Ордубади Мамед. Тавриз туманный

   Разговаривая с Ганной, я ни на минуту не переставал думать о политическом положении Ирана. В стране не осталось ни одного учреждения, на которое царское правительство не наложило бы свою лапу. Все политические, экономические, финансовые и административные вопросы решались английским и царским правительствами. Свои решения они в Тегеране диктовали шаху, а тот передавал на периферию приказы и директивы. В Тавризе правитель Азербайджана Мохаммед-Гасан-Мирза и его заместитель Низамульмульк сидели сложа руки, им нечего было делать. Местную власть осуществляли русский и английский консулы. Они снимали и назначали градоначальников, не считаясь ни с кем. Губернатор и его заместитель не имели никакого влияния. Их распоряжения игнорировались, никто не считал их представителями власти. При таком положении вещей все - и богатые и бедные стремились принять русское подданство. Даже амбалы, недовольные платой, грозили хозяевам: "Ты знаешь, кто я такой? Я доставляю лошадям консула ячмень и саман, пожалуюсь ему, он тебе покажет, где раки зимуют".
   Долгое время царское консульство любыми способами пыталось раскрыть нелегальный Революционный комитет, но все старания ни к чему не приводили. Каждый раз нам удавалось разгадать и сорвать его план.
   Я надеялся, что мисс Ганна и сегодня что-нибудь расскажет о том, какие еще козни консульство готовит против нас, но она вдруг спросила:
   - Ты знаешь о письме, которое Низамульмульк послал царскому консулу?
   - Нет. Не слыхал. К несчастью, Нина вот уже десятый день больна и не ходит на работу.
   Мисс Ганна достала копию этого письма и подала мне.
   - Скажи, для какой цели вам понадобилось это письмо? - спросил я у нее.
   - Коль скоро сотрудник царского консульства является нашим осведомителем и получает от нас деньги, он должен приносить нам все документы, важные или неважные - безразлично.
   С разрешения мисс Ганны копию письма Низамульмулька царскому консулу я положил в карман. Вот, что в нем было написано:
   "Господин консул!
   В данное время в Тавризе множество безработных и лиц без определенных занятий и неизвестного происхождения. Эти сомнительные люди проникли в город без разрешения местных органов и не по пропускам, выдаваемым нашими пограничными чиновниками. Поэтому-то никто из них не зарегистрирован нашими административными органами, и, следовательно, не может рассчитывать на их защиту.
   Существовавшая ранее система выдачи виз для перехода границы Ирана в данное время ликвидирована военными властями России. Создалось положение, будто иранское государство перестало существовать. Вследствие этого всякий желающий попасть в Иран, может присоединиться к караванам, доставляющим военные припасы и снаряжение. По этой причине в Тавризе и оказалось так много неизвестных мужчин и женщин. Такое явление чревато нежелательными последствиями и угрожает спокойствию населения.
   Доводя обо всем этом до сведения господина консула, я хотел бы напомнить вам еще об одном обстоятельстве. При наличии таких условий не представляется возможным установить, подданными какого государства, ограблены русские женщины, о которых вы написали, и где они ограблены? Если это произошло на окраине Тавриза, в неизвестном, потерпевшим женщинам месте, тогда господин консул должен узнать, как они попали туда.
   Должен также отметить, что увеличить штат административных органов и требовать от них более эффективной работы не представляется возможным, и вот почему. Как только нам удается сделать что-нибудь реальное, мы получаем от вас выговор: "Вы беспокоите русских подданных".
   Мы сталкиваемся еще с другим не менее печальным явлением, а именно: чтобы уклониться от государственных налогов, иранские граждане стремятся принять русское подданство. Не получая законных налогов, мы лишены возможности оплачивать государственных служащих, которые вот уже несколько месяцев не получают жалованья.
   Неразрешимой проблемой остается и раскрытие подпольной организации, выявление ее членов и передача их в руки царского консульства, потому что обязанности сыскных органов в Тавризе исполняют русские военные власти. Местные чиновники не осмеливаются подходить даже к тем, кто кажется им подозрительным, так как у тех всегда оказываются удостоверения, "выдаваемые консульством или военным управлением".
   После этого мисс Ганна показала мне официальное письмо, присланное царским консулом американскому. В нем говорилось о готовящемся нападении жителей Тавриза на европейцев, о частом ограблении русских, польских и других европейских женщин, о насилиях над ними. В конце консул писал, что все это вынуждает его принять соответствующие карательные меры.
   Мисс Ганна спросила:
   - Верна ли версия о покушениях на женщин?
   - К сожалению, да. Но неизвестно, кто и где это сделал. В этом отношении Низамульмульк прав.
   Мисс Ганна покачала головой.
   - Я вызвала тебя по одному очень важному вопросу. В царском консульстве готовится очередная провокация. По сведениям, полученным нами, для раскрытия подпольной организации и Революционного комитета проектируется создание мнимого революционного комитета. Я вызвала тебя, чтобы сообщить об этом не только по своей инициативе, но и по поручению Фриксона. Он болен и не может встретиться с тобой.
   - Большое спасибо. У меня к тебе есть просьба. Для того, чтобы принять профилактические меры, необходимо узнать, кого они наметили включить в этот провокационный комитет.
   - Обязательно узнаю, можешь не сомневаться.
   Я посидел еще немного и тепло простился с ней.
   * * *
   Вернувшись от мисс Ганны, я сообщил всем членам нашей подпольной организации о готовящейся провокации, строго-настрого велел им быть осторожными и бдительными.
   Больше всего пугали меня рабочие ковроткацкой фабрики. Около тридцати пяти процентов были преданы нам, но, кроме них, на фабрике было очень много молодых и неопытных рабочих среди которых мы тоже вели работу Они легко могли попасть им на удочку и выдать наши секреты.
   Пока мы не знали ни состава, ни планов этой провокаторской организации, мы чувствовали себя не в своей тарелке. Чуть ли не всех, кто ко мне приближался, я считал царским разведчиком, шпионом и остерегался его. Я стал настолько подозрительным, что даже с давно знакомыми людьми боялся говорить о самых обыкновенных вещах.
   Прошло несколько дней. Как-то утром на стенах домов появились прокламации. Мы ничего не выпускали. Ясно было, что это первая вылазка провокаторов. Необходимо было узнать, как реагируют на эти листовки массы, нужно было прислушаться к разговорам на улицах.
   Я ходил по городу довольно долго, но так и не встретил никого, кто бы читал их. Да и не удивительно, так неинтересны они были. В одной я прочел:
   "Население Тавриза!
   Революция, добытая нами ценой крови и бесконечных жертв, погибает. Азербайджанская провинция изнывает под властью жестокого Низамульмулька и пьяницы наследного принца. Национальные доходы поглощаются дармоедами и тунеядцами. Вы, тавризцы, одержавшие победу над Рахим-ханом и прочими деспотами, неужели вы будете терпеть это? Настало время выгнать Низамульмулька и Мохаммея-Гасан-Мирзу из Тавриза. Вы сами должны управлять своим городом. Ваше хладнокровное отношение к злу и угнетению не похоже на вас. Объединитесь для отпора деспотам, причиняющим зло народу! Революционный комитет поддержит всякое ваше начинание на пути освобождения народа. Вы не одни! Освободите вашу отчизну от чужеземцев!
   Революционный комитет".
   Мы решили пока оставить эту прокламацию без ответа и выждать некоторое время. Во-первых, наш ответ мог запугать население, а во-вторых, прежде всего нужно было выяснить состав этой провокационной организации, а потом разбить ее так, чтобы камня на камне не осталось.
   Долго мы ничего не могли узнать. Ни мисс Ганне, ни Нине ничего не удавалось выведать. Наконец мы решили послать наших людей на ковроткацкую и другие фабрики, чтобы они следили, кто подходит к рабочим, вступает с ними в разговоры и о чем. В мясных лавках, пекарнях, в мечетях, на кладбищах повсюду наши товарищи, стараясь оставаться незаметными, прислушивались к разговорам.
   Однажды около хлебной лавки у Дивичинских ворот произошла свалка из-за хлеба. Тавриз всегда плохо снабжался хлебом, сейчас особенно. Во время драки какой-то неизвестный, маленького роста, рябой, хромой на одну ногу, все время повторял:
   - Ничего, приведем все в порядок. Долго ожидать не придется, все будет как надо. Это не какой-нибудь другой город, а Тавриз. Это родина сотен Саттар-ханов.
   Неизвестный приставал то к одному, то к другому. Гулу-заде неотступно следил за ним. Когда драка кончилась, он дошел за ним до улицы Лекляр. Человек, где только замечал небольшую группу, подходил и неизменно твердил одно и то же.
   Гулу-заде весь день, как тень, ходил за ним, прислушивался к каждому его слову и, наконец, проводив его до квартала Карамелекли, запомнил дом, куда он вошел.
   Мы установили за домом неизвестного постоянную слежку. Ежедневно ровно в одиннадцать часов вечера этот человек выходил, направлялся в дом Сарраджа* Али-Гулу в квартале Амрахиз. Там он задерживался на полчаса, потом вместе с хозяином шел к Гуручаю, заходил в один из домов в конце квартала. Там к ним присоединялись еще двое, и все четверо направлялись к полковнику Крылову.
   ______________ * Саррадж - кожевник.
   Так нам удалось найти нить этого запутанного клубка. Наши товарищи предлагали разные методы разоблачения этой организации. Некоторые находили необходимым послать туда наших людей, чтобы выведать их секреты. Но мы отвергли этот план, в результате которого все могло получиться наоборот.
   Прежде всего мы решили узнать, кто главарь этой организации.
   После пяти дней наблюдений нам стало известно, что штаб ее помещается в квартале Дивичи. Долгие и кропотливые усилия дали нам возможность выяснить, что эту предательскую организацию возглавляет один из членов бывшей организации "Исламийе", существовавшей еще при Саттар-хане, по имени Ага-Мир-Садых Абачи.
   Нужно было обезвредить его, но это было не так-то легко Мир-Садых был известен всему городу. Вокруг него сгруппировалась целая шайка преступников, грабивших и убивавших людей. Его все боялись, как огня, и старались не связываться с ним. Даже представители власти дрожали перед ним, и ему все сходило с рук.
   К счастью, он не знал многих членов нашей организации, вступивших в нее последние годы. Это помогло нам расставить ему западню.
   Можно было просто выкрасть из его квартиры кое-какие материалы. Но этого было мало, многое можно было узнать только у него самого.
   Можно было поймать его в безлюдном месте и казнить, но тогда мы не узнали бы других членов этой провокационной организации, они остались бы на свободе и продолжали бы свое гнусное дело. Необходимо было разоблачить всю организацию.
   С другой стороны, проникнуть к нему в дом было не так-то просто. Он славился своей храбростью, не то что переводчик немецкого консульства Абульфат-Мирза и ему подобные. Но другого выхода не оставалось. Необходимо было обыскать его дом и допросить его самого. Поэтому мы решили силой ворваться к нему. Если он окажет сопротивление, придется покончить с ним.
   Участвовать в этой опасной операции вызвались многие наши товарищи. Мы выбрали самых смелых, закаленных в революционных боях, - Аршака Суренянца, Мирза-Алекпера Мамедкули-заде, Тутунчи-оглы и Гулу-заде. Ночью, в крайнем случае, не позже рассвета, они должны были выполнить задание.
   * * *
   В девять часов вечера караульный, наблюдавший за его домом, сообщил, что Мир-Садых отправился к Сарраджу-Али-Гулу. Это значительно упрощало дело. Вряд ли Мир-Садых добровольно открыл бы нам дверь. Поэтому мы решили воспользоваться его отсутствием, пропустить во двор одного из наших товарищей, чтобы он спрятался там. После возвращения хозяина он должен был открыть нам ворота.
   Сделать это вызвался Тутунчи-оглы. Однако до двенадцати часов ему не удавалось проникнуть во двор.
   Неожиданно из дому вышел мальчик с фонарем, освещавший дорогу двум женщинам. После их ухода дверь оставалась открытой. Очевидно, мальчик должен был скоро вернуться. Пользуясь этим, Тутунчи-оглы быстро вошел во двор. Это было очень рискованно, но никогда раньше не бывал тут, не знал расположения построек во дворе, а тут еще, как назло, было очень темно. К тому же во дворе могла быть злая собака.
   Минут через двадцать мальчик вернулся и запер дверь. Движение на улице почти прекратилось. Наши товарищи, прохаживающиеся около дома Мир-Садыха могли возбудить подозрение у соседей, поэтому они почти вплотную прижались к дому.
   Во втором часу показался Мир-Садых в сопровождении трех мужчин. У одного в руках был фонарь, которым он освещал дорогу. У самого входа незнакомцы попрощались с Мир-Садыхом и ушли. Он, насвистывая, подошел к воротам. Видно было, что он изрядно выпил. Раза два он кулаком стукнул в дверь. Минут десять он ждал, напевая. Наконец, за дверью послышался голос, такой тихий, что стоявшие на улице не могли разобрать ни слова.
   - Это я, ана*! - ответил Мир-Садых.
   ______________ * Ана - мать.
   Дверь открылась, и он вошел. Слышно было, как он запер ворота. У тех, кто стоял на улице, сердца начали биться чаше и тревожней. Через несколько минут послышался стук засова, и ворота открылись. В них показался темный силуэт. Аршак первым прошел во двор, остальные тихонько последовали за ним. Они остановились в темном углу и только собирались двинуться, как появился Мир-Садых со свечой в правой и с кувшином в левой руке. Он был в ночном белье. Аршак понял, что этот момент упустить нельзя и шепнул Тутунчи-оглы:
   - Пошли!
   Тихонько, шагая, как кошки, они прошли за Мир-Садыхом в сарайчик, где стояла бочка с водой. В первую минуту Мир-Садых принял их за привидения. Ему и в голову не пришло, что в два часа ночи у него во дворе могут оказаться чужие люди.
   - Аллахкумме селли ала Мохаммед ве али Мохаммед*! Пронеси господи, пронеси господи! - забормотал он и хотел было опустить кувшин на пол, но в это время Аршак приставил к его виску дуло маузера:
   ______________ * Аллах, славь Магомета и его потомков.
   - Если скажешь хоть слово, буду стрелять!
   Тем временем Тутунчи-оглы сорвал с Мир-Садыха рубаху, разорвал ее, одним куском заткнул ему рот, а другим связал руки.
   Тот едва успел произнести несколько слов, умоляюще глядя на них:
   - Если вы настоящие мужчины и имеете понятие о чести, заклинаю вас - не трогайте моих жен и детей, не издевайтесь над ними!
   - Мы не бандиты, - ответил Аршак.
   Тутунчи-оглы остался в сарайчике караулить Мир-Садыха. Аршак пошел в дом.
   На женской половине все спали непробудным сном. Аршак быстренько обыскал там все, а чтобы никто не мог удрать, у окон, выходящих во двор, поставил караульных.
   Во всем доме не спала только старуха, мать Мир-Садыха. Она сидела в его спальне. Увидев, что сын задерживается, она забеспокоилась: "Он пьяный, недолго и упасть в бассейн, не дай бог утонет"; и она бросилась во двор. На пороге ее схватил Гулу-заде, зажал ей рот, чтобы она не кричала, и отвел в сарайчик, где приставил к ней караульного. Мир-Садыха отвели в его комнату. Только там у него вынули кляп изо рта. Несколько минут он не мог прийти в себя, ошалело водил глазами по сторонам, наконец, с трудом перевел дух и повернувшись к Аршаку, спросил:
   - Что с моей семьей?
   - Не беспокойтесь. Жены и дети ничего не знают, спокойно спят. Судьба твоей семьи целиком зависит от тебя, от того, как ты будешь отвечать на наши вопросы. Ты должен говорить правду, понял?
   - Клянусь святыми предками своими, что бы вы ни спросили, я отвечу, не скрою ничего. Но, ради аллаха, не трогайте моих детей, пощадите меня, не убивайте, умоляю! - Он упал на колени.
   - Встань. Еще раз повторяю, все зависит от тебя самого. Теперь ответь на вопрос: когда ты вступил в организацию, созданную консулом? - спросил Аршак.
   - Откуда вы это знаете?
   - Это уж не твое дело. Я тебя спрашиваю, когда ты вступил в эту шпионскую организацию?
   - В к-конце м-мая, - дрожа и запинаясь, пробормотал он.
   - Учти, все твои слова ты должен доказать документами.
   - Они есть у меня!
   - Покажи!
   - Тогда развяжите мне руки!
   Аршак снял веревку. Мир-Садых встал, открыл маленький сундучок с инкрустированной крышкой и достал несколько бумаг, написанных на русском языке. В первой говорилось:
   "Мир-Садых Мир-Алекпер-оглы: записан в тетради № 125".
   - Когда и при каких обстоятельствах ты познакомился с Емельяновым?
   - Я не знаю его. Я держал связь с генералом Синарским.
   - Каким образом ты познакомился с ним?
   - Меня свела с ним одна русская девушка.
   - Откуда ты знаешь ее?
   - Она приехала в Тавриз в конце 1909 года и живет в гостинице. Это красивая и честная девушка. Она говорила, что генерал Синарский ее родной дядя. Мы несколько раз встречались с ней, и я полюбил ее. Мне казалось, что она тоже неравнодушна ко мне, но я не решался признаться ей в своих чувствах. В один прекрасный день я рассказал обо всем содержателю гостиницы Александру. Он свел меня с ней. Около месяца мы жили вместе в гостинице, потом я снял для нее комнату в армянском квартале.
   - Где она теперь?
   - Там же.
   - С кем?
   - Все ее расходы оплачиваю я.
   - У тебя есть ее портрет?
   - Да!
   - Покажи!
   Мир-Садых достал из сундучка портрет молодой девушки. На обороте по-русски было написано: "Дорогому другу от Наташи".
   - У кого она живет?
   - В доме Хачатур-хана.
   - Значит, это она познакомила тебя с генералом Синарским?
   - Несколько раз она водила меня к нему в гости.
   - Как же он завербовал тебя в эту организацию?
   - Меня нечего было вербовать, я и сам боролся против революции.
   - Ты верил, что она действительно племянница генерала?
   - Да, вначале я верил этому, а потом я узнал, что она шпионка, завербованная генералом.
   - Она одна, или у нее есть соучастники?
   - Нет, она не одна. Таких девушек, выдававших себя за племянниц или других родственниц генерала Синарского в Тавризе довольно много. С их помощью в организацию, членом которой состою и я, завербовали немало народу.
   - Члены этой организации получали жалованье?
   - Да, есть и такие, но я ничего не получал.
   - Почему?
   - Я в этом не нуждаюсь.
   - Какие поручения ты выполнял?
   - Тогда или теперь?
   - Пока будем говорить о прошлом.
   - Вначале мои обязанности были скромные. Мне было поручено искать революционеров. Если мне удавалось обнаружить подпольщиков, я сообщал об их местонахождении военным властям.
   - Как вы думали поступить с ними?
   - Вначале их хотели привлечь к работе, а потом, разузнав у них обо всем, заточить в тюрьму.
   - Кто еще состоит в вашей организации?
   - Это мне неизвестно. Каждый работал сам по себе.
   - Ты говоришь правду?
   - Клянусь прахом моих святых предков, я ничего не соврал!
   - Если ты работал один, что же ты делал по ночам в Амрахизе, Герамелике и Гуручае. Наверно, все, что ты наговорил тут, ложь. Вряд ли мы сможем сохранить тебе жизнь, если ты будешь врать и упираться.
   Мир-Садых опустил голову, задумался. Надо было поторопить его. Было уже далеко за полночь, вот-вот должна была заняться заря.
   Аршак встал с маузером в руках и направился к железному сундуку, стоящему в углу. Увидев это, Мир-Садых вскочил:
   - Клянусь, я ничего не утаю, скажу всю правду. В организации сто двадцать человек.
   - Назови всех!
   - У меня есть список, там указаны все имена и клички, возьмите все, все, только пощадите меня.
   После того, как список членов шпионской организации, их планы, удостоверения и все ценные вещи, находившиеся в сундуке, были упакованы, Аршак обратился к Мир-Садыху:
   - А где деньги?
   - Какие деньги? Те что были предназначены для раздачи, я уже роздал, осталось всего сто тысяч.
   Мир-Садых принес их.
   - А где твои собственные деньги?
   - А зачем они вам?
   - Не тяни, выкладывай деньги!
   Мир-Садых поднял ковер, достал железный сундучок, зарытый в пол. Там были русские ассигнации, английские фунты и американские доллары. Аршак отобрал все, только женские украшения - кольца, браслеты, броши - остались на столе.
   На следующий день по всему городу были расклеены прокламации, в которых перечислялись имена всех членов шпионской организации. Так была сорвана еще одна провокация царского правительства в Тавризе.
   ДЕНЬ ИМЕНИН - РАДОСТЬ НАРОДНАЯ
   Отмечать день рождения или устраивать именины в Иране не принято. Исключение делается в отношении "святых" и царствующей династии, например, день рождения Магомета и имамов, а также шаха обставляется с исключительной помпой.
   В семьях наших знакомых родились три мальчика и девочка. Дети родились уже давно - месяц-два назад, но ни у кого из них все еще не было имени. Так получилось потому, что Нина последние три месяца болела. В феврале 1917 года она постепенно стала поправляться и уже могла ходить по комнате, но на работу я ее не пускал. Она скучала и рвалась в консульство, но я всячески препятствовал ей в этом. С точки зрения интересов нашей организации Нине также необязательно было выходить на работу. Нужные нам сведения мы получали от мисс Ганны, Фриксона и Мирза-Алекпер-хана.
   Мешади-Кязим-ага предложил приурочить именины новорожденных ко дню Новруз-байрама*, то есть к 9 марта. Нина с этим не согласилась. Она посоветовала устроить именины первого марта. На такое решение Нины повлияло то обстоятельство, что именно первого марта Меджиду исполнилось десять лет. Нина говорила, что четыре новорожденных и Меджид явятся родоначальниками нового поколения Ирана.
   ______________ * Новруз-байрам - национальный праздник весны.
   Невестка Мешади-Кязим-аги, Тахмина, родила дочь, Санубар, Махру-ханум, невестка Тахмины-ханум, жена Гасан-аги Набат-ханум разрешились мальчиками. Все эта дети родились в культурных семьях, на которые Нина имела большое влияние. Поэтому-то Нина испытывала особую радость и хотела торжественно отметить эти события.
   Нина устроила у себя пир и пригласила мисс Ганну.
   Мешади-Кязим-ага полностью выполнил поручения Нины, и все необходимое для празднования было приготовлено. Гости должны были съехаться к трем часам дня. В туалетах женщин, готовых принять гостей, не было ничего восточного. Даже такая пожилая женщина, как Тахмина-ханум, была одета в европейское платье. Манера говорить, держаться отличала ее от прочих женщин Тавриза. Сказывалось долголетнее общение Тахмины-ханум с Ниной, у которой она очень много переняла. Дочери и невестки Тахмины-ханум тоже во многом изменились, приобщились к культуре. Мешади-Кязим-агу радовало это, и он любил часто повторять:
   - Благодаря революции я стал владельцем огромного состояния. Это само собою. Но я не променяю двух моих образованных невесток на все мое состояние.
   Гости явились точно в назначенное время. Посторонние, кроме мисс Ганны, на семейный праздник приглашены не были. Из женщин были Махру-ханум, Набат-ханум, Санубар-ханум, Тохфа-ханум, Назлы, Тахмина-ханум и жена Мешади-Кязим-аги. Столько же было мужчин.
   Гости ждали мисс Ганну. Заслышав стук колес фаэтона, все выбегали в переднюю. Наконец, прибыл фаэтон Мешади-кязим-аги с мисс Ганной. Нина и невестки Мешади-Кязим-аги поспешили встретить ее у дверей, поочередно обняли, расцеловали, и все вместе вошли в салон. Мисс Ганна пожала мне руку, и я представил ее Мешади- Кязим-аге. Познакомившись со всеми присутствующими, мисс Ганна подошла к Нине:
   - Очень жалею, что я так поздно познакомилась с человеком, который спас меня от неминуемой катастрофы.
   Нина улыбнулась и ответила:
   - Если мы и не были до последнего времени знакомы лично, то нас тесно связывали дела, которому мы обе служили, наши обязанности, и я полюбила вас, как родную сестру.
   Нина снова обняла и поцеловала Ганну. Мисс Ганна решила рассеять сомнения Нины.
   - За все время своего пребывания на Востоке я не встретила человека более гуманного, чем Абульгасан-бек, - сказала она.
   - Есть много европейцев, которым в смысле порядочности, культуры далеко до азиатов. Примером может служить Абульгасан-бек, не менее образованный и культурный, чем любой европеец! - все так же с улыбкой ответила Нина.
   - Вы правы, - согласилась Ганна. - В последнее время единственное мое желание стать свидетельницей вашего обоюдного счастья.
   Нина и мисс Ганна уселись рядышком на диване. Нина взяла руку американки и стала занимать ее разговорами.
   Все присутствующие, в том числе и я, радовались дружбе завязавшейся между девушками. Особенно приятно было мне, ибо меня очень беспокоил финал моего романа с ними обеими. Больше всего меня беспокоила мысль о том, что Нина сочтет меня двуличным человеком и отвернется от меня.
   Финал оказался не таким страшным, как я себе представлял. С первой встречи Нина и Ганна сблизились и не смотрели друг на друга враждебно, как соперницы. Нина особенно была расположена к мисс Ганне и всем своим поведением проявляла неподдельную симпатию к девушке из Америки. Я еще раз убедился в том, что до сих пор не умею распознавать людей. Женское сердце я мерил меркой мужчин - в этом была моя основная ошибка. Я понял, наконец, что женская душа и душа мужчины не обладают одними и теми же свойствами. Истинно и то, что душа одной женщины не похожа на душу другой.