Ордубади Мамед. Тавриз туманный

   ЦАРСКИЙ КОНСУЛ ПОКИДАЕТ ТАВРИЗ
   Бежав из Мараги, Гаджи-Самед-хан прискакал в Тавриз. После такого позорного разгрома ему было стыдно показаться на глаза хозяину, и в консульстве он остановиться не решился. Поэтому он поехал прямо к своему старому другу Гаджи-Мехти-аге Кузакунани*. Не успел он пробыть там и нескольких часов, как консул узнав о его приезде, вызвал его к себе. Как следует отругав, он предложил ему немедленно выехать в Россию.
   ______________ * Кузакунани - мастер по обжигу кувшинов, был близок к Саттар-хану, но одновременно поддерживал хорошие отношения с консулом и Гаджи-Самед-ханом.
   Сам консул тоже собирался покинуть город. Его задерживало только то, что необходимо было надежно спрятать секретный архив. Вывезти его не было возможности, так как все дороги из Тавриза находились под контролем турок. Как только все документы были размещены у переводчиков консульства Мирза-Фатулла-хана и Мирза-Алекпер-хана, консул начал собираться в путь. Оставаться в городе он не хотел, несмотря на то, что там было около тысячи русских солдат. Уж слишком свежи были в памяти события 1911 года. Он боялся, что если к городу подойдут турки, население может откликнуться на их призыв и восстать.
   Ночью он вызвал к себе иранцев, которых считал своими друзьями. Был в том числе и я.
   - Я советую вам всем, вам и Нине-ханум тоже, - повернулся он ко мне, эвакуироваться. На Тавриз наступает не регулярная армия, а полчища грабителей и разбойников. Нет сомнения, что все сочувствующие нам пострадают. Они ограбят и убьют вас. Поэтому-то я и советую вам уехать.
   Выслушав его, я ответил:
   - Премного благодарен господину консулу за заботу о нас. Конечно, Нине надо уехать. Что же касается меня, я нахожу, что мне целесообразнее остаться. Надеюсь, мне удастся предотвратить много зла. Жалко невинных людей. Ведь вам известно, что не всем под силу эвакуироваться. Я хочу организовать своих друзей в отряд защиты, надо дать отпор этому сброду, а то они камня на камне не оставят. Боюсь, как бы Тавриз не разделил печальную участь Мараги.
   Консулу мои слова очень понравились.
   - Это вы очень хорошо придумали. Я прошу вас, защитите царских подданных и тех, кто находится под покровительством императорского правительства. Желаю вам успеха. Прощайте.
   * * *
   По дороге от консула, я думал, как уговорить Нину эвакуироваться. Я и сам считал, что это необходимо. Если турки войдут в Тавриз, они не пощадят ни одного русского. Но еще больше меня беспокоило другое: Сардар-Рашид, несомненно, снюхается с их руководителями и постарается с их помощью осуществить свой гнусный замысел.
   Но как сказать обо всем этом Нине? Я не сомневался, что она отвергнет мое предложение и ни за что не согласится уехать без меня.
   Дома меня ждали руководители самообороны: мы должны были обсудить некоторые вопросы. Я прочел им последнее письмо Тутунчи-оглы и рассказал, что консул собирается покинуть Тавриз,
   - Теперь не время сидеть сложа руки, - закончил я. - Надо действовать, готовиться к встрече врага, но так, чтобы никто не догадался о наших планах. Местные власти ничего не должны об этом знать.
   Оборона у нас была крепкая. Наши отряды были размещены во всех кварталах города, заняли все центральные улицы. Они были надежно укрыты, ни у кого не было оружия, оно было сложено где-нибудь поблизости. В нужный момент тысячи вооруженных людей могли неожиданно появиться на всех улицах.
   В половине третьего ночи участники совещания разошлись. Для охраны нашего дома остались Гасан-ага, Шабан-ага, Мусеиб и еще десять товарищей. Мы собирались ужинать. Нина и Тахмина-ханум накрывали на стол. Ни на минуту не переставал я думать о том, как предложить Нине эвакуироваться. Наконец, я решил сказать ей об этом при всех, тем более, что здесь были члены кружка, которым она руководила. При них она не стала бы плакать, а наедине это было неизбежно.
   - Не знаю, Нина, согласишься ли ты с тем, что советует консул?
   - Вот уже шесть лет я в Тавризе. Скажи сам, был ли хоть один случай, чтобы я не последовала его советам?
   - Но сейчас такое положение... Он предлагает тебе временно покинуть Тавриз. Я с ним тоже согласен.
   - Если бы можно было эвакуироваться вместе с тобой, я не возражала бы, но ты занят важным делом, и я хорошо знаю, что ты никуда не поедешь, пока не доведешь его до конца. А одна без тебя, я тоже с места не двинусь.
   - Но положение очень тяжелое, пойми Нина! Возьми Меджида и уезжай на время, чтобы я был спокоен за вас и мог заниматься своим делом.
   Она решительно ответила:
   - Тебе я мешать не буду. Если надо уехать, поедем вместе. Если это невозможно, прекратим разговор на эту тему.
   Я замолчал. Мне не хотелось расстраивать ее. Я и раньше знал, что она не согласится ехать без меня. Несмотря на угрожающее положение, я верил в наши силы. Ни Сардар-Рашид, ни вторгшиеся на нашу территорию полчища разбойников не осилят нас. Мы были готовы к отпору, большинство населения было на нашей стороне. Наша агитация дала свои плоды: народ понял, что турки вовсе не стремятся освобождать от русских угнетателей, а идут грабить. Их единственная цель - отвлечь внимание русских от сарыкамышского фронта.
   * * *
   Наши люди все время дежурили у русского консульства. Через каждые полчаса мы получали от них донесения. Около четырех часов нам сообщили: к консульству подкатил закрытый автомобиль. Из него вышел неизвестный человек и прошмыгнул в здание. Не было никакого сомнения, что это не кто иной, как Сардар-Рашид. Очевидно, уезжая, консул хотел дать инструкции этому авантюристу, выступавшему в роли правителя Азербайджана.
   Мы ждали подтверждения этого предположения от Махру-ханум. Она снова вернулась в дом Сардар-Рашида и весь день держала с нами связь через верных нам женщин. После десяти часов вечера они не могли проникнуть к ней. Мы договорились, что она будет звонить по телефону. И действительно, не прошло и получаса после сообщения дежурного, как раздался телефонный звонок. Это была Махру. Она сообщала, что за Сардар-Рашидом прислали машину из консульства. Сейчас он должен вернуться. Его ждут с минуты на минуту. Он должен отправить в Марагу двух гонцов с письмом к Гаджи-Мирза-аге Биллури. Гонцы одеты, как курды.
   Необходимо было заполучить это письмо. Мы немедленно отправили четырех всадников к Яныг-йолу и приказали им ожидать там гонцов. Еще одного конника мы послали к дому Сардар-Рашида. Он должен был, оставаясь незамеченным, следовать за гонцами до Яныга, а потом вместе с первыми четырьмя товарищами, задержать гонцов.
   Всех этих людей мы тоже одели в курдскую одежду. Под видом головорезов из отряда Гаджи-Мирза-аги Биллури они должны были ограбить гонцов.
   К шести часам утра они вернулись с письмом. Оно было очень похоже на то, копию которого несколько дней назад принесла Махру. Сардар-Рашид писал:
   "Насримин аллаху ве фахтун гариб*.
   ______________ * Да поможет бог, близка победа (арабск.).
   Уважаемый друг!
   Благодарю всевышнего, что осуществление нашей общей цели близко. Победа воинов ислама осветила наши сердца. Радости нашей нет предела. Надеюсь, в недалеком будущем мы отпразднуем нашу встречу. Город готов склонить голову перед священным стягом халифа вселенной. Передайте наши приветствия победоносной армии и ее героическим вождям, борющимся за нашу независимость. Мы усердно готовимся к встрече, хотим создать наилучшие условия для отдыха доблестных аскеров. Очень прошу вас сообщить, на сколько человек мы должны приготовить помещение, сколько комнат надо освободить и оборудовать для офицеров, сколько солдатских мундиров и сапог понадобится вам. Мы хотим предвидеть все, чтобы не краснеть перед армией, защищающей нашу свободу. Если у Вас или Кербалай-Гусейн-аги будут какие-либо поручения, прошу немедленно сообщить мне. Для Вашего покорного слуги было бы исключительным счастьем, если бы вы согласились остановиться под его кровом. Сообщите день вступления в Тавриз, чтобы мы подготовили народ к достойной встрече.
   Агаллунас* Сардар-Рашид".
   ______________ * Агаллунас - букв: нижайший в Иране. Это слово принято ставить в конце письма в знак особой вежливости.
   Снова Сардар-Рашид гнался сразу за двумя зайцами. Пресмыкаясь перед Гаджи-Мирза-агой Биллури он хотел обеспечить себе безопасность на случай, если турки займут Тавриз. Выведывая у него сведения для консула о количестве наступающих, он выслуживался перед русскими, чтобы они не сняли его с поста губернатора, если турки будут разбиты.
   От нашего дежурного в индо-европейской телеграфной конторе мы узнали, что только за последние два дня Сардар-Рашид послал в Тифлис восемь телеграмм. К сожалению, все они были шифрованные, поэтому мы не знали, о чем он сообщал наместнику.
   До занятия Мараги турками Сардар-Рашид относился ко мне терпимо. Может быть, он и лелеял давнишнюю свою мечту убить меня и завладеть Ниной, но не подавал виду и поддерживал со мной дружбу. Но теперь, а особенно после эвакуации консула в Тифлис, он почувствовал себя хозяином положения, стал открыто враждовать со мной. Видимо, он решил, что с помощью наступающего на Тавриз Хелми-бека сможет расправиться со мной.
   Пока консул был в Тавризе, Сардар-Рашид скрывал свои гнусные планы в отношении Нины, ведь она работала в консульстве. Теперь, когда консульство выехало, и он не боялся, что будет из-за нее иметь неприятности, он открыто заявил Махру:
   - Не очень-то задирай нос. Через пару дней в этом доме появится женщина, которая своей красотой затмит тебя.
   ВСТУПЛЕНИЕ ХЕЛИМ-БЕКА В ТАВРИЗ
   Русские солдаты ушли из города, войска Гаджи-Самед-хана были разбиты, и турки занимали город без боя. Мы тоже пока решили подождать. Толпы нищих, бездельников, женщин сомнительного поведения во главе с молами и городскими богатеями направлялись к кладбищу Кечил.
   Многих из них разбирало любопытство. На ходу они заучивали приветствия, готовясь выкрикивать при появлении авангарда Хелми-бека:
   - Да здравствуют спасители ислама!
   - Да здравствует Эркен-паша!
   - Да здравствует Биллури!
   - Да здравствует Кербалай-Гусейн Фишенкчи!
   - Привет освободителям!
   По приказу Сардар-Рашида вступающим на территорию города солдатам подносились сухие фрукты, сладости, хлеб, выпеченный из теста, замешанного на масле.
   В отряде, который вошел в Тавриз, не было и тысячи человек. Они были одеты кто во что горазд. Оружие было у всех разное. Тут можно было увидеть и винтовку, и ятаган. По походке было видно, что никто не проходил военного обучения. Позади везли пушки - трофеи после сражения с Гаджи-Самед-ханом. Собственная артиллерия отряда - несколько горных орудий и пулеметов - была навьючена на мулов.
   Очень скоро встречающие поняли, что ждать от этого сброда нечего. Моллы и ахунды были сильно расстроены. Богачи, мечтавшие об освобождении Тавриза из-под влияния русских, не могли скрыть своего разочарования.
   Приветственные крики слышались все реже. Даже бродяги не проявляли никакого энтузиазма.
   Я стоял у Адъютантских ворот, наблюдая за церемонией встречи "победителей". Какой-то человек рядом со мной, не умолкая, выкрикивал два слова: "Да здравствует!" К кому относилось его приветствие, было непонятно.
   - К кому ты обращаешься, почему не договариваешь? - не выдержал я.
   Он посмотрел на меня и хитро улыбнулся:
   - Пока сам не знаю. Посмотрим...
   Постепенно все стихло. Отряд был уже в городе. Немного спустя показался штаб, состоявший из командира отряда Хелми-бека и политического комиссара Фовзи-бека. Далеко позади на старом полуразвалившемся фаэтоне ехали Кербалай-Гусейн Фишенкчи и Гаджи-Мирза-ага Биллури. Я приказал нашему кучеру подъехать к ним. Мы обнялись, расцеловались, и я предложил им пересесть в мою коляску. В город мы вернулись вместе.
   Первый вопрос, который задал мне Гаджи-Мирза-ага был:
   - Царский консул удрал?!
   - Да.
   - И русские подданные последовали за ним?
   - Некоторые уехали, но немало осталось здесь.
   - А те, которые находились под покровительством царского консула?
   - Точных сведений у меня нет. По-моему, немногие из них уехали.
   - Жаль, жаль... Мы рассчитывали на другое.
   - На что же?
   - Мы думали, что после занятия нами Савудж-булага вы поднимете восстание, возьмете в плен русского консула, разоружите русские войска, находившиеся в Тавризе. Все это было вполне возможно, но вы не захотели последовать нашему совету.
   - В 1911 году, когда мы обсуждали вопрос о восстании Амир Хешемета, вы присутствовали на собрании?
   - Да, а что?
   - Тогда вы должны помнить, что я не был сторонником восстания и предлагал воздержаться, но мое предложение было поставлено на голосование и было отвергнуто большинством голосов. Правда, восстание было удачным, мы добились успеха, но в конечном счете потеряли больше, чем приобрели. Тогда, если помните, тавризские революционеры в течение нескольких дней оставались без руководителей. Они жестоко мстили русским. А в результате что получилось? С ними расправились еще более жестоко. Дорогой товарищ, не обижайтесь на меня. Но разве можно с теми силами, что есть у вас, противостоять огромной регулярной армии России? Разве ваша затея не таит в себе серьезную опасность? Не безумие ли с горсточкой проходимцев выступить против огромной державы?
   Мирза-ага Биллури погрузился в думы и через некоторое время ответил:
   - Наш народ настроен патриотически. Надо только дать ему толчок, объяснить нашу цель. Мы знаем, что отряд, который пришел с нами сюда, малочислен и слаб, на него рассчитывать нельзя. Все это верно. Но мы на него и не опираемся. Мы надеемся, что нас поддержат все, кто грудью готов защищать свою независимость. Весь Иран откликнется на наш призыв. Даю вам слово, не пройдет и десяти дней, как пятьдесят тысяч всадников будут в Тавризе. Мы ставим перед собой задачу освободить от русских не только Тавриз, но и весь Кавказ. Сам Эркен-паша говорил мне об этом. Я удивлен вашим равнодушием к столь важному вопросу. Если бы я не знал, сколько сил и энергии отдали вы борьбе за освобождение Ирана, я...
   Мы въезжали в город. Я должен был передать Биллури решение нашей организации, поэтому я прервал его:
   - Вы меня достаточно хорошо знаете. Всю свою сознательную жизнь я защищал Иран. То, что я сейчас скажу вам, в свое время я твердил Саттар-хану. Одним патриотизмом победить нельзя. Мы сможем добиться победы лишь тогда, когда за нами поднимутся и крестьяне, и городская беднота, и батраки. Что же касается той, горстки людей, которая пришла с вами, надо прямо сказать: завоевать с ними независимость Ирана невозможно, тем более, что страна, которая направила их сюда, в Азербайджан, сама не является самостоятельной. Правители ее исполняют чужую волю. Они проливают кровь своих сынов не в интересах своей страны, а в интересах немецких капиталистов. Я не могу согласиться с тем, чтобы наши друзья, бывшие наши товарищи по оружию были слепым орудием турецко-немецких авантюристов. Мы должны проливать кровь не за то, чтобы немцы сменили русских, а за раскрепощение иранских крестьян, иранской бедноты. Предпринимать же бесплодные шаги, участвовать в деле, которое заранее обречено на провал, по меньшей мере, безумие, политическая слепота. Хорошенько подумайте, против кого вы воюете, какие у вас силы? Прежде, чем опираться на народ, необходимо, чтобы он вам верил, шел за вами. Обратите внимание, кто вышел на дорогу встречать вас? Кто они? Бездельники, нищие, женщины сомнительного поведения, уличные мальчишки. Подумайте сами, можно ли на них опираться? Дорогой друг! Русские оставили Тавриз. Почему они это сделали? Потому ли, что сейчас у них мало сил, или потому, что боятся народных волнений у себя дома, - не знаю. Но я уверен, что пройдет немного времени и они вернутся. В этом нет никакого сомнения. Вы не сможете противостоять им. Зачем же подвергать народ излишним жертвам?
   Но сколько бы я ни говорил, какие бы доводы ни приводил, Биллури стоял на своем. Несколько раз за время нашей беседы он ссылался на Сардар-Рашида, убеждая меня, что сочувствие тавризского губернатора на их стороне. Наконец, он обратился ко мне с вопросом, требующим конкретного ответа.
   - Теперь скажите, будете вы помогать нашему делу?
   - Я буду помогать только тавризскому населению.
   - Что это значит? Как вас понимать?
   - А разве вы не хотите помочь населению Тавриза?
   - Конечно, мы за это. Если мы не хотели этого, тогда зачем же мы шли сюда?
   - Что ж, хорошо. Если вы действительно за независимость Ирана, если и в самом деле вы хотите помочь тавризцам, тогда позвольте мне дать вам маленький совет.
   - Какой?
   - Будьте бдительны, следите, чтобы аскеры, которых вы сюда привели, вели себя смирно. Ваша помощь народу будет заключаться в хорошем отношении к нему. Постарайтесь снискать его любовь. Но если ваши аскеры будут вести себя, как в Савудж-булаге, Мияндабе и Мараге, будут грабить, тогда мы будем вынуждены потребовать немедленного удаления их из Тавриза.
   Мое решительное заявление удивило Гаджи-Мирза-агу. Он окинул меня презрительным взглядом:
   - Вы предъявляете ультиматум войскам целого государства?
   - А вы забыли, что во времена Саттар-хана мы шли не против одного государства, а сразу против двух?
   - Не верю, чтобы сейчас у вас были силы для этого.
   - Ваше несчастье именно в том и заключается, что вы не знаете, какие силы таятся в народе. Вы оторваны от масс и дальше своего носа ничего не видите! Учтите, если приведенная вами свора бандитов посягнет на имущество и честь тавризцев, в течение одного дня мы сумеем поднять на ноги весь город и дадим решительный отпор мародерам. В мои организаторские способности, надеюсь, вы верите?
   - Верю, но думаю, что применить их вам не придется. Отряд, вступивший в Тавриз, дисциплинирован и хорошо знает свои обязанности. Никто не сможет ни в чем упрекнуть наших солдат.
   - Посмотрим. Если дело будет обстоять так, мы сохраним нейтралитет: не будем действовать ни на пользу, ни во вред вам. Но если мы убедимся в обратном, мы не ограничимся ролью сторонних наблюдателей, а немедленно выступим сомкнутыми рядами против грабителей.
   Гаджи-Мирза-ага глубоко вздохнул:
   - Вопрос ясен, комментарии излишни.
   ГРАБЕЖ НАЧАЛСЯ
   Первые несколько дней после вступления отряда Хелми-бека в городе было пустынно и тихо. Опасаясь грабежей и разбоя, люди прятались по домам за запертыми дверьми. Магазины, торговые конторы, меняльные лавки были закрыты, а товары и деньги надежно спрятаны. Торговали лишь хлебом и мясом.
   Население выжидало, как будут вести себя незваные гости. А они очень скоро показали себя во всей красе: на дорогах, ведущих в город, они выставили заслоны и силой отбирали лошадей у крестьян, которые везли продовольствие. Мешади-Кязим-ага тоже не хотел открывать свою контору, но я кое-как уговорил его. Я считал неудобным, да и неправильным бойкотировать отряд, вместе с которым пришли наши бывшие товарищи, пока нас к этому не вынудили. Мешади-Кязим-агу мне удалось успокоить тем, что вокруг конторы все время патрулировали человек сто в гражданской одежде. В первые два дня наши совещания происходили здесь, отсюда исходили приказы и распоряжения революционного комитета.
   Я великолепно понимал, что Гаджи-Мирза-ага Биллури постарается вызвать меня к Хелми-беку и арестовать. Несколько демократов уже было за решеткой. Настороженное и недружелюбное отношение населения к пришельцам Биллури связывал с позицией, которую мы занимали... Вместе с Кербалай-Гусейном Фишенкчи он постарается втолковать Хелми-беку и Ибрагим-Фовзи, что до тех пор, пока они не разгромят тайные организации и не арестуют их руководителей, проводить мобилизацию будет абсолютно невозможно.
   Было около одиннадцати часов утра, когда мы с Мешади-Кязим-агой собирались, как всегда, выпить чаю и отправиться в контору. Кто-то постучался в дверь. Через минуту слуга доложил, что пришли четыре аскера из отряда Хелми-бека. Я велел впустить их. Мешади-Кязим-ага пристально посмотрел на них и шепнул мне:
   - Трое, несомненно, аскеры, а четвертый Джамадар-оглы Раджаб, он когда-то был приказчиком в конторе Гаджи-Мирза-аги.
   Теперь я понял, по чьему приказу они явились.
   Они потребовали показать им лошадей. Я кивнул Гусейн-али-ами, и тот, трясясь от страха, повел их в конюшню. Не говоря ни слова, они вывели самых лучших наших лошадей, которых мы запрягали в фаэтон, и направились к. воротам. Кучер Мешади-Кязим-аги пытался было вырвать у них уздечки, но один из аскеров замахнулся на него хлыстом, намереваясь ударить. Тогда во двор выскочили дружинники, охранявшие наш дом, и отняли у грабителей-уздечки. Встретив решительный отпор, аскеры попытались было пустить в ход оружие, но я приказал разоружить их и выгнать со двора.
   Не было сомнения, что этим дело не кончится. Ни Хелми-бек, ни Гаджи-Мирза-ага Биллури не простят нам этого.
   Надо было готовиться к встрече более многочисленного отряда, которому, возможно, будет приказано разоружить и арестовать нас.
   Мешади-Кязим-ага не знал, что делать. Он страшно растерялся, у него тряслись руки, дрожали губы. Его волнение передалось Нине и другим женщинам. Невестки его Санубар и Тойфа-ханум, прижавшись к Нине, плакали. Я крикнул Мешади-Кязим-аге:
   - Возьми себя в руки, мужчина ты или нет?
   Он притих. Надо было подбодрить остальных.
   - Мы переживали дни куда тяжелее, - обратился я к Нине, - но никогда не теряли присутствия духа...
   Она не дала мне договорить, дрожащим голосом перебила:
   - Но никогда мы не допускали врага в город, а теперь он здесь и сделает с нами, что ему заблагорассудится.
   - Бояться нечего. Мы тоже не бессильны, сумеем постоять за себя.
   Мне хотелось загладить перед Мешади-Кязим-агой свою грубость, и я приказал подать ему кальян. Увидев, что он немного успокоился и закурил, я сел к столу и выпил стакан чаю. Нина продолжала волноваться.
   - Пусть забирают все, что хотят. Стоит ли из-за двух лошадей затевать драку. Прошу тебя, не лезь на рожон. Они уничтожат тебя в два счета.
   - Нина, дело не в двух лошадях. Лошади нужны были им лишь как повод для конфликта. У них все заранее обдумано.
   Стук в дверь прервал наш разговор. Я решил не затевать ссору во дворе и не заставлять домашних еще больше нервничать, поэтому сам пошел открыть дверь. Если это солдаты, решил я, лучше поговорить с ними на улице.
   Стучал турецкий офицер, которого сопровождали пять вооруженных аскеров. С ними были двое из тех, которых мы только что разоружили.
   Как только я открыл дверь, они указывая на меня, обратились к офицеру:
   - Вот он, он самый!
   Тот окинул меня презрительным взглядом с ног до головы и закричал:
   - Ты что, карата* несчастный, забыл с кем дело имеешь? Хотел доказать, что ты аджам**, что ли? Это ты осмелился разоружить мохамедчиков***?
   ______________ * Карата - незаконнорожденный. ** Аджам - бестолковый, так турки называют иранцев. *** Мохамедчиками называли солдат турецкой армии.
   Он ожидал, что я испугаюсь и начну униженно молить о прощении, но я спокойно и сдержанно ответил ему:
   - Карата - твое имя. Что касается разоружения мохаммедчиков, то я их не видел. Сюда явились четыре мародера, которых мы разоружили. И поделом им. Нечего грабить средь бела дня.
   Офицер оторопел. Он увидел, что не на простока напал, что я могу постоять за себя, но не желая сдаваться, продолжал кричать:
   - Мало того, что ты скрываешь у себя неправоверную русскую женщину, работавшую в консульстве, ты еще осмелился поднять руку на аскера армии халифа?
   Мое спокойствие раздражало его. Повернувшись к сопровождавшим его солдатам, он приказал:
   - Возьмите его! Ну-ка, живо! А русскую девчонку тащите к Эркен-паше!
   Двое аскеров бросились ко мне, а трое вошли в дом, чтобы вывести Нину, но в мгновение ока наши люди окружили и разоружили их. Саблю и револьвер офицера, предварительно вынув патроны, я вернул ему и сказал:
   - Уходи, и больше не допускай такой мерзости. Вы объявили, что идете спасать честь и независимость нашу. Советую вам сдержать это обещание. Передай мои слова Эркен-паше и тем, кто послал тебя сюда.
   Офицер ничего не ответил, выпрямился, пристукнул каблуками, повернулся, как в строю, и ушел.
   Во дворе и на улице около нашего дома было много дружинников, которые в случае необходимости могли отразить натиск врага. Кроме того, я знал, что Мирза-Ага Биллури больше не рискнет трогать нас, поэтому я приказал своему кучеру:
   - Запрягай лошадей, нечего сидеть, надо ехать в контору.
   - А как дома? - встревожился Мешади-Кязим-ага. - Вдруг они подтянут сюда большой отряд и ворвутся в дом? Кто спасет семьи наши?
   - Не беспокойся. Мы все предусмотрели. Наши храбрецы незаметно для турок окружили все дома, где они поселились, их казармы и войска. Если какая-нибудь их группа свыше десяти человек выйдет в город, ее сейчас же разоружат. Мы могли бы сегодня же выгнать их из города, но пока нет необходимости опережать события.
   Мешади-Кязим-ага заметно приободрился, он даже приосанился и заулыбался. Мы отправились в контору.
   После происшествия в нашем доме, все соседи разбежались и заперлись в своих домах, на улицах никого не было видно.
   За весь день к нам в контору зашел только Гулу-заде. Он сообщил, что Сардар-Рашид поехал в штаб Хелми-бека. Туда же вслед за ним прикатили на фаэтоне Мирза-ага Биллури и Кербалай-Гусейн Фишенкчи. Гулу-заде рассказывал также, что солдаты, стоящие на карауле у дома Сардар-Рашида, беседовали о событиях в нашем дворе.