Ордубади Мамед. Тавриз туманный

   - Я не возражаю, пойдем, но знай, что мы должны сегодня выпустить второй номер листовки. Выпущенное русским консульством телеграфное сообщение заставило большую часть тавризцев поверить в победу Мамед-Али. Необходимо сегодня же мобилизовать членов кружка. Когда придет к тебе Гасан-ага, поручи ему оповестить всех членов, а потом зайти ко мне. Теперь я иду в русско-иранскую школу.
   Поцеловав Нину и Меджида, я поспешно вышел.
   У магазина Меджидульмулька я встретил учителя Акберова Акбера и, передав ему известие о поражении войска Мамед-Али, предложил сегодня же выпустить вместе со мной листовку.
   - Когда мы встретимся? - спросил он.
   - Жди меня вечером к десяти. Я принесу с собой готовый материал, а ты заготовишь листки такого же формата, как и в прошлый раз. Опять мобилизуй своих учеников. Я сообщил и другим. Утром листовка должна быть уже расклеена по стенам. Расставшись с Акберовым я отправился в контору Мешади-Кязим-аги. Он опять был окружен купцами, делавшими новую попытку урвать хотя бы часть американских товаров, и пустившими в ход все увертки и расточавшими медовые речи.
   Шепнув Мешади-Кязим-аге, что Мамед-Али разбит у имамзаде, я посоветовал ему поскорее сбыть товары, пока война окончательно не завершена.
   - Что же теперь нам предпринять? - спросил Мешади-Кязим-ага.
   - Продай часть товаров, но не все. Затем сегодня мы должны отпечатать листовку. К восьми созовите совещание. Место сбора сообщите мне вечером.
   - Придешь ты сегодня обедать?
   - Нет, я обедаю в другом месте, - сказал я, выходя, и отправился к мисс Ганне.
   Все места, где были расклеены первые наши листовки, находились под постоянным наблюдением царских шпионов и потому решено было второй номер листовки расклеить на новых местах.
   Второй номер нашей листовки возбудил небывалый подъем духа у тавризцев. Молчавшие в течение ряда месяцев языки развязались, начавший было угасать революционный дух вспыхнул с новой силой.
   Чистильщик сапог, уличные торговцы и даже амбалы, как и в победные дни революции, свободно распевали памфлеты на Мамед-Али:
   Мамед-Али бежит, держи!
   Сорвался с привязи, держи!
   Листовки наши не были еще сорваны.
   Проходя мимо караван-сарая Мирза-Исмаила, я увидел большую толпу, собравшуюся перед одной из них. Кто-то читал ее громко. В стороне сидел на разостланном коврике Ага-Магомет-Али из Карабаха и, потягивая кальян, слушал чтеца.
   "Граждане Тавриза! Истина не может быть побеждена. Задушить идею свободы нельзя. В первом номере листовки мы сообщали вам, что бывший шах Мамед-Али при содействии России и Англии, вернулся на территорию Ирана. Это сообщение взволновало революционное население Тавриза. Под давлением империалистского царского правительства официальная печать скрывает от вас истину. Вот почему мы сообщаем в этом номере о первых действиях Мамед-Али в Иране.
   По достоверным сведениям, полученным из Тегерана, 5 сентября войска Мамед-Али, под командованием Сардар-Эршада, встретились лицом к лицу с конституционной армией. Отряд Сардар-Эршада, потерял 300 человек пленными и 100 человек убитыми. Войска Мамед-Али бегут. Силы конституционной армии растут с каждым днем. Революционные племена присоединяются к конституционной армии.
   В следующем, третьем, номере мы сообщим о дальнейшем ходе событий".
   Став в стороне, я наблюдал за настроением толпы, как вдруг по базару рассыпались кокамирские сеиды с дубинками в руках и принялись срывать расклеенные по стенам листовки. Подойдя к караван-сараю Мирза-Исмаила, сеиды хотели сорвать листок, наклеенный на ворота, но, заметив Ага-Магомет-Али, не решились сделать это.
   Оттуда я решил пройти к кладбищу Геджиль и Аджидан-Ганысы, чтобы поглядеть и там на отношение тавризцев к нашим сообщениям. По дороге я встретил Мешади-Кязим агу.
   - Слава мастеру! - проговорил он со смехом.
   - Что случилось? - спросил я.
   - То, что привело меня в восторг.
   - А именно?
   - Чины незмие раздобыли документы, свидетельствующие об участии в этом деле американского консульства. Какой-то неизвестный поздно ночью бросился к зданию американского консульства и скрылся там, но по дороге потерял свой мешок. В мешке обнаружены подпольный листовки. Надпись на мешке также доказывает правильность предположений незмие.
   - Возможно, - сказал я. Русско-американские разногласия могут вызвать доверие к этой версии. Посмотрим, чем это кончится!..
   Мы пошли дальше. Повсюду в городе чувствовалось большое оживление. Сегодня в Тавриз были введены новые части царской армии. Вся незмие была поставлена на ноги. Караул у ворот консульства был удвоен, и в этой части города были расставлены еще казачьи посты.
   РОМАН ПОЛКОВНИКА СМИРНОВА
   Нина нарядилась в свое лучшее платье и надела на себя все свои драгоценности. Я был немало удивлен таким поведением девушки-революционерки, но не возражал, чтобы не создавать недоразумений.
   Когда мы подошли к дому Сардар-Рашида, Нина оглядела его и сказала, поджав губы:
   - Наружный вид ничего собой не представляет... Посмотрим, как внутри.
   "Неужели таковы и другие наши девушки и женщины, участвующие в революционном движении? - подумал я, почувствовав в словах девушки какое-то ревнивое отношение к сестре. - Подобает ли это чувство такому юному и чистому созданию, как Нина, к тому же революционерке? Или это в характере всякой женщины?"
   У ворот я постучал висячим молоточком по металлической дощечке. Дверь открыла старая служанка Ираиды, немка Матильда, и, увидев нас, побежала докладывать. Навстречу нам тотчас же вышли Ираида и Сардар-Рашид.
   Когда мы вошли во двор, мясники, повалив на землю двух баранов, хотели заколоть их у наших ног.
   - Дайте мы пройдем, тогда и режьте, - попросила Нина и прошла вперед.
   Сардар-Рашид взял меня под руку и провел по аллее к террасе.
   - Добро пожаловать! Ваше посещение осчастливило нас. Этот день я буду считать самым счастливым днем в моей жизни, - любезно говорил Сардар-Рашид по дороге.
   Ираида что-то рассказывала Нине, но та, казалось, ничего не слышала и мысленно сравнивала себя с сестрой, желая взять над ней верх своей внешностью. Мы обошли комнаты, балкон и сад. Нина не могла не почувствовать преимущества своей квартиры перед квартирой Сардар-Рашида.
   В доме Ираиды нельзя было найти ни одной вещички, которая привлекла бы внимание посетителя. В столовой висел на стене портрет Николая второго в окружении маленьких русских флажков. Я сел с Сардар-Рашидом за столик.
   - Сардар, взгляните, это преподнес мне супруг Нины, - сказала Ираида, показывая подаренную ей Ниной дорогую пудреницу.
   - Я тронут вашим вниманием, - обратился ко мне Сардар-Рашид. Любезность, проявленная вами к моей семье, служит доказательством прочности нашего родства... - Он выразительно взглянул на Ираиду.
   Та поднялась и вышла из комнаты. Нина подсела к нам. Немного спустя, Ираида вернулась с двумя маленькими коробками, обтянутыми зеленым бархатом. В одной из коробок была пара дорогих браслетов, в другом - изящные мужские часы.
   - Сардар приготовил это для вас, - сказала Ираида, передавая браслеты Нине, а часы мне.
   - О, мы весьма смущены вниманием сардара... Эти подарки господина сардара останутся для нас драгоценной памятью.
   Зажгли лампы. Несмотря на наличие в Тавризе электрического освещения, в доме Сардар-Рашида его не было; электричество заменяли керосиновые лампы французских и английских фабрик. Кроме этих ламп, десятки свечей, горевших в огромных канделябрах, ярко освещали комнату, и в ней было светло, как днем.
   Махру-ханум не было, она должна была прийти со своим женихом Смирновым.
   - Сударь, мы оба сыны Востока, - начал Сардар-Рашид, - мы скорей других наций умеем ориентироваться и понять, где и как следует начинать и где остановиться. Я говорил об этом и Ираиде-ханум. Наша жизнь связана с русскими. Лишь русская культура и русское воспитание смогут обеспечить наше счастье. Наша национальная независимость находится в прямой зависимости от величия и славы российской державы. Под ее сенью мы скорее сумеем пойти по пути прогресса. Этого многие не понимают. Я считаю, что надо слиться с русскими, брать в жены их девушек, выдавать своих дочерей за них, слить жизнь воедино. С этой целью я и сестру мою Махру выдаю за Смирнова и сам женюсь на Ираиде-ханум. Я вижу прекрасные результаты своих идей. Господь бог дал мне счастье встретиться с прекрасной девушкой. Вы сами - человек, получивший русское воспитание. Ираида-ханум, по меньшей мере, сотню раз твердила мне о вашей воспитанности и культурности. Она с радостью рассказывала о счастье своей сестры. Прошу прощения, что я позволяю себе касаться этой темы. Не упускайте случая, исполните предписание нашей религии; она разрешает женитьбу на иноверках, и вы не должны обходить этот вопрос. Поступите согласно предписанию священного шариата. Разве трудно заключить брак сийга? Быть может, в будущем девушка примет магометанство, и заслуга этого богоугодного деяния зачтется вам и вашему потомству до семьдесят второго колена.
   Сардар вышел на балкон, чтобы дать слугам какое-то распоряжение, и я стал обдумывать свой ответ, когда дверь распахнулась и в комнату вошла Махру-ханум со Смирновым.
   Махру-ханум была в чадре. Мы уже слышали, что она показывается на улице в чадре. Пока Махру-ханум возилась в другой комнате, Смирнов, франтоватый русский офицер, стоял в стороне, никому не представляясь. Вернувшись в зал, Махру-ханум стала знакомить нас со своим женихом.
   - Это сестра нашей невестки, Нина-ханум, - проговорила она. - А это будущий зять нашей невестки, Абульгасан-бек, господин, о котором я вам говорила.
   Смирнов был слегка задумчив, видимо, он подвергал сомнению мое аристократическое происхождение. Вот почему первой же фразой он пытался разрешить свое сомнение.
   - Вы дворянин?
   - Да, я бек.
   - Великолепно, я счастлив познакомиться с вами, как с будущим родственником, - удовлетворенно проговорил он.
   Лицо этого человека показалось мне знакомым. Где-то я встречал этого офицера, но где?
   Салон был ярко освещен.
   Три девушки сидели рядом, одетые в роскошные туалеты и блистая драгоценными камнями. При малейшем движении их сверкающих белизной рук, блеск бриллиантов на их пальцах слепил глаза. Как ни были гости и хозяйка увлечены разговором, они не могли оторвать глаз от украшавших руку Нины дорогих часов.
   Сардар-Рашид, сидя между Ираидой и Смирновым, говорил по-русски, а Махру-ханум, Нина и я - по-азербайджански. Сардар-Рашид владел русским языком довольно плохо и сильно коверкал слова, так что Ираида и Смирнов понимали его с трудом. Я заинтересовался его разговором, но мог только понять, что он рассказывает о своем путешествии в Европу.
   Во время разговора Сардар-Рашид часто оборачивался и поглядывал во двор, словно ожидая новых гостей.
   Мне было скучно, я не мог усидеть на месте и, поднявшись принялся прогуливаться по залу. Моему примеру последовал и полковник, который также не мог выдержать болтовни своего будущего шурина.
   - Действительно, ваш Восток многообразен и чудесен, - сказал он, присоединяясь ко мне. - Я объехал много стран, называемых поэтами земным раем, и убедился, что между описанным в стихах и прозе раем и действительностью нет ничего общего. Порой писатели, отдаваясь, чувству, старались какую-нибудь маленькую захолустную страну представить в виде рая. В Тавризе я еще раз перелистал написанные о Востоке стихи и прозу и убедился в их ошибочности. Эта страна больше, чем рай, это - страна чувств, страна любви, а писатели показали ее в ином свете. Я объездил почти всю Европу. Был помощником атташе при германском посольстве, занимал должность атташе в Швейцарии. В Петербурге я командовал лейб-гвардии его императорского величества полком и посещал почти все аристократические дома. Но того, что я видел в Тавризе, не встречал ни в одной стране, и нигде я не любил так, как я люблю ту, что встретил здесь.
   Сказав это, офицер задумался.
   - Вы любите? - спросил я, желая разузнать историю его знакомства с Махру-ханум.
   - Никогда в жизни я не испытывал чувства любви, но был любим много раз. Я был красив и молод и часто издевался над теми, кто любил меня. Еще с восемнадцати лет я научился копировать тех, кто говорил мне о своих чувствах и страданиях. В Петербурге мои увлечения не длились больше одной недели. Самые красивые девушки из лучших фамилий не могли удержать меня около себя. Через неделю они надоедали мне, и я переходил к другим. Увлечения женщин я всегда считал не постоянными, ненадежными и всегда отворачивался от них. Вот почему, несмотря на настояния родителей, я до тридцати пяти лет оставался холостым. И вот здесь я убедился в неверности своих былых взглядов, изменил себе и полюбил так сильно, как никто другой. Моя судьба оказалась связанной с иранской революцией. Отправляясь сюда, я думал, что отправляюсь в объятья лютого зверя, но оказалось наоборот, я сам лютым зверем вошел в объятия прекрасного Востока. Я, как и другие мои товарищи, шел растерзать, растоптать Восток. Таков был и приказ: "дикари не любят милосердия, им нужна плетка". На Востоке мы дошли до пределов зверства, но и здесь, как, впрочем, и во всех других делах, я пошел дальше своих товарищей; с неслыханной жестокостью я как-то разбил из-за собачонки голову одному старику.
   При этих словах легкая дрожь пробежала по телу полковника. Теперь я все вспомнил. Это был тот самый офицер, который в Маранде бросил чашку со сливками в голову старого торговца.
   - Простите. А ваша собачонка жива? - спросил я.
   - Ее больше нет, - сказал он, взглянув на меня. - А вы откуда знаете, что собака была моя?
   Я рассказал ему сцену, свидетелем которой мне пришлось быть по дороге в Тавриз.
   - Этой собаки больше нет. Моя невеста не выносит собак, и я пристрелил ее, - сказал полковник и продолжал: - Простите меня, как уроженец Востока. Я больше не враг Востока, а друг его. Здесь нет ничего, чего бы я не любил, потому что любимая мной девушка - дочь этого Востока. На кого бы я не взглянул, передо мной встают ее глаза, ее лицо, вся она. Каждое услышанное мною слово напоминает мне ее слова, и мне кажется, что она чувствует то же самое, так как и она любит меня, - добавил он.
   - Вы долго страдали, пока не познакомились с Махру-ханум? - Да, наше знакомство имеет свою историю. Я один из близких знакомых сардара по службе. Мы познакомились с ним в доме господина консула. Я и мои товарищи по оружию с их женами часто бывали в гостях у сардара. Несколько раз я видел Махру издали и. чувствовал, что она хочет быть замеченной мною. Как-то раз мы были в гостях у одного из наших офицеров. "Вы теперь человек Востока, между прочим сказала мне жена его, - вас полюбила прелестная девушка Востока". Я был удивлен и спросил о девушке. "Это сестра Сардар-Рашида Махру-ханум", - сказала она. Это меня сильно взволновало, и я попросил ее нигде не говорить об этом, так как, если б это дошло до Сардар-Рашида, то могло отразиться на наших взаимоотношениях. Как-то раз на параде, среди женщин, толпившихся вокруг сада Шахзаде, я заметил высокую стройную девушку; она заметно выделялась среди остальных. После этого я часто встречал ее одну. Девушка словно изучила часы моего выхода из сада Шахзаде и каждый раз попадалась на моем пути. Отправляясь в консульство к генералу, я видел, как она, словно тень, скользит за мной. Сказать правду, ее поведение возбуждало во мне недоверие. "Это - Восток, - говорил я себе, - страна чудес, таинственная страна заклинаний, колдовства, заговоров. Кто она? Не подослана ли она какой-нибудь из конкурирующих с Россией держав? Не хотят ли при ее посредстве возбудить на этом фанатичном Востоке возмущение против русских, попирающих религию и посягающих на честь женщин? Мысли эти томили и терзали меня, а не думать о ней я не мог. Девушка все чаще и чаще попадалась мне на глаза. Я не мог никому открыться. При виде этой завернутой в черную шелковую чадру девушки я дрожал, как при виде черного призрака, и терял всякое самообладание. Завидя ее издали, я прибавлял шаг, хотел бежать от этого кошмара, но девушка также прибавляла шаг, не выпуская меня из виду, и я доходил до исступления. Такое положение длилось довольно долго. Как-то раз заседание в консульстве затянулось. Я был рад, думая, что так поздно я не встречу преследовавшего меня черного призрака. Я не находил выхода из создавшегося положения. Дошло до того, что у меня порой мелькала мысль о похищении девушки при помощи солдат и избавлении от нее раз и навсегда. Другого пути не было. Если не сегодня, то завтра это неминуемо должно было совершиться. Да... Я вышел из консульства. Был вечер. На улице ни души. Подойдя к саду Шахзаде и не заметив ее среди прохожих, я облегченно вздохнул, но, приблизившись к воротам сада, я снова увидел загадочную фигуру, ожидавшую меня. Я замер. Я не был в состоянии ни двинуться вперед, ни повернуть назад; мне надо было пройти мимо нее. Повернуть обратно я не мог, наступал час моего дежурства. Она проговорила мне что-то на непонятном языке. Я растерялся. В звуках ее голоса мне почудилось нечто таинственное, волшебное. Уже стемнело. С минарета раздались последние звуки азана; роскошные дворцы Востока, спрятавшись в объятьях уродливых кирпичных стен, собирались уснуть. Я был на одной из узких улиц. Черная фигура незнакомки сливалась с наступающей вечерней мглой. Поблизости не было фонарей. Лишь издали брезжил тусклый свет фонаря в саду Шахзаде, да еще в небе мерцали звезды, как будто смеясь над моей судьбой. А из-под черной чадры сверкала пара обольстительных глаз. Когда женщина, сказав несколько слов хотела подойти ко мне, я с безумным криком обнажил шашку. Руки, поддерживавшие покрывало, опустились в ужасе вдоль стана. Передо мной стояла изумительной красоты девушка, подобной которой я не встречал до тех пор. При взгляде на ее похожие на пару сабель брови я бессильно опустил свою шашку и не помню, как вложил ее в ножны. В одно мгновение промелькнули в моей памяти все, когда-либо виденные мною красавицы, и ни одна из них не могла соперничать с ней в красоте. Я чувствовал отвращение к ним и всепоглощающую, захлестывающую страсть к стоявшей передо мной таинственной девушке, Я видел настоящую живую восточную красавицу, воспетую в книгах, украшающую гаремы. Девушка сказала еще несколько слов и, не получив ответа, скрылась в объятиях ночного мрака. Долгое время после того я не встречал ее и тщетно бродил по улицам Тавриза в надежде еще раз увидеть девушку, которая раньше вселяла в меня какой-то животный страх. Теперь я сам искал ее, но не находил. Я начинал любить ее. Это чувство росло во мне день ото дня. Я вспоминал ее лицо, я не мог забыть ее знойных очей, ее взгляда, ее голоса. Прошло много времени. По случаю какого-то байрама мы были у Сардар-Рашида. На этом самом балконе мы сняли пальто. И вот, уходя, я нашел в кармане записку. Она была написана не по-русски, прочесть ее я не мог. Тогда я позвал поставщика армии, и вот что он прочитал мне: "Если восточные женщины скрываются от мужчин, то и мужчины Запада прячутся от женщин. В течение нескольких недель я искала вас, чтобы сообщить вам что-то, а вы хотели убить меня. Против любви вы выступили с кинжалом. Я люблю вас. Если вы захотите дать на мое признание положительный ответ, обратитесь к моему брату Сардар-Рашиду. Постарайтесь выучиться нашему языку. Я буду ждать вас у сада Шахзаде". Вечером я снова встретил девушку. Лицо ее было открыто, но она не смела поднять на меня глаза. То ли от страха, то ли от стыда, чело ее покрылось легкой испариной. Она вся дрожала. Мы заговорили друг с другом, но многих слов мы не поняли. Поняли одно: мы любим друг друга. Расставаясь со мной, она бесстрашно протянула мне руку. Я колебался, страх снова овладел мной. Тогда она приблизила руку к моим губам, и я поцеловал ее. После этого она сама поцеловала свою руку в том месте, куда прикоснулись мои губы. Мы встречались еще несколько раз, как-то она заходила ко мне на квартиру. И каждый раз она твердила одно и то же...
   - Что? - спросил я.
   - За все время знакомства я только раз поцеловал ее руку. После того, сколько бы раз мы ни встречались, она не разрешала прикасаться к ней. Я не смел держать даже ее руку. У нее было одно условие: "Любимый мною человек должен исповедовать мою веру, мои обычаи"...
   - А как вы сами смотрите на это? - спросил я.
   - Я долго думал над этим. Сперва я хотел было отступиться, но, видя ее вновь и вновь, я решил принять ее предложение. Я не могу бороться с собой. Я решил отречься от христианства, хотя это будет ударом для всей нашей фамилии. С моей карьерой также будет покончено. Ведь полковничьего чина я добился упорным трудом. Теперь меня должны были произвести в генералы. И все это я готов потерять. Любовь к Махру побеждает все. Я каждый день встречаюсь с девушкой и твержу ей о своем согласии на все ее условия. Свое сердце я открыл и Сардар-Рашиду. Он повторил условия своей сестры. Сегодня вопрос разрешается окончательно... Вы, человек Востока, должны сохранить в тайне этот роман полковника, пожертвовавшего всей своей карьерой ради девушки Востока. Я взял отпуск на две недели и думаю, что за этот срок сумею закончить все дела...
   В этот момент появились двое молл, и девушки быстро скрылись в другую комнату. Сардар познакомил нас с моллами.
   Сложив руки на груди, полковник склонился перед ними.
   - Который из этих господ желает перейти в лоно ислама? - обратился к Сардар-Рашиду старший молла.
   Сардар-Рашид указал на полковника. Тогда молла обратился к Смирнову:
   - Что служит причиной вступления господина в лоно ислама и принятия им веры и обычаев Магомета?
   Я перевел Смирнову вопрос моллы, и он начал рассказ о причинах, побудивших его принять ислам. Я по частям переводил моллам то, что говорил офицер.
   - Многие положения ислама нравятся мне, - начал Смирнов. - Долгие годы я изучал эту святую религию. Особенно нравились мне разрешение женского вопроса и структура семьи. Как-то раз, очень давно, я, читая книгу о религии ислама, в глубоком раздумье заснул над книгой и... увидел страшный сон. Двери дома распахнулись и вошел святой старец.
   - Аллауммэ сэлли эла Мухаммедин вэ али Мухаммед!* - произнесли моллы и, проведя рукой по лицу, совершили салават**.
   ______________ * Благословение аллаха на Магомета и на семью Магомета. ** Салават - жест, сопровождающий популярную среди мусульман молитву, славящую Магомета и его потомков.
   Их примеру последовал и Сардар-Рашид.
   - Старец подошел и провел рукой по моей груди, коснулся головы, продолжал Смирнов. - Проснувшись, я почувствовал необычайную легкость, словно освободился от чего-то гнетущего.
   После этих слов раздались новые звуки салаватов. Полковник продолжал:
   - Как раз в этот день его величество, государь император, должен был принять парад перед Зимним дворцом. В то время я еще не был в чине полковника. После смотра, по приказу его величества, я был произведен в полковники. Получение этого чина я связываю со своим сном. Я поверил в то, что ислам - наиболее истинная и самая светлая из всех религий, но прежние условия жизни препятствовали моему вступлению на путь истины. Теперь же жизнь, которую я веду на Востоке, и, особенно, желание создать семью приблизили меня к этому счастью.
   - Итак, вы хотите принять ислам? - снова спросил мола.
   - В сущности, я уже почти принял ислам, - ответил Смирнов.
   - Слава аллаху! Честь и хвала вам, - сказал молла и начал произносить слова заповеди. Полковник повторял их, записывая при этом в свой блокнот.
   Обряд был окончен. Полковника поздравили с принятием ислама. Я думал, что дело ограничится этим, но вопрос обстоял иначе - надо было дать полковнику новое мусульманское имя.
   - Как звать господина полковника? - спросил молла.
   - Александр Смирнов, - ответил Сардар-Рашид.
   Молла, слегка призадумавшись, достал четки и, перебирая их, стал гадать.
   - Искендер, сын Исмаила, - сказал он через минуту. - Да благословит аллах, аминь.
   С этим вопросом также было покончено. Теперь оставалось совершить обряд бракосочетания. Кебинная сумма* была определена в две тысячи рублей русскими ассигнациями. Молла позвал Махру. Она вошла закутанная в черную чадру и молча поклонилась моллам.
   ______________ * Кебинная сумма - сумма, включаемая в брачный договор и выплачиваемая женщине при разводе.
   - Согласны ли вы выйти за Искендера Исмаил-оглы? - спросил молла у девушки.
   Догадавшись, что таково новое имя ее жениха, девушка в знак согласия склонила голову и вышла.
   Были прочитаны соответствующие молитвы, написан и скреплен печатью кебинный акт.
   Полковник вручил каждому из молл по 25 рублей за труды.
   - Да, благословит всевышний это благое начинание Ага-Искендера! Да ниспошлет он ему счастье! - в один голос сказали при этом моллы. - Да сохранит аллах ему жизнь на радость любящего его родителя Ага-Исмаила! Да ниспошлет аллах ему в своих щедротах богатства Авраама! Да осчастливит всевышний наши очи ниспосланием потомства его супруге! Аминь!
   Моллы, низко кланяясь и пятясь, вышли из комнаты. После ухода посторонних мужчин, женщинам было разрешено вернуться в зал.