Дюма Александр. Сальватор

   Жан Робер низко поклонился, как никогда растерянный от того, какой оборот принимает разговор.
   - Именно на этом основании, - продолжал г-н де Маранд, - я осмеливаюсь искать вашей дружбы и даже просить доказательство ее.
   - У меня! Говорите, сударь, говорите! - в изумлении вскричал Жан Робер.
   - Если есть еще на свете люди, которые, подобно нам, культивируют или отдают должное поэзии, - продолжал г-н де Маранд, - то существуют и другие, которые, вопреки идеалу, ждут от жизни лишь грубых удовольствий, физических радостей, материальных утех. Этот тип людей все более препятствует естественному прогрессу цивилизации. Низводить человека на уровень животного, удовлетворять лишь плотский голод, требовать от женщины только удовлетворения грубой похоти - в этом, по моему разумению, состоит одна из язв нашего общества. Вы разделяете мое мнение, дорогой поэт?
   - Полностью, сударь, - ответил Жан Робер.
   - И вот существует человек, в котором словно воплотились все пороки такого рода. Развратник уверяет, что его голова лежала на всех подушках; он не отступает перед невозможностью либо в надежде все-таки одержать победу, либо чтобы придать поражению видимость триумфа. Этот человек, этот распутник, этот фат вам известен: я говорю о господине Лоредане де Вальженезе.
   - Господин де Вальженез! - вскричал Жан Робер. - О да, я его знаю.
   И в его глазах загорелся злой огонек.
   - Так вот, дорогой поэт, вообразите: вчера вечером госпожа де Маранд слово в слово пересказала мне сцену, имевшую место между ею, вами и им.
   Жан Робер вздрогнул. Однако банкир продолжал в том же любезном вежливом тоне:
   - Я давно слышал от самой госпожи де Маранд, что этот фат за ней ухаживает. Я ждал лишь случая, как законный защитник и покровитель госпожи де Маранд, чтобы преподать этому фату заслуженный урок, хотя думаю, что урок этот не слишком пойдет ему на пользу. И вот случай этот совершенно неожиданно представился.
   - Что вы хотите сказать, сударь?! - воскликнул Жан Робер, начинавший догадываться о намерении своего собеседника.
   - Я только хочу сказать, что, раз господин де Вальженез оскорбил госпожу де Маранд, я убью господина де Вальженеза:
   нет ничего проще.
   - Однако, сударь, мне представляется, что, раз свидетелем нанесенного госпоже де Маранд окорбления оказался я, наказать обидчика следует мне.
   - Позвольте вам заметить, дорогой поэт, - улыбнулся г-н де Маранд, что я ищу вашей дружбы, но не участия. Поговорим серьезно. Имело место оскорбление. Но в котором часу?
   В полночь. Где? В комнате, где госпожа де Маранд иногда ночует - из прихоти. Где прятался господин де Вальженез? В алькове этой комнаты. Все это... слишком интимно. И не я был в этот час рядом с госпожой де Маранд, не я обнаружил господина де Вальженеза в алькове, а ведь именно мне следовало там находиться и обнаружить его. Вы знаете нашу печать, а особенно журналистов. Какие любопытные комментарии будут даны о вашей дуэли с господином де Вальженезом! Вы полагаете, имя госпожи де Маранд, то есть честное имя, которое и должно оставаться таковым, останется незапятнанным и не будет поднято на смех недоброжелателями? Подумайте, прежде чем отвечать.
   - Однако, сударь, - произнес Жан Робер, понимая справедливость этого довода, - я не могу позволить вам драться с человеком, который оскорбил женщину в моем присутствии.
   - Разрешите с вами не согласиться, друг мой - я ведь могу вас так называть, не правда ли? Дама, которую оскорбили в вашем присутствии, то есть перед посетителем, - заметьте, что для меня вы только посетитель, принадлежит мне. Я хочу сказать, что она носит мое имя, и на этом основании - будь вы хоть сто раз правы - защищать ее должен я.
   - Однако, сударь... - пролепетал Жан Робер.
   - Вот видите, сударь: обыкновенно вы выражаетесь с такой легкостью, но теперь даже вам трудно подобрать слова для ответа...
   - Знаете, сударь...
   - Я просил вас предоставить мне доказательство вашей дружбы. Не угодно ли вам это сделать?
   Жан Робер умолк.
   - Я прошу вас хранить все это происшествие в тайне, - продолжал банкир.
   Жан Робер понурился.
   - Если понадобится, друг мой, госпожа де Маранд попросит вас о том же.
   Банкир встал.
   - Сударь! - вдруг вскричал Жан Робер. - Должно быть, я брежу. То, о чем вы просите, совершенно невозможно.
   - г Почему?
   - В эту самую минуту двое моих друзей отправились к господину де Вальженезу, чтобы узнать имена его секундатов.
   - Вы говорите о господине Петрусе и господине Людовике?
   - Да.
   - На этот счет не беспокойтесь: я встретил их, выходя от вас, и под свою ответственность попросил повременить до одиннадцати часов, а затем явиться к вам за новыми приказаниями.
   Похоже, они сверили свои ручные часы с вашими настенными.
   Слышите? Ваши часы бьют одиннадцать, а господа Петрус и Людовик звонят в дверь.
   - В таком случае мне нечего больше возразить, - заметил Жан Робер.
   - В добрый час! - проговорил г-н де Маранд и подал поэту руку.
   Пройдя несколько шагов по направлению к двери, он внезапно остановился.
   - Ах, черт возьми, я забыл о главной цели своего визита.
   Жан Робер снова бросил на банкира удивленный взгляд.
   - Я пришел передать вам просьбу от госпожи де Маранд.
   Она непременно хочет присутствовать на премьере вашей пьесы, но желала бы оставаться незамеченной. Не могли бы вы поменять для нее первую ложу на бенуар у сцены. Это возможно, не правда ли?
   - Несомненно, сударь.
   - Если вас спросят, зачем я приходил, будьте добры привести истинную причину: скажите, что я пришел просить поменять билеты.
   - Так я и сделаю, сударь.
   - А теперь, - сказал г-н де Маранд, - прошу меня извинить, что из-за безделицы отнял у вас так много времени.
   Низко поклонившись Жану Роберу, г-н де Маранд вышел, провожаемый изумленным взглядом поэта. Когда банкир исчез, поэт испытал по отношению к нему нечто вроде почтительной симпатии. Он сказал про себя, что имеет дело с великим человеком и необыкновенным мужем.
   В гостиную вошли двое друзей.
   - Ну что? - спросили они у Жана Робера.
   - Очень сожалею, что побеспокоил вас нынче утром, - отвечал поэт. - У меня нет больше дел к господину де Вальженезу.
   IX
   Глава, в которой результаты Наваринского сражения рассматриваются под новым углом зрения
   Пока г-н де Маранд объяснялся с Жаном Робером, посмотрим, что происходило у г-на де Вальженеза или, вернее, вне стен его особняка.
   Лоредан, как мы сказали, улизнул из особняка г-жи де Маранд, но имел неловкость, слишком торопливо сбегая с лестницы, налететь на г-на де Маранда и выбить у него из рук свечу и портфель.
   Как ни торопился Лоредан исчезнуть, он почти был уверен, что банкир его узнал. Во всяком случае, у него не оставалось сомнений, что Жан Робер успел его как следует рассмотреть.
   И рассчитывал увидеть поутру кого-нибудь из них, а может быть, и сразу обоих.
   Но он полагал, что к нему могут явиться с визитом не раньше девяти часов утра. Итак, у него было время получить некоторые сведения, что в его положении могло оказаться чрезвычайно важным.
   И он стал ждать мадемуазель Натали.
   Около семи часов утра он вышел пешком из особняка, прыгнул в кабриолет и приказал отвезти себя на улицу Лаффит, где, как он полагал, хозяева еще не вставали. Тем легче ему было бы встретиться с камеристкой.
   Случай помог г-ну де Вальженезу так, как он не мог и мечтать: когда он подъехал к особняку, мадемуазель Натали выходила оттуда с вещами.
   Господин де Вальженез помахал ей из кабриолета рукой.
   Камеристка узнала его и подбежала к кабриолету.
   - Ах, сударь! - сказала она. - Какая удача, что я вас встретила!
   - А я скажу тебе больше, - отвечал молодой человек, - я приехал ради тебя. Ну, что там?
   - Она меня выгнала, - пожаловалась камеристка.
   - И куда ты направляешься?
   - Да в какую-нибудь гостиницу - дождаться полудня.
   - А что ты намерена делать днем?
   - Пойду к мадемуазель и попрошу принять участие в моей судьбе. Ведь прогнали-то меня из-за вас: я исполняла ваши приказания.
   - Зачем тебе ждать до полудня? Сюзанна встает рано.
   Расскажи ей, что с тобой произошло, она снова примет тебя к себе в услужение. Я же со своей стороны должен заплатить тебе неустойку, и ты свое получишь, будь покойна.
   - Да я и не волновалась. Я знала, что господин справедлив и не оставит меня на улице.
   - Расскажи, что произошло после моего ухода.
   - Госпожа де Маранд устроила господину Жану Роберу сцену, и тот поклялся, что не станет с вами драться.
   - А ты сама веришь в клятвы поэта?
   - Нет. Должно быть, он сейчас у вас.
   - Я только что выехал из дома, он там еще не появлялся.
   Ну а что было дальше?
   - Потом госпожа де Маранд спустилась к себе в спальню, там она меня и рассчитала.
   - И?..
   - Не успела она лечь, как вошел господин де Маранд.
   - Куда?
   - В спальню к жене.
   - Неужели? Ты же говорила, что он почти никогда туда не заходит?
   - Похоже, он делает исключение, когда того требуют обстоятельства.
   - Ты знаешь, зачем он заходил к жене?
   - О, не беспокойтесь! - вызывающе рассмеялась Натали, словно Мартон времен Людовика XV. - Никакого важного дела у него не было.
   - Уф! У меня прямо гора свалилась с плеч, детка! Зачем же он все-таки заходил? Отвечай!
   - Он зашел успокоить госпожу де Маранд.
   - Как ты это понимаешь? Ну, договаривай? Ты же наверняка подслушивала под дверью!
   - Если я это и делала, то исключительно ради того, чтобы оказать вам услугу, клянусь!
   - Ах, черт побери! И о чем же они говорили?
   - Если я правильно поняла, господин де Маранд принял сторону господина Жана Робера.
   - Вот образцовый муж, Натали! Это не человек, а находка.
   Итак, он успокоил жену, принял сторону господина Жана Робера и?..
   - ...почтительно поцеловав жене руку, удалился к себе неслышными шагами.
   - Так, так! Значит, " буду иметь дело с ним?
   - Могу поклясться, что так.
   - В таком случае не стоит заставлять его ждать. Если бы у меня была крытая коляска, я взял бы тебя с собой, детка. Но ты же понимаешь, что в кабриолете... Невозможно! Садись в фиакр и поезжай за мной.
   - Итак, господин предупрежден.
   - Да, Натали, а кто предупрежден, тот почти выиграл дело.
   Господин де Вальженез дал кучеру адрес, и кабриолет покатил в его особняк.
   Вот что произошло с г-ном де Вальженезом на утренней прогулке.
   Мадемуазель Сюзанна - мы еще не имели удовольствия видеть ее после вечера в особняке Марандов, где она начала кокетничать с Камиллом де Розаном, - не теряла времени даром, в отличие от Кармелиты, то и дело падавшей в обмороки, и была весела, беззаботна, любезничала направо и налево, особенно с человеком, из-за которого погиб Коломбан.
   С того вечера, когда, несмотря на черноглазую жену Камилла, не спускавшую с Сюзанны полного ненависти взгляда, мадемуазель де Вальженез остановила свой выбор на американце, дня не проходило, чтобы Камилл не встречал, как бы невзначай, мадемуазель Сюзанну то в Опере, то в Опере-буфф, то на скачках, то в Булонском лесу, то в Тюильри, то в чьей-нибудь гостиной, куда оба они были вхожи.
   Постепенно случайные встречи превратились в свидания.
   Камилл выставлял свою любовь напоказ, а мадемуазель де Вальженез не боялась себя скомпрометировать.
   Однажды утром она пошла еще дальше: призналась, что разделяет любовь креолыда.
   А в один прекрасный вечер отважно это доказала.
   С того вечера Камилл де Розан приезжал в особняк Вальженезов так часто, как только позволяла его ревнивая супруга.
   Обыкновенно это случалось по утрам, когда прекрасная креолка еще спала.
   Вот как вышло, что, отправившись от Жана Робера в Тюильри, банкир встретил в конце улицы Бак Камилла де Розана.
   Креольцу было наплевать, что о нем подумают, он и не думал прятаться, а потому первый поздоровался с банкиром.
   - Откуда это вы в такую рань? - спросил г-н де Маранд.
   - От господина де Вальженеза, - отвечал тот.
   - Вы, стало быть, с ним знакомы?
   - Да вы же сами нас друг другу представили!
   - Верно! Я и забыл.
   Креолец и банкир раскланялись и разъехались в разные стороны.
   Вернувшись к себе, Лоредан удивился, не застав ни Жана Робера, ни г-на де Маранда.
   Причина его удивления читателям понятна.
   Друзья - назовем их секундантами, так будет точнее - Жана Робера обещали банкиру дождаться новых указаний и завтракали в кафе "Демар", в то время как г-н де Маранд со своей стороны не хотел идти к г-ну де Вальженезу, не повидавшись с Жаном Робером.
   В половине двенадцатого, когда завтрак г-на де Вальженеза подходил к концу, ему доложили о прибытии г-на де Маранда.
   Он приказал проводить его в гостиную и, словно желая сдержать обещание, данное им Натали, не заставлять его ждать, сейчас же вошел вслед за ним.
   После того как хозяин и гость обменялись положенными в таких случаях приветствиями, первым заговорил г-н де Вальженез:
   - Я только вчера вечером узнал о вашем назначении и как раз сегодня собирался зайти, чтобы вас поздравить.
   - Господин де Вальженез! - холодно молвил банкир. - Я полагаю, вы догадываетесь о цели моего визита. Помогите же мне, прошу вас! Не будем терять времени на ненужные комплименты.
   - Я весь к вашим услугам, сударь, - проговорил Лоредан, - хотя даже не догадываюсь, что вы хотите мне сообщить.
   - Вчера вы без приглашения проникли в мой особняк, да еще в такое время, когда приличные люди приходят, если их позвали.
   Вопрос был поставлен так, что Лоредану оставалось лишь дать четкий ответ.
   Он ответил вызывающе:
   - Это правда. Должен признаться, что приглашения я не получал, во всяком случае от вас.
   - Вы ни от кого его не получали, сударь.
   Господин де Вальженез поклонился, не отвечая, словно хотел сказать: "Продолжайте!"
   Господин де Маранд так и сделал.
   - Проникнув в особняк, вы пробрались в одну из спален госпожи де Маранд и спрятались в ее алькове.
   - Я с сожалением должен отметить, - насмешливо процедил г-н де Вальженез, - что вы прекрасно осведомлены.
   - Ну, сударь, раз вы не отрицаете этот факт, вы, очевидно, понимаете, какие будут последствия?
   - Назовите мне их, и я посмотрю, допустимо ли то, что вы хотите мне предложить.
   - Последствия вашего поступка таковы, сударь, что вы намеренно оскорбили женщину.
   - Ах, черт возьми! - рисуясь, обронил г-н де Вальженез. - Придется признать, что это так, раз тому были свидетели.
   - В таком случае, сударь, - продолжал банкир, - вы, очевидно, сочтете вполне естественным, не так ли, если я попрошу у вас объяснений этого оскорбления?
   - Я к вашим услугам, дорогой мой, и немедленно, если пожелаете. У меня в конце сада беседка, словно нарочно сделанная для фехтования.
   - Я сожалею, что не могу сейчас же воспользоваться вашим любезным предложением; к несчастью, так скоро подобные дела не делаются.
   - Вы, должно быть, еще не завтракали, - предположил г-н де Вальженез. Я знаю людей, которые не любят драться натощак, хотя мне вот, к примеру, все равно.
   - Для промедления есть более серьезная причина, - сказал банкир, пропуская мимо ушей посредственную шутку своего собеседника. - Надобно позаботиться о том, чтобы не замарать имя; я весьма сожалею, что вынужден вам об этом напомнить.
   - Ба! - удивился г-н де Вальженез. - К чему это ханжество?
   После нас хоть потоп!
   Банкир с самым серьезным видом возразил:
   - Вы, сударь, вольны поступать с именем своего отца, как вам заблагорассудится. Я же намерен позаботиться о чести и не собираюсь выставлять свое имя на смех. Имею честь сделать вам предложение.
   - Говорите, сударь, я вас слушаю.
   - Мне кажется, вы давно не выступали в палате пэров, не так ли?
   - Да, действительно... Однако какое отношение имеет палата пэров к занимающему нас вопросу?
   - Самое прямое отношение, в чем вы сейчас убедитесь. На днях было получено сообщение о Наваринском сражении.
   - Да, но...
   - Погодите. Завтра в палате должен рассматриваться вопрос о Турции и Греции, отложенный из-за выборов и последовавших за ними печальных особытий.
   - Кажется, припоминаю. Кто-то в самом деле просил слова по этому вопросу.
   - Вот я и предлагаю вам также попросить слова.
   - Куда же вы, черт побери, клоните? - нагло рассмеявшись банкиру в лицо, спросил молодой пэр.
   Тот сделал вид, что не заметил этой новой наглой выходки, и продолжал так же холодно и серьезно:
   - Вопрос о Греции имеет важное значение и огромный интерес, если рассматривать его со всех сторон. Из такой темы можно извлечь немалую выгоду. Я убежден, что, если вы дадите себе труд, вы сейчас же ухватитесь за эту возможнось и произнесете превосходную речь. Вы меня понимаете?
   - Признаться, меньше, чем когда-либо.
   - Я должен все объяснить?
   - Да.
   - Дорогой господин Вальженез! Я - горячий сторонник Греции. Я даже где-то что-то по этому поводу написал. Вы же еще не приняли по этому вопросу окончательного решения. Сделайтесь сторонником турков и нападите на защитников Греции.
   В общем, придумайте, как оскорбить меня по вопросу грекотурецких отношений, и так, чтобы я мог публично попросить у вас удовлетворения. Я на сей раз понятно говорю?
   - О, прекрасно! И как бы причудливо ни было ваше предложение, я принимаю его с радостью, раз вы так за него держитесь.
   - Так до завтра, сударь; после заседания я буду иметь честь прислать вам секундантов.
   - Зачем же ждать до завтра? Еще нет часа. Я успею поехать в палату и выступить сегодня.
   - Я не смел вам это предложить, так как предполагал, что сегодня вы заняты.
   - Да стоит ли со мной так церемониться?
   - Как видите, я этого и не делаю, раз соглашаюсь, - поспешил заметить г-н де Маранд и поклонился. - Однако вам следует поторопиться.
   - Я только прикажу заложить карету.
   - Вас могут опередить, слово предоставляется в порядке записи. Мы потеряем целых четверть часа, ожидая карету.
   - Предложите другой способ. Вы же не хотите, чтобы я пошел отсюда в Тюильри пешком, не так ли? Может быть, ваша карета ждет внизу и вы хотите предложить мне в ней место?
   - Я действительно собирался вам это предложить, - подтвердил г-н де Маранд.
   - Я с благодарностью принимаю ваше предложение! - подхватил г-н де Вальженез.
   И люди, готовые на следующий день перерезать друг другу горло, вышли из особняка, так сказать, под руку, словно друзья.
   Господин де Маранд снова увидел Камилла де Розана.
   Креолец выходил из экипажа.
   - Я уже во второй раз нынче имею удовольствие встретить вас почти на том же месте, - заметил банкир.
   - Ну, стало быть, и я так же, - отозвался Камилл. - Такие случайности имеют место во все времена, Мольер даже написал, кажется, на эту тему стихи:
   В этом месте мне везет, И так далее.
   - Если вы имеете что-нибудь сказать господину де Вальженезу, продолжал банкир, - поторопитесь, не то он вас опередит и сам скажет, что очень спешит.
   - Может, вы и впрямь пришли ко мне, дорогой друг? - спросил Лоредан, протянув Камиллу руку.
   - Ну конечно, - кивнул креолец и слегка покраснел.
   - В таком случае я очень сожалею: я ухожу, - сообщил Лоредан, усаживаясь в карету г-на де Маранда. - Но вы зайдите:
   сестра дома; надеюсь, вам будет приятно повидаться с ней не меньше, чем со мной. Прощайте или, вернее, до свидания!
   Лошади понеслись галопом.
   Спустя десять минут г-н де Вальженез вошел в палату пэров и попросил слова.
   X
   О речи г-на Лоредана де Вальженеза в палате пэров и о том, что за ней последовало
   Победа в Наваринском сражении, последняя реакция Европы против Азии, только что была куплена ценой шести лет нескончаемых сражений. Современные Эпаминондасы, Альцибиады, Фемистоклы удивляли весь мир. Казалось, они отыскали, подобно Тесею, тяжелые мечи своих отцов, сокрытые на полях Марафона, Левктра и Мантинея.
   После многих лет бездействия греки снова почувствовали вкус к независимости; повеяло французской революцией, и вся Европа воспряла ото сна. Греков воспевали Гюго и Ламартин, за них погиб Байрон. Их цель в каком-то смысле стала делом Франции, и их поражение причиняло огорчение, как радовали их победы.
   Но по мере того, как это чувство охватывало всю нацию, г-ну де Виллелю оно нравилось все меньше, а мы помним: он больше, чем кто бы то ни было, проявил враждебность к греческой революции.
   Когда г-н Лоредан де Вальженез, известный своими ультрароялистскими взглядами, попросил слова, половина или даже три четверти пэров, разделявшие мнение уважаемого пэра, в один голос закричали:
   - Говорите! Говорите!
   Вкратце перечислив основные этапы восстания, г-н де Вальженез стал под аплодисменты всего зала оплакивать страшные события, которые кое-кто превозносил как победу.
   - Тем не менее, - заявил он, - нам не в чем упрекнуть правительство большинства; из благородного чувства, восходящего еще ко временам Крестовых походов, оно допустило эту роковую коалицию против турок. Сдержим наш гнев, прибережем всю нашу суровость против тех, кто ее заслужил, кто из безумия или ради личной выгоды поддерживает революции в других странах, не имея возможности поднять бунт у себя дома. Я не хочу никого называть, - прибавил оратор, - однако имя одного известного банкира у всех на слуху. Известно, в какой кассе Революция черпает питающие ее сокровища. Итак, господа, пусть мне придется заплатить за это своей кровью, но я хочу спросить вас, так как меня волнует вопрос о недавнем бунте в Париже: уж не один ли и тот же человек субсидирует бунтовщиков Греции и парижских греков?
   Это противопоставление вызвало гром аплодисментов. Имя г-на де Маранда передавалось из уст в уста; в палате пэров банкира не любили: его стремительный взлет, неожиданное назначение в министерство финансов не противоречили сложившемуся о нем мнению. И теперь все были просто счастливы, что г-н де Вальженез публично его оскорбил.
   Впрочем, среди общего одобрения раздалось и несколько возражающих голосов.
   Генерал Эрбель перебил молодого пэра и с места выразил протест, требуя от г-на де Вальженеза взять назад свои слова, похожие на грубое оскорбление.
   - Ну и пусть будет оскорбление! - заявил в ответ г-н де Вальженез. Раз вы принимаете правду за оскорбление!
   - Но не может же быть, чтобы вы всерьез обвиняли господина де Маранда в субсидировании бунтовщиков с улицы СенДени! - воскликнул другой пэр.
   - Это ваши слова, сударь, а не мои, - вызывающе бросил г-н де Вальженез.
   - Иезуит! - пробормотал генерал достаточно громко для того, чтобы его услышали.
   Господин де Вальженез сейчас же подхватил это слово, он не рассердился, как можно было ожидать.
   - Если генерал полагает, что оскорбил меня, назвав иезуитом, - сказал молодой пэр, - он глубоко заблуждается. Это все равно как если бы я назвал его солдатом. Я не думаю, что он увидит в этом что-то для себя обидное.
   На этом дискуссия была закончена, и все перешли к повестке дня.
   Вернувшись около пяти часов домой, генерал Эрбель застал у себя г-на де Маранда.
   Банкиру уже рассказали об инциденте в палате и подробностях, его сопровождавших.
   При виде банкира генерал догадался о причине его прихода, он протянул ему руку и предложил сесть.
   - Генерал! - начал банкир. - Я с удивлением узнал, что господин де Вальженез меня, не называя правда, оскорбил в палате пэров. В то же время я с удовлетворением и гордостью узнал, что вы меня защищали. Получить оскорбление от господина де Вальженеза и поддержку от вас - вдвойне честь для меня. И я решил, не теряя времени, поблагодарить вас за участие.
   Генерал поклонился с таким видом, будто хотел сказать:
   "Я лишь исполнил свой долг".
   - Кроме того, - продолжал банкир, - у меня появилась надежда: раз вы встали на мою сторону, когда я вас не просил, вы вряд ли меня покинете, если я захочу ответить на полученное оскорбление.
   - Я к вашим услугам, дорогой мой господин де Маранд.
   Зная вас, как я знаю, я даже хотел, не дожидаясь вашего прихода, попросить от вашего имени удовлетворения у оскорбителя.
   - Я счастлив вашим вниманием, генерал, ведь это свидетельство того, как высоко вы меня цените.
   - Теперь скажите: вы знаете своего противника?
   - Очень мало.
   - Это молодой фат, не имеющий твердых убеждений.
   - О! - обронил г-н де Маранд, нахмурившись и придав своему лицу выражение ненависти, в которой его невозможно было заподозрить.
   - У таких типов, - продолжал генерал, - после ужина, как правило, мнение резко меняется.
   - Ну что же, генерал, - рассмеялся г-н де Маранд, - есть один способ помешать ему в этом.
   - Что за способ?
   - Уладить с ним все дела до ужина.
   Банкир вынул часы.
   - Сейчас только пять. Ужинает он не раньше половины седьмого. Если вы не против быть моим первым секундантом, давайте сядем в карету и отправимся на поиски второго. А по дороге обсудим условия поединка.
   - С огромным удовольствием, - отвечал генерал. - Боюсь только, что лошадей уже расседлали.
   - Не страшно! У меня карета, - сказал г-н де Маранд. - Улица Макон, дом номер четыре, - приказал он кучеру.
   - Улица Макон? - повторил генерал, недоумевая, что это за улица.
   Карета помчалась вперед.
   - Где, черт побери, мы находимся? - спросил генерал, когда карета остановилась у двери Сальватора.
   - Мы приехали туда, куда я приказывал кучеру нас отвезти.
   - До чего отвратительная улица!
   Он окинул взглядом дом.
   - Нам сюда? - спросил граф Эрбель.
   - Да, генерал, - улыбнулся г-н де Маранд.
   - Отвратительный дом!
   - Что делать?! Именно в этом доме и на этой улице живет один из самых честных и отважных людей.
   - Как его зовут?
   - Сальватор.