Страница:
— Вы передали, вам и отвечать, — рассудительно проговорил Капранов. — Если москвичи нас засудят, продадим ваши фирмы, ваши акции, и этими деньгами расплатимся.
— Нашли крайнего! — возмутился Шмерко. — Работали все, а расплачиваться одному?!
И снова на него все набросились. Он отмахивался от одних, что-то кричал другим. Гул возмущения, презрительное шипение, заносчивые выкрики — всё смешалось. Улучив момент, Второв предложил воспользоваться бюджетными деньгами, чтобы расплатиться с «Химтрастом».
Все недоуменно переглянулись. Предложение поддержали Силантьев и Першин.
Возмутился Заводовский: неразумно расплачиваться по долгам живыми деньгами, столь нужными для модернизации завода. Его поддержал Капранов, считавший необходимым использовать деньги для повышения капитализации предприятия. А при переоценке можно повысить стоимость какого-нибудь устаревшего ненужного оборудования, и отдать его кредиторам в счёт оплаты долга.
— Как же мы будем выкупать госпакет, если стоимость завода будет искусственно завышена? — спросил Мордвинцев. — Ведь договорились наоборот: перед торгами эту стоимость максимально занизить.
Наступила тишина. Все напряжённо думали.
— Зачем платить? — сказал Шмерко, и обратился к Закревскому, как представителю Давиденко. — Хотели же поймать Тихонова, и разобраться с ним. Или оспорить в суде вексель, выиграть кассацию.
— Да, что нам скажет безопасность? — крякнул Гетманов.
Кашлянув, Закревский осторожно проговорил, что работа ведётся, Тихонова ищут. Что касается оспаривания подлинности векселя, в частности принадлежности передаточной надписи Кондаурову, это практически невозможно. Необходимы связи с московскими экспертами, а таковых нет ни у кого. Относительно кассации — это капиталоёмкий процесс, чтобы выиграть суд, нужны деньги. А денег нет.
И снова в адрес Шмерко посыпались возмущённые возгласы. Кто-то предложил продать еремеевские фирмы, и вырученными деньгами оплатить все судебные издержки.
Закревский предложил следующий вариант: инициировать иски от смежников, от поставщиков завода из числа государственных предприятий, которым должен «ВХК». По письму одного из них арбитражный суд признает предприятие банкротом и назначит конкурсное управление, в котором будут преобладать дружественные предприятию люди. Иск «Химтраста» потеряется среди других исков, к тому же, выплаты госпредприятиям будет первоочередной по отношению ко всем остальным. Тут акционеры «ВХК», договорившись с конкурсным управляющим, и вытащат свои деньги, на которые выкупят госпакет.
— Как же ты планируешь договориться с десятком таких, как мы, коллективов? — спросил Воропаев. — Думаешь, там люди детсадами заведуют?
— Наебут, фамилию не спросят, — пробурчал Капранов.
— Последнее вынесут, — добавил Гетманов.
Мордвинцев предложил задействовать дополнительные силы для поисков Тихонова. Если нужно, подтянуть «офис», или найти эффективных ребят из Москвы, чтобы наехать на представителей «Химтраста», чтобы те сдали своих хозяев, — наверняка же Тихонов — подставная фигура.
Представителя «Приоритета» поддержал Капранов. Он также, как и господин Шарифулин, не пожалеет на это денег, ведь это самый простой способ решения проблемы.
Черкасов решительно возразил: противозаконные действия скомпрометируют завод, и, неизвестно, что за люди стоят за Тихоновым.
— Вот и хорошо, пусть приедут, покажут своё лицо, — весомо проговорил Капранов. — А то что нам тут присылают своих шнурков.
Завязалась перепалка. Гетманов обвинил Черкасова в двурушничестве, тот обвинил собравшихся в недальновидности.
Мордвинцев внёс предложение: завод сдаёт дилерским фирмам большую часть производственных помещений вместе с оборудованием в долгосрочную аренду с правом выкупа, причем площади и оборудование сдавать разным юридическим лицам, — чтобы потом, в случае форс-мажорных обстоятельств, было труднее распутать весь клубок. Или, при невозможности быстрой организации аукциона по продаже госпакета акций, организовать инвестиционный конкурс, при котором предпочтение будет отдано тому покупателю, который пообещает вложить в модернизацию завода наибольшую сумму денег, — ведь можно оформить на бумаге какую угодно сумму, а обещание не выполнить, никто же не проверит.
Пока суд да дело — адвокаты и приставы будут всячески затягивать процесс — имущество предприятия окажется в руках аффилированных компаний, и кредиторы, если вдруг и окажутся на заводе, ничего не смогут взять.
Эту идею поддержал Капранов. Першин выступил против: производство останавливать нельзя, а любая реорганизация именно к этому и ведёт. Ведь новоиспеченным производителям, арендующим производственные мощности, понадобятся новые лицензии и сертификаты.
— Да что ты всё охаиваешь, предложил бы что-нибудь сам, — гневно выкрикнул Гетманов. — А то сидит, только плечи шевелятся.
Черкасов ответил за Першина.
— Давайте заплатим долг из бюджетных денег.
— Да покусают блохи твой язык! — ощерился Гетманов. — А то где это видано, чтобы транспортные деньги отдавали обратно москвачам…
— Трансфертные, — поправил Шмерко.
— Не бубни под руку. Транс… муданс… Это тебе не яблоки и не груши, чтобы их просто так обратно отдавать… квачам-москвачам.
Воропаев, Мордвинцев и Шмерко дружно засмеялись, Капранов, ухмыльнувшись, победно посмотрел на троицу — Второва, Черкасова, и Першина — мол, что, съели.
Потом все примолкли. В наступившей тишине было слышно, как Заводовский шелестит своими бумагами. Наконец, гендиректор затронул ещё один вопрос повестки дня: выплата долгов по зарплате. Нельзя ли, раз уж речь зашла о государственном вспомощенствовании, что-нибудь выделить рабочим, а то они не выходят на работу, срывают план.
— Зряплаты, приплаты, — живо откликнулся Гетманов. — Балуете вы их, товарищ гендиректор, — в то время, как правление мобилизует гнев масс, ярость, нацеливает на трудовые победы. Ваша интеллигентская дряблость, левацкий гуманизм в нашем деле не годится. Наш реформаторский, рыночный гуманизм суровый. Церемоний мы не знаем.
— Хотя бы немножко, Афанасий Иванович, — беспомощно проговорил Заводовский.
— И решения ваши — как были, так и остались — половинчатые, мягкие, — сурово отрезал Гетманов. — Не можете управляться с народом, — объявляйте лох-аут…
— Локаут, — поправил Шмерко.
Гетманов наморщил лоб.
— Лох…еби его… нокаут. Ну, ты, понял.
Вопросы были исчерпаны, поступило предложение совещание закрыть.
На улице, прощаясь со всеми, Капранов попросил задержаться Закревского и Мордвинцева, сказав многозначительно, что «есть тема для разговора». Второв попробовал было примкнуть к задержавшейся троице, но Капранов сухо сказал, что «разговор пойдёт приватный».
И Второву пришлось уйти.
Глава 94
— Нашли крайнего! — возмутился Шмерко. — Работали все, а расплачиваться одному?!
И снова на него все набросились. Он отмахивался от одних, что-то кричал другим. Гул возмущения, презрительное шипение, заносчивые выкрики — всё смешалось. Улучив момент, Второв предложил воспользоваться бюджетными деньгами, чтобы расплатиться с «Химтрастом».
Все недоуменно переглянулись. Предложение поддержали Силантьев и Першин.
Возмутился Заводовский: неразумно расплачиваться по долгам живыми деньгами, столь нужными для модернизации завода. Его поддержал Капранов, считавший необходимым использовать деньги для повышения капитализации предприятия. А при переоценке можно повысить стоимость какого-нибудь устаревшего ненужного оборудования, и отдать его кредиторам в счёт оплаты долга.
— Как же мы будем выкупать госпакет, если стоимость завода будет искусственно завышена? — спросил Мордвинцев. — Ведь договорились наоборот: перед торгами эту стоимость максимально занизить.
Наступила тишина. Все напряжённо думали.
— Зачем платить? — сказал Шмерко, и обратился к Закревскому, как представителю Давиденко. — Хотели же поймать Тихонова, и разобраться с ним. Или оспорить в суде вексель, выиграть кассацию.
— Да, что нам скажет безопасность? — крякнул Гетманов.
Кашлянув, Закревский осторожно проговорил, что работа ведётся, Тихонова ищут. Что касается оспаривания подлинности векселя, в частности принадлежности передаточной надписи Кондаурову, это практически невозможно. Необходимы связи с московскими экспертами, а таковых нет ни у кого. Относительно кассации — это капиталоёмкий процесс, чтобы выиграть суд, нужны деньги. А денег нет.
И снова в адрес Шмерко посыпались возмущённые возгласы. Кто-то предложил продать еремеевские фирмы, и вырученными деньгами оплатить все судебные издержки.
Закревский предложил следующий вариант: инициировать иски от смежников, от поставщиков завода из числа государственных предприятий, которым должен «ВХК». По письму одного из них арбитражный суд признает предприятие банкротом и назначит конкурсное управление, в котором будут преобладать дружественные предприятию люди. Иск «Химтраста» потеряется среди других исков, к тому же, выплаты госпредприятиям будет первоочередной по отношению ко всем остальным. Тут акционеры «ВХК», договорившись с конкурсным управляющим, и вытащат свои деньги, на которые выкупят госпакет.
— Как же ты планируешь договориться с десятком таких, как мы, коллективов? — спросил Воропаев. — Думаешь, там люди детсадами заведуют?
— Наебут, фамилию не спросят, — пробурчал Капранов.
— Последнее вынесут, — добавил Гетманов.
Мордвинцев предложил задействовать дополнительные силы для поисков Тихонова. Если нужно, подтянуть «офис», или найти эффективных ребят из Москвы, чтобы наехать на представителей «Химтраста», чтобы те сдали своих хозяев, — наверняка же Тихонов — подставная фигура.
Представителя «Приоритета» поддержал Капранов. Он также, как и господин Шарифулин, не пожалеет на это денег, ведь это самый простой способ решения проблемы.
Черкасов решительно возразил: противозаконные действия скомпрометируют завод, и, неизвестно, что за люди стоят за Тихоновым.
— Вот и хорошо, пусть приедут, покажут своё лицо, — весомо проговорил Капранов. — А то что нам тут присылают своих шнурков.
Завязалась перепалка. Гетманов обвинил Черкасова в двурушничестве, тот обвинил собравшихся в недальновидности.
Мордвинцев внёс предложение: завод сдаёт дилерским фирмам большую часть производственных помещений вместе с оборудованием в долгосрочную аренду с правом выкупа, причем площади и оборудование сдавать разным юридическим лицам, — чтобы потом, в случае форс-мажорных обстоятельств, было труднее распутать весь клубок. Или, при невозможности быстрой организации аукциона по продаже госпакета акций, организовать инвестиционный конкурс, при котором предпочтение будет отдано тому покупателю, который пообещает вложить в модернизацию завода наибольшую сумму денег, — ведь можно оформить на бумаге какую угодно сумму, а обещание не выполнить, никто же не проверит.
Пока суд да дело — адвокаты и приставы будут всячески затягивать процесс — имущество предприятия окажется в руках аффилированных компаний, и кредиторы, если вдруг и окажутся на заводе, ничего не смогут взять.
Эту идею поддержал Капранов. Першин выступил против: производство останавливать нельзя, а любая реорганизация именно к этому и ведёт. Ведь новоиспеченным производителям, арендующим производственные мощности, понадобятся новые лицензии и сертификаты.
— Да что ты всё охаиваешь, предложил бы что-нибудь сам, — гневно выкрикнул Гетманов. — А то сидит, только плечи шевелятся.
Черкасов ответил за Першина.
— Давайте заплатим долг из бюджетных денег.
— Да покусают блохи твой язык! — ощерился Гетманов. — А то где это видано, чтобы транспортные деньги отдавали обратно москвачам…
— Трансфертные, — поправил Шмерко.
— Не бубни под руку. Транс… муданс… Это тебе не яблоки и не груши, чтобы их просто так обратно отдавать… квачам-москвачам.
Воропаев, Мордвинцев и Шмерко дружно засмеялись, Капранов, ухмыльнувшись, победно посмотрел на троицу — Второва, Черкасова, и Першина — мол, что, съели.
Потом все примолкли. В наступившей тишине было слышно, как Заводовский шелестит своими бумагами. Наконец, гендиректор затронул ещё один вопрос повестки дня: выплата долгов по зарплате. Нельзя ли, раз уж речь зашла о государственном вспомощенствовании, что-нибудь выделить рабочим, а то они не выходят на работу, срывают план.
— Зряплаты, приплаты, — живо откликнулся Гетманов. — Балуете вы их, товарищ гендиректор, — в то время, как правление мобилизует гнев масс, ярость, нацеливает на трудовые победы. Ваша интеллигентская дряблость, левацкий гуманизм в нашем деле не годится. Наш реформаторский, рыночный гуманизм суровый. Церемоний мы не знаем.
— Хотя бы немножко, Афанасий Иванович, — беспомощно проговорил Заводовский.
— И решения ваши — как были, так и остались — половинчатые, мягкие, — сурово отрезал Гетманов. — Не можете управляться с народом, — объявляйте лох-аут…
— Локаут, — поправил Шмерко.
Гетманов наморщил лоб.
— Лох…еби его… нокаут. Ну, ты, понял.
Вопросы были исчерпаны, поступило предложение совещание закрыть.
На улице, прощаясь со всеми, Капранов попросил задержаться Закревского и Мордвинцева, сказав многозначительно, что «есть тема для разговора». Второв попробовал было примкнуть к задержавшейся троице, но Капранов сухо сказал, что «разговор пойдёт приватный».
И Второву пришлось уйти.
Глава 94
Гордеев, не торгуясь, взял первое попавшееся такси, стоявшее возле гостиницы «Украина». Андрей, чертыхнувшись, молча сел на заднее сиденье. Эти замашки внезапно разбогатевшего крестьянина раздражали его. ГАИшникам Гордеев, помимо штрафа, оставлял чаевые — мол, пускай заработают ребята, работа вредная. Ещё он им давал свои визитки — обращайтесь, мы работаем с КВД, мало ли, пригодится, знаем, есть у вас профессиональные вредности… Идиот, по себе судит…
Беря на Тверской проститутку, Глеб не ограничивался одними чаевыми. Он вёл девчат в ресторан, разыгрывая происходившее как случайное знакомство, а посещение гостиницы, интимное общение — как неизбежное развитие отношений. Разговаривал с ними за жизнь, допытывался, как они попали в сферу услуг, почему всё так. Девочки подыгрывали — платят ведь. Приятно ежели, клиенты вежливы.
А деньги он тратил общие, говоря: потом рассчитаемся.
По-барски развалившись на переднем сиденье, Глеб пил из горла французский коньяк, и вёл с таксистом обычную свою беседу: какой он крутой, что смог так выдвинуться. Хозяину «Вольво» он рассказывал, что, имея две машины — служебную «шестёрку» и собственный раздолбанный «ВАЗ-21099» — ощущает себя реальным барином.
Андрей опустил стекло — от Глеба несло, как из бочки. Он уже был пьян, а его физиологические особенности были таковы, что в этом состоянии у него происходило прямо-таки кошмарно-зловонное потоотделение.
Где-то на окраине Москвы Гордеев попросил остановиться возле палаток, торгующих одеждой. Там он купил первые попавшиеся туфли, надел их, а старые выбросил в урну.
Вернувшись в машину, объяснил: только утром заметил, что те протёрлись до дыр, поэтому нужно купить новые. А, поскольку он занятый человек, то и покупки совершает на ходу. Эти слова были адресованы Андрею. От Глеба не укрылось, с какой тщательностью его компаньон подбирал себе одежду, выискивая в фирменных салонах что-нибудь поинтереснее, и, вместе с тем, подешевле.
«Мели, Емеля, твоя неделя», — подумал Андрей.
И улыбнулся, подумав, как бы Ольга назвала Гордеевский прикид: Лох-дизайн, сделано в Лохляндии.
В эту поездку Андрею удалось побывать сразу на двух sales-meetings — в «Дэве» и «Эльсиноре».
От «Дэвы» осталось тягостное впечатление. Руководство радостно сообщило народу, что план продаж перевыполнен, компания заработала много денег. Но народу эти деньги не достались. Наградили только избранных. А люди, влюбившиеся в начальство, как дураки набитые, радовались. Старожилы вспомнили, что в трудную минуту, когда падали продажи, или падали котировки на бирже, когда компанию лихорадило, руководство сокращало зарплаты всем, включая водителей и уборщиц, а чтобы работники не слишком возмущались таким произволом, сокращали заодно рабочие места. Не потерявшие работу люди ощущали себя счастливыми и избранными на том только основании, что работы у них прибавилось, а денег стали платить меньше. Логично было бы предположить, что когда кризис пройдёт и наступит подъём, руководство компании так же поделит на всех прибыли, как делило в трудные дни убытки. Но турки, издревле поддерживавшие с Россией торговые и культурные взаимоотношения, отвечали чисто по-русски, словом из трёх букв: «Х. й!». Карали всех, а награждали только избранных, и эту дрянную модель справедливости называли корпоративной политикой.
И корпоративная вечеринка, демонстрация весёлого товарищества, оказалась противнее заказного протеста напротив Белого дома.
Местом для этой извращенной радости выбрали турецкий ресторан с невыговариваемым названием, расположенный на Ленинградке. Было бы сносно, если бы корпоративный праздник просто стал поводом прийти в нанятый компанией ресторан и напиться задаром алкогольного напитка, приправленного дурной закуской. Однако ж решили напыжиться, чтобы создать блестящий бал. На котором никто не умел танцевать. И устроили презентацию того, что приличным людям следовало бы скрывать. А все подумали, что это очень свежо и остроумно.
Главным развлечением дам являлось высматривание и обсуждение того, какими коровами выглядели сослуживицы, начальницы, и особенно жёны начальников, напялившие вечерние платья на свой целлюлит и фальшивые бриллианты на вскормленный фаст фудом зоб. При этом каждая считала себя в вечернем платье красавицей и не думала о том, что говорили о ней сослуживицы и подчинённые.
Мужчины же надели нарядные костюмы, болтавшиеся, как на корове седло, и напились, как следовало бы напиться в пивной за просмотром футбольного матча. А что обсуждали? Обсуждали дам, но не тех, что были в этом помещении. А тех, что поджидали клиентов на главной панели страны — на Тверской, на той же Ленинградке, но ближе к МКАДу, в некоторых местах Садового кольца, на Новом Арбате, в начале Кутузовского… да ещё бог знает где, — везде, где подберут желающие отдохнуть.
В общем, народ по-свински праздновал то, что его обманули; при этом готовность быть обманутым оказалась таким же свинством, как эта корпоративная вечеринка.
А в «Эльсиноре» всё было иначе. Оговоренную зарплату никто не отменял и не задерживал. Отличившихся премировали, отстающих похвалили за усердие. Отчёт о продажах напоминал посиделки во дворе на лавочке. Жуя конфету и смоля вонючим Merit-ом, великий и ужасный Альбертинелли с предельным вниманием выслушал каждого, произносившего свои предложения по увеличению продаж. И эти предложения, какими бы абсурдными не были, были обсуждены в комфортной, дружелюбной обстановке. Не слушая Анжелу, красневшую, сбивавшуюся с английского на русский, он, посмотрев на неё взглядом, которому бы позавидовали девушки с Тверской, произнёс: «Listen me, Anjela… I love you».
После этого Паоло подошёл к Евгении Тимашевской, и целых полтора часа обсуждал с ней концепцию продаж искусственных хрусталиков. Обсуждал бы ещё сутки, если бы время растягивалось, как тянучка у него во рту, и если б не закончился любимый Merit. А другие сигареты он не курил.
Вечеринку устроили во французском ресторане «Brasserie du Solei». Всё прошло уютно, по-домашнему. Вино лилось рекой, крепкие напитки никто не отменял, но почему-то никому не захотелось напиться. Народ рассказывал друг другу смешные истории, и — о ужас! — обсуждал рабочие дела. Паоло, распушив перья, кокетничал с Анжелой. Влад Дёмин, которого за мрачный габитус прозвали «папой», бросал понятные без слов взгляды на Онорину. Та стреляла глазками в сторону Тимашевской, щебетавшей без умолку о прочитанных французских романах. Краснов, называвший себя старым Гумбертом, хвастался приобретенным в Италии альбомом фотографий девочек-подростков, снятых так, что… куда уж там…
В конце вечера Паоло, прозванный доном Альбертинелли, схватил загребущими итальянскими лапами Андрея за пиджак — фирменный пиджак из «пик-а-пик», ткани, называемой «акульей кожей» — и закричал:
— Listen me, Andrew…
«Listen» он произносил на итальянский манер, тщательно выговаривая букву «t».
— Listen me, guy! Where are your fucking sales?!
Всем было весело, потому что все знали, что план по продажам в Волгограде перевыполнен на 20 %, а в той же Самаре, например, недобрали процентов сорок.
— The sales are going on, — отвечал Андрей.
Вывернув борт, Паоло посмотрел на бирку. После этого он повернул галстук обратной стороной к себе, и навёл резкость ещё и на этот label.
— O, vafanculo! It’s too expensive shit! How much did you pay?
— No more expensive, than fucking money.
Скосив взгляд в сторону проходившей мимо Анжелы, Паоло прорычал:
— O, Bona fica…
Андрей кивнул в ответ:
— Yeah… Real bitch.
Вечеринка удалась.
… В аэропорту Андрей вышел из такси, и устремился быстрым шагом ко входу. Не хотелось лицезреть эту дурацкую сцену расплаты пьяного Гордеева с таксистом — лобзание взасос, чаевые и швыряние визиток. Приметив хрупкую блондинку, Андрей ускорил шаг. Когда до желанной цели оставалось несколько шагов, откуда-то справа вынырнул элегантный джентльмен, прямо-таки денди, и, приблизившись к девушке, что-то промурлыкал. Андрей досадливо поморщился — этим джентльменом оказался Второв.
«Опять перебежал дорогу!»
Заклятый друг, узнав соперника, сделал знак: мол, опоздал, дружище! Андрей грустно кивнул: твоя взяла. Девушка, соскользнув с дощатого трапа, приподняла правую ножку, и, покачав ступнёй, вздохнула:
— Помоечный аэропорт — Домодедово.
Все вместе подошли к стойке регистрации — оказалось, что девушка летит в Волгоград. Тему обозначили, и Второв принялся рассказывать, как зимой его ограбил таксист. Прилетев в Москву, Вадим взял такси. Водитель подсадил ещё троих — так дешевле для каждого из пассажиров — и машина поехала. Другие трое пассажиров затеяли игру в карты, и стали приглашать Вадима сыграть с ними. Он отказался. Уже отъехали на какое-то расстояние, и водитель вдруг остановил машину. Вадима ещё раз спросили, будет ли он играть. Он снова отказался. Тогда его попросили покинуть салон. Он вышел, но кому-то из ребят пришло в голову его ограбить. Основной их работой был не извоз, а карточные игры — обычно к концу поездки пассажир оставался без копейки, ведь все случайные попутчики были вовсе не случайные, это были обычные «каталы». А тут — облом, лох не повёлся. И, чтобы рейс не оказался порожним, лоха решили гробануть. Отняли всё, и сняли даже дублёнку с пиджаком. Вадиму пришлось бежать по холоду в аэропорт в одной рубашке.
Эту историю он рассказывал очень весело — у него было прекрасное чувство юмора. Громче всех смеялся Андрей, слышавший эту историю раза три. Раз уж уступил, надо друга поддержать. И, подчёркнуто отстранившись, Андрей сделал комплимент Вадиму, сказав, что потери для него — ерунда, человек он небедный, главное — это драйв. Грабители наказаны — волгоградцы достанут и накажут кого угодно, и с такими ребятами нигде не пропадёшь.
— Ты наказал их? — восхищённо спросила она Вадима.
Тот небрежно кивнул — а ты думала… Мы такие, но это не главное. Главное, что мы сегодня встретились.
Очарование этого милого флирта испортил Гордеев. За глаза полоскавший Второва почём зря, увидев его, он сразу кинулся брататься. Вадим, успевший зарегистрироваться, мягко отстранился, и ретировался, увлекая за собой девушку.
В салоне самолёта, читая статью в глянцевом журнале, Андрей сказал сидевшему рядом Гордееву:
— Прикинь, американский президент — Антихрист, находящийся в непосредственном подчинении израильской разведки «Моссад», но при этом консультирующийся по телефону с исламскими фундаменталистами. А британская королева — агент инопланетян, контролирующий мировой трафик жёстких наркотиков.
Прочитав до конца абзац, он расхохотался и продолжил:
— Вот ещё. Масонство определяет ход всемирной истории. Масонами были Юлий Цезарь, египетский фараон Рамзес, Иисус Христос, Чингисхан, Иван Грозный, персидский шах Аббас, Ленин, Троцкий, Гитлер, Горбачёв, практически все американские президенты. Масоны несут ответственность за все войны, раскрытые и нераскрытые преступления. Убийство Кеннеди — естественно, дело их рук. Тот факт, что президент был убит на треугольной площади Дили Плаза, неопровержимо указывает на связь с масонской символикой. Всё это стало известно благодаря исследованию известного американского учёного, профессора Дауна. Такого разоблачения масоны потерпеть не могли. Они подослали к Дауну робота-агента, который долгие годы притворялся подругой самоотверженного исследователя, пока однажды проницательный учёный не заметил электрический шнур, торчащий у неё из заднего кармана джинсов. Масоны были изобличены, а подруга изгнана.
Прервав чтение, Андрей повернулся к Глебу. Тот, посмотрев исподлобья, сказал:
— Не грузи меня лишней информацией.
И добавил сочувственно:
— И сам не грузись. Живи своей жизнью.
«А я что делаю?» — недовольно подумал Андрей.
Он уже мысленно представил, как перескажет все эти небылицы Ольге, и как она будет над всем этим смеяться. Её богатая фантазия тут же заработает, Оля сама придумает кучу разных небылиц, им обоим будет очень весело.
И он углубился в чтение «Обзора конспирологической тупости».
«На протяжении последних 6000 лет земную историю контролируют ящеры — глубоко законспирированная раса рептилий из созвездия Дракона. Правители крупнейших мировых держав — марионетки в их руках. В случае разоблачения рептилии выйдут из тени и вступят с землянами в открытый бой».
Глеб, тем временем, купил у стюардессы бутылку палёной водки по цене валютного бара гостиницы «Метрополь». Открыв, налил себе в пластиковый стакан, и выпил, не закусывая. После чего обратился к Андрею со следующей речью:
— Те, кто это пишет — дерьмо, ублюдки! Они пытаются исказить историю, но им это не удастся! Современный мир находится в зависимости от группы заговорщиков, чей тайный союз сложился двенадцать тысяч лет назад в Атлантиде. Гибель древних цивилизаций, возникновение религий — всё это дело рук атлантов. То, что считается паранормальным — это обычное проявление их жизнедеятельности. То, что люди принимают за НЛО — это их обычный транспорт.
— А как же гибель Мэрилин Монро, убийство Кеннеди? — спросил Андрей самым серьёзным тоном.
— Говорю тебе: всё мировое зло управляется из единого центра. Эти убийства — дело рук атлантов. Масоны тут ни при чём.
Андрей включил вентиляцию на полную мощность — уже нечем было дышать. Привстав, окинул взглядом салон. Последний ряд оказался незанятым. Сославшись на то, что хочет спать, Андрей направился туда.
«Силён духом!» — подумал он, всё ещё чувствуя отвратительно-тяжкий запах, исходивший от Гордеева.
Они встретились все вместе возле багажного отделения. Второв ждал девушку, которой нужно было забрать свой чемодан. Договорившись с ней, что сходит на стоянку и подъедет на машине, он передумал, и остался. Видимо, побоялся, что кто-нибудь её перехватит. Гордеев еле стоял на ногах.
— Чего так улыбаешься? — вызывающе спросил он Вадима.
— Москва даёт городу крупный трансферт.
Икнув, Глеб сказал:
— Вадик… не лезь ты в эту политику… живи своей жизнью!
И пошёл в сторону стоянки.
— А я что делаю? — ответил Вадим, и тут же осёкся. Он и так уже много сказал.
Андрей окликнул компаньона, и хотел уже за ним пойти, но Вадим его удержал — мол, пускай идёт, куда подальше, пьянь.
Андрею стало жалко Глеба — какой ни какой, всё же друг, компаньон.
— Я довезу его, как он поедет пьяный.
— У меня к тебе дело.
— Какое?
— Офигительное. Поедешь за мной, я отвезу девчонку, там и поговорим, — не хочу при ней.
Тут вышла девушка, и они втроём пошли на стоянку.
«Да, Второв к ней крепко привяжется», — подумал Андрей.
Девушка была из тех, от кого у Вадима происходило замыкание всех контактов. Натуральная блондинка, среднего роста, худая, узкобёдрая, с небольшой грудью, — девочка-подросток.
Увидев выезжавшего со стоянки Гордеева, Андрей всё же попытался его отговорить от опасной поездки. Но у того был пунктик — непременно приезжать домой на машине. Пришлось махнуть рукой. Час ночи, будний день. Мало машин, и вряд ли встретится милиция.
Две машины въехали во двор одного из домов по улице Космонавтов. Проводив девушку до подъезда, Вадим вернулся.
— Моли бога, чтоб я её скорее оприходовал. Тогда прощу тебе Ольгу.
— Ты об этом хотел поговорить?
— Ты чего в Москву ездил?
— На sales-meeting.
— По какой фирме?
— По двум — «Дэва» и «Эльсинор».
— Молодчина.
— Просто совпало.
— Заодно б на третью заехал, к этим своим немцам.
— Туда мне не положено ездить по статусу. Я подчиняюсь краснодарскому менеджеру, он и ездит отчитываться в Москву. А ты чего летал?
— На инофирму устроился. Решил пойти твоим путём.
И Вадим рассказал, что жена допекла его этой идеей — устроиться на работу в иностранную фармацевтическую компанию. Вадим нашёл ей такое место, через кого-то договорился о рекомендациях, а она в последнюю минуту отказалась — вспомнила, что у неё ординатура, ребёнок, домашнее хозяйство. Тогда он решил устроиться туда сам — лишние восемьсот, или даже тысяча долларов в месяц не повредят. Получится — хорошо, не получится — чёрт с ним.
Андрей спросил, что за ассортимент у этой компании. Оказалось, что кардиопрепараты.
— Что у тебя с Олей? — взглянув на часы, спросил Вадим.
— Всё ещё свербит, чешется?
— Мазафака, я не об этом. Вообще, я одну только свою жену и люблю. А это…
Он махнул в сторону подъезда.
— Так… Перхоть. Так ты с ней встречаешься?
Андрей кивнул.
— Дружище, выручай! Ты же знаешь её папу?
— Нет, с родителями она меня не знакомила.
— Ёперный театр, какие родители. У неё там женатик есть один…
— Михалыч?
— Зовут его Капранов Александр Михайлович…
Тут Вадим запнулся. Посмотрел по сторонам, подошёл к машине, облокотился.
— Ну, освети глубину проблемы! — поторопил его Андрей.
— Мне нужна информация о нём, — обернувшись, быстро проговорил Вадим. — Где бывает, с кем разговаривает и о чём, может, копии документов, записные книжки, ежедневники. В общем, вся эта шпионская перхоть.
— Тебя в самолёте продуло?! Как я это объясню ей?
— Дружище, надо! Просто так бы не просил. Придумай что-нибудь, ты умеешь, когда надо.
— А что тут придумывать. Я ей кто, и кто Михалыч. Он её содержит, а ты хочешь, чтобы она за ним шпионила. Ты ж не собираешься использовать информацию в целях его обогащения? Обычно делают наоборот — чтоб навредить. Тут такой вопрос начинается: зачем ей испытывать на прочность свой кошелёк?
— Ты можешь, ты ведь любишь играть на тонких струнах, строить эти возвышенные отношения, попробуй, дружище!
— Я попробую, но ты подскажи какой-нибудь мотив. Что, я ей приду и тупо скажу: тащи сюда бумаги своего папика!
— Скажи, что пересекаешься с ним на химзаводе, тебе непонятно его поведение, и, чтобы скорректировать свои действия, нужна информация. О его мыслях можно догадаться по его делам, встречам, словам, записям.
— Но я не пересекаюсь с ним на химзаводе.
Рука Вадима опустилась на плечо Андрея.
— Если всё получится, ты будешь в теме. Охренительная тема, все твои пилюли — это ничтожная перхоть!
Они смотрели друг другу в глаза. Выдержав взгляд, Андрей ответил, что попробует, но результат гарантировать не может.
На том и расстались.
Приехав домой, он позвонил Гордееву — проконтролировать, как тот доехал. После долгих гудков трубку взяла Клава, и, узнав Андрея, сказала сонным голосом, что Глеб давно спит.
Беря на Тверской проститутку, Глеб не ограничивался одними чаевыми. Он вёл девчат в ресторан, разыгрывая происходившее как случайное знакомство, а посещение гостиницы, интимное общение — как неизбежное развитие отношений. Разговаривал с ними за жизнь, допытывался, как они попали в сферу услуг, почему всё так. Девочки подыгрывали — платят ведь. Приятно ежели, клиенты вежливы.
А деньги он тратил общие, говоря: потом рассчитаемся.
По-барски развалившись на переднем сиденье, Глеб пил из горла французский коньяк, и вёл с таксистом обычную свою беседу: какой он крутой, что смог так выдвинуться. Хозяину «Вольво» он рассказывал, что, имея две машины — служебную «шестёрку» и собственный раздолбанный «ВАЗ-21099» — ощущает себя реальным барином.
Андрей опустил стекло — от Глеба несло, как из бочки. Он уже был пьян, а его физиологические особенности были таковы, что в этом состоянии у него происходило прямо-таки кошмарно-зловонное потоотделение.
Где-то на окраине Москвы Гордеев попросил остановиться возле палаток, торгующих одеждой. Там он купил первые попавшиеся туфли, надел их, а старые выбросил в урну.
Вернувшись в машину, объяснил: только утром заметил, что те протёрлись до дыр, поэтому нужно купить новые. А, поскольку он занятый человек, то и покупки совершает на ходу. Эти слова были адресованы Андрею. От Глеба не укрылось, с какой тщательностью его компаньон подбирал себе одежду, выискивая в фирменных салонах что-нибудь поинтереснее, и, вместе с тем, подешевле.
«Мели, Емеля, твоя неделя», — подумал Андрей.
И улыбнулся, подумав, как бы Ольга назвала Гордеевский прикид: Лох-дизайн, сделано в Лохляндии.
В эту поездку Андрею удалось побывать сразу на двух sales-meetings — в «Дэве» и «Эльсиноре».
От «Дэвы» осталось тягостное впечатление. Руководство радостно сообщило народу, что план продаж перевыполнен, компания заработала много денег. Но народу эти деньги не достались. Наградили только избранных. А люди, влюбившиеся в начальство, как дураки набитые, радовались. Старожилы вспомнили, что в трудную минуту, когда падали продажи, или падали котировки на бирже, когда компанию лихорадило, руководство сокращало зарплаты всем, включая водителей и уборщиц, а чтобы работники не слишком возмущались таким произволом, сокращали заодно рабочие места. Не потерявшие работу люди ощущали себя счастливыми и избранными на том только основании, что работы у них прибавилось, а денег стали платить меньше. Логично было бы предположить, что когда кризис пройдёт и наступит подъём, руководство компании так же поделит на всех прибыли, как делило в трудные дни убытки. Но турки, издревле поддерживавшие с Россией торговые и культурные взаимоотношения, отвечали чисто по-русски, словом из трёх букв: «Х. й!». Карали всех, а награждали только избранных, и эту дрянную модель справедливости называли корпоративной политикой.
И корпоративная вечеринка, демонстрация весёлого товарищества, оказалась противнее заказного протеста напротив Белого дома.
Местом для этой извращенной радости выбрали турецкий ресторан с невыговариваемым названием, расположенный на Ленинградке. Было бы сносно, если бы корпоративный праздник просто стал поводом прийти в нанятый компанией ресторан и напиться задаром алкогольного напитка, приправленного дурной закуской. Однако ж решили напыжиться, чтобы создать блестящий бал. На котором никто не умел танцевать. И устроили презентацию того, что приличным людям следовало бы скрывать. А все подумали, что это очень свежо и остроумно.
Главным развлечением дам являлось высматривание и обсуждение того, какими коровами выглядели сослуживицы, начальницы, и особенно жёны начальников, напялившие вечерние платья на свой целлюлит и фальшивые бриллианты на вскормленный фаст фудом зоб. При этом каждая считала себя в вечернем платье красавицей и не думала о том, что говорили о ней сослуживицы и подчинённые.
Мужчины же надели нарядные костюмы, болтавшиеся, как на корове седло, и напились, как следовало бы напиться в пивной за просмотром футбольного матча. А что обсуждали? Обсуждали дам, но не тех, что были в этом помещении. А тех, что поджидали клиентов на главной панели страны — на Тверской, на той же Ленинградке, но ближе к МКАДу, в некоторых местах Садового кольца, на Новом Арбате, в начале Кутузовского… да ещё бог знает где, — везде, где подберут желающие отдохнуть.
В общем, народ по-свински праздновал то, что его обманули; при этом готовность быть обманутым оказалась таким же свинством, как эта корпоративная вечеринка.
А в «Эльсиноре» всё было иначе. Оговоренную зарплату никто не отменял и не задерживал. Отличившихся премировали, отстающих похвалили за усердие. Отчёт о продажах напоминал посиделки во дворе на лавочке. Жуя конфету и смоля вонючим Merit-ом, великий и ужасный Альбертинелли с предельным вниманием выслушал каждого, произносившего свои предложения по увеличению продаж. И эти предложения, какими бы абсурдными не были, были обсуждены в комфортной, дружелюбной обстановке. Не слушая Анжелу, красневшую, сбивавшуюся с английского на русский, он, посмотрев на неё взглядом, которому бы позавидовали девушки с Тверской, произнёс: «Listen me, Anjela… I love you».
После этого Паоло подошёл к Евгении Тимашевской, и целых полтора часа обсуждал с ней концепцию продаж искусственных хрусталиков. Обсуждал бы ещё сутки, если бы время растягивалось, как тянучка у него во рту, и если б не закончился любимый Merit. А другие сигареты он не курил.
Вечеринку устроили во французском ресторане «Brasserie du Solei». Всё прошло уютно, по-домашнему. Вино лилось рекой, крепкие напитки никто не отменял, но почему-то никому не захотелось напиться. Народ рассказывал друг другу смешные истории, и — о ужас! — обсуждал рабочие дела. Паоло, распушив перья, кокетничал с Анжелой. Влад Дёмин, которого за мрачный габитус прозвали «папой», бросал понятные без слов взгляды на Онорину. Та стреляла глазками в сторону Тимашевской, щебетавшей без умолку о прочитанных французских романах. Краснов, называвший себя старым Гумбертом, хвастался приобретенным в Италии альбомом фотографий девочек-подростков, снятых так, что… куда уж там…
В конце вечера Паоло, прозванный доном Альбертинелли, схватил загребущими итальянскими лапами Андрея за пиджак — фирменный пиджак из «пик-а-пик», ткани, называемой «акульей кожей» — и закричал:
— Listen me, Andrew…
«Listen» он произносил на итальянский манер, тщательно выговаривая букву «t».
— Listen me, guy! Where are your fucking sales?!
Всем было весело, потому что все знали, что план по продажам в Волгограде перевыполнен на 20 %, а в той же Самаре, например, недобрали процентов сорок.
— The sales are going on, — отвечал Андрей.
Вывернув борт, Паоло посмотрел на бирку. После этого он повернул галстук обратной стороной к себе, и навёл резкость ещё и на этот label.
— O, vafanculo! It’s too expensive shit! How much did you pay?
— No more expensive, than fucking money.
Скосив взгляд в сторону проходившей мимо Анжелы, Паоло прорычал:
— O, Bona fica…
Андрей кивнул в ответ:
— Yeah… Real bitch.
Вечеринка удалась.
… В аэропорту Андрей вышел из такси, и устремился быстрым шагом ко входу. Не хотелось лицезреть эту дурацкую сцену расплаты пьяного Гордеева с таксистом — лобзание взасос, чаевые и швыряние визиток. Приметив хрупкую блондинку, Андрей ускорил шаг. Когда до желанной цели оставалось несколько шагов, откуда-то справа вынырнул элегантный джентльмен, прямо-таки денди, и, приблизившись к девушке, что-то промурлыкал. Андрей досадливо поморщился — этим джентльменом оказался Второв.
«Опять перебежал дорогу!»
Заклятый друг, узнав соперника, сделал знак: мол, опоздал, дружище! Андрей грустно кивнул: твоя взяла. Девушка, соскользнув с дощатого трапа, приподняла правую ножку, и, покачав ступнёй, вздохнула:
— Помоечный аэропорт — Домодедово.
Все вместе подошли к стойке регистрации — оказалось, что девушка летит в Волгоград. Тему обозначили, и Второв принялся рассказывать, как зимой его ограбил таксист. Прилетев в Москву, Вадим взял такси. Водитель подсадил ещё троих — так дешевле для каждого из пассажиров — и машина поехала. Другие трое пассажиров затеяли игру в карты, и стали приглашать Вадима сыграть с ними. Он отказался. Уже отъехали на какое-то расстояние, и водитель вдруг остановил машину. Вадима ещё раз спросили, будет ли он играть. Он снова отказался. Тогда его попросили покинуть салон. Он вышел, но кому-то из ребят пришло в голову его ограбить. Основной их работой был не извоз, а карточные игры — обычно к концу поездки пассажир оставался без копейки, ведь все случайные попутчики были вовсе не случайные, это были обычные «каталы». А тут — облом, лох не повёлся. И, чтобы рейс не оказался порожним, лоха решили гробануть. Отняли всё, и сняли даже дублёнку с пиджаком. Вадиму пришлось бежать по холоду в аэропорт в одной рубашке.
Эту историю он рассказывал очень весело — у него было прекрасное чувство юмора. Громче всех смеялся Андрей, слышавший эту историю раза три. Раз уж уступил, надо друга поддержать. И, подчёркнуто отстранившись, Андрей сделал комплимент Вадиму, сказав, что потери для него — ерунда, человек он небедный, главное — это драйв. Грабители наказаны — волгоградцы достанут и накажут кого угодно, и с такими ребятами нигде не пропадёшь.
— Ты наказал их? — восхищённо спросила она Вадима.
Тот небрежно кивнул — а ты думала… Мы такие, но это не главное. Главное, что мы сегодня встретились.
Очарование этого милого флирта испортил Гордеев. За глаза полоскавший Второва почём зря, увидев его, он сразу кинулся брататься. Вадим, успевший зарегистрироваться, мягко отстранился, и ретировался, увлекая за собой девушку.
В салоне самолёта, читая статью в глянцевом журнале, Андрей сказал сидевшему рядом Гордееву:
— Прикинь, американский президент — Антихрист, находящийся в непосредственном подчинении израильской разведки «Моссад», но при этом консультирующийся по телефону с исламскими фундаменталистами. А британская королева — агент инопланетян, контролирующий мировой трафик жёстких наркотиков.
Прочитав до конца абзац, он расхохотался и продолжил:
— Вот ещё. Масонство определяет ход всемирной истории. Масонами были Юлий Цезарь, египетский фараон Рамзес, Иисус Христос, Чингисхан, Иван Грозный, персидский шах Аббас, Ленин, Троцкий, Гитлер, Горбачёв, практически все американские президенты. Масоны несут ответственность за все войны, раскрытые и нераскрытые преступления. Убийство Кеннеди — естественно, дело их рук. Тот факт, что президент был убит на треугольной площади Дили Плаза, неопровержимо указывает на связь с масонской символикой. Всё это стало известно благодаря исследованию известного американского учёного, профессора Дауна. Такого разоблачения масоны потерпеть не могли. Они подослали к Дауну робота-агента, который долгие годы притворялся подругой самоотверженного исследователя, пока однажды проницательный учёный не заметил электрический шнур, торчащий у неё из заднего кармана джинсов. Масоны были изобличены, а подруга изгнана.
Прервав чтение, Андрей повернулся к Глебу. Тот, посмотрев исподлобья, сказал:
— Не грузи меня лишней информацией.
И добавил сочувственно:
— И сам не грузись. Живи своей жизнью.
«А я что делаю?» — недовольно подумал Андрей.
Он уже мысленно представил, как перескажет все эти небылицы Ольге, и как она будет над всем этим смеяться. Её богатая фантазия тут же заработает, Оля сама придумает кучу разных небылиц, им обоим будет очень весело.
И он углубился в чтение «Обзора конспирологической тупости».
«На протяжении последних 6000 лет земную историю контролируют ящеры — глубоко законспирированная раса рептилий из созвездия Дракона. Правители крупнейших мировых держав — марионетки в их руках. В случае разоблачения рептилии выйдут из тени и вступят с землянами в открытый бой».
Глеб, тем временем, купил у стюардессы бутылку палёной водки по цене валютного бара гостиницы «Метрополь». Открыв, налил себе в пластиковый стакан, и выпил, не закусывая. После чего обратился к Андрею со следующей речью:
— Те, кто это пишет — дерьмо, ублюдки! Они пытаются исказить историю, но им это не удастся! Современный мир находится в зависимости от группы заговорщиков, чей тайный союз сложился двенадцать тысяч лет назад в Атлантиде. Гибель древних цивилизаций, возникновение религий — всё это дело рук атлантов. То, что считается паранормальным — это обычное проявление их жизнедеятельности. То, что люди принимают за НЛО — это их обычный транспорт.
— А как же гибель Мэрилин Монро, убийство Кеннеди? — спросил Андрей самым серьёзным тоном.
— Говорю тебе: всё мировое зло управляется из единого центра. Эти убийства — дело рук атлантов. Масоны тут ни при чём.
Андрей включил вентиляцию на полную мощность — уже нечем было дышать. Привстав, окинул взглядом салон. Последний ряд оказался незанятым. Сославшись на то, что хочет спать, Андрей направился туда.
«Силён духом!» — подумал он, всё ещё чувствуя отвратительно-тяжкий запах, исходивший от Гордеева.
Они встретились все вместе возле багажного отделения. Второв ждал девушку, которой нужно было забрать свой чемодан. Договорившись с ней, что сходит на стоянку и подъедет на машине, он передумал, и остался. Видимо, побоялся, что кто-нибудь её перехватит. Гордеев еле стоял на ногах.
— Чего так улыбаешься? — вызывающе спросил он Вадима.
— Москва даёт городу крупный трансферт.
Икнув, Глеб сказал:
— Вадик… не лезь ты в эту политику… живи своей жизнью!
И пошёл в сторону стоянки.
— А я что делаю? — ответил Вадим, и тут же осёкся. Он и так уже много сказал.
Андрей окликнул компаньона, и хотел уже за ним пойти, но Вадим его удержал — мол, пускай идёт, куда подальше, пьянь.
Андрею стало жалко Глеба — какой ни какой, всё же друг, компаньон.
— Я довезу его, как он поедет пьяный.
— У меня к тебе дело.
— Какое?
— Офигительное. Поедешь за мной, я отвезу девчонку, там и поговорим, — не хочу при ней.
Тут вышла девушка, и они втроём пошли на стоянку.
«Да, Второв к ней крепко привяжется», — подумал Андрей.
Девушка была из тех, от кого у Вадима происходило замыкание всех контактов. Натуральная блондинка, среднего роста, худая, узкобёдрая, с небольшой грудью, — девочка-подросток.
Увидев выезжавшего со стоянки Гордеева, Андрей всё же попытался его отговорить от опасной поездки. Но у того был пунктик — непременно приезжать домой на машине. Пришлось махнуть рукой. Час ночи, будний день. Мало машин, и вряд ли встретится милиция.
Две машины въехали во двор одного из домов по улице Космонавтов. Проводив девушку до подъезда, Вадим вернулся.
— Моли бога, чтоб я её скорее оприходовал. Тогда прощу тебе Ольгу.
— Ты об этом хотел поговорить?
— Ты чего в Москву ездил?
— На sales-meeting.
— По какой фирме?
— По двум — «Дэва» и «Эльсинор».
— Молодчина.
— Просто совпало.
— Заодно б на третью заехал, к этим своим немцам.
— Туда мне не положено ездить по статусу. Я подчиняюсь краснодарскому менеджеру, он и ездит отчитываться в Москву. А ты чего летал?
— На инофирму устроился. Решил пойти твоим путём.
И Вадим рассказал, что жена допекла его этой идеей — устроиться на работу в иностранную фармацевтическую компанию. Вадим нашёл ей такое место, через кого-то договорился о рекомендациях, а она в последнюю минуту отказалась — вспомнила, что у неё ординатура, ребёнок, домашнее хозяйство. Тогда он решил устроиться туда сам — лишние восемьсот, или даже тысяча долларов в месяц не повредят. Получится — хорошо, не получится — чёрт с ним.
Андрей спросил, что за ассортимент у этой компании. Оказалось, что кардиопрепараты.
— Что у тебя с Олей? — взглянув на часы, спросил Вадим.
— Всё ещё свербит, чешется?
— Мазафака, я не об этом. Вообще, я одну только свою жену и люблю. А это…
Он махнул в сторону подъезда.
— Так… Перхоть. Так ты с ней встречаешься?
Андрей кивнул.
— Дружище, выручай! Ты же знаешь её папу?
— Нет, с родителями она меня не знакомила.
— Ёперный театр, какие родители. У неё там женатик есть один…
— Михалыч?
— Зовут его Капранов Александр Михайлович…
Тут Вадим запнулся. Посмотрел по сторонам, подошёл к машине, облокотился.
— Ну, освети глубину проблемы! — поторопил его Андрей.
— Мне нужна информация о нём, — обернувшись, быстро проговорил Вадим. — Где бывает, с кем разговаривает и о чём, может, копии документов, записные книжки, ежедневники. В общем, вся эта шпионская перхоть.
— Тебя в самолёте продуло?! Как я это объясню ей?
— Дружище, надо! Просто так бы не просил. Придумай что-нибудь, ты умеешь, когда надо.
— А что тут придумывать. Я ей кто, и кто Михалыч. Он её содержит, а ты хочешь, чтобы она за ним шпионила. Ты ж не собираешься использовать информацию в целях его обогащения? Обычно делают наоборот — чтоб навредить. Тут такой вопрос начинается: зачем ей испытывать на прочность свой кошелёк?
— Ты можешь, ты ведь любишь играть на тонких струнах, строить эти возвышенные отношения, попробуй, дружище!
— Я попробую, но ты подскажи какой-нибудь мотив. Что, я ей приду и тупо скажу: тащи сюда бумаги своего папика!
— Скажи, что пересекаешься с ним на химзаводе, тебе непонятно его поведение, и, чтобы скорректировать свои действия, нужна информация. О его мыслях можно догадаться по его делам, встречам, словам, записям.
— Но я не пересекаюсь с ним на химзаводе.
Рука Вадима опустилась на плечо Андрея.
— Если всё получится, ты будешь в теме. Охренительная тема, все твои пилюли — это ничтожная перхоть!
Они смотрели друг другу в глаза. Выдержав взгляд, Андрей ответил, что попробует, но результат гарантировать не может.
На том и расстались.
Приехав домой, он позвонил Гордееву — проконтролировать, как тот доехал. После долгих гудков трубку взяла Клава, и, узнав Андрея, сказала сонным голосом, что Глеб давно спит.