не шаришь, но ты сделай умный вид, просмотри все бумаги.
— Что это даст?
Лицо Артура стало жестким.
— А то, что я ему верю, как самому себе. Мне, сука, трудно понять, где он брешет, а где нет! Ты — посторонний, тебе со стороны будет видно… если он заврётся.
И он разлил по новой. Поднял рюмку, потом с силой поставил её на стол, так, что расплескал половину.
— Неужели он, сука, меня обманывает?! Я же сделал ему всё.
Владимир улыбнулся:
— Оказанная услуга уже ничего не стоит.
Глава 29
Она лежала на мокрой гальке, и прозрачные струи набегавшей волны омывали её, лаская разомлевшее тело.
— Ты чего стоишь такой, как истукан? — спросила она, приподнявшись на локте. — Иди ко мне.
На рейде стояли две яхты. Андрей смотрел на них, представляя себе беззаботную жизнь на паруснике, который никуда не спешит. Тропические острова, ослепительно белый песок, склонившиеся над водой пальмы. И Она рядом с ним. Какой-то яхто-бред.
Он перевел на неё свой мечтательный взгляд. На её запястье блеснула цепь с крестом, надетая как браслет.
— Пойдем поплаваем, — сказал Андрей.
Легко взяв Катю на руки, он вошёл в воду. Зайдя по грудь, отпустил её. В блеске заходящего солнца море играло тихой волной. Безбрежная синева впереди, и лёгкая дымка на горизонте — там, где морские просторы смыкались с небом. Поверх этой золотисто-синей дымки смутное палевое небо нависало беспредельной глубиной.
Он медленно плыл вслед за ней, наблюдая за движением её ног в прозрачной воде. Браслет с таким же крестиком, как на цепочке, поблескивал на её правой лодыжке, то приближаясь, то исчезая в глубине. Как завороженный, следил Андрей за этими движениями.
— Андрюша… ты всегда смотришь на определённые части тела, — протянула она, не оборачиваясь. — Плыви рядом со мной!
Он догнал её, и поплыл с ней вровень. Впереди, как два одиноких креста, покачивались мачты яхт.
«Как я заработаю на яхту, находясь на перманентном отдыхе?» — думал Андрей.
Неожиданный и столь приятный отпуск длился уже больше месяца. Что будет дальше? Андрей намекал ей на то, что нужно думать о работе. Отдых — это прекрасно, но… денег остался последний мешок, когда-нибудь и он закончится. Катя отвечала, что её деньги остались нетронутыми — расходуя свои, он не позволял их тратить. Так что пока можно ни о чём не беспокоиться.
Андрей всё равно беспокоился. Не может он полагаться на деньги своей девушки. Это нонсенс. Он разве нетрудоспособный инвалид?! У него возникло множество идей. Он рвался их осуществлять. Но его устремления были встречены непониманием.
«Тебе что, здесь плохо? Море, солнце, горы… и наша огромная, как небо, любовь!» — весело щебетала она. Праздное времяпровождение казалось ей осмысленным, деятельным, устремлённым к какой-то цели, как будто это совершался особый творческий акт.
Когда просьбы Андрея вернуться в Волгоград стали более настойчивыми, Катя заявила, что не хочет туда возвращаться. Этот город ей не нравится. «Тогда что? — спросил он. — Оставаться здесь? Устраиваться к Анзору пастухом?»
Так ни до чего не договорились.
И сейчас, в этой безмятежной стихии, беспокойные мысли вновь одолели его.
— Катюша, рыбка, — обратился он к ней, когда они остановились, и повернулись друг к другу. — Почему ты не хочешь возвращаться в Волгоград?
Она задорно улыбнулась.
— Такого нет города. Ты что, забыл?
— Катя! — сказал он строго.
И тут же улыбнулся. Хотя ему было не до смеха, но на неё он не мог долго сердиться. Он посмотрел на яхты, и снова мечты о путешествиях овладели им. Ему даже показалось, что он видит тени под водой — следы проплывающих акул.
— Давай всерьёз обсудим этот вопрос!
Она плавала вокруг него, и ему приходилось крутиться на месте, чтобы не выпустить её из виду. Наконец, она ответила:
— А разве есть на свете что-то, что можно было бы назвать серьёзным?
Он снова хотел разозлиться, но передумал, засмотревшись на её ноги, то появлявшиеся из влажных недр, то погружавшиеся обратно.
Она наслаждалась своей властью над его настроением. Дразнила, брызгала водой, ныряла, уплывала от него. Ему во что бы то ни стало захотелось выяснить этот вопрос: что делать дальше? Но ей, очевидно, это было параллельно.
Она подплыла к нему. Её глаза озорно блестели.
— Что, милый… внутри себя… заскрежетал зубами?!
— Такое даже Шавликов не смог бы придумать!
— Тот самый — ходячий словарь речевых ошибок?
Он кивнул. Потом заразительно рассмеялся. Она растерянно улыбалась, не понимая причины такого веселья.
— Скоро ты тоже будешь внутри себя скрежетать зубами, — сказал он. — Кто у нас любит кушать мороженое… с кальцием?!
— Ну… знаешь! Такого хамства я давно не испытывала!
Она развернулась и поплыла от него. Андрей нырнул, и, проплыв под Катей, вынырнул прямо перед ней.
— Прости, Катюша!
Она обняла его за шею.
— Ты стоишь?
— Где ж мне тут стоять? Тут глубина — три моих роста!
Она прислонила ладонь к его губам:
— Прикрути немного звук. Ты так уверенно держался на воде, я подумала, что ты стоишь.
Засмеявшись, она провела пальцем по его лбу, носу, губам, подбородку.
— Солнце моё… ты меня спрашивал…
Глаза её вдруг стали серьёзными.
— Ты спрашивал. Скажу тебе. Я не хочу в Волгоград просто потому, что не вижу там для себя перспектив. Тут…
Она бросила быстрый взгляд на берег.
— Я вообще не представляю, чем тут можно заниматься… кроме как отдыхать. Мы можем поехать в Москву. Василий тебя устроит на работу. Или в Питер. Там у папусика знакомые.
— Но в Волгограде…
— Делать нечего, — резко перебила она.
— У меня уже начало что-то получаться…
— Заедем туда… буквально на несколько дней.
Мысли его путались. Первый раз он услышал от неё эти повелительные нотки. По-другому он представлял их отношения. Андрей всегда думал, что верховодить будет он. К тому же, ощущение невысказанности не покидало его. Ему казалось — Катя что-то недоговаривает. Существует некая тайна, которую она пока что держит при себе. И эта неизвестность злила его. Он не хотел быть игрушкой, пусть даже в этих чудесных ручках.
Она провела ладонью по его щеке.
— Андрюша… Доверься мне. Я всё сделаю так, как надо. У нас всё будет хорошо. Поверь мне.
— Скажи, что ты моя девчонка!
— Я твоя девчонка. Доволен?
— Скажи, что навсегда!
Она задумалась. Ласковые прозрачные волны быстрой, гибкой полосой бежали к берегу. В её изумрудных глазах, тёмных в предвечернем сумраке, замерцали и вдруг затерялись таинственные искорки.
Он обхватил её за плечи. Расслабился, и перестал удерживаться в воде. Они ушли под воду. Она стала царапаться, вырываться из его объятий. Он отпустил её, и они вынырнули. Она тяжело дышала.
— Дикарь! Ты меня чуть не утопил.
И она попыталась его ударить, но он увернулся.
— Говори!
И он сделал вид, что снова собирается утащить её на глубину.
— Да, чудовище! Навсегда!
— Не понимаю, о чём ты. Что навсегда?
— Твоя навсегда! — громко крикнула она.
— Не надо так кричать. Я же не глухой.
«Не следуй за правдой, она истощает зрение», — шептал ему внутренний голос. И тут же, перекрывая голос разума, другой, более мощный голос, кричал: «Узнай всё!» Андрею безумно захотелось всё у неё выпытать. Он спросил:
— Тебе в Волгограде просто не нравится? Не видишь перспектив? Других нет причин туда не возвращаться?
Она держалась за его плечи. Отдышавшись, сказала:
— Поплыли уже. Устала я тут висеть на тебе.
И, легонько оттолкнувшись от него, она поплыла к берегу.
Колесница солнца скатывалась за горизонт, роняя в море огненные спицы. Поднимался бледно-серебряный щит луны. Белело сонливое облако, как лебедь над синей водой. Лёгкий ветерок нехотя теребил листву, опалённую жарким солнцем.
Андрей размышлял над тем, что сказала ему Катя. Равнодушно сыплется песок в часах из верхнего шара в нижний. Время безжалостно, и как-то не улыбается очутиться внизу.
Они выбрались на дорогу, и пошли по посёлку, мимо кирпичных, деревянных, и бамбуковых оград, за которыми зеленели сады, высились разноцветные дома, и раздавалось пёстрое многоголосье.
— Ты не хочешь надеть майку? — спросила Катя, прервав его задумчивость.
— Мне не холодно.
— Ты что, решил соблазнить всех местных женщин?… своим торсом… преувеличенно сексуальным…
Он послушно надел майку. И обратил внимание на то, что Катино коротенькое платье, открывая на всеобщее обозрение её преувеличенно сексуальные прелести, само по себе выглядит вызывающе.
Она шла рядом с ним. Весело цокали каблучки её туфелек. Мерно покачивался серебряный крестик на её лодыжке. Она спросила:
— Я всё думаю: у нас что-то было утром, или это мне приснилось?
— Да, было. Я пробрался в твои сны.
— Ты пробрался… Ты нагло вошёл! В мирно спящую девушку…
Она взяла его за руку.
— И это не первый раз. Я смотрю, это вошло у тебя в систему — врываться без предупреждения!
Он ответил наугад и с трудом улыбнулся, чтобы скрыть своё грубое и вполне определенное желание. Надо хотя бы дойти до подножия горы. Катя заметила его горячий взгляд. Она казалась довольной.
— Дикарь!
Она сообщила, что проголодалась, и, когда они придут, первым делом надо поужинать, потом… отведать десерт, потом… есть, есть, есть без остановки. Что касается остальных услад — это уже было утром, и на сегодня достаточно.
Её грудной голос, заволакиваясь и замирая, ласкал его помимо его воли. Она, так же как и он, говорила ничего не значащие слова:
— Какие красивые дома! Какой прекрасный вечер!
— Знаешь, дружочек, — сказала она, размахивая пляжной сумочкой, — с тобой я стала совсем глупенькой! Несу всякий вздор, коверкаю фразы. То, что сейчас в моей голове, нет больше ни у кого. Ты во всём виноват!
Он соглашался со всем, что она говорила.
— Как! — воскликнула она возмущенно. — Ты считаешь меня глупенькой? Считаешь, что я несу всякий вздор?!
И он отрёкся от своих слов. Но было уже поздно.
— Думала, что окажу милость, и может… уступлю. Теперь всё — границы на замке. Замки на границах. Не прорвёшься.
Но вскоре, поймав его очередной взгляд, скользивший по «определенным частям тела», она сказала, что, возможно, откроет границы.
— Наверное, всё-таки попристаю к тебе. Надо пользоваться моментом, ведь после свадьбы этогоне будет.
— Понятное дело, — согласился он. — Разве у законных супругов могут быть интимные отношения?!
— Нет, конечно. Это ископаемый взгляд на вещи — интимные отношения после свадьбы.
Стемнело, когда они пришли. Андрей зажег светильник. Милый, спокойный свет шёл от лампы — маленького полупрозрачного тюльпана. Убирая днём комнату, Нина Алексеевна поставила в вазу букет белых роз. Кувшин вина и ваза с фруктами стояли на столе. Несколько пар Катиных туфель, в беспорядке разбросанных с утра, аккуратно выстроились у стены. На малиновом покрывале лежало чистое полотенце.
— Пахнет любовью! — сказала она, медленно расстегивая пуговки на своём платье.
Опустившись на пол, Андрей стал рыться в сумке. Нужно было найти записную книжку и положить на видное место. Иначе с утра он опять забудет, и снова не позвонит из посёлка в Волгоград.
Забравшись на подоконник, она наблюдала за Андреем. Ваза с фруктами стояла рядом с ней. Взяв оттуда персик, Катя надкусила его. Сладкая капелька упала ей на грудь. Туфелька, соскользнув с её левой ноги, упала на пол, опустившись рядом с небрежно брошенным платьем.
Бросая взгляды на покачивавшуюся ножку в туфельке, которая вот-вот соскочит вслед за своим близнецом, Андрей продолжал рыться в сумке. Тут розовая туфелька, описав дугу, опустилась прямо в раскрытую сумку, прикрыв собою записную книжку, которую он наконец-то нашёл.
Отложив персик, Катя принялась стягивать с себя трусики — последнее, что осталось на ней из одежды. Поднявшись с пола, Андрей подошёл к ней. Перед его глазами всё еще была двигавшаяся по полу тень от сброшенной с ноги туфельки.
Он целовал Катины плечи, её губы, её грудь. Она его обняла за шею, и её волосы, точно теплая вода, коснулись его лба, щёк, и в полумраке этих тёмных, рассыпавшихся волос он увидел её глаза.
Её шепот заглушил в нём голос разума и тот, другой, более властный голос, требовавший во что бы то ни стало докопаться до правды.
— Давай же… Чего ты ждёшь? Почему нигде не сказано, что делать с медлительными?…
Биение сердец, этот ритм жизни, горячее дыхание, страстный шепот, приглушенные стоны — всё это слилось в одну мелодию.
— Помедленнее… не так быстро… Да, солнце…
И эти повторявшиеся мелодии, уходя по спирали в вечность, теряясь в завывании горных ветров, в ударах волн о берег, рождали магическую музыку любви.
В динамичном ритме повторявшихся движений двигался, работал любовный метроном.
— Только не останавливайся… Пока не надо глубже…
Луна залила комнату серебристо-синим светом. В открытые окна пробиралась ночная свежесть. Белые розы казались льдисто-голубыми.
А за окнами шумели и шумели листья. И сквозь жалобу леса пробивались жаркие слова:
— Люби меня! Сильнее…
— Ты чего стоишь такой, как истукан? — спросила она, приподнявшись на локте. — Иди ко мне.
На рейде стояли две яхты. Андрей смотрел на них, представляя себе беззаботную жизнь на паруснике, который никуда не спешит. Тропические острова, ослепительно белый песок, склонившиеся над водой пальмы. И Она рядом с ним. Какой-то яхто-бред.
Он перевел на неё свой мечтательный взгляд. На её запястье блеснула цепь с крестом, надетая как браслет.
— Пойдем поплаваем, — сказал Андрей.
Легко взяв Катю на руки, он вошёл в воду. Зайдя по грудь, отпустил её. В блеске заходящего солнца море играло тихой волной. Безбрежная синева впереди, и лёгкая дымка на горизонте — там, где морские просторы смыкались с небом. Поверх этой золотисто-синей дымки смутное палевое небо нависало беспредельной глубиной.
Он медленно плыл вслед за ней, наблюдая за движением её ног в прозрачной воде. Браслет с таким же крестиком, как на цепочке, поблескивал на её правой лодыжке, то приближаясь, то исчезая в глубине. Как завороженный, следил Андрей за этими движениями.
— Андрюша… ты всегда смотришь на определённые части тела, — протянула она, не оборачиваясь. — Плыви рядом со мной!
Он догнал её, и поплыл с ней вровень. Впереди, как два одиноких креста, покачивались мачты яхт.
«Как я заработаю на яхту, находясь на перманентном отдыхе?» — думал Андрей.
Неожиданный и столь приятный отпуск длился уже больше месяца. Что будет дальше? Андрей намекал ей на то, что нужно думать о работе. Отдых — это прекрасно, но… денег остался последний мешок, когда-нибудь и он закончится. Катя отвечала, что её деньги остались нетронутыми — расходуя свои, он не позволял их тратить. Так что пока можно ни о чём не беспокоиться.
Андрей всё равно беспокоился. Не может он полагаться на деньги своей девушки. Это нонсенс. Он разве нетрудоспособный инвалид?! У него возникло множество идей. Он рвался их осуществлять. Но его устремления были встречены непониманием.
«Тебе что, здесь плохо? Море, солнце, горы… и наша огромная, как небо, любовь!» — весело щебетала она. Праздное времяпровождение казалось ей осмысленным, деятельным, устремлённым к какой-то цели, как будто это совершался особый творческий акт.
Когда просьбы Андрея вернуться в Волгоград стали более настойчивыми, Катя заявила, что не хочет туда возвращаться. Этот город ей не нравится. «Тогда что? — спросил он. — Оставаться здесь? Устраиваться к Анзору пастухом?»
Так ни до чего не договорились.
И сейчас, в этой безмятежной стихии, беспокойные мысли вновь одолели его.
— Катюша, рыбка, — обратился он к ней, когда они остановились, и повернулись друг к другу. — Почему ты не хочешь возвращаться в Волгоград?
Она задорно улыбнулась.
— Такого нет города. Ты что, забыл?
— Катя! — сказал он строго.
И тут же улыбнулся. Хотя ему было не до смеха, но на неё он не мог долго сердиться. Он посмотрел на яхты, и снова мечты о путешествиях овладели им. Ему даже показалось, что он видит тени под водой — следы проплывающих акул.
— Давай всерьёз обсудим этот вопрос!
Она плавала вокруг него, и ему приходилось крутиться на месте, чтобы не выпустить её из виду. Наконец, она ответила:
— А разве есть на свете что-то, что можно было бы назвать серьёзным?
Он снова хотел разозлиться, но передумал, засмотревшись на её ноги, то появлявшиеся из влажных недр, то погружавшиеся обратно.
Она наслаждалась своей властью над его настроением. Дразнила, брызгала водой, ныряла, уплывала от него. Ему во что бы то ни стало захотелось выяснить этот вопрос: что делать дальше? Но ей, очевидно, это было параллельно.
Она подплыла к нему. Её глаза озорно блестели.
— Что, милый… внутри себя… заскрежетал зубами?!
— Такое даже Шавликов не смог бы придумать!
— Тот самый — ходячий словарь речевых ошибок?
Он кивнул. Потом заразительно рассмеялся. Она растерянно улыбалась, не понимая причины такого веселья.
— Скоро ты тоже будешь внутри себя скрежетать зубами, — сказал он. — Кто у нас любит кушать мороженое… с кальцием?!
— Ну… знаешь! Такого хамства я давно не испытывала!
Она развернулась и поплыла от него. Андрей нырнул, и, проплыв под Катей, вынырнул прямо перед ней.
— Прости, Катюша!
Она обняла его за шею.
— Ты стоишь?
— Где ж мне тут стоять? Тут глубина — три моих роста!
Она прислонила ладонь к его губам:
— Прикрути немного звук. Ты так уверенно держался на воде, я подумала, что ты стоишь.
Засмеявшись, она провела пальцем по его лбу, носу, губам, подбородку.
— Солнце моё… ты меня спрашивал…
Глаза её вдруг стали серьёзными.
— Ты спрашивал. Скажу тебе. Я не хочу в Волгоград просто потому, что не вижу там для себя перспектив. Тут…
Она бросила быстрый взгляд на берег.
— Я вообще не представляю, чем тут можно заниматься… кроме как отдыхать. Мы можем поехать в Москву. Василий тебя устроит на работу. Или в Питер. Там у папусика знакомые.
— Но в Волгограде…
— Делать нечего, — резко перебила она.
— У меня уже начало что-то получаться…
— Заедем туда… буквально на несколько дней.
Мысли его путались. Первый раз он услышал от неё эти повелительные нотки. По-другому он представлял их отношения. Андрей всегда думал, что верховодить будет он. К тому же, ощущение невысказанности не покидало его. Ему казалось — Катя что-то недоговаривает. Существует некая тайна, которую она пока что держит при себе. И эта неизвестность злила его. Он не хотел быть игрушкой, пусть даже в этих чудесных ручках.
Она провела ладонью по его щеке.
— Андрюша… Доверься мне. Я всё сделаю так, как надо. У нас всё будет хорошо. Поверь мне.
— Скажи, что ты моя девчонка!
— Я твоя девчонка. Доволен?
— Скажи, что навсегда!
Она задумалась. Ласковые прозрачные волны быстрой, гибкой полосой бежали к берегу. В её изумрудных глазах, тёмных в предвечернем сумраке, замерцали и вдруг затерялись таинственные искорки.
Он обхватил её за плечи. Расслабился, и перестал удерживаться в воде. Они ушли под воду. Она стала царапаться, вырываться из его объятий. Он отпустил её, и они вынырнули. Она тяжело дышала.
— Дикарь! Ты меня чуть не утопил.
И она попыталась его ударить, но он увернулся.
— Говори!
И он сделал вид, что снова собирается утащить её на глубину.
— Да, чудовище! Навсегда!
— Не понимаю, о чём ты. Что навсегда?
— Твоя навсегда! — громко крикнула она.
— Не надо так кричать. Я же не глухой.
«Не следуй за правдой, она истощает зрение», — шептал ему внутренний голос. И тут же, перекрывая голос разума, другой, более мощный голос, кричал: «Узнай всё!» Андрею безумно захотелось всё у неё выпытать. Он спросил:
— Тебе в Волгограде просто не нравится? Не видишь перспектив? Других нет причин туда не возвращаться?
Она держалась за его плечи. Отдышавшись, сказала:
— Поплыли уже. Устала я тут висеть на тебе.
И, легонько оттолкнувшись от него, она поплыла к берегу.
Колесница солнца скатывалась за горизонт, роняя в море огненные спицы. Поднимался бледно-серебряный щит луны. Белело сонливое облако, как лебедь над синей водой. Лёгкий ветерок нехотя теребил листву, опалённую жарким солнцем.
Андрей размышлял над тем, что сказала ему Катя. Равнодушно сыплется песок в часах из верхнего шара в нижний. Время безжалостно, и как-то не улыбается очутиться внизу.
Они выбрались на дорогу, и пошли по посёлку, мимо кирпичных, деревянных, и бамбуковых оград, за которыми зеленели сады, высились разноцветные дома, и раздавалось пёстрое многоголосье.
— Ты не хочешь надеть майку? — спросила Катя, прервав его задумчивость.
— Мне не холодно.
— Ты что, решил соблазнить всех местных женщин?… своим торсом… преувеличенно сексуальным…
Он послушно надел майку. И обратил внимание на то, что Катино коротенькое платье, открывая на всеобщее обозрение её преувеличенно сексуальные прелести, само по себе выглядит вызывающе.
Она шла рядом с ним. Весело цокали каблучки её туфелек. Мерно покачивался серебряный крестик на её лодыжке. Она спросила:
— Я всё думаю: у нас что-то было утром, или это мне приснилось?
— Да, было. Я пробрался в твои сны.
— Ты пробрался… Ты нагло вошёл! В мирно спящую девушку…
Она взяла его за руку.
— И это не первый раз. Я смотрю, это вошло у тебя в систему — врываться без предупреждения!
Он ответил наугад и с трудом улыбнулся, чтобы скрыть своё грубое и вполне определенное желание. Надо хотя бы дойти до подножия горы. Катя заметила его горячий взгляд. Она казалась довольной.
— Дикарь!
Она сообщила, что проголодалась, и, когда они придут, первым делом надо поужинать, потом… отведать десерт, потом… есть, есть, есть без остановки. Что касается остальных услад — это уже было утром, и на сегодня достаточно.
Её грудной голос, заволакиваясь и замирая, ласкал его помимо его воли. Она, так же как и он, говорила ничего не значащие слова:
— Какие красивые дома! Какой прекрасный вечер!
— Знаешь, дружочек, — сказала она, размахивая пляжной сумочкой, — с тобой я стала совсем глупенькой! Несу всякий вздор, коверкаю фразы. То, что сейчас в моей голове, нет больше ни у кого. Ты во всём виноват!
Он соглашался со всем, что она говорила.
— Как! — воскликнула она возмущенно. — Ты считаешь меня глупенькой? Считаешь, что я несу всякий вздор?!
И он отрёкся от своих слов. Но было уже поздно.
— Думала, что окажу милость, и может… уступлю. Теперь всё — границы на замке. Замки на границах. Не прорвёшься.
Но вскоре, поймав его очередной взгляд, скользивший по «определенным частям тела», она сказала, что, возможно, откроет границы.
— Наверное, всё-таки попристаю к тебе. Надо пользоваться моментом, ведь после свадьбы этогоне будет.
— Понятное дело, — согласился он. — Разве у законных супругов могут быть интимные отношения?!
— Нет, конечно. Это ископаемый взгляд на вещи — интимные отношения после свадьбы.
Стемнело, когда они пришли. Андрей зажег светильник. Милый, спокойный свет шёл от лампы — маленького полупрозрачного тюльпана. Убирая днём комнату, Нина Алексеевна поставила в вазу букет белых роз. Кувшин вина и ваза с фруктами стояли на столе. Несколько пар Катиных туфель, в беспорядке разбросанных с утра, аккуратно выстроились у стены. На малиновом покрывале лежало чистое полотенце.
— Пахнет любовью! — сказала она, медленно расстегивая пуговки на своём платье.
Опустившись на пол, Андрей стал рыться в сумке. Нужно было найти записную книжку и положить на видное место. Иначе с утра он опять забудет, и снова не позвонит из посёлка в Волгоград.
Забравшись на подоконник, она наблюдала за Андреем. Ваза с фруктами стояла рядом с ней. Взяв оттуда персик, Катя надкусила его. Сладкая капелька упала ей на грудь. Туфелька, соскользнув с её левой ноги, упала на пол, опустившись рядом с небрежно брошенным платьем.
Бросая взгляды на покачивавшуюся ножку в туфельке, которая вот-вот соскочит вслед за своим близнецом, Андрей продолжал рыться в сумке. Тут розовая туфелька, описав дугу, опустилась прямо в раскрытую сумку, прикрыв собою записную книжку, которую он наконец-то нашёл.
Отложив персик, Катя принялась стягивать с себя трусики — последнее, что осталось на ней из одежды. Поднявшись с пола, Андрей подошёл к ней. Перед его глазами всё еще была двигавшаяся по полу тень от сброшенной с ноги туфельки.
Он целовал Катины плечи, её губы, её грудь. Она его обняла за шею, и её волосы, точно теплая вода, коснулись его лба, щёк, и в полумраке этих тёмных, рассыпавшихся волос он увидел её глаза.
Её шепот заглушил в нём голос разума и тот, другой, более властный голос, требовавший во что бы то ни стало докопаться до правды.
— Давай же… Чего ты ждёшь? Почему нигде не сказано, что делать с медлительными?…
Биение сердец, этот ритм жизни, горячее дыхание, страстный шепот, приглушенные стоны — всё это слилось в одну мелодию.
— Помедленнее… не так быстро… Да, солнце…
И эти повторявшиеся мелодии, уходя по спирали в вечность, теряясь в завывании горных ветров, в ударах волн о берег, рождали магическую музыку любви.
В динамичном ритме повторявшихся движений двигался, работал любовный метроном.
— Только не останавливайся… Пока не надо глубже…
Луна залила комнату серебристо-синим светом. В открытые окна пробиралась ночная свежесть. Белые розы казались льдисто-голубыми.
А за окнами шумели и шумели листья. И сквозь жалобу леса пробивались жаркие слова:
— Люби меня! Сильнее…