Ордубади Мамед. Тавриз туманный

   Мирза-Ахмед кончил. В своих речах все последующие ораторы подтвердили его слова. Но никто не сказал, как выйти из настоящего положения?
   Что касается меня, я находился в Тавризе всего несколько часов, и мне было трудно определить положение со слов двух-трех лиц. Вот почему надо было повидаться с Ниной и узнать о намерениях консульства. Не желая, однако, чтобы наше первое заседание прошло безрезультатно, я решил высказать свои взгляды и поделиться впечатлением, вынесенным из слов некоторых товарищей.
   - Я буду краток, - начал я, - так как сведения мои весьма ограничены. Прежде всего, я хочу остановиться на вооруженных силах Саттар-хана и Багир-хана. В настоящее время революция не нуждается в вооруженных силах. Содержание такой силы и содержание ее отдельно от правительственных армий может быть истолковано как демонстрация, тогда как эта ничтожная сила нуль, по сравнению с русской оккупационной армией. Тот факт, что эти силы разрознены и сосредоточены в руках Багир-хана и Саттар-хана, создает беспорядки, а это дает царскому правительству самый удобный предлог. Мы должны в категорической форме переговорить с Саттар-ханом и Багир-ханом и предложить им распустить вооруженные силы или передать их в распоряжение правительства, так как, рано или поздно, одно из двух событий неминуемо. Вооруженные силы будут разоружены или царской оккупационной армией или правительством. А этим, с одной стороны, будет нанесено оскорбление руководителям вооруженных сил - Саттар-хану и Багир-хану, и с другой - мы потеряем оружие, принадлежащее революции. Вот почему я предлагаю обратиться к Саттар-хану и Багир-хану и указать им на необходимость в срочном порядке или разоружить свои отряды или уменьшить их численность. Если слух о назначении Мухбириссалтане главой Тавризского правительства верен, то, пока не произошла смена власти, необходимо договориться с нынешним правителем Иджлалульмульком и заново сформировать бездействующую Тавризскую незмие. Во что бы то ни стало, надо заставить Иджлалульмулька согласиться на назначение Амир Хашемета начальником незмие, так как после приезда в Тавриз Мухбириссалтане сделать это не удастся. Если мы добьемся этого, мы сможем под видом чинов незмие снова вооружить расформированные Саттар-ханом и Багир-ханом отряды. И тогда царский консул найдет не дезорганизованные отряды муджахидов, а дисциплинированное правительственное незмие. Что касается вопроса о наказании бежавших из Тавриза в Неймат-Абад духовных лиц, то это дело местного правительства. Раз настоящее правительство правительство конституционное, раз оно правительство законное и рожденное революцией, то и борьба с врагами революции дело его. По-моему, вожди революции выполнили свой долг, теперь они должны сложить оружие и не вмешиваться в дела правительства. Если когда-либо это потребуется, взяться за оружие не трудно. Там, где мы можем под видом незмие держать до пятисот вооруженных, в отдельных мелких отрядах нет нужды.
   Переходя затем к вопросу об обложении сбором транспорта, курсирующего на шоссе Тавриз-Джульфа, я сказал, что это серьезная ошибка. Раз центральное правительство не поставило вопроса о ликвидации старых льгот и концессий, то нам не следует вмешиваться в дела Джульфа-Тавризской дороги, являющейся царской концессией. Сейчас мы должны заняться не вопросом о ликвидации старых, а вопросом о прекращении предоставления новых концессий и льгот в дальнейшем.
   Мы должны также пересмотреть свое отношение к Энджумену, ибо Энджумен не есть организация.
   Партия должна контролировать действия Энджумена и руководить ими.
   Если местный Энджумен допустит ошибку и изменит делу проведения в жизнь постановлений конституционного правительства, тогда партия обязана проявить решительность.
   Есть один путь к усилению влияния партии в Энджумене и подчинению его партийному руководству.
   Все наши старания должны быть направлены на проведение в Энджумен испытанных членов партии и усиление там нашего влияния.
   Вопрос об укреплении влияния партии на широкие массы и привлечении в нее новых членов должен стать неотложнейшей, повседневной задачей партии.
   В вопросах гражданского управления царский консул должен считаться с местным правительством, а последнее - считать себя ответственным перед конституционными законами и действовать согласно инструкциям центрального правительства.
   Одной из главнейших задач партии является создание в ней единства и борьба с вредными идеями, выдвинутыми отдельными членами партии. Как пример можно указать на вопрос об отделении Азербайджана от центра. Эта идея всецело принадлежит царским дипломатам. Мы должны повести решительную борьбу с такими настроениями.
   Пока в центре не возникла реакция, пока не разрешены и не удовлетворены политические и экономические интересы азербайджанцев - до тех пор партия будет стремиться сохранить самую тесную связь с центральным правительством. Если же реакция назреет, Азербайджан, как это имело место прежде, сумеет оказать влияние на центр.
   Затем я перешел к вопросу о будущих взаимоотношениях с Багир-ханом и Саттар-ханом.
   Наряду с признанием заслуг Саттар-хана и Багир-хана перед революцией, все азербайджанцы должны не упускать из виду одного, что оба они устали, что они нуждаются в длительном отдыхе. Без сомнений, центральное правительство, учтя все это, должным образом наградит обоих героев и обеспечит их на всю жизнь.
   Нам не следует быть равнодушными к тому, как они тратят свою огромную энергию на мелкие третьестепенные дела и возглавляют небольшие отряды башибузуков.
   В будущем они еще понадобятся иранскому народу своей энергией, героизмом и авторитетом.
   В настоящее время, будучи членами иранской социал-демократической партии, одновременно они до известной поры должны не оружием, а словом и советами служить своему народу.
   После моих разъяснений воцарилось глубокое молчание. Несколько минут каждый занялся стоящим пред ним чаем и кальяном.
   Наконец, слово взял Мирза-Махмуд Мучтеид.
   - Я нахожу, что нам следует принять предложение товарища. Я вполне одобряю мысль о замене вооруженных сил незмие и беру на себя добиться согласия Иджлалуль-мулька. Если по этому случаю понадобится сделать какой-либо подарок, я это сделаю сам. Но от переговоров с Саттар-ханом и Багир-ханом я отказываюсь. Ни одно из предложений товарища передать им нельзя, да они и не согласятся с этим. Багир-хан даже может двинуть на нас свои вооруженные силы.
   Снова все молчали. Это молчание доказывало согласие присутствующих с точкой зрения Мирза-Махмуда.
   - Переговоры с Саттар-ханом и Багир-ханом я беру на себя, - сказал я. Если сейчас они и не согласятся, будущее вынудит их на это.
   Вопрос о сохранении и сокрытии огромного количества доставшегося нам в наследие от революции оружия и взрывчатых веществ снова вызвал всеобщее молчание.
   Никто не хотел взяться за это дело.
   Одним из вопросов, поставленных на обсуждение, был вопрос о поддержании народного духа.
   Мы решили возложить это на духовенство и ораторов.
   Затем выступил Амир Хашемет. Он представил список оружия и взрывчатых веществ.
   1. 2 тысячи винтовок русского образца.
   2. 1500 наганов русского образца.
   3. 700 револьверов различных систем.
   4. 3000 винтовок различных систем.
   5. 500 тысяч патронов.
   6. 500 ручных гранат.
   7. 1 000 капсюлей для бомб.
   8. 40 пудов гильз.
   Кроме того, выяснилось, что имеется огромное количество взрывчатых веществ. Несомненно, когда-нибудь царский консул потребует у местного правительства сдачи такого огромного количества оружия и, в частности, оружия, принадлежащего царской армии.
   Обсуждение этого вопроса мы решили отложить до следующего заседания, где товарищи должны были высказать свои взгляды.
   Мы вынесли постановление возможно чаще менять места сходок, так как постоянные встречи в одном месте могли возбудить подозрения шпионов царского консула.
   По окончании заседания некоторые из товарищей пригласили нас к себе на обед.
   Так как я должен был побывать в конторе Мешади-Кязим-аги, а оттуда отправиться к Нине, я отказался.
   Мешади-Кязим-ага ждал меня в своей конторе.
   Он снова выразил радость по поводу того, что я остановился у него.
   - Дом, в котором вы живете, принадлежит вам, - сказал, между прочим, Мешади-Кязим-ага. - Мы его выстроили для нашего племянника, но он погиб во время революции. Теперь вы заменяете нам его. Дом и всю обстановку считайте своими. Я прошу вас, в чем бы вы ни нуждались, сказать нам, и мы постараемся тотчас исполнить все ваши желания. Прошу ни в чем не стеснять себя. В своем письме Мешади-Саттар-ага поручает вас нашим заботам. Но и без того мы питаем к вам глубокую симпатию и уважение. Я знаю вас давно. Мы приготовили для вас и повара и прислугу. Наш дом расположен сейчас же за вашим. Мы с вами соседи.
   - Очень вам признателен. Действительно, я чувствую себя, как дома. Гусейн-Али-ами и его жена Сария-хала очень славные и исполнительные люди. Я бы просил оставить их.
   - Вы еще не знаете Гусейн-Али-ами, - засмеялся Мешади-Кязим-ага. - Это интереснейший собеседник. Он бывший садовник Музаффереддин-шаха и его сына Мамед-Али-Мирзы. И он и его жена - испытанные, верные люди. Мешади-Саттар-ага пишет о деньгах, но он мог бы и не делать этого. Деньги к вашим услугам. Когда бы и сколько бы ни понадобилось, дайте только знать, и ребята занесут вам, - закончил он.
   Я поблагодарил.
   - Пока ничего не нужно, в дальнейшем же, когда работа развернется, я сообщу вам, - добавил я.
   ВСТРЕЧА С НИНОЙ
   Получив рано утром мое письмо, Нина осталась дома и не пошла на работу в консульство. Более часа она просидела у Тахмины-ханум в ожидании меня. Придя к ней, я застал там Тахмину-ханум и ее дочерей. Нина, увидев меня, словно не верила своим глазам. Окинув меня быстрым взглядом, она закрыла лицо руками. Это было верным признаком того, что она собирается плакать. Жест этот хорошо был известен Тахмине-ханум и ее дочерям, и они незаметно вышли в другую комнату.
   Все существо Нины содрогалось от рыданий. Я гладил ее волосы и старался мягко отвести от лица ее руки. По всему моему телу разливалась горячая волна любви и признательности.
   "Почему, умея все понять и изучить, я не могу постигнуть тайны женского сердца? - думал я в эти мгновения.- Почему поэты и даже некоторые философы и мыслители Востока упрекают женщин в неверности и даже несправедливо ставят их ниже животных? Разве эта судорожно рыдающая передо мной женщина не является ярким образцом женской верности и постоянства?!"
   Углубившись в эти мысли, я не заметил, как руки Нины очутились в моих руках.
   - Плакать незачем, - сказал я. - Друг мой, я снова в Тавризе. Вместе с тобой мы будем работать над осуществлением нашей заветной, святой цели. Мы снова заживем веселой, счастливой жизнью; молодость снова покажет нам свое смеющееся, ликующее лицо, и, забыв горечь временной разлуки, мы сделаем все, чтобы создать всеобщее счастье.
   Выдернув свои руки из моих, Нина обняла меня.
   - Я не верила, что ты снова вернешься в Тавриз. Теперь я убедилась, что романисты зря забивают женщинам головы ложными понятиями о неверности, непостоянстве и вероломстве мужчин, - проговорила она дрожащим голосом. - И даже я сама после твоего отъезда начала верить им.
   - Несомненно, романист, внушающий такой ложный взгляд на мужчин, женщина, постоянно донимающая своего мужа ссорами и упреками и доводящая его до бегства. Ты прочла ее роман и захотела поверить ей, - сказал я, желая рассмешить и позабавить Нину. - Мой милый друг, писатели и даже некоторые философы и мыслители часто определяют характер человека не в результате изучения его психологии, а по своей мерке. Но если суждения писателей и психологов о различных людях расходятся друг с другом, мнения и взгляды двух искренних друзей могут и должны совпасть. Думаю, что мы очень хорошо знаем друг друга. И тут нам ничем не помогут ни взгляды романистов, ни определения ученых психологов, ни запутанные рассуждения философов. Плакать совершенно не к чему. Мой приезд не носит временного характера. Он только еще больше укрепит нашу дружбу, сделает ее прочной. А теперь расскажи о себе.
   - Положение крайне тяжелое. Я говорю не о себе, сама я лично ни в чем не нуждаюсь. Главная причина моей тревоги - это отсутствие какого-либо поля деятельности.
   - Поле деятельности огромное. Мы это наладим. Работы будет по горло.
   - В Тавризе все перепуталось, - начала рассказывать Нина. - В результате бездеятельности местных властей, Саттар-хан и Багир-хан организовали каждый свое правительство. В районах Ардебиля, Сэраба и Эхара царит полная анархия. Рахим-хан, снабжаемый русским оружием, разоряет деревни Карадага. Гоч-Али-Султан громит деревни, расположенные по Джульфа-Тавризскому шоссе, и нападает на проходящие по дорогам караваны. Все это вместе взятое облегчает захватнические планы царских колонизаторов в отношении Азербайджана. На днях Имам-Джума и мучтеид Мирза-Гасан послали в царское консульство официальное письмо с просьбой принять их под покровительство царя. Консул сообщил об этом русскому послу в Тегеране. Люди Саттар-хана облагают налогами и разоряют деревни, принадлежащие лично Мамед-Али-шаху, и этим подрывают престиж Саттар-хана в народе.
   Царский консул всячески содействует усилению беспорядков, старается показать массам, что конституционное правительство, занявшись грабежами, не способно управлять страной; в глазах масс выставляет народных героев грабителями и разбойниками. Никто этого не понимает, а если и понимает, не может помешать этому. Сейчас многие в Тавризе сидят сложа руки. Они думают, что кажущаяся бездеятельность царского правительства будет длиться вечно. Вожди тавризской революции не предполагают, что в царском консульстве шьют для них саваны.
   Несколько дней тому назад здесь горячо обсуждался вопрос о назначении Мухбириссалтане главой тавризского правительства. Царское правительство было несогласно с этим назначением, так как в бытность в Тавризе Мухбириссалтане не сумел выказать себя русофилом. Но, судя по разговорам в консульстве и по тому, что англичане не поддерживают русскую точку зрения, царское правительство вынуждено будет согласиться на назначение Мухбириссалтане.
   Сейчас в русском консульстве составляют списки духовных лиц, поддерживающих революцию. Ассигнована особая сумма для привлечения их на сторону царского правительства. Имеется много таких лиц, которые примкнули к революции с определенной целью и которые сейчас, несмотря на то, что революция победила в центре, начинают появляться у консульства. Революция и в Тавризе должна показать себя, вернуть себе свей былой авторитет.
   Я с большим вниманием слушал Нину. Она говорила о необходимости укрепления революции, но не указывала, какими путями добиться этого. Я счел необходимым разъяснить ей это.
   - Дорогой друг! - сказал я. - Революционных кадров в Иране слишком мало, настолько мало, что, если они и будут действовать со всей энергией, они не сумеют возглавить революционное движение масс и справиться с задачами, стоящими перед ними. Это первый недостаток. Второй недостаток заключается в том, что во главе революционного движения стоят лица с различными взглядами на основной вопрос революции - вопрос о власти. Несчастье Ирана в том, что революция не поставила вопроса об образе правления в стране. В продолжение трех лет вожаки революции вели борьбу против личности Мамед-Али-шаха, они не осмеливались и не хотели ставить вопроса об изменении существующего образа правления. Революционная власть в Тегеране сосредоточена в руках крупных и мелких феодалов, духовенства и купечества. Иранские социал-демократы, на словах называя себя революционными марксистами, на деле настроены соглашательски, насквозь пропитаны духом национализма и монархию свергать не собираются. Они защищают сейчас свои личные интересы. Все эти особенности иранской революции учат нас одному: в Иране необходимо создать новые революционные кадры. И эти кадры должны быть созданы не из среды нынешней аристократичной по внешности и по характеру демократии, их надо искать и найти среди рабочих и трудящихся. В Тавризе сколько угодно неорганизованного пролетариата, десятки тысяч рабочих, выделывающих ковры и ткани. Одним словом, следует сказать, что у иранского рабочего и иранского трудящегося есть революционные взгляды, но нет людей, которые могут направить революционное движение по пути классовой борьбы. Нынешним же вождям на этот путь стать не выгодно.
   Весьма серьезное значение приобретает вопрос о крестьянстве. В настоящее время вожди революции крепко держат его в своих руках, так как сами они являются помещиками. Большинство нынешних вождей революции хозяева и господа миллионов иранских крестьян, живущих в условиях жестокого крепостничества. Вот почему в Иране убийцы вождей крестьянского движения могут чувствовать себя совершенно безнаказанно*.
   ______________ * В декабре 1907 года в Иранской Джульфе крестьяне Шуджи и Гергера подняли восстание против помещиков. Помещик Ага-Рза убил главаря повстанцев Хакверди. Однако в отношении убийцы не были приняты меры...
   Вот почему иранская революция должна, прежде всего, поставить вопрос об изменении существующего образа правления. Аграрный вопрос может быть разрешен лишь после свержения нынешнего образа правления и создания подлинно демократического строя.
   Мы долго еще говорили с Ниной на эту тему. Наконец, перейдя к личным вопросам, я спросил ее:
   - Ну, а как Меджид, вырос, стал большим мальчиком?
   - Меджид спит, он должен скоро проснуться. Моя привязанность к нему растет день от дня. Постепенно он все больше и больше начинает походить на свою мать, несчастную Зейнаб-баджи. Если есть что-либо, занимающее Меджида, - это желание узнать твое имя.
   - Сейчас меня зовут Абульгасан-беком, - ответил я.
   - Правда?! - воскликнула она, окидывая меня изумленным взглядом.
   - Посмотри, вот и мой паспорт, - сказал я, протягивая ей паспорт с моей фотокарточкой и добавил. - Теперь ты можешь сама в этом убедиться.
   - Да, но как же станет жить настоящий владелец паспорта?
   - А он будет жить в России под моим именем. А теперь скажи, как вы ладите с домохозяином Минасяном?
   - О, Минасян прекрасный человек, но я должна переехать от него, там слишком многие знают тебя.
   Проговорив это, Нина взглянула на меня; она ждала моего ответа.
   - Ты права. Я устроился на Раста-кюче. Подыщу поблизости помещение и перевезу тебя.
   - Ты должен поторопиться с этим. Скажи, можно сообщить Ираиде о твоем приезде?
   - Конечно, можно! Разве она не принимает меня за купца?! Ты скажешь, что я путешествовал и теперь вернулся.
   Затем я рассказал Нине, что приехал вместе с товарищем Алекбером. Нина выразила желание встретиться с ним.
   СВИДАНИЕ С САТТАР-ХАНОМ
   На совещании, созванном в доме Мирза-Ахмеда Сухейли, мне было поручено повидаться с Саттар-ханом. Положение с каждым днем ухудшалось, и потому встретиться с сардаром следовало торопиться. Отправляться к Саттар-хану на дом было опасно. Подготовляя серьезные события, царский консул установил слежку за всеми, кто был связан с Саттар-ханом. Вот почему мне не следовало ходить к сардару и попадаться на глаза шнырявшим вокруг его дома шпионам. По настоянию товарищей, встреча должна была состояться на званом ужине, в доме одного из товарищей. Вскоре званый ужин был организован.
   Надо было помешать герою революции углубить допущенные им ошибки, убедить его отказаться от неправильной тактики. Сардару было сообщено о моем приезде и желании повидаться с ним.
   В одиннадцать часов вечера я отправился к Бала-Таги. У ворот дома я увидел нескольких вооруженных, державших под уздцы лошадей, и решил, что сардар явился раньше меня.
   Войдя в зал, я заметил, что Саттар-хан не один. Рядом с ним сидел Багир-хан.
   По правде, поступок Бала-Таги мне не понравился. Если бы он заранее предупредил меня, что хочет пригласить на ужин и Багир-хана, я б никогда не дал на это согласия, так как говорить при Багир-хане было нельзя. Несомненно, он постарается повлиять на Саттар-хана и помешать нашим переговорам.
   Увидев меня, Саттар-хан крайне обрадовался. Он встал с места, пожал мне руку, поцеловал меня. После этого я подошел к Багир-хану и хотел поздороваться с ним. Он поднялся и, подражая Саттар-хану, тоже поцеловал меня.
   На ужине, кроме Саттар-хана, Багир-хана, домохозяина и меня, никого не было.
   Разговор начался под бульканье воды в кальянах и звон ложек в стаканах.
   Первым заговорил Саттар-хан.
   - Почему вы медлили с исполнением поручения, возложенного на вас в доме Мирза-Ахмеда Сухейли?
   Очевидно, Саттар-хану успели сообщить содержание разговоров, имевших место на совещании. Ему было известно и то, что я взялся повидаться с ним и обсудить нужные вопросы. С первых же слов он намекнул на это.
   Я знал, что Саттар-хан человек прямой и чистосердечный, и он знал меня таким. Саттар-хан ждал моего ответа.
   - Чтобы выполнить поручение, данное мне в доме Мирза-Ахмеда Сухейли, начал я, - недостаточно было только встретиться с сардаром. Прежде всего следовало ознакомиться с положением в консульстве и разузнать, какого мнения придерживаются там относительно образа действий сардара...
   - Какого же мнения придерживается царский консул? - спросил Саттар-хан, перебивая меня.
   Бояться и затушевывать истину не следовало, и потому, не колеблясь, совершенно откровенно, я продолжал:
   - Царский консул следит за вашим образом действий с большим удовлетворением.
   - Царский консул доволен нашими действиями? - вынув изо рта трубку, спросил Саттар-хан. - Да этому и ребенок не поверит.
   - Да! Ваши поступки вполне отвечают планам царских дипломатов.
   - Нет, друг мой, вы несколько ошибаетесь, - вступил в разговор Багир-хан. - И мы, и наши вооруженные силы ненавистны царскому консулу.
   - Разрешите я поясню свою мысль. Действия Гоч-Али в районе Джульфа-Тавризского шоссе создали благоприятную почву для вмешательства русских в дела Азербайджана. Я спрашиваю, почему оккупационная армия генерала Снарского заняла Азербайджан? Под каким предлогом было это сделано? "Тавризская революция создала в стране смуту, в стране нет порядка, нет законов", - заявили царские колонизаторы. Вот почему англичане дали согласие на занятие русскими Тавриза и на то, чтобы они водворили в стране порядок. В настоящее время действия отрядов Гоч-Али Султана, господина сардара и господина салара снова дают царским дипломатам удобный предлог для оккупации.
   - Кто смеет так рассуждать о наших вооруженных силах? - спросил Багир-хан.
   - Мы перейдем и к вопросу о вооруженных силах, - сказал я, не отступая перед угрозой. - А пока поговорим о сборах, которыми обложили транспорт, обслуживающий Джульфа-Тавризскую шоссейную дорогу. Раз центральное правительство не отменило иностранных концессий, мы не вправе отменять привилегий, предоставленных царскому правительству. Разве это не будет расцениваться, как ущемление интересов царского правительства?