Ордубади Мамед. Тавриз туманный

   - Большое спасибо! - растроганно поблагодарил я. - Мы хотим дать тебе поручение. Товарищи решили попросить тебя выехать в Савудж-булаг, чтобы ты ежедневно мог сообщать, что там происходит. Поедешь не один, нужно подобрать еще человек восемь. Сведения будешь посылать через наших людей, посторонним ничего не поручай. Кроме того, ты должен вести пропаганду среди муджахидов. Им надо разъяснить, что тавризские революционеры в этом движении не участвуют, ибо оно противоречит интересам народа. Гаджи-Мирза-ага Биллури и Кербалай-Гусейн действуют против воли и решений партии. Необходимо, чтобы все муджахиды, прибывшие из Стамбула, поняли, что движение это, в котором они слепо участвуют, ведется в интересах Турции и Германии и направлено против России. Уверения их руководителей, что они идут освобождать Тавриз, лживы, этот поход принесет новые страдания азербайджанскому народу. Отряды, сформированные Мирза-агой из всякого сброда, разграбят и опустошат Тавриз. Мы предвидим такую возможность, и поэтому вооружили всех, способных сражаться, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Тем, кто захочет перейти на нашу сторону, выдай по десять туманов, а список их пришли нам.
   Мешади-Кязим-ага выдал Тутунчи-оглы деньги, и тот ушел подбирать себе спутников. В шесть часов утра они должны были выехать из Тавриза.
   * * *
   Часа в три вернулся Гасан-ага. Он рассказал много интересного. Оказалось, что раньше всех покинул город губернатор. Неизвестно, переселился ли он в Баба-баг или в Нематабад. Почти всех слуг и нукеров он оставил здесь, взяв с собой лишь несколько человек.
   - А сестру он тоже увез?
   - Я ее не видел, а спросить было не у кого.
   Не успел Гасан-ага умолкнуть, как послышался стук в наружную дверь. Через несколько минут вошел слуга и доложил о приходе Махру-ханум. Я никак не мог поверить, что в такую тревожную ночь она решилась выйти из дому. Поэтому как только она переступила порог, я спросил:
   - Как вы не побоялись так поздно идти одна по улице?
   - Оставаться дома еще опаснее, - ответила она дрожащим голосом. Сардар-Рашид уехал. По-моему, он сделал это не со страху. Он задумал что-то неладное. Он долго уговаривал меня, умоляя ехать с ним. В конце концов он направил на меня дуло револьвера. Но я не поддалась ни уговорам, ни угрозам. А оставаться дома тоже рискованно. Там такая неразбериха! От его ардебильских нукеров покоя нет, они такие же наглецы, как и их хозяин. Для них что мать, что сестра, что гулящая девка - все равно. Поэтому я решила бежать к вам.
   Немного успокоившись, она показала мне копию телеграммы, которую Сардар-Рашид перед самым отъездом послал в Тегеран.
   "Гаджи-Самед-хан въехал в Тавриз. В городе начались волнения и эксцессы. Вынужден уехать. Подробности сообщу дополнительно".
   В течение трех дней велись переговоры между Тегераном и Тавризом. Садр-азам Мустафил-Мамалик и министр иностранных дел Ирана заявили императорскому послу в Тегеране Эттеру протест против возвращения Гаджи-Самед-хана и действий наместника Кавказа, квалифицируя их как прямое вмешательство во внутренние дела Ирана. Министр иностранных дел России Сазонов вынужден был ответить, что приезд Гаджи-Самед-хана в Тавриз ничего общего с внутренними делами не имеет, что он вернулся в качестве царского офицера и будет направлен на турецкий фронт. Одновременно он предложил русскому консулу в Тавризе немедленно направить Гаджи-Самед-хана в район военных действий для того, чтобы он, возглавив русские воинские части, выбил турок из Савудж-булага.
   Для исполнения этого приказа Гаджи-Самед-хан выехал в Марагу. Ему было ясно, что выбить турок с занятых ими позиций с имеющимися в его распоряжении русскими войсками невозможно. Надо было привлечь на помощь местных ханов и беков. И он послал к ним гонцов, требуя, чтобы в недельный срок они прибыли в Марагу с вооруженными отрядами.
   Отъезд Гаджи-Самед-хана немного разрядил обстановку в Тавризе, но этого было недостаточно. Нужно было установить в городе полный порядок, чтобы обеспечить войскам прочный тыл. Исходя из этих соображений, консул обратился к Сардар-Рашиду с письмом:
   "Для исполнения возложенных на него обязанностей Гаджи-Самед-хан выехал в Марагу. Вашему превосходительству надлежит вернуться в Тавриз и продолжать управлять страной. Вам необходимо обратиться к тем, кто поддавшись ложной тревоге, опасаясь мести Гаджи-Самед-хана, покинул город. Ваши заверения несомненно успокоят всех паникеров, они вернутся домой, и в Тавризе будет восстановлен порядок. Ваше превосходительство должен убедить тавризцев, что царское правительство вовсе не стремится вмешиваться во внутренние дела Ирана. Наша цель - защищать суверенитет и независимость иранского государства, охранять честь и имущество граждан".
   Сардар-Рашид не замедлил откликнуться на это приглашение.
   ПЛАН ОБОРОНЫ
   Через несколько дней после описанных событий мы созвали общее собрание. Необходимо было выработать план обороны, если турки подойдут к городу, и организовать вооруженные отряды. Эти вопросы мы обсуждали уже несколько раз, но никак не могли прийти к соглашению. Многие члены партии считали, что нет необходимости в организации оборонительных отрядов, даже говорили, что и на этом собрании мы ничего не решим.
   Совещание открыл я. Прежде, чем говорить о том, для чего мы собрали почти всех членов тавризской организации, я проанализировал последние события, разыгравшиеся в Азербайджане. Когда я коснулся предательской политики Сардар-Рашида, со всех сторон посыпались реплики:
   - Выдумки!
   - Нет никаких оснований говорить так!
   - Это так же далеко от истины, как небо от земли!
   - Провокация!
   - Злопыхательство!
   - Клевета!
   Я хладнокровно выслушал все эти выкрики, и когда стало тихо, продолжал:
   - Дорогие товарищи! Вот уже семь лет я работаю с вами. Кто-нибудь из вас может указать хотя бы на один конкретный случай, когда я наговаривал на кого-нибудь или, как здесь говорили, занимался клеветой? Не стесняйтесь, изобличите меня, если вы что-либо знаете. Говорите! Я жду. Все заговорили разом:
   - Нет, ничего подобного мы о тебе не слыхали!
   - Надеюсь, не услышите и в дальнейшем. Теперь прошу внимания. Все, что я сказал о Сардар-Рашиде, я могу подтвердить документами, которыми мы располагаем. Вот, пожалуйста! - с этими словами я вынул из портфеля несколько писем. - Это письмо адресовано германскому консулу, это русскому, а вот еще одно, оно написано Гаджи-Мирза-аге Биллури. Разрешите зачитать их.
   Все молчали.
   - Вот вам подлинное лицо этого "отважного сына Ирана", которого вы так величаете! Полюбуйтесь! - закончил я.
   Все, кто высказывался против предложений Революционного комитета, вынуждены были замолчать. Собрание утвердило, наконец, план обороны Тавриза.
   * * *
   Когда я пришел домой, было уже около часа ночи. Нина знала, что мы собираемся якобы для траура по имаму Гусейну. Поэтому едва увидев меня, она сказала:
   - Как видно, сегодняшнее траурное собрание было особенно торжественное. Ты даже раскраснелся. Не сомневаюсь, что ты "плакал" навзрыд.
   - Ты права, Нина. Собрание было бурное, зато мы одержали победу.
   - Боюсь, что все это напрасно. Самое страшное для меня то, что я могу потерять...- толос ее прервался.
   - Что потерять?
   - Больше всего я боюсь потерять тебя! - сказав это, Нина горько заплакала.
   До этой минуты я никогда не видел ее в таком состоянии. В самые тяжелые дни, когда опасность стучалась к нам в дверь, Нина не теряла присутствия духа.
   - Ты что-нибудь узнала? Что случилось?
   - Разве мало случилось за последние дни?
   - Не волнуйся, дорогая! Все эти события нас не касаются, в нашей жизни ничего не изменится.
   - Сардар-Рашид сейчас самый влиятельный человек, - продолжала она, и слезы дрожали в ее голосе. - Он тебя ненавидит и при первой же возможности постарается убить. Что тогда со мной будет?
   - Будем надеяться, что такая возможность никогда не представится ему.
   - Ты наивный человек. Сардар-Рашиду сегодня ничего не стоит привести в исполнение его давние замыслы.
   - Поверь, Нина, мы не такие слабые, как тебе кажется. Да и Сардар-Рашид не так уж силен. Не обращай внимания на пустые разговоры, что ведутся в консульстве.
   - Мы должны были покинуть Тавриз, когда не стало Саттар-хана, но ты меня не послушался. Ну, скажи, почему мы тогда не уехали? - упрямо твердила она свое.
   - Ты же знаешь, для меня главное в жизни - борьба за счастье, за свободу угнетенного и обездоленного народа.
   - Да, да. А ты слышал, что замышляет Сардар-Рашид?
   - Да, Нина! Но ему не удастся даже волосок тронуть на твоей голове. Уверяю тебя, он своей цели не добьется.
   Видимо, Махру рассказала Нине о замыслах Сардар-Рашида, поэтому она была так встревожена и расстроена. Мы оба понимали, что Сардар-Рашид сможет осуществить свои гнусные планы только в том случае, если турки победят и посадят всех демократов, в том числе и меня за решетку.
   Мне хотелось рассеять тревожные думы Нины, успокоить ее.
   - Я знаю, о чем ты думаешь. Не беспокойся, дорогая. Наши враги мечтают захватить Тавриз, но неизвестно, что у них получится. Будущее покрыто мраком. Самый искушенный дипломат не может в точности определить ход событий. Мы ведем борьбу. Сегодня фортуна улыбается им, а завтра непременно улыбнется нам. Надо только иметь крепкие нервы и не терять голову. Склоняется перед судьбой тот, кто поддается панике. Пусть не пугает тебя сегодняшний успех Сардар-Рашида. Он недолговечен, как мыльный пузырь. Всего несколько дней назад он сам бежал из Тавриза, теперь его вернули, но неизвестно еще, сумеет ли он надолго удержать власть.
   Кажется, Нина немного успокоилась. Слезы высохли, глаза мягко светились. Она вышла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок, а я задумался над тем, как лучше организовать оборону города. Несмотря на все ободряющие слова, которые я только что говорил Нине, на душе у меня было тревожно. Времени у нас было в обрез. Сражение под Савудж-булагом долго продолжаться не могло.
   ПАНИКА
   Весь город был объят ужасом. Кучки встревоженных горожан, шепотом рассказывавших друг другу о зверствах и жестокостях турок, все время собирались на улицах.
   Многие состоятельные семьи покинули Тавриз. С каждым днем беженцев становилось все больше. В автомобилях, на фаэтонах и даже арбах, нагруженных до отказа, они ехали в Джульфу, а оттуда дальше - в Россию.
   Караваны опасались выходить на дороги, прекратился подвоз продовольствия. Купцы, старались припрятать продукты, запечатали закрома. Русские подданные, до сих пор под покровительством царского правительства занимавшиеся торговлей, закрывали свои лавки, а то и вовсе уезжали, уходили из города. Цены на рынках поднялись неимоверно высоко, населению грозил голод.
   Революционный комитет, занятый организацией обороны, вынужден был принять срочные меры, чтобы предотвратить продовольственный кризис. Вместе с товарищем Алекпером я убеждал немногих купцов, состоявших в партии, не впадать в панику и продолжать торговлю. С большим трудом нам удалось уговорить их. Все отказывались, ссылаясь на то, что наш ближайший друг Мешади-Кязим-ага тоже закрыл свою контору. Необходимо было в первую очередь уломать упрямого старика. Последние дни он сидел дома, уныло глядя в одну точку, словно справлял траур по близкому родственнику.
   Я отлично понимал, о чем он горюет: он опасался разгрома своих амбаров, доверху набитых товарами. Я решил поговорить с ним.
   - Что вы так пригорюнились, ага?
   - Да так... сам не знаю...
   - Что значит "так"? Не без причины же вы расстроились? О чем вы думаете?
   - Я ведь революционер, как же не задумываться? Можно ли быть спокойным в такое тяжелое время?
   - Поклянитесь, что вас беспокоят только судьбы революции.
   - Вот это да! Если мы не будем верить своим товарищам по оружию, кому же можно доверять?
   - Я вам верю, а вы мне?
   - Клянусь торжеством революции, вам верю, как самому себе.
   - Если так, выслушайте меня и успокойтесь: даже в случае вторжения турок в Тавриз вы не потеряете ни гроша!
   Мешади-Кязим-ага почесал концом своего чубука затылок и многозначительно посмотрел на меня.
   - Что ж, охотно поверил бы этому, но...
   - Клянусь жизнью ваших сыновей, я говорю серьезно, а не просто ради того, чтобы уговорить вас.
   - Да здравствует революция! Все мое состояние я готов отдать вам и Нине-баджи. А их вы видели?
   - Кого это их?
   - Ну их... да...
   - У них нет имен, что ли?
   Мешади-Кязим-ага посмотрел на меня, потом на товарища Алекпера. Я понял, что он хотел говорить со мной наедине.
   - Ничего, ничего, от товарища Алекпера у меня нет тайн.
   Мешади-Кязим-ага помялся еще немного, но в конце концов заговорил:
   - Женщина, которая живет в армянском квартале со своими дочерьми... Они решили уехать. Не знаю как быть?
   - Откуда вы это узнали?
   - Вчера она прислала мне письмо.
   - И что же вы ответили?
   - Ничего, хотел потолковать с вами.
   - Ну, ладно. Через час я буду недалеко от них на совещании, потом зайду и к ним, узнаю, что с ними, что их тревожит. А вы, Мешади-Кязим-ага, не бойтесь. Идите и открывайте свою контору.
   - А что мне там делать?
   - Мои советы когда-нибудь приносили вам вред?
   - Нет. Да сохранит вас бог для революции!
   - Сейчас время такое, что покупателей не будет.
   - Где уж там покупатели! Все только продают, да как? За бесценок готовы все отдать, лишь бы избавиться.
   - Почему же ты не покупаешь?
   - А к чему мне накапливать товары? Если бы от этого была выгода, люди не продавали бы.
   - Русские подданные тоже продают?
   - Да не только они. И американцы, и англичане, и французы. Каждый спешит сбыть с рук все, что у него есть, но только за наличные деньги.
   - А у вас нет наличных?
   Мешади-Кязим-ага помешкал немного, посмотрел по сторонам, ерзая на стуле, потом все-таки ответил:
   - Почему же нет, с помощью революции пять-шесть тысяч туманов у меня найдется.
   - Вот и покупайте все, что вам предлагают. Не бойтесь. Тавриз не будет разграблен. Не бывать этому.
   - Что ж, сделаю, как вы советуете.
   С этими словами Мешади-Кязим-ага ушел. Я велел запрягать фаэтон и поехал в армянскую часть города. До совещания у меня было немного свободного времени, и я приказал кучеру остановиться у дома Тимуряна.
   * * *
   Елену Константиновну с дочерьми я застал сидящими на узлах. У них был такой вид будто они уже давно готовы в дорогу, но кого-то ждут. Поздоровавшись, я сел на единственный свободный стул.
   Увидев меня, Ксения расплакалась то ли от горя, то ли от радости, вызванной моим появлением.
   - Куда это вы собрались?
   Все молчали. Через минуту заговорила Елена Константиновна.
   - Мы причинили вам столько хлопот. Вы сделали всё, чтобы скрасить нашу жизнь, но, видно, если счастье отвернулось от человека, умилостивить его нельзя. Только-только стали мы приходить в себя, отдохнули от горя, обогрелись. Мы обучали русскому языку восемь армянских детей. На двадцать туманов можно жить безбедно. Я купила швейную машину, собиралась портняжничать. Но злой рок не оставляет нас в покое. Надо же было туркам наступать на Тавриз! Все покидают город и мы решили уехать, пока не поздно. Да не можем достать лошадей, денег нет.
   Она умолкла. Пока она говорила, я успел разглядеть ее и девушек. Мать выглядела усталой, Ксения, перестав плакать, прятала глаза, словно хотела скрыть свои мысли, Сильва безучастно стояла в стороне. У меня мелькнула мысль дать им немного денег, найти фаэтон или телегу и отправить их в Джульфу, но потом я подумал: "Куда денутся эти три беспомощные женщины в лютый мороз? Куда они поедут, к кому? Ведь у них здесь никого нет".
   - Не вижу никакой необходимости в вашем отъезде, - решительно сказал я. - Распаковывайте веши и живите по-прежнему. Никто вас не тронет. Вы не одни, по соседству сотни таких, как вы. Не волнуйтесь, я о вас позабочусь, все, что надо, будет сделано. Но, может быть, люди, которым я вас поручил, невнимательны к вам, скажите откровенно, я приму меры.
   Теперь ответила Ксения. Она уже успокоилась и овладела собою.
   - Нет, они внимательны даже больше, чем нужно. Но нам очень неприятно, что за бесконечные услуги, мы ничем не можем отплатить.
   Я укоризненно покачал головой.
   - Никто не ждет от вас отплаты. Я помогаю вам не по обязанности, а потому, что так велит мне моя совесть. Мне надо идти, а вы располагайтесь тут, как раньше, в ближайшие дни я навещу вас.
   Удостоверившись, что они начали распаковывать свои скромные пожитки, я попрощался.
   ВОЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ ГАДЖИ-САМЕД-ХАНА
   Мобилизация, которой руководил Гаджи-Самед-хан, проходила довольно успешно. Многие ханы и вожди племен с отрядами вооруженных всадников уже прибыли в Марагу, другие были в пути. Со всех сторон - Ардебиля, Сераба, Гярмуруда, Оджана, Аббаса и Чардовлу - спешили они на призыв Гаджи-Самед-хана. Всего под его знамена собралось около тысячи русских пехотинцев и десять тысяч иранских всадников. Силы врага, сосредоточенные в Савудж-булаге, были значительно меньше.
   Гаджи-Самед-хану не терпелось вступить с ними в бой, он мечтал одержать победу, от которой зависела его судьба. Кроме того, он боялся, что турки, узнав о многочисленности его войска, вызовут подкрепление. Поэтому он решил начать военные действия, не дожидаясь прибытия отряда шахсеванского и карадагского ханов.
   Обо всем этом сообщал нам Тутунчи-оглы. Дальше он писал:
   "Жители Савуджбулага не верят в победу турок. Однако, не желая оставаться на поле боя, они целыми караванами покидают город. Здесь не найдешь ни одного купца, ни одного более или менее состоятельного человека. Лишь бедняки сидят взаперти в своих жалких домишках.
   По слухам, Гаджи-Мирза-ага и Кербалай-Гусейн Фишенкчи возлагают большие надежды на Тавриз. Они уверены, что, как только их отряды появятся на подступах к городу, население восстанет против русских.
   Они неизменно повторяют это в своих обращениях к иранским муджахидам. В одном из них они писали:
   "Муджахиды Ирана! Сомкните свои ряды, день победы не за горами. Население Тавриза с нетерпением ждет вас. С оружием в руках горожане готовы вместе с вами подняться на защиту Родины от царской оккупации".
   Однако отклика эти призывы не имеют, и руководители в тревоге. Насколько мне известно, из Тавриза им тоже ничего обнадеживающего не сообщают. Сегодня Гаджи-Мирза-ага Биллури отправил гонца с письмом в Тавриз. Я посылаю своего человека, который будет следить за ним и сообщит вам, кому было адресовано письмо Биллури".
   Так мы узнали, что Гаджи-Мирза-ага и Кербалай-Гусейн Фишенкчи писали еще демократам, таким же, как они, авантюристам, принимавшим участие в революции в поисках личной выгоды. Некоторые письма были адресованы явным реакционерам. Не показывая вида, что мы знаем о предательстве друзей Биллури, мы приняли меры, чтобы обезвредить их. В дружины, составленными ими, вошли преданные революции товарищи. Если турки подойдут к городу, эти командиры останутся без солдат, и никакой помощи Гаджи-Мирза-аге оказать не смогут. Ни на минуту не прекращали мы разъяснительной работы среди населения. Мы были уверены, что Тавриз даст врагу должный отпор.
   Возвращаясь вечером из консульства, Нина рассказывала, что там началась паника. Консул был в курсе дел на фронте, но они мало огорчали его. Больше всего он боялся, как бы городское население не расправилось с ним раньше, чем подойдут турки, и начал потихоньку готовиться к эвакуации. Секретные документы были упакованы и подготовлены к отправке, как только враг приблизится к городу. Несколько связок с бумагами было перенесено в дом консульского переводчика Мирза-Алекпер-хана.
   Вскоре пришло известие с фронта, что сражение началось, а немного спустя разнесся слух, что Гаджи-Самед-хан потерпел поражение. Позже стали известны подробности.
   Командир турецкого отряда Хелми-бек, принимая во внимание малочисленность своих бойцов, решил отойти от Савудж-булага. Не успел он приступить к эвакуации, как Гаджи-Самед-хан перешел в наступление. Хелми-бек выслал ему навстречу небольшой заслон из четырехсот конников, которые заняли все проходы в горах, а основному отряду дал приказ отойти от города. Войска Гаджи-Самед-хана, перешедшие в наступление, были разбиты на три группы. Частями, шедшими в центре, командовал Гочали-хан Мувффишуддовле, гатырчи* и наиб**. Во главе отрядов на правом фланге был поставлен ферраш-баши*** Гаджи-Самед-хана Сеид-Гасан-хан Салари. Левым руководил Гаджи-Исмаил Амири-Туман.
   ______________ * Гатырчи - начальник шахской конюшни мулов. ** Наиб - командующий гвардии. *** Ферраш-баши - начальник милиции.
   С первых же минут впереди оказался Гочали-хан Муваффишуддовле. Он быстро форсировал реку Татау и вот-вот должен был взять город, но внезапно из-за укрытия навстречу ему выскочили конники Хелми-бека и подвергли его солдат интенсивному обстрелу. Не обращая внимания на пули, свистевшие вокруг него, Гочали-хан с обнаженной саблей скакал вперед, что-то бешено крича. Вдруг он умолк и свалился с лошади. В отряде началось замешательство, но уже через минуту, спасая положение, русский офицер, кандидат на должность савудж-булагского консула, со своими конниками перешел в наступление. Не успел он доскакать до первых рядов турок, как скошенный пулей, упал с коня. Отряд его обратился в бегство. Началась паника. Чардовские всадники отказались идти в наступление на Савудж-булаг. Их деревни находились неподалеку от города, и они, боясь мести савудж-булагцев, присоединились к туркам, оголив центр фронта Гаджи-Самед-хана. Части, оставшиеся в резерве, решили, что враг прорвал фронт и, бросив все снаряжение - снаряды, пушки, винтовки - в беспорядке бежали.
   Отряды Сеид-Гаджи-хана, находившиеся на правом фланге были окружены турецкой конницей. Увидев это, Гаджи-Исмаил-хан приказал шахсеванским всадникам, дошедшим почти до города, повернуть обратно и идти на выручку окруженным.
   Хелми-бек, понимая, что войска Гаджи-Самед-хана уже не смогут оправиться, снова вошел в Савудж-булаг и, оставив там несколько сот аскеров, начал преследовать отряды азербайджанских ханов, пустившихся в бегство.
   * * *
   Отступление продолжалось несколько дней. На всем пути от Савудж-булага до Минбара шахсеванская и халхалская конница не оставила ни одного города, ни одной деревни. Все было сожжено и разгромлено. Что не успели разорить свои, добивали турки. Дороги были усеяны трупами.
   Тутунчи-оглы писал, что "освободители" отбирали у населения последнюю рубашку, последнюю корку хлеба.
   В связи с этими событиями в Тавризе было тревожно. Как ни старался русский консул скрыть позорное поражение Гаджи-Самед-хана, горожане узнали об этом. Беспокойство усиливалось еще от того, что русские военные втайне эвакуировались. Было совершенно ясно, что собрать новое войско для отпора туркам невозможно. А Гаджи-Самед-хан продолжал уверять, что еще не все потеряно. Он писал консулу:
   "Господин генерал!
   Чтобы зря не губить силы, вверенные мне, я сознательно отказался дать сражение под Савуджбулагом. Готовлю большое наступление под Марагой, где на большом поле легче будет разгромить врага".
   Однако его бравада никого не могла обмануть. О подлинном положении вещей в Мараге писал Тутунчи-оглы:
   "Гаджи-Самед-хан с горсткой людей обосновался в Мараге и собирался остановить наступление Хелми-бека, отряд которого состоит из разного сброда и не располагает достаточным количеством военного снаряжения. Гаджи-Самед-хан мог бы победить его при условии, если бы сумел собрать воедино свои разрозненные силы и, главное, если бы население поддерживало его. Но произошло обратное. Марагинцы, боясь турок, решили сдать город без боя.
   В прошлую ночь они нарочно подняли панику, чтобы напугать Гаджи-Самед-хана и заставить его бежать. Они подожгли стога сена, сложенные на окраине, и стали кричать: "Турки ворвались в город!" Началась невообразимая суматоха. Проснувшись от шума и криков, военачальник Гаджи-Самед-хана, сев на неоседланных коней, ускакал чуть ли не в одном белье, хотя ночь была морозная. Артиллеристы оставили заряженными свои пушки и разбежались кто куда. Многие, удирая, бросали винтовки, чтобы в них не узнали сарбазов. С Гаджи-Самед-ханом осталось всего несколько верных ему слуг. Он был до того напуган, что даже деньги не успел забрать с собой. Целый мешок русских ассигнаций, выданных ему на снаряжение армии, все ценности, награбленные за шесть лет губернаторства, - все бросил он, а сам бежал без оглядки.
   Утром в Марагу вторглась конница врага. Пока командиров в городе еще нет, прибыли только Гаджи-Мирза-ага Биллури и Кербалай-Гусейн Фишенкчи. Аскеры грабят дом Гаджи-Самед-хана, взорван тайный склад оружия и боеприпасов.
   Несмотря на то, что марагинцы сдали свой город без боя, враги громят все дома подряд, убивают ни в чем неповинных людей. Сейчас им не до наступления. Дня два-три они будут заняты дележом награбленного, а потом двинутся на Тавриз. Уже сейчас они без конца повторяют: "Тавриз город богатый!" "Будьте готовы к встрече!"
   Лишь один человек в Тавризе не разделял общей тревоги, а наоборот, радовался и ликовал при известии о поражении Гаджи-Самед-хана. Это был его преемник Сардар-Рашид. День, когда войска его соперника были разбиты, стал для него настоящим праздником. Конечно, после такого позорного поражения, Гаджи-Самед-хану в Тавризе нечего делать. Теперь Сардар-Рашид может спокойно править, может безраздельно властвовать и грабить население. Было от чего прийти в восторг!