Неизвестен Автор. История русской литературы в четырех томах (Том 3)

   В лирике Фета (во всяком случае в значительной ее части) есть своеобразная первобытность, о которой хорошо сказал В. Боткин: "Такую наивную внимательность чувства и глаза найдешь разве только у первобытных поэтов. Он не задумывается над жизнью, а безотчетно радуется. Это какое-то простодушие чувства, какой-то первобытный праздничный взгляд на явления жизни, свойственный первоначальной эпохе человеческого сознания". [28] Характеристике этой нельзя придавать значения всеобъемлющего для поэзии Фета, да и давалась она в 1856 г., т. е. относится к ее первому периоду, но именно ощущением жизни, о котором говорит Боткин, Фет и близок толстовскому эпосу и Некрасову, автору поэм начала 60-х гг.
   Но для того чтобы создать эпическое произведение (которое всегда народно) в новых условиях, на новой основе, нужно было решать проблему народного характера. В отличие от Толстого и Некрасова Фет этого сделать не мог. Но Фет, выражавший ощущение жизни свежей, ненадломленной, возвращавший к основным, начальным элементам бытия, выяснявший в своей лирике первичные бесконечно малые величины, этому помогал. И в этом смысле, скажем, устанавливается связь ее не с русским романом прежде всего, а с эпосом, поэтому Фет ближе всего не лирике Некрасова, а, как ни странно на первый взгляд, некрасовскому эпосу, особенно поэме "Мороз, Красный нос". Однако Фет оказался неспособен "интегрировать". Это почти никогда ему не удается ни в толстовском, ни в некрасовском смысле. Есть у Фета произведение 1858 г. на "некрасовскую" тему и с тем же, что у Некрасова, названием - "Псовая охота". Оно очень показательно для понимания пределов, которыми ограничен Фет, тем более что это и не полемическая по отношению к Некрасову апология помещичьей жизни, хотя, конечно, оно не имеет ничего общего и с откровенной сатирой у Некрасова, к тому же и разработанной в рамках литературной пародии. Некрасовские социальные обобщения для Фета принципиально неприемлемы. Задачу "интегрирования" в 60-е гг. выполнял в русской поэзии Некрасов. Вообще к началу 60-х гг. поэзия в целом снова вступает в полосу определенного спада, и чем дальше, тем больше. Вновь ослабляется интерес к поэзии в журналистике - как по месту, которое предоставляется ей на страницах журналов, так и по характеру критических оценок. Многие поэты просто умолкают на долгие годы. Особенно характерно, может быть, почти полное молчание такого "чистого" поэта, "чистого" лирика, как Фет. И было бы поверхностным видеть причину этого лишь в резкой критике Фета на страницах демократических изданий, особенно "Русского слова" и "Искры". Еще более, может быть, ожесточенные нападки на Некрасова на страницах реакционных изданий ничуть не ослабили его поэтического напора. Кризис в поэзии захватил отнюдь не только "чистое" искусство. Во второй половине 60-х гг. его столь же ощутимо переживает и демократическая поэзия. Причина, очевидно, коренится в том, что 60-е гг. - это расцвет эпоса. Любопытно, что тяготевшие к эпосу поэты даже из лагеря "чистого" искусства интенсивно творят: так, возвращается к созданию баллад на народной основе А. К. Толстой. Но настоящего расцвета достигает лишь эпическая поэзия Некрасова. В 60-е гг. пробудившаяся, тронувшаяся с места крестьянская страна, не растерявшая еще, однако, нравственных и эстетических устоев, сложившихся в условиях патриархальной жизни, и определила возможность удивительно органичного слияния социально-аналитического элемента с устной народной поэзией, которое мы находим в поэзии Некрасова этой поры. Именно в 60-е гг. создается лучшее из некрасовского эпоса - "Коробейники", "Мороз, Красный нос", начинается работа над "Кому на Руси жить хорошо". Собственно, и большинство его стихотворений возникает на эпической же основе. Таковы его "Песни". Да и о жанре таких стихотворений, как, например, "Железная дорога", до сих пор спорят: не поэма ли это? Эпическое поэмное творчество Некрасова увенчивает "поэтическую" эпоху середины века и заканчивает ее.
   ----------------------------------------------------------------------
   [1] Кожинов В. В. О поэтической эпохе 1850-х годов. - Рус. лит., I960, № 3, с. 24-36.
   [2] Чуйко В. В. Современная русская поэзия в ее представителях. СПб., 1885, с. 59.
   [3] Общность Некрасова и Фета в их отношении к Бенедиктову устанавливается в статье: Шимкевич К. Бенедиктов, Некрасов, Фет. - В кн.: Поэтика, т. 5. Л., 1929, с. 125-134.
   [4] Для Некрасова это была вторая книга. Фет же издал еще один поэтический сборник в 1850 г.
   [5] Фет А. А. Полн. собр. стихотворений. Л., 1959, с. 266.
   [6] Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем, т. 1. М., 1948, с. 61. (Ниже все ссылки в тексте даются по этому изданию).
   [7] См.: Литературное наследство, т. 49-50. М., 1949, с. 641.
   [8] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч., т. 8. М., 1952, с. 108.
   [9] Малютин И. Незабываемые встречи. Челябинск, 1957, с. 37.
   [10] Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 3, кн. 1. М.-Л., 1948, с. 424.
   [11] Там же, с. 142.
   [12] Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 15-ти т., т. 14. М., 1949,с. 314.
   [13] Чайковский М. Жизнь Петра Ильича Чайковского, т. 3. Москва-Лейпциг, 1902, с. 266-267.
   [14] Григорьев А. Литературная критика. М., 1967, с. 166.
   [15] Блок А. Собр. соч. в 8-ми т., т. 6. М.-Л., 1962, с 141.
   [16] Полонский Я. П. Стихотворения. Л., 1954, с. 312.
   [17] Дело, 1868, № 1, с. 29.
   [18] Рус. слово, 1861, № 12, с. 62-63.
   [19] Обращает на себя внимание интерес Тютчева в эту пору к народному творчеству. Так, его привлекают стихи Мея, образующие "как бы законченный цикл русской народной демонологии" (см.: Мурановский сборник, вып. 1. Мураново, 1928, с. 55).
   [20] Тютчев Ф. И. Полн. собр. соч. Изд. 6-е. СПб., 1911, с. 510.
   [21] Тютчев Ф. И. Полн. собр. стихотворений. Л., 1957, с. 201.
   [22] Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 15-ти т., т. 4. М., 1948, с. 964.
   [23] Тютчев Ф. И. Полн. собр. стихотворений, с. 205.
   [24] Гроссман. Три современника. Тютчев - Достоевский - Аполлон Григорьев. М., 1922, с. 29.
   [25] Тютчев Ф. И. Полн. собр. стихотворений, с. 206.
   [26] Там же.
   [27] Фет А. О стихотворениях Ф. Тютчева. - Рус. слово, 1859, № 2, отд. II, с. 79.
   [28] Боткин В. Соч., т. 1. СПб., 1890, с. 379.
   Глава девятая
   Н. А. НЕКРАСОВ
   1
   Николай Алексеевич Некрасов (1821-1877) занимает особое место в истории русской литературы и резко выделяется среди писателей-гуманистов второй половины XIX в. Его поэзия, бесспорно, связана множеством нитей с предшествующим литературным развитием и с творчеством великих современников - с Тургеневым, Фетом, Тютчевым, Достоевским, Толстым. [1] При всех личных разногласиях, при всех идейных противоречиях, разделявших Некрасова и этих писателей, все они были участниками единого литературного процесса, служили своим пером народу и находились в многообразной, сложной творческой зависимости друг от друга. И в то же время очевидно исключительное своеобразие Некрасова. Он не только сочувствовал народу, он отождествлял себя с ним, с крестьянской Россией, говорил от ее имени и ее языком. Он стал выразителем пробуждавшегося самосознания народных масс, и это определило идейные и художественные особенности его творчества и его поэзии.
   Некрасов решительно отрекся от породившей его поместной среды, с гневом и проклятием осудил прошлое своего дворянского рода. "Хлеб полей, возделанных рабами, Нейдет мне впрок", - заявил он в стихотворении 1855 г. А в конце жизни он продиктовал слова, в которых высказал ту же мысль: "Судьбе угодно было, что я пользовался крепостным хлебом только до 16 лет, далее я не только никогда не владел крепостными, но, будучи наследником своих отцов <...> не был ни одного дня даже владельцем клочка родовой земли...". [2]
   С юных лет для него началась трудовая жизнь - жизнь разночинца-бедняка, голодного литератора, столкнувшегося лицом к лицу с неприглядной действительностью. Впечатления ранних лет в той или иной мере окрасили первый период творческой деятельности Некрасова - период ученичества, начавшийся по сути дела еще в ip дни, когда 16-летний ярославский гимназист стал записывать первые свои стихи в домашнюю тетрадку. Затем последовали годы непрерывного труда над прозой, стихами, водевилями, публицистикой, критикой ("Господи, сколько я работал!..") - вплоть до середины 40-х гг., когда появились стихи ("В дороге" и др.), положившие начало второму и главному периоду творчества Некрасова. В его лирических стихах, поэмах и сатирах нашла выражение историческая эпоха подъема революционно-разночинского движения, крушения феодально-крепостнических устоев, подготовки буржуазно-демократической революции в России, эпоха утверждения личности "нового человека", борца и деятеля, носителя новых эстетических и нравственных идеалов. Как поэт и журналист, как редактор лучших русских журналов XIX в. Некрасов почти четыре десятилетия стоял в самом центре сложного переплетения общественных сил своего времени.
   Ранние стихи и проза, еще незрелые, отмеченные романтической подражательностью, во многом подготовили дальнейшее, необычайно целеустремленное развитие некрасовского реалистического метода. Немалую роль в этом процессе сыграл Белинский, наложивший отпечаток на самое направление и всю творческую судьбу поэта, - в этой судьбе не было резких перемен, крутых идейных поворотов, пересмотра однажды избранных идеалов.
   Даже самые ранние его стихи (сборник "Мечты и звуки", 1840), вызвавшие отрицательный отзыв Белинского, при всей своей незрелости позволяют заметить, что уже в те годы он искал свою тему, прикасался к серьезным вопросам. Так, стихотворение "Жизнь" содержит упреки обществу в "бездейственной лени": стихотворение "Тот не поэт..." обнаруживает верное и широкое понимание цели и смысла поэзии; в "Пире ведьмы" слышны отголоски народных мотивов; в некоторых ранних стихах уже заметны будущие "некрасовские" размеры. У Белинского, при всей суровости его мнения, были основания упомянуть в рецензии на сборник "Мечты и звуки" о стихах, "вышедших из души" и обнаруженных им "в куче рифмованных строчек".
   Однако неудача поэтического дебюта была очевидна. Осознав это, Некрасов попробовал взяться за прозу. В его ранних повестях и рассказах отразился жизненный опыт начинающего автора и его первые петербургские впечатления. Здесь действуют молодые люди из разночинцев, голодные поэты, ютящиеся в углах и подвалах, забитые нуждой чиновники, бедные девушки, обманутые столичными хлыщами, ростовщики, опутывающие своими сетями бедняков... При всем художественном несовершенстве ранняя некрасовская проза явно примыкала к реалистической школе 40-х гг., во главе которой стояли Белинский и Гоголь. Автор "Шинели" дал русской литературе столь нужную ей в те годы гуманистическую тему "маленького человека", а в "Невском проспекте" утвердил тему большого города с его контрастами бедности и богатства. Некрасов, как и другие писатели 40-х гг., развивая гоголевскую традицию, обратился к изображению "низов" общества и к таким сторонам жизни, какие еще недавно считались недостойными искусства. Лучшие страницы его рассказов окрашены отчетливо выраженной социальной тенденцией, стремлением овладеть принципами реалистического изображения жизни действительной. Без рассказов и повестей Некрасова 40-х гг. нельзя представить себе полную картину художественной прозы гоголевского направления - так называемой "натуральной школы". Вот почему они заслуживают серьезного внимания.
   Особое место в опытах Некрасова ранних лет занимает роман из современной жизни, известный теперь под названием "Жизнь и похождения Тихона Тростнякова". Начатый в 1843 г., он создавался на пороге творческой зрелости, что сказалось и в его стиле и в самом содержании. Некоторые страницы романа написаны неопытной рукой и хранят следы непреодоленных романтических увлечений, другие же написаны гораздо более уверенно, в них дана острая и выразительная характеристика городского "дна", мира нищеты и порока. Это относится прежде всего к главе "Петербургские углы", представляющей собой по сути дела самостоятельную повесть очеркового характера, одно из лучших произведений "натуральной школы". Именно эту повесть Некрасов счел возможным напечатать отдельно (в альманахе "Физиология Петербурга", 1845), а Белинский не поскупился на похвалы, указав (в рецензии на альманах), что зарисовки Некрасова "отличаются необыкновенною наблюдательностью и необыкновенным мастерством...". И далее критик продолжал: "Это живая картина особого мира жизни, который не всем известен, но тем не менее существует, - картина, проникнутая мыслию". [3]
   Сам Некрасов, весьма требовательный к себе, почти не перепечатывал своих ранних произведений и особенно сурово относился к прозе, допуская лишь немногие исключения. Он нашел нужным даже специально предупредить будущих издателей и читателей: "Прозы моей надо касаться осторожно. Я писал из хлеба много дряни, особенно повести мои, даже поздние, очень плохи - просто глупы; возобновления их не желаю, исключая "Петербургские углы" <...> и, разве, "Тонкий человек"" (XII, 24). Позднее Некрасов твердо осознал, что работа над прозой явилась одним из стимулов, способствовавших его утверждению на позициях реализма.
   Так, водевили молодого Некрасова, несколько сезонов шедшие па сцене Александрийского театра, явно выделялись среди других произведений этого наиболее условного из всех видов комедии, где господствовали банальные сюжеты, традиционная путаница, незамысловатые остроты и куплеты. В одном из некрасовских водевилей возник образ обездоленного чиновника, "маленького человека" ("Феоклист Онуфрич Боб..."); в другом прозвучала мысль о высоком призвании журналиста, литератора ("Утро в редакции"); в третьем молодой автор, остроумно использовав излюбленный водевильный прием переодевания, взял под защиту благородную профессию служителя сцены ("Актер".); наконец, в последнем своем водевиле он вывел на подмостки фигуру алчного скряги ("Петербургский ростовщик"), необычную для легковесных и бессодержательных пьес, к которым был приучен зритель Александринки.
   Очевидно, что в условные рамки водевиля уже не могли уложиться ставшие гораздо более глубокими представления автора об окружающей жизни и об искусстве. Обнаружились новые стороны его дарования - склонность к сатире, критическому осмеянию пороков. К тому же жизнь ставила перед ним все более сложные задачи, непосильные для водевиля. Вот почему ему вскоре пришлось навсегда расстаться с этим жанром. Начинался процесс осознания Некрасовым себя как художника.
   Много важного заключает в себе и критическая деятельность Некрасова, начавшаяся очень рано, в 1841 г., в изданиях Ф. А. Кони "Пантеон" и "Литературная газета" и уже на первых порах носившая аптибулгаринский характер. В рецензиях, критических фельетонах и театральных обозрениях молодой литератор вел непринужденный разговор с читателем; в свободной манере, часто прибегая к ироническим интонациям, рассказывал о пьесах и спектаклях, высмеивал псевдоисторические повести, казенный лжепатриотизм и реакционно-охранительное направление в литературе. Критический памфлет, который Некрасов посвятил драматургии Н. А. Полевого (1842-1843), имел целью показать, что ложные идеи, предвзятость и угодничество не могут быть основой искусства, лишают его правды и приводят к сухой риторике.
   Столь же серьезным было выступление Некрасова в 1843 г. по поводу "Очерков русских нравов" Ф. В. Булгарина (в "Отечественных записках", где критику вел Белинский); он стремился развенчать продажного журналиста, создать у читателей представление о художественной беспомощности литературного направления, противостоящего "натуральной школе". Эту важную тенденцию острых критических выступлений Некрасова не мог не оценить Белинский. Спустя несколько лет он вспомнил об этом в письме к К. Д. Кавелину: "...Некрасов - это талант, да еще какой! Я помню, кажется, в 42 или 43 году он написал в "Отечественных записках" разбор какого-то булгаринского изделия с такой злостью, ядовитостию, с таким мастерством что читать наслажденье и удивленье". [4]
   Некрасов-критик, защищавший принципы "натуральной школы", с первых же шагов явился активным союзником Белинского. Эта сторона деятельности Некрасова, как и работа над "петербургской" прозой, послужила одной из необходимых ступеней, подготовивших новый период его творчества. С большой точностью он сам определил эту ступень как "поворот к правде". В конце жизни, в одной из своих автобиографий, вспоминая 40-е гг., Некрасов сделал такую конспективную запись: "Поворот к правде, явившийся отчасти от писания прозой, критических статей Белинского, Боткина, Анненкова и др." (XII, 2324). Подразумевался переход от неопытности к зрелости, от ученичества к мастерству и - главное - стремление к правде в искусстве, осознание правды как подлинной основы художественного творчества.
   2
   Становление Некрасова-поэта в 40-е гг. определяется во многом его связью с кругами петербургской разночинной интеллигенции, с прогрессивной печатью, что вскоре с неизбежностью привело его в кружок "Отечественных записок" и Белинского. Стихийный демократизм, присущий Некрасову, уже в эти годы соединился с отвращением к крепостничеству, с ненавистью к привилегированным слоям общества, чиновно-дворянской знати. Этим объясняется преобладание критического и сатирического начала даже в стихах, предшествующих "повороту к правде". Склонность к сатире в дальнейшем оказалась важнейшей особенностью некрасовского дарования, совпадающей с главным направлением его творчества. И знаменательно, что, овладев всеми жанрами поэзии, создав проникновенные лирические стихи и большие эпические поэмы, он никогда не забывал сатиры - пафосом обличения, критического осмеяния у него порой окрашены самые неожиданные темы и сюжеты, на первый взгляд, казалось бы, не заключающие в себе ничего сатирического. Впрочем, жанры у зрелого Некрасова часто условны и с трудом поддаются привычной классификации.
   Белинский, умевший безошибочно определять таланты, быстро понял, что человек, прошедший через суровые жизненные испытания, наделенный таким умом и такой энергией, как Некрасов, может много сделать для отечественной литературы. Критик первым угадал его истинное призвание; он полюбил Некрасова "за его резкий, несколько ожесточенный ум, за те страдания, которые он испытал так рано, добиваясь куска насущного хлеба, и за тот смелый практический взгляд, не по летам, который вынес он из своей труженической и страдальческой жизни...". [5]
   Общение с Белинским сыграло решающую роль в духовном развитии Некрасова.
   Думы о положении народа, утверждение гуманизма как мировоззрения, лозунги Великой французской революции о равенстве, братстве и свободе - все это не могло не оказать влияния на образ мыслей Некрасова и его поэзию. Это осветило новым светом представления о жизни, сложившиеся в душе будущего поэта еще в юные годы, когда мир социальной несправедливости обступил его со всех сторон, когда ему пришлось увидеть и деспотизм крепостников, и нищету деревни, и тяжкий труд бурлаков на Волге, и каторжников в кандалах, бредущих по большой дороге...
   Влияние Белинского способствовало утверждению основ гражданственности в поэзии Некрасова. Идеи утопического социализма сказались в его искреннем сочувствии городским труженикам, в его интересе к "женской доле", в его "социалистической ненависти" (слова Герцена) к "капиталу", в его умении подмечать резкость социальных контрастов большого города. Все это подтверждают некрасовские стихи середины 40-х гг.
   Стихотворение "Чиновник" (1844) хронологически относится еще к первому периоду деятельности Некрасова. Однако в нем дан вполне реалистический портрет "среднего" петербургского чиновника. Он самодоволен и труслив, рвется к новым чинам и степеням, ненавидит и боится сатириков-разоблачителей:
   Зато, когда являлася сатира,
   Где автор - тунеядец и нахал
   Честь общества и украшенье мира,
   Чиновников, за взятки порицал,
   Свирепствовал он, не жалея груди,
   Дивился, как допущена в печать,
   И как благонамеренные люди
   Не совестятся видеть и читать.
   С досады пил (сильна была досада!)
   В удвоенном количестве чихирь
   И говорил, что авторов бы надо
   За дерзости подобные - в Сибирь!..
   (I, 198)
   В последних строчках можно видеть прямой намек на Гоголя и постановку комедии "Ревизор" ("видеть и читать"). Иронически и язвительно рисуя отталкивающий образ типичного чиновника средней руки, Некрасов был вполне в курсе общественных настроений тех лет. Важно его стремление поддержать Гоголя, вступиться за его честь. Большая сатира "Новости" (1845), которую сам автор определил как "газетный фельетон", содержит еще более резкие зарисовки столичной жизни, показывает пошлые нравы верхних слоев общества:
   О, скучен день ж долог вечер наш!
   Однообразны месяцы и годы,
   Обеды, карты, дребезжанье чаш,
   Визиты, поздравленья и разводы
   Вот наша жизнь. Ее постылый шум
   С привычным равнодушьем ухо внемлет,
   И в действии пустом кипящий ум
   Суров и сух, а сердце глухо дремлет.
   (I, 202)
   Здесь в описание уже вмешивается автор, его голос особенно ясно слышим в последних трех строках, он осуждает себя за равнодушие и бездействие, а чтобы усилить впечатление, даже ссылается на Пушкина, почти цитируя известные слова (из романа "Евгений Онегин") о современном герое "с его озлобленным умом, кипящим в действии пустом". Кстати, обычно не обращают внимания на то, что тема самообличения, недовольства собой, характерная для зрелого Некрасова, заметно дает о себе знать еще в ранние годы. В стихотворении, которое начинается строкой "Стишки! стишки! давно ль и я был гений?" (1845), выражена горькая насмешка над бесплодностью мечтаний "избранников небес", прежних романтических поэтов, гордо и наивно веривших в свое высокое призванье:
   ...мы пели, пели
   И песнями пересоздать умы,
   Перевернуть действительность хотели
   ................................................
   А между тем действительность была
   По-прежнему безвыходно пошла,
   Не убыло ни горя, ни пороков
   Смешон и дик был петушиный бой
   Непонимающих толпы пророков
   С невнемлющей пророчествам толпой!
   (I, 200)
   Автор причисляет и себя к тем "пророкам", которые не нашли реальных дутей воздействия на "толпу". Образ "толпы" здесь носит еще условный характер, традиционный для русской поэзии; позднее он станет у Некрасова более определенным, освободится от известной нейтральности, а в одном из самых драматических стихотворений - "Зачем меня на части рвете..." (1867) приобретет резкий эпитет: "остервенелая толпа". Пока же Некрасов, сурово осудив прежние иллюзии, ищет новые предметы для сатирических обличений, новые поэтические приемы и средства выражения своих замыслов. Эти средства становятся все более разнообразными, темы, взятые из гущи жизни, - все более глубокими и неожиданными, непривычными для отечественной поэзии. Так, в 1845 г. появляются остро сатирическая "Современная ода", где показано, пак нечистыми путями добывается богатство; пародийная "Колыбельная песня" стихотворный памфлет на николаевское чиновничество; драматическая исповедь "Пьяница", волнующий рассказ о нравственном возрождении женщины ("Когда из мрака заблужденья...").
   Все эти стихи имели шумный успех в кружке Белинского, где каждое из них становилось своего рода событием: их рассматривали как поэтические документы "натуральной школы". Особенно ценили стихи, в которых подлинная художественность соединялась с передовой социальной мыслью. "Его теперешние стихотворения тем выше, - писал Белинский в 1847 г. о Некрасове, - что он, при своем замечательном таланте, внес в них и мысль сознательную, и лучшую часть самого себя". [6] Слова критика относились не только к перечисленным "городским" стихам, но и к стихам на темы крестьянской жизни. Это прежде всего "В дороге" (1845) - печальная повесть о драматической судьбе деревенской девушки, загубленной господами, - первое антикрепостническое стихотворение Некрасова. Это рассказы в стихах "Огородник" (1846) и "Тройка" (1846), ставшие народными песнями.
   Чтобы оценить смысл и значение этих некрасовских стихов о деревне, надо вспомнить, что они появились раньше, чем "Записки охотника" Тургенева или "Антон Горемыка" Григоровича. Некрасов прокладывал дорогу этим первым книгам о крепостном крестьянстве. Тем более велика историческая роль такого стихотворения как "Родина" (1846). Его не с чем сравнить в русской "антидворянской" поэзии XIX в., ибо никто, кроме Некрасова, не сказал таких жгучих слов, обличающих бесчеловечность крепостного быта, никто не вынес столь сурового приговора помещичьему укладу. Это кровью написанное отречение от прошлого своего рода, и вместе с тем это первая из лирических исповедей Некрасова, его открытое "признание в ненависти".
   Не только "Родина", но и другие стихи 40-х гг., в которых с непривычной резкостью обнажалась правда жизни, показали, что в литературу вошел большой поэт-реалист, лирик, открывший новые принципы изображения человеческих характеров и судеб в тесной связи с социальной действительностью. Ему суждено было сыграть решающую роль в историческом повороте русской литературы к подлинной жизни народа, прежде всего крестьянства. Ему предстояло, отбросив традиционные понятия о границах поэзии, смело ввести в нее темы и сюжеты, считавшиеся до тех пор непоэтическими.
   Пора зрелости, в которую вступил теперь Некрасов, ознаменовалась его деятельным участием в передовом литературном движении - полной поддержкой реалистического направления, вдохновлявшегося идейной борьбой и критической работой Белинского. Не только в полемических статьях и рецензиях, но и в стихах Некрасов нападал на реакционную печать, на Булгарина. Ему удалось напечатать острую эпиграмму "Он у нас осьмое чудо...", в которой легко было угадать портрет продажного литератора и доносчика.