Московцев Федор. Темные изумрудные волны

   …В созерцательной неподвижности сидел Андрей, слушая Катю.
   — Слушал бы тебя и слушал, до бесконечности.
   — Андрюша… Ты хоть что-нибудь понял? Или опять скажешь: «не понимаю, о чём вообще речь».
   — Понял одно: для того, чтоб мы правильно станцевали, нам нужно четко знать границы импровизации друг друга.
   Она рассмеялась, откинувшись на спинку стула.
   — Да, ты как скажешь что-нибудь. Троянские дары многословия — не для тебя. Лаконичность, мимика и жесты — это твоё.
   На утесах висели серые хлопья предутреннего тумана. Порозовело небо. Ломая золотисто-синие лучи о верхушки гор, пыталось выбраться светило. Тишина наполняла котловину. И только свежий ветер, слетая с вершин, теребил ветви старых чинар. Где-то за остроконечной вершиной клокотали, вырываясь на простор, вспененные воды.
   — Эти хребты нужно назвать горами Восхода, так как здесь взошло солнце любви, — прошептала Катя.
   Прохладное утро бесстрастно тащило за собой влажный плащ тумана, окутывая им леса на угрюмых склонах.
   Иорам повёз их в Сочи, где они должны были сесть на поезд до Волгограда.
   Мелькали сонные кустарники, затихшие ручьи, лощины с еще свернутыми цветами, плакучие ивы с серебристыми листьями, блёклые озерки. Кружились горы, заросли, облака, птицы. Позади оставались хаотические нагромождения скал, балки и ущелья, перевитые ползучими растениями леса, запутывавшиеся ветвями в облаках, цепи гор, уходящие за черту вечного снега.
   Горы Восхода.

Глава 36

   — Иосиф Григорьевич?
   — Да, Сергей Владимирович. Давайте я вам перезвоню, мне со служебного будет побесплатнее.
   — Я тоже со служебного.
   Всё-таки Давиденко настоял на том, что перезвонит.
   «Так… Код Владивостока…», — протянул он, набирая номер.
   После кратких приветствий и дежурных вопросов Третьяков спросил настороженно:
   — Вы меня искали. Что-то случилось?
   — Расследование убийства Кондаурова…
   — Мою дочь вчера вызывали к следователю, — раздраженно сказал Третьяков, — что это, черт возьми, значит?! Оставьте её в покое, она ни в чём не замешана! Она выходит замуж, я не позволю, чтобы её скомпрометировали накануне свадьбы!
   — Успокойтесь…
   — Я спокоен, это вы там все с ума посходили!
   — Сергей Владимирович…
   Иосиф Григорьевич пустился в объяснения. Екатерину Третьякову вызывал не он, а следователь Галеев. Правда, Давиденко умолчал, с чьей подачи. Там её спрашивали — в качестве свидетеля — про Кондаурова и про то, где она была в день убийства. Собственно, где она была — это известно, есть много свидетелей. Следствие интересует, о чем она разговаривала с Кондауровым, и какие у него были дальнейшие планы на вечер — с кем он собирался встречаться, и так далее.
   — И вас я тоже хочу спросить о том же, — добавил Иосиф Григорьевич, — ведь вы тоже общались с Кондауровым в тот вечер, причем непосредственно перед убийством. Потому я вас искал, чтобы предупредить неприятные запросы и повестки.
   — Это глубоко личные, семейные дела, — помолчав, ответил Сергей Владимирович.
   — Понимаю, но тем не менее. О чем вы разговаривали?
   — Иосиф Григорьевич! Не настаивай! По телефону не скажу тебе об этом. Это касается меня, Вити, и… некоторых наших близких… К убийству это не имеет никакого, слышите! Абсолютно никакого отношения! Наслышан о его делах, несомненно, и причины надо там искать.
   — Сергей Владимирович…
   И Давиденко попытался еще раз принудить собеседника к откровенности. Но всё было бесполезно. С неожиданной горячностью Третьяков заявил, что готов получать повестки, ходить к следователю, давать показания, — он ни в чем не виноват, бояться ему нечего, — но тайну своих взаимоотношений с Кондауровым не выдаст. И так же горячо заявил, что если у дочери будут неприятности, то он за свои действия не ручается.
   — Давайте говорить серьезно, — жёстко сказал Иосиф Григорьевич, — вы — один из подозреваемых. Когда вы вышли из машины, следом за вами туда сел киллер и застрелил Виктора. Если вы не хотите ничего рассказывать про ваши взаимоотношения с убитым, дайте нам зацепки, которые помогут следствию.
   — Хорошо… попробую.
   — В казино вы встречались с Быстровым?
   — Да. Он занимал у меня деньги на полгода. Потом мы случайно разминулись, и встретились уже в Волгограде. В тот вечер Володя пригласил меня отметить встречу в казино. Дело в том, что он игрок. Мы посидели, выпили. Потом я увидел Катю за одним столом с Виктором. Я подошел, сказал, что хочу поговорить с ним. Катя ушла. Мы сели в машину, поехали куда-то. По дороге не общались. Подъехали к какому-то частному дому. Там человек, который был со мной на заднем сиденье, усатый… Игнат… вышел, сказал, что будет ждать Витю в доме. Остался еще один, сидевший за рулем. Я попросил Витю выйти на улицу. Тогда водитель покинул машину, мы остались вдвоем, поговорили, потом я вышел. Виктор приказал своим отвезти меня домой. Двое вышли из джипа, и остались рядом с Мерседесом, я сел в джип, и водитель меня отвез.
   — Вы ничего не видели? Ещё какие-нибудь машины?
   — Да, подъехала красная «девятка», рядом дожидался какой-то тип.
   — Вы можете его описать?
   — Лет тридцать пять — сорок, среднего роста, крепкий, что еще… Так не скажу, но при встрече узнал бы.
   Иосиф Григорьевич вспомнил, что Мкртчану было двадцать пять.
   — Национальность?
   — Чукча.
   — Меня интересует — кавказец, или нет.
   — Точно не кавказец.
   — Может, номер машины? — спросил Давиденко наудачу.
   — А, это пожалуйста! На номера у меня отличная память. Вот он: в215ро, тридцать четвертый регион.
   У Иосифа Григорьевича вырвался удивленный возглас.
   — Еще вопрос, Сергей Владимирович: говорил ли Виктор в вашем присутствии, с кем он собирался встречаться в тот вечер? Может, вы слышали обрывки фраз…
   — Дайте вспомнить…
   Некоторое время Третьяков думал, потом ответил:
   — Нет, не припоминаю… А! Когда мы с Витей разговаривали, его водитель заглянул и сказал: «Никитос приехал». Наверное, он имел в виду того, кто вышел из «девятки».
   И снова Иосиф Григорьевич удивленно, и в то же время радостно воскликнул. Никитин — главарь банды, промышлявшей «машинными» убийствами! Сейчас он в розыске, но есть ниточка, ведущая к его поимке.
   Давиденко продолжил расспросы, но больше ничего относящегося к делу не услышал. Напоследок он поблагодарил за оказанную помощь, и предупредил, что следователь свяжется с Владивостокскими коллегами — показания нужно зафиксировать на бумаге.
   — Извините, что потревожили. Совет вашей красавице, да любовь!
   — Спасибо, Иосиф Григорьевич.
   Положив трубку, он встал, и зашагал по кабинету. От двери к окну, и обратно.
   «Да что ж я медлю!» — подумал он, и бросился звонить Галееву. Сообщив услышанные новости, положил трубку.
   «Личное, или общественное, это пусть Галеев разбирается», — подумал Иосиф Григорьевич.
   В дверь постучали. В кабинет вошёл Еремеев.
   С тех пор, как Иосиф Григорьевич принял решение поддержать Рубайлова, и был разработан соответствующий план действий, на некоторое время было отложено осуществление давнего замысла — в пользу нефтяной компании «Волга-Трансойл» отжать сеть автозаправок и нефтебазу, принадлежавших фирме «Бизнес-Плюс». За эту услугу гендиректор «Волга-Трансойл» пообещал устроить начальника ОБЭП руководителем юридической службы, на солидный оклад и соцпакет. Отличное предложение для особиста, которому скоро уходить на пенсию. Теперь эту идею придется отложить до выборов. Каданников, соучредитель «Бизнес-Плюса», и Еремеев, руками которого планировалось осуществить задуманное — добыть компромат на хозяев этой фирмы — участвуют в Рубайловском проекте. Их пока трогать нельзя.
   — Добрый день, Игнат Захарович! Хоть бы предупредили о своём визите, я бы рубашку новую надел!
   — Извините, что не по регламенту, Иосиф Григорьевич. Дело очень срочное.
   — Вот это да! А я обрадовался, думал так зашли, покалякать.
   Шумно дыша, Еремеев посмотрел в упор на Давиденко.
   — Не того человека взяли. Ошибка вышла. Трегубов тут ни при делах.
   Иосиф Григорьевич вспомнил об обстоятельствах дела, которое вёл следователь прокуратуры Сташин, и сразу ответил:
   — Что значит «ни при делах»? Он там главный фигурант. Его опознали сотрудники магазинов, с которыми он «поработал». Выясняется, кто такой «очкарик», его подельник. Трегубов ездил на «Мерседесе» Кондаурова, на одной из автомоек его видели с Мкртчаном. Его подтягивают, таким образом, ещё и к делу Кондаурова. Ошибаетесь, Игнат Захарович, он очень даже «при делах».
   — Трегубов работает на Каданникова. Это наш человек.
   — Да хоть на директора Каспийского моря! Думаю, этой фигурой можно пожертвовать. На носу выборы, не забывайте о нашем проекте.
   Еремеев сжал кулаки.
   — Всё подстроено. Подонки… Придушил бы вот этими руками! Трегубов невиновен. Сташин, подонок из подонков, некомпетентен в сыскной работе. Говорю, как опытный адвокат.
   — Что там с его компетенцией, это пускай Кекеев разбирается. При чем тут я?
   — Иосиф Григорьевич… Нам с вами решать, как сложить кубики. «Пирамиду» вы придумали, виновных вы нашли. Ваш Зюбенко вытащил на свет божий этих «микросхемщиков».
   — Одним из которых оказался ваш Трегубов, — продолжил Иосиф Григорьевич. — Поймал его Сташин, и молодец, хорошая работа.
   — Падонкафская работа, — прорычал Игнат Захарович. — Сын Сатаны, он выбрал не тот путь.
   — Это пускай его отец, то бишь начальник, решает. Как вы себе это мыслите, столько всего сделано — опрошено более сотни свидетелей, пойман подозреваемый, опознан, — куда, под чей хвост, всё это засунуть? Признайтесь, чем вам так дорог Трегубов?
   В выражениях, бурлящих, как горный поток, Еремеев принялся доказывать, что Трегубов никак не мог быть организатором сложной схемы с радиодеталями, он простой исполнитель, «опричник», никак не организатор большого дела.
   — Правильно, — откликнулся Иосиф Григорьевич, — он прикрывал своего подельника, который и является организатором. А на роль мокрушника, замочившего урюпинцев, он как раз подходит. Есть еще жертвы…
   Но о них он предпочел промолчать. Высветилась вдруг идея, о которой он давно думал, но именно сегодня она так четко выкристаллизовалась. Учитывая подозрения Галеева в отношении Еремеева, цепочка Трегубов — Никитин — Еремеев, и еще кто-то четвертый, а может быть, и пятый, — чем не искомая группа?! Никитин, стрелявший в Кондаурова — а теперь это почти доказанный факт — не мог же он действовать из спортивного интереса. Не польстился же он на коврики из «Мерседеса». Выстрелил и убежал, не захватив с собой никаких ценностей. Да, таких людей, как Кондауров, просто так не убивают. Те, кто мог быть заинтересован в его смерти, не так уж много. Соучредители Кондаурова по «Бизнес-Плюсу» и по другим предприятиям, а это Каданников, Солодовников, и еще два-три человека. И… Еремеев, который вёл дела Кондаурова, имел доступ ко многим документам.
   И он продолжил предельно корректно:
   — Игнат Захарович… Давайте двигаться в фарватере нашей общей идеи. В кратчайшие сроки мы выстроили то, о чем договорились на нашем совещании. «Пирамида» «Три-Эн» лопается. Вкладчики протестуют, устраивают демонстрации. Учредители… пойманы, двое скрываются… Благодаря нашим усилиям… убытки вкладчикам… пусть незначительно пока… но возвращаются… Подтягиваем других членов преступной шайки. Трегубов — идеальный кандидат, он колется на убийстве урюпинцев… и еще других… и берет на себя организацию «пирамиды» и других мошеннических схем. Какая нам разница, организатор он или просто бегал за пивом?! Суд разберется. С Трегубовым работают дознаватели, и он выдаст нам своих сообщников. Идеальная схема. Рубайлов доволен — мы даже обгоняем его. Он еще не провел через городскую думу законопроекты, благодаря которым мы так хорошо сработали. Чего же вы хотите, защитник Трегубовых, «очкариков», и прочих пиндосов?!
   — Тут явное попрание закона идёт, Иосиф Григорьевич. Трегубов непричастен к делу. Сташин… грамотный следователь, но тут он ошибается.
   — Игнат Захарович, друг сердешный… Милиция только те ошибки допускает… которые мы в своем управлении позволяем допускать. В этом деле я не вижу никаких погрешностей. Уверен, что Кекеев их тоже не видит. Трегубов виновен.
   — Нельзя пускать под жернова честных людей, не подонков.
   — Ой ли… Хорошо! Я присоединяюсь к вашему стремлению защитить «не подонков». Обещаю не предпринимать никаких действий, руководствуясь сроками, предусмотренными уголовно-процессуальным кодексом. Но не ручаюсь за Сташина и Кекеева… И еще, Игнат Захарович. Мы работаем в команде. Поэтому решения мы должны принимать коллегиально. Наши партнеры могут неправильно понять эти междусобойчики и подковерные перешёптывания. Что скажут Рубайлов, Градовский, Кекеев, Каданников?!
   В ответ на это Еремеев замахал руками.
   — Давайте снова соберемся и всё обсудим, — продолжил Иосиф Григорьевич. — Я выполнил свою часть работы, и мне не улыбается остаться крайним, если что-то вдруг пойдет не так. Если все скажут, что Трегубов — ангел, я самолично пришью ему крылья.
   — Всё, всё, всё… Беру слова обратно! За пиндоса, как вы его называете, просили его родители, мои хорошие знакомые. Если нужно пожертвовать фигурой… ради дела… Значит, так надо. Поймите правильно, у меня же есть порядочность — родственники, друзья… Но ради общего дела… Давайте, не созывая общего собрания, я урегулирую вопрос… Пожалуйста, не сообщайте Рубайлову, я всё улажу… Виновные будут, в нужном количестве… Трегубов… вляпался… пускай едет в Сибирь, на лесоповал… грёбаный кантовщик!
   — Кто поедет на лесоповал, это вы решайте сами. Трегубов или Козлодубов, мне всё равно. На выборах должен пройти Рубайлов, в этом моё последнее слово.
   И они, обменявшись вежливыми высказываниями и пожеланиями удачи, посетовав, что несвободны в своих действиях в силу непреодолимых причин и условностей, пожав друг другу руки и обнявшись, расстались.
   Какое-то время Иосиф Григорьевич перебирал свои бумаги, делал пометки в ежедневнике, корректировал план на следующий день, давал поручения своему заместителю. Затем он позвонил шефу, как это обычно делал в конце рабочего дня, сделал краткий отчет, и, осмотрев свой кабинет, вышел в коридор. Зайдя к Паперно, устно подтвердил свои распоряжения, затем спустился по лестнице, и вышел на улицу.
   «Великолепная погода, начало бабьего лета!» — подумал он.
   Иосиф Григорьевич шел по той стороне, где находилось его родное учреждение, мимо цирка. Он рассчитывал пройти дальше, мимо трамвайного кольца, мимо роддома, мимо Дворца Пионеров, и у моста через Царицу перейти через дорогу, и далее, свернуть в свой двор. В недавно приобретенной квартире шёл ремонт, и нужно было проконтролировать, что там делают рабочие.
   Иосиф Григорьевич шёл по тротуару вдоль кармана, в котором во время цирковых представлений скапливается невообразимое количество машин. Вереница поблекших за лето вязов отделяла карман от проезжей части. И вдруг он увидел тёмно-синий «Мерседес». 070! Еремеев! Что за манера брать запоминающиеся номера для своих запоминающихся машин?!
   Открылась передняя дверь, оттуда вышел молодой человек, стройный загорелый блондин, и, выждав, пока пройдёт мимо транспорт, пересек проезжую часть. Еремеевский «Мерседес» показал левый поворот, тронулся с места, и двинулся вниз по Краснознаменской.
   Иосиф Григорьевич прошёл квартал, перешел через дорогу. Он никак не мог отделаться от ощущения, что встретил двойника. Только лет на двадцать моложе себя. Поразительное сходство, с той лишь разницей, что парень — блондин, а он шатен. Как будто совсем не похож, но чем-то совсем одинаков. Что за чертовщина?! Надо непременно выяснить у Еремеева, кто этот молодой человек.

Глава 37

   Неприятности начались сразу по приезду в город. Не успел он разложить вещи, как позвонил Второв. Сначала Вадим долго ругался, выражал недовольство по поводу длительного отсутствия Андрея, потом сказал, что нужно срочно встретиться. Он подъехал во двор через двадцать минут.
   — Вот это загар, мазафака! Кайфуешь, курортник.
   — У тебя новая машина.
   — А вот так: фигачу, пока некоторые отдыхают.
   — Чего звал, какие проблемы?
   Вадим приобнял Андрея, так они прошли несколько шагов. Затем остановился, встал напротив, и сказал:
   — Проблемы у тебя начинаются, дружище. Трезора закрыли менты.
   — ?!
   Вадим рассказал, что Роман был опознан неким свидетелем из Урюпинска, видевшим, как тот выходил из машины, и направлялся в магазин. Кроме того, сотрудники нескольких магазинов показали, что он привозил им микросхемы. И еще. В недостроенном корпусе политехнического института обнаружено тело пропавшего в начале года директора магазина «Радиотовары». Из показаний продавцов стало известно, что в день пропажи директор на повышенных тонах разговаривал с Трегубовым.
   Андрей вспомнил этот магазин и этого директора. Больше года назад, когда они с Трезором промышляли в Волгограде — тогда еще городские фирмачи велись на придуманную ими схему — директор «Радиотехники» одним из первых попался на крючок. А спустя какое-то время Трезор, набравшись наглости, явился туда, и стал навязываться в соучредители. Директор сначала посмеялся, восприняв это как шутку, тогда Роман стал угрожать. Андрей сказал, что не будет участвовать в этом деле, и не знал, чем это всё закончилось.
   — Кстати, труп хорошо сохранился. Частичная мумификация. Там какой-то сухой микроклимат, — наверное, поэтому.
   — Ты всё еще работаешь в экспертизе?
   — Ушел совсем. Занимаюсь «химией» на «ВХК».
   — Понимаешь тему, да? — продолжил Вадим. — Надо вытаскивать корешка.
   — Меня не надо агитировать, я и так идейный. Что нужно, деньги, или что?
   — Тут деньги не помогут. Вернее, те деньги, какими мы располагаем, их не хватит. Трезор гонит отрицалово. Держится, потому что дознаватели прихвачены. Вместо «работы» с ним они сидят и режутся в карты. Потом говорят следователю, что ничего «не надыбали».
   — И Еремеев не может его вытащить?
   — Не может. Готовится показательный процесс по делу о мошенничестве. Арестовано несколько человек, формируется группа, подгоняются детали. Все дела объединяются в одно производство. Трезор — особенно ценный кадр. На нём двойное убийство, да еще мумификат. Ему пообещают скостить срок по мокрухе, если он возьмет кое-что из мошенничества. А еще…
   Оглянувшись, Вадим, понизив голос, продолжил:
   — Его каким-то боком притянули к делу Кондаурова. Надеюсь, ты помнишь уговор…
   — Если б не напоминал так часто, я б давно уже забыл.
   Твердая дружеская рука легла на плечо Андрея:
   — Дружище… Сейчас мы поедем к Еремееву, и переговорим. Обсудим, что нам делать.
   Они поехали к адвокату. Возле ворот Вадим показал на место, где стоял «Мерседес» Кондаурова в момент убийства, и припарковал машину подальше. Потом вышел, и позвонил в дверь.
   Еремеев, грузно плюхнувшись на заднее сиденье, шумно произнёс:
   — Надо выручать Ромку. Давайте решать, что нам делать.
   Андрей живо представил себе убийцу, сидевшего на заднем сиденье машины, и то, как он вытаскивает пистолет и расстреливает впереди сидящих людей. Затем представил адвоката, обшаривающего салон в поисках ударника, и прячущего улику в кармане убитого.
   — Как он там?
   — Подонки! Хотят навесить на него всех убитых в городе собак. Этих козлов, урюпинцев, тухляк из политеха… и прочее дерьмо.
   Последовала длинная тирада о том, что он готов своими руками придушить всех подонков, тех, кого не сможет придушить, застрелить, а остальных отправить на лесоповал.
   — Так что нам делать? — спросил Андрей.
   — Выручать Ромку.
   Около часа они обсуждали все возможные варианты, и не смогли за это время выработать единую стратегию. Еремеев везде видел трудности и подводные течения. Оказалось, что дело это пустяковое, но именно сейчас он связан по рукам и ногам, и не может нажать на нужные кнопки.
   — Я как раз с… очень серьёзными людьми… раскручиваю дело о мошенничестве. Туда много чего будет навалено. Преступную шайку накроют, будет громкий процесс. После этого в городе наступит рай для бизнеса, и для честного предпринимательства. Так вот они взяли, замели Ромку. Как всё случилось, ума не приложу. Давал я нужные дела, кандидатуры, их посчитали несерьёзными, стали отрабатывать эти ваши микросхемы. Я выпустил ситуацию из-под контроля, тут моя ошибка, да. Но я не могу высовываться, меня сочтут пристрастным. Я должен аргументировано что-то говорить, не просто так: отпустите его, он хороший.
   — Говорил ему: наряжайся гоблином, — буркнул Андрей.
   — Рано радуешься, на тебя у них куча фотороботов, некоторые очень даже похожи на оригинал, — сообщил Еремеев.
   — Отпечатки они где-то оставляли? — спросил его Вадим.
   — Отпечатков нет у следствия.
   — Офигительно! Если все дело в показаниях — наехать на свидетелей, и пускай меняют показания.
   — Кто будет наезжать? «Офис» ни при делах — парни работали по-своему, никому не отстёгивая. «Офисные» не впрягутся, — проговорил адвокат озабоченным тоном. — А если за деньги — очень дорого.
   Тут Еремеев с Второвым многозначительно переглянулись. Нет, решили они, «офисных» никак не привлечь. Выяснилась еще одна деталь. Роман выдвинул алиби: работа в «Золотом Глобусе». Сотрудники подтвердили, что в нужные дни он находился в казино, но, после того, как следователи надавили на них, пригрозили уголовной ответственностью за дачу ложных показаний, свидетели отказались от своих слов. И стало ясно, что подозреваемый обманывает следствие. Наезжать на работников казино без согласия Каданникова никак нельзя. А ему всего не расскажешь…
   Тут Вадим воскликнул:
   — Шавликов! Этот гопник соберет кодлу и сделает всё за копейки. Он и любые показания даст.
   — Своей речью он запутает любое следствие, — добавил Андрей.
   — Да, как я сразу про него не вспомнил? — сказал Еремеев.
   — Есть на примете один клоун, — проговорил Андрей, как бы разговаривая сам с собой.
   — Кто такой? Что за зверь? — почти хором спросили его собеседники.
   И Андрей рассказал про Леонида Козина, по кличке «Казюля», которого использовали для скупки радиодеталей. Познакомились с ним на блошином рынке, больше года назад. Андрей был там всего два раза, потом стал посылать туда Леонида — чтобы самому не светиться. Закупив детали у торговца, который, как выяснилось, воровал их на каком-то предприятии, Козин ехал в мастерскую на научном городке — опять же, с которой предварительно была установлена договоренность — и там мастер припаивал к деталям дополнительные микросхемы и транзисторы, изготовляя «фирменное изделие».
   В условленном месте Леонид передавал Андрею «товар», его упаковывали в яркую упаковку, и развозили по клиентам.
   Но сейчас дело не в этом.
   Козин — бывший уголовник, имеет несколько ходок, отмотал в общей сложности лет пятнадцать. Первая отсидка — за убийство по неосторожности. Габитус подходящий, и на руках наколки. Малограмотный, низкоорганизованный субъект. Для него что Баба-Яга, что президент, что Иисус Христос, что Джеймс Бонд, что покемоны и черепашки Ниндзя — всё в одной цене. Воры в законе, «братва», тюремная иерархия — это сила. Но самое главное, парень — типичная «шестерка». Из тех, кто на зоне терпит любые унижения, быть бы поближе к «паханам». Падок на всё, что, пусть даже условно, выделяло бы его из общей массы. Решающий довод, благодаря которому его убедили сотрудничать, был такой: канадская компания развернула производство радиотоваров, скоро в Волгограде построят завод, и тогда те, кто начинал дело, хорошо поднимутся. Каданников «в теме», и в скором времени Козин будет вхож в «офис». И ему нарисовали картину — как он приезжает на Чуйкова, 37, стоит и курит вместе с «пацанами», потом направляется вразвалку в офис. И он согласился.
   Сейчас можно попытаться уговорить его взять на себя хотя бы что-то — пообещав, что его имя будет мелькать в прессе и по телевизору. Кроме этого, если громкое дело — значит, на зоне он будет в почете. На свободе-то он вообще никто. Главная задача — добиться, чтобы Козин пришёл в милицию и дал хоть какие-то показания. А дальше — если дознаватели прихвачены…
   — Ты не думаешь, Андрей, что его уже повязали? — спросил Еремеев. — Я пока не слышал о таком, но оперативники проверяют все места сбыта радиотоваров, все мастерские.
   — Вот уж не знаю.
   — Это офигительный вариант! Этого парня смогут опознать на рынке и в мастерской.
   — И те люди, с которыми поработает Шавликов, — добавил Андрей.
   — Ты говоришь, его внешний вид не тянет на организатора.
   — Так у нас, Игнат Захарович, есть мумия. Тот директор магазина — центровой парень, чем не организатор? Опять же, погиб во время бандитской разборки — тоже хорошо. Без главаря шайка стала плохо работать и вскоре распалась.