Страница:
Растерянно улыбаясь, Першин примостился на стул.
— Просьба есть…
— Видит баранья башка, не просто так пожаловал…
Кроме обоснованной злости, появившейся после покушения, у Иосифа Григорьевича вдруг прорвалось раздражение на замдиректора «ВХК», постоянно досаждавшего его своими просьбами. Видимо, Першин думал, что ежемесячный платёж не отрабатывается на сто процентов, КПД слишком низок, и, появляясь с очередным пакетом заданий, всегда боялся что-либо упустить, считая, что полковник не смеет забыть про него хотя бы на один час. Он был из тех людей, для которых дверь просьб, однажды открывшись, уже не в силах закрыться, так как, подобно голодным баранам, в неё всем стадом врываются их домогательства.
Быстро забыл Першин, как ходил перед Кондауровым на полусогнутых, боясь потревожить хотя бы взглядом.
— Может, я не вовремя, — осторожно спросил замдиректора, всё еще улыбаясь.
— Не вовремя шут собрался прокрасться к чужой жене — бубенцы на колпаке только рассмешили разбуженного мужа.
— Давно не появлялся… то есть… пришёл просить об одолжении, — проговорил Першин, кисло улыбнувшись.
— Одолжила сорока у орла клюв, а вернуть забыла.
— Иосиф Григорьевич, я ведь не просто так хожу… то есть… у нас с вами договор, — пробормотал Першин с последней своей улыбкой.
— Вспомнил про ишачий договор, — зло процедил Иосиф Григорьевич. — Договор заключают равноправные стороны…
Выждав многозначительную паузу, добавил:
— Не веришь, спроси у адвоката. Ну, сбегай к нему, проконсультируйся, ты ведь тоже доёбываешь его своими ишачьими просьбами.
С белым, точно обсыпанным мелом, лицом, Першин аккуратно поднялся со стула, и попятился к выходу.
Когда за ним закрылась дверь, Иосиф Григорьевич вернулся к размышлениям, прерванным нежданным визитом.
Трегубов, судя по всему, непричастен к покушению, иначе Еремеев упомянул бы его в своём «репортаже с иголкой в ухе». Да и не было смысла его привлекать — зачем лишние свидетели? По прежним делам его не взять — уже отмазался. Остаётся следить за ним и ждать, когда он где-нибудь проколется.
Пока ничего интересного. Что там доложили оперативники? На дне рождения Разгона Трегубов целовался на улице с девицей, пришедшей с мужем, неким Глебом. Ну, ГУВД — не полиция нравов, пусть целуется, хоть с этой клавой, хоть с её мужем.
Что ещё… Стоял, курил на улице, жалко, не травку, а то бы сразу задержали. Разговаривали, проходивший мимо оперативник слышал обрывки фраз: «выполнение заказа, Фима, поставим на мёртвый якорь, пять-шесть штук».
Стоп машина! Да это же Ефим Бухман! О чём Галеев думает?!
Связавшись с Рашидом, Иосиф Григорьевич указал ему на слабые места в работе. Тот удивился: ничего не слышал про Бухмана. Иосиф Григорьевич извинился, да, действительно этим делом занимается прокуратура, а убийц уже поймали — одного взяли УБОПовцы, второго — ребята из уголовного розыска. Не все ещё успели обменяться информацией. Уваров оказался из всех самый осведомлённый.
Положив трубку, Иосиф Григорьевич вспомнил, о чём он так и не поговорил с Еремеевым. Тот самый двойник, выскочивший из машины адвоката, Андрей Разгон, друг, подельник, и бог весть кто ещё Трегубову, бывший работник морга, аферист, человек с тысячью имён, соблазнитель следовательских жён, сын влиятельных родителей, и жених Кати Третьяковой в придачу. Вот за кого надо было помытарить Еремеева, как говорили в старину, надыбать правду.
Пройдясь по кабинету, Иосиф Григорьевич остановился возле зеркала и лукаво подмигнул самому себе. Не хватало ещё, чтобы в один не совсем удачный день его, старого седого полковника, замела милиция, перепутав с этим прохвостом.
«Ну, что, больше покушений не предвидится?» — поинтересовался он у своего отражения.
Посмотрев на часы, Иосиф Григорьевич собрал портфель и вышел из кабинета. Перед отъездом за город нужно было сделать одно важное дело.
Глава 74
Глава 75
Глава 76
— Просьба есть…
— Видит баранья башка, не просто так пожаловал…
Кроме обоснованной злости, появившейся после покушения, у Иосифа Григорьевича вдруг прорвалось раздражение на замдиректора «ВХК», постоянно досаждавшего его своими просьбами. Видимо, Першин думал, что ежемесячный платёж не отрабатывается на сто процентов, КПД слишком низок, и, появляясь с очередным пакетом заданий, всегда боялся что-либо упустить, считая, что полковник не смеет забыть про него хотя бы на один час. Он был из тех людей, для которых дверь просьб, однажды открывшись, уже не в силах закрыться, так как, подобно голодным баранам, в неё всем стадом врываются их домогательства.
Быстро забыл Першин, как ходил перед Кондауровым на полусогнутых, боясь потревожить хотя бы взглядом.
— Может, я не вовремя, — осторожно спросил замдиректора, всё еще улыбаясь.
— Не вовремя шут собрался прокрасться к чужой жене — бубенцы на колпаке только рассмешили разбуженного мужа.
— Давно не появлялся… то есть… пришёл просить об одолжении, — проговорил Першин, кисло улыбнувшись.
— Одолжила сорока у орла клюв, а вернуть забыла.
— Иосиф Григорьевич, я ведь не просто так хожу… то есть… у нас с вами договор, — пробормотал Першин с последней своей улыбкой.
— Вспомнил про ишачий договор, — зло процедил Иосиф Григорьевич. — Договор заключают равноправные стороны…
Выждав многозначительную паузу, добавил:
— Не веришь, спроси у адвоката. Ну, сбегай к нему, проконсультируйся, ты ведь тоже доёбываешь его своими ишачьими просьбами.
С белым, точно обсыпанным мелом, лицом, Першин аккуратно поднялся со стула, и попятился к выходу.
Когда за ним закрылась дверь, Иосиф Григорьевич вернулся к размышлениям, прерванным нежданным визитом.
Трегубов, судя по всему, непричастен к покушению, иначе Еремеев упомянул бы его в своём «репортаже с иголкой в ухе». Да и не было смысла его привлекать — зачем лишние свидетели? По прежним делам его не взять — уже отмазался. Остаётся следить за ним и ждать, когда он где-нибудь проколется.
Пока ничего интересного. Что там доложили оперативники? На дне рождения Разгона Трегубов целовался на улице с девицей, пришедшей с мужем, неким Глебом. Ну, ГУВД — не полиция нравов, пусть целуется, хоть с этой клавой, хоть с её мужем.
Что ещё… Стоял, курил на улице, жалко, не травку, а то бы сразу задержали. Разговаривали, проходивший мимо оперативник слышал обрывки фраз: «выполнение заказа, Фима, поставим на мёртвый якорь, пять-шесть штук».
Стоп машина! Да это же Ефим Бухман! О чём Галеев думает?!
Связавшись с Рашидом, Иосиф Григорьевич указал ему на слабые места в работе. Тот удивился: ничего не слышал про Бухмана. Иосиф Григорьевич извинился, да, действительно этим делом занимается прокуратура, а убийц уже поймали — одного взяли УБОПовцы, второго — ребята из уголовного розыска. Не все ещё успели обменяться информацией. Уваров оказался из всех самый осведомлённый.
Положив трубку, Иосиф Григорьевич вспомнил, о чём он так и не поговорил с Еремеевым. Тот самый двойник, выскочивший из машины адвоката, Андрей Разгон, друг, подельник, и бог весть кто ещё Трегубову, бывший работник морга, аферист, человек с тысячью имён, соблазнитель следовательских жён, сын влиятельных родителей, и жених Кати Третьяковой в придачу. Вот за кого надо было помытарить Еремеева, как говорили в старину, надыбать правду.
Пройдясь по кабинету, Иосиф Григорьевич остановился возле зеркала и лукаво подмигнул самому себе. Не хватало ещё, чтобы в один не совсем удачный день его, старого седого полковника, замела милиция, перепутав с этим прохвостом.
«Ну, что, больше покушений не предвидится?» — поинтересовался он у своего отражения.
Посмотрев на часы, Иосиф Григорьевич собрал портфель и вышел из кабинета. Перед отъездом за город нужно было сделать одно важное дело.
Глава 74
Она с любовью посмотрела на детей, побежавших наперегонки к подъезду.
— Скажи, папа не покинул нас навсегда? — обернувшись, спросила дочь. — Он ведь смотрит на нас оттуда?
И подняла кверху розовый пальчик.
На секунду в глазах помутнело. Справившись с волнением, Арина ответила «да, конечно», и открыла дверь. Кирилл первым побежал по лестнице, Таня бросилась его догонять.
Проводив детей до квартиры, заперев дверь на ключ, Арина вернулась на улицу. Смахнула слезу, немного постояла. Сжав и разжав кулаки, пошла вдоль палисадника.
«Витенька, родной, где же ты? Приходи скорей, видишь, дети соскучились, Кирюша спрашивает, ещё не понимает, маленький. Полгода прошло, а сколько их впереди, много раз по полгода, и все без тебя».
Она вышла через арку на улицу Гагарина. Пройдя по тротуару мимо вязов, погрузившихся в зимнюю спячку, направилась к «Волге» с милицейскими номерами. Открыв переднюю дверь, опустилась на сиденье.
— Добрый день, Иосиф Григорьевич.
— Добрый. Для меня он действительно добрый, сегодня я могу вам похвастаться первым результатом.
С этими словами он протянул ей увесистый конверт.
— Здесь пятьдесят тысяч долларов.
Она растерялась.
— Что вы… Я думала, вы просто так сказали. И, как это, на улице, без протокола…
— Берите, это ваши деньги, первый транш.
Она не решалась взять. Тогда он положил конверт ей на колени и отвернулся. Они молчали, не решаясь что-либо сказать друг другу. Слова, приготовленные им для этой встречи, показались вдруг смешными и нелепыми, он их забыл, как забывают о зиме июльской ночью. Молчание рядом с этой женщиной казалось ему важнее самого задушевного разговора.
Помолчав, Иосиф Григорьевич заговорил, и своими словами выразил волнение, пережитое им за последние дни.
— Объясню, зачем я это делаю. Виктор — один из самых порядочных людей, которых я знал.
Немного помедлив, добавил:
— У меня будет к вам просьба.
Она кивнула.
— … а точнее, совет: никому ни слова, — никогда, ни при каких обстоятельствах. Полгода, как пропали деньги, а вокруг них продолжает литься кровь. Уверен, это не конец. Не обнаруживайте перед людьми вашего благополучия. Распродайте автопарк, купите скромную машинку. Не хвалитесь крупными покупками, оформляйте их на подставных лиц. Пусть все видят, что вы живёте скромно.
Стайка молодых людей выскользнула из Академии государственной службы, пошла вдоль улицы. Когда молодежь скрылась за углом, Иосиф Григорьевич сказал:
— Удобно для детей — институт через дорогу.
И посмотрел на Арину. Повинуясь безотчётному порыву, она сжала обеими руками его руку.
— Спасибо вам. Я сделаю всё, что вы… сказали.
Разжав ладони, она спрятала конверт в сумочку и вышла из машины.
— Скажи, папа не покинул нас навсегда? — обернувшись, спросила дочь. — Он ведь смотрит на нас оттуда?
И подняла кверху розовый пальчик.
На секунду в глазах помутнело. Справившись с волнением, Арина ответила «да, конечно», и открыла дверь. Кирилл первым побежал по лестнице, Таня бросилась его догонять.
Проводив детей до квартиры, заперев дверь на ключ, Арина вернулась на улицу. Смахнула слезу, немного постояла. Сжав и разжав кулаки, пошла вдоль палисадника.
«Витенька, родной, где же ты? Приходи скорей, видишь, дети соскучились, Кирюша спрашивает, ещё не понимает, маленький. Полгода прошло, а сколько их впереди, много раз по полгода, и все без тебя».
Она вышла через арку на улицу Гагарина. Пройдя по тротуару мимо вязов, погрузившихся в зимнюю спячку, направилась к «Волге» с милицейскими номерами. Открыв переднюю дверь, опустилась на сиденье.
— Добрый день, Иосиф Григорьевич.
— Добрый. Для меня он действительно добрый, сегодня я могу вам похвастаться первым результатом.
С этими словами он протянул ей увесистый конверт.
— Здесь пятьдесят тысяч долларов.
Она растерялась.
— Что вы… Я думала, вы просто так сказали. И, как это, на улице, без протокола…
— Берите, это ваши деньги, первый транш.
Она не решалась взять. Тогда он положил конверт ей на колени и отвернулся. Они молчали, не решаясь что-либо сказать друг другу. Слова, приготовленные им для этой встречи, показались вдруг смешными и нелепыми, он их забыл, как забывают о зиме июльской ночью. Молчание рядом с этой женщиной казалось ему важнее самого задушевного разговора.
Помолчав, Иосиф Григорьевич заговорил, и своими словами выразил волнение, пережитое им за последние дни.
— Объясню, зачем я это делаю. Виктор — один из самых порядочных людей, которых я знал.
Немного помедлив, добавил:
— У меня будет к вам просьба.
Она кивнула.
— … а точнее, совет: никому ни слова, — никогда, ни при каких обстоятельствах. Полгода, как пропали деньги, а вокруг них продолжает литься кровь. Уверен, это не конец. Не обнаруживайте перед людьми вашего благополучия. Распродайте автопарк, купите скромную машинку. Не хвалитесь крупными покупками, оформляйте их на подставных лиц. Пусть все видят, что вы живёте скромно.
Стайка молодых людей выскользнула из Академии государственной службы, пошла вдоль улицы. Когда молодежь скрылась за углом, Иосиф Григорьевич сказал:
— Удобно для детей — институт через дорогу.
И посмотрел на Арину. Повинуясь безотчётному порыву, она сжала обеими руками его руку.
— Спасибо вам. Я сделаю всё, что вы… сказали.
Разжав ладони, она спрятала конверт в сумочку и вышла из машины.
Глава 75
Две недели Иосиф Григорьевич пробыл за городом с семьёй. Общение с женой и сыном, чтение, прогулки по лесу, посиделки с соседями, — всё это помогло отвлечься, способствовало восстановлению душевных сил. Вернувшись в Волгоград, он приступил к делам.
Всё это время на «ВХК» свирепствовал ОБЭП. Проводилась полномасштабная проверка, заводились уголовные дела. С генерального директора и его заместителя снимались показания, потом их допросили, а потом и арестовали, — по обвинению в крупных хищениях, мошенничестве, и незаконной предпринимательской деятельности. Налицо был состав преступления против государственной собственности. Среди соучастников, не работавших на заводе, важную роль играл Игнат Захарович Еремеев, член городской коллегии адвокатов. Похищенные деньги проходили через контролируемые им подставные фирмы. Предупреждённый о готовящейся проверке, он скрылся. В настоящее время адвокат Еремеев объявлен в розыск.
Обо всём этом Иосифу Григорьевичу доложил его заместитель, Павел Ильич Паперно.
— А говорят, мы не работаем, — исполненный праведного гнева, произнёс Иосиф Григорьевич, — «крышуем», берём взятки, коммерсантов разводим на деньги, сращиваемся с главарями ОПГ. Ан нет! Полюбуйтесь: накрыли приют змей!
— А если расчленить это дело на сотню-две других дел…
— Моему преемнику будет нелегко поддерживать статистику.
— Значит, Иосиф Григорьевич, от «Бизнес-Плюса» отказываемся?
— Выходит, так. Не буду ж я сам этим заниматься — с Владом неохота ссориться. А другого такого Еремеева мы не скоро найдём.
— Что будем делать с «ВХК»? Это же скандал, суды, банкротство. Производство остановилось, люди не работают, многие увольняются. Кредиторы выставляют иски. Дело набирает обороты, и, если так дальше пойдёт, имущество пойдёт с молотка, и на месте завода будет несколько сотен мелких фирм. Пока не вижу крупного инвестора. Если только москвичи.
— Ну-у, изверг. Нарисовал тут мрак из мраков. Не буду ж я грызть дерево, которое облюбовал на доски…
— Тогда… будем работать по «ВХК»?
— Да, поговорю с Рустэмом.
И они понимающе посмотрели друг на друга.
С Першиным разговаривали в кабинете Паперно. Павел Ильич нарочито долго выслушивал капитана Викулова, который вёл дело «ВХК», уточнял, переспрашивал. К концу объяснительной беседы вырисовалась мрачная картина разрухи на некогда богатом предприятии. Когда Викулов вышел, Иосиф Григорьевич спросил Першина:
— Как же так, тебе доверили святая святых — государственную собственность — а ты взял, и разворовал пол-завода? Такие, как ты, страну развалили. Разложил коллектив, заразил неверием в высокие идеалы, инфицировал бациллами стяжательства. Гад, оборотень, крохобор.
Гробовая тишина сковала помещение. Першин обалдело уставился на Иосифа Григорьевича, как на глубоководного обитателя океана смотрит исследователь, никогда не видевший таких животных форм.
— Всё же с вашего согласия происходило…
Павел Ильич беззаботно улыбнулся. Иосиф Григорьевич разразился уничтожающим смехом.
— Надеюсь, ты не додумался рассказать эту хохму Викулову?
Начальник ОБЭП представил, как воспринял бы информацию о подношениях капитан, которому с этих подношений регулярно перепадает. Благодаря хитроумной системе поощрений Иосифу Григорьевичу удавалось управлять своим коллективом так, как ему было нужно, поддерживать дисциплину, предотвращать «неуставные взаимоотношения» с подозреваемыми и подследственными, взяточничество.
— На допросах требуют, чтобы я выложил всю правду. То есть мне придётся это сделать.
— С тобой сюсюкаются, приятель. Тебя ещё не допрашивали. Не врач, но вижу: надышался ты химией на своём заводе. Целебный воздух камеры будет способствовать твоему оздоровлению.
— Это произвол!
— Узнаю породистого мула: лягаешься, даже будучи связан.
— Адвокат, между прочим, в курсе.
— Кто его адвокат? — спросил Иосиф Григорьевич у Паперно.
— Кацеленбонген.
— Понятно, что не Иванов. А куда подевался твой дружбан, Еремеев? Бросил, сныкался с деньгами. Воровские люди, они такие.
— Были недочёты, каюсь, не без греха. Но я поднимал завод, то есть у меня целая программа модернизации…
— Ты опустил завод, — перебил его Иосиф Григорьевич. — Управляться со стратегическим сырьём может любой кретин.
Тут ему вспомнился Андрей Разгон.
— А ты попробуй из ничего создать капитал. Сделай… скажем… микросхему, запусти на рынок. Слабо?
— Я думал, вы в отпуске, и не знаете о бесчинствах ваших сотрудников. Оказывается, вы сами всё это организовали. То есть я буду жаловаться, я не сдамся.
— Надоел ты мне. Говорить с тобой, — всё равно, что осла взвалить на плечи.
Поняв шефа без лишних слов, Павел Ильич позвал конвоира. Першина увели.
«Откуда такой гонор? Что за таинственную „крышу“ он себе нашёл? — размышлял Иосиф Григорьевич. — Скоро выясним, самое время этой „крыше“ вмешаться».
Это выяснилось в конце рабочего дня. Позвонил Градовский, сказал, что есть срочный разговор, и пояснил: речь пойдёт о заместителе генерального директора «ВХК».
Теперь картина прояснилась. Першин, неопытная давалка, вопреки предостережению, решил подлечь под более крупного клиента. Будет поздно, когда поймёт, что клиент только потому такой крупный и богатый, что берёт всё даром, ни за что не платит.
Очевидно, он рассчитывал устранить начальника ОБЭП, и расширить горизонты влияния за счёт Градовского и компании. Это сильная группа — вице-губернатор, заместитель начальника областного УВД, прокурор области, ряд директоров крупных предприятий. Першин посчитал противника слабым, и решил пересесть к серьёзным игрокам. Одного не учёл: эти игроки не ведут товарищеские матчи.
Встретились у здания областной администрации. Погода была хорошая, и они решили прогуляться по скверу, разделявшему полосы противоположного движения. С приветственными словами и обменом любезностями покончили, перейдя дорогу.
— Что у вас там за избиение младенцев началось?
— Ничего особенного, Григорий Николаевич. Масти восстали, платить не хотят. Приходится учить.
— Гм… Разве Першин плохой плательщик?
— Не спроста ж я затеял эту порку. Жирует, а сам прибедняется, изволит гоношиться и брыкаться. Остальные подстрижены, как хороший персидский ковёр, а этот всё ещё похож на груду лохматой шерсти.
— Показательная стрижка… то есть, порка, в газетах только об этом и пишут.
— Вот и хорошо. А то все на нас кивают — мол, плохо стр… то есть, работаем.
Они неторопливо двигались мимо клёнов и вязов, застывших в унылом безмолвии. Навстречу шёл Чередниченко, руководитель КРУ. Поздоровавшись с ним, они проследовали дальше. Когда остановились перед дорогой, пересекавшей сквер, Градовский вдруг живо произнёс:
— Такой плохой, отдай его нам. Только сначала выпусти.
Иосифу Григорьевичу стало интересно, почему именно Градовский озвучивает общее решение, а не, допустим, Орлов, замначальника УВД. Дождавшись, пока проедут машины, он ответил, первым ступая на дорогу:
— В моём стаде это самый жирный ягнёнок. А я ведь не один. Вы знаете нашу структуру. Что скажут люди?
Они перешли дорогу. В этой части сквера росли берёзы.
— Они привыкли получать премию вовремя, — продолжил Иосиф Григорьевич. — Подходит срок, и они, как галчата, с раскрытыми клювиками, галдят, волнуются.
И он, подняв ладонь, противопоставив большой палец остальным, быстрыми движениями стал приближать его к указательному, и снова разъединять, изображая раскрывающийся и закрывающийся птичий клюв.
Заговорил Градовский. Долго и осторожно доказывал он необходимость более мягкого подхода к возникшей проблеме. «ВХК» — крупное предприятие, оно имеет большое значение для области, нельзя одним махом взять, и разрушить его. Наращивание конфликта приведёт к большим издержкам. Спасая завод, администрация будет вынуждена выделить средства из бюджета, и немалые.
Иосиф Григорьевич ответил, что должен довести дело до логического конца, в противном случае его обвинят во взяточничестве. Тогда Градовский предложил найти в действиях руководителей завода такой состав преступления, по которому их дело можно было бы передать в прокуратуру, или, на худой конец, в ГСУ.
Давиденко стало ясно: его оппонент принял решение, а значит, не отступит. Во что бы то ни стало Градовский решил забрать «ВХК».
Они дошли до конца березовой аллеи и остановились.
— Да я понимаю вашу обеспокоенность, — с притворным равнодушием протянул Иосиф Григорьевич, — и сам сделаю то, что вы просите. Зачем напрягать прокуратуру и ГСУ, у них своих проблем хватает.
В уголках губ вице-губернатора заиграла улыбка. Он оценил шутку. Разумеется, грошовых дел всегда хватает, — и это та самая проблема, от которой хочется избавиться, чтобы заняться серьёзным делом.
— У многих людей есть на заводе интересы.
В ответ на это Давиденко счел нужным напомнить историю вопроса, назвал фамилии: Зосимов, Кондауров. Затем он, начальник ОБЭП, взял под опеку предприятие, разогнал гопников, пытавшихся «прибить» завод. Никто не пытался вмешиваться в его дела. А когда он стал наводить порядок в своей епархии, обнаружились «люди, имеющие интересы». Позволительно спросить: что за люди, и что за интересы?
— Вы знаете, от чьего лица я выступаю. Кто-то из наших заводил на «ВХК» сырьё, кто-то выступал дилером, кто-то занимался строительством. Предприятие остановилось, люди несут убытки.
— Я вышел с отпуска, Григорий Николаевич. Предприятие заработает, люди перестанут нести убытки.
— Но сбой уже произошёл. Людям нужна уверенность, что этого больше не случится. А такое возможно, только если предприятие находится в надёжных руках. В своих собственных руках.
Со скрытой неприязнью поглядывая на собеседника, Иосиф Григорьевич заметил, что занялся заводом открыто, об этом были поставлены в известность все игроки. Если бы он своими действиями нарушил чьи-то интересы, то это непременно бы обнаружилось. Поскольку предмет беспокойства выявился сейчас, значит, и интересы появились именно сейчас. Что же касается продажи госпакета акций завода — об этом тоже надо было заранее предупреждать.
— Вы хотите купить завод? — спросил Градовский.
— Что значит я? Вы знаете, с кем я работаю.
Градовский понимающе кивнул:
— Шарифулин.
И предложил отложить принятие окончательного решения — нужно время на обдумывание открывшихся обстоятельств — а пока наладить нормальную работу предприятия, для чего, в первую очередь, необходимо выпустить Першина. Про гендиректора при этом не было сказано ни слова.
На это Иосиф Григорьевич не без улыбки ответил, что «свободный Першин» и «нормальная работа предприятия» — это не звенья одной цепи. Одно может обойтись без другого. Пусть Першин сидит — должен ведь кто-то сидеть! — а завод пускай работает.
Градовский мягко упрекнул Давиденко в скрытности, что губительно для крупного разговора, который они затеяли. Откуда такое недружелюбие к замдиректора «ВХК», что же такого натворил коммерсант, о чём нельзя рассказать в доверительной беседе?
— Ответ такой, Григорий Николаевич. Меня волнует общее дело, нет самоцели хлобукнуть коммерсанта. Завод будет работать, моё расследование этому не помеха. Но как я буду выглядеть, оставив на свободе главных фигурантов? Кто найдёт мне более подходящих «сидельцев»?!
— Шмерко. А если по заводу пошукать, ещё кто-нибудь найдётся.
— Шмерко — человек Еремеева. Уверен: скоро адвокат объявится, и вцепится мне в глотку за своего друга детства.
— Кстати, а куда он подевался, — задумчиво спросил Градовский, провожая взглядом проезжавшую мимо машину. Когда она оказалась вне поля зрения, он выхватил взглядом другую машину, и стал следить за ней.
— Временно лёг на дно. Статьи серьёзные, за это в советские времена вышку давали.
— Странно. На него непохоже, ему эти статьи — что петушиный кукарек. Значит, гендиректор — его человек? Гм…
И, как бы сам с собой, глядя в сторону, Градовский сказал:
— А они в один голос утверждали, что это независимая фигура… когда речь зашла о том, чтобы на пост гендиректора взять человека со стороны, чтоб уравновесить интересы акционеров… будущих акционеров.
— Значит, Григорий Николаевич, вы всё распланировали на год вперед. Меня пригласить не удосужились.
— Першин с Еремеевым… Мне кажется, тут Еремеев намутил. Першина надо бы выпустить, он незаменимый человек.
— Незаменимых не бывает, есть незамененные. А если уж на то пошло, Заводовский — вот кто реально ценный кадр. Хороший специалист, цены ему нет. А Першин — вор, хапуга, интриган. Нажива для него на первом месте. Политическая проститутка. Вы посмотрите на его поведение, скольких людей он предал: Зосимова, Кондаурова, меня, в конце концов. Зря вы ему верите, Григорий Николаевич. Шмерко, хоть и еремеевская креатура, сам по себе человек порядочный. Считаю, что его надо выпустить, а Першина оставить. Но… не настаиваю. Уверен, что, собравшись все вместе, мы выработаем нужную стратегию, учтём интересы всех сторон.
Градовский тяжело вздохнул, и с видом человека, принявшего трудное, но справедливое решение, проговорил:
— Ваша взяла. Ведите расследование так, как считаете нужным. Вам нужны показатели, я это понимаю. Во всём остальном не будем торопить события. Мудрость созерцания подскажет нам правильные ходы в этой запутанной игре.
Пожав друг другу руки, они попрощались. Градовский перешёл дорогу, и вскоре его грузная фигура скрылась в арке дома номер пять по проспекту Ленина, он торопился забрать внучку из школы. Давиденко перешёл дорогу с противоположной стороны сквера, он спешил домой.
Всё это время на «ВХК» свирепствовал ОБЭП. Проводилась полномасштабная проверка, заводились уголовные дела. С генерального директора и его заместителя снимались показания, потом их допросили, а потом и арестовали, — по обвинению в крупных хищениях, мошенничестве, и незаконной предпринимательской деятельности. Налицо был состав преступления против государственной собственности. Среди соучастников, не работавших на заводе, важную роль играл Игнат Захарович Еремеев, член городской коллегии адвокатов. Похищенные деньги проходили через контролируемые им подставные фирмы. Предупреждённый о готовящейся проверке, он скрылся. В настоящее время адвокат Еремеев объявлен в розыск.
Обо всём этом Иосифу Григорьевичу доложил его заместитель, Павел Ильич Паперно.
— А говорят, мы не работаем, — исполненный праведного гнева, произнёс Иосиф Григорьевич, — «крышуем», берём взятки, коммерсантов разводим на деньги, сращиваемся с главарями ОПГ. Ан нет! Полюбуйтесь: накрыли приют змей!
— А если расчленить это дело на сотню-две других дел…
— Моему преемнику будет нелегко поддерживать статистику.
— Значит, Иосиф Григорьевич, от «Бизнес-Плюса» отказываемся?
— Выходит, так. Не буду ж я сам этим заниматься — с Владом неохота ссориться. А другого такого Еремеева мы не скоро найдём.
— Что будем делать с «ВХК»? Это же скандал, суды, банкротство. Производство остановилось, люди не работают, многие увольняются. Кредиторы выставляют иски. Дело набирает обороты, и, если так дальше пойдёт, имущество пойдёт с молотка, и на месте завода будет несколько сотен мелких фирм. Пока не вижу крупного инвестора. Если только москвичи.
— Ну-у, изверг. Нарисовал тут мрак из мраков. Не буду ж я грызть дерево, которое облюбовал на доски…
— Тогда… будем работать по «ВХК»?
— Да, поговорю с Рустэмом.
И они понимающе посмотрели друг на друга.
С Першиным разговаривали в кабинете Паперно. Павел Ильич нарочито долго выслушивал капитана Викулова, который вёл дело «ВХК», уточнял, переспрашивал. К концу объяснительной беседы вырисовалась мрачная картина разрухи на некогда богатом предприятии. Когда Викулов вышел, Иосиф Григорьевич спросил Першина:
— Как же так, тебе доверили святая святых — государственную собственность — а ты взял, и разворовал пол-завода? Такие, как ты, страну развалили. Разложил коллектив, заразил неверием в высокие идеалы, инфицировал бациллами стяжательства. Гад, оборотень, крохобор.
Гробовая тишина сковала помещение. Першин обалдело уставился на Иосифа Григорьевича, как на глубоководного обитателя океана смотрит исследователь, никогда не видевший таких животных форм.
— Всё же с вашего согласия происходило…
Павел Ильич беззаботно улыбнулся. Иосиф Григорьевич разразился уничтожающим смехом.
— Надеюсь, ты не додумался рассказать эту хохму Викулову?
Начальник ОБЭП представил, как воспринял бы информацию о подношениях капитан, которому с этих подношений регулярно перепадает. Благодаря хитроумной системе поощрений Иосифу Григорьевичу удавалось управлять своим коллективом так, как ему было нужно, поддерживать дисциплину, предотвращать «неуставные взаимоотношения» с подозреваемыми и подследственными, взяточничество.
— На допросах требуют, чтобы я выложил всю правду. То есть мне придётся это сделать.
— С тобой сюсюкаются, приятель. Тебя ещё не допрашивали. Не врач, но вижу: надышался ты химией на своём заводе. Целебный воздух камеры будет способствовать твоему оздоровлению.
— Это произвол!
— Узнаю породистого мула: лягаешься, даже будучи связан.
— Адвокат, между прочим, в курсе.
— Кто его адвокат? — спросил Иосиф Григорьевич у Паперно.
— Кацеленбонген.
— Понятно, что не Иванов. А куда подевался твой дружбан, Еремеев? Бросил, сныкался с деньгами. Воровские люди, они такие.
— Были недочёты, каюсь, не без греха. Но я поднимал завод, то есть у меня целая программа модернизации…
— Ты опустил завод, — перебил его Иосиф Григорьевич. — Управляться со стратегическим сырьём может любой кретин.
Тут ему вспомнился Андрей Разгон.
— А ты попробуй из ничего создать капитал. Сделай… скажем… микросхему, запусти на рынок. Слабо?
— Я думал, вы в отпуске, и не знаете о бесчинствах ваших сотрудников. Оказывается, вы сами всё это организовали. То есть я буду жаловаться, я не сдамся.
— Надоел ты мне. Говорить с тобой, — всё равно, что осла взвалить на плечи.
Поняв шефа без лишних слов, Павел Ильич позвал конвоира. Першина увели.
«Откуда такой гонор? Что за таинственную „крышу“ он себе нашёл? — размышлял Иосиф Григорьевич. — Скоро выясним, самое время этой „крыше“ вмешаться».
Это выяснилось в конце рабочего дня. Позвонил Градовский, сказал, что есть срочный разговор, и пояснил: речь пойдёт о заместителе генерального директора «ВХК».
Теперь картина прояснилась. Першин, неопытная давалка, вопреки предостережению, решил подлечь под более крупного клиента. Будет поздно, когда поймёт, что клиент только потому такой крупный и богатый, что берёт всё даром, ни за что не платит.
Очевидно, он рассчитывал устранить начальника ОБЭП, и расширить горизонты влияния за счёт Градовского и компании. Это сильная группа — вице-губернатор, заместитель начальника областного УВД, прокурор области, ряд директоров крупных предприятий. Першин посчитал противника слабым, и решил пересесть к серьёзным игрокам. Одного не учёл: эти игроки не ведут товарищеские матчи.
Встретились у здания областной администрации. Погода была хорошая, и они решили прогуляться по скверу, разделявшему полосы противоположного движения. С приветственными словами и обменом любезностями покончили, перейдя дорогу.
— Что у вас там за избиение младенцев началось?
— Ничего особенного, Григорий Николаевич. Масти восстали, платить не хотят. Приходится учить.
— Гм… Разве Першин плохой плательщик?
— Не спроста ж я затеял эту порку. Жирует, а сам прибедняется, изволит гоношиться и брыкаться. Остальные подстрижены, как хороший персидский ковёр, а этот всё ещё похож на груду лохматой шерсти.
— Показательная стрижка… то есть, порка, в газетах только об этом и пишут.
— Вот и хорошо. А то все на нас кивают — мол, плохо стр… то есть, работаем.
Они неторопливо двигались мимо клёнов и вязов, застывших в унылом безмолвии. Навстречу шёл Чередниченко, руководитель КРУ. Поздоровавшись с ним, они проследовали дальше. Когда остановились перед дорогой, пересекавшей сквер, Градовский вдруг живо произнёс:
— Такой плохой, отдай его нам. Только сначала выпусти.
Иосифу Григорьевичу стало интересно, почему именно Градовский озвучивает общее решение, а не, допустим, Орлов, замначальника УВД. Дождавшись, пока проедут машины, он ответил, первым ступая на дорогу:
— В моём стаде это самый жирный ягнёнок. А я ведь не один. Вы знаете нашу структуру. Что скажут люди?
Они перешли дорогу. В этой части сквера росли берёзы.
— Они привыкли получать премию вовремя, — продолжил Иосиф Григорьевич. — Подходит срок, и они, как галчата, с раскрытыми клювиками, галдят, волнуются.
И он, подняв ладонь, противопоставив большой палец остальным, быстрыми движениями стал приближать его к указательному, и снова разъединять, изображая раскрывающийся и закрывающийся птичий клюв.
Заговорил Градовский. Долго и осторожно доказывал он необходимость более мягкого подхода к возникшей проблеме. «ВХК» — крупное предприятие, оно имеет большое значение для области, нельзя одним махом взять, и разрушить его. Наращивание конфликта приведёт к большим издержкам. Спасая завод, администрация будет вынуждена выделить средства из бюджета, и немалые.
Иосиф Григорьевич ответил, что должен довести дело до логического конца, в противном случае его обвинят во взяточничестве. Тогда Градовский предложил найти в действиях руководителей завода такой состав преступления, по которому их дело можно было бы передать в прокуратуру, или, на худой конец, в ГСУ.
Давиденко стало ясно: его оппонент принял решение, а значит, не отступит. Во что бы то ни стало Градовский решил забрать «ВХК».
Они дошли до конца березовой аллеи и остановились.
— Да я понимаю вашу обеспокоенность, — с притворным равнодушием протянул Иосиф Григорьевич, — и сам сделаю то, что вы просите. Зачем напрягать прокуратуру и ГСУ, у них своих проблем хватает.
В уголках губ вице-губернатора заиграла улыбка. Он оценил шутку. Разумеется, грошовых дел всегда хватает, — и это та самая проблема, от которой хочется избавиться, чтобы заняться серьёзным делом.
— У многих людей есть на заводе интересы.
В ответ на это Давиденко счел нужным напомнить историю вопроса, назвал фамилии: Зосимов, Кондауров. Затем он, начальник ОБЭП, взял под опеку предприятие, разогнал гопников, пытавшихся «прибить» завод. Никто не пытался вмешиваться в его дела. А когда он стал наводить порядок в своей епархии, обнаружились «люди, имеющие интересы». Позволительно спросить: что за люди, и что за интересы?
— Вы знаете, от чьего лица я выступаю. Кто-то из наших заводил на «ВХК» сырьё, кто-то выступал дилером, кто-то занимался строительством. Предприятие остановилось, люди несут убытки.
— Я вышел с отпуска, Григорий Николаевич. Предприятие заработает, люди перестанут нести убытки.
— Но сбой уже произошёл. Людям нужна уверенность, что этого больше не случится. А такое возможно, только если предприятие находится в надёжных руках. В своих собственных руках.
Со скрытой неприязнью поглядывая на собеседника, Иосиф Григорьевич заметил, что занялся заводом открыто, об этом были поставлены в известность все игроки. Если бы он своими действиями нарушил чьи-то интересы, то это непременно бы обнаружилось. Поскольку предмет беспокойства выявился сейчас, значит, и интересы появились именно сейчас. Что же касается продажи госпакета акций завода — об этом тоже надо было заранее предупреждать.
— Вы хотите купить завод? — спросил Градовский.
— Что значит я? Вы знаете, с кем я работаю.
Градовский понимающе кивнул:
— Шарифулин.
И предложил отложить принятие окончательного решения — нужно время на обдумывание открывшихся обстоятельств — а пока наладить нормальную работу предприятия, для чего, в первую очередь, необходимо выпустить Першина. Про гендиректора при этом не было сказано ни слова.
На это Иосиф Григорьевич не без улыбки ответил, что «свободный Першин» и «нормальная работа предприятия» — это не звенья одной цепи. Одно может обойтись без другого. Пусть Першин сидит — должен ведь кто-то сидеть! — а завод пускай работает.
Градовский мягко упрекнул Давиденко в скрытности, что губительно для крупного разговора, который они затеяли. Откуда такое недружелюбие к замдиректора «ВХК», что же такого натворил коммерсант, о чём нельзя рассказать в доверительной беседе?
— Ответ такой, Григорий Николаевич. Меня волнует общее дело, нет самоцели хлобукнуть коммерсанта. Завод будет работать, моё расследование этому не помеха. Но как я буду выглядеть, оставив на свободе главных фигурантов? Кто найдёт мне более подходящих «сидельцев»?!
— Шмерко. А если по заводу пошукать, ещё кто-нибудь найдётся.
— Шмерко — человек Еремеева. Уверен: скоро адвокат объявится, и вцепится мне в глотку за своего друга детства.
— Кстати, а куда он подевался, — задумчиво спросил Градовский, провожая взглядом проезжавшую мимо машину. Когда она оказалась вне поля зрения, он выхватил взглядом другую машину, и стал следить за ней.
— Временно лёг на дно. Статьи серьёзные, за это в советские времена вышку давали.
— Странно. На него непохоже, ему эти статьи — что петушиный кукарек. Значит, гендиректор — его человек? Гм…
И, как бы сам с собой, глядя в сторону, Градовский сказал:
— А они в один голос утверждали, что это независимая фигура… когда речь зашла о том, чтобы на пост гендиректора взять человека со стороны, чтоб уравновесить интересы акционеров… будущих акционеров.
— Значит, Григорий Николаевич, вы всё распланировали на год вперед. Меня пригласить не удосужились.
— Першин с Еремеевым… Мне кажется, тут Еремеев намутил. Першина надо бы выпустить, он незаменимый человек.
— Незаменимых не бывает, есть незамененные. А если уж на то пошло, Заводовский — вот кто реально ценный кадр. Хороший специалист, цены ему нет. А Першин — вор, хапуга, интриган. Нажива для него на первом месте. Политическая проститутка. Вы посмотрите на его поведение, скольких людей он предал: Зосимова, Кондаурова, меня, в конце концов. Зря вы ему верите, Григорий Николаевич. Шмерко, хоть и еремеевская креатура, сам по себе человек порядочный. Считаю, что его надо выпустить, а Першина оставить. Но… не настаиваю. Уверен, что, собравшись все вместе, мы выработаем нужную стратегию, учтём интересы всех сторон.
Градовский тяжело вздохнул, и с видом человека, принявшего трудное, но справедливое решение, проговорил:
— Ваша взяла. Ведите расследование так, как считаете нужным. Вам нужны показатели, я это понимаю. Во всём остальном не будем торопить события. Мудрость созерцания подскажет нам правильные ходы в этой запутанной игре.
Пожав друг другу руки, они попрощались. Градовский перешёл дорогу, и вскоре его грузная фигура скрылась в арке дома номер пять по проспекту Ленина, он торопился забрать внучку из школы. Давиденко перешёл дорогу с противоположной стороны сквера, он спешил домой.
Глава 76
Стремительно проносились дни. Мыслями о работе и о завтрашнем дне Андрей пытался заслониться от мыслей о любви и о дне сегодняшнем. После их разговора прошла неделя, вторая, третья… Катя не выходила на связь. Он ждал.
Он втянулся в работу, бизнес увлёк его. Общение с разными людьми, поездки. Постановка и достижение новых целей, расширение сферы влияния. Доставляла удовольствие результативность и быстрая отдача; радовало то, что усилия не пропадают даром. Успех кружил голову, вселял уверенность в своих возможностях.
Немецкая компания «Шеринг АГ», с которой сотрудничал «Фармбизнес», искала представителя в Волгограде. Брук рекомендовал Андрея, и, после непродолжительного собеседования с менеджером по Южному региону, положительное решение было принято.
Почти одновременно с этим Гордеев предложил ещё одну вакансию — должность представителя турецкой компании «Дэва Фарм», в которой он когда-то работал. Копейкин, менеджер по регионам, бывший шеф Гордеева, предложил: он берёт Андрея на работу при условии, что тот будет половину зарплаты отдавать ему. Андрей согласился.
Таким образом, он оказался трудоустроенным на двух иностранных фирмах, и у него был свой бизнес.
Работе на Шеринге он посвящал один день в неделю — объезжал «opinion-лидеров» — главных специалистов, известных врачей, способных оказать влияние на продвижение препаратов фирмы; крупных оптовиков, с которыми были заключены контракты. Вначале он ездил по поликлиникам и аптекам — это было основной обязанностью медицинского представителя, но вскоре бросил всю рутину, она отнимала много времени и отвлекала от бизнеса. Андрей вспоминал о препаратах Шеринга, только когда находился по своим делам в женских консультациях и кожвендиспансерах. Походя он оставлял врачам рекламу препаратов, которые могли бы их заинтересовать.
Что касается «Дэва Фарм», вся работа на этой фирме сводилась к получению зарплаты и своевременной пересылке половины её Копейкину, своему шефу. Андрей рассудил: если начальнику нужна работа, пусть трудится сам, ведь он за это получает деньги.
Бизнесу Андрей уделял всё время, остающееся после официальной работы.
Трудился он с раннего утра и допоздна. Многие врачи давали свои домашние адреса, и если Андрей не успевал застать кого-то на работе, то ехал на дом. Закончив с обсуждением рабочих вопросов, беседовал на отвлеченные темы, вникал в семейные дела, выслушивал жалобы, сплетни, — в общем, завязывал дружеские отношения.
Если в его ведении был один лишь Волгоград, то Гордеев на своей основной работе в голландской фирме «Яманучи» отвечал также за соседние города — Астрахань и Саратов. Бывая там в командировках, он развивал начатый с Андреем бизнес. Начиная с декабря они стали ездить вместе. Обороты росли, зона охвата увеличивалась.
Во второй половине декабря Андрей приехал в Москву для участия в отчете о продажах на «Дэва Фарм». Коммерческий директор был недоволен результатами его работы. Тем не менее, Копейкин вытребовал для Андрея премию, мотивируя, что сотрудник деловой, перспективный, начал работу с нуля, и поощрительная премия ему просто необходима. Получив в бухгалтерии деньги, Андрей добросовестно отсчитал половину своему непосредственному руководителю.
Вечером, в холле гостиницы, проходя мимо стенда с бесплатной прессой, Андрей взял свежий номер «Moscow News». Сидя в баре с кружкой пива, он стал просматривать газету, и в рубрике «Classifieds» увидел объявление, которое его заинтересовало. Американская компания «Эльсинор Фармасьютикалз» ищет представителей в Волгограде, Краснодаре, и Самаре. Специализация компании — офтальмология; производство и продажа оборудования, расходных материалов и препаратов для нужд глазных клиник. Допив пиво, Андрей пошёл в бизнес-центр, напечатал резюме, и отправил его факсом по телефону, указанному в объявлении. В резюме было указано, что соискатель имеет высшее медицинское образование, прошёл специализацию по офтальмологии, опыт активных продаж — два года, в настоящее время трудится в компании «Фармбизнес».
«Пусть будет, — подумал он. — Чем больше фирм удастся зацепить, тем лучше. Кто там будет проверять, начальство в Москве, я в Волгограде предоставлен сам себе. Москвичам не везёт — их проверяют каждый день».
Так проходили дни, наполненные деловой суетой: звонки, переговоры, встречи, отчёты, поездки.
А по ночам он вспоминал Катю. Память мучительно ловила прошедшее, Андрей видел зияющую пропасть, в своей руке чувствовал напряженную Катину руку, перед глазами мелькали спутанные леса, бурлящая горная речка, водопад.
Он извёл Людмилу Николаевну своими уговорами, и та, в конце концов, сдалась, и сообщила адрес Сергея Владимировича. Андрей тотчас написал письмо и отнёс на почтамт — оттуда оно дойдёт до адресата пусть ненамного, но быстрее.
Он втянулся в работу, бизнес увлёк его. Общение с разными людьми, поездки. Постановка и достижение новых целей, расширение сферы влияния. Доставляла удовольствие результативность и быстрая отдача; радовало то, что усилия не пропадают даром. Успех кружил голову, вселял уверенность в своих возможностях.
Немецкая компания «Шеринг АГ», с которой сотрудничал «Фармбизнес», искала представителя в Волгограде. Брук рекомендовал Андрея, и, после непродолжительного собеседования с менеджером по Южному региону, положительное решение было принято.
Почти одновременно с этим Гордеев предложил ещё одну вакансию — должность представителя турецкой компании «Дэва Фарм», в которой он когда-то работал. Копейкин, менеджер по регионам, бывший шеф Гордеева, предложил: он берёт Андрея на работу при условии, что тот будет половину зарплаты отдавать ему. Андрей согласился.
Таким образом, он оказался трудоустроенным на двух иностранных фирмах, и у него был свой бизнес.
Работе на Шеринге он посвящал один день в неделю — объезжал «opinion-лидеров» — главных специалистов, известных врачей, способных оказать влияние на продвижение препаратов фирмы; крупных оптовиков, с которыми были заключены контракты. Вначале он ездил по поликлиникам и аптекам — это было основной обязанностью медицинского представителя, но вскоре бросил всю рутину, она отнимала много времени и отвлекала от бизнеса. Андрей вспоминал о препаратах Шеринга, только когда находился по своим делам в женских консультациях и кожвендиспансерах. Походя он оставлял врачам рекламу препаратов, которые могли бы их заинтересовать.
Что касается «Дэва Фарм», вся работа на этой фирме сводилась к получению зарплаты и своевременной пересылке половины её Копейкину, своему шефу. Андрей рассудил: если начальнику нужна работа, пусть трудится сам, ведь он за это получает деньги.
Бизнесу Андрей уделял всё время, остающееся после официальной работы.
Трудился он с раннего утра и допоздна. Многие врачи давали свои домашние адреса, и если Андрей не успевал застать кого-то на работе, то ехал на дом. Закончив с обсуждением рабочих вопросов, беседовал на отвлеченные темы, вникал в семейные дела, выслушивал жалобы, сплетни, — в общем, завязывал дружеские отношения.
Если в его ведении был один лишь Волгоград, то Гордеев на своей основной работе в голландской фирме «Яманучи» отвечал также за соседние города — Астрахань и Саратов. Бывая там в командировках, он развивал начатый с Андреем бизнес. Начиная с декабря они стали ездить вместе. Обороты росли, зона охвата увеличивалась.
Во второй половине декабря Андрей приехал в Москву для участия в отчете о продажах на «Дэва Фарм». Коммерческий директор был недоволен результатами его работы. Тем не менее, Копейкин вытребовал для Андрея премию, мотивируя, что сотрудник деловой, перспективный, начал работу с нуля, и поощрительная премия ему просто необходима. Получив в бухгалтерии деньги, Андрей добросовестно отсчитал половину своему непосредственному руководителю.
Вечером, в холле гостиницы, проходя мимо стенда с бесплатной прессой, Андрей взял свежий номер «Moscow News». Сидя в баре с кружкой пива, он стал просматривать газету, и в рубрике «Classifieds» увидел объявление, которое его заинтересовало. Американская компания «Эльсинор Фармасьютикалз» ищет представителей в Волгограде, Краснодаре, и Самаре. Специализация компании — офтальмология; производство и продажа оборудования, расходных материалов и препаратов для нужд глазных клиник. Допив пиво, Андрей пошёл в бизнес-центр, напечатал резюме, и отправил его факсом по телефону, указанному в объявлении. В резюме было указано, что соискатель имеет высшее медицинское образование, прошёл специализацию по офтальмологии, опыт активных продаж — два года, в настоящее время трудится в компании «Фармбизнес».
«Пусть будет, — подумал он. — Чем больше фирм удастся зацепить, тем лучше. Кто там будет проверять, начальство в Москве, я в Волгограде предоставлен сам себе. Москвичам не везёт — их проверяют каждый день».
Так проходили дни, наполненные деловой суетой: звонки, переговоры, встречи, отчёты, поездки.
А по ночам он вспоминал Катю. Память мучительно ловила прошедшее, Андрей видел зияющую пропасть, в своей руке чувствовал напряженную Катину руку, перед глазами мелькали спутанные леса, бурлящая горная речка, водопад.
Он извёл Людмилу Николаевну своими уговорами, и та, в конце концов, сдалась, и сообщила адрес Сергея Владимировича. Андрей тотчас написал письмо и отнёс на почтамт — оттуда оно дойдёт до адресата пусть ненамного, но быстрее.