Страница:
— Средоточие коварства. Дальше-то что?
— Фима не знает про наш договор. Илюха попросил меня в счёт ежемесячной оплаты нахлобучить Фиму… типа не до смерти, а чтоб утратил работоспособность…
— …и не появлялся на фирме, — продолжил Андрей. — Илья не знал, куда списать три тысячи долларов, которые он нам платит, и решил избавиться от Фимы, а заодно прибрать к рукам контору.
— Да, завладеть всей этой фармацевтией, долбанной аптечной кормушкой.
— Ну, и как ты поступил?
И Роман рассказал, как. Видя, что перед ним лох, он и прокатил его, как лоха. Согласившись отметелить Фиму «до потери трудоспособности», Трезор сказал Илье, что в назначенный день выйдет на дело со своим напарником. Наутро он приехал к Илье домой, изобразил панику, и сообщил, что минувшим вечером они подкараулили жертву у подъезда, избили до полусмерти, тут, откуда ни возьмись, появилась милиция, Роману удалось скрыться, напарника повязали, и теперь требуется полторы тысячи долларов, чтобы его отмазать. Самое интересное — Роман сообщил Илье, что ошиблись, избили не того, и сказал это так неубедительно, что самому стало неловко, — первый раз в жизни. Илья Брук, не поморщившись, выдал деньги, и эти средства пойдут на карман помимо ежемесячной оплаты, как чистая прибыль.
— Где вы находите таких лохов, ребята? — поинтересовался Вадим.
— Места надо знать, — ответил Роман.
И рассказал, что было дальше. Илье нужен результат, поэтому придумана следующая история. В город якобы специально для выполнения заказа приехали «коллеги из Москвы», солнцевские, Илью зарядили на две тысячи долларов.
— А если он и это схавает? — спросил Андрей.
— Ну, не знаю… Придётся поработать. Приятно ежели, клиенты вежливы. Заряжу пять штук.
— А что пять штук… Дальше-то что?
— Придётся поработать…
— Сам, что ли?
— Да ну… Есть знакомые пацаны… Сработаем не за пять… а за шесть. Штуку положим себе на карман.
— Поставим Фиму на мёртвый якорь?
— Желание клиента — закон.
Андрей почувствовал, как Машины пальцы заскользили ниже пояса. Он зажмурился от приятного возбуждения.
— Знаете, мальчики…
Она высвободила руки.
— Доиграетесь, Илья вас всех закажет.
Открыв глаза, Андрей обернулся. Вадим и Роман вопросительно уставились на Машу.
— Возьмите с него бабки, замочите их обоих… сами… и заберите фирму, если это реальная кормушка, а не фуфлогон. И все дела.
Сказав это, она развернулась и направилась в кафе. Андрей залюбовался её талией, изгибом бёдер.
— Андрюха — шустрый чувак, — сказал Вадим, проследив взглядом за Машей, спускавшейся по лестнице. — Шпилит обеих, а женится в итоге на Мариам, восточной красавице, райской мечте воина Аллаха.
— Не только их обеих, — глубокомысленно изрёк Роман. — Оно и правильно, — нет такой бабы, которая одна достойна быть. Холодно, едрён батон, пойдём вовнутрь, женщина правильную дорогу показывает.
Все уже танцевали. Горячие, как электроплитка, треки, разрывали танцпол на куски.
В бетонном бункере разлились бесконечные сплетения электрогитары, космическая ритм-секция, в сопровождении монстроидального вокала, синтезатора и альт-саксофона, как ветер, стремительно набирающие скорость, неумолимо предвещающие мощнейший ураган стихийной импровизации. Этого энергетического коктейля хватило бы не только горстке танцующих, но и целому стадиону, набитому под завязку. Отличная фоновая музыка для энергозатратных занятий подвыпивших людей, умеющих прыгать. Гордеев носился, как заведенный, время от времени хватая свою Клаву и кружа её. Между делом она продемонстрировала всем, что умеет многое, в том числе засовывать в рот кулак.
Когда все выдохлись, и движения стали ленивые, замедленные, заиграла медленная музыка. Андрей пригласил Машу на танец, она как бы нехотя согласилась.
Звучала лиричная песня, в которой вокал певицы с необычным, шоколадно-обкуренным тембром голоса, был окутан, словно пледом, мажорными переливами пианино, мягкими звуками гитары и электронно-симфоническими аранжировками.
— Ну и как тебе с прошмандовкой, нормально отдыхается? — спросила Маша.
— Прекрати, — строго сказал Андрей. — Мне казалось, что мы понимаем друг друга.
— Я тоже раньше так думала. Теперь мне кажется, что мы недопонимаем друг друга.
Она танцевала, обняв его шею, её густые кудри, подхваченные черной заколкой, блестели крылом ночи. Посмотрев ему в глаза, Маша сказала:
— А мне всё равно. Любишь, не любишь, мой ты мужик или чужой, — плевать! Буду прошмондовкой до конца. Пусть цельность натуры будет единственным моим достоинством.
— Если уж ты устроила вечер воспоминаний, вспомни что-нибудь хорошее, и смени гнев на милость. Это твоё платье, ты в нём очень сексуально выглядишь. Когда ты заходила с улицы в кафе, я посмотрел тебе вслед, и мне захотелось догнать тебя, разорвать платье, и овладеть тобой прямо на лестнице.
— Уже поздно, пора закругляться. Нам надо много сделать до утра. Догадываешься, чем будешь заниматься? Бегать за цветами после каждого захода, как в ту ночь, когда ты любил меня по-настоящему.
Глава 66
Глава 67
Глава 68
Глава 69
Глава 70
— Фима не знает про наш договор. Илюха попросил меня в счёт ежемесячной оплаты нахлобучить Фиму… типа не до смерти, а чтоб утратил работоспособность…
— …и не появлялся на фирме, — продолжил Андрей. — Илья не знал, куда списать три тысячи долларов, которые он нам платит, и решил избавиться от Фимы, а заодно прибрать к рукам контору.
— Да, завладеть всей этой фармацевтией, долбанной аптечной кормушкой.
— Ну, и как ты поступил?
И Роман рассказал, как. Видя, что перед ним лох, он и прокатил его, как лоха. Согласившись отметелить Фиму «до потери трудоспособности», Трезор сказал Илье, что в назначенный день выйдет на дело со своим напарником. Наутро он приехал к Илье домой, изобразил панику, и сообщил, что минувшим вечером они подкараулили жертву у подъезда, избили до полусмерти, тут, откуда ни возьмись, появилась милиция, Роману удалось скрыться, напарника повязали, и теперь требуется полторы тысячи долларов, чтобы его отмазать. Самое интересное — Роман сообщил Илье, что ошиблись, избили не того, и сказал это так неубедительно, что самому стало неловко, — первый раз в жизни. Илья Брук, не поморщившись, выдал деньги, и эти средства пойдут на карман помимо ежемесячной оплаты, как чистая прибыль.
— Где вы находите таких лохов, ребята? — поинтересовался Вадим.
— Места надо знать, — ответил Роман.
И рассказал, что было дальше. Илье нужен результат, поэтому придумана следующая история. В город якобы специально для выполнения заказа приехали «коллеги из Москвы», солнцевские, Илью зарядили на две тысячи долларов.
— А если он и это схавает? — спросил Андрей.
— Ну, не знаю… Придётся поработать. Приятно ежели, клиенты вежливы. Заряжу пять штук.
— А что пять штук… Дальше-то что?
— Придётся поработать…
— Сам, что ли?
— Да ну… Есть знакомые пацаны… Сработаем не за пять… а за шесть. Штуку положим себе на карман.
— Поставим Фиму на мёртвый якорь?
— Желание клиента — закон.
Андрей почувствовал, как Машины пальцы заскользили ниже пояса. Он зажмурился от приятного возбуждения.
— Знаете, мальчики…
Она высвободила руки.
— Доиграетесь, Илья вас всех закажет.
Открыв глаза, Андрей обернулся. Вадим и Роман вопросительно уставились на Машу.
— Возьмите с него бабки, замочите их обоих… сами… и заберите фирму, если это реальная кормушка, а не фуфлогон. И все дела.
Сказав это, она развернулась и направилась в кафе. Андрей залюбовался её талией, изгибом бёдер.
— Андрюха — шустрый чувак, — сказал Вадим, проследив взглядом за Машей, спускавшейся по лестнице. — Шпилит обеих, а женится в итоге на Мариам, восточной красавице, райской мечте воина Аллаха.
— Не только их обеих, — глубокомысленно изрёк Роман. — Оно и правильно, — нет такой бабы, которая одна достойна быть. Холодно, едрён батон, пойдём вовнутрь, женщина правильную дорогу показывает.
Все уже танцевали. Горячие, как электроплитка, треки, разрывали танцпол на куски.
В бетонном бункере разлились бесконечные сплетения электрогитары, космическая ритм-секция, в сопровождении монстроидального вокала, синтезатора и альт-саксофона, как ветер, стремительно набирающие скорость, неумолимо предвещающие мощнейший ураган стихийной импровизации. Этого энергетического коктейля хватило бы не только горстке танцующих, но и целому стадиону, набитому под завязку. Отличная фоновая музыка для энергозатратных занятий подвыпивших людей, умеющих прыгать. Гордеев носился, как заведенный, время от времени хватая свою Клаву и кружа её. Между делом она продемонстрировала всем, что умеет многое, в том числе засовывать в рот кулак.
Когда все выдохлись, и движения стали ленивые, замедленные, заиграла медленная музыка. Андрей пригласил Машу на танец, она как бы нехотя согласилась.
Звучала лиричная песня, в которой вокал певицы с необычным, шоколадно-обкуренным тембром голоса, был окутан, словно пледом, мажорными переливами пианино, мягкими звуками гитары и электронно-симфоническими аранжировками.
— Ну и как тебе с прошмандовкой, нормально отдыхается? — спросила Маша.
— Прекрати, — строго сказал Андрей. — Мне казалось, что мы понимаем друг друга.
— Я тоже раньше так думала. Теперь мне кажется, что мы недопонимаем друг друга.
Она танцевала, обняв его шею, её густые кудри, подхваченные черной заколкой, блестели крылом ночи. Посмотрев ему в глаза, Маша сказала:
— А мне всё равно. Любишь, не любишь, мой ты мужик или чужой, — плевать! Буду прошмондовкой до конца. Пусть цельность натуры будет единственным моим достоинством.
— Если уж ты устроила вечер воспоминаний, вспомни что-нибудь хорошее, и смени гнев на милость. Это твоё платье, ты в нём очень сексуально выглядишь. Когда ты заходила с улицы в кафе, я посмотрел тебе вслед, и мне захотелось догнать тебя, разорвать платье, и овладеть тобой прямо на лестнице.
— Уже поздно, пора закругляться. Нам надо много сделать до утра. Догадываешься, чем будешь заниматься? Бегать за цветами после каждого захода, как в ту ночь, когда ты любил меня по-настоящему.
Глава 66
Холодный рассвет серыми прядями повис на деревьях. Сквозь нависшие тучи медленно сочилось угрюмое утро.
Ночь с шестого на девятое ноября заканчивалась. Андрей открыл глаза. Ласково проведя тонкими пальцами по его лицу, Маша сказала:
— Я собиралась тебя будить. Ты не забыл, что нам надо пораньше выехать?
Застонав, он накрыл её и себя с головой одеялом, обняв, зарылся головой в её волосы.
С минуту они перекатывались по кровати, дурачились, потом Маша решительно высвободилась, поднялась, и стала собирать свои вещи. Андрей, ворча, последовал её примеру. Хитрил, втайне радуясь, что её необходимость забрать дочку от матери до того, как та пойдёт на работу, совпадает с его желанием пораньше приехать домой, чтобы собраться в поездку.
Одевшись, они прошли через гостиную на кухню. Оксана, девушка Романа, сидела за столом.
— Он еще спит? — спросил Андрей.
— Куда там. Пошёл сдавать ключи от дома.
Закипел чайник. Сняв его с плиты, Оксана стала разливать кипяток по чашкам. Вошёл Роман, принеся с улицы прохладу осеннего утра.
— Бр-р-р! — поёжилась Оксана, и, выглянув в окно, спросила:
— Там холодно?
— Ташкент… ледникового периода. Вставайте, чего расселись?
Он тоже торопился — на работу. Однако от предложенного кофе не отказался.
— Континентальный завтрак, — сказала Маша, намазывая маслом тонкий кусочек хлеба.
— Резко континентальный, — добавил Роман, оглядывая стол, на котором ничего не было, кроме остатков буханки, и распластанной упаковочной бумаги, которая еще вчера была брикетом масла.
Проглотив тонкий бутербродик, Роман запил его кофе, и поднялся.
— Всё, мальчик сыт.
На улице их встретил администратор турбазы, пришедший, чтобы проверить дом. Быстро всё осмотрев, он вышел и махнул рукой: всё в порядке, можете ехать. Две машины тронулись с места, и покатились между деревьев.
Через Волгу переправлялись на пароме. Небо словно надело серебряный панцирь, оно отражалось в воде, и темная осенняя вода дышала холодом. Шумел корабельный мотор, подрагивала палуба, за бортом плескались волны. Выйдя из машины, Маша приблизилась к Андрею, прильнула к нему. Так они стояли молча. Она была мысленно с дочерью, которую не видела целых два дня, целиком посвящённых другу. Он был во власти предвкушения встречи с далёкой подругой, которую не видел целых два месяца. В этом безмолвном уединении только лёгкие прикосновения связывали их с прошлым, прикосновения любовников, хорошо изучивших друг друга.
Паром пристал к дебаркадеру, подали трап. Маша вернулась в машину, завела мотор. Роман подошёл к Андрею, как-то странно взглянул.
— Смотри, друг, невеста твоя тебя убьёт.
Андрей беспокойно оглянулся, высматривая среди переправлявшихся людей потенциальных Катиных шпионов.
У подъезда, прежде чем проститься, Маша проворковала:
— Ближе к выходным созвонимся, что-нибудь придумаем.
Поцеловав её, Андрей ответил «да, моя прелесть», и вышел из машины.
Дома, не раздеваясь, он прошёл в свою комнату, проверил верхний ящик тумбочки. Билеты на месте. Затем вернулся в прихожую, снял куртку, повесил на крючок. Проходя мимо зеркала, мельком взглянул на себя, и вдруг встал, словно пригвождённый к полу. На шее красовалось красное пятно с мелкими точечными кровоизлияниями, — засос. Андрей рывком снял свитер вместе с майкой, и, увидев своё отражение, охнул — ещё несколько аналогичных пятен на груди, плечах. Полдня, и это будут синяки. Обернувшись, он посмотрел на спину. Так и есть, характерные ссадины, следы ногтей. В глазах потемнело. Из глубины зеркала выплыло видение — Маша, Андрей увидел её спокойный, немного насмешливый взгляд, адским рёвом прозвучал её ласковый голос — «ближе к выходным созвонимся, что-нибудь придумаем».
Муть застилала глаза, словно в тумане, он поплелся в комнату, повалился на диван. Силился, но не мог осмыслить происходящее. Нагромождения небылиц, которые он вываливал на головы клиентов, покупавших микросхемы, объяснение с приближёнными Кондаурова, словесный поединок со следователем, другие речевые упражнения, — всё это казалось детским лепетом по сравнению с предстоящим объяснением с Катей.
Вскочив, Андрей заметался по квартире, словно раненый тигр. Он злился на Катю, устроившую ему испытание; злился на Машу, почему-то совершившую естественный для неё поступок в день отъезда; злился на себя, на своё решение провести выходные со старой подругой, что называется, «на дорожку» — с ней можно, за измену не считается, это ведь по-дружески. Воображение рисовало картины, одна мрачней другой. Угнетало то, что обе его женщины, хоть, возможно, сами не без греха, но всё же, выглядели перед ним естественно-благопристойно. Одна подозревала его — вполне обоснованно, другая заявляла свои права — тоже обоснованно, коль скоро предмет притязания и сам не прочь. Мрачно вышагивая по пустой квартире, он чувствовал себя раздетым на публике. Двойная игра, продолжавшаяся всего два дня, грозила обернуться поражением сразу на двух фронтах.
Звонок раздался ровно в девять. Звучал он буднично, совсем не так, как должен звучать предвестник беды. Подражая голосу тренера, Андрей сказал сам себе: «Хаджиме!», и уверенно снял трубку.
— У аппарата.
— Приветики! Ты что, ещё дома? Я думала, ты уже в дороге, и кто-нибудь из твоих сообщит мне номер рейса.
— Катюша… — голос его предательски задрожал.
Придя в себя, Андрей принялся излагать причины, по которым не сможет выехать немедленно. Вкратце рассказал о бизнесе, который затеял, о ненадёжности Гордеева, привёл примеры. Да, есть возможность занять крупную сумму, но как вернуть долг, если оставить дело на попечение неблагополучного партнёра? Как проконтролировать его, находясь на удалении? Уж лучше самому свернуть дела, вытащить деньги, и спокойно уехать. Посмотревшись в зеркало, Андрей сказал, что понадобится примерно неделя… на решение всех вопросов.
Катя удивилась. Она знала о существовании Гордеева, помнила рассказы о его чудачествах, о том, что планировались какие-то дела с ним. Но она не знала о том, что этот бизнес уже существует и может стать помехой для отъезда. С трудом свыклась с мыслью, что придётся ждать два дня, а теперь сроки вновь отодвигаются. Нет, здесь какой-то подвох. Сначала измена, теперь всплывает непонятный бизнес.
Продолжая чувствовать свою вину, и всё же обнадёженный её спокойным голосом, тем, что она сразу не бросила трубку, Андрей объяснил, что, не имея от неё никаких известий, вынужден был начать работать, — иначе как жить? Теперь, услышав, наконец, долгожданный звонок, он, конечно же, бросает всё и выезжает. Но необходимо время, чтобы уладить все дела. Поездка неблизкая, не будет возможности возвращаться, чтобы урегулировать вопросы. Надо сделать всё сразу.
Выслушав, Катя напомнила, что вначале речь шла о двух днях, а не о десяти. Она прекрасно понимала все доводы, они действительно разумны, но почему об этом не было сказано раньше? Что изменилось за эти два дня?
Пытаясь скрыть волнение, Андрей начал оправдываться. Он не рассчитал, и необдуманно назначил этот срок. Всего не предусмотрел, а когда опомнился, то было поздно. Жизнь катится с кручи, и неизвестно, где за камень случая зацепится колесо судьбы. Поэтому, не полагаясь на удачу, надо остаться на неделю, чтобы закрыть дела.
Андрей говорил, воодушевлённый своим собственным красноречием. Он не мог себе представить Катю, её зрительный образ всегда ускользал от него. Даже когда она была рядом, стоило закрыть глаза, исчезал мир, полный счастливых предзнаменований; ускользая с отзвуками её голоса, подобным звуку райских флейт; пропадая среди сонма белоснежных ангелов, склонившихся над влюблёнными; утопая среди волн ярящихся страстей; теряясь в Элизиуме безмолвных теней.
Телефонная будка где-то во Владивостоке, там она притаилась, скрытая за цифрами телефонного номера, и короткие всплески музыки нарушали тишину вокруг неё. Какие-то разрозненные музыкальные отрывки, грустные и меланхоличные.
Тысячи километров. Пустыни, тайга, бугристая марь, прикрытая волнистым лишайником, полчища стланиковых зарослей, ржавые троелистовые болота, густые зелёные леса и бурные реки.
Он слышал Катю, но её чувственный голос терялся за краем стланика, стремительные интонации замедлялись среди тёмных елей, белоствольных берёз, угрюмых лиственниц, стройных осин. На краю мари обрывались надломленные печальные мелодии.
Он видел её слёзы. Она слышала его слова. Ему было нужно уложиться в несколько секунд, чтобы убедить её.
— Ты меня обманываешь, хочешь продинамить, — сказала Катя. — Это я не поддерживаю.
— Не понимаю, о чём ты. Где обманываю?
— Не знаю. Говоришь толково, правильно, даже слишком правильно.
— Ты звонишь с переговорного пункта?
— Да, уже время заканчивается. Давай прощаться.
— Катя, подожди…
— Что ждать, и так всё ясно.
— Что ясно? Ты пропала на два месяца, я не знал, что мне делать, затеял бизнес, теперь мне нужно как-то разобраться в делах…
— Я уже это слышала. Всё, пока.
— И что теперь? Когда ты позвонишь?
— Не знаю. Так быстро не могу. Я должна подумать. Ты меня обманываешь, не понимаю, правда, в чём. Просто чувствую это.
— Катенька…
… Короткие гудки, связь прервалась.
Испустив отчаянный вопль, Андрей положил трубку. Хотел было хватить кулаком стену, но рука безвольно опустилась. Он проиграл, и понимал, почему так произошло: где-то сфальшивил, волновался, и это стало причиной поражения. Непринуждённо, на одном дыхании переиграв десятки людей, потерпел фиаско в пятиминутной телефонной беседе. Что поделаешь, недаром сказано: можно обмануть народ, но не женщину.
Ночь с шестого на девятое ноября заканчивалась. Андрей открыл глаза. Ласково проведя тонкими пальцами по его лицу, Маша сказала:
— Я собиралась тебя будить. Ты не забыл, что нам надо пораньше выехать?
Застонав, он накрыл её и себя с головой одеялом, обняв, зарылся головой в её волосы.
С минуту они перекатывались по кровати, дурачились, потом Маша решительно высвободилась, поднялась, и стала собирать свои вещи. Андрей, ворча, последовал её примеру. Хитрил, втайне радуясь, что её необходимость забрать дочку от матери до того, как та пойдёт на работу, совпадает с его желанием пораньше приехать домой, чтобы собраться в поездку.
Одевшись, они прошли через гостиную на кухню. Оксана, девушка Романа, сидела за столом.
— Он еще спит? — спросил Андрей.
— Куда там. Пошёл сдавать ключи от дома.
Закипел чайник. Сняв его с плиты, Оксана стала разливать кипяток по чашкам. Вошёл Роман, принеся с улицы прохладу осеннего утра.
— Бр-р-р! — поёжилась Оксана, и, выглянув в окно, спросила:
— Там холодно?
— Ташкент… ледникового периода. Вставайте, чего расселись?
Он тоже торопился — на работу. Однако от предложенного кофе не отказался.
— Континентальный завтрак, — сказала Маша, намазывая маслом тонкий кусочек хлеба.
— Резко континентальный, — добавил Роман, оглядывая стол, на котором ничего не было, кроме остатков буханки, и распластанной упаковочной бумаги, которая еще вчера была брикетом масла.
Проглотив тонкий бутербродик, Роман запил его кофе, и поднялся.
— Всё, мальчик сыт.
На улице их встретил администратор турбазы, пришедший, чтобы проверить дом. Быстро всё осмотрев, он вышел и махнул рукой: всё в порядке, можете ехать. Две машины тронулись с места, и покатились между деревьев.
Через Волгу переправлялись на пароме. Небо словно надело серебряный панцирь, оно отражалось в воде, и темная осенняя вода дышала холодом. Шумел корабельный мотор, подрагивала палуба, за бортом плескались волны. Выйдя из машины, Маша приблизилась к Андрею, прильнула к нему. Так они стояли молча. Она была мысленно с дочерью, которую не видела целых два дня, целиком посвящённых другу. Он был во власти предвкушения встречи с далёкой подругой, которую не видел целых два месяца. В этом безмолвном уединении только лёгкие прикосновения связывали их с прошлым, прикосновения любовников, хорошо изучивших друг друга.
Паром пристал к дебаркадеру, подали трап. Маша вернулась в машину, завела мотор. Роман подошёл к Андрею, как-то странно взглянул.
— Смотри, друг, невеста твоя тебя убьёт.
Андрей беспокойно оглянулся, высматривая среди переправлявшихся людей потенциальных Катиных шпионов.
У подъезда, прежде чем проститься, Маша проворковала:
— Ближе к выходным созвонимся, что-нибудь придумаем.
Поцеловав её, Андрей ответил «да, моя прелесть», и вышел из машины.
Дома, не раздеваясь, он прошёл в свою комнату, проверил верхний ящик тумбочки. Билеты на месте. Затем вернулся в прихожую, снял куртку, повесил на крючок. Проходя мимо зеркала, мельком взглянул на себя, и вдруг встал, словно пригвождённый к полу. На шее красовалось красное пятно с мелкими точечными кровоизлияниями, — засос. Андрей рывком снял свитер вместе с майкой, и, увидев своё отражение, охнул — ещё несколько аналогичных пятен на груди, плечах. Полдня, и это будут синяки. Обернувшись, он посмотрел на спину. Так и есть, характерные ссадины, следы ногтей. В глазах потемнело. Из глубины зеркала выплыло видение — Маша, Андрей увидел её спокойный, немного насмешливый взгляд, адским рёвом прозвучал её ласковый голос — «ближе к выходным созвонимся, что-нибудь придумаем».
Муть застилала глаза, словно в тумане, он поплелся в комнату, повалился на диван. Силился, но не мог осмыслить происходящее. Нагромождения небылиц, которые он вываливал на головы клиентов, покупавших микросхемы, объяснение с приближёнными Кондаурова, словесный поединок со следователем, другие речевые упражнения, — всё это казалось детским лепетом по сравнению с предстоящим объяснением с Катей.
Вскочив, Андрей заметался по квартире, словно раненый тигр. Он злился на Катю, устроившую ему испытание; злился на Машу, почему-то совершившую естественный для неё поступок в день отъезда; злился на себя, на своё решение провести выходные со старой подругой, что называется, «на дорожку» — с ней можно, за измену не считается, это ведь по-дружески. Воображение рисовало картины, одна мрачней другой. Угнетало то, что обе его женщины, хоть, возможно, сами не без греха, но всё же, выглядели перед ним естественно-благопристойно. Одна подозревала его — вполне обоснованно, другая заявляла свои права — тоже обоснованно, коль скоро предмет притязания и сам не прочь. Мрачно вышагивая по пустой квартире, он чувствовал себя раздетым на публике. Двойная игра, продолжавшаяся всего два дня, грозила обернуться поражением сразу на двух фронтах.
Звонок раздался ровно в девять. Звучал он буднично, совсем не так, как должен звучать предвестник беды. Подражая голосу тренера, Андрей сказал сам себе: «Хаджиме!», и уверенно снял трубку.
— У аппарата.
— Приветики! Ты что, ещё дома? Я думала, ты уже в дороге, и кто-нибудь из твоих сообщит мне номер рейса.
— Катюша… — голос его предательски задрожал.
Придя в себя, Андрей принялся излагать причины, по которым не сможет выехать немедленно. Вкратце рассказал о бизнесе, который затеял, о ненадёжности Гордеева, привёл примеры. Да, есть возможность занять крупную сумму, но как вернуть долг, если оставить дело на попечение неблагополучного партнёра? Как проконтролировать его, находясь на удалении? Уж лучше самому свернуть дела, вытащить деньги, и спокойно уехать. Посмотревшись в зеркало, Андрей сказал, что понадобится примерно неделя… на решение всех вопросов.
Катя удивилась. Она знала о существовании Гордеева, помнила рассказы о его чудачествах, о том, что планировались какие-то дела с ним. Но она не знала о том, что этот бизнес уже существует и может стать помехой для отъезда. С трудом свыклась с мыслью, что придётся ждать два дня, а теперь сроки вновь отодвигаются. Нет, здесь какой-то подвох. Сначала измена, теперь всплывает непонятный бизнес.
Продолжая чувствовать свою вину, и всё же обнадёженный её спокойным голосом, тем, что она сразу не бросила трубку, Андрей объяснил, что, не имея от неё никаких известий, вынужден был начать работать, — иначе как жить? Теперь, услышав, наконец, долгожданный звонок, он, конечно же, бросает всё и выезжает. Но необходимо время, чтобы уладить все дела. Поездка неблизкая, не будет возможности возвращаться, чтобы урегулировать вопросы. Надо сделать всё сразу.
Выслушав, Катя напомнила, что вначале речь шла о двух днях, а не о десяти. Она прекрасно понимала все доводы, они действительно разумны, но почему об этом не было сказано раньше? Что изменилось за эти два дня?
Пытаясь скрыть волнение, Андрей начал оправдываться. Он не рассчитал, и необдуманно назначил этот срок. Всего не предусмотрел, а когда опомнился, то было поздно. Жизнь катится с кручи, и неизвестно, где за камень случая зацепится колесо судьбы. Поэтому, не полагаясь на удачу, надо остаться на неделю, чтобы закрыть дела.
Андрей говорил, воодушевлённый своим собственным красноречием. Он не мог себе представить Катю, её зрительный образ всегда ускользал от него. Даже когда она была рядом, стоило закрыть глаза, исчезал мир, полный счастливых предзнаменований; ускользая с отзвуками её голоса, подобным звуку райских флейт; пропадая среди сонма белоснежных ангелов, склонившихся над влюблёнными; утопая среди волн ярящихся страстей; теряясь в Элизиуме безмолвных теней.
Телефонная будка где-то во Владивостоке, там она притаилась, скрытая за цифрами телефонного номера, и короткие всплески музыки нарушали тишину вокруг неё. Какие-то разрозненные музыкальные отрывки, грустные и меланхоличные.
Тысячи километров. Пустыни, тайга, бугристая марь, прикрытая волнистым лишайником, полчища стланиковых зарослей, ржавые троелистовые болота, густые зелёные леса и бурные реки.
Он слышал Катю, но её чувственный голос терялся за краем стланика, стремительные интонации замедлялись среди тёмных елей, белоствольных берёз, угрюмых лиственниц, стройных осин. На краю мари обрывались надломленные печальные мелодии.
Он видел её слёзы. Она слышала его слова. Ему было нужно уложиться в несколько секунд, чтобы убедить её.
— Ты меня обманываешь, хочешь продинамить, — сказала Катя. — Это я не поддерживаю.
— Не понимаю, о чём ты. Где обманываю?
— Не знаю. Говоришь толково, правильно, даже слишком правильно.
— Ты звонишь с переговорного пункта?
— Да, уже время заканчивается. Давай прощаться.
— Катя, подожди…
— Что ждать, и так всё ясно.
— Что ясно? Ты пропала на два месяца, я не знал, что мне делать, затеял бизнес, теперь мне нужно как-то разобраться в делах…
— Я уже это слышала. Всё, пока.
— И что теперь? Когда ты позвонишь?
— Не знаю. Так быстро не могу. Я должна подумать. Ты меня обманываешь, не понимаю, правда, в чём. Просто чувствую это.
— Катенька…
… Короткие гудки, связь прервалась.
Испустив отчаянный вопль, Андрей положил трубку. Хотел было хватить кулаком стену, но рука безвольно опустилась. Он проиграл, и понимал, почему так произошло: где-то сфальшивил, волновался, и это стало причиной поражения. Непринуждённо, на одном дыхании переиграв десятки людей, потерпел фиаско в пятиминутной телефонной беседе. Что поделаешь, недаром сказано: можно обмануть народ, но не женщину.
Глава 67
Я любила, я страдала,
Умирала, воскресала,
Я горела, я прощала,
Только счастья не узнала.
Не вини себя напрасно,
Время сделает все ясным,
Я горела слишком страстно,
Одинокая звезда.
Ты мои не понял чувства,
В сердце холодно и пусто,
Оказалось слишком грустно
Жить на свете без тебя…
Глава 68
Долгая бессонная ночь была на исходе. Иосиф Григорьевич сам не понимал своего мучительного состояния. Какие-то неясные ощущения кружили голову, не давали уснуть.
Уже забрезжил зябкий рассвет, когда ему удалось на короткое время забыться.
«Ей дали несколько угрожающих сигналов! Её предупреждали!» — услышал он басовитый голос, тут же перед глазами появилось лицо Еремеева, по-звериному оскаленное, с блестящими по-волчьи глазами.
Не понимая, сон это, или галлюцинация, Иосиф Григорьевич поднялся с постели, направился в свой кабинет. Долго пытался сосредоточиться, просматривая деловые бумаги, но одна и та же мысль неотступно преследовала его, вытесняя всё остальное: что-то должно произойти.
Завтракали все вместе. Полусонный Георгий лениво ковырял яичницу с беконом, Лариса добросовестно поглощала свой йогурт, стараясь не смотреть на то, что приготовила мужу и сыну. Управившись со своей порцией, Иосиф Григорьевич с притворной строгостью принялся выпытывать у сына, что это были за фильмы, которые тот смотрел всю ночь. Георгий замялся: ему хотелось обсудить кое-какие моменты, одновременно с этим он понимал, что отец по головке не погладит за ночные бдения у экрана. Наконец, когда он уже почти был готов к признанию, Иосиф Григорьевич, допив кофе, сказал, что ему пора на работу, и вышел из-за стола.
С каким-то тревожным чувством спускался он по лестнице. Не давало покоя поведение Еремеева в последние дни. Рубайлов победил на выборах — как ожидалось. Адвокат не сдержал своего обещания — прямой разговор, без угроз и запугиваний, на котором он сам настаивал, так и не состоялся. Начались оттяжки и бесконечные откладывания на потом. Иосиф Григорьевич с неудовольствием отметил, что недооценил эту фигуру. Думал, что пешка, которая ходит на одну клетку вперед, а оказалось, что чуть ли не ферзь, бегающий по всему полю. Как проникнуть в происки хитреца, решившего всех обвести вокруг своих пушистых усов?
Срок вышел, а нужное решение так и не найдено. Надо срочно что-то придумать, не блуждать же в тёмном лабиринте неясных предположений.
Стена, отделявшая лестничные марши от улицы, была выложена стеклоблоками. Проходя мимо двух выломанных ячеек, Иосиф Григорьевич взял на заметку: сообщить в домоуправление, и машинально выглянул во двор. Высокий молодой человек спортивного телосложения, в тёмной куртке, тёмной вязаной шапке, надвинутой на глаза, прогуливался по тротуару, поглядывая на подъезд. Странно! Позавчера он пасся вечером — Иосиф Григорьевич наблюдал за ним из окна, вчера Лариса, придя с работы, тоже сказала, что заметила у подъезда подозрительного парня.
Вернувшись домой, Иосиф Григорьевич приказал оставаться дома Ларисе и Георгию, уже собравшимся уходить, а сам прошёл в кабинет, позвонил Уварову, и попросил срочно прислать ребят в штатском, и аккуратно задержать подозрительного парня «до выяснения обстоятельств».
Сам же, задёрнув шторы, принялся через щёлочку наблюдать за двором. Мимо объекта прошёл еще один — видимо, сообщник, тоже в спортивной куртке и вязаной шапочке, надвинутой на глаза. Едва заметно кивнув друг другу, они разошлись в разные стороны. Не оставалось никаких сомнений — что-то назревает.
Иосиф Григорьевич отвлёкся на секунду, чтобы ответить обеспокоенной жене на её вопрос. Когда посмотрел на улицу, увидел, что подозрительного парня, уже в наручниках, заталкивают в машину. Позвонил Уваров, сказал, что всё в порядке, можно выходить.
— Нельзя, — последовал ответ, — у него сообщник, в темной спортивной куртке, темных тренировочных брюках, и белых кроссовках, серой вязаной шапке.
Перезвонив через десять минут, Уваров доложил, что улова больше нет, зато у задержанного изъят пистолет с полным магазином, объяснений никаких парень не даёт, ведёт себя вызывающе, показания давать не хочет. Хотя, видит сопливый верблюд, этому парню есть, что рассказать правоохранительным органам.
— Разговоришь его, Слава?
Уваров ответил, что у него даже трупы разговаривают, а у задержанного, слава здоровому образу жизни — здоровья, хоть отбавляй.
Объявив домашним, что выход на улицу отменяется, Иосиф Григорьевич попросил не беспокоить его, закрыл дверь, и стал прохаживаться по кабинету. Его трясло от страха, пережитого задним числом. Вот она, причина беспокойства! Как он мог, ишачья голова, не додуматься до такой простой вещи, и не сработать на опережение?! Что можно ожидать от человека, на котором покойники висят, как ожерелье? Праздничный сувенир?! Согласен, праздничный, мать его, девятиграммовый свинцовый сувенир.
Уже забрезжил зябкий рассвет, когда ему удалось на короткое время забыться.
«Ей дали несколько угрожающих сигналов! Её предупреждали!» — услышал он басовитый голос, тут же перед глазами появилось лицо Еремеева, по-звериному оскаленное, с блестящими по-волчьи глазами.
Не понимая, сон это, или галлюцинация, Иосиф Григорьевич поднялся с постели, направился в свой кабинет. Долго пытался сосредоточиться, просматривая деловые бумаги, но одна и та же мысль неотступно преследовала его, вытесняя всё остальное: что-то должно произойти.
Завтракали все вместе. Полусонный Георгий лениво ковырял яичницу с беконом, Лариса добросовестно поглощала свой йогурт, стараясь не смотреть на то, что приготовила мужу и сыну. Управившись со своей порцией, Иосиф Григорьевич с притворной строгостью принялся выпытывать у сына, что это были за фильмы, которые тот смотрел всю ночь. Георгий замялся: ему хотелось обсудить кое-какие моменты, одновременно с этим он понимал, что отец по головке не погладит за ночные бдения у экрана. Наконец, когда он уже почти был готов к признанию, Иосиф Григорьевич, допив кофе, сказал, что ему пора на работу, и вышел из-за стола.
С каким-то тревожным чувством спускался он по лестнице. Не давало покоя поведение Еремеева в последние дни. Рубайлов победил на выборах — как ожидалось. Адвокат не сдержал своего обещания — прямой разговор, без угроз и запугиваний, на котором он сам настаивал, так и не состоялся. Начались оттяжки и бесконечные откладывания на потом. Иосиф Григорьевич с неудовольствием отметил, что недооценил эту фигуру. Думал, что пешка, которая ходит на одну клетку вперед, а оказалось, что чуть ли не ферзь, бегающий по всему полю. Как проникнуть в происки хитреца, решившего всех обвести вокруг своих пушистых усов?
Срок вышел, а нужное решение так и не найдено. Надо срочно что-то придумать, не блуждать же в тёмном лабиринте неясных предположений.
Стена, отделявшая лестничные марши от улицы, была выложена стеклоблоками. Проходя мимо двух выломанных ячеек, Иосиф Григорьевич взял на заметку: сообщить в домоуправление, и машинально выглянул во двор. Высокий молодой человек спортивного телосложения, в тёмной куртке, тёмной вязаной шапке, надвинутой на глаза, прогуливался по тротуару, поглядывая на подъезд. Странно! Позавчера он пасся вечером — Иосиф Григорьевич наблюдал за ним из окна, вчера Лариса, придя с работы, тоже сказала, что заметила у подъезда подозрительного парня.
Вернувшись домой, Иосиф Григорьевич приказал оставаться дома Ларисе и Георгию, уже собравшимся уходить, а сам прошёл в кабинет, позвонил Уварову, и попросил срочно прислать ребят в штатском, и аккуратно задержать подозрительного парня «до выяснения обстоятельств».
Сам же, задёрнув шторы, принялся через щёлочку наблюдать за двором. Мимо объекта прошёл еще один — видимо, сообщник, тоже в спортивной куртке и вязаной шапочке, надвинутой на глаза. Едва заметно кивнув друг другу, они разошлись в разные стороны. Не оставалось никаких сомнений — что-то назревает.
Иосиф Григорьевич отвлёкся на секунду, чтобы ответить обеспокоенной жене на её вопрос. Когда посмотрел на улицу, увидел, что подозрительного парня, уже в наручниках, заталкивают в машину. Позвонил Уваров, сказал, что всё в порядке, можно выходить.
— Нельзя, — последовал ответ, — у него сообщник, в темной спортивной куртке, темных тренировочных брюках, и белых кроссовках, серой вязаной шапке.
Перезвонив через десять минут, Уваров доложил, что улова больше нет, зато у задержанного изъят пистолет с полным магазином, объяснений никаких парень не даёт, ведёт себя вызывающе, показания давать не хочет. Хотя, видит сопливый верблюд, этому парню есть, что рассказать правоохранительным органам.
— Разговоришь его, Слава?
Уваров ответил, что у него даже трупы разговаривают, а у задержанного, слава здоровому образу жизни — здоровья, хоть отбавляй.
Объявив домашним, что выход на улицу отменяется, Иосиф Григорьевич попросил не беспокоить его, закрыл дверь, и стал прохаживаться по кабинету. Его трясло от страха, пережитого задним числом. Вот она, причина беспокойства! Как он мог, ишачья голова, не додуматься до такой простой вещи, и не сработать на опережение?! Что можно ожидать от человека, на котором покойники висят, как ожерелье? Праздничный сувенир?! Согласен, праздничный, мать его, девятиграммовый свинцовый сувенир.
Глава 69
В комнате без окон, небольшом бетонном пенале, находились двое — оперуполномоченный Антон Усков, и задержанный, представившийся Теофилом Гавнопольским.
— Что же ты не пишешь мои показания? — спросил задержанный, разминая затекшие кисти, скованные за спиной наручниками.
— Давай, дуркуй, время еще есть, — не отрываясь от спортивного журнала, буркнул Антон.
Открылась и тут же с лязгом захлопнулась железная дверь, — это вошёл Николай Быков, напарник Ускова.
— Ничего? — спросил он, покосившись на пустой бланк.
— Ничего, — ответил Антон, откладывая в сторону журнал.
Подойдя к задержанному, Быков раздвинул ему ноги, и, взявшись за колени, с силой ударил их друг о друга. Антон прислонил к левому уху задержанного томик уголовного кодекса, и Николай, точным движением ударил ногой по книге. Оглушённый Теофил повалился бы на пол, если бы его не удержали.
— Давай, для симметрии, — сказал Антон, прижимая книгу к правому уху.
Последовал ещё один удар. Выплёвывая кровь, задержанный попытался что-то произнести, но его прервали:
— Обожди, процедура не кончилась. Раз уж начали…
И, надев толстые меховые варежки, напарники принялись бить Теофила по животу, в грудь, по голове. Оттеснив Антона, Николай сказал:
— Смотри, вчера по телеку видел.
И, сделав обманное движение правой, провёл хук слева. Получив удар в висок, Теофил повалился на пол. Его не стали поднимать, лишь спросили:
— Готов к игре?
Тот громко застонал. Антон сказал, усаживаясь за стол.
— Игра будет «верю — не верю». Объясняю правила: ты говоришь, мы верим, или не верим. Вопрос номер один: кто ты такой? Говори: фамилия, имя, отчество, дата рождения, место прописки, работа, и так далее.
— Мартынов Евгений Геннадьевич, — прохрипел задержанный, — 1970 года, родился в Мариуполе, проживаю: город Ростов, улица…
Сказав, что пока верит, и записав полученные данные, Усков спросил, откуда пистолет, и с какой целью задержанный Мартынов находился утром во дворе дома номер шесть по улице Краснознаменской.
— Пушку купил на рынке, для самообороны. Во дворе ждал девушку, познакомился на улице, адрес точный не знаю. Караулил, когда выйдет.
— Не верю.
Мартынова подняли с пола, и всё повторилось: удар коленок друг о друга, книга с одной стороны, потом с другой, толстые меховые варежки. Он пытался что-то сказать, но ему объяснили, что во время процедуры разговаривать не полагается. К прежним манипуляциям добавилось несколько ударов по почкам. Приподняв за волосы голову Мартынова, лежащего на полу, Быков сообщил, что игра продолжается, и, в случае неправильных ответов, во время следующей процедуры, пациент, чтобы не падал, будет подвешен за ноги.
И Мартынов заговорил. Через двадцать минут Уваров позвонил Иосифу Григорьевичу на домашний телефон и доложил о результатах. Задержанный дал признательные показания — в Волгоград он прибыл на заказ, во дворе караулил жертву, по описаниям, это не кто иной, как Давиденко. Имя заказанного неизвестно, фотография хранится на квартире. Иосиф Григорьевич оказался прав: у Мартынова есть сообщник, который сбежал, увидев, что операция сорвалась. На съёмную квартиру, где остановились киллеры, выехала оперативная группа.
Имя посредника, принявшего заказ — Джамбул, встреча с ним запланирована на полдень, где — неизвестно, сбежавший напарник Мартынова должен был связаться с ним по рации.
Выслушав, Иосиф Григорьевич сказал, чтобы Уваров срочно созвониться с Галеевым, который совместно с оперативниками уголовного розыска занимается поиском некоего Джоника, недавно прибывшего в Волгоград. Они как раз отрабатывают съемные квартиры и гостиницы. Всех оперативников, ведущих поиск, необходимо снабдить фотороботом, составленным по описаниям Мартынова, наверняка он окажется более точным, чем присланный из Москвы.
Закончив разговор, Иосиф Григорьевич прошёл в зал и сообщил перепуганной жене и сыну, что их вынужденное заточение продолжается. После этого вернулся в кабинет и продолжил прерванное занятие — хождение из угла в угол, обдумывание сложившейся ситуации.
«Еремеев и Першин, больше никого не вижу», — заключил он.
— Что же ты не пишешь мои показания? — спросил задержанный, разминая затекшие кисти, скованные за спиной наручниками.
— Давай, дуркуй, время еще есть, — не отрываясь от спортивного журнала, буркнул Антон.
Открылась и тут же с лязгом захлопнулась железная дверь, — это вошёл Николай Быков, напарник Ускова.
— Ничего? — спросил он, покосившись на пустой бланк.
— Ничего, — ответил Антон, откладывая в сторону журнал.
Подойдя к задержанному, Быков раздвинул ему ноги, и, взявшись за колени, с силой ударил их друг о друга. Антон прислонил к левому уху задержанного томик уголовного кодекса, и Николай, точным движением ударил ногой по книге. Оглушённый Теофил повалился бы на пол, если бы его не удержали.
— Давай, для симметрии, — сказал Антон, прижимая книгу к правому уху.
Последовал ещё один удар. Выплёвывая кровь, задержанный попытался что-то произнести, но его прервали:
— Обожди, процедура не кончилась. Раз уж начали…
И, надев толстые меховые варежки, напарники принялись бить Теофила по животу, в грудь, по голове. Оттеснив Антона, Николай сказал:
— Смотри, вчера по телеку видел.
И, сделав обманное движение правой, провёл хук слева. Получив удар в висок, Теофил повалился на пол. Его не стали поднимать, лишь спросили:
— Готов к игре?
Тот громко застонал. Антон сказал, усаживаясь за стол.
— Игра будет «верю — не верю». Объясняю правила: ты говоришь, мы верим, или не верим. Вопрос номер один: кто ты такой? Говори: фамилия, имя, отчество, дата рождения, место прописки, работа, и так далее.
— Мартынов Евгений Геннадьевич, — прохрипел задержанный, — 1970 года, родился в Мариуполе, проживаю: город Ростов, улица…
Сказав, что пока верит, и записав полученные данные, Усков спросил, откуда пистолет, и с какой целью задержанный Мартынов находился утром во дворе дома номер шесть по улице Краснознаменской.
— Пушку купил на рынке, для самообороны. Во дворе ждал девушку, познакомился на улице, адрес точный не знаю. Караулил, когда выйдет.
— Не верю.
Мартынова подняли с пола, и всё повторилось: удар коленок друг о друга, книга с одной стороны, потом с другой, толстые меховые варежки. Он пытался что-то сказать, но ему объяснили, что во время процедуры разговаривать не полагается. К прежним манипуляциям добавилось несколько ударов по почкам. Приподняв за волосы голову Мартынова, лежащего на полу, Быков сообщил, что игра продолжается, и, в случае неправильных ответов, во время следующей процедуры, пациент, чтобы не падал, будет подвешен за ноги.
И Мартынов заговорил. Через двадцать минут Уваров позвонил Иосифу Григорьевичу на домашний телефон и доложил о результатах. Задержанный дал признательные показания — в Волгоград он прибыл на заказ, во дворе караулил жертву, по описаниям, это не кто иной, как Давиденко. Имя заказанного неизвестно, фотография хранится на квартире. Иосиф Григорьевич оказался прав: у Мартынова есть сообщник, который сбежал, увидев, что операция сорвалась. На съёмную квартиру, где остановились киллеры, выехала оперативная группа.
Имя посредника, принявшего заказ — Джамбул, встреча с ним запланирована на полдень, где — неизвестно, сбежавший напарник Мартынова должен был связаться с ним по рации.
Выслушав, Иосиф Григорьевич сказал, чтобы Уваров срочно созвониться с Галеевым, который совместно с оперативниками уголовного розыска занимается поиском некоего Джоника, недавно прибывшего в Волгоград. Они как раз отрабатывают съемные квартиры и гостиницы. Всех оперативников, ведущих поиск, необходимо снабдить фотороботом, составленным по описаниям Мартынова, наверняка он окажется более точным, чем присланный из Москвы.
Закончив разговор, Иосиф Григорьевич прошёл в зал и сообщил перепуганной жене и сыну, что их вынужденное заточение продолжается. После этого вернулся в кабинет и продолжил прерванное занятие — хождение из угла в угол, обдумывание сложившейся ситуации.
«Еремеев и Першин, больше никого не вижу», — заключил он.
Глава 70
Уже стемнело, когда к дому номер двадцать девять по улице Симонова подъехал микроавтобус с оперативной группой. Кропотливая работа с агентствами недвижимости дала результат: нашли женщину, сдавшую квартиру некоему Хамхоеву. Хозяйку вызвали сотрудники агентства якобы для переговоров, она приехала, и поджидавшие её оперативники поговорили с ней. Ей показали фоторобот, сделанный по описаниям Мартынова, и она подтвердила, что именно этот человек заключил договор аренды квартиры. Точнее, сначала по объявлению в газете позвонила девушка, и сказала, что квартиру снимет она. Был заключен договор, девушке, жительнице Волгограда, были выданы ключи. Затем хозяйке позвонила соседка и сообщила, что в квартире проживает мужчина кавказской национальности, девушки, заключавшей договор, там нет. Хозяйка перепугалась, приехала на квартиру, и потребовала срочно выехать. Мужчина стал уговаривать, придумал какую-то историю, но ничего не помогло. Наконец, договорились следующим образом: заключить договор аренды через агентство недвижимости, заплатив риэлторам комиссионные. Мужчина согласился — у него не было времени на поиски новой квартиры. Так в базе данных агентства появились сведения о гражданине по фамилии Хамхоев.