Дюма Александр. Сальватор

   - Тише! Вы не боитесь, что эта новость может слишком ее взволновать?
   - Счастье не может причинить зло, - возразил Жюстен, сияя от радости. Да вы на меня посмотрите!
   - Вы - мужчина, - заметил генерал. - А вот для девушки, девочки., ведь она еще совсем ребенок. . Она хорошенькая?
   - Как ангел!
   - Так она, значит, здесь... раз вы ее зовете? - с сомнением произнес г-н Лебастар де Премон.
   - Да, я сейчас за ней схожу, - вызвался школьный учитель. - Я ни за что себе не прощу, если украду у нее хоть минуту счастья.
   - Да, ступайте за ней, - разрешил генерал дрогнувшим от волнения голосом. - Но обещайте не говорить ей, кто я. Мне хочется сказать об этом самому. . когда она будет готова и я сочту это возможным. Ведь так будет лучше, не правда ли? - прибавил он, переводя взгляд с молодого человека на г-на Сарранти.
   - Как вам будет угодно, - отвечали те.
   - Ну, идите!
   Жюстен вышел, а спустя минуту ввел в столовую Мину - Дорогая! - сказал он - Позволь представить тебе двух моих друзей, которые скоро, я надеюсь, станут и твоими друзьями.
   Мина грациозно поклонилась двум посетителям.
   При виде обворожительной девушки, какой стала его дочь, генерал почувствовал, как сильно забилось его сердце. Он оперся о посудный шкаф и не сводил с дочери влажных от счастья глаз.
   - Эти двое друзей, - продолжал Жюстен, - принесли тебе добрую весть, которой ты и не ждешь.
   - Им что-то известно о моем отце?! - вскрикнула девушка По щекам генерала медленно скатились две слезы - Да, дружок, - подтвердил Жюстен, Они привезли вести о твоем отце.
   - Вы знали моего отца? - спросила девушка, пожирая обоих путешественников взглядом, чтобы не пропустить ни слова из их ответа.
   Двое друзей, ни слова не говоря - они были для этого слишком взволнованны, - кивнули.
   Этот молчаливый ответ, причину которого Мина не могла понять, не на шутку взволновал девушку, и она огорченно воскликнула:
   - Мой отец еще жив, не так ли?
   Друзья снова кивнули.
   - Так говорите же скорее! - поторопила Мина - Где он?
   Любил ли он меня?
   Генерал провел рукой по лицу и, предложив девушке стул, сел напротив нее. Он не выпускал ее руки из своих.
   - Ваш отец жив, мадемуазель; он вас любит, и я сказал бы вам об этом еще в тот вечер, когда вы бежали из замка Вири, если бы в то время я знал вас лучше.
   - Мне знаком ваш голос, - вздрогнула Мина. - Это вы поцеловали меня в лоб, перед тем как я перелезла тогда через забор, и сказали взволнованным голосом: "Будь счастлива, дитя!
   Тебя благословляет отец, не йидевший свою дочь целых пятнадцать лет... Прощай!" Ваше пожелание исполнилось, - прибавила она, переводя взгляд с Жюстена на двух друзей. - Я счастлива, очень счастлива, потому что у меня есть все для счастья, а еще потому, что вы говорите о моем отце! Где он?
   - Недалеко от вас, - отвечал г-н Лебастар де Премон, и на его лице заблестели крупные капли пота.
   - Почему же его здесь нет?
   Генерал молчал. В разговор вмешался г-н Сарранти:
   - Он, возможно, опасается, что может внезапным появлением причинить вам нежелательное волнение, мадемуазель.
   Странное дело! Вместо того чтобы посмотреть на г-на Сарранти, обращавшегося к ней с этими словами, девушка глядела только на генерала, не произносившего ни слова. Выглядел он как никогда взволнованным.
   - Неужели вы полагаете, - возразила она, - что счастье от встречи с моим отцом может причинить мне большую боль, чем разлука с ним?
   - Дочь моя! Дочь! Любимая дочь! - вскричал г-н Лебастар де Премон, не в силах долее сдерживаться.
   - Отец! - выдохнула Мина и бросилась генералу на шею Генерал обхватил ее, крепко прижал к своей груди, осыпая поцелуями и омывая слезами.
   Жюстен знаком попросил г-на Сарранти подойти к нему.
   Корсиканец приблизился на цыпочках, чтобы не нарушить семейной идиллии.
   Жюстен бесшумно отворил дверь в столовую и поманил г-на Сарранти за собой, предоставив отцу и дочери вволю насладиться счастливыми минутами.
   Генерал рассказал Мине, как он лишился ее матери, скончавшейся при родах, как был вынужден поручить девочку чужой женщине и следовать за императором в Россию. Он поведал о своих сражениях, подвигах, надеждах, потерях с тех пор, как появилась на свет Мина. Его рассказ был большой эпопеей, над которой девушка пролила немало слез любви, нежности, восхищения.
   Исповедь дочери оказалась сладкой идиллией; она пересказала отцу всю свою безгрешную жизнь. Ее история была ясной, словно безоблачное небо, чистой, как озеро, незапятнанной, будто белая роза.
   Хозяйка пансиона, которой Жюстен, представил г-на Сарранти, пожелала, чтобы отец и дочь не расставались до самой ночи.
   Вечер застал их за разговором. Надо было позвать когонибудь, чтобы принесли свечи.
   Заслышав звон колокольчика, г-жа ван Слипер, Жюстен и г-н Сарранти вошли в столовую вслед за лакеем.
   - Это мой отец! - радостно вскрикнула девушка, представляя генерала хозяйке пансиона.
   Генерал вышел вперед, почтительно поцеловал г-же ван Слипер руку и сердечно поблагодарил ее за заботы о Мине.
   - А теперь, мадам, - продолжал он, - позвольте узнать, когда отправляется ближайший дилижанс во Францию.
   - Как?! - в один голос воскликнули Мина, Жюстен и г-жа ван Слипер, напуганные внезапным отъездом. - Вы так скоро уезжаете?
   - Я? Нет! - возразил генерал. - Я побуду с вами некоторое время... А вот мой славный друг, никогда меня не оставлявший, - прибавил он, оборачиваясь к г-ну Сарранти и протягивая ему руку, - пожелал сопровождать меня до тех пор, пока я не найду дочь, но теперь он вернется в Париж, чтобы найти своего сына, угодившего из сыновней любви в темницу.
   Господин Сарранти грозно сдвинул брови.
   Присутствовавшие почтительно склонили головы перед великим мучеником, молча встречавшим удары судьбы.
   Дни, которые провели в Амстердаме вместе генерал, Мина и Жюстен, пролетели как счастливый сон. После стольких испытаний и многих лет нищеты они упивались блаженством с тем же сладострастием, что и путешественник, целый день карабкавшийся под солнцем на высокую гору: взобравшись на вершину, он вдыхает свежий воздух и аромат долины.
   К сожалению, давно известно: что составляет счастье одних, является несчастьем для других. Радость Жюстена, Мины и генерала причиняла огорчение хозяйке пансиона.
   Она с ужасом ждала минуты, когда Жюстен и Мина, то есть учителя ее пансиона, оставят ее и последуют за генералом в Париж.
   Генерал угадал причину ее печали и поспешил успокоить славную женщину, обещав по возвращении во Францию послать ей двух лучших парижских учительниц, после того как они пройдут испытание у Жюстена.
   Однажды утром генерал получил после завтрака письмо от Сальватора и нахмурился.
   - Что с вами, отец? - испугались молодые люди.
   - Прочтите, - предложил генерал и подал письмо Сальватора.
   Они вместе прочли короткое письмо:
   "Генерал!
   Дабы ничто не мешало Вашему счастью, пока Вы проводите время в обществе дочери, спешу Вам сообщить, что господин Лоредан де Валъженез, ее похититель, был убит вчера на дуэли господином де Марандом в моем присутствии.
   Поздравляю Вас по этому случаю с тем, что Вам не придется подвергать риску Вашу драгоценную жизнь ради наказания такого ничтожества.
   Передайте мои горячие поздравления двум влюбленным, примите уверения, генерал, в моей почтительной дружбе.
   Конрад де Валъженез".
   - И что же, отец? - спросила Мина.
   - Что в этом письме могло вас огорчить? - удивился Жюстен.
   - Наказать негодяя должен был я, - сказал генерал. - Я сожалею, что кто-то другой взял на себя этот труд.
   - Отец! - грустно вымолвила Мина. - Вы жалеете, что нашли меня, раз печалитесь из-за того, что не рискнули потерять свою дочь навсегда?
   - Дорогое дитя! - вскричал г-н Лебастар де Премон, крепко обнимая дочь, и его лицо снова просветлело.
   Оставалось лишь выбрать день отъезда. Было решено отправиться в путь в ближайшую субботу, то есть через день.
   В субботу утром Мина расцеловала хозяйку пансиона, нежно простилась с воспитанницами - своими ученицами и подружками, потом взяла своего отца под руку и в сопровождении жениха отправилась на почту, сто раз оборачиваясь со слезами благодарности на глазах на этот гостеприимный город, который она считала своей родиной, так как обрела здесь отца.
   В день отъезда генерала г-же ван Слипер передали письмо, в которое был вложен чек на три тысячи франков для предъявления в один из банков Амстердам. В письме говорилось, что деньги предназначаются для содержания шести бедных девушек: трех - на выбор г-жи ван Слипер и еще трех - на выбор бургомистра.
   XIV
   Достойная сестра покойного г-на Лоредана
   Вернемся к г-ну Лоредану де Вальженезу, которого мы оставили смертельно раненным и лежащим на траве в Булонском лесу.
   Он испустил дух на руках у двух своих секундантов некоторое время спустя после отъезда Сальватора, г-на де Маранда и двух генералов.
   Тяжелое и ответственное это дело: друг, которого вы привезли на место дуэли веселым, живым, презрительно усмехающимся, умирает на ваших глазах; его губы сведены судорогой, члены застыли, взгляд затравленный.
   Только чувства могут при этом испытываться несколько различные, в зависимости от того, кто умирает и кто наблюдает за смертью.
   Провидению было угодно, чтобы дружба, этот прозрачный бриллиант, явился если не уделом чистых сердец, - кто может похвастаться чистотой собственного сердца? - то хотя бы привилегией добрых людей.
   А люди пустые и порочные знают богиню дружбы по имени и смеются над ней, как обычно высмеивают распутники порядочных женщин, будучи не в состоянии их замарать.
   Не будем же преувеличивать скорбь, которую испытывали не два друга, но два товарища г-на де Вальженеза, когда стало ясно, что Сальватор не ошибся в своем предсказании и что Лоредан отдал Богу душу.
   Их огорчила эта смерть, вот слово, которое подходит в данной ситуации, но, может быть, еще больше им мешал труп.
   Въехать с покойником в Париж было делом нешуточным. Законы о дуэли, довольно строгие по тем временам, наказывали секундантов еще строже, чем оставшегося в живых противника, ведь он-то хоть защищал свою жизнь. Кроме того, им пришлось бы, очевидно, заполнить при въезде в город немало "обременительных бумаг. Наконец, признаемся, что дуэль несколько затянулась, а двое друзей проголодались.
   Это вполне реалистичное признание, которое мы вынуждены сделать, помогает весьма точно определить степень их скорби.
   Они все втроем прибыли в карете Лоредана. Было решено, что двое слуг отвезут тело в Париж, а Камилл и его приятель вернутся сами позднее.
   Камилл велел кучеру подъехать ближе. Оба лакея ни о чем не подозревали, так как речь шла об утренней прогулке; они с безмятежным видом сидели на козлах. Камилл позвал их.
   Слуги слышали два пистолетных выстрела. Они видели, как уехали Сальватор, г-н де Маранд и еще двое секундантов. Но ничто не наводило их на мысль о несчастье.
   Впрочем, пусть читатели не обольщаются относительно волнения, которое испытали слуги при виде трупа своего хозяина.
   Лоредан был груб, резок, деспотичен, и его не очень любили слуги. Ему служили, потому что он бывал крут, но исправно платил. И только.
   Да этого и достаточно тем, кто, не питая уважения к окружающим, считает бесполезным требовать от других того, чего сам им не дает.
   Два лакея испустили скорее удивленные возгласы, чем вздохи сожаления, после чего сочли, что сполна рассчитались с покойным, и помогли молодым людям погрузить труп в карету.
   Камилл приказал им ехать шагом. Ему предстояло еще найти какой-нибудь кабриолет и приготовить Сюзанну к ожидавшему ее удару.
   У заставы Майо молодые люди увидели кабриолет, возвращавшийся из Нейи. Они остановили его и приказали кучеру отвезти их к заставе Этуаль.
   Там они разделились. Камилл поручил приятелю заехать к нему домой, предупредить его жену о случившемся несчастье и передать, что он задержится. Уверенный в том, что поручение будет выполнено, Камилл зашагал на улицу Бак.
   Было около половины одиннадцатого.
   Особняк Вальженезов выглядел как обычно: швейцар шутил во дворе с прачкой: мадемуазель Натали, восстановленная в должности камеристки, кокетничала в передней с молодым грумом, всего несколько дней назад поступившим на службу к Лоредану.
   Когда Камилл отворил дверь, мадемуазель Натали заливалась во все горло над остротами нового камердинера.
   Он подал Натали знак, та подошла прямо к нему, и он спросил, можно ли поговорить с Сюзанной.
   - Хозяйка еще спит, господин де Розан, - доложила камеристка. - А вы хотите ей сообщить что-то важное?
   Само собой разумеется, что мадемуазель Натали сопровождала свой нескромный вопрос самой что ни на есть вызывающей улыбкой.
   - У меня к ней дело огромной важности, - серьезно проговорил Камилл.
   - В таком случае, если желаете, сударь, я разбужу госпожу.
   - Да, пожалуйста, и побыстрее. Я буду ждать в гостиной.
   Камеристка пошла по коридору, который вел в спальню Сюзанны, а Камилл вошел в гостиную.
   Натали подошла к кровати своей хозяйки, выпроставшей из-под одеяла руки и грудь из-за царившей в спальне жары.
   Волосы ее разметались по подушке, и матовое лицо четко вырисовывалось на их темном фоне. Ее грудь вздымалась под тяжестью сладкого сна.
   - Мадемуазель! - шепнула Натали на ухо госпоже. - Мадемуазель!
   - Камилл!.. Дорогой Камилл!.. - пробормотала во сне Сюзанна.
   - Вот именно! - подхватила Натали и легонько потрясла хозяйку за плечо. - Он как раз здесь, он ждет вас.
   - Он? - переспросила Сюзанна, открывая глаза и озираясь. - Где же он?
   - В гостиной.
   - Так пусть войдет!.. А впрочем, нет. Брат вернулся?
   - Нет еще.
   - Пусть Камилл идет в будуар и запрется там.
   Камеристка пошла было к двери.
   - Погоди, погоди, - остановила ее Сюзанна.
   Натали повиновалась.
   - Подойди сюда! - приказала Сюзанна.
   Камеристка послушно приблизилась.
   Мадемуазель де Вальженез протянула руку, взяла зеркало с ручкой и в резной оправе, лежавшее на ночном столике, посмотрела на себя и, не глядя на камеристку, томно спросила:
   - Как ты меня находишь нынче утром, Натали?
   - Вы хороши, как вчера, как третьего дня, как всегда, - отвечала та.
   - Будь со мной откровенна, Натали. Скажи, не кажется ли тебе, что я выгляжу несколько утомленной?
   - Немного бледны, пожалуй. Но лилия тоже бледна, однако никому еще не пришло в голову упрекать ее в этом.
   - Ну что ж...
   Она сладострастно зевнула, вспомнив свой сон, и прибавила:
   - Раз ты считаешь, что сегодня не слишком уродлива, пригласи, как я сказала, Камилла в будуар.
   Натали вышла.
   Сюзанна неторопливо встала с постели, надела чулки розового шелка, сунула ножки в домашние туфли синего атласа, расшитые золотом, накинула широкое кашемировое платье, перехваченное в талии шнуром, заколола длинные волосы на затылке, еще раз взглянула на себя в зеркало, дабы убедиться в том, что в целом выглядит недурно, и перешла в будуар.
   Натали, как женщина искушенная, желая смягчить утренний свет, задернула тройные занавески из газа, муслина и тафты.
   - Камилл! - вскрикнула Сюзанна, не увидев, а скорее почувствовав, что возлюбленный рядом: тот сидел на козетке в глубине будуара.
   - Да, Сюзанна, дорогая! - отозвался Камилл, встал и пошел ей навстречу.
   Он принял ее в свои объятия.
   - Ты не хочешь меня поцеловать? - молвила она, обвивая его шею голыми руками.
   - Прости, - отвечал Камилл, целуя ее еще сонные глаза, - у меня для тебя печальное известие, Сюзанна.
   - Твоя жена все знает?! - воскликнула она.
   - Нет, напротив, - возразил Камилл, - я думаю, она даже не догадывается.
   - Ты меня разлюбил? - с улыбкой продолжала Сюзанна.
   На сей раз ответом ей был поцелуй.
   - Может быть, ты уезжаешь? - вздрогнула мадемуазель де Вальженез. Возвращаешься в Америку по той или иной причине. Словом, тебе придется меня оставить, уехать, не так ли?
   - Нет, Сюзанна, нет, все не то.
   - Почему же ты говоришь, что принес мне дурную весть, если ты меня не разлюбил и мы не расстаемся?
   - Новость действительно очень печальная, Сюзанна, - вздохнул молодой человек.
   - А-а, знаю! - воскликнула она. - Ты разорен. Да мне что за дело, любимый! Разве моих денег не хватит на двоих, троих, четверых?!
   - Ты опять не угадала, Сюзанна, - отозвался Камилл.
   В наступившей тишине Сюзанна увлекла любовника к окну и приподняла одну из занавесок.
   Свет с улицы ворвался в комнату, и мадемуазель де Вальженез смогла изучить лицо молодого человека.
   Она заглянула ему в глаза и заметила в них беспокойство.
   Но этого было мало.
   - Посмотри-ка мне в лицо! - приказала она. - Что с тобой стряслось?
   - Со мной лично - ничего! - ответил Камилл.
   - Значит, со мной?
   Креолец засомневался было, потом кивнул.
   - Да!
   - Если так, можешь говорить смело, потому что со мной моя любовь!
   - Но мы не одни на свете, Сюзанна.
   - Кроме нас, Камилл, - страстно проговорила она, - меня, как я тебе уже говорила, ничто не может интересовать.
   - Даже смерть друга?
   - Разве существуют друзья? - удивилась Сюзанна.
   - Я полагал, что Лоредан для тебя не только брат, Сюзанна, но и друг.
   - Лоредан! - вскрикнула Сюзанна. - Так ты хотел поговорить о нем?
   Камилл кивнул, словно не находя сил для ответа.
   - А-а, речь идет о дуэли Лоредана, я все знаю.
   - Как?! Неужели все? - растерялся молодой человек.
   - Да, я знаю, что он оскорбил господина де Маранда в палате пэров и должен с ним драться сегодня или завтра. Но мне жаль господина де Маранда, - прибавила она с улыбкой.
   - Сюзанна! - негромко выговорил креолец. - Тебе известно только это?
   - Да.
   - Стало быть, ты знаешь не все!
   Девушка с беспокойством посмотрела на любовника.
   - Дуэль уже состоялась, - прибавил Камилл.
   - Уже?
   - Да.
   - И что?
   - Лоредан...
   Камилл замолчал, не смея договорить.
   - Ранен? - воскликнула она.
   Камилл ничего не отвечал.
   - Убит? - обронила девушка.
   - Увы!
   - Невозможно!
   Камилл опустил голову.
   Сюзанна испустила крик, в котором слышалось скорее бешенство, чем страдание, и упала на козетку.
   Камилл позвонил Натали, и спустя несколько минут они совместными усилиями привели Сюзанну в чувство.
   Та отпустила Натали и, бросившись Камиллу на грудь, разрыдалась.
   Прошло немного времени, и в дверь постучал камердинер.
   Предупрежденный кучером, он поспешил предупредить креольца, что тело Лоредана доставлено в особняк.
   В эту минуту Натали появилась на пороге спальни.
   Камилл усадил Сюзанну на козетку, подбежал к Натали и шепотом отдал ей приказание.
   - Что вы ей сказали, Камилл?
   - Одну минуту, Сюзанна, дорогая! - отозвался Камилл - Я хочу его видеть! - вскрикнула Сюзанна и вскочила на ноги.
   - Я приказал, чтобы Лоредана перенесли в его спальню.
   У Сюзанны вырвался стон. Ни единой слезинки не выкатилось из ее глаз.
   Вскоре Натали появилась снова.
   - Его положили на кровать? - спросила Сюзанна - Да, мадемуазель, отвечала камеристка.
   - Как я уже сказала, я хочу его видеть.
   - Идемте, - пригласил Камилл.
   Он предложил Сюзанне руку и попытался подготовить свою подругу к ужасному зрелищу, которое ее ожидало Сюзанна отворила дверь из будуара в гостиную и уверенным шагом прошла в спальню брата.
   Чтобы попасть в спальню, необходимо было пройти через небольшую комнату, стены которой были украшены индийскими циновками и бамбуковыми рамами.
   Так выглядела курительная комната Лоредана.
   Бывало, трое молодых людей курили и пили там до двух часов ночи.
   Все в этой комнате, пропитавшейся запахом табака, вина и вербены, осталось в том виде, как ее оставили молодые люди.
   Окурки на полу, маленькие рюмки с остатками ликера, чашки с недопитым чаем, две бутылки, лежавшие на полу, - все свидетельствовало о том, что молодые люди, вместо того чтобы, подобно Жарнаку, думать о Боге или еще о чем-нибудь серьезном, заботились, как Л а Шатеньре, о развлечениях.
   Сюзанна вздрогнула при виде кровавого следа, тянувшегося через всю комнату от одной двери к другой.
   Она, не говоря ни слова, указала на кровь Камиллу.
   Подавив рыдание, она прижалась головой к его груди, ускорила шаг и постаралась не наступать на кровь брата Камилл окинул взглядом царивший в курительной беспорядок и против воли покраснел.
   Внутренний голос подсказывал ему, что готовиться к такому серьезному делу, как дуэль, нельзя шутя, куря, распивая ликеры Ему стало казаться, что он был не только секундантом, но сообщником в смерти Лоредана. С этими мыслями он вошел в спальню, где лежало тело.
   Спальня в полном смысле слова представляла собой контраст, в который в иные минуты вступают неодушевленные предметы с некоторыми событиями жизни.
   Это была скорее комната кокетливой женщины, чем спальня мужчины. Стены были обтянуты светло-голубым лионским бархатом с крупными яркими букетами, перехваченными серебряными ленточками. Потолок, занавески на окнах и полог кровати были из той же ткани, а мебель - розового дерева.
   Ковер, неяркий, цвета опавших листьев, лишь подчеркивал мебель и обивку. Зеркало у кровати, предназначавшееся для того, чтобы отражать нежнейшие сцены, воспроизводило теперь труп во всей его бледности и неподвижности.
   Сюзанна подбежала к постели и, приподняв голову покойного, закричала со слезами - наконец-то! - в голосе:
   - Брат! Брат!
   Камилл застыл в дверях, скрестив руки на груди и склонив голову. Он в задумчивости наблюдал за происходящим, испытывая при этом волнение, на которое он сам себя считал до тех пор неспособным.
   Правда, волнение это объяснялось скорее рыданиями и жалобами, которые издавала его любовница при виде уже остывшего тела его друга.
   Камилл не стал мешать девушке предаваться горю. Когда она немного поутихла, он подошел и шепнул ей на ухо:
   - Сюзанна! Дорогая!
   Она вздохнула, нервы у нее сдали, она стала оседать и упала на колени. Камилл взял ее за руку, потом обхватил одной рукой за плечи и приподнял с полу. Она не сопротивлялась, и он повел ее к двери. Они прошли через курительную, потом через гостиную.
   Так они вернулись в темный будуар.
   Не выпуская Сюзанну из рук, Камилл опустился вместе с ней на диван. С минуту в комнате, где находились два живых существа, царила такая же тишина, что и в спальне, где они оставили покойного.
   Наконец первой нарушила тишину Сюзанна.
   - Вот я и осталась одна в целом свете, - заговорила она, - нет у меня больше ни родных, ни родителей, ни друзей!
   - Не забывай, Сюзанна: у тебя есть я! - сказал молодой человек и прижался к ее губам.
   - Да, конечно, ты со мной, ты меня любишь, так ты по крайней мере говоришь.
   - Дай мне случай доказать свою любовь!
   - Ты серьезно говоришь? - вскричала девушка.
   - Это так же верно, как то, что до тебя я никого понастоящему не любил! - заявил креолец.
   - Значит, если я даже в своем горе найду для тебя случай доказать мне твою любовь, ты не станешь колебаться?
   - Я приму любое твое приказание с готовностью, с благодарностью, с радостью!
   - Тогда слушай.
   Камилл невольно воз дрогнул.
   Услышав ее слова, он испытал нечто вроде предчувствия, осенившего его своим мрачным крылом. Но он взял себя в руки и через силу улыбнулся.
   - Говори! - попросил он.
   - После смерти брата я принадлежу только себе, мне не с кем церемониться, некого бояться, некого и нечего уважать в целом свете. Я свободна, я могу ни от кого не зависеть и делать с собой все, что пожелаю.
   - Разумеется, Сюзанна. Однако куда ты клонишь?
   - Я хочу сказать, что с сегодняшнего дня я твоя и принадлежу тебе телом и душой.
   - И что?
   - Мы будем жить друг для друга. Я не расстанусь с тобой ни на час.
   - Да ты что, Сюзанна? - ужаснулся молодой человек. - Ты разве забыла, что...
   - ...что ты женат? Нет, да что мне за дело?
   Камилл вытер платком взмокший лоб.
   - Послушай, Камилл, - продолжала девушка. - Отвечай как на духу: ты любишь ее или меня?
   Молодой человек колебался.
   - Отвечай же! - крикнула она. - Вся моя жизнь, может быть, зависит от того, что ты сейчас скажешь Ради которой из нас ты готов отдать жизнь? С которой из нас двоих ты хочешь жить?
   - Сюзанна! Дорогая! - воскликнул креолец, сжимая ее в своих объятиях.
   Но она мягко отстранилась.
   - Поцелуй - не ответ, - ледяным тоном заметила она.
   - По правде сказать, - отозвался креолец, - твоя просьба и на просьбу-то непохожа, Сюзанна.
   - Не понимаю.
   - Ты сомневаешься во мне? - умоляюще сложив руки, спросил молодой человек.
   - Значит, ты любишь меня? - обрадовалась Сюзанна и прижала его к своей груди.
   - Да, тебя, тебя одну, - с чуть заметным смущением проговорил креолец. - Тебя одну, только тебя!
   - В таком случае, - заявила Сюзанна, - мы через неделю уедем из Парижа в Тавр, Марсель, Бордо, Брест, куда хочешь Оттуда мы на первом же корабле отправимся в Америку, Индию, Океанию. Если какая-нибудь страна тебе не понравится, мы переедем в другую. Если какая-то часть света придется тебе не по душе, мы отправимся еще куда-нибудь. Мы отправимся туда, куда понесет нас волна, куда подует ветер Мы будем искать рай на земле, а когда найдем, там и останемся.
   - Сюзанна! - возразил молодой человек. - Ты подумала, сколько нужно денег, чтобы вести подобный образ жизни?
   - Это пусть тебя не заботит.
   - Дорогая! Мое состояние по большей части зависит от жены - начал было Камилл.
   - Ты оставишь ей все ее деньги. Мы будем жить на мои средства: продадим этот особняк, получим два миллиона, а это сто тысяч ливров ренты. На сто тысяч ливров ренты можно распорядиться своим будущим по собственному усмотрению - А ты уверена, что получишь эти два миллиона? - спросил Камилл.