- Не будем об этом больше говорить, господин Сальватор.
   Все будет сделано, как вы того хотите, хотя, признаться, я не горю желанием вызывать гнев своего начальства.
   - Вы можете его избежать.
   - Каким образом?
   - Ничего нет проще. Не расставайтесь с господином Жераром, проводите его в Сен-Клу, сделайте вид, что вас расстроило опоздание господина Жакаля. Через полчаса вы расхохочетесь и скажете: "Дорогой господин Жерар! Как вам нравится моя шутка? Хе-хе-хе!" - "Какая шутка?" - спросит он. "Да обыкновенная! - ответите вы. - Я услышал, что вы устраиваете пикник в своем Ванврском особняке. Вы меня не пригласили, я счел, что такая забывчивость непростительна, и отомстил вам этой мистификацией. Господин Жакаль ничего не приказывал, кроме того, чтобы передать вам самые горячие поздравления". На этом вы раскланяетесь и предоставите ему вернуться к гостям. Таким образом, никто на вас не рассердится, кроме господина Жерара, а на его гнев, как я понимаю, вам наплевать.
   Жибасье восхищенно посмотрел на Сальватора.
   - Вы великий человек, господин Сальватор! Если вы не сочтете мою просьбу чересчур вызывающей, я был бы счастлив пожать вашу руку.
   - Да, - сказал Сальватор. - Вы, видимо, хотите убедиться, насколько сильна рука, которую вы пожимаете. Вы видите, что она небольшая и белая, и полагаете, что без труда раздавите ее в своей? Вы снова заблуждаетесь, и я вам это докажу, дорогой господин Жибасье. Я только надену перчатку.
   Сальватор разрядил пистолет, положил его в карман, надел на правую руку темную перчатку, какие носят щеголи по утрам, и протянул Жибасье руку, изящную, как у женщины.
   Жибасье уверенно схватился за нее своей тяжелой лапой и попытался зажать ее в своих узловатых пальцах.
   Но едва их руки соприкоснулись, как на лице Жибасье мелькнуло удивление, мало-помалу сменившееся выражением нестерпимой боли, а потом и томительного отчаяния.
   - Ах, черт подери! Тысяча чертей и преисподняя! Да вы сломаете мне руку! - закричал он. - Смилуйтесь! Сдаюсь!
   Он упал перед Сальватором на колени, а у того лопнула на руке перчатка, зато улыбка во все время схватки так и не сошла с губ.
   Сальватор наконец выпустил руку, которую сжимал до тех пор, пока из-под ногтей у его противника не выступила кровь.
   - Намотайте себе на ус, дорогой господин Жибасье, во избежание опасностей, которым вы подвергаете себя по незнанию, - сказал Сальватор, что если я употреблю против вас какое-нибудь оружие, то лишь в самом крайнем случае. Вы пожелали, чтобы я "оказал вам честь", пожав вашу руку. Постарайтесь запомнить надолго о "чести, которую я вам оказал".
   - Ах, черт побери! Да, я о ней не забуду, - пообещал каторжник, разлепляя левой рукой пальцы правой. - Спасибо за науку, господин Сальватор, она пойдет мне на пользу, и вы не раскаетесь, что потеряли время. За битого двух небитых дают.
   - Пора заканчивать, - сказал Сальватор.
   - Каковы будут ваши последние приказания?
   - В половине седьмого вы должны быть у господина Жерара. Отпустите его не раньше восьми часов. Завтра утром придете за пятью тысячами франков ко мне по адресу: улица Макон, дом номер четыре. И таким образом, ваш так называемый крестник Петрус будет с вами в расчете.
   - Я понял.
   - И зарубите себе на носу. Если вздумаете сыграть со мной дурную шутку, считайте, что вы покойник. Будете иметь дело либо со мной, либо с правосудием.
   - Обещаю, что ни о чем другом и не помыслю, - поклялся каторжник, низко кланяясь Сальватору.
   Молодой человек торопливо сбежал по лестнице и отправился на поиски Жана Бычье Сердце, которого послал на площадь перед Обсерваторией.
   XIX
   Ужин на лужайке
   В центре огромной лужайки, похожей на ковер, брошенный к подножию замка, из которого вели точеные каменные ступени крыльца, г-н Жерар приказал накрыть стол. За столом сидели одиннадцать человек, приглашенных хозяином под предлогом ужина, а в действительности - чтобы обсудить приближавшиеся выборы.
   Господин Жерар постарался ограничить число приглашенных до одиннадцати, а вместе с хозяином за столом сидели ровно двенадцать человек. Г-н Жерар умер бы от страха или, во всяком случае, ужинал бы без всякого аппетита, если бы их оказалось тринадцать. Честнейший человек был невероятно суеверен.
   Все одиннадцать приглашенных были именитые граждане Ванвра.
   Они охотно приняли приглашение владетельного сеньора.
   Ведь г-н Жерар вполне мог сойти за ванврского сеньора. Они питали к честнейшему человеку, ставшему по воле Провидения их согражданином, благоговейное почтение. Скорее можно было заставить их поверить в то, что в полдень не светит солнце, чем усомниться в безграничной добродетели их Иова. Завистливые, тщеславные, себялюбивые буржуа словно забыли о зависти, тщеславии, себялюбии в обществе скромного, верного, самоотверженного и несравненного их согражданина. Никто в Ванвре и его окрестностях не мог пожаловаться на г-на Жерара, напротив, многие лишь могли похвастаться таким соседством. Он никому ничего не был должен, зато каждый был ему хоть чем-нибудь да обязан: один - деньгами, другой - свободой, третий - жизнью.
   Общественное мнение Ванвра и окрестных городишек склонялось к тому, чтобы направить его в палату депутатов. Самые фанатичные граждане поговаривали даже о палате пэров.
   Однако им заявили, что в палату пэров нельзя войти, как в Академию или на мельницу Это было время, когда слово Поля-Луи Курье имело успех чтобы войти в палату пэров, необходимо принадлежать к определенной категории. А так как палата депутатов являлась одним из средств достичь пэрии, эти фанатики присоединились к тем из своих сограждан, которые предлагали избрать г-на Жерара представителем от департамента Сены.
   Несколькими днями раньше депутация из именитых граждан Ванвра явилась к г-ну Жерару с выражением горячей к нему симпатии от всего населения.
   Господин Жерар поначалу скромно отказался от оказанной ему чести, заявив, что положа руку на сердце - и это вполне могло быть правдой - он считает себя недостойным, и прибавил, что он еще недостаточно сделал для отечества, а особенно для Ванвра. Он честно признался, что является гораздо большим грешником, чем принято думать; он даже назвал себя преступником. Все это вызвало громкий смех у земледельца, мечтавшего об образцовой ферме, рассказывавшего повсюду о ее преимуществах и рассчитывавшего занять у г-на Жерара денег на ее обустройство Несмотря на решительный отказ г-на Жерара заседать в палате, гости продолжали настаивать. Он сказал своим верным согражданам: "Вы сами вынуждаете меня к этому, господа: вы так решили, и я подчиняюсь вашему желанию!" После того как были произнесены эти и многие другие слова, г-н Жерар согласился и поручил своим друзьям выдвинуть его кандидатуру.
   Земледелец, роялист в глубине души - хотя ему, возможно, следовало бы инстинктивно выбрать в качестве символа скорее пчел, чем лилии, - взялся в тот же вечер оповестить все близлежащие городки о великом событии согласии г-на Жерара, а как только выдастся свободный день, не занятый его "пчелками"
   (в ожидании образцовой фермы земледелец торговал медом), он непременно даст объявление об этой кандидатуре во все парижские газеты.
   Понятно, что г-н Жерар не мог просто так отпустить депутацию. Для начала он предложил согражданам освежиться, а в ближайший четверг пригласил их на ужин.
   Вот как вышло, что одиннадцать делегатов очутились за столом в гостях у г-на Жерара. Разумеется, никому и в голову не пришло отказаться от приглашения, а судя по радостному блеску в глазах всех сотрапезников в ту минуту, как началась эта глава, никто и не думал в этом раскаиваться.
   В самом деле, денек выдался на славу, угощение было отличное, а вина самые изысканные. За стол сели в пять часов пополудни; ужин длился уже около часа, хмель начал забирать гостей, и каждый старался по очереди превратить свой стул в трибуну, свои слова - в торжественную речь, словно они собрались не на пикник, а на заседание в палате.
   Земледелец давал знать о своем присутствии на этом ужине тем, что осипшим голосом хрипел после каждой речи бессвязные фразы, оканчивавшиеся неуемной лестью в адрес радушного хозяина, ему казалось, что от расположения г-на Жерара зависит его собственная жизнь и благополучие его "пчелок".
   Нотариус, настроенный почти так же восторженно, что и земледелец, произнес прокурорским голосом тост, в котором сравнил г-на Жерара с Аристидом, и заявил о преимуществе жителей Ванвра над афинянами, которым надоело называть Аристида Справедливым, в то время как жители Ванвра будут неустанно величать г-на Жерара Честнейшим.
   Судебный исполнитель в отставке, состоявший членом современного "Погребка", спел подходящие к случаю куплеты, в которых говорилось, что г-н Жерар сразится с гидрой анархии с не меньшим успехом, чем сын Юпитера и Алкмены сразился с лернейской гидрой.
   Врач, проводивший токсикологические исследования вируса бешенства, напомнил собравшимся о том случае, когда г-н Жерар, вооружившись двустволкой, спас родные места от бешеного пса, причинявшего всем немалые беды. Он поднял бокал, выражая надежду, что наука найдет средство от страшной болезни - бешенства Наконец цветовод исчез на мгновение из-за стола и вернулся с венком из лавра и гвоздик, которым торжественно увенчал г-на Жерара. Это привело собравшихся в умиление. Правда, подпортил общее воодушевление маленький горбун, неведомо на каком основании затесавшийся в почтенную депутацию: он заметил, что лавры в венке - обыкновенный лавровый лист для приправы, а гвоздики - ненастоящие.
   Веселье достигло апогея, глаза всех гостей сияли радостью, похвала то и дело срывалась с губ присутствовавших, ничто не омрачало этого семейного праздника. Словом, всех охватил восторг- послушать их, так каждый был готов немедленно отдать жизнь за каплю крови великого гражданина по имени г-н Жерар.
   И вдруг среди пьянящей радости лакей г-на Жерара доложил хозяину о том, что какой-то господин желает немедленно с ним поговорить.
   - Он не представился? - спросил г-н Жерар.
   - Нет, сударь, - возразил слуга.
   - Тогда передайте ему, - гордо вымолвил достойнейший землевладелец, что я принимаю лишь тех, кто представляется и докладывает о цели своего визита.
   Лакей удалился, унося с собой ответ хозяина.
   - Браво! Браво! Браво! - прокричали гости - До чего красиво сказано! восхитился нотариус.
   - Какое красноречие он покажет в палате! - подхватил врач.
   - Какое достоинство он проявит, став министром! - воскликнул горбун.
   - Ну что вы, господа! - скромно произнес г-н Жерар.
   Вернулся лакей.
   - Он пришел от господина Жакаля и хочет вам сообщить, что завтра состоится казнь господина Сарранти.
   Господин Жерар смертельно побледнел и изменился в лице.
   Он выскочил из-за стола и бросился вслед за лакеем, выкрикивая не своим голосом:
   - Иду! Иду!
   Как бы далеко ни зашли гости по извилистому пути, зовущемуся опьянением, все до единого про себя отметили, какое сильное впечатление произвели обе новости на радушного хозяина.
   Как во время солнечного затмения день внезапно сменяется ночью, так смена в настроении г-на Жерара мгновенно привела к тому, что вместо оживленного разговора, прерванного появлением лакея, наступила тишина.
   Впрочем, многие из присутствовавших были наслышаны о деле г-на Сарранти, наделавшем много шуму, и, чтобы не молчать, гости ухватились за эту тему.
   Первым взял слово нотариус. Он объяснил, почему имя г-на Сарранти не могло не тронуть чувствительного сердца честнейшего г-на Жерара.
   Господин Сарранти, или, точнее, негодяй Сарранти, в обязанности которого входило воспитание двух племянников г-на Жерара, обвиняется в убийстве обоих детей, совершенном с такими предосторожностями, что до сих пор не удалось обнаружить их тела.
   Рассказ нотариуса объяснил отсутствие г-на Жерара, а также упоминание отлично всем известного имени г-на Жакаля, прозвучавшего в докладе лакея.
   Несомненно, перед тем как взойти на эшафот, г-н Сарранти сделал признание, и г-н Жакаль послал за г-ном Жераром, чтобы сообщить ему новые сведения.
   Возмущение преступлением Сарранти все возрастало. Мало ему было украденных денег, мало убийства двух невинных душ, он еще посмел выбрать для признаний священное время ужина, вопреки изречению автора знаменитой "Гастрономии"
   "Ничто не должно отвлекать честного человека во время ужина!"
   Но гости дошли только до легких блюд, подаваемых перед десертом, а бургундские вина были все самых лучших марок, да и шампанское отлично заморожено. Кроме того, на соседнем столе уже накрывали превосходный десерт, и гости решили дождаться возвращения г-на Жерара, беседуя и, главное, потягивая вино.
   Собравшиеся еще больше укрепились в своем решении, когда увидели, что лакей спускается по ступеням крыльца, зажав по две бутылки в каждой руке. Выставив их на стол, он сказал:
   - Господин Жерар приглашает вас попробовать этот лафит, полученный из Индии, а также этот шамбертен урожая тысяча восемьсот одиннадцатого года, а о нем не беспокоиться. Неотложное дело призывает его в Париж; через полчаса он будет здесь.
   - Браво! Браво! - единодушно вскричали гости.
   В ту же минуту четыре руки потянулись к горлышкам четырех бутылок.
   В эту минуту с улицы донесся стук кареты.
   Все поняли, что г-н Жерар уезжает.
   - За его скорейшее возвращение! - предложил врач.
   Каждый в ответ негромко произнес свое пожелание, все попытались подняться, дабы придать тосту большую торжественность, но некоторым это оказалось уже не под силу.
   Сидевшие пытались подняться, вставшие старались благополучно занять прежние места, как вдруг - и совершенно неожиданно - появился новый персонаж, повернувший разговор в новое русло.
   Этот новый персонаж, неведомо как проникший в сад, был наш старый друг Роланд, или, если вам так больше нравится, учитывая обстоятельства происходящего, - Бразил.
   И действительно, хотя он вошел через дверь, как воспитанный пес, он одним прыжком перескочил ступени, а еще в два прыжка очутился на лужайке.
   Едва завидев пса, нотариус закричал от страха.
   Отметим, что немудрено было закричать при виде грозного пса с высунутым языком, горящими глазами и стоящей дыбом шерстью.
   - Ну, в чем дело? - поднеся к губам бокал, спросил врач, стоявший спиной к крыльцу и не понимавший, что происходит.
   - Бешеная собака! - выкрикнул нотариус.
   - Бешеная? - с ужасом переспросили остальные.
   - Да, да, сами посмотрите!
   Глаза всех присутствовавших обратились в сторону, указанную нотариусом. Они увидели пса, который, тяжело дыша и словно теряя терпение, обернулся к двери, ожидая кого-то.
   Очевидно, ему надоело ждать. Он уткнулся носом в землю, и, словно барбет Фауста, забегал вокруг стола с угощениями, причем круги становились все уже.
   Вот-вот ожидая нападения, гости, не скрывая ужаса, вскочили, собираясь разбежаться кто куда. Один поглядывал на дерево, Другой - на пристройку, в которой садовник держал свой инструмент. Третий подумывал о том, чтобы перемахнуть через стену, а четвертый искал убежища в замке, как вдруг раздался Долгий, пронзительный свист, а вслед за ним - громкая команда:
   - Сюда, Роланд!
   Пес присел на задние лапы, будто конь, которого осадил всадник, и подбежал к хозяину.
   Читатели уже поняли, что это был Сальватор.
   Гости все как один посмотрели на него с надеждой. Насмерть перепуганные при виде Роланда, они приняли его едва ли не за античного бога, который привел трагедию к счастливой развязке.
   Молодой человек стоял в лучах заходящего солнца, словно облитый огнем. Одет он был чрезвычайно изысканно, строгость его черного туалета лишь подчеркивал батистовый белый галстук. Затянутой в перчатку рукой он поигрывал тросточкой с лазуритовым набалдашником.
   Он не торопясь спустился по ступеням крыльца и приподнял шляпу, как только ступил на песок дорожки. Затем он пересек в сопровождении Роланда лужайку; пес, сдерживаемый хозяином, плелся сзади. Сальватор дошел до стула, на котором прежде сидел г-н Жерар. Наш герой необычайно любезно раскланялся со всеми гостями и сел на этот стул, оказавшись таким образом в центре внимания.
   - Господа! - сказал он. - Я один из старинных знакомых нашего общего друга, честнейшего господина Жерара: он собирался представить меня вам, и мы поужинали бы вместе, но.
   к своему сожалению, я задержался в Париже по той же причине, по которой вы в настоящую минуту лишены общества радушного хозяина.
   - Ну да! - подхватил нотариус, успокаиваясь при виде пса, усмиренного одним взглядом молодого человека. - Вы имеете в виду дело Сарранти!
   - Вот именно, господа, дело Сарранти.
   - Значит, завтра негодяю отрубят голову? - уточнил судебный исполнитель.
   - Да, завтра, если до этого времени не будет доказано, что он невиновен.
   - Невиновен? Это будет трудно доказать! - заметил нотариус.
   - Кто знает! - возразил Сальватор. - У древних авторов мы встречаем рассказ о гусях поэта Ибикуса, а у новейших - о псе Монтаржи.
   - Кстати о псе, сударь, - просипел земледелец. - Должен заметить, что ваша собачка изрядно нас напугала.
   - Роланд? - разыграв удивление, спросил Сальватор.
   - А его зовут Роланд? - не поверил нотариус.
   - У меня тоже мелькнула надежда, что это тот бешеный пес, - молвил врач.
   - А Роланд, видимо, только рассердился, - проговорил нотариус, потирая руки и полагая, что нашел удачное слово.
   - Вы сказали "надежда"? - спросил Сальватор врача.
   - Да, сударь, именно так я и сказал. Нас одиннадцать.
   У меня, значит, было десять шансов против одного, что собака бросится на одного из моих товарищей, а не на меня. А так как я специально изучал бешенство, я имел бы случай наложить на свежую рану составленное мною противоядие, которое я всегда ношу с собой, в надежде на то, что представится удобный случай.
   - Я вижу, сударь, - сказал Сальватор, - вы настоящий филантроп. К сожалению, моя собака не является, сейчас во всяком случае, "пациентом", выражаясь языком медицины. Только посмотрите, как она послушна!
   Сальватор указал псу под стол, словно на конуру, и приказал:
   - Место, Бразил, место!
   Он обратился к гостям и продолжал:
   - Не удивляйтесь, что я заставил своего пса лечь под стол, за который сяду вместе с вами. Я шел на ужин - лучше поздно, чем никогда? - как вдруг встретил на дороге господина Жерара.
   Я хотел уйти вместе с ним, но он настоял на том, чтобы я к вам присоединился. Я не смог устоять перед его приглашением, совпадавшим с моим желанием, тем более что в его отсутствие он поручил мне быть за хозяина.
   - Браво! Браво! - вскричали присутствовавшие, очарованные прекрасными манерами Сальватора.
   - Садитесь на место хозяина, - пригласил его нотариус. - Позвольте мне наполнить ваш бокал и предложить тост за его здоровье.
   Сальватор подал бокал.
   - Это более чем справедливо, - сказал он. - Пусть Господь наградит его по заслугам!
   Он поднес бокал к губам и пригубил вино.
   В это мгновение Бразил протяжно взвыл.
   - Ого! Что это с вашей собакой? - спросил нотариус.
   - Ничего. Так он обыкновенно одобряет тост, - сообщил Сальватор.
   - Отлично! - похвалил врач. - Вот пес, получивший прекрасное воспитание. Правда, речь у него получилась невеселая.
   - Сударь! - проговорил Сальватор. - Вы знаете, что бывают необъяснимые наукой случаи, когда некоторые животные предчувствуют несчастье. Может быть, нашему другу господину Жерару как раз угрожает такое несчастье?
   - Да, так говорят, - подтвердил врач. - Но мы-то не верим в этот вздор.
   - А вот моя бабушка... - начал было цветовод.
   - Ваша бабка была просто дура, друг мой! - отрезал врач.
   - Прошу прощения, - продолжал нотариус, обращаясь к Сальватору, - но вы, кажется, говорили об опасности, которая может угрожать господину Жерару.
   - Опасность? - переспросил землемер. - Какая же опасность может угрожать честнейшему человеку на земле, никогда не сворачивавшему с прямого пути?
   - Горячему патриоту! - прибавил судебный исполнитель.
   - Верному другу! - поддакнул врач.
   - Всегда готовому на самоотречение! - вскричал нотариус.
   - Вы же знаете, господа, что таких-то и подстерегает несчастье: лучшие погибают первыми! Несчастье - как библейский лев, qucerens quern devoret ["Выискивая, кого пожрать" (латин ) - послание апостола Петра], нападает главным образом на праведников, таких, как Иов, к примеру.
   - Тогда какого черта делает ваша собака? - спросил цветовод, заглядывая под стол. - Она лопает траву!
   - Не обращайте внимания, - отозвался Сальватор. - Мы говорили о господине Жераре и остановились на том, что...
   - ...что страна, давшая жизнь такому человеку, - подхватил нотариус, может гордиться своим героем.
   - Он снизит налоги, - подсказал врач.
   - Поднимет цены на зерно, - прибавил земледелец.
   - Снизит цены на хлеб, - вставил садовод.
   - Уничтожит национальный кредит, - заявил судебный исполнитель.
   - Проведет реформу в Школе медицины! - воскликнул врач.
   - Введет во Франции новый кадастр, - заверил землемер.
   - Ох! - воскликнул нотариус, прерывая этот восторженный хор. - Ваш пес засыпал мне землей все панталоны.
   - Возможно! - согласился Сальватор. - Впрочем, давайте не будем обращать на него внимания.
   - Напротив, господа! - возразил врач, заглянув под стол. - Эта собака странно выглядит: язык вывалился, глаза налились кровью, шерсть встала дыбом.
   - Вполне может быть, - произнес Сальватор. - Но если ей не мешать, она не тронет. Это пес-мономан, - со смехом прибавил Сальватор.
   - Должен вам заметить, - с умным видом проговорил врач, - что слово "мономан" происходит от "monos" и "mania", то есть "одна мысль" и, стало быть, может применяться лишь к человеку, поскольку только человек наделен способностью мыслить, а собака живет лишь инстинктами, очень развитыми, спору нет, но они не могут идти ни в какое сравнение с существом высшего порядка - человеком.
   - В таком случае, - возразил Сальватор, - объявляйте это как хотите, инстинктом или способностью мыслить, но Бразил сейчас занят только одним.
   - Чем?
   - У него было двое молодых хозяев, которых он очень любил: мальчик и девочка. Мальчика убили, девочка исчезла. До сих пор пес так хорошо искал, что нашел девочку.
   - Живую?
   - Да, живую и здоровую. А мальчика убили и закопали, бедный Бразил надеется найти место, где был спрятан труп, и ищет его повсюду.
   - Qucere et mvenies ["Ищи и обрящешь" ( штин ) - искаженное Евангелие от Матфея], - сказал нотариус, радуясь возможности блеснуть своими познаниями в латинском ярыке.
   - Простите, - вмешался врач, - но вы тут нам целый роман сочинили, сударь.
   - Я рассказал вам подлинную историю, - поправил Сальватор, - и не самую веселую.
   - Мы сейчас за десертом; как говаривал усопший господин Эгрефей, большой гастроном, это как раз подходящее время для историй. И если вы хотите рассказать нам свою историю, сударь, мы внимательно вас слушаем.
   - Я с удовольствием это сделаю, - сказал Сальватор.
   - Она обещает быть интересной, - прибавил врач.
   - Я тоже так думаю, - кивнул Сальватор.
   - Тсс, тсс! - послышалось со всех сторон.
   На мгновение воцарилась тишина, и вдруг Бразил так жалобно взвыл, что присутствовавшие вздрогнули, а садовод, думавший, очевидно, иначе, нежели врач, не удержался и вскочил, пробормотав:
   - Дьявол, а не пес!
   - Да сядьте вы! - потянув его за полу фрака и заставив занять прежнее место, приказал геометр.
   Садовод заворчал в ответ, но все-таки сел.
   - Историю! - стали просить гости. - Рассказывайте свою историю!
   - Господа! - начал Сальватор. - Я назову свою драму, так как это скорее драма, а не история: "Жиро, Честный Человек".
   - Глядите-ка! - заметил судебный человек. - Почти господин Жерар, честный человек.
   - Да, разница в самом деле всего в двух буквах. Но я бы прибавил к этому названию: "Или Внешность Обманчива".
   - Прекрасное название! - похвалил нотариус. - На вашем месте я бы отнес эту драму господину Гильберу де Пиксерекуру.
   - Не могу, сударь. Я посвящаю ее господину королевскому прокурору.
   - Господа, господа! - вмешался врач. - Позвольте вам заметить, что вы мешаете рассказчику.
   - Не волнуйтесь, я начинаю, - успокоил его Сальватор.
   - Тише! - шикнул геометр.
   Стало слышно, как Бразил с остервенением скребет землю и шумно сопит.
   Сальватор начал.
   Наши читатели уже знают драму, которую он рассказал, употребляя вымышленные имена.
   Благодаря своей необычайной проницательности и отлично развитому инстинкту Бразила Сальватор сумел в результате своих поисков восстановить все событие, как умелый архитектор по нескольким обломкам восстанавливает памятник древности или как Кювье по нескольким костям восстанавливал допотопное чудовище.
   Словом, мы не станем повторять рассказ Сальватора, так как читатель не узнает ничего нового.
   Когда Сальватор рассказал о преступлении Жиро и объяснил, какой хитростью убийца и грабитель добился не только всеобщего уважения, но и завоевал любовь сограждан, среди слушателей прошел ропот возмущения, а Бразил глухо зарычал, словно тоже осуждал негодяя.
   Подробно описав лицемерие преступника, рассказчик поведал о том, как трус не только позволил осудить невиновного, хотя ему самому было достаточно лишь изменить имя и скрыться, оплакивая свое первое преступление; вместо этого негодяй совершил еще более тяжкий, может быть, грех. Волнение слушателей достигло предела, гнев сменился отчаянием, каждый призывал проклятия на голову преступника.