Страница:
— Ну, не так, как с Аней-неотложкой! — расхохотался Игорь, и похлопал брата по плечу.
Глава 42
Глава 43
Глава 44
Глава 42
— Как вовремя лопнул «Три-Эн»! Подарок судьбы какой-то.
— Иногда не собираются, а разоряются вовремя, Игнат Захарович, — ответил Иосиф Григорьевич.
Они обсуждали скоропостижное банкротство финансовой пирамиды, и то, какие дивиденды это принесет их кампании по выдвижению Рубайлова в депутаты Госдумы. Через несколько дней после того, как они втроём — Давиденко, Моничев, и Еремеев — обсудили все детали, офисы «Три-Эн» закрылись, компания перестала выплачивать дивиденды, вкладчики устроили пикеты. Шапиро куда-то скрылся, его объявили в розыск. Моничев и Нестеров доказали свою непричастность к афере.
— Пирамида — само по себе гибельное дело, — сказал Иосиф Григорьевич. — У египтян с их культурой, суть кладбищенской, пирамиды служили гробницами. Доверить деньги пирамиде — значит похоронить их, потерять. Это устойчивое на вид сооружение оказалось самым что ни на есть неустойчивым.
— Шапиро виноват во всём, — заявил Еремеев, сопя. — Жидомасон, подонок, смотался с деньгами. Ни Гитлер, ни Сталин, ничему не научили иудеев. По-прежнему наживаются за счет трудового народа.
— А как же Моничев? — возразил Иосиф Григорьевич. — Он оказался порядочным человеком.
— Такой же подонок, как и его кореша. Видно по его масленым глазкам.
«Одного поля ягода с тобой, — подумал Иосиф Григорьевич. — Не случайно вы так быстро сработались. Интересно, куда делся Шапиро? Наверное, отдыхает на дне какого-нибудь заволжского болота».
Если с «Три-Эн» всё понятно, то в деле «микросхемщиков» остаётся много неясного. Свидетели, опознавшие Трегубова, один за другим стали отказываться от своих показаний. Обнаружились свидетели, видевшие совсем других людей. Составляются фотороботы, сотрудники уголовного розыска занимаются поиском подозреваемых. Трегубов вдруг признался, что в день, когда в Урюпинске сгорел магазин, он отдыхал на турбазе, принадлежавшей «ВХК». Не говорил об этом потому, что не хотел подставлять девушку, собравшуюся замуж за другого парня. Но раз такое дело, придётся сознаваться. Девушка, некая Ольга Шерина, подтвердила, что была с Трегубовым в тот день. То же сделали работники турбазы.
Оперативникам стало известно, где мошенники изготовляли свои микросхемы. Раскрыта вся цепочка. Свидетели опознали того, кто закупал и распространял товар. Им оказался некий Леонид Козин, его забрали из токсикологического отделения больницы скорой помощи. Это было шоу — о задержании откуда-то узнала пресса и телевидение, Козин выглядел героем, и с удовольствием давал интервью. Он сразу во всем признался дознавателям, и нашлись люди, видевшие его в Урюпинске. Казалось бы, дело закрыто. Но Сташину всё показалось слишком подозрительным. Козин похож на сумасшедшего, судя по всему, он готов признаться во всех на свете преступлениях — лишь бы это были преступления, о которых пишут в газетах. Следователи согласны с тем, что он мог убить — в его послужном списке есть такие эпизоды. Но на роль организатора махинаций он не подходит.
Остается открытым вопрос: кто такой Артемий, Прокофий, Пахом, Пафнутий, Трофим, Сигизмунд, Уралан, Улукиткан — очкарик-блондин, которого видела Урюпинская продавщица и другие свидетели? В его идентификации больше всех продвинулся Сташин. Он выяснил, что похожий тип появлялся в палате Козина, об этом рассказала медсестра. От осведомителей следователь узнал, что Трегубов тесно общается с неким блондином, по имени Андрей Разгон, работавшим в бюро СМЭ, и уволившимся сразу после пожара в Урюпинске. Установлено, что он принимал погорельцев, в журнале стоит его подпись. Свидетели затрудняются опознать его по фотографии, не похож он на того ботаника. Теперь осталось расспросить обо всём этом самого Андрея Разгона, и устроить очную ставку с Трегубовым, а также отработать всех свидетелей — и тех, что отказались от своих показаний, и новых.
— Следствием установлено, кто такой блондин-очкарик, распространявший микросхемы, — сказал Иосиф Григорьевич. — Им оказался Андрей Разгон, бывший санитар морга. Он идеально подходит на роль организатора этой аферы. Не удивлюсь, если окажется, что он причастен к «Три-Эн», и виновен во многих экономических преступлениях, раскрытием которых занимается Зюбенко. А также тех, что нам предстоит раскрыть в ходе избирательной кампании Рубайлова. Он дружит с Трегубовым. Уверен: это не случайно. Трегубова мы придержим до поры, до времени. Посмотрим, что скажет нам Разгон. А Козин пусть останется до кучи — сам напросился.
— Но… Иосиф Григорьевич, следствие установило непричастность Трегубова. Его скоро выпустят.
— Пока не выпустят. И что значит «следствие установило»? Оно установило на основании липовых свидетельских показаний. Знаете, во дворах вечно трётся толпа долбоёбов, которым делать нечего, зато всегда есть дело до того, кто с кем, и куда ходит. Эти любопытные соседи, социально активные граждане, и есть те самые свидетели. Им нельзя верить. Поэтому Сташин отработает свою версию, а потом ваши свидетели всё подтвердят. Им просто некуда будет деваться. Ведь милиции известно, где они трутся. Что касается Трегубова — чем он вам так приглянулся? Разве где-нибудь сказано: «дорожи выжатым лимоном»?
— Почему вы считаете, что Сташину можно верить? — спросил Еремеев.
— Он честный, беспристрастный человек.
— Не в меру честный, с ним осторожность нужна больше, чем с мошенником. Сомневаюсь, что он беспристрастен. Бредовые идеи движут им.
Иосифу Григорьевичу во что бы то ни стало захотелось осадить Еремеева. Он сказал:
— А как вам такой факт: Сташин, правда, не без помощи сотрудников уголовного розыска, установил, что Кондаурова застрелил Никитин. Оказывается, Шеховцов его прикрывал — стрелял по охранникам. По собственной инициативе следователь прокуратуры помог Галееву, расследующему это дело. Кроме того, выяснил, что «кавказский след» оставлен… как вы думаете, кем? Трегубовым! Это он, находясь на удалении — Галеев поверил в его алиби — видел, что к вашему дому подъехали лица кавказской национальности. И убедил охранников Кондаурова в том, что в них стреляли люди Оганесяна. Усилиями Сташина найдена подружка Никитина, сейчас она даёт показания…
Еремеев слушал рассеяно, думая о чем-то своём. Услышав о планируемой поимке Никитина, который, потеряв осторожность, объявился в Волгограде, он насторожился.
— … Думаю: не подкинуть ли следствию такую идею: выпустить эту Альбину, и понаблюдать за ней. Может, Никитин вспомнит её, заедет в гости. Скажу это Галееву. Никитина возьмут, поработают с ним. Думаю, выстроится любопытная цепочка: Никитин — Трегубов — Разгон… И кто-нибудь еще.
«Еремеев! — подумал про себя Иосиф Григорьевич. — Интересно, в какие края подастся адвокат, когда Никитин начнет давать показания?»
— Никитин в городе… ну и дела, — тихо проговорил Еремеев.
Иосиф Григорьевич выглянул в окно:
— Теперь это новость вот для того паршивого воробья, который другого места не нашёл, как на карнизе оставить свой навоз.
— А где Козин оставил свой навоз после того, как его взяли?
— Клянусь, в головах у оперов, которые забирали его с комплекса! Ни Сташин, ни Галеев, не доверяют его показаниям на сто процентов.
Давиденко рассказал о последних событиях. Во-первых, убит валютчик, работавший возле обменного пункта рядом с кукольным театром. Дерзкое убийство, средь бела дня, в самом центре города, на глазах многочисленных прохожих! Под видом клиента убийца сел в машину к этому валютчику, выхватил из-за пояса пистолет, и дважды выстрелил в него. Затем пошарил в бардачке, в карманах убитого, забрал деньги, вышел из машины, сел в поджидавшую его «ВАЗ-21099», и уехал. Коллеги убитого, валютчики, работавшие с ним на этой точке, утверждают, что он всегда имел при себе для работы не менее двадцати тысяч долларов. Не пришлось тратить много времени на изготовление фоторобота. Все свидетели единодушно опознали Никитина, когда им показали его фотографию. Автомобиль, на котором он скрылся, был угнан за час до происшествия.
И еще один эпизод. Возле собственной квартиры убит некий Герасим Новиков. Двое грабителей позвонили в дверь, и, когда он им открыл, пытались проникнуть к нему домой, но он сумел захлопнуть дверь, а сам при этом остался на лестничной площадке. И был зверски убит. Поквартирный опрос жителей этого, и соседнего дома, дал тот же результат, что и в первом случае: один из убийц — Никитин.
Брови Еремеева сошлись в одну черту, а на губах промелькнула усмешка.
— Если ваши умные следователи считают, что Трегубов заодно с Никитиным, то почему бы им не передать спасительную мысль: вместо девчонки выпустить Трегубова, и понаблюдать за ним? Пообещать свободу или условный срок, — в случае, если будет пойман Никитин?
«В чем тут хитрость? — терзался Давиденко, наблюдая за Еремеевым. — А что хитрит и ведет большую игру, вижу, как в евангелии».
— Вы уверены, Игнат Захарович, что Никитин связан с Трегубовым, что у них какие-то дела? — вкрадчиво спросил он.
— Я? Я ни в чем не уверен. — адвокат явно забеспокоился. — Не желая быть пристрастным в нашем общем деле, говорю: если эта связь прослеживается, пускай следствие отрабатывает эту версию. Пусть решают, кто им нужнее — Никитин или Трегубов, или оба сразу. Просто я подумал: если они действительно связаны общим делом, то Трегубов будет лучшей приманкой, чем Альбина.
— Допустим, что вы правы, — ответил Иосиф Григорьевич, не выпуская собеседника из поля зрения. Ему вдруг показалось, что адвокат облегченно вздохнул.
— Не хотите ли удовлетворить моё любопытство, Игнат Захарович? Когда мы с вами прошлый раз встречались, я через некоторое время вышел на улицу, и случайно увидел, как из вашей машины выскочил молодой человек, блондин. Кто это такой?
— Да, так… Рассыльный. Принес мне документы. Даже не помню, как зовут. Мальчик на побегушках из конторы. А что, есть подозрение, что он — причина наших бед?
— Игнат Захарович! Пока мы не поймали Никитина, у нас тут все подозреваемые! А мы его поймаем, пусть для этого придется воспользоваться в качестве приманки Трегубовым, или каким-нибудь другим пиндосом!
Сказав это, Иосиф Григорьевич почувствовал себя во власти галлюцинации. Но не показалось ли ему, что глаза Еремеева радостно сверкнули? Иосиф Григорьевич опустил веки и мгновенно их поднял: «Разве и это обман зрения? Нет, опять торжество, неуловимое, как тень паука. Но не внушено ли это бессонницей и утомлением?»
Выпрямившись и сжимая кулак, Еремеев молчал, лицо нахмурилось — как показалось Давиденко, притворно. Адвокат ёрзал, озирался исподлобья.
Иосиф Григорьевич стал допытываться, в каких местах любит бывать Трегубов, каков его круг знакомых. При этом подразумевалось, что речь идёт о тех местах, где так же любил бывать Никитин. Еремеев нехотя отвечал, предупредив заранее, чтобы источник информации остался в тайне. Заговорили о турбазе «ВХК». Давиденко сказал:
— Надо же, как часто эта турбаза фигурирует в наших беседах. Там очень хорошо отдыхается?
Еремеев пояснил: в те времена, когда Никитин и Шеховцов дружили, и вместе планировали «прибить» химзавод, они часто ездили туда.
Наконец, всё было досказано. Повторив свою просьбу — оставить в тайне источник информации — Еремеев удалился.
— Иногда не собираются, а разоряются вовремя, Игнат Захарович, — ответил Иосиф Григорьевич.
Они обсуждали скоропостижное банкротство финансовой пирамиды, и то, какие дивиденды это принесет их кампании по выдвижению Рубайлова в депутаты Госдумы. Через несколько дней после того, как они втроём — Давиденко, Моничев, и Еремеев — обсудили все детали, офисы «Три-Эн» закрылись, компания перестала выплачивать дивиденды, вкладчики устроили пикеты. Шапиро куда-то скрылся, его объявили в розыск. Моничев и Нестеров доказали свою непричастность к афере.
— Пирамида — само по себе гибельное дело, — сказал Иосиф Григорьевич. — У египтян с их культурой, суть кладбищенской, пирамиды служили гробницами. Доверить деньги пирамиде — значит похоронить их, потерять. Это устойчивое на вид сооружение оказалось самым что ни на есть неустойчивым.
— Шапиро виноват во всём, — заявил Еремеев, сопя. — Жидомасон, подонок, смотался с деньгами. Ни Гитлер, ни Сталин, ничему не научили иудеев. По-прежнему наживаются за счет трудового народа.
— А как же Моничев? — возразил Иосиф Григорьевич. — Он оказался порядочным человеком.
— Такой же подонок, как и его кореша. Видно по его масленым глазкам.
«Одного поля ягода с тобой, — подумал Иосиф Григорьевич. — Не случайно вы так быстро сработались. Интересно, куда делся Шапиро? Наверное, отдыхает на дне какого-нибудь заволжского болота».
Если с «Три-Эн» всё понятно, то в деле «микросхемщиков» остаётся много неясного. Свидетели, опознавшие Трегубова, один за другим стали отказываться от своих показаний. Обнаружились свидетели, видевшие совсем других людей. Составляются фотороботы, сотрудники уголовного розыска занимаются поиском подозреваемых. Трегубов вдруг признался, что в день, когда в Урюпинске сгорел магазин, он отдыхал на турбазе, принадлежавшей «ВХК». Не говорил об этом потому, что не хотел подставлять девушку, собравшуюся замуж за другого парня. Но раз такое дело, придётся сознаваться. Девушка, некая Ольга Шерина, подтвердила, что была с Трегубовым в тот день. То же сделали работники турбазы.
Оперативникам стало известно, где мошенники изготовляли свои микросхемы. Раскрыта вся цепочка. Свидетели опознали того, кто закупал и распространял товар. Им оказался некий Леонид Козин, его забрали из токсикологического отделения больницы скорой помощи. Это было шоу — о задержании откуда-то узнала пресса и телевидение, Козин выглядел героем, и с удовольствием давал интервью. Он сразу во всем признался дознавателям, и нашлись люди, видевшие его в Урюпинске. Казалось бы, дело закрыто. Но Сташину всё показалось слишком подозрительным. Козин похож на сумасшедшего, судя по всему, он готов признаться во всех на свете преступлениях — лишь бы это были преступления, о которых пишут в газетах. Следователи согласны с тем, что он мог убить — в его послужном списке есть такие эпизоды. Но на роль организатора махинаций он не подходит.
Остается открытым вопрос: кто такой Артемий, Прокофий, Пахом, Пафнутий, Трофим, Сигизмунд, Уралан, Улукиткан — очкарик-блондин, которого видела Урюпинская продавщица и другие свидетели? В его идентификации больше всех продвинулся Сташин. Он выяснил, что похожий тип появлялся в палате Козина, об этом рассказала медсестра. От осведомителей следователь узнал, что Трегубов тесно общается с неким блондином, по имени Андрей Разгон, работавшим в бюро СМЭ, и уволившимся сразу после пожара в Урюпинске. Установлено, что он принимал погорельцев, в журнале стоит его подпись. Свидетели затрудняются опознать его по фотографии, не похож он на того ботаника. Теперь осталось расспросить обо всём этом самого Андрея Разгона, и устроить очную ставку с Трегубовым, а также отработать всех свидетелей — и тех, что отказались от своих показаний, и новых.
— Следствием установлено, кто такой блондин-очкарик, распространявший микросхемы, — сказал Иосиф Григорьевич. — Им оказался Андрей Разгон, бывший санитар морга. Он идеально подходит на роль организатора этой аферы. Не удивлюсь, если окажется, что он причастен к «Три-Эн», и виновен во многих экономических преступлениях, раскрытием которых занимается Зюбенко. А также тех, что нам предстоит раскрыть в ходе избирательной кампании Рубайлова. Он дружит с Трегубовым. Уверен: это не случайно. Трегубова мы придержим до поры, до времени. Посмотрим, что скажет нам Разгон. А Козин пусть останется до кучи — сам напросился.
— Но… Иосиф Григорьевич, следствие установило непричастность Трегубова. Его скоро выпустят.
— Пока не выпустят. И что значит «следствие установило»? Оно установило на основании липовых свидетельских показаний. Знаете, во дворах вечно трётся толпа долбоёбов, которым делать нечего, зато всегда есть дело до того, кто с кем, и куда ходит. Эти любопытные соседи, социально активные граждане, и есть те самые свидетели. Им нельзя верить. Поэтому Сташин отработает свою версию, а потом ваши свидетели всё подтвердят. Им просто некуда будет деваться. Ведь милиции известно, где они трутся. Что касается Трегубова — чем он вам так приглянулся? Разве где-нибудь сказано: «дорожи выжатым лимоном»?
— Почему вы считаете, что Сташину можно верить? — спросил Еремеев.
— Он честный, беспристрастный человек.
— Не в меру честный, с ним осторожность нужна больше, чем с мошенником. Сомневаюсь, что он беспристрастен. Бредовые идеи движут им.
Иосифу Григорьевичу во что бы то ни стало захотелось осадить Еремеева. Он сказал:
— А как вам такой факт: Сташин, правда, не без помощи сотрудников уголовного розыска, установил, что Кондаурова застрелил Никитин. Оказывается, Шеховцов его прикрывал — стрелял по охранникам. По собственной инициативе следователь прокуратуры помог Галееву, расследующему это дело. Кроме того, выяснил, что «кавказский след» оставлен… как вы думаете, кем? Трегубовым! Это он, находясь на удалении — Галеев поверил в его алиби — видел, что к вашему дому подъехали лица кавказской национальности. И убедил охранников Кондаурова в том, что в них стреляли люди Оганесяна. Усилиями Сташина найдена подружка Никитина, сейчас она даёт показания…
Еремеев слушал рассеяно, думая о чем-то своём. Услышав о планируемой поимке Никитина, который, потеряв осторожность, объявился в Волгограде, он насторожился.
— … Думаю: не подкинуть ли следствию такую идею: выпустить эту Альбину, и понаблюдать за ней. Может, Никитин вспомнит её, заедет в гости. Скажу это Галееву. Никитина возьмут, поработают с ним. Думаю, выстроится любопытная цепочка: Никитин — Трегубов — Разгон… И кто-нибудь еще.
«Еремеев! — подумал про себя Иосиф Григорьевич. — Интересно, в какие края подастся адвокат, когда Никитин начнет давать показания?»
— Никитин в городе… ну и дела, — тихо проговорил Еремеев.
Иосиф Григорьевич выглянул в окно:
— Теперь это новость вот для того паршивого воробья, который другого места не нашёл, как на карнизе оставить свой навоз.
— А где Козин оставил свой навоз после того, как его взяли?
— Клянусь, в головах у оперов, которые забирали его с комплекса! Ни Сташин, ни Галеев, не доверяют его показаниям на сто процентов.
Давиденко рассказал о последних событиях. Во-первых, убит валютчик, работавший возле обменного пункта рядом с кукольным театром. Дерзкое убийство, средь бела дня, в самом центре города, на глазах многочисленных прохожих! Под видом клиента убийца сел в машину к этому валютчику, выхватил из-за пояса пистолет, и дважды выстрелил в него. Затем пошарил в бардачке, в карманах убитого, забрал деньги, вышел из машины, сел в поджидавшую его «ВАЗ-21099», и уехал. Коллеги убитого, валютчики, работавшие с ним на этой точке, утверждают, что он всегда имел при себе для работы не менее двадцати тысяч долларов. Не пришлось тратить много времени на изготовление фоторобота. Все свидетели единодушно опознали Никитина, когда им показали его фотографию. Автомобиль, на котором он скрылся, был угнан за час до происшествия.
И еще один эпизод. Возле собственной квартиры убит некий Герасим Новиков. Двое грабителей позвонили в дверь, и, когда он им открыл, пытались проникнуть к нему домой, но он сумел захлопнуть дверь, а сам при этом остался на лестничной площадке. И был зверски убит. Поквартирный опрос жителей этого, и соседнего дома, дал тот же результат, что и в первом случае: один из убийц — Никитин.
Брови Еремеева сошлись в одну черту, а на губах промелькнула усмешка.
— Если ваши умные следователи считают, что Трегубов заодно с Никитиным, то почему бы им не передать спасительную мысль: вместо девчонки выпустить Трегубова, и понаблюдать за ним? Пообещать свободу или условный срок, — в случае, если будет пойман Никитин?
«В чем тут хитрость? — терзался Давиденко, наблюдая за Еремеевым. — А что хитрит и ведет большую игру, вижу, как в евангелии».
— Вы уверены, Игнат Захарович, что Никитин связан с Трегубовым, что у них какие-то дела? — вкрадчиво спросил он.
— Я? Я ни в чем не уверен. — адвокат явно забеспокоился. — Не желая быть пристрастным в нашем общем деле, говорю: если эта связь прослеживается, пускай следствие отрабатывает эту версию. Пусть решают, кто им нужнее — Никитин или Трегубов, или оба сразу. Просто я подумал: если они действительно связаны общим делом, то Трегубов будет лучшей приманкой, чем Альбина.
— Допустим, что вы правы, — ответил Иосиф Григорьевич, не выпуская собеседника из поля зрения. Ему вдруг показалось, что адвокат облегченно вздохнул.
— Не хотите ли удовлетворить моё любопытство, Игнат Захарович? Когда мы с вами прошлый раз встречались, я через некоторое время вышел на улицу, и случайно увидел, как из вашей машины выскочил молодой человек, блондин. Кто это такой?
— Да, так… Рассыльный. Принес мне документы. Даже не помню, как зовут. Мальчик на побегушках из конторы. А что, есть подозрение, что он — причина наших бед?
— Игнат Захарович! Пока мы не поймали Никитина, у нас тут все подозреваемые! А мы его поймаем, пусть для этого придется воспользоваться в качестве приманки Трегубовым, или каким-нибудь другим пиндосом!
Сказав это, Иосиф Григорьевич почувствовал себя во власти галлюцинации. Но не показалось ли ему, что глаза Еремеева радостно сверкнули? Иосиф Григорьевич опустил веки и мгновенно их поднял: «Разве и это обман зрения? Нет, опять торжество, неуловимое, как тень паука. Но не внушено ли это бессонницей и утомлением?»
Выпрямившись и сжимая кулак, Еремеев молчал, лицо нахмурилось — как показалось Давиденко, притворно. Адвокат ёрзал, озирался исподлобья.
Иосиф Григорьевич стал допытываться, в каких местах любит бывать Трегубов, каков его круг знакомых. При этом подразумевалось, что речь идёт о тех местах, где так же любил бывать Никитин. Еремеев нехотя отвечал, предупредив заранее, чтобы источник информации остался в тайне. Заговорили о турбазе «ВХК». Давиденко сказал:
— Надо же, как часто эта турбаза фигурирует в наших беседах. Там очень хорошо отдыхается?
Еремеев пояснил: в те времена, когда Никитин и Шеховцов дружили, и вместе планировали «прибить» химзавод, они часто ездили туда.
Наконец, всё было досказано. Повторив свою просьбу — оставить в тайне источник информации — Еремеев удалился.
Глава 43
Он шел по улице Чуйкова, время от времени поглядывая на номера домов. Возле нужного дома повернул вправо, перешел через дорогу, пересек палисадник, аллею, тянувшуюся вдоль набережной, и, пошел вдоль высокого широкого бордюра, за которым был поросший деревьями склон. Остановившись возле нужного места, он выждал, пока пройдут прохожие, перешагнул через бордюр, и стал спускаться по склону. Не дойдя до середины, юркнул в густые заросли сирени. Там, где заканчивался кустарник, была набросана куча мусора, веток и срубленных деревьев. Он присел, и, приподняв и отодвинув в сторону накиданные ветки, осмотревшись, нырнул в выкопанное заранее углубление, небольшой окоп, и укрылся ветками. Разрыв землю, извлек из тайника прорезиненный чехол. Открыв его, вытащил винтовку ВСС, так называемый «Винторез». Оружие было уже в собранном виде, со снайперским прицелом. Родной «Винторез», им не раз приходилось пользоваться, служа в спецназе. Бесшумная и невидимая смерть, эффективно «снимает» противника.
Поставив винтовку на упор — кирпичи, прикрытые брезентовой скаткой, снайпер стал наблюдать за дорогой. Он был спокоен — снаружи его не видно, с какой стороны ни посмотри. Саму кучу прикрывают деревья и кусты, её не видать ни с дороги, ни сверху, с обрыва. Хоть и поджимали сроки, все же удалось вместе с помощником, переодевшись в униформу работников треста зеленого хозяйства, набросать эту кучу мусора, и оборудовать огневую точку.
Редкие автомобили проезжали по набережной. Подъехав почти к самой воде, кто-то мыл машину. Прошла группа подростков. Время тянулось в спокойном ожидании. Так прошло больше трёх часов.
Тут он почувствовал всем телом топот нескольких пар ног. Кто-то быстро спускался по склону. Инстинктивно вытащил из-за пояса пистолет, приготовившись к защите.
Группа вооруженных людей кубарем скатилась со склона. Те, что в камуфляже, рассредоточились в кустах и за деревьями, в штатском, перебежав через дорогу, укрылись за бетонными плитами. Через некоторое время появился микроавтобус. Оттуда тоже выбежали люди, и стали в спешке укрываться. Похоже, вся набережная уже оцеплена.
Заказчик предупредил, что будут милиционеры, но как следует, они не смогут подготовиться к встрече, так как их будут в спешном порядке, менее чем за час, перебрасывать с другого места.
Точно там, где ожидалось, появилась темно-серая иномарка. Из неё вышел молодой человек внушительной комплекции. Обойдя машину, он стал, озираясь, прохаживаться вдоль тротуара. Затем, остановившись, закурил. Чувствовалось, что он нервничает.
Милиционеры укрылись грамотно — никого не видать. Интересно, будет ли кто-нибудь ждать наверху? Этого бы очень не хотелось. Что делать по завершению операции? Оставить тут же, вместе с «Винторезом» и пистолет — на случай, если предстоит встреча с милиционерами? Или взять для обороны, ведь если повяжут, как подозрительную личность, а потом найдут окоп, наверняка обнаружат на одежде следы пребывания в нём. Да, лучше взять, напарник прикроет, если что, вдвоём отобьются.
А время всё тянулось. Объект запаздывал на встречу. Предупредили, что этот тип чрезвычайно подозрительный, со звериным чутьём. Может вовсе не приехать.
Со стороны воды появился невысокий худой мужчина в мокрых брюках. Он подошел к парню, вышедшему из иномарки, окликнул его, поманил рукой, и направился обратно, к реке.
Черт побери, они приехали не на машине, а пришли по воде. Где же объект? Он там, за бетонными плитами. Катер! Из-за бетонки показался нос. Что делать? Вдруг он не появится? И расстояние, оно увеличивается раза в полтора! За прошедшие три часа место, считай, пристреляно глазомером, а где теперь появится «клиент»?!
Сразу несколько человек показались из-за укрытий, стали перебегать через дорогу. Катер продвинулся вперед, вверх по течению, стал разворачиваться. Объект, очевидно, заметил милиционеров, — двое уже бежали по берегу, — и решил удрать, не дожидаясь того, с кем назначена встреча. Вот из-за бетонки показалась рубка, стал виден человек, сидевший за штурвалом, с пистолетом в руке, вполоборота, стрелявший по милиционерам. Его голова оказалась в поле прицела. Жаль, не смотрит прямо, не удастся послать пулю между глаз. Получился бы самый шик. Что ж, лучшее — враг хорошего. На острие прицельного элемента — висок. Снайпер нажал на спуск. Объект завалился на штурвал. Второй выстрел — под левую лопатку. Достаточно.
Вынырнув из укрытия, снайпер отполз на несколько метров, затем на четвереньках стал быстро передвигаться вдоль склона. Не увидев никого, выпрямился, и пошёл спокойно. Так он дошёл до лестницы, и, перемахнув через высокий гранитный бордюр-ограждение, остановился. Идти наверх? Вниз? Нет, решил он, и, перемахнув через противоположный бордюр, продолжил свой путь по склону, среди кустов и деревьев. Дойдя до водокачки, повернул влево, и, выйдя на набережную, направился к шашлычной «У дяди Миши».
Операция заняла секунду, нет две секунды. Два выстрела — две секунды. За это время он идентифицировал человека, находившегося на катере, с фотографией того, кто был заказан. Да, тот самый тип. Хоть и стоял вполоборота, но его удалось узнать. Заказчик явно перестраховался. С такой армией, что встречала на берегу, тому парню было несдобровать. А впрочем, не всё ли равно? Работа выполнена, извольте заплатить.
Рассуждая таким образом, он, прежде чем сесть за столик, прошел в туалет, вынул портативную рацию, и, нажав на кнопку и услышав ответ, сказал:
— Шашлычка «У дяди Миши».
Поставив винтовку на упор — кирпичи, прикрытые брезентовой скаткой, снайпер стал наблюдать за дорогой. Он был спокоен — снаружи его не видно, с какой стороны ни посмотри. Саму кучу прикрывают деревья и кусты, её не видать ни с дороги, ни сверху, с обрыва. Хоть и поджимали сроки, все же удалось вместе с помощником, переодевшись в униформу работников треста зеленого хозяйства, набросать эту кучу мусора, и оборудовать огневую точку.
Редкие автомобили проезжали по набережной. Подъехав почти к самой воде, кто-то мыл машину. Прошла группа подростков. Время тянулось в спокойном ожидании. Так прошло больше трёх часов.
Тут он почувствовал всем телом топот нескольких пар ног. Кто-то быстро спускался по склону. Инстинктивно вытащил из-за пояса пистолет, приготовившись к защите.
Группа вооруженных людей кубарем скатилась со склона. Те, что в камуфляже, рассредоточились в кустах и за деревьями, в штатском, перебежав через дорогу, укрылись за бетонными плитами. Через некоторое время появился микроавтобус. Оттуда тоже выбежали люди, и стали в спешке укрываться. Похоже, вся набережная уже оцеплена.
Заказчик предупредил, что будут милиционеры, но как следует, они не смогут подготовиться к встрече, так как их будут в спешном порядке, менее чем за час, перебрасывать с другого места.
Точно там, где ожидалось, появилась темно-серая иномарка. Из неё вышел молодой человек внушительной комплекции. Обойдя машину, он стал, озираясь, прохаживаться вдоль тротуара. Затем, остановившись, закурил. Чувствовалось, что он нервничает.
Милиционеры укрылись грамотно — никого не видать. Интересно, будет ли кто-нибудь ждать наверху? Этого бы очень не хотелось. Что делать по завершению операции? Оставить тут же, вместе с «Винторезом» и пистолет — на случай, если предстоит встреча с милиционерами? Или взять для обороны, ведь если повяжут, как подозрительную личность, а потом найдут окоп, наверняка обнаружат на одежде следы пребывания в нём. Да, лучше взять, напарник прикроет, если что, вдвоём отобьются.
А время всё тянулось. Объект запаздывал на встречу. Предупредили, что этот тип чрезвычайно подозрительный, со звериным чутьём. Может вовсе не приехать.
Со стороны воды появился невысокий худой мужчина в мокрых брюках. Он подошел к парню, вышедшему из иномарки, окликнул его, поманил рукой, и направился обратно, к реке.
Черт побери, они приехали не на машине, а пришли по воде. Где же объект? Он там, за бетонными плитами. Катер! Из-за бетонки показался нос. Что делать? Вдруг он не появится? И расстояние, оно увеличивается раза в полтора! За прошедшие три часа место, считай, пристреляно глазомером, а где теперь появится «клиент»?!
Сразу несколько человек показались из-за укрытий, стали перебегать через дорогу. Катер продвинулся вперед, вверх по течению, стал разворачиваться. Объект, очевидно, заметил милиционеров, — двое уже бежали по берегу, — и решил удрать, не дожидаясь того, с кем назначена встреча. Вот из-за бетонки показалась рубка, стал виден человек, сидевший за штурвалом, с пистолетом в руке, вполоборота, стрелявший по милиционерам. Его голова оказалась в поле прицела. Жаль, не смотрит прямо, не удастся послать пулю между глаз. Получился бы самый шик. Что ж, лучшее — враг хорошего. На острие прицельного элемента — висок. Снайпер нажал на спуск. Объект завалился на штурвал. Второй выстрел — под левую лопатку. Достаточно.
Вынырнув из укрытия, снайпер отполз на несколько метров, затем на четвереньках стал быстро передвигаться вдоль склона. Не увидев никого, выпрямился, и пошёл спокойно. Так он дошёл до лестницы, и, перемахнув через высокий гранитный бордюр-ограждение, остановился. Идти наверх? Вниз? Нет, решил он, и, перемахнув через противоположный бордюр, продолжил свой путь по склону, среди кустов и деревьев. Дойдя до водокачки, повернул влево, и, выйдя на набережную, направился к шашлычной «У дяди Миши».
Операция заняла секунду, нет две секунды. Два выстрела — две секунды. За это время он идентифицировал человека, находившегося на катере, с фотографией того, кто был заказан. Да, тот самый тип. Хоть и стоял вполоборота, но его удалось узнать. Заказчик явно перестраховался. С такой армией, что встречала на берегу, тому парню было несдобровать. А впрочем, не всё ли равно? Работа выполнена, извольте заплатить.
Рассуждая таким образом, он, прежде чем сесть за столик, прошел в туалет, вынул портативную рацию, и, нажав на кнопку и услышав ответ, сказал:
— Шашлычка «У дяди Миши».
Глава 44
Они медленно прогуливались по скверу. В этот теплый сентябрьский день на набережной было много народу. Родители с детьми, подростки, влюблённые парочки. Роман, уже в который раз, рассказывал о своих злоключениях в СИЗО. Допросы, очные ставки, долгие ночи в камере. Андрей рассеянно слушал его, думая о том, что, скорее всего завтра, уедет в Петербург. Катя живет в гостинице. К ней приехала её мама, чтобы помочь обосноваться в чужом городе, вместе они подыскивают съемную квартиру. С работой, которая была обещана, вышел облом, но вроде что-то намечается еще.
— Спасибо за помощь, друг! — весомо сказал Роман, и похлопал Андрея по плечу.
— Я-то что? Это всё Еремеев.
— Свидетели — это да, здорово! Но если б не Казюля, не знаю, как бы всё сложилось. Он взял всё на себя, и его опознали урюпинцы, главные свидетели, Андрей. Ты хорошо выполнил свою работу.
Роман что-то недоговаривал, он ни словом не обмолвился по поводу причастности к делу Кондаурова, — о чем говорил Второв, и о чем его в этой связи спрашивали следователи. Неужели раскошелились? По-другому бы никак не выпустили.
— Сколько тут шныряет баб. Давай снимем кого-нибудь! А? Чего молчишь?
Андрей в ответ пожал плечами. Не дождавшись ответа, Роман сказал:
— Ты всё по невесте усыхаешь. Ну, уехала. Забудь, расслабься.
— Неохота. Состояние нестояния.
— Не узнаю тебя, Разгон. Ты какой-то не такой. Подумай, друг! Тебе сегодня в самый раз уехать со мной на турбазу. Фильдеперсовая турбаза и куча мартышек, будем зажигать, пока от трения фитиль не задымится.
— Не понимаю, почему сегодня?
— Еремеев тебя предупредил, ты дожидаешься, пока позвонит президент? Я на твоём месте уже давно бы скрылся в пампасах.
Андрей почувствовал холодок отчуждения. Трезор стал другим. Он что-то тщательно скрывал, Андрей уже ему нужен не как друг, а как компания, как собутыльник.
— Нет, сегодня я никуда не поеду.
Они дошли до фонтана «Дружба», и повернули в сторону Аллеи Героев. Дойдя до проезжей части, сели в машину.
— Ладно, сейчас поможешь мне приболать каких-нибудь тёлок, потом я отвезу тебя домой.
Машина тронулась с места. Управляя, Роман высматривал девушек. Выехав на пустынную улицу, где никого не встретить, он сказал:
— Завтра… Нет, завтра я буду откисать… Послезавтра поедем на одну фирму. Хорошенькое дельце.
— Что за фирма?
— По твоему профилю — фармацевтия. Прижмём её, войдем в состав учредителей, ты будешь всем рулить.
— Трезор! Может, хватит? Ты еле выпутался.
— Тут всё нормально будет. Каданников в курсе, прикроет.
— Может, ты сам как-нибудь?
— Сам не смогу. Там тонкая работа. Как раз для тебя.
— Да я… Наверное, я скоро уеду… насовсем.
— Куда, едрён-батон?! — проревел Роман, от неожиданности резко нажав на тормоз.
Потом поехал, снова набирая скорость.
Андрей объяснил, что собрался ехать к Кате в… Москву. Большой город, хорошие перспективы. Роман в ответ начал громко возмущаться: во-первых, что его друг теряет из-за бабы голову; во-вторых — в столице он — никто, и только здесь, у себя дома, в компании с друзьями, можно делать настоящие дела.
— Тут другой вопрос начинается: создан ли я «для настоящих дел»? — задумчиво проговорил Андрей, подумав о том, что никто из друзей не торопится взять его в дело. Предлагают левак, которым самим неохота заниматься. — Лучше всего с бабой, которую любишь, жить в лесу, в избе. Пошёл на охоту, а вечером вернулся. Она сварит похлёбку, и легли спать.
— Что за фильдеперсовая штучка, эта Катя. Почему все по ней так сохнут? Хоть ты? мне расскажи, у неё тамчто ли, лучше, чем у всех?
— Обожди, Трезор, не так быстро. С этого места поподробнее. Что значит «сохнут все»?
— Чего прикидываешься. Как будто сам не знаешь.
Андрею показалось, что тьма наползла на землю, и в зигзагах вспышек закружилось всё вокруг.
— Давай говори, я ничего не знаю.
— Да ладно, брось, все знают, ты не знаешь.
Андрей почувствовал себя самым обманутым из обманутых, над которым весь город смеётся и показывает пальцем, а он не понимает, почему.
— Слушай, средоточие знаний, ты мне расскажешь, или будешь стебаться всю дорогу?
Посмотрев на него, как смотрят на безнадёжных двоечников, Роман сказал:
— Пристегни трупоулавливатель.
Андрей посмотрел в окно — проезжали мимо милицейской машины — и пристегнул ремень безопасности.
— Это же Кондауровская мартышка… была, пока его не грохнули. Я думал, ты в курсе.
У Андрея запрыгали мушки перед глазами. «Мой несравненный папочка… Папик…», изумрудное ожерелье, «как его зовут… Кондауров?», «в Волгограде больше нечего делать».
«Она мне врала!» — чуть не закричал он. И крикнул бы, если б не головокружение и страшная слабость, ощущение, будто стекаешь с сидения на пол, и о твоём недавнем пребывании здесь свидетельствует лишь пристёгнутый ремень. Как будто издалека до него доносились слова:
— …До самого последнего… В тот вечер, когда его убили, она сидела с ним в казино. Сидят, пьют шампусик, милуются… Ты не кексуйся, все они такие. Сейчас найдём тебе дырку. Везде всё одинаково, мышечная трубка… Сортир есть в каждой библиотеке…
Так они ездили по городу. Роман всё высматривал девушек, Андрей был погружен в мрачные раздумья. Поехать на турбазу? Остаться, побыть одному? Дождаться Катиного звонка, разобраться с ней?
— Никого, блин, нету, — буркнул Роман. — Есть, кстати, понятные тётки на примете. Давай зацепим их. Тебе выкачу блондинку, она мне не дала, сам возьму её подружку.
— Раз не дала, значит, сразу мне.
— Она в твоем вкусе. Спортивная фигура, всё на месте.
— Небось, дура.
— Нормальная тётька. Она мне сделала алиби. Расписала следователю, как мы с ней кувыркались, — в тот самый день. Фантазёрка.
— Так она только алиби умеет делать?
— Она всё делает, друг.
Тут Андрею пришла в голову мысль. Он попросил проехаться по улице Мира. Они кружились вокруг дома номер одиннадцать, несколько раз заезжали во двор. Наконец, когда Роману надоело попусту кататься, и он собрался поехать за теми девушками, о которых говорил, Андрей увидел, кого искал.
— Э-э, Разгон, сразу видно, с гор спустился. Попроще не мог себе найти?
— Не понимаю, о чём ты.
— Тебя зарэжут, если не женишься.
— Да вплоть до этого.
— Ну, иди, поговори. Уже вижу, как вы проходите под сводом скрещенных шашек.
Андрей вышел навстречу девушке.
— Мариам, привет. А я тебя ищу.
— Мы гуляли с Ирой.
— А я катался с Ромой. Его недавно освобо… Выписали из больницы.
— У нас по микробиологии какая-то стервозина попалась. У тебя там нет знакомых? От этого микроскопа глаза болят. Давай завтра сходим в кино.
— Подожди, не так быстро.
Вернувшись к машине, Андрей сообщил, что остаётся. Недовольно фыркнув, Роман попрощался, сказав, что всё равно будет ждать на турбазе.
— Не забывай, что по тебе уже работают. Турбаза — не СИЗО, запомни, друг. Я не настаиваю, сам выбирай свою дорогу. Удачи. Приятных совокуплений.
Они вышли со двора и направились в горсад. Гуляли, сидели на лавочке, болтали о разных пустяках. Чем дальше, тем больше тревожные мысли одолевали его. Андрей смотрел на Мариам и думал о Кате.
«Катя! Моя Катя! Никто не затмит тебя! Бог мой, что я делаю?! Точно спятил. Домой, скорей домой! Она же сейчас будет звонить!»
И, проводив Мариам, он стремглав бросился к своему дому.
Отказавшись от ужина, он ходил по квартире, ни с кем не разговаривая, пугая домашних своим мрачным видом. Катя позвонила ровно в десять — как договаривались.
— Приветики! Ну, как дела, рассказывай.
— Привет. Трезора выпустили. В принципе, можно выезжать.
Она обрадовалась, что всё закончилось благополучно, рассказала, что вместе с мамой они подыскали квартиру, завтра туда переедут, и будут обустраиваться. С работой пока глухо, знакомые что-то буксуют, но «папусик» сделал им внушение, и в скором времени всё образуется.
— «Папусик»? А почему ты мне никогда не рассказывала про «папика»? Почему я узнаю об этой связи от других людей?
— Это что за наезд, ты там перегрелся на солнышке?
— Ерунда, главное, что у тебя там прохладно. Кондауров, знаешь такого, ты встречалась с ним, не так ли?
Она раздумывала не больше двух секунд, у него в ушах звенело: «…До самого последнего… Сидят, пьют шампусик, милуются…» Интересно, как она его звала — Витя, Витенька, дружочек?
— Спасибо за помощь, друг! — весомо сказал Роман, и похлопал Андрея по плечу.
— Я-то что? Это всё Еремеев.
— Свидетели — это да, здорово! Но если б не Казюля, не знаю, как бы всё сложилось. Он взял всё на себя, и его опознали урюпинцы, главные свидетели, Андрей. Ты хорошо выполнил свою работу.
Роман что-то недоговаривал, он ни словом не обмолвился по поводу причастности к делу Кондаурова, — о чем говорил Второв, и о чем его в этой связи спрашивали следователи. Неужели раскошелились? По-другому бы никак не выпустили.
— Сколько тут шныряет баб. Давай снимем кого-нибудь! А? Чего молчишь?
Андрей в ответ пожал плечами. Не дождавшись ответа, Роман сказал:
— Ты всё по невесте усыхаешь. Ну, уехала. Забудь, расслабься.
— Неохота. Состояние нестояния.
— Не узнаю тебя, Разгон. Ты какой-то не такой. Подумай, друг! Тебе сегодня в самый раз уехать со мной на турбазу. Фильдеперсовая турбаза и куча мартышек, будем зажигать, пока от трения фитиль не задымится.
— Не понимаю, почему сегодня?
— Еремеев тебя предупредил, ты дожидаешься, пока позвонит президент? Я на твоём месте уже давно бы скрылся в пампасах.
Андрей почувствовал холодок отчуждения. Трезор стал другим. Он что-то тщательно скрывал, Андрей уже ему нужен не как друг, а как компания, как собутыльник.
— Нет, сегодня я никуда не поеду.
Они дошли до фонтана «Дружба», и повернули в сторону Аллеи Героев. Дойдя до проезжей части, сели в машину.
— Ладно, сейчас поможешь мне приболать каких-нибудь тёлок, потом я отвезу тебя домой.
Машина тронулась с места. Управляя, Роман высматривал девушек. Выехав на пустынную улицу, где никого не встретить, он сказал:
— Завтра… Нет, завтра я буду откисать… Послезавтра поедем на одну фирму. Хорошенькое дельце.
— Что за фирма?
— По твоему профилю — фармацевтия. Прижмём её, войдем в состав учредителей, ты будешь всем рулить.
— Трезор! Может, хватит? Ты еле выпутался.
— Тут всё нормально будет. Каданников в курсе, прикроет.
— Может, ты сам как-нибудь?
— Сам не смогу. Там тонкая работа. Как раз для тебя.
— Да я… Наверное, я скоро уеду… насовсем.
— Куда, едрён-батон?! — проревел Роман, от неожиданности резко нажав на тормоз.
Потом поехал, снова набирая скорость.
Андрей объяснил, что собрался ехать к Кате в… Москву. Большой город, хорошие перспективы. Роман в ответ начал громко возмущаться: во-первых, что его друг теряет из-за бабы голову; во-вторых — в столице он — никто, и только здесь, у себя дома, в компании с друзьями, можно делать настоящие дела.
— Тут другой вопрос начинается: создан ли я «для настоящих дел»? — задумчиво проговорил Андрей, подумав о том, что никто из друзей не торопится взять его в дело. Предлагают левак, которым самим неохота заниматься. — Лучше всего с бабой, которую любишь, жить в лесу, в избе. Пошёл на охоту, а вечером вернулся. Она сварит похлёбку, и легли спать.
— Что за фильдеперсовая штучка, эта Катя. Почему все по ней так сохнут? Хоть ты? мне расскажи, у неё тамчто ли, лучше, чем у всех?
— Обожди, Трезор, не так быстро. С этого места поподробнее. Что значит «сохнут все»?
— Чего прикидываешься. Как будто сам не знаешь.
Андрею показалось, что тьма наползла на землю, и в зигзагах вспышек закружилось всё вокруг.
— Давай говори, я ничего не знаю.
— Да ладно, брось, все знают, ты не знаешь.
Андрей почувствовал себя самым обманутым из обманутых, над которым весь город смеётся и показывает пальцем, а он не понимает, почему.
— Слушай, средоточие знаний, ты мне расскажешь, или будешь стебаться всю дорогу?
Посмотрев на него, как смотрят на безнадёжных двоечников, Роман сказал:
— Пристегни трупоулавливатель.
Андрей посмотрел в окно — проезжали мимо милицейской машины — и пристегнул ремень безопасности.
— Это же Кондауровская мартышка… была, пока его не грохнули. Я думал, ты в курсе.
У Андрея запрыгали мушки перед глазами. «Мой несравненный папочка… Папик…», изумрудное ожерелье, «как его зовут… Кондауров?», «в Волгограде больше нечего делать».
«Она мне врала!» — чуть не закричал он. И крикнул бы, если б не головокружение и страшная слабость, ощущение, будто стекаешь с сидения на пол, и о твоём недавнем пребывании здесь свидетельствует лишь пристёгнутый ремень. Как будто издалека до него доносились слова:
— …До самого последнего… В тот вечер, когда его убили, она сидела с ним в казино. Сидят, пьют шампусик, милуются… Ты не кексуйся, все они такие. Сейчас найдём тебе дырку. Везде всё одинаково, мышечная трубка… Сортир есть в каждой библиотеке…
Так они ездили по городу. Роман всё высматривал девушек, Андрей был погружен в мрачные раздумья. Поехать на турбазу? Остаться, побыть одному? Дождаться Катиного звонка, разобраться с ней?
— Никого, блин, нету, — буркнул Роман. — Есть, кстати, понятные тётки на примете. Давай зацепим их. Тебе выкачу блондинку, она мне не дала, сам возьму её подружку.
— Раз не дала, значит, сразу мне.
— Она в твоем вкусе. Спортивная фигура, всё на месте.
— Небось, дура.
— Нормальная тётька. Она мне сделала алиби. Расписала следователю, как мы с ней кувыркались, — в тот самый день. Фантазёрка.
— Так она только алиби умеет делать?
— Она всё делает, друг.
Тут Андрею пришла в голову мысль. Он попросил проехаться по улице Мира. Они кружились вокруг дома номер одиннадцать, несколько раз заезжали во двор. Наконец, когда Роману надоело попусту кататься, и он собрался поехать за теми девушками, о которых говорил, Андрей увидел, кого искал.
— Э-э, Разгон, сразу видно, с гор спустился. Попроще не мог себе найти?
— Не понимаю, о чём ты.
— Тебя зарэжут, если не женишься.
— Да вплоть до этого.
— Ну, иди, поговори. Уже вижу, как вы проходите под сводом скрещенных шашек.
Андрей вышел навстречу девушке.
— Мариам, привет. А я тебя ищу.
— Мы гуляли с Ирой.
— А я катался с Ромой. Его недавно освобо… Выписали из больницы.
— У нас по микробиологии какая-то стервозина попалась. У тебя там нет знакомых? От этого микроскопа глаза болят. Давай завтра сходим в кино.
— Подожди, не так быстро.
Вернувшись к машине, Андрей сообщил, что остаётся. Недовольно фыркнув, Роман попрощался, сказав, что всё равно будет ждать на турбазе.
— Не забывай, что по тебе уже работают. Турбаза — не СИЗО, запомни, друг. Я не настаиваю, сам выбирай свою дорогу. Удачи. Приятных совокуплений.
Они вышли со двора и направились в горсад. Гуляли, сидели на лавочке, болтали о разных пустяках. Чем дальше, тем больше тревожные мысли одолевали его. Андрей смотрел на Мариам и думал о Кате.
«Катя! Моя Катя! Никто не затмит тебя! Бог мой, что я делаю?! Точно спятил. Домой, скорей домой! Она же сейчас будет звонить!»
И, проводив Мариам, он стремглав бросился к своему дому.
Отказавшись от ужина, он ходил по квартире, ни с кем не разговаривая, пугая домашних своим мрачным видом. Катя позвонила ровно в десять — как договаривались.
— Приветики! Ну, как дела, рассказывай.
— Привет. Трезора выпустили. В принципе, можно выезжать.
Она обрадовалась, что всё закончилось благополучно, рассказала, что вместе с мамой они подыскали квартиру, завтра туда переедут, и будут обустраиваться. С работой пока глухо, знакомые что-то буксуют, но «папусик» сделал им внушение, и в скором времени всё образуется.
— «Папусик»? А почему ты мне никогда не рассказывала про «папика»? Почему я узнаю об этой связи от других людей?
— Это что за наезд, ты там перегрелся на солнышке?
— Ерунда, главное, что у тебя там прохладно. Кондауров, знаешь такого, ты встречалась с ним, не так ли?
Она раздумывала не больше двух секунд, у него в ушах звенело: «…До самого последнего… Сидят, пьют шампусик, милуются…» Интересно, как она его звала — Витя, Витенька, дружочек?